В 1933 г. на белорусском Полесье, оказавшемся в составе Польши после советско-польской войны, вспыхнуло восстание. Началось оно с недовольства конфискацией сборщиками податей двух коров у крестьян одной из деревень Брестчины. Подробнее про забытое восстание белорусских крестьян против власти Пилсудского, роль КПЗБ, «пацификацию» и стоимость входных «билетов» на суд над бунтарями – в материале белорусского историка Василя Герасимчика.

Виселиц всем, кто не говорит по-польски

Полесье в 1933 г., по замечанию польских газет того времени, жило будто бы в средневековье. Мало того, что местные крестьяне не принимали разрушающих традиционный уклад нововведений, так еще активно попадали под влияние идей левого белорусского движения с востока. Здесь укрывались многие активисты Коммунистической партии Западной Беларуси (далее – КПЗБ). К тому же среди болот и лесов постоянно пропадали польские полицейские. Не зря в сентябре 1933 г., во время суда над участниками восстания, получившего название Новоселковское, заместитель начальника отдела госбезопасности Белостокского воеводства Высокиньский заявил: «Я смотрю на этот процесс глазами трехсот полицейских, погибших на дорогах Полесья.

Живем как на вулкане. Любая искра может превратиться в пожар… Виселиц здесь требуют все, кто живет на этих землях…

Все, кто не разговаривает по-польски, требуют виселиц…»

«Пацификация»

25 июля 1933 года. Деревня Леплевка (сегодня – Брестский район Республики Беларусь). Трое полицейских во главе со сборщиком податей Вохминым силой забирают двух коров у неплательщиков в польскую казну – крестьян Ивана Костючика и Лукаша Мелещука. При выходе из деревни уводившим коров полицейским дорогу преградила толпа из почти 150 человек. Увидев вооруженных дубинками и камнями крестьян, нервы у сборщика податей не выдержали, и тот выстрелил в сторону громады. Но вместо того, чтобы разбежаться, доведенные до отчаяния тяжелым материальным положением крестьяне набросились на представителей польских властей. Сборщика Вохмина схватили и засыпали глаза песком, наказав, таким образом, за сделанный выстрел. Полицейские же отбились от преследования лишь после того, как застрелили одного из крестьян – Левонтия Баганского.

Среди ночи на 26 июля в Леплевку вошли 30 полицейских, устроивших настоящий погром, официально названный «пацификацией» или «утихомириванием». Во вчерашнем выступлении власти обвинили надоевшую им своей активностью КПЗБ, посчитав достаточным для этого задержание 31 июля инструктора партии Регины Каплан в автобусе, следовавшем в Брест. Правда, Каплан отрицала всякую причастность к выступлению, отмечая его стихийный характер.

Однако в советское время выступление в Леплевке объединили с другими, последовавшими в начале августа событиями, вошедшими в историю под названием Новоселковского восстания. Пояснялось это тем фактом, что выступление в Леплевке проходило как раз в то время, когда на конференции Брестской организации КПЗБ Николай Дворников предложил поднять население региона на защиту польских крестьян Краковщины, где сборщики податей уже успели спровоцировать широкое возмущение.

Новоселковское восстание

Первым шагом к восстанию, подготовленному активистами КПЗБ, должен был стать поход в деревню Бульково к имению помещиков Молочевских, задолжавших крестьянам за полевые работы.

Поход планировалось начать 4 августа с собрания около деревни Родваничи. Но на самом деле это был лишь отвлекающий маневр. Настоящим центром выступления планировали сделать Новоселки – деревню в 1200 человек, где размещались местное руководство, участок полиции и почта. Отсюда планировался дальнейший захват Бреста.

Однако вечером 3 августа перед началом общего выступления произошел случай, который перечеркнул все ожидания организаторов. В 9 часов вечера местный полицейский Кноровский спокойно ехал на велосипеде, когда на перекрестке около деревни Павлополь встретил толпу крестьянской молодежи. Испугавшись, он быстро свернул в направлении деревни Новоселки, где размещался полицейский участок. Но по дороге встретил другую толпу.

Увидев полицейского, молодежь попыталась его схватить. Но Кноровский, бросив велосипед и сумку, кинулся бежать. И смог добраться до Новоселок, где тут же комендант Домбровский начал звонить в Кобрин с сообщением о крестьянском бунте. Но в ответ последовала тишина, поскольку крестьяне заблаговременно перерезали кабель, соединявший Новоселки с Кобрином. Но они не учли, что имеется еще одна линия – с деревней Дивино (Дивин). Именно туда и дозвонился комендант, а дальше сообщение о восстании было доставлено по назначению. Наутро три столба на линии Новоселки-Дивино были все же спилены. Но было поздно: в сторону Новоселок направились крупные силы полиции.

В это время группа крестьян из 70 человек окружила имение местного осадника. Когда тот отказался выйти во двор, крестьяне взломали двери и ворвались в его дом. То же произошло с еще двумя осадниками, которым крестьяне сообщили: «Теперь будет наша власть».

Дальше последовал поход на Новоселки, где при попытке взять полицию завязалась перестрелка. У крестьян имелось лишь несколько охотничьих ружей и пистолетов. Поэтому они, в основном, стали закидывать здание полиции камнями. Захват полицейского участка закончился провалом, и крестьяне просто стали расходиться по домам.

А утром околицу заполонили грузовики с вооруженными полицейскими. Их встретили митингом крестьян в одной из соседних с Новоселками деревень, куда новость о провале выступления еще не добралась. Последовали аресты. 5 августа Полесье было объявлено на военном положении.

Расплата

2 сентября в Кобрине начался военно-полевой суд. Чтобы попасть в здание, где проходили заседания, необходимо было пройти пять постов полиции. Но и это еще не все: в зал запускали по билетам, цена которых доходила до 10 злотых. Среди арестованных наибольшее внимание привлекали 8 деятелей КПЗБ Брестчины, которых хотели наказать «за покушение на независимость Польши и отделение от нее части территории».

Сначала следствие строило свои обвинения на основании показаний схваченного 40-летнего крестьянина-полешука Левона Богдановича. Но тот на суде признался, что его заставили подписать ложные показания, покалечив во время пыток ноги. Остальные 8 ключевых фигурантов дела отрицали вину, заявляя: «Во время следствия меня мучили и писали то, что хотели».

Постоянно шли заявления о пытках электрошоком, водой, бензином, избивании до потери сознания… В результате судебный процесс из показательного превратился в большую проблему для польских властей.

К тому же в БССР началось движение в поддержку новоселковских повстанцев. Так, 3 сентября газета «Звязда» писала: «Вооруженное восстание крестьян в Западной Беларуси. Девяти участникам выступления грозит смертная казнь». Подробности суда появились в советской «Правде».

Первоначально прокурор требовал публичного повешения повстанцев в Кобрине. Но в результате семидневного суда, опроса 35 свидетелей из числа полицейских, осадников и доносчиков, 9 сентября был вынесен приговор. Восемь полешуков были приговорены к пожизненному заключению, а общее количество осужденных за участие в Новоселковском восстании достигло 40 человек. 13-17 декабря 1933 г. проходил самый крупный из процессов над участниками выступления, так называемый «процесс двадцати двух», из которых четверо крестьян получили 12 лет тюрьмы, еще 14 – по десять лет.

Так закончилась попытка КПЗБ организовать вооруженное выступление в Западной Беларуси в 1933 г.

Уже в послевоенное время, в 1967 г. в деревне Новоселки был установлен памятник в честь повстанцев. В 1983 г. на здании местной школы появился барельеф в честь 50-летия восстания.