Павлов, Михаил Григорьевич, доктор медицины и ординарный профессор физики, минералогии и сельского хозяйства в Московском университете.

Родился в 1793, умер 3 апреля 1840 в Москве.

Происходя из духовного звания Воронежской епархии, среднее образование получил в местной семинарии, где прошел также курс философских и богословских наук в объёме семинарского преподавания. По выходе оттуда поступил 30 августа 1813 г. в студенты Харьковского университета, где пробыл, впрочем, только один год, а затем перешел в Московское отделение Медико-Хирургической Академии. Не находя медицинский курс наук достаточно полным, особенно в его основной общей части, посвященной изучению. необходимых для медицины естественных наук, Павлов оставался в Академии только до того времени, когда, по плану преподавания, оканчивалось изучение последних и предстоял переход к исключительным занятиям по медицинским наукам. Для пополнения сознаваемых им тогда пробелов в официальном преподавании — собственным трудом, а также для продолжения занятий естественными науками, к которым он чувствовал все возрастающую склонность, в его распоряжении оставалось одно средство переход в Московский университет, где, одновременно с прохождением курса медицинских наук, на Медицинском отделении можно было проходить курс Математического отделения с входящими тогда в его состав естественными науками. Воспользовавшись этим средством и потому вторично переменив (в 1815 г.) высшее учебное заведение, Павлов в следующем 1816 г. окончил курс по обоим отделениям, получив притом за представленные им сочинения медали: золотую от Математического отделения и серебряную—от Медицинского. Оставленный при университете, он был прикомандирован к Кабинету натуральной истории.

В 1818 г. он заслужил степень доктора медицины за представленную им для приобретения этого звания диссертацию — "Diss. inaug. physiologico-obetetrica de nutritiooe foetus bominis» (Mosq. 1818, in-S°). После того он был послан на два года заграницу для специального изучения естественной истории и сельского домоводства. Этой командировкой Павлов был обязан главным образом основателю Московского Общества сельского хозяйства, Московскому Генерал-Губернатору кн. Д. В. Голицыну, остававшемуся его покровителем и впоследствии. Заграницей он изучал сельское хозяйство у знаменитого в то время Теэра, преданным почитателем которого он остался затем на всю жизнь. Кроме своих специальных предметов, Павлов занимался, как показывают его лекции, натур-философскою системою Шеллинга, которая нашла в нём усердного последователя, старавшегося распространять её учения всеми находившимися в его распоряжении способами.

В 1820 г. он возвратился-в Москву и вскоре (26 декабря того же года) был избран университетом на должность экстраординарного профессора по кафедре минералогии и сельского домоводства. По утверждении в этой должности начальством, он открыл в 1821 г. преподавание порученных ему наук вступительною речью: "О главных системах сельского хозяйства с приноравлением к России (напеч. в 1821 г.).

Помимо наук своей кафедры, Павлов читал в разное время в университете: физику (в 1827 — 28, 1828 — 29, 1833—34, 1834—35, 1835-36 академических годах), технологию и лесоводство. Но главным любимым предметом его деятельности все-таки оставалось всегда сельское хозяйство. Не ограничиваясь чтением лекций по этому предмету студентам, он со свойственною ему настойчивостью стремился распространить сельскохозяйственную науку — в почти или совершенно равнодушном к ней обществе. Средствами распространения служили для него публичное слово и печать. Он читал в течение нескольких лет в Московском университете публичные курсы сельского хозяйства, охотно помещавшиеся любителями из публики и даже некоторыми лицами высшего круга. На университетском акте 1823 г. он произнёс речь "О побудительных причинах совершенствовать сельское хозяйство в России преимущественно пред другими ветвями народной промышленности и о мерах, существенно к тому относящихся». Кроме этой речи, напечатанной по обыкновению при отчете Университета, появились в печати, именно в "Московских Ведомостях», еще и некоторые из публичных лекций Павлова. Не считая достаточным для осуществления намеченных целей такое случайное появление своих сельскохозяйственных статей в печати, он два раза делал продолжавшиеся по несколько лет попытки издания сельскохозяйственного журнала. Один из этих журналов, под названием "Русский Земледелец», выходил самостоятельно; другой, озаглавленный "Записки для сельских хозяев, заводчиков и фабрикантов», появлялся в виде приложения к издававшемуся Павловым литературному журналу "Атеней» (последний выходил в 1828—30 гг., 24-мя книжками в год).

Оба издания содержали в себе много статей, принадлежавших перу издателя.

Популяризируя указанными путями сельскохозяйственную науку в обществе, Павлов не забывал и нужды её специального изучения. Ему он посвятил два своих труда: неоконченный "Курс сельского хозяйства», вышедший в свет в 2 томах, и напечатанную в 1825 г. в таком же числе томов "Земледельческую Химию, с предварительным изложением к ней и ко всей науке сельского хозяйства приготовительных сведений из естественных наук, с показанием разных способов землеудобрения и с начертанием правил пахания».

Покровительство кн. Д. В. Голицына, как основателя и влиятельного члена Московского Общества сельского хозяйства, открыло для Павлова возможность перенести свою пропаганду сельскохозяйственной науки с теоретической почвы в область практических приложений научных теорий. Средства для этого он получил, приняв порученную ему Обществом по предложению князя должность директора состоявших при Обществе Земледельческой школы и Учебного опытного хутора. В этом последнем учреждены Павлов обращал особенное внимание на лучшую обработку земли усовершенствованными орудиями: расширил травосеяние и разведение корнеплодных растений; ввел различные севообороты; установил строгую отчетность в хозяйстве. Но, что всего важнее, — открытием свободного доступа на хутор, как своим слушателям, так и вообще всем желавшим познакомиться с ведением на нем сельскохозяйственного дела, — он способствовал распространению между хозяевами-практиками употребляемых на хуторе усовершенствованных приемов и орудий.

Убедившись при этом на деле в важности ознакомления с основанной на научных данных практикой сельского хозяйства также и низших его деятелей, т.-е. рабочих и прикащиков, Павлов после оставления, незадолго до своей смерти, должности директора упомянутых учреждений, открыл собственное Земледельческое училище, назначенное для обучения крепостных крестьянских мальчиков современному сельскому хозяйству в применении к русскому быту и местным потребностям. Ему же было поручено заведывание и устройство предположенного Правительством к открытию при Московском университете Агрономического института.

По мысли законодателя, это учреждение, рассчитанное на 14 студентов 2-го отделения Философского факультета, должно было приготовлять преподавателей сельского хозяйства для разных учебных заведений России. Кроме того имелось в виду отличнейших из кончивших курс отправлять для дальнейшего усовершенствования в агрономии заграницу, чтобы образовать этим путем ученых агрономов, способных взять на себя руководство сельским хозяйством всей страны.

Павлову представлялась, таким образом, широкая и ответственная деятельность. Но приступить к ней ему не удалось: он умер скоропостижно в течение одного часа от приступа крови к верхней части груди.

Оценка сельскохозяйственной деятельности Павлова со стороны, близко стоявших к ней современников, выразилась в следующих словах его покровителя кн. Д. В. Голицына, сказанных в заседании Московского Общества сельского хозяйства при представлении портрета Павлова для помещения в зале заседаний: "в лице основателя теории земледелия в России, в лице покойного Павлова, мы понесли для науки великую потерю. Оставляя портрет его в залах заседания, мы отдадим торжественную дань признательности памяти покойного профессора, так много трудившегося для нашего Общества, для науки, для Отечества».

От названного учреждения он имел две медали: серебряную за отличные успехи воспитанников Земледельческой школы (1828) и золотую за заслуги по сельскому хозяйству (1838).

Не такие, к сожалению, получаются выводы, если от оценки деятельности Павлова по распространению в России сельскохозяйственной науки и её практических приложений обратиться к рассмотрению научного значения его трудов. Сколько-нибудь ценных, ведущих к дальнейшему развитию предмета, приобретений не получила от него наука сельского хозяйства. За отсутствием же оригинальных работ и исследований его по минералогии и физики, биографу остается только бросить взгляд на организацию и характер их преподавания Павлова в университете.

Минералогия, принадлежащая к одной кафедре с сельским хозяйством и проходимая по официальным планам в одном с ним объёме, приносилась Павловым в жертву его специальному предмету. Отнимая в пользу преподавания последнего значительную часть времени от минералогии, он поневоле должен был ограничиваться одним общим взглядом на науку или беглыми очерками. Такое положение дела имело, впрочем, и свою выгодную сторону, так как, удерживая профессора на почве главных фактов, оно не давало ему большого простора для искажающего науку перекраивания в искусственные и произвольные формы натур-философской системы.

Гораздо менее посчастливилось в этом отношении физике.

Находящееся вне всякой связи с преподаванием сельского хозяйства и притом располагающее относительно весьма значительным запасом времени, преподавание этой науки открывало Павлову полный простор для переработки предмета в духе самого крайнего увлечения натур-философской системой Шеллинга. Свою, выкроенную по учению этого философа, систему физики Павлов изложил в сочинении, предназначенном как для университетских слушателей автора, так и для образованной публики вообще, и озаглавленном "Основания физики» (2 тома на 8°: 1-й вышел двумя изданиями в 1825 и 1836 гг., 2-й—в одном, в 1836). Принимая в физике два способа исследования её предмета: "опытность» и "умозрение», Павлов дает последнему следующее определение: "сим именем означается тот способ исследования, по которому в основание принимают начала, развитые в уме собственными ею средствами, независимо от опытности, и от сих начал, по законам мышления, поступают чрез ряд последствий к заключениям. Для поверки заключений обыкновенно обращаются к опытности и, если находят в ней подтверждение, причисляют их к сведениям, имеющим все достоинство истины». Так как такой контроль опыта возможешь только в тех случаях, когда умозрение приводит к заключениям о природе и свойствах естественных явлений, то он становится совершенно фиктивным в таких вопросах философии науки, как определение предмета и содержание последней. Пользуясь с одной стороны этим выгодным для построения quasi научных фантастических систем положением, а с другой — метафизическими теориями науки или "правилами наукословия», Павлов преобразовывает физику до неузнаваемости, до полного разрыва с её прошлым и настоящими. "Физика», учить он, "есть наука

о силах природы». Сила же есть "всякая причина явлений, будет ли она невещественная, например тяжесть, или вещественная, например воздух, или это будет процесс, например планетный». Как вследствие этого определения, так и для выполнения "правил наукословия» о строгом разграничении областей наук, Павлов исключает из физики: учение о движении вместе со всем находящимся с ним в связи, т.-е. с акустикою и "основными началами» музыки; часть оптики, "касающуюся до видения предметов», T.-е., главным образом учение об оптических приборах и зрении; учение о газах и, наконец, "сведения метеорологии», впрочем, с допущением исключения в пользу "воздушного электричества» и давления атмосферы. По устранении всех этих, будто бы посторонних физике, элементов, содержание её составляют у него:

1) предмет первой части науки или Общей физики — общие или мировые силы:

а)свет, как сила средобежная;

b) тяжесть, как сила средостремительная;

с) вещество, как сила составная из двух первых;

2) предмет второй части или Физики частной — силы частные или планетные:

а) невещественные—электричество, магнетизм, гальванизм;

b) вещественный — воздух, земля, вода;

с) процесс планетный или "взаимное действие стихий земных»;

3) предмет третьей части или физики органической — силы органические:

а) растительный процесс,

е) животный процесс,

с) мировой процесс.

Вот в кратких чертах система физики Павлова.

В своем сочинении он изложил только её первый две части.

Что же касается третьей, то была ли она написана — нам неизвестно; в свет, во всяком случае, она не появилась.

Результаты, к которым привело представляемое системой Павлова обращение с данными науки, имеющей за собою 2000-летнее существование, предвидеть не трудно. В науке — ими были выводы в роде следующих: "Вещество есть свет, сгущенный и потемненный тяжестью при взаимном их ограничении; самый же свет есть сила расширительная, а тяжесть—сила сжимательная». "Свет есть проявление силы расширительной, еще неограниченной: электричество есть тот же свет, не стесненный в пределах сильнейшего ограничения; оттуда действия его так порывисты, бурны, а именно—от усилия расторгнуть узы, столь противные его натуре». "Электричество и магнетизм противуположны, как свет и тяжесть, как сила расширительная и сжимательная, как окружность и центр». "Гальванизм — это постоянное горение, непрерывный химизм, видоизменение огня с явными осязательными признаками своего первообраза».

В преподавании — бесплодность Павлова, для науки в отношении её прямой задачи, хотя и умеряемая несколько логичностью системы, цельностью и стройностью её построения. По отзыву одного из талантливейших слушателей Павлова (Герцена), вполне признававшего значение его лекций для подъёма философской мысли в среде студенчества и даже ставившего это в особенную заслугу, — научиться по ним физике (также и сельскому хозяйству) было невозможно. В том же духе высказывается и историк Московского университета, Шевырев. "Увлекателен», говорить он, "был Павлов, по возвращении из-за границы озаривший новым блеском область естествоведения. Он вносил в нее умозрения философии Шеллинговой, может быть не всегда уместной в науке природы, требующей исследования самого определенного, точного, и не признающей над собой никакой иной философии, кроме математики. Но логические стремления профессора действовали сильно на умы юношества и приносили пользу в систематическом построении наук». За Павловым, следовательно, должна быть признана весьма заметная доля участия в том оживлении интереса к философии, которое наблюдалось в молодых кружках образованного Московского общества 30-х и 40-х годов.

"Основания физики», как и следовало ожидать, вызвали со стороны людей науки довольно неблагосклонные отзывы. Как на таковые можно указать на рецензию, появившуюся в 1825 г. в "Dorpater Jahrb?cher», и на рецензию одного Ярославского ученого, напечатанную в 1837 г. в "Моск. Наблюдателе». Крайне раздраженный ими, Павлов отвечал на первую — антикритикой, помещенной в 1825 г. в "Телескопе», на вторую — статьей "О неуместности математики в физике», напечатанной в 1837 г. в "Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду».

Совершенно иначе отнеслись к "Основаниям физики» представители Московской университетской науки. Математики вполне воздержались от выражения своего мнения; натуралисты осыпали книгу похвалами. Профессор Двигубский, соединив в одной критической заметке, напечатанной в "Ученых Записках Московского университета» (1833, август, № II, стр. 317—319), такие две несходный книги, как "Руководство к опытной физике» Д. Перевощикова и I-й том "Оснований физики» Павлова, дает о них следующий отзыв: "Два сочинения — лучшие из всех известных сочинений по части физики, русских и иностранных. Оба вполне объемлют науку в нынешнем её состоянии, но только то и другое написано по особому плану и с особой точки зрения на предмет.

Обучающиеся физике теперь имеют в сих двух книгах верное руководство: им не нужно прибегать к иностранным сочинениям, и слишком дорогим, и затрудняющим иных по языку. Кроме приобретения для науки, в той и другой книге получаем новое приобретение для Отечественного языка, потому что обе написаны правильными чистым и изящным слогом». Профессор Рулье, в своем некрологе Павлова, находил в сочинениях последнего и в частности в "Основаниях физики» — "новый и обширный взгляд на многие предметы и светлые о них понятия», вместе с "резкой печатью самобытности»; считал немыслимым, чтобы при характеризующей Павлова "самостоятельности в мнениях и поступках» он мог "пристать к поклонникам какой-либо иностранной знаменитости»; наконец уверял, что в своих ответах рецензентам "Оснований физики» Павлов "громил» или "разил немилосердно своих противников». На самом же деле, в тех случаях, когда ему приходилось говорить без раздражения (см. предисловие к части II), он, очевидно, чувствовал, хотя может быть и бессознательно, слабость своих натур-философских построений; старался представить причиной спора "оскорбленное самолюбие некоторых ученых»; шел на уступки, умышленно или нет, маскируя неполнотой изложения их принципиальную невозможность; наконец, требуя от противников доказательства, "что начала физики механической вернее начал динамической», передавал решение спора времени. И время сделало свое дело: забвение стало уделом не только динамической физики Павлова, но и самой, породившей ее, натур-философии Шеллинга.