Шувалов, Иван Иванович, д. т. с., обер-камергер, генерал-лейтенант, генерал-адъютант императрицы Елизаветы Петровны, председатель капитула орд. Св. Владимира, первый куратор Московского университета, президент Академии Художеств.
Родился 1-го ноября 1727 г. умер 14 ноября 1797 г.
И. И. Шувалов был сын Ивана Максимовича Младшего, человека бедного и не знатного.
Еще мальчиком Шувалов попал ко двору императрицы Елизаветы, как надо полагать, благодаря покровительству двоюродных его братьев Александра и Петра Ивановичей, или, как указывают некоторые источники, вследствие протекции Мавры Егоровны Шуваловой. Уже в 1745 г., в бытность Великой княгини Екатерины Алексеевны в Ораниенбауме, он состоял при ней камер-пажом.
Великая кн. составила о нем очень хорошее мнение. По её словам, Шувалов был тихим и скромным молодым человеком; бедность и пренебрежение, с которым относились к нему его знатные родственники, делали его одиноким.
В качестве пажа, он большею частью находился в передней Екатерины, и она заставала его всегда в книжкой в руках. Жажда знания и любовь к просвещению обнаружились в нем очень рано. Похвалы Великой княгини обратили на Шувалова внимание приближенных Елизаветы, а красота и привлекательный характер, которыми отличался он, вскоре дали ему возможность занять очень высокое положение при дворе.
Скудость биографических сведений лишает нас возможности выяснить, каким образом Шувалов мог получить то прекрасное, по своему времени, образование, о котором единогласно свидетельствуют все источники. Несомненно, что от природы, помимо прекрасной наружности, он обладал живым умом, кротким характером и тем человеколюбием ("людскостью»), которое так выгодно отличало его от всех временщиков предыдущих царствований.
Помимо этих дарований, он имел много навыков, которые даются только лишь воспитанием: он был образован, знал иностранные языки, умел с большим достоинством и тактом держать себя в обществе; для сына бедного дворянина первой половины XVIII в. это необычно. Конечно, вряд ли заслуживает доверия известие о том, будто своим воспитанием и образованием Шувалов обязан какому-то французскому актеру. По другим сведениям, в 1737 г. он поступил в гимназию при Академии Наук, где и пробыл до 1743 г.
В первые годы службы при Екатерине Шувалов пережил неудачный роман: он увлекся княжной Анной Гагариной, богатой и умной девушкой, старше его лет на десять. Их браку воспротивились родные Шувалова, и так как он находился в большой зависимости от них, то брак этот не состоялся.
Должно быть истинной причиной несогласия Шуваловых на этот брак было намерение провести И. И. Шувалова в фавориты, к чему в 1747—1748 г. у них могли уже быть некоторые основание. Осенью 1749 г. Шувалов начинает приближаться к большому двору и во время сборов для поездки в Москву открыто говорят уже о новом фаворите.
4 сентября 1749 г., в бытность императрицы в Воскресенском монастыре, камер-паж Шувалов пожалован в камер-юнкеры, а 1-го августа 1751 г. сделан камергером с окладом жалованья по званию.
Этот случай был симптомом нового усиление Шуваловской партии, которая во все время царствование Елизаветы то поднималась, то падала.
Хотя партия эта вовсе не пользовалась общими симпатиями, но многие надеялись, что благородная личность нового любимца явится смягчающим и примиряющим началом в борьбе сильных людей у престола.
Первые годы Шувалов должен был делить привязанность государыни не только с её старым фаворитом, гр. А. Разумовским, но и с новыми симпатиями, Каченовским и Бекетовым.
Падение этих случайных людей всегда сопровождалось целым морем сплетен, и часто имя Шувалова повторялось в них в связи с очень непривлекательными обвинениями.
Иногда на Шувалова обрушивались и с другой стороны: из-за него подвергались преследованию те особы, которые пользовались до или во время фавора его вниманием. Так, например, пострадала Нарышкина и упомянутая выше княжна Гагарина. Все эти обстоятельства могли лишь вооружить общество против Шувалова. Однако в 1754 г. мнение о нем, как о человеке гуманном и порядочном, находит все большее и большее распространение в среде лиц, его знавших. Отмечают его благотворное влияние и на императрицу, и на двоюродного брата Петра, человека подчас очень жестокого и крутого. Наконец, видят в нем покровителя искусства и пауки в России.
С развитым умом и вкусом сам Шувалов не был чужд творчества. В оставшейся после него записной книжке сохранились опыты стихотворений, очень недурных для того времени. В качестве мецената, Шувалов со времени своего фавора, берет под свое покровительство М. В. Ломоносова, вступает с ним в близкие сношения и даже учиться у него, как видно из сохранившегося конспекта Ломоносовской риторики, писанного рукою Шувалова.
Не раз приходилось Шувалов являться защитником Ломоносова при его борьбе в Академии, докладчиком его заслуг перед императрицей и даже вдохновителем его трудов: ему написано знаменитое послание "о пользе стекла», он побуждал (в 1753—55 гг.) Ломоносова писать историю России, в знании которой лично чувствовал большую необходимость.
Наконец, и в материальном отношении Шувалов приходил на помощь Ломоносову, способствовал, например, получению Ломоносовым имения для устройства фабрики разноцветных стекол, применяемых в мозаичной работе.
Сближение Шувалов с Ломоносовыми таким образом, было ко взаимной пользе и к общему интересу. Благодаря ему возникла и мысль об основании университета.
Ломоносов приписывает инициативу в этом деле себе: "я первый причину подал к основанию университета», говорить он; но если эта идея принадлежит ему, то несомненно, что проведение её в жизнь и быстрое осуществление её, в неблагоприятных для просвещения условиях тогдашней действительности, принадлежит Шувалову.
В 1754 г., во время пребывания государыни в Москве, было решено основать университет.
Главным советчиком по этому делу явился, конечно, Шувалов, который по возвращении в Петербург уведомил о принятом решении Ломоносова и при этом прислал черновое доношение об университете в Сенат.
По совету Ломоносова, Шувалов составил и второе доношение, более полное, чем первое, и 19-го шля 1754 г. гр. Петр Иванович Шувалов предложил Сенату это доношение с приложением проекта и штата учреждаемого в Москве университета для дворян и разночинцев и двух гимназий: одной для дворян, другой для разночинцев.
Сенат одобрил предложение Шувалова и постановил доложить его на благоусмотрение императрицы. Ассигнование, предложенное Шуваловым в 10.000 руб. ежегодно, повышено было до 15.000 р., в целях приискания лучших профессоров и учителей и на покупку потребных книг.
12-го января 1755 г. императрицею был подписан указ об учреждении университета и гимназий.
Таким образом, Шувалову удалось связать свое имя с учреждением в России первого рассадника высшего образования, но он этим не ограничился и решил принять участие в организовании его, взяв университет под свое начальство.
В проекте университета значилось, что "нужно к одобрению науки, чтобы сама императрица взяла университет под свою протекцию и поставила одну или двух знатнейших особ кураторами». Этот пункт проекта был исполнен, и первым куратором университета был назначен Шувалов. В виду того, что университет, кроме Сената, не был подчинен никакому присутственному месту, значение куратора в жизни нового учреждения было очень велико: директор университета был подчинен только ему, никто из профессоров не мог по своей воле выбирать себе систему преподавание или учебник, но все обязаны были следовать тому порядку и тем авторам, которые будут предписаны "профессорским собранием и от кураторов». Наконец, по проекту предполагалось, что все служащие в университете без ведома и позволения кураторов и директора не будут подлежать иному суду, кроме университетского.
Следуя этому уставу, участие куратора в ходе университетских дел должно было быть постоянным и очень значительными. Шувалов отнесся к своему новому детищу с большим вниманием и заботой, конечно постольку, поскольку дозволяли ему это постоянная жизнь в Петербурге, вдали от университета, и досуг среди той массы дел, которыми его особенно стали обременять, именно, с 1754 г. Несмотря на обилие их, Шувалов заботится о покупке для университета книг и разных пособий, о приглашении из-за границы преподавателей и т. д. Конечно, все эти услуги были бы более значительны, если бы в это время на него не легло бремя новых обязанностей и дел.
Одновременно с учреждением университета началось еще одно благое дело, почин и проведение, в жизнь которого связано с именем Шувалова. В 1757 г. он представил Сенату проект и штат Академии Художеств в С.-Петербурге, предлагая "взять в оную способных учеников из Московского университета, которые уже и определены учиться языкам и наукам, принадлежащим к художествам». Это представление, одобренное Сенатом, было утверждено императрицей, и с 1759 г. на содержание Академии из штатс-конторы стали отпускать по 6.000 р. в год.
Сначала Академия существовала без особого регламента.
Она числилась при Московском университете (хотя помещалась в С.-Петербурге) и имела лишь своего инспектора.
Под его наблюдением на казенном содержании жило несколько человек из первых учеников Московского университета, обучаясь закону Божию, иностранным языкам, географии, арифметике, геометрии, истории и мифологии, а также рисованию, скульптуре и архитектуре. Затем был приглашен еще преподаватель анатомии и выписан из Франции резчик, а позднее еще несколько профессоров живописи и граверного дела из Франции и Германии.
Шувалов принимал очень живое участие в жизни Академии: он требовал ежемесячных списков учеников с указанием их успехов, приглашал знатных посетителей, похвалы и награды которых поощряли учеников, и сам жертвовал книги и картины из своих богатых коллекций.
Заботясь о лучшем положении Академии, Шувалов занялся составлением подробного регламента и вначале 1761 г. представил проект его императрице. Согласно ему, Академия должна была состоять из президента, директора, советников и секретаря. Преподавательский состав был из 5 профессоров, 6 академиков и 8 адъюнктов. Учащихся полагалось 40, все на казенном содержании.
Кроме этого штата, при Академии могли быть почетные члены из знатных особ и вольные ученики.
Президент, которым был сам Шувалов, имел "главное смотрение над Академией», он приглашал профессоров и учителей и определял как их обязанности, так и программы преподавания. Ему же принадлежало председательство при совещаниях директора с профессорами об успехах учеников. Хотя этот проект не был утвержден, но Академия в первые годы своего существования жила, приближаясь к нему.
Не оставлял Шувалов без внимания и общий ход дел Академии, внушая начальству её собираться для обсуждения дел не менее 3-х раз в неделю и представлять ему доношение о всем, что зависит от решения его, президента.
Уже в 1700 г. из числа академических учеников были выделены лучшие, заслуживающее отправки за границу, это были знаменитые впоследствии Лосенко и Баженов.
Провести в жизнь "регламента» и окончательно установить порядок жизни Академии помешали Шувалову те же обстоятельства, которые препятствовали ему довести до конца и университетские дела.
Родственная и партийная близость с Шуваловыми и случай делали его главной государственной пружиной жизни России, именно главным лицом того правительственного круга, который фактически управлял Россией в последние шесть лет царствования императрицы Елизаветы.
Недаром Вольтер писал по поводу поездки Шувалова за границу: "C’est ex-emprenr de Russie qui nous vient».
Если взять эти слова по существу — они верны. Редкий из фаворитов, даже в России XVIII в., имел такую полноту власти, как Шувалов, хотя вряд ли он искал её: его побуждали к тому малообразованность, бездеятельность и, наконец, болезнь императрицы, вследствие которых государственные дела шли слишком медленно или совсем не подвигались за невозможностью видеть государыню и докладывать ей.
Единственный, кому это удавалось, особенно же в последние два-три года жизни Елизаветы, был Шувалов. Между тем Россия с 1754 г. начала переживать ряд событий, приведших ее к международными» столкновениям, разрешившимся в Семилетнюю войну, и к ряду внутренних потрясений, связанных с вопросом о престолонаследии.
И в тех, и в других Шувалову пришлось сыграть значительную роль. Выросший на французской литературе, приближенный к императрице, известной своим французолюбием, Шувалов всегда слыл за ярого сторонника Франции, события в Европе привели к тому, что Шувалов мог на деле проявить свои симпатии.
Уже в мае 1753 г. было принципиально решено, что Россия примет энергичные меры, вплоть до войны, в целях обуздания "скоропостижного» прусского короля Фридриха Великого, грозившего расширением пределов своего государства и усилением его нарушить политическое равновесие Европы. Приходилось искать союзников для этого сложного и тяжёлого предприятия.
Помимо естественного в этом деле, по тому времени, нашего союзника Австрии, нужно было привлечь к совместным действиям Англию или Францию.
В России были сторонники той и другой. Явно англофильскую политику вел партийный враг Шувалов, канцлер гр. А. П. Бестужев, официальный руководитель иностранных дел императрицы Елизаветы.
Но, по обычаю XVIII, а отчасти и XIX в., у него за спиной шла другая дипломатия, тайная, но не менее значащая, чем официальная. Её руководителем во Франции того времени был принц Конти, а в России — гр. М. И. Воронцов и И. И. Шувалов, симпатии же этих лиц были на стороне Франции и против Англии.
Вследствие этого, в то время, как официальная дипломатическая Франция готовилась заключить наступательный союз с Турцией, Польшей и Швецией против России и Австрии, секретная готовила соглашение с этими державами.
Сношение между русскими вельможами, посвященными в тайную переписку короля, и Францией шли чрез посредство торговцев-французов, родившихся или даже временно живших в России и уезжавших по своим делам во Францию: таков был купец Мишель из Руана. Однако вмешательство И. И. Шувалова не ограничивалось тайными сношениями с Францией. Поддерживая то одну, то другую из борющихся при дворе партий, И. И. Шувалов то помогает М. И. Воронцову против А. П. Бестужева, то Бестужеву против его врагов.
В 1754 г. он, способствуя канцлеру удержать в России саксонского полномочного министра Функа, благоприятствует ходу переговоров между гр. Бестужевым и английским посланником Гьюдикенсом, словом, по мнению гр. Бестужева, является единственным путем для влияния на императрицу и движения государственных дел.
К началу 1755 г. влиятельное значение Шувалов выяснилось и для австрийского посла в Петербурге графа Эстергази: ему оставалось лишь изыскать ту черту характера И. И. Шувалова, играя на которой он мог бы склонить Шувалова к совместным действиям, и почву для общих мероприятий.
Эта черта — была французолюбие, а почва — соглашение с Версальским двором. Как раз в это время (начало 1755 г.) секретные сношения между Францией и Россией настолько наладились, что стало возможным отправить в Петербург (1-го июня 1755 г.) со специальной миссией кавалера Дукласа под видом путешественника.
Все сношение с ним шли через И. И. Шувалова и до поры до времени тщательно скрывались от Эстергази. Однако уже в июле 1755 г. у себя же на обеде И. И. Шувалов заявил открыто о своем благорасположении к Австрии и о согласии на союз с ней для общих военных действий против Пруссии.
В ту пору Шувалов ратовал за войну, находя ее необходимой для России, как для воинского воспитания армии, так и для боевой подготовки генералов, которых почти совсем не было у нас.
Так как сторонником войны был гр. А. П. Бестужев, то Шувалов его поддерживал, порой даже против Воронцова, а в знак преданности австрийскому двору принял (28 сентября 1755 г.) от императрицы-королевы, чрез её посла, драгоценный перстень. Однако, несмотря на такие отношение к канцлеру и австрийскому послу, первая миссия Дукласа (прибыл в Петербург
4 октября, отбыл 29 декабря 1755 г.) была скрыта как от Бестужева, так и от Эстергази. Правда, последний догадывался об истинном характере "путешественника» Дугласа, но не знал, что в это время было уже принципиально решено возобновить с Францией дипломатические сношение.
К 1755 г. относится еще одна попытка Франции завести дипломатические сношения с Россией, исходящая уже не от "секретной», но от официальной дипломатии Франции. В Россию был послан с письмами к И. И. Шувалову и к М. И. Воронцову агент Валькруасан.
Гр. Бестужев приказал его арестовать, предполагая в нем эмиссара и, после допроса в Тайной Канцелярии, подверг заточению в Шлиссельбург. У Валькруасона нашлись защитники в лице гр. М. И. Воронцова и И. И. Шувалова, быть может и не совсем чистых в этом деле. По их словам, француз сам на себя наговаривает и в показаниях своих противоречит себе. Однако, когда Валькруасан стал говорить о намерении Франции завязать дипломатические сношения с Россией и в качестве сторонников этого сближение назвал гр. Воронцова и И. И. Шувалова, то оба последние дали о нем заключение в том смысле, что "сей француз прямой и не безопасной шпион».
Валькруасон, задержанный некоторое время в крепости, был выпущен по ходатайству французского правительства. Такую же неудачу постигла и миссия Мейсонье, который по арестовании подвергся допросу И. И. Шувалова и М. И. Воронцова, но тоже позднее был отпущен.
К началу 1756 г. дипломатическое положение России начало выясняться. Шувалов решительно стал на сторону Франции, открыто высказывался за присоединение России к Версальскому трактату, а при Петербургском дворе всем было известно, что императрица смотрит на дела глазами своего любимца. Несмотря на то, что Валькруасон еще сидел в Шлиссельбург, 14 февраля 1756 нов. стиля Дуклас вновь выехал в С.-Петербург уже с наказом из министерства Иностранных Дел, а 7-го мая 1756 г. из Петербурга отправился наш уполномоченный Ф. Д. Бехтеев. Шувалов придавал очень большое значение непосредственным переговорам с Францией и даже от имени императрицы писал 4-го июня гр. М. И. Воронцову: "и то может быть, что Дукласова негоциация, вашим сиятельством производимая, может быть, более чести и преимущества здешнему двору произведет, нежели посредство Венского двора». Однако, нужно было выяснить наше отношение к Вене и Версалю, и в июле Шувалов торопит Воронцова добыть от Дукласа "консидерацию» для получение возможности взять определенный курс.
Только 13-го июля и Бестужеву, и Эстергази открыли истинную цель приезда шевалье Дукласа. Переход этого дела из стадии секретного в официальную принес ему более вреда, нежели пользы. Канцлер принял шевалье так, что сразу внушил ему мысль о будущей неудаче переговоров, а вмешательство Эстергази дало возможность этому ловкому дипломату лишить Россию преимуществ непосредственных сношений с Францией. Но хотя ход переговоров мог задерживаться и ослабляться, курс правительства в смысле сближения с Францией уже не мог быть изменен. Тщетно пытались это сделать в открывшейся 14-го марта 1756 г. Конференции вел. кн. Петр Федорович и Бестужев. Последний всю вину французофильской политики взваливал на Шувалова, и говорил Уильямсу (9-го июля 1756 г.): "Notre malheur est que nous avons ? pr?sent un jeune favori qui sait parler fran?ais et qui aime les Fran?ais et leurs modes. Il veut voir une grande ambassade fran?aise arriver dans cette cour».
В связи с началом военных действий между Россией и Пруссией в 3ападной Европе возник интерес к России и её прошлому.
Фридрих Великий, учитывая все значение общественного мнения, решил, воспользовавшись вниманием Европы к России, выпустить ряд книг, цель которых была унизить Россию, её прошлое и государей, до Петра Великого включительно.
Узнав об этом, И. И. Шувалов решил бороться с Фридрихом Великим его же оружием. Поэтому, по поручению Шувалова, 28 апреля 1757 г. Ф. П. Веселовский отправился к Вольтеру в Женеву с целью пригласить Вольтера в Россию и написать историю Петра Великого.
Не застав Вольтера в Женеве, Веселовский написал ему письмо в Лозанну, передавая в нем предложение Шувалова. С тех пор началась переписка между Вольтером и Шуваловым, продолжавшаяся много лет; как известно, Вольтер взялся за составление истории Петра Великого, получил из России много ценных документов, гравюр и медалей; но написал произведение, вовсе не отвечавшее тем целям, которые ставил ему И. И. Шувалов, почему последний очень долго был недоволен Вольтером.
В 1756 г. Бестужев и Шувалов стали сильно расходиться в вопросах, как внешней, так и внутренней политики. Здоровье императрицы настолько было слабо, что не раз являлось опасение её близкой смерти, и нужно было выяснить условия престолонаследия.
Как для самой императрицы, так и для большинства правительственных лиц было ясно, что вел. кн. Петр Федорович вряд ли сможет удовлетворить тем требованиям, которые предъявляла жизнь к правителю России; поэтому возникает ряд проектов престолонаследия и придворные партии поддерживают то один, то другой из них, в зависимости от тех выгод, которые он сулить.
В этих партиях принимали участие не только русские вельможи, но и представители иностранных держав, для которых появление у власти той или другой партии обозначало вполне определенный политический курс: если это будет Бестужев — то ждали англофильства, с именем же Шувалова связывали продолжение франко-австрийского союза.
Во всех этих счетах огромную роль играл молодой двор вел. кн. Петра Федоровича. Конечно, его учли и Шуваловы, и с 1754 г., вопреки желанно и даже без ведома гр. Бестужева, гофмейстером "молодого двора», на смену Чоглокову, был назначен гр. А. И. Шувалов.
Однако, вскоре выяснилось, что и молодой двор разделился на партии: великий князь был в открытой вражде со своей женой, и Шувалову приходилось выбирать между ними. Сначала они хотели сблизиться с вел. кн. и начали преследовать Екатерину; им удалось открыть императрице глаза на характер отношений великой княгини к С. Салтыкову и последнему пришлось иметь объяснение с И. И. Шуваловым. Для большего сближения вел. кн. с Россией Шувалова принуждали обменять его Голштинские владение с Данией на графства Ольденбург и Дельменгорст.
Пока же, в виду плохого состояния его финансов, выхлопотали ему субсидию и усилили русскими войсками его армию. Наконец, Шувалов провел вел. кн. в члены Конференции.
Но уже с начала 1756 г. И. И. Шувалов мог знать, что великий князь Петр не внушает императрице ни симпатии, ни доверия. Она жаловалась на слабость его рассудка, на несдержанность всего его поведения, доходившую до того, что даже вмешательство самой Елизаветы его не образумливало. Особенно раздражало императрицу несогласие вел. кн. на обмен его владений с Данией, так как это шло явно в ущерб интересам России. Соответственно отношению императрицы и И. И. Шувалов высказывал датскому посланнику Мольцану (21 февраля 1756 г.) свое несочувствие поведению вел. кн. в деле голштинского обмена и дал Мольцану очень нелестную характеристику Великого князя.
Конечно, убедившись в непригодности к делам правление вел. кн. Петра, Шувалов мог бы сблизиться с Екатериной, и действительно обе стороны сделали к тому попытки.
О сближении этом особенно старался английский посол Уильямс, надеясь таким образом объединить партии Шувалова и Бестужева и увлечь их к общему действию в интересах Англии. Убедившись в невозможности этого, Уильямс, уверенный в слабости Бестужева, предложил великой кн. Екатерине совсем порвать с канцлером и перейти на сторону Шувалова. Следуя ему, Екатерина обратилась к И. И. Шувалову с предложением союза с Шуваловыми.
Условия его были таковы, что "они (Шувалов) должны делать для неё все в настоящем, она для них—в будущем».
Письмо с предложениями Екатерины передал Шувалов приближенный её Лев Нарышкин, человек очень весёлого нрава, балагур, любивший высмеять всякого, а особливо людей несимпатичных Екатерине.
По его рассказу, Шувалов, прочтя письмо великой княгини, пришел в восторг, бросился на колени пред образом и долго оставался в религиозном экстазе. Однако, примирение между Шуваловым и Екатериною не состоялось, прежде всего уже в виду несогласий их взглядов на престолонаследие.
В начале июля 1756 г. в петербургском правительственном круге распространились слухи о том, что будто бы Теплов выработал, по поручению императрицы, проект манифеста о престолонаследии. Слух этот очень встревожил Бестужева и его сторонников, так как по их замыслам после смерти Елизаветы предполагалось объявить манифест о соправительстве Петра и Екатерины.
Датский посланник, прослышав об этих планах, обратился за разъяснениями к канцлеру, который доверил ему по секрету, что действительно И. И. Шувалов сообщил ему проект манифеста, составленный Тепловым.
Впрочем, этот проект не известен императрице.
В обсуждении его принимали участие камергер гр. Р. И. Воронцов, генерал-майор граф Чернышев (друг И. И. Шувалова: их звали — Орест и Пилад) и гетман гр. Разумовский.
По их замыслу великий князь и его жена устранялись от престола в пользу вел. кн. Павла, которого должно было провозгласить императором. В то же время предполагалось упразднить в России самодержавие.
В России вводилась новая форма правления, которую за малолетством государя должен был утвердить объявленный для этого регентом И. И. Шувалов. Когда проект этот был разработан и написан, гетман вручил его И. Шувалову для передачи и подписи его императрицей. Однако Шувалов не решился передать этот документа государыне, не добившись согласия гр. Бестужева, чего он и не достиг: канцлер был решительным сторонником Екатерины и не хотел слушать никаких проектов, где бы шла речь об её удалении из России или устранении от престола. Как известно (см. биографию гр. А. П. Бестужева), вмешательство канцлера в вопрос о престолонаследии и связанные с ним международный и военные дела привело его к падению, суду и ссылке. Правда, и после его падения, в котором Шуваловы сыграли довольно видную роль, они пытались сблизиться с Екатериной и даже в 1760 г. достигли настолько значительных результатов, что датский посланник в Петербург в январе 1761 г. пишет о Екатерине, которая проводит свой проект престолонаследия: "Je crois que le chambellan Shouvalov (И. И.) est d’accord avec Elle et c’est pourquoi depuis quelque temps Elle le flatte extraordinairement». К Екатерине И. И. Шувалов в то время был очень нужен во всех смыслах. Его положение было очень прочно, и впоследствии, уже сделавшись императрицей и составляя проект манифеста о Совете, Екатерина писала об этой эпохе: "все государство одними персонами и их изволениями без званий и вне мест управляемо бывало». Против этого на полях были проставлены буквы "П. И. Шувалов да И. И. Шувалов».
К 1760 г. И. И. Шувалов сосредоточил в своем ведении высший надзор за внешней политикой России, во главе которой официально стоял его единомышленник и друг гр. М. Л. Воронцов; за войной и ведшей ее армией, главнокомандующий которой присылал ему не только официальные рапорты, но и частные письма, которыми уведомлял его о всем происходящем при войске, а над начальниками наблюдал его верный корреспондента Я. Сиверс. Зависимость всех остальных мероприятий от воли И. И. Шувалова определялось уже тем, что ни один доклад на имя императрицы не мог пройти мимо его.
Еще в ноябре 1757 г. французский посланник маркиз де Лопиталь
указывал на стремление И. И. Шувалова вмешиваться в дела правления и направлять их по своему желанию. В делах внешней политики он этого и достиг, добившись присоединения России по Версальскому трактату и объявление войны Пруссии.
И в дальнейшем он продолжал свою французофильскую политику.
Посланный русским правительством во Францию Д. Бехтеев должен был доносить о возложенных на него делах не только вице-канцлеру, своему начальнику, но и И. И. Шувалову. Последнему, судя по сохранившимся письмам, Бехтеев даже старался угодить более чем Воронцову: он ходатайствует перед французским правительством, через Рулье, о награждении И. И. Шувалова за его заслуги при присоединении России к Версальскому трактату и добивается присылки И. И. Шувалову дорогих "куриезных» эстампов и книг; он заказал за 5.000 ливров одноколку для И. И. Шувалова и бережно наблюдал за её отправкой в Россию; он покупал для университета пособия, пригласил для Академии Художеств преподавателя-резчика и нашел постоянного комиссионера и корреспондента г. Мальи.
Зная наклонности И. И. Шувалова, Бехтеев подробно описывает ему образ жизни в королевском дворце: "lev? du roi», "la toilette de la reine et mesdames de France», сообщает ему новости Парижа, заседание большого королевского совета, политики, литературы, театра... Бехтеев вполне определенно пишет, что ускорить дело — значит обратиться к И. И. Шувалову, получить милость или награду можно только через него и в конце своей дипломатической миссии (27 января 1758 г.), желая поправить свои расшатанные материальные средства, просит о том И. И. Шувалова. Многие из лиц, составлявших тогдашнее правительство России, были очень недовольны тем огромным влиянием, которое имел И. И. Шувалов, и, отлично понимая, что оно главным образом происходит оттого, что Шувалов может непосредственно докладывать государыне, о чем хочет и как найдет правильным, стремились умалить его значение, дав ему какое-либо официальное назначение. Сделав его членом Конференции — поставили бы его в зависимость от этого учреждения, введя в Сенат — подчинили-бы решению всей коллегии или генерал-прокурора.
Даже благожелатели Шувалова жаловались на то, что он по мягкости характера часто поддается дурным влиянием и, не находясь в курсе дел, своим вмешательством наносить вред и благим начинанием.
Так, например, еще в 1758 г. гр. М. И. Воронцов, получив тяжелое наследие великого канцлера, просил себе в помощь двух конференц-министров, в числе них, как будущего вице-канцлера И. И. Шувалова. Сохранились проекты назначение И. И. Шувалова в Конференцию, в Сенат; от всех этих должностей он решительно отказывался. Зато, начиная с 1756 г. и по 1761 г., через него поступает в Сенат ряд Высочайших указов.
21 сентября 1757 г. Шувалов произведен в генерал-лейтенанты, а 4-го июня 1760 г. назначен генерал-адъютантом к Её Императорскому Величеству.
В 1760—61 г. тяжелое состояние здоровья государыни, неудачная война, беспорядок в управлении, борьба партий и неуверенность в будущем, вследствие неизвестности, кто займет престол, совершенно нарушили душевное равновесие Шувалова.
Его письма за этот период жизни полны грусти: "крайняя гипохондрия мучит и конца безчастной жизни не делает», пишет Шувалов; он не посещает друзей, боясь заразить их своей тоской. Он чувствует, что не стоит на высоте государственной, по его словам: "государство уже не чувствует власть самодержавства. Все повеления без исполнения, главное место без уважения, справедливость без защищения». Но не ему бороться с таким злом: "Вижу хитрости, которых не понимаю, и вред от людей, преисполненных моими благодеяниями. Невозможность их продолжать прекратила их ко мне уважение, чего, конечно, всегда ожидать был должен и не был столько прост, чтобы думать, что меня, а не пользу свою во мне любят». Смерть императрицы была для И. И. Шувалова очень тяжелым, хотя и давно жданным ударом: печаль от него усугубилась еще и тем отношением, которое проявлял к памяти почившей государыни её наследник. Екатерина видела во время обеда, данного новым императором многих из придворных, которые, не найдя свободных мест за государевым столом, бродили вокруг него. В числе их был вчерашний всесильный временщик.
На лице его еще были следы печали и отчаяние, на щеке "видно было, как пятью пальцами кожа содрана, но тут за стулом Петра III, стоя, шутил и смеялся с ним».
Новое царствование все же не принесло И. И. Шувалову окончательного падения и отставки. В его руках соединили все просветительные учреждения России и он был "как бы первым министром нарождающееся русского просвещения». Под его кураторством был оставлен Московский университет и Академия Художеств.
14-го марта 1762 г. И. И. Шувалов был сделан главным директором Шляхетского кадетского корпуса, 24-го августа
1762 г. все три существовавшее тогда кадетские корпуса были соединены в один и отданы в управление И. И. Шувалову. Правда, во всем фактически он был подчинен Волкову и с трудом отстаивал интересы управляемых им учреждений.
Роль И. И. Шувалова при перевороте, возведшем на престол императрицу Екатерину II, очень не ясна. Судя по отзывам, которые, давала о нем Екатерина, И. И. Шувалов поступал, если не явно против неё, то, во всяком случае, и не за нее. По её словам (2 августа 1762), И. И. Шувалов "самый низкий и подлый из людей». Этот отзыв после той приязни, которая была у Екатерины к И. И. Шувалову в 1761 г., после тех не мелких услуг, которые были им ей оказаны в свое время (хотя бы в отношении Понятовского и Бестужева), показывают, что за 1762 г. произошли события, отвернувшие Екатерину от И. И. Шувалова. Со вступлением Екатерины на престол — он отставной человек: ему предложили почетное отступление — поездку на три года за границу.
В начале апреля 1763 г. Шувалов оставил двор, живший в то время в Москве, и отправился для устройства дел в Петербург. Сохранилось его письмо к Г. Г. Орлову, в котором он просить императрицу купить один из его домов и часть картин за 12.000 р. в виду крайней его нужды.
Шувалов намеревался через Берлин и Вену проехать во Францию — предмета его давнишней любви и симпатии.
С 1763 и по 1773 г. он путешествовал по 3ападной Европе. Долго гостил в Париже, ездил в Лондон, Италию и всюду был желанным гостем, принятым в лучшем обществе.
В изгнании Шувалов не забывал родины.
Он поддерживал переписку с теми из друзей, которые остались в России, иные навещали его и за границей; живя в Италии, он заказывал для Академии Художеств и Эрмитажа гипсовые слепки со знаменитых статуй и пересылал их в Россию.
Мало-по-малу и Екатерина стала по отношению к И. И. Шувалову переменять гнев на милость.
В её переписке с Гриммом все чаще и чаще встречается имя Шувалова, сначала в связи с вопросами искусства: покупками картин, коллекции разных художественных предметов. Вспомнили
о нем и при дворе: в 17G7 г. враги Панина хотели подкопаться под него и начать оттеснять его от дел, возведя на должность главного воспитателя вел. кн. Павла Петровича И. Шувалова. Конечно, эта затея была нелепа, но имя Шуваловых уже было произнесено при дворе.
В 1771 г. нашлось и еще одно поручение, при котором мог пригодиться И. И. Шувалов. В Польше, на которую тогда Екатерина обращала особенное внимание, появился "бешеный нунциус»; вспомнили, что в Риме уже 4 года живет И. И. Шувалов и что благодаря своим связям он может поговорить с папой и уладить дело без шума.
И. И. Шувалов получил надлежащую инструкцию и, действительно, уладил дело: папа отозвал "бешеного нунциуса» из Варшавы.
В благодарность за эту заслугу Шувалов в 1773 г. пожалован в действительные тайные советники.
Этот знак милости императрицы внушил Шувалову мысль о возможности возвратиться в Россию. Друзья навели справки, и Шувалов не только был допущен на родину, но и принят ко двору. Правда, властью он уже больше не пользовался, но сделался членом избранного кружка императрицы и почетным лицом при Дворе её.
В качестве знатока, он помогал государыне пополнять произведениями искусства её Эрмитаж, а в качестве почетного и занимательного собеседника сопровождал ее во многих путешествиях и поездках, между прочим, в Тавриду.
В 1778 г. Шувалов произведен в обер-камергеры.
В 1782 г. награжден орденом Св. Андрея Первозванного.
С учреждением знаков ордена Св. Владимира И. И. Шувалов был назначен председателем в орденском капитуле.
В 1783 г. избран действительным членом Императорской Российской Академии.
Шувалов скончался семидесятилетним стариком в 1797 г., оплакиваемый всеми, кто его знал.
И. И. Шувалов, одна из привлекательнейших личностей России XVIII в.
Он умел совмещать в себе горячую любовь ко всему русскому с приверженностью к французскому просвещению и просвещению вообще, он был человеколюбив и, где мог, являлся защитником слабого и несправедливо обиженного: таким он, например, выступил в деле кн. Якова Шаховского.
Зная, какое влиятельное положение он занимает в государстве, Шувалов стремился использовать его не в целях эгоистических, не к своей наживе или выгоде, а в интересах государства и правды; он писал о себе: "считайте, милостивый государь, что я мертв для себя самого, когда себе ничего не желаю, о себе не думаю, а все для того, чтобы удостоиться имени честного человека». В лице Шувалов был тот редкий случай, когда фаворит искал нравственного влияния и на государыню, и на среду, в которой жил. Правда, он вмешивался и в государственные дела, вмешивался неудачно и даже с ущербом для России, но это вмешательство было, как выше показано, вынужденным. В чертах характера Шувалов нет ни честолюбия, ни властолюбия, ни даже охоты к широкой политической деятельности. Императрица Екатерина хотела дать его портрет в лице "Нерешительного», выведенного в "Былях и Небылицах». "Есть у меня сосед, писала она, который в младенчестве слыл умницею, в юношестве оказал желание умничать, в совершеннолетие каков? — Увидите из следующего: он ходить бодро, но когда два шага сделает направо, то одумавшись пойдет налево; тут встречаем он мыслями, кои принуждают его идти вперед, потом возвращаться вспять. Сосед мой от роду не говаривал пяти слов и ни делал ни единого шагу без раскаяние потом об оном». Эта робость, нетвердость действительно видны в деятельности и жизни Шувалова, вот почему он так пал духом и растерялся среди событий 1760—1761 г. Наконец, должно еще указать на характерное для эпохи соединение в нем волтерьянства, легкого вольнодумства, с набожностью, которое многие трактовали как прямое ханжество.

Все эти мелкие в сущности недостатки не могут, конечно, закрывать перед нами те высокие черты, которые проявил в своей жизни и деятельности И. И. Шувалов.

Скачать стихотворение 1827 г.: "Шувалов и Ломоносов", изд. Московский университет.

Скачать файл: shuvalov-i-lomonosov.pdf [1.48 Mb] (cкачиваний: 8)
Посмотреть онлайн файл: shuvalov-i-lomonosov.pdf