ТРИ ВИДА СУЩНОСТИ ОДНОЙ

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Никто из освоивших искусство мореплавания (или мореходства, что одно и то же, на взгляд простых смертных, а не ревнителей «моряцкого жаргона», считающих, что «корабли по морям не плавают, а ходят, плавает же только…сами знаете, что») народов Средиземноморья на протяжении всего периода Античности (да, впрочем, и последовавшего за Античностью Средневековья) пиратство, или же морской разбой, не считалось постыдным ремеслом. Не зря тезка автора настоящей военно-морской миниатюры - Иоганн Вольфганг фон Гёте - утверждал в своей трагедии «Фауст» (правда, устами «отрицательного персонажа» - Мефистофеля»):

«Война, торговля и пиратство –
Три вида сущности одной.
Никто не спросит: «Чье богатство?
Где взято и какой ценой?»

Наряду с рыболовством и морской торговлей, пиратство считалось вполне законным и даже почетным способом добычи средств существования, причем очень даже прибыльным (пока тебя не поймали и не распяли на кресте или же, за недостатком времени, не вздернули на рее твоего же корабля). Пираты вели выгодную торговлю не только захваченными у «мирных» купцов обычными, «неговорящими» товарами, но и «говорящим товаром» - людьми (если не считали более выгодным отпускать пленников на свободу за выкуп). Работорговля процветала. Поживиться захваченной пиратами на море (как, впрочем, и на суше - в материковых прибрежных районах и на островах) «двуногой добычей» не гнушались и римляне (если, конечно, им предлагали приобрести «говорящий скот» по сходной цене, к примеру, на греческом острове Делос, крупнейшем торговом перевалочном пункте, знаменитом своим храмом бога Аполлона, крупнейшим невольничьим рынком во всем Эгейском море и «фабрикой» по производству евнухов из рабов мужского пола). Всякий, кто пускался в те лихие времена в путь по морю, подвергал себя немалому риску. Поэтому, прежде чем рискнуть вверить себя морским волнам, безо всяких гарантий своей безопасности (морского права в ту эпоху, к сожалению, еще не существовало), не мешало составить завещание…

Нет, не случайно писал римский поэт Квинт Гораций Флакк:

«Силу дуба, тройную медь
Тот у сердца имел, первым кто выпустил
В море грозное утлый струг »…

После выигранных римлянами у понтийцев с огромным трудом Митридатовых войн морской разбой на Средиземном море (именуемым римлянами «Внутренним морем» - «Маре интернум», или же, без лишней скромности. «Нашим морем» - «Маре нострум») приобрел неожиданно большой размах. Прежде всего, потому, что эта «разновидность морской торговли» внезапно приобрела, так сказать, новое измерение. После того, как понтийский царь Митридат VI Евпатор-Дионис, главный и самый могущественный враг Рима в описываемый период, был, скрежеща зубами от досады, вынужден заключить с победившими его римлянами мир, пираты (возможно – неожиданно для самих себя) стали ядром и центром притяжения всех антиримских сил. Эмигранты и беглые рабы, изгнанники и осужденные преступники, повстанцы и мятежники вех мастей стали искать у пиратов прибежища. Внезапно бич всех мирных мореплавателей, островитян и прибрежных жителей «Большой земли» - морские разбойники - стали пользоваться симпатиями людей, еще совсем недавно и руки бы не подавших «презренным пиратам». И все лишь потому, что только пираты в сложившейся ситуации были еще способны досаждать ненавистному Риму, портить римлянам кровь, раздражать их (пусть даже «комариными укусами» или «булавочными уколами»)…

Как известно, в честь побежденных гимнов не слагают, сказок о них не рассказывают, песен о них не поют. Имена побежденных – увы! - предаются забвению, память об их деяниях уносится ветрами времени. Однако сохранились глухие упоминания о созданном пиратами в период, наступивший после войн Рима с Понтом, своего рода государстве (или, по крайней мере, квазигосударстве). Власть пиратов прочно утвердилась на острове Крит и в приморских городах Киликии (вопреки всем усилиям Сервилия Исаврика, Цезаря и других отважных «ромулидов»). Пираты регулярно взимали дань с целых приморских областей. На своих быстроходных кораблях, значительно более легких и мореходных, чем тяжелые и неповоротливые римские биремы и триремы , пираты, словно призраки, внезапно появлялись как бы ниоткуда, убивали, грабили, брали в плен, жгли – и снова исчезали без следа «в тумане моря голубом» на крыльях ветра, только что принесшего их из необозримых морских далей. Со временем они настолько обнаглели, что среди бела дня напали на порт самого «Вечного Города» – Остию в устье Тибра -, после чего, покинув родную и союзную им водную стихию, высадились на берег и принялись разбойничать на, казалось бы, безопасных римских дорогах, где пиратам было чем поживиться (именно в силу того, что эти дороги считались безопасными). Превратившись из морских разбойников в «разбойников с большой дороги» (в полном смысле слова)…

Утверждают, что на территории пиратского квазигосударства, или «непризнанной республики» (используя современный политический лексикон), процветали изящные искусства, поэзия, драматургия, да и благосостоянию «пиратских подданных» могли бы позавидовать жители «нормальных» государств. Действительно ли дело обстояло таким образом – известно разве что богу Меркурию, римскому аналогу греческого Гермеса, покровителю торговцев и воров…

С течением времени пиратская республика (или пиратские республики – согласно некоторым источникам, их было несколько) стали представлять для Рима все более серьезную опасность. Ибо пираты явно обладали гораздо лучшими навыками кораблевождения и более высоким мастерством морского боя, чем римские «морские орлы». Не таким уж «нашим» оказалось, на поверку, для «всегда победоносных» (главным образом - на суше) римлян Внутреннее море. Вся средиземноморская торговля была поставлена дерзкими и неуловимыми пиратами под угрозу. В Италии росла дороговизна. Подскочили цены на многие товары, прежде всего – на основной продукт питания широких масс италийского населения – зерно (своего хлеба в Италии уже не хватало, вся надежда была на привозной).

И лишь после того, как римский полководец Гней Помпей по прозвищу Великий, «герой восточных походов», победитель Митридата, получил под свое командование пятьсот кораблей, римлянам удалось справиться с докучавшими им морскими разбойниками, решить коренным образом пиратскую проблему. Но это случилось уже после того, как молодой Гай Юлий Цезарь отправился в плавание на остров Родос учиться красноречию у Аполлония, сына Молона. Не подфартило Гаю Юлию. Он оказался не в то время не в том месте…

Корабль с Цезарем на борту, державший курс на Родос, был захвачен киликийскими пиратами близ острова Фармакуссы. И там случилось то, о чем можно прочитать в любой хрестоматии по истории Древнего Рима. Пираты потребовали с «потомка Венеры» выкуп, оценив его голову в двадцать талантов – сумму, немалую, по тем временам. Один серебряный талант равнялся шести тысячам римских денариев. Один денарий (символом которого была латинская литера «Х», означавшая также цифру «10», поскольку в денарии первоначально содержалось десять медных ассов) равнялся четырем сестерциям.

В эпоху Цезаря рядовой легионер получал один денарий жалованья в день. Однако Цезарю, преисполненному горделивого патрицианского тщеславия и ценившему свою особу неизмеримо выше, столь ничтожная сумма, как сто двадцать тысяч денариев, показалась не достойной его головы. Он заявил немало озадаченным пиратам, что сам оценивает свою голову гораздо выше - не меньше, чем в пятьдесят талантов, или триста тысяч денариев – и тотчас же разослал посланцев по соседним прибрежным городам собрать означенную сумму. О том, должны ли были города ему эти деньги одолжить, подарить, или же Цезарь умудрился их каким-то образом шантажировать «на расстоянии», пребывая в пиратском плену, история – увы! - умалчивает (а как интересно было бы это узнать!)…Пока же ошарашенные города (да и посланцы Цезаря) потели от усердия, кое-как наскребая по своим «сусекам» затребованную им сумму выкупа, наш Гай Юлий сорок (или тридцать восемь) дней пользовался гостеприимством оказавшихся не менее учтивыми и вежливыми, чем Джек Воробей, пиратов Эгейского моря, не только оставивших знатному и платежеспособному пленнику его врача и двух слуг, но и с завидным терпением покорно внимавших его поэтическим и риторическим излияниям. При этом Цезарь не упустил возможности как бы в шутку заявить им, что, получив выкуп и выйдя на свободу, не замедлит распять их на крестах.

Должно быть, пираты сочли, что у попавшего им в руки заносчивого знатного молокососа с безмерно завышенной самооценкой, крайне невоздержанного на язык, явно «не все дома», и потому позволили ему делать и говорить, что хочет (на манер шута), просто из любопытства, чтобы посмотреть, до каких еще чудачеств он дойдет, и найдутся ли другие чудаки, готовые отвалить за него затребованную громадную сумму.

Как бы то ни было, затребованный морскими разбойниками выкуп был доставлен в установленный срок и в полном размере. Экстравагантный молодой господин вежливо попрощался с пиратами и сразу же отправился в Милет. Прибыв в этот древний порт малоазийских греков (чьему разорению персидским царем Дарием I - предком Митридата VI Понтийского - эллинский трагик Фриних посвятил некогда одну из своих известнейших трагедий – «Падение Милета», наверняка входившую в круг чтения Гая Юлия и других молодых нобилей, получивших классическое образование), Цезарь собственной властью, не ставя в известность римского наместника провинции, набрал небольшую «частную армию» и посадил ее на снаряженную им пару кораблей. Вот как много значил в тогдашнем запуганном римлянами Средиземноморье сам факт его принадлежности к римскому нобилитету (вкупе с соответствующим поведением, разумеется). Цезарь долго не мешкал. Он ведь отлично знал, где ему искать «приютивших» его на долгих сорок (или тридцать восемь) дней морских разбойничков. «Потомок Венеры» направил к пиратскому острову бег своих кораблей, взял пиратов в плен и приказал распять их на крестах, как обещал. «Слово мясника!». Правда, согласно Светонию, «мягкосердечный» Гай Юлий в последний момент смилостивился и распорядился заколоть схваченных морских разбойников перед распятием, чтобы они не мучились…Захваченную у казненных им пиратов богатую добычу «восстановивший справедливость» Цезарь и не подумал сдать властям Римской республики, но счел ее «своей законной прибылью», и, таким образом, завершил начатую им на свой страх и риск малую «частную», или, если угодно - «личную», войну не только победоносно, но и «с хорошим наваром». Вернул ли Цезарь выкупившим его у пиратов средиземноморским городам внесенные теми за его голову деньги? Об этом исторические хроники нам ничего не сообщают. «Темна вода во облацех», как говорили в таких случаях у нас на Святой Руси…