Отечественная война глазами участника ...

Эпизод боев за Можайск на Бородинском поле в октябре 1941 года

Вспомогательный фонд Бородинского Музея.

(оцифровано в декабре 2004 года, стенограмма записана 2?4 января 2005 года)

Скачать файл: Shevchenko-P.M.-133-ap-32d-NVF_6.mp3 [25.82 Mb] (cкачиваний: 15)

Стенограмма:

Ночью, иногда не спишь и все это….

И вот уже прошло 40 лет, и бои на бородинском поле, они мне вспоминаются каждый день.

Ночью, иногда не спишь, и все это представляешь, как оно это было. Несмотря на то, что я прошел до последнего дня на фронте, от рядового наводчика орудия до командира батареи. И я после Бородинского боя немало воевал, бил танки, доты, дзоты, но такого!!! Этих первых дней на Бородинском поле у меня не было и в жизни я не встречал такой обстановки до самой Праги.

Мы прибыли в составе 32 дивизии на защиту московских рубежей в октябре месяце. Выгрузились, где-то, в районе Можайска сосредоточились…. В районе сосредоточения к нам в полк прибыл маршал Ворошилов. И вот, возле моего расчета, где мы варили обед, а обед варили по расчетам, замаскированные кустами. Недалеко от моего расчета, смотрим, остановилась машина легковая и выходит с машины Маршал. И направился к нашему расчету. Командный состав был направлен на уяснение обстановки и я замещал командира орудия. Я дал команду “смирно”, но здесь у меня получился конфуз. Команду “смирно” я подал, но больше вымолвить я слова не мог. Маршал Ворошилов улыбнулся и сказал: ”Садитесь. Вольно” и спросил, откуда мы прибыли. Мы ответили, что дальневосточники. Он взял ложку, помешал у одного кашу гречневую - концентрат и говорит,-”Хороша каша”.Дальше он сказал, что ” …обстановка очень сложная, вы видите, что делается на данном участке фронта и сейчас надежда- на вас, дальневосточников. Вы должны отстоять Москву и не пропустить врага через священное Бородинское поле...”. Затем он удалился в другие расчеты. Мы пообедали и на второй день прибыли на огневые позиции. Я должен сказать, что мы трепетно ступали по этой священной земле, она как-то поднимала наше настроение. И при том, оно такое красивое, это Бородинское поле. Мы знаем, как там сражались наше предки в 1812 году и, как-то жалко было копать эту землю, под окопы орудийные и щели. На Бородинском поле очень много памятников. Наша батарея - вторая батарея 1-го дивизиона 33 артиллерийского полка расположилась недалеко от памятника Раевскому, это бывший артиллерист времен 1812 года. Он командовал артиллерией.

Когда оборудовали мы огневые позиции, уже день прошел. Огневые позиции оборудовали в полный профиль. Вырыли щели каждый для себя. Затем у нас по - взводно, по- батарейно произошли митинги. На них мы дали клятву- ни шагу не отступить с этой священной земли. Ни шагу назад, потому что это, сзади нас - Москва. Мы должны или умереть или победить. И, впоследствии, так оно, дорогие товарищи и получилось. Мои товарищи, в основном это забайкальцы,- народ крепкий. Притом у нас личный состав был кадровый, такие забайкальцы, что у нас один человек мог повернуть станину орудия в любую сторону. И еше у нас личный состав был с города Стерлитамака. Такие, как Щетин, бывший старшина. Он погиб. Майоров Игнатий, Хворостухин, он также погиб. И 13 числа мы приготовились, выложили весь боекомплект к орудийному расчету. Нас обошел командир полка майор Ефремов и начальник штаба капитан Сарыгин Павел Петрович. Еще раз нас проверил. Майор Ефремов подходил к каждому и говорил, что враг силен и мы не должны отступить ни на шаг. Что мы и сделали.

И вот на 2-й день, не помню, кажется, это было 14 октября 1941 года, утром тишина, слышим, где-то далеко стрекочут пулеметы, бьют пушки. Часов до 10 утра было тихо. А потом началось. На нас двинулась пехота. На 2-ю Батарею 133 легкого артиллерийского полка. Я не могу вам сказать, сколько там их было, не то 300, не то 500. Ну просто зеленая лавина, поддерживают 2 бронетранспортера. Ну что, это был наш первый бой, мой в частности. Самое настоящее боевое крещение. Вот. Командир взвода-мл. лейтенант Правилов Андрей Иванович подает команду приготовиться. Я вижу, что эта пехота продвигается к нам, остается метров 300 и кричу командиру взвода: ”Можно стрелять?”,

А он, - “Нет, подожди Павлуша”. Меня, кстати, еще в мирное время, там на Дальнем Востоке, почему-то все звали Павлушей. Хотя я - Павел, но меня звали Павлушей. ”Нет, Павлуша, не торопись, соберись, не волнуйся”.

А этот бронетранспортер вырвался впереди пехоты и идет прямо на мое орудие. Когда до него оставалось метров 100, может 150, мл. лейтенант Провилов скомандовал:”Огонь.” А я все волновался, как бы не промазать в него, а бронетранспортер-то ведь строчит. Потом в моем расчете уже двое раненых. А тут, как говорится, до первого выстрела в руках мандраже. Но все обошлось благополучно. После моего выстрела, бронетранспортер развернуло, и, он взорвался. Вот тут у меня получилось нервное облегчение. У меня всю нервную напряженность сняло и уже вижу, что я не напрасно волновался. Затем огонь переношу по пехоте: осколочным, беглым, притом, что до нее оставалось метров 100. Ведь вы учтите, что я не один вел огонь - и нашей батареей и 2-го дивизиона. Но почему-то, и не знаю и сейчас (я тогда был рядовой и, не входило в мою компетенцию),- впереди нас не было нашей пехоты. Почему? Я не знаю это до сих пор. И вот таким образом в первый день мы отбили 6 атак. Командовал батареей Петр Гончаров из Ленинграда. Провилов- погиб.

15 или 16 октября атака за атакой немецкой пехоты и мы отбивали снарядами. Когда они заканчивались, то брали свое личное оружие и как настоящие пехотинцы вели бой. Эти последующие дни были тяжелее, чем первый бой. Просто наседали немецкие автоматчики на нашу батарею. Волна за волной. Впереди наших орудий,- сотни немцев. Но и мои товарищи геройски погибали. Никакой паники, никакой суматохи. В традициях славных защитников Хасана.

До 15 октября 41года немцы танков не применяли, но 15, утром, в нашу батарею вошло 10 или 15 танков в сопровождении пехоты, автоматчиков. И здесь повторилось у меня, как в первый день боя. Но нервы были крепкие. Я торопился открывать огонь, но Провилов говорил: ”Павлуша не торопись”. И вот когда головной танк на бешеной скорости направился на мое орудие,- я не выдержал и дернул за шнур. Попал в гусеницу. Танк развернулся, но я не понял, что попал и думал, что он сам развернулся. Слышу: ”Огонь!”, и, вторым снарядом попадаю в башню. Танк загорелся. Мой товарищ и мой дружок Федя Чихман, он в тот день подбил 4 танка.3 подбил, а ему правую руку оторвало, правую. При потере сознания все ж таки успел зарядить и последний сделал выстрел и подбил 4 танка. Я в тот же день подбил тоже 4 немецких танка. Больше в этот день немцы не применяли танки против нас, очевидно, поняли, что люди здесь стоят насмерть. И к концу дня двинули опять пехоту. У нас оставалось уже мало снарядов на огневой позиции. У меня было только 2-3 снаряда. И к вечеру пошли эсесовцы в полный рост, психически. Когда оставалось 70 м., Провилов скомандовал: ”Шрапнель”. То я вспомнил, что у меня в зарядном ящик, еще с Дальнего Востока оставалось 2 снаряда. Когда мой товарищ, Хвостухин, этот ящик и я зарядил, а нас уже двое осталось. Выстрелил. Да, хороша шрапнель. Немцы сразу же залегли. Осталось на поле человек 20, так как они строем.

И самый ожесточенный бой был 16 октября 1941 года. Немцы танки уже не пускали, а все время атаковали пехотой. И 16 или 17 октября, дело дошло до рукопашной. А у нас нет снарядов, а немцы все двигают и двигают. И вот здесь мобилизовали всех. И ездовые, и пришлось вступить в рукопашную. Немцы двинули так, что мы не поняли, как они вошли на нашу огневую позицию. И кто чем мог. Я, например, схватил саперную лопатку. Потом лопату выбили, я - ломом, киркой. Здесь к концу дня лежит немец, рядом наш боевой товарищ. Провилов Андрей Иванович как былинный богатырь, когда у него уже личного оружия патронов не осталось, схватил карабин. В нем тоже патронов нет, тогда он штыком колол фашистов. Выбили у него карабин, он схватил банник. А банник этот прочищает, смазывает орудие, ствол орудия. И здесь он, в этом бою, проявил себя, как былинный богатырь. А вечером он погиб, его подкараулил снайпер.

Таким образом, на этой огневой позиции, на этом бородинском поле, в течение 6 дней отражали яростные атаки фашистских захватчиков, не отступили. Многие, многие из нас погибли здесь. Я, как уже говорил, командир батареи старший лейтенант Гончаров, был тяжело ранен, командир взвода погиб. Раненых мы в темное время суток относили в музей “Бородино”. Он, кстати, был справа впереди. Там был организован медсанпункт, медсанбат 32 дивизии.

Убитых, погибших, мы хоронили здесь же, на огневой позиции. Мы выполнили клятву,- не отступили с бородинского поля. Но здесь нас уже ждал сюрприз. Не помню, или на 6-й, или на 7-й день утром ждем следующих атак. Нас осталось очень мало, мы все побитые и измученные. Ждем следующих атак. Атак нет. Утром нет. Уже совсем светло, тишина. И такое впечатление, как, вроде, войны нет, и не было ее. Мы недоразумеваем, что ж это будет? Потом получаем сообщение, что мы окружены. Дивизия, стрелковые полки и 154-й гаубичный полк вышли, а наш полк оставлен для прикрытия выхода из окружения дивизии. До вечера мы стояли на огневой позиции.

Мы, по распоряжению командира полка майора Ефремова, собрались все в лесу. Не помню, километров 5 или 6 от огневой позиции. И ночью, командир полка отправился в разведку сам. Нам, когда он вернулся с разведки, распорядился выдать все новое обмундирование, сапоги оставшимся в живых. Доп. паек, НЗ - покушать хорошо. Мы одели все чистое и командир полка майор Ефремов, так и сказал, что я установил два выхода из окружения. Один выход есть,- можно выйти без боя. Другой выход будет наиболее ощутимый для врага, но с боем. И распорядился еще раз одеть нам всем чистое белье. По старому русскому обычаю - если умирать, сто во всем чистом. Таким образом, мы покушали, подкрепились. Ночью, оставив лошадей в лесу, - привязали их, и орудия на руках катили на расстояние 3 км лесом. Представьте себе, это октябрь месяц, дождь. Лесом катим себе. Орудия берем, как говорится по 10-15 человек, и покатили. Причем была строжайшая маскировка, - никакого курения, никакого разговора, никакого шума.

К утру, мы выкатили и установили орудия на опушке леса. При том, впереди нас - сплошная колонна танков, бронемашин, бензовозов, расположилась немецкая колонна. Это шоссе, которое идет на Старую Рузу. Шоссе, правда, не такое широкое как Минск-Москва, но достаточно широкое. Эта колонна танков, бронемашин стояла в 2-3 ряда. Как они двигались на Москву, остановились ночевать. Немцы оставили тут часовых. При том, часовых было немного. Мы удивились. А сами – по ту сторону шоссе, как бы восточнее от нас - село Головенки или, как еще его называли - совхоз ”Октябрьский”. Немцы сами ночевали в этом селе. Причем, характерно, что утром, когда мы устанавливали орудия прямой наводкой перед этой колонной, так было слышно куриные крики, женские крики, детей плач. Вот. Но наше дело было разгромить эту колонну прямой наводкой.

Командир полка дал указание, приказ, - последним снарядом уничтожить свое орудие и уходить в лес. И вот, по его сигналу, - зеленой ракете, мы начали бить танки прямой наводкой. Тут уже не нужна была панорама прицела, - здесь стволом. Кстати, тот товарищ, что к нам присоединился,- у него были полные зарядные ящики снарядов.

Когда развиднелось, чуть-чуть начало светлеть, стало видно танковую колонну всю. Вы не можете себе представить, что это за колонна!!! Я повернулся вправо,- конца не видно. Эта колонна стоит в 2-3 ряда. Влево повернулся, - конца не видно. И здесь, посреди колонны, командир полка дал приказание пробить ее и выйти.

Но мы увлеклись. Здесь я, как говорил, не надо было большого мастерства точной наводки. Перед моим орудием оказалась легковая машина. И вот, утром, машина эта открывается. Выходит оттуда немецкий генерал, в лампасах. Почему генерал? Потому что я лампасы видел. Потянулся… К нему подбежал солдат с горячим чайником, подал ему. Умывается генерал. И так хочется его “снять”. Но строгий приказ: ”До сигнала – не стрелять!”.

И вот, по сигналу ракеты, поданным командиром полка, мы открыли огонь. Мой снаряд первый, попал в бензовоз. Представьте себе, что там получилось. Бензовоз взорвался. Это горючее растекается, горит сплошной огонь. Другие товарищи бьют по танкам, по машинам с боеприпасами. И через каких-нибудь пять минут, вместо колонны оказалось сплошное месиво огня. Командир полка майор Ефремов (уже снарядов у нас нет, последним снарядом я взорвал орудие - песку в ствол). Мы отошли и наблюдаем. Ждем, когда поступит сигнал отступления. Командир полка, - на лошади, там еще 2-3 танка впереди наших орудий, с другой батареи( а их было 10 или 12 орудий со всего полка).

Командир полка подъезжает и кидает на эти танки бутылки с горючей жидкостью. Но мы увлеклись, и немцы зашли к нам с тылу. И здесь пришлось нам отбиваться очень жестоко. И остальные товарищи, которые выстояли на первом огневом рубеже на Бородинском поле. Многие погибли.

Мне удалось вырваться с этого кольца. Применял и рукопашную. Попался мне немецкий автомат. Я с этим автоматом так и прибыл в штаб дивизии. Штаб находился в городе Старая Руза. Причем, я двигался, подобрал еще одного раненого, тащил на себе. Солдат был ранен в горло. Я тащил его километров 8 или 10. Не доходя вечером до Старой Рузы, смотрю,- речка. Навстречу мне всадник. За ним ординарец. Я притаился в кустах, смотрю, кто это: не то наш, не то немец. Смотрю, - наш! Я обрадовался. Он меня спрашивает:- ”Откуда?”. Я отвечаю: - Со 133-го. А это оказался начальник артиллерии 32 дивизии. Фамилия, по-моему, Тульчинский, подполковник. Потом стал Битюнский. Он меня спрашивает: ”Где полк???”. Я говорю, так и так. Он мне дал адрес медсанбата, куда дотащил солдата и сдал его. И явился в штаб дивизии. Здесь я должен сказать, к сожалению, что после этого, командир полка там погиб в этом бою, при бое с танковой колонной.

Мне посчастливилось наступать обратно, через село Головенки. И я вырвался. Самовольно. Мы в стороне были немножко. Посмотреть, что же стало с этой колонной? Ее убрали или она стоит еще? Эти танки, побитые нами, бронемашины и пр. пр.

Конечно, трофейная команда забрала этот металлолом. Я зашел в село, поговорил с жителями. И мне рассказали очевидцы, местные жители, что командира полка, майора Ефремова Алексея Севостьяновича, немцы поймали живым. И до чего они были обозлены не него, что решили его казнить. Здесь же. Там, где я выбирался через поле, было отдельное дерево. Оно, как бы огород. И они привязали майора Ефремова к этому дереву, облили бензином и подожгли. Таким образом, майор Ефремов Алексей Саватеивич(?-С.Р.) погиб геройской смертью. Он нас воодушевлял на подвиг и, он, в упрек сказать, остался безвестный герой!

Там погибли начальник штаба капитан Сарыгин Михаил Петрович. Там остальные офицеры погибли и солдаты: нас с полком вышло, что-то считанные единицы. Пусть родные и близкие этих погибших товарищей знают, что их сыновья отцы, братья погибли геройской смертью. Но, к сожалению, они погибли победителями. К сожалению, они остались, ничем не отмечены, никакими наградами. А, даже не будет это кощунством, нашелся один человек, который там не присутствовал и не был в 133 полку. А с него потребовал характеристику на каждого офицера Особый отдел. И он дал ложные характеристики. Я только удивляюсь, как у него только повернулась писать на майора Ефремова, командира полка, капитана Павла Петровича Сарыгина, - начальника штаба и комиссара, что они сдались. Когда этот человек. Назову его прямо,- капитан Выборнов Василий Алексеевич. Он, недавно умер своей смертью. И, как говорят, что об умерших говорят только хорошее. Но я не могу кривить душой. Он сделал подлость. Эти люди погибли истинными героями. Они погибли победителями.

Дорогие друзья! Представьте себе. Эта колонна, которая нами уничтожена на этом шоссе, недалеко от Рузы, она ж, ведь была нацелена на Москву. Но мы эту колонну, переполовинили, хотя много и потеряли своих друзей, товарищей.

Вот сейчас, прошло около 40 лет после этого события. И я не могу без волнения вспоминать эти дни. Бородинское поле. И особенно это было числа 20-21 октября, когда мы разгромили, где погиб командир полка, майор Ефремов,- герой Хасана. Он был за хасанские события награжден орденом Боевого Красного Знамени.

Сейчас, по прошествие стольких лет, меня, как ветерана войны часто приглашают в школы, в училища на встречи с юными друзьями. И некоторые, в основном задают вопрос, страшно ли принять первый бой? Да, было страшно. Особенно первый бой, как я выше говорил, особенно первый выстрел. Но мною руководило чувство ответственности перед Родиной. Чувство, что я, что вот от меня лично зависит судьба Родины. От меня лично зависит Москва. И так второй, третий и каждый. Мы были воспитаны в традициях славной 32-й дивизии. Она была сформирована в 1919 году в Саратове. Она так и называется,- Саратовская Краснознаменная 32-я стрелковая дивизия. Затем она стала 29-й Гвардейской Ордена Суворова дивизии.

Желаю Вам, дорогие друзья, брать пример с моих товарищей, которые отстояли Москву ценой своей жизни.

Дорогие ветераны!

Прошу Вас писать по адресй: 262009, город Житомир, ул. Витрука, 40Б, кв. 50

Шевченко Павел Михайлович.

Сергей Рычков