Панин Никита Петрович, граф, Вице-канцлер.

Граф Никита Петрович Панин с орденом Святой Анны I кл. Шарль-Жозеф де Ласель. 1799 г.

Вторая супруга графа Петра Ивановича Панина — Мария Родионовна, урожденная Вейдель, скончалась в 1775 г., оставив двух детей: сына Никиту Петровича, родившегося в Харысове 17-го апреля 1770 г., и дочь Софью.

Овдовевший Петр Иванович поручил воспитание сына брату своему, Никите Ивановичу. После кончины дяди и воспитателя (1783), НИКИТА ПЕТРОВИЧ возвратился к отцу, жил то в Москве, то в имениях, и, желая посвятить себя военной карьере, занимался изучением тактики, стратегии, фортификации и пр. под руководством некоего г. Ровьера.

Летом 1788 г. началась война со Швециею. Граф Петр Иванович, преданный Великому князю Павлу Петровичу, узнав об отправлении Цесаревича в Финляндию и желая ознакомить сына с военною службою, а также приблизить его к Великому князю, отправил НИКИТУ ПЕТРОВИЧУ в поход волонтером с чином бригадира.

В Финляндии, однако, НИКИТА ПЕТРОВИЧ не имел случая участвовать в каких-либо военных действиях, так как еще до приезда туда молодого графа образование конфедерации в Аньяла заставило короля Густава III на время прекратить военные операции. За то НИКИТА ПЕТРОВИЧ именно в пребывание свое в Финляндии сблизился с Павлом Петровичем, пользуясь благоприятным расположением и полным доверием Великого князя, при котором он после похода занимал некоторое время должность камер-юнкера.

Вскоре по возвращении НИКИТА ПЕТРОВИЧ к отцу в Москву, граф Петр Иванович скончался скоропостижно (15-го апреля 1789 г.). Около этого же времени НИКИТА ПЕТРОВИЧ вступил в брак с дочерью графа Владимира Григорьевича Орлова, Софьею.

Множество писем НИКИТА ПЕТРОВИЧ к жене по случаю кратковременных их разлук свидетельствует о безграничной любви обоих супругов друг к другу. Из десяти детей, родившихся у Паниных, пять скончались в младенческом возрасте. Остались в живых—сыновья: Александр и Виктор (о них см. выше) и дочери: Аделаида, Софья и Вера. После женитьбы, НИКИТА ПЕТРОВИЧ оставался еще некоторое время в Москве или в имении, считаясь в качестве камер-юнкера в отпуску. Не раньше, как в 1791 г. он переселился в С.-Петербург. До этого года его отношения к великокняжеской чете имели характер дружбы и интимности, но в 1791 г. произошла неблагоприятная перемена на этот счет. Поводом послужило отношение Павла Петровича к Нелидовой. Взаимное доверие и уважение исчезли, и дело доходило почти до окончательного разлада.

Екатерина, с целью устранить столкновения между Павлом Петровичем и Паниным, назначила его (в 1791 г.) церемониймейстером.

В 1793 г. он сделан был камергером.

Годом позже заговорили об отправлении НИКИТА ПЕТРОВИЧ в качестве русского дипломата в Неаполь; далее имелось в виду назначить его посланником в Гаагу. Однако, поездка НИКИТЫ ПЕТРОВИЧА в Неаполь или в Нидерланды не состоялась, и он, оставаясь пока в С.-Петербурге, был переименован в генерал-майоры.

Жизнь при дворе не могла нравиться молодому графу; особенной охоты к военной карьере он не имел. Более всего он желал служить Отечеству в качестве дипломата. Но это было достигнуто несколько позднее, а в 1795 г. он был назначен в Гродно литовским губернатором и командиром бригады, под начальство генерал фельдмаршала князя И. В. Репнина. Из переписки графа с С. Р. Воронцовым видно, что НИКИТА ПЕТРОВИЧ неохотно принял сделанное ему предложение посвятить себя административной деятельности в Литве. Пребывая в Гродно, он постоянно мечтал о возвращении в С.-Петербург, где легче мог бы воспользоваться удобным случаем занять место в делах внешней политики. О характере деятельности графа в Гродно известно лишь очень немногое. Он был недоволен своим положением, и возлагаемые на него труды не соответствовали его вкусу и наклонностями. К тому же, он не любил тратить время на обеды, ужины и балы и уклонялся, по возможности, от участия в пиршествах, устраиваемых, то генерал-губернатором, князем Репниным, то королем Станиславом-Августом, проживавшим в это время в Гродно.

В 1796 году ему, однако, представился случай действовать в качестве дипломата. Вследствие третьего раздела Польши, Пруссия и Россия сделались непосредственными соседями. Приходилось определить самым точным образом границу между обоими Государствами. В 1796 г. началась "демаркация», в которой Панину приходилось играть самую важную роль в виде главного комиссара со стороны России. Тут впервые он и имел случай выказать свои дипломатические способности. Заседания прусских и русских комиссаров происходили в Гродно у Панина. Предпринимались поездки вдоль границ и, в направлении, к Бресту и к Мемелю. Работы продолжались полгода (февраль-август). Так называемая "Convention int?rimale» была заключена 4-го мая 1796 г., а настоящий договор состоялся в начале августа. Во время переговоров Панину обыкновенно принадлежала инициатива по обсуждению спорных вопросов, и он, очевидно, был главным редактором протоколов заседаний. Впрочем, и в это время НИКИТА ПЕТРОВИЧ был недоволен своим положением и рассчитывал на возвращение в столицу, куда, наконец, он и отправился в августе 1796 г.

Вскоре после того скончалась Екатерина II. До начала царствования Павла I. граф, имея отпуск на несколько месяцев, считался в военной службе под начальством князя Репнина. В то время ходили слухи о предстоявшем назначении его посланником в Неаполь или в Константинополь.

4-го декабря 1796 г. он был переименовать в статский чин с определением третьим членом в Коллегию иностранных дел. Весною 1797 г. он отправился в Москву, где находился тогда двор и происходила коронация. Панин, однако, и в то время не пользовался расположением Государя. Он работал много и успешно, просматривал переписку с иностранными Государями и был редактором важнейших записок. Так, например, письма Павла к королю Фридриху-Вильгельму II и Императору Францу были составлены Паниным, и об их редакции он устно и письменно рассуждал с князем Безбородко. Не смотря, однако, на важность таких работ, они не могли служить поводом к сближению между Государем и Паниным. Впрочем, в последнем не только нуждались, как в редакторе политических записок, но намеревались даже дать ему важное дипломатическое поручение: в апреле 1797 г. возникла мысль об отправлении его в Германию. Поездка эта, впрочем, тогда не состоялась. Сам же он в это время желал назначения посланником в Стокгольм. Вместо этого, произошло (в июле) назначение его чрезвычайным полномочным министром к прусскому двору; но оно не соответствовало желаниям графа. Императрица Мария Феодоровна, расположением которой он пользовался в это время, и князь Безбородко обещали ему до его отъезда в Берлин содействовать перемещению его в ближайшем будущем на другой пост.

Граф прибыль в Берлин в августе 1797 г. и оставался там два года. Его дипломатическая деятельность за границею относилась к тому времени, когда борьба между французскою республикою и остальною Европою была в полном разгаре. Успехи французского оружия, мир в Кампо-Формио, занятие Рима, учреждение республик Гельветийской и Партенопейской, занятие острова Мальты и пр., — не могли не вызвать реакционного движения со стороны европейских держав. В этом направлении трудились русские дипломаты в Лондоне, Копенгагене, Берлине, Вене и пр.

Весною 1799 г. началась так навиваемая вторая коалиционная война; летом того же года подвиги Суворова стали эпохою в борьбе против революции.

Но Пруссия во всех этих событиях не участвовала. Поэтому в Берлине граф Панин работал в качестве противника Франции, с целью привлечь Пруссию к участию в наступательном движении против республики. Эта цель, однако, не была достигнута.

Графу, впрочем, сначала было поручено в Берлине вести переговоры с французским дипломатом Кальяром и содействовать, таким образом, сближению между Россиею и Франциею. Это поручение нисколько не соответствовало политическим воззрениям Панина. Он отправился в Берлин, питая надежду, что цель, к которой он должен был стремиться, не будет достигнута; мало того, он намеревался употребить все средства для образования коалиции против революционной Франции.

Обстоятельства оправдали образ мыслей Панина. Договор с Францией оказался невозможным; нужно было скорее думать о сближении Австрии с Пруссиею с целью наступательных действий против Франции. Панин чуть не гордился неудачею переговоров с Кальяром и не переставал придерживаться системы враждебного отношения к революции. Его беседы с Кальяром и с Гаугвицем, редакция записок в сношениях с прусскими министрами, замечательный такт, меткость мыслей при составлении проектов договоров — все это обнаруживает зрелость и опытность, редко встречаемые особливо в 27-летнем человеке, новичке в деле дипломатии.

В сношениях с Кальяром НИКИТА ПЕТРОВИЧ обнаруживал некоторую холодность и сдержанность; это обстоятельство содействовало неудаче переговоров. В беседах с Гаугвицем он обращал внимание последнего на опасность, грозившую берегам Рейна со стороны Франции. Осенью 1797 г. узнали в С.-Петербурге об арестовании русского консула на острове Заете французами. Павел вследствие этого приказал Панину прекратить сношения с Кальяром.

Скоро после этого скончался король Фридрих-Вильгельм II. Вопрос о союзе Пруссии с Россиею, Англиею и Австриею сделался жгучим в первое время царствования Фридриха-Вильгельма III. В то же время Франция делала все возможное, чтобы настраивать Пруссию против Австрии. Благодаря нерешимости короля, Пруссия оставалась нейтральною. При таком положении дел дипломатическая деятельность Панина в Берлине являлась чрезвычайно сложною и трудною. Недаром он еще до отправления в Берлин был сильно предубежден против Пруссии. Его ожидания на этот счет оправдались; в его донесениях к Павлу и в его письмах к разным государственным людям встречаются довольно резкие отзывы о короле, о Гаугвице и пр.

Главною своею задачею во время пребывания в Берлине, как уже было сказано, НИКИТА ПЕТРОВИЧ считал образование коалиции против Франции, борьбу против революции вообще. Россия в это время играла роль посредника для устройства дел Германской Империи и для сближения Австрии и Пруссии между собою. Не смотря на все усилия Панина, а также и князя Репнина, отправленного в Берлин и Вену в 1798 г. на некоторое время, "медияция» России не имела успеха. Короля Фридриха-Вильгельма III окружали люди, которые доказывали, что для Пруссии выгоднее выжидать, оставаться зрителем, нежели участвовать в борьбе против Франции. Панин не успел расшевелить Пруссию, победить индифферентизм и апатию короля и таким образом изменить положение дел в Европе.

Разочарованным и расстроенным граф, в июне 1799 г. покинул Берлин, надеясь отдохнуть в Карлсбаде и Теплице. Туда ему писали Гренвиль и прусские министры с приглашением вернуться в Берлин для возобновления конференций. Узнав тут, что король до заключения договора с Россиею и Англиею желает еще попытаться путем негоциации заставить Францию добровольно отказаться от Голландии, Панин объявил, что не может продолжать переговоров при столь неблагоприятных условиях.

Дипломатический пост в Берлине был упразднен, и НИКИТА ПЕТРОВИЧ возвратился в Теплиц.

Тут он получил рескрипт, в котором Павел назначил его Вице-канцлером на место преемника Куракина, графа Кочубея.

Едва ли Панин, возвращаясь на родину в 1799 г., мог быть особенно доволен результатами своей дипломатической деятельности в Берлине. Итоги его трудов оказались неотрадными. Однако, современники, в том числе и граф Воронцов, хвалили его способности, и сам Павел, при всем своем личном нерасположении к графу, был им доволен.

Занимая должность Вице-канцлера в последнее время царствования Павла, НИКИТА ПЕТРОВИЧ в сущности продолжал ту же самую деятельность в области внешней политики России, которой он посвящал свои лучшие силы во время своего пребывания в Берлине. Главною целью его стремлений и в это время, как прежде, было содействовать образованно сильной коалиции против Франции. Он не переставал обращать главное внимание на прусский кабинет, на который он старался действовать чрез барона Крюденера, русского представители в Берлине.

Образование коалиции оказалось невозможным; борьба против Франции не только была безуспешною, но на некоторое время даже совершенно прекратилась. Этому содействовали успехи Наполеона в самой Франции и в военных операциях против Австрии, а далее — разлад между Россиею с одной стороны и Австриею и Англиею с другой. Панин всячески старался препятствовать особенно разладу с Австриею и в ноябре 1799 г., а также в сентябре 1800 г. в подробных записках доказывал важность для всей Европы и существенную выгоду для России поддержания коалиции между обеими державами. Крайне озабоченный разладом между Англиею и Россиею, граф НИКИТА ПЕТРОВИЧ тем менее был в состоянии препятствовать этому разладу, что не находил никакой поддержки в графе Ростопчине, главном члене в Коллегии Иностранных Дел, не разделявшем мнения Панина о значении и пользе союза России с Австриею и Англиею.

К крайнему прискорбию Панина, в это же время происходило некоторое сближение между Франциею и Россиею. Павел даже намеревался-было, заодно с Наполеоном, действовать против прежнего друга и союзника, — против Англии. Все это нисколько не соответствовало видам Панина, и это разногласие содействовало его удалению от Вице-канцлерского поста осенью 1800 г.

Некоторый меры, принятия против Англии, относятся к эпохе Вице-канцлерства Панина, который даже участвовал в составлении направленного против Англии вооруженного нейтралитета (в августе 1800 г.).

Граф НИКИТА ПЕТРОВИЧ пробыл в С.-Петербурге от половины сентября 1799 г. до половины декабря 1800 г.

Осенью 1799 г. он был определен на Вице-канцлерскую должность, но не раньше как в начале 1800 г. был пожалован Вице-канцлером и, вместе с тем, был произведен в действительные тайные советники. Отставкою от должности Вице-канцлера в половине ноября 1800 г. и назначением в Сенат прекратилась деятельность графа в области внешней политики при Павле.

Круг деятельности графа в качестве Вице-канцлера был довольно ограниченным, благодаря тому обстоятельству, что он во все это время не пользовался расположением Государя и разве только в виде исключения имел возможность говорить о делах с Павлом; отношения его к Ростопчину также были неблагоприятными и даже натянутыми. Таким образом, он находился в некотором уединении и не мог оказывать сильного влияния на дела или давать им направление; не зная часто о том, что помимо его происходило в области внешней политики, граф не мог иметь инициативы и весьма часто должен был оставаться безмолвным свидетелем политических действий, диаметрально противоположных его воззрениям и убеждениям. Тем не менее, он и в это время, как прежде, выказывал изумительную рабочую силу. Пользуясь расположением и безусловным доверием иностранных дипломатов, он с ними находился в тем более оживленных сношениях, что Ростопчин был почти вовсе недоступным и избегал встречи с представителями других держав. Особенно оживленными были сношения графа с английскими государственными людьми.

Совместная политическая деятельность Ростопчина и Панина оказалась невозможною. Ростопчин был готов довольствоваться ролью царедворца, машинально исполняющая приказания; отказываясь от всякого участия в политической инициативе, он предоставлял всю ответственность одному Павлу. Панин, напротив, и как патриот, и как способный Государственный деятель, считал себя обязанным настаивать на том, чтобы минутное увлечение было заменено планом, чтобы вместо произвола господствовали твердо основанные воззрения, чтобы при решении важнейших политических вопросов правительство руководствовалось если не какою-либо системою, то, по крайней мере, какими бы то ни было началами.

Однако, Панина не спрашивали, на его образ мыслей не обращали внимания; его записки, назначенные для Государя, не доходили до Павла; он не мог оставаться Вице-канцлером, товарищем Ростопчина; кризис оказался неизбежным.

Опала графа при Павле совершилась, так сказать, в два приема: 15-го ноября он был отставлен от Вице-канцлерского поста, а во второй половине декабря — был сослан в свое имение Дугино (в Смоленской губернии).

Пробыв лишь несколько дней в Дугине, граф, по получении известия о разрешении ему жить в окрестностях Москвы, переселился в Петровское-Разумовское.

После опалы, постигшей и Ростопчина, виновника гнусной интриги, направленной против Панина, сему последнему было разрешено (в феврале 1801 г.) пребывание в столицах.

Граф Панин еще осенью 1800 г. сблизился с наследником. Благодаря этому, он тотчас же после воцарения Александра был вызван в С. Петербург. Государь предложил ему вновь занять место Вице-канцлера: Панин удовольствовался постом члена Коллегии Иностранных Дел. В сущности же, он в продолжение первых месяцев царствования Александра был министром и руководил внешнею политикою.

Самым важным событием в это время было заключение англо-русского договора в начале июня 1801 г. Приходилось заботиться о восстановлении благоприятных отношений между Англиею и Россиею. Пребывание Нельсона с большим флотом близ Ревеля было сильною демонстрациею. В то же время, однако, в С.-Петербург прибыл английский посол, лорд С. Эленс; с ним Панин вел переговоры о трактате, в силу которого Россия отказалась от некоторых правил вооруженного нейтралитета 1780 и 1800 г.г.

Кроме того, отношения к Франции служили предметом особенного внимания министра. Панин переписывался о состоянии дел с русским дипломатом в Париже, Колычевым, вел переговоры с французским дипломатом Дюроком, прибывшим в С.-Петербург летом 1801 г., и давал инструкции графу А. И. Моркову, отправленному во Францию для заключения договора.

Этот трактат был заключен накануне прекращения политической деятельности графа. Состоялось что-то в роде французско-русского протектората в Германии. Обе державы пришли к некоторому соглашению по вопросу о так называемых индемнизациях, т.е., о случаях секуляризации и медиатизации. Впрочем, воззрения Императора Александра I и Панина на счет пользы сближения России с Франциею расходились. Личные и чрезвычайно благоприятные отношения Государя к французским дипломатам, в особенности к Дюроку, более или менее отличались от некоторой холодности, с которою обращался с представителями Франции министр. Эта разница между образом мыслей и действий Александра и Панина в отношении к Франции не лишена даже некоторого значения при удалении от дел графа.

Положение Панина и успех его деятельности зависели от благоприятных отношений его к Государю. Не было, как казалось, основания сомневаться в безусловном доверии Александра к Панину. Он имел случай сблизиться с ним еще до воцарения, и эти сношения имели особенное значение. Приглашение Панина в С.-Петербург в минуту перемены на престоле, в которой граф, разумеется, не принимал ни малейшего участия, заключало в себе лучшее доказательство уважения молодого монарха к графу. Сей последний был вполне авторитетным руководителем внешней политики России и в первое время нового царствования действовал заодно с Государем. Иностранным дипломатам положение Панина казалось совершенно прочным. Люди, стоявшие ближе к делам, как, например, князь Адам Чарторыйский, Кочубей и др., рассуждали иначе. Между Александром и Паниным возникли какие-то недоразумения по поводу заключения договора с Англиею. Уже в июле 1801 г. граф жаловался на неловкость своего положения, был убежден в том, что против него направлены интриги, и что Александр оказался легко доступным внушениям недоброжелателей графа. В это же время многолетние дружеские отношения к нему С. Р. Воронцова превратились в ненависть, представляющую собою психологическую проблему, и эта ненависть доходила до того, что Воронцов всячески старался вредить Панину в глазах Государя. Наконец, и разлад, происшедший между Вице-канцлером Куракиным и Паниным, содействовал, как кажется, кризису, а кризис этот, как и вся дальнейшая судьба графа, состоял в некоторой связи с событием перемены на престоле в марте 1801 г., в котором, повторяем, Панин не принимал и не мог принимать участия.

30-го сентября 1801 г., во время пребывания в Москве по случаю коронации, граф просил об увольнении его от должности министра.

Инициатива в этом деле принадлежала ему.

Внутренним побуждением была немилость Государя. Граф в это время не мог знать настоящей причины этой немилости; он не подозревал, что его политическая деятельность прекратилась навсегда.

Вся остальная жизнь Панина была посвящена попыткам быть полезным Отечеству, но они оставались тщетными; все старания привести в ясность свое положение, оправдать себя, доказать неосновательность подозрений, в силу которых он считался как бы опаснейшим Государственным преступником, не имели ни малейшего успеха. Труды графа на пользу России, продолжавшиеся лишь несколько лет, благодаря трагическому перелому в его жизни, оставались как бы эпизодом в истории.

Пользуясь с 30-го сентября 1801 г. трехлетним отпуском, НИКИТА ПЕТРОВИЧ надеялся по истечении этого срока вернуться на службу.

Возвратившись осенью 1801 г. в С.-Петербург, он летом 1802 г. собирался со своим семейством за границу. Для поездки он избрал путь чрез Финляндию и Швецию. Но в Финляндии ему было объявлено о нежелании короля Густава IV пребывания Панина в его владениях, и он был принужден вернуться в С.-Петербург. Со стороны правительства не было принято мер для защиты графа пред Швециею.

Побывав в Германии, Австрии, Швейцарии и Италии, граф осенью 1804 г. вернулся в Россию. В это время ему от имени Государя было объявлено запрещение пребывать в столицах. Считаясь в это время еще на службе, Панин в конце декабря подал просьбу об окончательной отставке. В то же время он требовал производства следствия над его образом действий. Желание узнать о приписываемой ему вине, о причине опалы оставлено без последствий. Зато его просьба об увольнении была исполнена немедленно.

В конце 1806 г. Панин был выбран смоленским дворянством в начальники земской милиции Смоленской губернии, учрежденной в виду опасности, грозившей пределам России со стороны французов. Приняв на себя это звание, НИКИТА ПЕТРОВИЧ в продолжение трех недель с обычною ему энергиею посвящал себя трудам, сопряженным с этою должностью. Но как скоро в С.-Петербурге узнали об этом, тотчас, же воспоследовало запрещение Панину занимать должность начальника земской милиции.

Живя в уединении, в своем имении Дугине, граф при случае считал себя обязанным высказывать свое мнение и давать советы. Сохранилось некоторое число записок, составленных графом во время Отечественной войны и относящихся к военным действиям, к условиям заключения мира с Наполеоном и пр. Сохранились и бумаги, относящиеся к вопросу об опале.

В 1810 г. он обратился к графу Толстому с просьбою ходатайствовать о решении вопроса, насколько его свобода должна была оставаться ограниченною. Ответа, как кажется, не было.

Когда граф в 1818 г. намеревался-было отправиться в С.-Петербург, ему было запрещено предпринимать это путешествие. Опала продолжалась до кончины Императора Александра, и положение графа не изменялось и при Императоре Николае I.

Большую часть времени граф проживал в Дугине, где занимался управлением своих поместий, чтением, охотою, перепискою с родственниками.

Иногда он предпринимал путешествия за границу (1816—1817, 1820—1822, 1829—1830, 1832), особенно с целью поправить расстроенное здоровье.

Заболев серьезнее в сентябре 1836 г., он скончался в Дугине в ночь на 1-е марта 1837 года.