ФАБР Д'ОЛИВЕ

_______________

ФИЛОСОФИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА

ТОМ ВТОРОЙ

О СОЦИАЛЬНОМ СОСТОЯНИИ

ЧЕЛОВЕКА

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

_______________

В Третьей книге были отмечены причины, приведшие к упадку последней Вселенской империи. Я показал, как этот поначалу неощутимый упадок мало-помалу приближался, завершившись стремительно возросшим развалом. В этой книге я подведу итог борьбы, разразившейся тогда между Европой и Азией, показав, что появилось на обломках Римской империи, пришедшей довершить кончину Всемирной империи Рама.

Подобно тому, как Солнце, достигшее своей крайней точки в зимнем солнцестоянии, оставляет на некоторое время северный полюс погруженным во тьму, так и моральный мрак, управлявший варварскими волнами, наводнившими Европу в эту эпоху, овладел на несколько столетий человеческим духом, отодвинув назад цивилизацию. Но, наконец, вновь началось восходящее движение, а исчезнувшие или ослабевшие познания стали обретать все более и более возрастающую славу.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Одиннадцатая революция в Социальном состоянии. Культы вырождаются; интеллектуальные идеи материализуются. Принятие двух доктрин, одной - тайной, другой - общедоступной.

 Мировая ситуация во время, когда появились великие люди, о которых я говорил, завершая предыдущую Книгу, была в высшей степени примечательна. Фатальность Судьбы, господствовавшая в Азии и сотворившая там царский деспотизм, противостояла Человеческой воле, посвятившей Европу народовластию. Непризнанное Провидение, хотя и призываемое с обеих сторон, являлось для каждой из них только формой. Различные культы повсюду вырождались в поверхностные церемонии или мрачные суеверия в том случае, если они не представали смешными. За исключением нескольких тайных святилищ, где скрывающаяся Истина нашла прибежище под наиболее плотными завесами; даже Египет нес в своей священной мифологии путанный хаос, где терялся заблудившийся рассудок. Дракон атлантов, смешавшись с крокодилом, сделался объектом поклонения безумного народа. Овен Рама захватил алтари Солнца, а Кельтский телец почитался вместо Луны. Поскольку каждая небесная звезда была обозначена каким-нибудь животным, множество обожествленных тварей заполонило храмы. Эта роковая эпидемия переметнулась из Египта в Аравию, заразив своим ядом Индию и даже Персию. Но в связи с тем, что Луна в Индии рассматривалась не как образ мужского, а, наоборот, как выражение женского начала Вселенной, то этот символ стал олицетворять не телец, а корова, ставшая для выродившихся Индусов предметом тупого преклонения. Образ собаки был присвоен Меркурию, называемому Пророком или Божественным посланником. Посему это животное стало олицетворять идею всякого провиденциального посланца, в зависимости от страны бравшего имена Будды (de Boudh), Набо (de Nabo), Иова (de Job), Анубиса (d'Anubis) и т. д. Из-за того, что народ привык видеть своего пророка в изображении собаки или одной ее головы, он одинаково перенес уважение, которое питал к пророку, на собаку. То же самое произошло с белым или красным голубем, символизировавшим Венеру, черепахой, сделавшейся образом земли, а также волком, медведем, кабаном, являвшимся символом Марса, журавлем, ястребом, орлом, олицетворявшим Юпитера и др.

Поначалу в Египте, а затем и по всей земле распространилась эта одновременнопричудливая и наивная религиозная практика. От символических животных, обожествленных суеверием, перешли к растениям, и вот уже Ювенал говорит в шутку, что Боги-Лары некоторых наций произрастают посреди овощей их огородов. Тогда стало истинным предсказание одного древнеегипетского Жреца, увидевшего это извращение культа и сказавшего своей родине, что когда последующие поколения рассмотрят египетское идолопоклонство, они отнесут к разряду выдумок и сказок даже то, что способно говорить о древней мудрости, познаниях и добродетелях Египта.

Моя задача не углубляться в рассыпанные повсюду подробности. Просто в излагаемой мной теме, необходимо показать, что данное состояние, постигшее землю приблизительно за десять веков до нашей эры, вовсе не являлось обычным, как хотели бы его представить отдельные писатели. Оно было почти неизбежным итогом распада, имевшего место во Вселенской империи, и разложения, последовавшего за ним во всех моральных и политических установлениях.

Появившиеся в ту пору великие люди и носители огромных дарований, хотя и поддерживались Провидением, не могли ничего изменить в положении вещей, ибо это положение имело свое начало в самой человеческой воле, которая, как я уже не раз повторял, непреодолима. Все что они могли сделать - это сохранить посреди дезорганизующего потока неподвижные центры, где обитала Истина. Нужно заметить, если это уже не делалось, что со времени Орфея, Моисея и Фоэ никакая новая религия больше не возникла на земле. Последующие Будды, Лао-тзе и Конг-тзе, последний Зороастр, Ездра, Ликург, Нума и Пифагор подчинялись уже существовавшему культу и соглашались даже с его внешними обрядами, удовлетворившись созданием более или менее распространяемых теософских или философских сект. Благодаря заботам этих людей, почти повсеместно установилось два совершенно различных учения: одно - общедоступное, созвучное идеям толпы; другое - тайное, предназначенное передавать небольшому количеству познание Истины и толкование мыслей мудрецов. Появилось несколько новых посвящений; древние инициации обрели новый характер. С космогоническими традициями древних мистерий смешались позитивные знания начал вещей, наук, самих искусств и так вплоть до морали и политики. Впервые образовались тайные общества, члены которых, объединившись по своим убеждениям, клялись в нерушимой верности и признавались даже среди других посвященных по определенным знакам. Пифагорейское общество было наиболее распространенным и богатым на выдающихся людей. Известны также Орфики, Митраисты, Ессеи, Назареи, адепты Изиды (les Isiaques), Саманеи (Samanee), последователи Лао-цзе и бесконечное множество других, называть которых бесполезно. Цель всех этих обществ заключалась в прекращении распада, с какой бы стороны он не приходил, предоставлении убежища и помощи добродетели, а также сдерживании нарушений царского, аристократического или народного деспотизма.

 Но очень примечательно то, что эти общества разрослись в основном в Европе или на побережье Азии и Африки, где наиболее выражено проявилось господство большинства. Пускай очень верно, что всякий деспотизм губителен, каковой бы ни была его форма, а я понимаю здесь под деспотизмом всякую силу, основанную на самоуправной и неограниченной волепо отношению ко всем, кто его испытывает без надежды на вмешательство Божества, способного умерить деспотический пыл; тогда не менее правильно, что ужас или опасность деспотизма возрастают по мере того, как он исходит из высших классов общества в низшие, распространяясь среди наибольшего числа людей. В конце концов, именно на вооруженном большинстве основывается всякий деспотизм, будь он имперский или республиканский, в зависимости от того, какой закон, одного или многих, приняло данное большинство или как оноего создало для себя самого. Только революции там более быстрые и менее существенные; тут - более затяжные и жестокие.

Хотя в эпоху, которую я переношусь, зло и начинало становиться великим, оно, однако, не достигло пока крайнего предела в уничтожении всех форм, чтобы появиться снаружи в своей постыдной наготе. Несмотря на то, что азиатские монархи упразднили теократическую власть суверенных Понтификов, они продолжали внешне выказывать почтение Божеству. Всегда материально содействуя жрецам, с целью творить жертвоприношения и обыкновенные церемонии, они содержали народы в состоянии сродни религиозному забытью, что отвечало их намерениям. Но этому забытью не доставало принципа Истины и потому оно неизбежно скатывалось в глупость или безумное суеверие. Но наиболее интересно следующее: в то же самое время, когда азиатский деспотизм сохранял определенные внешние формы задушенной теократии, европейская анархия считала себя обязанной сохранитьопределенные формы уничтоженной ей царской власти. В Афинах, как и в Риме, а равно и в других республиканских государствах, имелся Царь жертвоприношений для того, чтобы народ мог на законных основаниях общаться с существовавшим еще жреческим призраком. Казалось, с одной стороны, Судьба устрашила силу Воли, попытаясь ее усыпить; с другой же - эта сила, целиком развернувшись и убоявшись совсем быть оставленным Провидением, попыталась его обмануть.