ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА РОССИИ В МУЗЕЙНЫХ СОБРАНИЯХ ЭМИГРАЦИИ *

Духовная жизнь эмигрантской интеллигенции, в том числе ученых-историков и просто любителей истории, в 1920-1930-е годы была достаточно насыщенной и полнокровной. В ней ярко проявилось стремление сохранить самобытность своей национальной культуры, не раствориться в иноязычной среде. Одним из самых слабо изученных аспектов деятельности российских эмигрантов в 20-е-30-е годы XX в. является создание и сохранение музейных собраний. В отличие от эмигрантских архивов, которые исследовались В. Г. Бортневским, П. К. Гримстед, Т. Ф. Павловой, Л. И. Петрушевой, Е. В. Старостиным и другими учеными, на них пока не обращают должного внимания ¹ . В немногочисленных изданиях можно встретить самую общую информацию о музеях, основанных за рубежом эмигрантами ² . Лишь самым представительным и ценным пражским собраниям Русского культурно- исторического музея и Музея освободительной борьбы Украины посвящены специальные работы ³ .

Между тем разработка этой проблемы весьма перспективна в целях дальнейшего расширения тематики и источниковой базы исследований по истории российского зарубежья. Ведь в большинстве эмигрантских музеев, наряду с прочими экспонатами, хранились архивные документы и фотографии, редкие книги, которые объективно отражают представления диаспоры о прошлом России, ее исторических и культурных ценностях, корнях, традициях. Обратившись к ним, можно полнее и глубже соприкоснуться с духовной жизнью наших зарубежных соотечественников, оказавшихся волею судеб далеко от Родины. Поэтому так важно выявить, в каких условиях возникали музейные коллекции эмигрантов, как пополнялись, определить их состав и проследить дальнейшую судьбу.

После 1917 г. вместе с эмигрантами за границей появилось немало культурно-исторических ценностей, вывезенных из России. Оказавшиеся за ее пределами русские писатели и художники продолжали активную творческую деятельность. Будучи весьма стесненной в финансовых средствах, интеллигенция российского зарубежья делала все возможное, чтобы сохранить для потомков исторические и культурные реликвии, произведения изобразительного и прикладного искусства, а впоследствии вернуть их на Родину. Особенно много эмигрантских музеев существовало в период между двумя мировыми войнами во Франции ⁴ .

--------------------------------------------------------------------------------

* Данная проблема разрабатывается авторами с 1993 г., с 2003 г. - при финансовой поддержке РГНФ (проект № 03- 01-00693).

--------------------------------------------------------------------------------

ФРАНЦИЯ

В отличие от других стран, самые первые музейные собрания, посвященные России, были созданы во Франции задолго до революции. Еще в 20-е годы XIX в. князь И. С. Гагарин, И. М. Мартынов, Е. Балабин, П. Пирлинг основали в Париже Славянский музей-библиотеку с русским отделением и богатой коллекцией старославянских рукописей ⁵ . Еще большую известность получил находившийся там же Пушкинский музей. За сорок с лишним лет его создатель Александр Федорович Отто (Онегин) собрал по крупицам ценнейшую коллекцию рукописей и других материалов, связанных с жизнью и творчеством А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, Н. В. Гоголя, А. И. Герцена, И. С. Тургенева, за что был удостоен ордена Почетного Легиона. Согласно договору, заключенному в 1909 г. с Императорской Академией наук, Онегин, оставив за собой лишь право пожизненного пользования, завещал свой музей и личный капитал Пушкинскому Дому, учрежденному в 1905 г. в Петербурге. После его смерти, последовавшей 21 марта 1925 г., завещание было исполнено, и редчайшие реликвии в 1928 г. перевезли с берегов Сены на набережную Невы в бывшее здание Петербургской таможни, где располагается Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Двумя годами позднее там открылась выставка, но впоследствии, к сожалению, целостность бесценной коллекции была нарушена: нумизматические материалы и некоторые из картин попали в Эрмитаж; во Всероссийском музее А. С. Пушкина оказалось большинство личных вещей великого русского поэта; в Пушкинском же доме остались на хранении рукописи Пушкина, мебель, библиотека, онегинские альбомы ⁶ .

В качественно иных условиях происходило формирование музейных собраний эмигрантов после революций 1917 г. и братоубийственной гражданской войны, когда во много раз увеличилась численность русской диаспоры во Франции и существенно изменился ее состав. В период между двумя мировыми войнами Париж был признанным центром культурной жизни российской эмиграции, состоявшей из самых разных социальных и профессиональных групп, отличавшихся по уровню общей культуры, образованности, имущественному положению, наконец, интересам. В то время во Франции проживали немало представителей российской интеллигенции, в том числе известные политические деятели (П. Н. Милюков, В. А. Маклаков, М. М. Федоров и др.), писатели и деятели искусства (И. А. Бунин, А. И. Куприн, М. И. Цветаева, Ф. И. Шаляпин, А. Н. Бенуа, К. А. Коровин, Г. Л. Серебрякова и др.), ученые (А. В. Карташев, Г. В. Флоровский, Н. А. Бердяев и др.). Но среди возникших там в 20-30-е годы эмигрантских музеев преобладали собрания не художественно-культурного, а военно-исторического характера ⁷ . Связано это было с большей сплоченностью и организованностью военных кругов российской эмиграции.

Вот почему значительная часть эмигрантских музейных коллекций во Франции отражала историю русской армии, первой мировой и гражданской войн. Таковы, например, коллекции Музея Лейб-Гвардии Казачьего полка, Музея Лейб- Гвардии Атаманского полка, Донского исторического музея, Музея Союза конногвардейцев, Кадетского музея, Музея Александрийского гусарского полка.

До сих пор в Курбевуа, пригороде Парижа, в доме под номером 12 на улице Сан-Гюйом располагается Музей Лейб-Гвардии Казачьего полка, учрежденного Павлом I в 1798 г. Возник он на основе собраний полкового музея, вывезенных после февраля 1917 г. по приказу командира полка генерала A. M. Грекова из Петрограда в Новочеркасск, а оттуда в Новороссийск. Из Новороссийска, через Стамбул, остров Лемнос и Белград они попали во Францию, где музей был вновь открыт в 1929 г. сначала в г. Аньере по инициативе и на средства эмигрантов, членов Объединения Лейб-Казаков. Затем для него удалось приобрести дом в Курбевуа. В залах музея выставлены портреты 27 полковых командиров, в том числе одного из героев Отечественной войны 1812 года генерала, графа В. В. Орлова-Денисова; комплекты и отдельные части униформы полка (в том числе мундир с заплаткой простого казака образца 1814 г.); русские ордена, медали, штандарты и почетные серебряные трубы; гравюры с батальными сценами, в том числе сражения под Фер-Шампенуа 13 марта 1814 г.; шпоры, галуны, эполеты генерала Ефремова; личные вещи генерала П. Н. Врангеля (походный китель, погоны, значок); на блюде небольшая горка картечи, собранной на Бородинском поле; старинная полковая посуда; фотографии; документы полковой канцелярии. В 1937 г. эмигранты переправили часть наиболее ценных экспонатов на хранение в Брюссель, в Королевский Военный музей, опасаясь, что правительство Народного фронта передаст их властям СССР. Но Музей в Курбевуа сохранился. Им ведает Объединение Лейб-Гвардии Казачьего полка, состоящее сегодня не из самих его офицеров, как в прежнее время, а из их потомков. Ежегодно оно совместно с Казачьим союзом, Союзом казаков-комбатантов и Объединением Лейб-Гвардии Атаманского полка устраивает в октябре войсковой праздник Донского, Кубанского и Терского казачьих войск, который по традиции начинается панихидой около памятника казакам на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. До 1989 г. Объединение возглавлял полковник Б. Дубенцов. В начале 60-х годов было издано на гектографе несколько номеров Информационного бюллетеня Объединения Лейб- казаков, в которых рассказывалось о деятельности музея. Его посетители, побывав в Курбевуа, и сегодня могут соприкоснуться с реликвиями воинской славы России ⁸ .

Во многом напоминает его судьбу история Музея Лейб- Гвардии Атаманского его императорского высочества Государя-наследника цесаревича полка, сформировавшегося еще до революции в Петербурге. В 1917 г. его коллекции были переправлены в Таганрог, откуда - в Новороссийск. В новороссийской катастрофе при спешной эвакуации в марте 1920 г. под ударами наступавшей Красной Армии уцелело всего лишь семь ящиков с имуществом полкового собрания и музея, для перевозки которого ранее требовалось восемь вагонов. Сохранившаяся чудом часть реликвий пропутешествовала через Константинополь, Египет, Болгарию, Сербию во Францию, где музей был возрожден в 1931 г. русскими эмигрантами - членами Общества атаманцев. Первоначально он размещался в помещении полкового собрания в Сен-Клу, а с апреля 1932 г. - в Аньере. Как и другие эмигрантские музеи, он существовал на членские взносы и добровольные пожертвования. Экспозиция и архив музея включали императорские грамоты, документы полковой канцелярии с подписями А. В. Суворова, М. И. Платова, других военачальников, мундиры августейших шефов и исторические формы полка, штандарты, походные иконы, портреты шефов и полковых командиров, гравюры, фотографии, редкие книги. Хранителем музея в 30-е годы был Н. Н. Туроверов (1899- 1972), на личности которого стоит остановиться подробнее. Уроженец станицы Старочеркасской на Дону, после окончания реального училища он поступил вольноопределяющимся в Лейб-Гвардии Атаманский полк, в котором дослужился до звания подъесаула, участвуя в первой мировой и гражданской войнах. В эмиграции он жил сначала в Сербии, а затем в Париже, где, работая грузчиком, учился в Сорбонне, в течение 37 лет служил в одном из банков и получил известность как поэт, автор пяти книг поэм и стихов. Особой популярностью пользуются его стихотворения "Уходили мы из Крыма", "Покидал я родную станицу". Будучи председателем Казачьего союза, Туроверов много сил отдавал музею, собирал всю жизнь книги, рукописи, гравюры по истории казачества, устраивал интересные тематические выставки. Личная коллекция Туроверова до сих пор хранится во Франции у одного из его родственников ⁹ .

В Париже также находился музей Союза конногвардейцев имени великого князя Дмитрия Павловича. В его стенах экспонировались материалы по истории Лейб-Гвардии Конного полка, собранные флигель-адъютантом, полковником В. Ф. Козляниновым: портреты российских императоров и императриц, коллекция форм конногвардейцев до 1914 г., образцы холодного оружия и офицерской амуниции; батальные гравюры; акварели с изображениями полковых штандартов; кирасы и каски; серебряное паникадило из полкового Благовещенского собора в Петербурге; фотографии; рукописные документы. Полк вел свою историю от личного конного конвоя А. Д. Меньшикова, созданного еще в 1706 г. в Киеве. Музей полка получал финансовую и моральную поддержку от великого князя Дмитрия Павловича ¹⁰ .

Музей Александрийского гусарского полка существовал в 20- 30-х годах в Ментоне (на юго-востоке Франции). Он возглавлялся председателем полкового объединения полковником С. А. Топорковым. В музее экспонировались Георгиевский штандарт, которым полк был награжден за сражение с турками под Эски-Стамбулом в 1829 г.; полковые документы; портреты наследника цесаревича и командиров полка. Он был тесно связан с деятельностью Общества ревнителей истории русской конницы, возникшего в Париже в 1934 г. Последнее поддерживало контакты с Музеем русской конницы в Белграде и другими аналогичными эмигрантскими объединениями. Его члены активно занимались сбором документов, книг, рукописей, фотографий, гравюр, рисунков, портретов, предметов вооружения и обмундирования, иллюстрировавших действия кавалерийских частей в войнах начала XX в. ¹¹

Члены группы Военно-морского союза собрали в своей кают- компании в Марселе живописные полотна с изображениями сражений парусного флота, морских битв времен первой мировой войны, а также портреты российских императоров и знаменитых Адмиралов, предметы корабельной обстановки ¹² .

В нашем распоряжении пока нет материалов о находившихся в Париже Донском историческом музее и Кадетском музее на бульваре Эксельманн.

Культурно-просветительскую деятельность российской эмиграции во Франции характеризовали собрания Музея имени С. П. Дягилева, Русского музыкального исторического музея. Русского педагогического музея. Первый из них так и остался, по существу, частной коллекцией, впоследствии распроданной. Русский музыкальный исторический музей был создан в 1931 г. при Российском музыкальном обществе в Париже. В нем собирались рукописи, ноты, письма, автографы, программы выступлений, реквизит и другие личные вещи выдающихся российских композиторов, музыкантов, дирижеров, артистов, оперных певцов, инструменталистов. Материалы музея освещали их творческую деятельность как в России, так и за рубежом. Дальнейшая судьба его коллекций неизвестна ¹³ .

Собрания Русского педагогического музея включали учебные наглядные пособия по российской и всемирной истории, географии, библейской истории (негативы, фотографии, карты, таблицы, книги, картины), рукописные сборники нот и пьес. Они рассылались музейными сотрудниками в низшие и средние учебные заведения, основанные русскими эмигрантами в Польше, Франции, Югославии. Бюджет музея на 1930 г. составлял около 2600 французских франков, его служащие из числа эмигрантов получали всего по 10 франков в месяц, но несмотря на весьма стесненные материальные обстоятельства, с увлечением занимались своей подвижнической деятельностью до начала второй мировой войны ¹⁴ .

В 1923 г. в Нью-Йорке открылся музей имени Н. К. Рериха, куда художник передал свыше 1000 своих работ, позднее был основан его Европейский центр в Париже ¹⁵ .

Интересное собрание древнерусской церковной живописи сформировалось при обществе "Икона", возникшем в 1925 г. в Париже под председательством известного коллекционера В. П. Рябушинского. Поставив своей целью изучение и сохранение произведении иконописи, оно заслушивало доклады, неоднократно проводило выставки. Одна из них, например, открылась в январе 1930 г. в помещении Русской школы живописи (ул. Жюль Шапле, 11). Ученый с мировым именем, член-корреспондент Французской Академии Дм.П. Рябушинский возглавлял Общество охраны русских ценностей за рубежом, существующее поныне ¹⁶ . В последние годы во главе его стоял А. Б. Серебряков, сын известной русской художницы З. Серебряковой, оказавшейся в эмиграции.

В Русском старческом доме в Сент-Женевьев-де-Буа на стенах висят портреты императоров (Екатерины II, Александра I, Николая I, Александра II, Александра III), полученные из бывшего российского посольства; стоят бюсты Николая II и императрицы Александры Федоровны, императорское кресло из дерева с позолотой ¹⁷ .

Старинные иконы и другие культовые вещи находятся в русских православных храмах Парижа, Аньера, Медона и других городов Франции. В православном соборе Св. Александра Невского на улице Дарю в Париже, например, можно увидеть и полковые иконы, и русские награды (ордена, медали) в киотах.

В крипте православного Свято-Николаевского собора в Ницце разместился своеобразный Музей русской колонии, в котором хранятся иконы, портреты русских императоров, ордена, медали, знамена, штандарты, гусарский мундир с позументами и прочие реликвии ¹⁸ .

Еще больше существовало во Франции частных эмигрантских собраний, полный перечень которых невозможно даже составить. Произведения старинного русского искусства коллекционировал Г. В. Чижов, иконы - известный антиквар А. Попов и Я. Золотницкий книги и документы по русской истории - А. К. Семенченков, наградные знаки - П. В. Пашков и бывший офицер, георгиевский кавалер В. Г. фон Рихтер, серебряную парадную утварь XVII-XVIII вв. - Е. Любович ¹⁹ .

Разумеется, частные коллекции отличались по значимости и представительности, а иногда приобретали общественный характер.

Нередко наряду с мемориальными вещами эмигрантские музеи включали архивные документы, библиотеки и играли роль своеобразных культурных очагов русских колоний. В них устраивались встречи однополчан, сослуживцев, земляков, празднования Дня русской культуры, отмечались юбилеи. Значительный резонанс в эмигрантской среде имели выставки, организовывавшиеся некоторыми музеями и владельцами частных собраний во Франции.

В 1934 г. в Париже у входа в помещение, в котором экспонировалась выставка казачьих реликвий, посетителей встречали несколько Лейб-Казаков в формах времен Екатерины II и Александра II и один донской казак в обмундировании начала XX в. Всеобщее внимание привлекла выставка "Пушкин и его время" в парижском зале Фуайе Плейель, организованная С. М. Лифарем и М. Л. Гофманом в дни празднования Пушкинского юбилея в 1937 г. На ней были представлены автографы великого поэта, его личные вещи, портреты, мебель той эпохи ²⁰ .

Еще более частым явлением в культурной жизни российского зарубежья стали художественные выставки, экспонировавшиеся во Франции. Они сыграли большую роль в ознакомлении французского народа с культурным достоянием российских эмигрантов, способствовали расширению знаний в целом о русском искусстве.

По-разному сложилась дальнейшая судьба общественных эмигрантских музейных собраний во Франции в годы второй мировой войны и после ее окончания. Большинство из них по объективным причинам прекратили существование. Сказалось отсутствие государственной финансовой поддержки, которую не могли восполнить небогатые частные пожертвования эмигрантов. Часть историко-культурных реликвий была перевезена в США, в том числе собрание существовавшего в Париже музея Николаевского кавалерийского училища, оказавшееся после второй мировой войны под крышей здания эмигрантского общества "Родина" в американском г. Лейквуде (ныне Хауэлл, штат Нью-Джерси) ²¹ . Сыграл свою роль уход из жизни либо отход от активной деятельности основателей и многолетних хранителей музеев, хотя Общество любителей русской военной старины даже продолжало издавать в Париже в 50-70-х годах "Военно- исторический вестник", в 1953-1969 гг. выходил и "Вестник конногвардейского объединения" (редактор А. П. Тучков). У нового поколения эмигрантов, родившихся во Франции и в значительной степени стремившихся побыстрее интегрироваться в местную среду, не было уже такого интереса к русским историко-культурным реликвиям. В результате на сегодняшний день во Франции сохранились лишь два музея российских эмигрантов - в Курбевуа под Парижем и в Ницце.

Кроме того, в столице Франции существует Музей-библиотека имени Симона Петлюры, основанный организациями украинских эмигрантов. В нем хранятся бюст и посмертная маска С. Петлюры, документальные материалы об Украинской Демократической Республике, картины украинских художников ²² . В 1978 г. Александр Глезер, представитель новой волны эмиграции из СССР, создал в Париже Музей современного русского искусства, коллекции которого включают работы советских художников- нонконформистов, графиков, скульпторов (Э. Булатова, М. Шемякина, Э. Неизвестного, О. Рабина, В. Немухина и др.) ²³ . В мае 1995 г. было объявлено о создании в Париже Музея русского флага, формирующаяся экспозиция которого должна была состоять из следующих разделов: флаги, штандарты, гербы, геральдика; живопись, графика, плакаты, скульптура; оружие, форма, ордена, медали, знаки отличия; иконы и другие предметы Русской православной Церкви; макеты военных кораблей и все, что относится к военно-морскому флоту; монеты, марки, книги, автографы, документы, фотографии ²⁴ . Русский центр святого Георгия в Медоне проводит выставки икон ²⁵ . Но это уже новая глава в истории эмигрантских музейных собраний.

Судьба же многих эмигрантских музейных коллекций общественного характера, возникших в 20-30-х годах XX в. во Франции, до сих пор остается невыясненной. И перед нами стоит задача дальнейшего поиска материалов о них как в прессе, так и в архивах, в том числе частных, хранящихся во Франции, России и других странах.

Многие из существовавших когда-то во Франции музейных собраний эмигрантов утрачены безвозвратно, другие же распроданы после смерти их владельцев или хранителей. Бесценную коллекцию реликвий нашей культуры, своеобразный Русский музей, создан в результате активной и целенаправленной деятельности французским профессором- славистом Рене Герра. В его домашних собраниях в Париже и под Ниццей около 30000 книг, (в том числе редчайшие эмигрантские издания); произведения живописи (картины А. Бенуа, Б. Григорьева, М. Добужинского, Б. Кустодиева, К. Коровина, С. Чехонина, З. Серебряковой, К. Сомова, Ю. Анненкова и других художников); рукописи (А. С. Пушкина, И. А. Бунина, Б. К. Зайцева, З. Н. Гиппиус, Дм. С. Мережковского, A.M. Ремизова, И. С. Шмелева и других писателей)^ В апреле- мае 1995 г. в Москве, в Третьяковской галерее демонстрировалась выставка из коллекции Р. Герра под названием "Они унесли с собой Россию". По его инициативе основана Ассоциация по сохранению русского культурного наследия во Франции, в которую вошли известные французские деятели культуры и предприниматели, имеющие российские корни ²⁶ .

ЮГОСЛАВИЯ

Королевство сербов, хорватов и словенцев (так до 1929 г. именовалась Югославия) в меж военные годы являлось одним из самых крупных центров сосредоточения эмигрантов из России, среди которых было немало представителей интеллигенции (врачей, ученых, архитекторов, учителей и др.), внесших заметный вклад в развитие культуры родственной славянской страны ²⁷ . Но наиболее организованной частью эмиграции, как и во Франции, стали военные. В 1921 г. в Югославию эвакуировались из Турции остатки армии П. Н. Врангеля. Тогда же в Белграде возник и Совет объединенных офицерских обществ в Королевстве СХС. Через два года в него входили уже 16 офицерских обществ: Общество русских офицеров в Королевстве СХС; Общество офицеров Генерального штаба; Общество офицеров- артиллеристов; Общество полковых объединений гвардейской пехоты и сапер; Общество военных юристов; Общество военных инженеров; Общество офицеров инженерных, железнодорожных и технических войск; Общество бывших воспитанников Николаевской Инженерной академии и училища; Общество офицеров Корпуса военных топографов; Общество военных интендантов; Общество гвардейской артиллерии; Общество георгиевских кавалеров; Общество морских офицеров; Общество пажей; Общество бывших юнкеров Николаевского кавалерийского училища; Общество офицеров Корпуса военно-воздушного флота.

Позже были созданы и учреждены "Союз полковых объединений офицеров гвардейской пехоты и гвардейских сапер" и "Русское офицерское собрание" ²⁸ . И многие из перечисленных выше обществ формировали свои музейные коллекции.

Самым представительным и богатым было собрание Музея Первого Русского кадетского корпуса имени великого князя Константина Константиновича, созданного в сентябре 1925 г. в г. Бела-Црква (Сербия) по инициативе его директора, видного военного педагога, генерал-лейтенанта Бориса Викторовича Адамовича (1870-1936). В литературе он иногда именуется как Русский Зарубежный музей военно-учебных заведений. Его экспозиция постоянно расширялась. На 1930 г. в нем насчитывалось 2000, а через два года - уже 3000 экспонатов, которые подразделялись на несколько отделов: русский военный; зарубежных военно-учебных заведений; орденов, медалей, почетных и памятных знаков, печатей, монет, денежных ассигнаций и почтовых марок; П. Н. Врангеля; шефский, посвященный великому князю Константину Константиновичу. В залах музея с высоких стен склонялись 46 полковых знамен русской армии, знамена кадетских корпусов; кроме них экспонировались различные знаки отличия, части обмундирования, печати, фотографии, фанфары, погоны, документы, книги, картины. У посетителей неизменно вызывали интерес стол и скамья, у которых в 1918 г. погиб Л. Г. Корнилов, личные вещи и другие реликвии, связанные с генералом Врангелем (шинель, фуражка, шашка, кинжал, чувяки, надгробные венки, ленты, доски, эмблемы). При корпусе существовали еще два небольших музея: Лейб-Гвардии Кексгольмского пехотного полка и Виленского военного училища, сформированные их бывшим командиром и начальником Б. В. Адамовичем. Он подготовил к печати "Опись Музея Первого русского Великого князя Константина Константиновича Кадетского корпуса" с перечнем и описанием 3000 предметов общим объемом около 18 печатных листов, но для ее издания так и не удалось собрать необходимую сумму - 18000 югославских динаров.

Один из эмигрантов, П. Борин, посвятил ему свое стихотворение "В музее корпуса", в котором есть такие строки:

Вхожу в музей, и старина седая

Суворовских развернутых знамен,

Из тлеющего шелка вырастая,

Встречает славою былых времен.

В 1935 г. над корпусом нависла угроза закрытия, но несмотря на все финансовые и политические неурядицы, он продолжал функционировать даже в период немецко-фашистской оккупации Югославии. Когда в декабре 1943 г. из Белграда в Белу Цркву с инспекцией приезжал начальник Бюро русской эмиграции генерал-майор В. В. Крейтер, во время молебна в корпусную церковь вынесли из музея для освящения хранившееся там знамя Полоцкого кадетского корпуса ²⁹ . Дальнейшую судьбу музейных коллекций после освобождения Сербии в 1944 г. пока проследить не удалось.

В 30-х - начале 40-х годов Музей императора Николая II размещался в Белграде в Русском Доме (ул. Королевы Наталии, 33), носившем имя последнего российского царя и открытом в 1933 г. Общество ревнителей его памяти во главе с генералом В. Е. Флугом собрало для музея интересные реликвии, связанные с царствованием Николая II: различные вещи, картины, документы фотографии царя и членов его семьи ³⁰ . Музей был закрыт в конце 1944 г. вместе с другими эмигрантскими музеями в Югославии.

В 1928 г. в Белграде по решению общего собрания офицеров- кавалеристов был основан Музей русской конницы. Первоначально он размещался в Русском офицерском доме (ул. Дечанска, 18), позднее переехал в Русский Дом имени императора Николая II. В музее экспонировались и хранились в фондах полковые знамена, значки, эмблемы, трубы; портреты августейших шефов конных полков и известных кавалерийских военачальников А. В. Суворова, Д. В. Давыдова, М. И. Платова и др.; образцы военного снаряжения и обмундирования; картины, гравюры, фотографии, карты, схемы сражений, книги; списки личного состава, раненых, убитых, Георгиевских кавалеров; другие материалы по истории полков русской кавалерии и конных артиллерийских батарей. Его деятельностью руководила музейная комиссия во главе с генерал-майором Е. В. Ивановым ³¹ . Музей имел своих представителей, почетных членов и сотрудников на общественных началах в других городах Югославии, а также в Германии, Китае, Прибалтике, Польше, Франции, Чехословакии, Албании, США. Даже в годы второй мировой войны продолжали проводиться музейные праздники, собирались пожертвования на дальнейшее развитие Музея русской конницы, но в конце 1944 г. он был закрыт после освобождения Белграда частями Красной Армии и Народно- освободительной армии Югославии.

В Белграде в Русском Доме также нашлось место для небольшого музейного собрания при "Обществе офицеров Российского военно-воздушного флота в Югославии" ³² . В Русском офицерском собрании в Белграде возник импровизированный музей Лейб-Гвардии Уланского полка ³³ . Собственные коллекции имели общества бывших юнкеров Николаевского кавалерийского училища, Лейб-Гвардии Волынского и 81-го пехотного Апшеронского полков, Первопоходников; члены русского военного собрания в г. Суботице (Сербия); воины Лейб- Гвардии дивизиона Кубанских и Терской сотен на станции Белишче у г. Осиек (Хорватия) ³⁴ .

Как и в других странах проживания русской диаспоры, в Югославии порой возникали недоразумения и трения с местными властями, настойчиво предлагавшими передать ряд эмигрантских музейных собраний в государственные музеи. Председатель музейной комиссии Музея русской конницы Е. И. Иванов был весьма обеспокоен приказом по Военному министерству Королевства Югославии № 42 от 5 декабря 1936 г. об образовании в составе Военного музея в Белграде нового Русского отдела, в который принимались на хранение архивы, коллекции и отдельные предметы русских военных организаций в Югославии и других странах. Но сознавая, что могут наступить времена, когда Музей русской конницы не сможет самостоятельно функционировать, на всякий случай решил вступить в контакты с управлением Военного музея Югославии ³⁵ . А перевезенные из Екатеринодара через остров Лемнос и хранившиеся с 1921 г. в Белградской крепости Калемегдан регалии Кубанского казачьего войска (знамена, штандарты, иконы, грамоты российских императоров, парадные мундиры и др.) были переданы в 1939 г. в Военный музей, где экспонировались в трех залах. Условия их пребывания в стенах государственного музея оговаривались в специальном договоре, заключенном на 25 лет ³⁶ . Кто же мог предвидеть, что в годы второй мировой войны они будут вывезены в Германию, откуда перекочуют через океан в США и со временем очутятся под крышей здания бывшего буддистского монастыря в г. Хауэлл (штат Нью-Джерси), где в 1977 г. откроется Кубанский войсковой музей ³⁷ . В Белградской крепости в 1921- 1925 гг. хранились и реликвии Войска Донского, после 1945 г. возвращенные в Новочеркасский музей истории донского казачества. Там же временно сберегались штандарты Лейб- Гвардии Казачьего полка, 7-го гусарского Белорусского полка ³⁸ . Существовали в Югославии и частные коллекции российских военных раритетов.

В сентябре 1931 г. к десятилетию Сараевского отдела Общества русских офицеров в Югославии энтузиасты из числа эмигрантов подготовили для обозрения из своих собраний портреты российских государей, шефов различных полков; исторические формы Лейб-Гвардии Волынского и Егерского полков; материалы по истории военно-учебных заведений; документы, фотографии боев времен первой мировой и гражданской войн ³⁹ .

Реликвии российской истории и культуры поступали на хранение и в православные храмы, основанные эмигрантами в Югославии. Особенно ценным было собрание русской церкви Св. Троицы в Белграде, построенной в 1924 г. в Ташмайданском парке, ее настоятелем долгие годы был отец Виталий Тарасьев (1901-1974). В ней рядом с прахом генерала П. Н. Врангеля находились особо почитаемая икона Курской богоматери, коллекции орденов и медалей, серебряных труб и других знаков отличия русской армии, 19 штандартов кавалерийских полков (Киевского гусарского, Астраханского драгунского, Чугуевского уланского, Текинского конного и др.), знамя Уральского казачьего войска, частей Добровольческой армии. В годы второй мировой войны знамена были вывезены в неизвестном направлении немецкими оккупационными властями, пропали и другие реликвии, поэтому после войны пришлось практически заново создавать при храме музейное собрание. Эстафету подвижнической деятельности по сбору и сохранению русских реликвий с 1947 г. воспринял от отца его сын, священник Василий Тарасьев. И сейчас, побывав в домике напротив Русского храма Белграда, можно увидеть самые разнообразные предметы прошлого: русские картины; оружие; старинное распятие; ордена и медали; нагрудные знаки военных и кадетских училищ; погоны; кокарды; коллекцию брошек, сделанных из пуль, которые были извлечены из раненых солдат и офицеров ⁴⁰ .

Вскоре после освобождения Белграда частями Красной Армии и Народно-освободительной армии Югославии музеи, как и прочие эмигрантские учреждения (библиотеки и др.), были закрыты новыми властями ⁴¹ . Документальные материалы из них попали в закрытые фонды московских архивов, прежде всего Центрального государственного архива Октябрьской революции (ЦГАОР, ныне ГАРФ), а музейные коллекции ждала еще более печальная участь разграбления и распыления по разным местам и владельцам. Кое-какие экспонаты очутились в Народном и Военном музеях Белграда, Народном музее сербского г. Зреньянина.

Быть может, при посредничестве коллекционеров-эмигрантов в белградские музеи попали позднее путем закупок и некоторые из крестов-энколпионов древнерусского происхождения конца XI-XII вв. ⁴²

От эмигрантских коллекций 20-40-х годов XX в. заметно отличается существующее до сих пор музейное собрание этнографического характера "Руски Керестур", характеризующее быт русинов, предки которых переселялись в Северную Сербию, в область между Сомбором и Панчево, еще с середины XVIII в. ⁴³ Его материалы свидетельствуют о духовной и культурной близости восточнославянских народов и сербов, корни которой уходят в глубокую древность.

ЧЕХОСЛОВАКИЯ

В 1920-1930-е годы столица Чехословакии была одним из самых оживленных центров культурной и научной жизни российской эмиграции, получавшей финансовую поддержку и материальную помощь от правительства республики и от частных лиц. Поэтом именно в Праге в относительно благоприятных условиях возникло несколько музейных коллекций реликвий российской истории культуры ⁴⁴ .

Из них, пожалуй, наиболее ценным являлось собрание Русского культурно-исторического музея, основанного Валентином Федоровичем Булгаковым (1886-1966), последним секретарем Л. Н. Толстого, литературоведом и писателем, прекрасным знатоком искусства, замечательным музейным работником ⁴⁵ . Родился он в городе Кузнецке Томской губернии, в семье смотрителя народных училищ. Еще в годы обучения в томской гимназии юный Булгаков увлекся родной литературой и фольклором народов Сибири, начал публиковаться в местных газетах. В 1906 г. поступил на историко-филологическое отделение Московского университета. Но полный курс обучения в университете он, однако, не прошел. В студенческие годы Валентин Федорович ощутил жгучий интерес к творчеству и личности Л. Н. Толстого, с которым не раз встречался. А с 17 января 1910 г. по рекомендации В. Г. Черткова стал личным секретарем великого писателя и переселился на хутор Телятинки вблизи Ясной Поляны. Булгаков регулярно вел дневник, на основе которого впоследствии им были изданы воспоминания "Л. Н. Толстой в последний год его жизни". После смерти Льва Толстого Валентин Федорович занимался описанием его яснополянской библиотеки. А в 1914 г. как противник грянувшей мировой войны был арестован за составление и распространение антивоенных воззваний. Более года он провел в заточении в тульской тюрьме, так и не отказавшись от своих убеждений. Выйдя из заключения, Булгаков продолжал заниматься популяризацией идей Л. Н. Толстого и увековечиванием его памяти.

После 1917 г. В. Ф. Булгаков до вынужденной эмиграции работал директором Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве и одновременно хранителем Дома-музея Л. Н. Толстого в Хамовниках, а в 1923 г. был выслан с семьей из СССР в Чехословакию за пропаганду толстовского учения, несовместимого с обстановкой развязанного в стране террора и преследования инакомыслящих. Таким образом, В. Ф. Булгаков еще до отъезда на чужбину приобрел немалый опыт музейного работника, занимаясь сбором, хранением и экспонированием коллекций, посвященных жизни и творчеству великого русского писателя. Находясь в эмиграции, Булгаков продолжал пропагандировать идеи Л. Н. Толстого: выезжал выступать с лекциями о нем во многие европейские страны (Австрию, Болгарию, Германию, Францию, Швейцарию, Югославию), издавал книги (например: "Толстой - моралист", Прага, 1923 и др.) и статьи. Одновременно все эти годы (за исключением военного лихолетья) активно занимался общественной деятельностью, будучи членом совета "Интернационала противников войны", а также главой Союза русских писателей в Чехословакии.

Но главным и самым любимым делом его жизни в эмиграции с конца 1933 г. стало создание Русского культурно- исторического музея (РКИМ), первоначально именовавшегося "Русский заграничный музей". В 1934 г. одновременно с Русским научным обществом РКИМ официально присоединился к Русскому народному университету (создан в 1923 г.), переименованному в этой связи в Русский свободный университет (РСУ). Председателем Музейной комиссии РСУ стал один из его основателей профессор М. М. Новиков, крупный ученый-зоолог, бывший ректор Московского университета; секретарем - В. Ф. Булгаков ⁴⁶ . Дом № 8 по ул. Краковской, в котором располагался РСУ, стал также официальным адресом формирующегося музея. Вот текст удостоверения Русского народного университета, подписанного 12 декабря 1933 г. его ректором М. Новиковым: "Настоящим удостоверяется, что Валентину Федоровичу Булгакову поручена организация учреждаемого при Университете Русского Культурно-исторического музея и покорнейше просит учреждения и лиц, к которым В. Ф. Булгаков обратится по этому делу, не отказать ему своим любезным содействием" ⁴⁷ .

Подвижническая деятельность по организации музея начиналась, по существу, на пустом месте: без соответствующего финансового обеспечения, помещений и самих экспонатов. Некоторые даже не верили, что через пятнадцать лет после начала массовой эмиграции В. Ф. Булгакову удастся создать полноценную коллекцию, иллюстрирующую эмигрантскую жизнь. Но предсказания скептиков, к счастью, не сбылись... Новый музей получил денежную помощь и от чехословацких властей (3000 крон из канцелярии Президента Чехословакии), и от эмигрантов, и от меценатов. Благодаря содействию Художественно- промышленного музея достали часть необходимого оборудования. Благородному начинанию эмигрантов оказывало поддержку и Министерство образования Чехословакии.

Чтобы дать представление о замысле создателя музея, приведем отрывки из двух интересных документов. Вот о чем говорилось в первых трех пунктах "Положения о Русском Культурно-историческом музее в Праге", утвержденного в 1934 г.

"1. Русский культурно-исторический музей учреждается при Русском Свободном университете в Праге и в будущем должен быть перенесен в Россию как национальное достояние.

2. Целью музея является собирание, хранение, изучение и экспонация памятников и материалов, относящихся к истории, жизни, творчеству и быту русской эмиграции и русского зарубежного населения вообще.

3. К памятникам и материалам, интересующим музей, относятся: предметы исторического характера (знамена, ордена, медали, редкое оружие, костюмы, иконы и т.д.); портреты, картины, рисунки, гравюры, скульптура; реликвии, непосредственно связанные с личностью и памятью выдающихся русских писателей, ученых, художников и артистов, подвизавшихся за рубежом; всякого рода характерные предметы и памятки, связанные с бытом и деятельностью русских в разных странах; фильмы русских режиссеров, проекты и предметы изобретений русских инженеров, театральные макеты, клише, фотографии, литературные альбомы и пр." ⁴⁸ .

Формулировка первого пункта "Положения" о передаче в будущем коллекции РКИМ в Россию вызывала определенное сомнение и даже настороженность у части эмигрантов, опасавшихся сдавать туда свои семейные материалы. И это вполне понятно и объяснимо: ведь Советский Союз не был для них той Россией, которую они потеряли, отправляясь в изгнание, а в возможность скорого падения большевистского режима большинство уже не верило. Тем не менее, в РКИМ стало поступать от эмигрантов немало вещей.

По "Плану-программе", составленному В. Ф. Булгаковым, музей должен был состоять из четырех отделений, библиотеки и архива рукописей.

"I. Отделение художественное: 1. Живопись, рисунки, гравюры и скульптура зарубежных русских художников. 2. Архитектурные проекты и модели. 3. Художественная фотография. 4. Прикладное искусство: керамика, фарфор, металлопластика, выжигание по дереву, игрушки, вышивка. 5. Фотографии и репродукции выдающихся произведений русского искусства, находящихся за границей вне музея.

II. Отделение историческое: 1. Мировая война, революция, исход из России. - Предметы, вывезенные русскими за границу: а) костюмы и формы, б) знамена и ордена, в) медали и монеты, г) денежные знаки, д) карты, планы и фотографии, е) плакаты, воззвания, документы и пр. 2. История русской эмиграции: расселение по разным странам, общественная работа и политическая борьба. 3. Быт эмиграции: труд, школа, церковь, театр, спорт, благотворительные учреждения; иностранные друзья русских...

III. Отделение культурно-историческое: 1. Творчество русских писателей, ученых, композиторов и артистов, подвизавшихся за рубежом...

IV. Отделение русской старины: Предметы, вывезенные эмигрантами из России или найденные за границей: а) старинная живопись и иконы, б) государственные реликвии, в) символы власти, г) предметы богослужебные: кресты, сосуды, "воздухи" и пр., д) старинный русский фарфор, е) древнее оружие, ж) ларцы и табакерки, з) монеты и кредитные билеты, и) домашняя утварь, к) фотографии предметов русской старины, находящиеся вне Музея за границей, л) фотографии памятников древней русской архитектуры, находящихся в приграничных с Россией областях и странах" ⁴⁹ .

Изложенная в "Положении" и "Плане-программе" концепция будущего музея отличалась продуманностью, научным подходом и комплексностью. Ее осуществление требовало громадных усилий и немалых средств. Но у Русского свободного университета и тем более у самого В. Ф. Булгакова не было даже места для хранения крупного музейного собрания, не говоря уже об экспонировании наиболее интересных реликвий русской культуры. Встал вопрос, что же делать дальше? К счастью, собиратель получил своевременно поддержку от видного политического деятеля Чехословакии, бывшего премьер-министра, депутата парламента, большого друга российских эмигрантов Кареля Крамаржа (1860-1937) и его супруги. Надежды Николаевны, урожденной Хлудовой. По просьбе Крамаржа известный промышленник и меценат Кирилл Бартонь-Добенин предложил для размещения коллекций РКИМ часть помещений своего Збраславского замка на р. Влтава, в 10 километрах к югу от Праги (ныне в черте города). В древности, с XIII в, в Збраславе находилась загородная охотничья усадьба чешских королей, затем цистерцианский монастырь. В перестроенное в замок барочное здание конвента монастыря (XVIII в.) и перевез собранные музейные ценности В. Ф. Булгаков. Какое-то время ушло на их размещение и создание экспозиции. И вот, наконец, наступило волнующее событие в жизни русской эмигрантской колонии в Чехословакии. У нее появился новый культурный очаг, позволяющий соприкоснуться с реликвиями той России, которую они потеряли и о которой так тосковали.

Многие из эмигрантов и представителей чехословацкой общественности получили официальное приглашение на открытие музея. На фотографии, запечатлевшей этот торжественный момент, можно увидеть М. М. Новикова, В. Ф. Булгакова, епископа Сергия, проводившего молебен.

Открывшийся музей состоял первоначально из следующих отделений: художественного (картины, рисунки, скульптура); архитектурного (чертежи и проекты зданий русских архитекторов, оказавшихся в Чехословакии, Эстонии, Югославии); истории эмиграции; русской старины (с отделом автографов и фотографий). При музее имелась библиотека с собранием редких книг о России.

В Збраславском замке экспозиция и фонды РКИМ разместились в 14 комнатах. В одном из залов экспонировалось 15 картин Н. К. Рериха (в том числе "Св. Сергий"), поступивших из Индии и из Югославии (из музея принца-регента Павла). Рериховский зал был торжественно открыт в 1938 г.

Булгаков являлся директором и по существу единственным научным сотрудником музея, получая за свой труд всего лишь 500 крон, т.е. половину зарплаты университетского лаборанта, а ведь на нем лежала и забота об обеспечении семьи (жены, дочерей) ⁵⁰ . В Збраславе в то время проживала небольшая русская колония, состоявшая в основном из представителей интеллигенции. Для осмотра экспозиция РКИМ открывалась по воскресеньям, когда сюда приезжали посетители из близлежащей Праги и других мест Чехословакии, куда забросила судьба эмигрантов из России.

В 1936 г. в замке была устроена небольшая выставка картин И. Е. Репина, принадлежавших его дочери Вере; немногим позднее в Праге прошла выставка работ Ф. А. Малявина. Их проведение повышало интерес к русской живописи в Чехословакии. Президенты республики Т. Масарик, а затем Э. Бенеш благожелательно относились к деятельности РКИМ, оказывалась помощь и созданной эмигрантами Комиссии по собиранию русской старины ⁵¹ . 18 января 1937 г. ректор РСУ М. М. Новиков, заведующий музеем В. Ф. Булгаков и секретарь РСУ Д. Н. Иванцов направили на бланке РКИМ с изображением Збраславского замка благодарственное письмо депутату, доктору К. П. Крамаржу с выражением признательности за подаренную фотографию его покойной супруги Надежды Николаевны и надеждой на продолжение поддержки РКИМ.

Бюджет музея, однако, был весьма скромным, и в деле пополнения его собраний приходилось рассчитывать главным образом на дары деятелей русской культуры, оказавшихся в эмиграции. Со многими из них Валентин Федорович был знаком еще в Москве, с другими познакомился уже на чужбине, и это, конечно, помогало ему находить ключ к сердцам. К слову сказать, сам Булгаков, будучи человеком доброжелательным и отзывчивым, нередко оказывал поддержку соотечественникам, о чем свидетельствуют его письма, в том числе и М. И. Цветаевой ⁵² . От нее он получил в дар для музея несколько рукописей, самодельное серебряное кольцо и простую перьевую ручку, которой Марина Ивановна любила писать стихи ⁵³ . Кстати, в собраниях РКИМ хранилось еще несколько инструментов для письма не менее известных русских писателей - Нобелевского лауреата И. А. Бунина, М. А. Алданова, З. А. Гиппиус, Б. К. Зайцева, Д. С. Мережковского. В. Ф. Булгаков собирал не только музейные экспонаты, но и архивные, в том числе рукописи и письма писателей. Сам вел переписку с Р. Ролланом, Р. Тагором, М. Цветаевой, с известными русскими художниками Н. К. Рерихом, К. А. Коровиным, Л. О. Пастернаком. Ему присылали интереснейшие материалы из Франции, Германии, Югославии, Китая, США и других стран, куда судьба забросила изгнанников из России.

Многие из соотечественников понимали важность его начинания. В их адрес не раз направлялись обращения и письма от имени РКИМ. В роли бедного просителя во время поездки в Париж в 1937 г. Булгаков не раз обходил квартиры русских художников и в большинстве случаев возвращался домой не с пустыми руками. Так, удалось бесплатно получить для РКИМ ряд произведений А. Н. Бенуа (акварель "Каскады в Фонтенбло"), К. А. Коровина (пейзаж и эскиз декораций к опере "князь Игорь"), Н. С. Гончаровой (один из натюрмортов), З. Е. Серебряковой (картина "Бретонка"), скульптурные бюсты Л. Бетховена и Л. Пастера работы Н. Л. Аронсона ⁵⁴ . Причем, их жертвовали на общее благо люди, проживавшие в эмиграции нередко в стесненных материальных условиях.

В деле собирания картин русских художников-эмигрантов В. Ф. Булгакову пришлось столкнуться с соперничеством со стороны Рижского музея Н. К. Рериха и профессора-искусствоведа Н. Л. Окунева, пытавшегося создать галерею при Славянском институте в Праге. И все-таки музей в Збраславском замке был самым полным собранием искусства российской диаспоры 30-х годов.

В 1938 г. в Риге с помощью члена-корреспондента РКИМ, художника А. И. Юпатова Булгакову удалось напечатать вначале краткий каталог, а затем даже альбом художественных собраний Русского культурно-исторического музея, включивший около 400 произведений живописи и скульптуры ⁵⁵ . Вот что писал в предисловии к альбому "Русское искусство за рубежом" Н. К. Рерих: "Русский культурно-исторический музей в Праге есть явление глубочайшего смысла. Это - первый Русский музей в Европе, маяк русского искусства и науки за рубежом. Русские достижения прежде бывали представлены на международных выставках, а также театральными постановками. Все это было очень нужно для осведомления Запада с русским творчеством. Но выставки и постановки были кратковременными, а пражская сокровищница есть учреждение постоянное, предназначенное запечатлеть разнообразные проявления русского творческого духа" ⁵⁶ . Сам великий русский художник и гуманист еще до революции неоднократно поднимал вопрос о необходимости создания в Европе "особого русского хранилища или, хотя бы, русских отделов при существующих нерусских музеях" ⁵⁷ . И вот теперь, благодаря энергии, патриотизму и подвижничеству В. Ф. Булгакова, его добровольных помощников, эта мечта сбылась. Каждый желающий мог в одном месте ознакомиться с творчеством россиян, увидеть реликвии истории и культуры.

Накануне второй мировой войны коллекции РКИМ продолжали пополняться. В Збраславском замке даже появились два новых отдела - Пушкинский и театральный. Первый из них состоял из документов, посвященных празднованию в 1937 г. 100-летней годовщины со дня смерти великого поэта, редких изданий его произведений, художественно-иллюстративных материалов. Театральное отделение, в частности, включало мемориальные вещи Ф. И. Шаляпина, фотографии и письма М. Ермоловой, реквизит танцовщика С. Лифаря. Кроме того, в РКИМ имелись разрозненные коллекции произведений русского прикладного искусства, наград, карт, камей, миниатюр, монет и бумажных ассигнаций. Е. П. Желиховская передала ему вещи генерала А. А. Брусилова: пять альбомов с фотографиями, генеральские погоны, его автограф, воспоминания о нем. Благодаря дару М. Д. Врангель в РКИМ оказались фотографии ее сына, генерала П. Н. Врангеля и семейные мемуары. В музее также находилась коллекция русских орденов и медалей, в том числе на временном хранении (до 1941 г.) награды военного композитора генерала С. А. Траилина.

Несмотря на то, что с 1923 г. в Праге функционировал Русский заграничный исторический архив (РЗИА) с книжным отделом, а годом позже возникла Русская (с 1927 г. - Славянская) библиотека при Министерстве иностранных дел Чехословацкой республики, создатели РКИМ с самого начала своей деятельности планировали наряду со сбором музейных экспонатов сформировать архивный и библиотечный фонды. В этой связи для нас представляют интерес два пункта из Положения о РКИМ:

4. При музее основывается библиотека, главной задачей которой является отображение литературного и научного творчества представителей русской культуры, находящихся за рубежом.

5. Музей отнюдь не задается целью собирания книжных и рукописных материалов по истории участия России в мировой войне или по истории революции и гражданской войны в России, а также архивных материалов по истории русских беженецких учреждений, так как эта задача уже выполняется Русским Заграничным Историческим Архивом в Праге. Во всех случаях, когда могут возникнуть сомнения в вопросах компетенции Музея и Архива, эти сомнения разрешаются по взаимному соглашению представителей обоих учреждений" ⁵⁸ .

В дальнейшем РКИМ в отличие от РЗИА ориентировался на хранение прежде всего литературных материалов, автографов и эпистолярного наследства писателей, других деятелей культуры.

Согласно Плану-программе Русского культурно-исторического музея его архив рукописей должен был включать следующие материалы:

1. Оригинальные (черновые и законченные) рукописи произведений русских писателей, ученых и композиторов, а также корректуры с собственноручными авторскими поправками.

2. Неизданные художественные и научные произведения эмигрантов, а также дневники, записки, воспоминания.

3. Русские тексты произведений русских писателей и ученых, опубликованные только на иностранных языках.

4. Переписка выдающихся представителей русской культуры, переписка выдающихся иностранцев с русскими корреспондентами; всякого рода характерные письма, относящиеся к истории, жизни и быту русской эмиграции, а также письма, получаемые эмигрантами из Советской России.

5. Старинные русские рукописи, жалованные грамоты, указы и пр.

6. Фотографические снимки с оригинальных писем, документов, автографов, старинных грамот, надписей и т.п., находящихся вне Музея за границей" ⁵⁹ .

Поскольку помимо произведений живописи, скульптуры, прикладного искусства музей принимал на хранение документальные материалы, это не могло не осложнить его отношения с руководством Русского заграничного исторического архива. Председатель правления РЗИА А. Н. Фатеев даже вышел из состава Музейной комиссии Русского Свободного университета. Но заведующий РКИМ В. Ф. Булгаков старался не обострять ситуацию и даже сдал в 1934 г. в РЗИА рукопись своих воспоминаний "Толстовцы в 1914- 1916 гг." ⁶⁰

Тем не менее архивный фонд РКИМ продолжал постоянно пополняться благодаря дарам эмигрантов, многим из которых направлялись письма с просьбой о присылке личных материалов. В собрании музея, в частности, находились автографы Л. Н. Толстого; рукописи М. Алданова, М. Арцыбашева, И. Бунина, М. Цветаевой, Б. Зайцева, В. Немировича-Данченко; письма Г. Адамовича, М. Осоргина, Н. Тэффи, И. Наживина, А. Ремизова; переписка В. Ф. Булгакова с Н. К. Рерихом, Р. Ролланом, Р. Тагором; материалы о проведении ежегодных Дней русской культуры в день рождения А. С. Пушкина во Франции, Чехословакии, Китае и других странах, где осели изгнанники из России; часть научного архива М. М. Новикова, других ученых; фотографии, иллюстрировавшие жизнь эмигрантов; архитектурные чертежи. Значительный интерес представляли материалы театрального отделения РКИМ, связанные с великой русской актрисой М. Ермоловой. Марина Цветаева подарила РКИМ подборку своих журнальных статей на литературные темы ⁶¹ . Не менее ценным был дар писателя А. П. Бурова.

В. Ф. Булгаков не мыслил существование своего любимого детища - музея без книжного собрания. Вот из каких отделов предполагалось формировать библиотеку РКИМ в момент его возникновения.

1. Русская книга, изданная за рубежом, и русские зарубежные журналы.

2. Книги русских писателей и ученых эмигрантов, изданные на иностранных языках, а также иностранные журналы со статьями русских авторов и отдельные оттиски этих статей.

3. Иностранная литература, посвященная русской эмиграции: книги, статьи и газетные вырезки.

4. Библиографический: картотека с указанием всей литературы, в том числе и отсутствующей в библиотеке Музея, по всем трем вышеозначенным отделам" ⁶² .

Издатель из Норвегии В. Каррик, а также известный библиофил Н. А. Рубакин активно участвовали в комплектовании библиотечного фонда РКИМ, насчитывавшего более 3000 томов книг и периодических изданий, в том числе с автографами авторов.

Музей поддерживал постоянные связи с другими культурно- просветительскими организациями, существовавшими тогда в Чехословакии, Франции, Югославии, далеком Китае, в том числе с парижским обществом "Икона", издательством "Петрополис". В знак признания особых заслуг перед музеем К. Бартонь-Добенин, М. М. Новиков, Н. К. Рерих были избраны почетными членами РКИМ ⁶³ .

Музейные дела (забота о пополнении коллекций, инвентаризация фондов и др.) требовали от В. Ф. Булгакова немало времени и сил, а он еще успевал заниматься и литературным трудом, работая над составлением "Словаря русских зарубежных писателей" (свыше 1000 имен), который был издан через много лет после его кончины ⁶⁴ . Но далеко не все замыслы Булгакова были воплощены. Так, из-за немногочисленности материалов не удалось сформировать в музее техническое отделение и Сибирский отдел, с инициативой создания которого выступил председатель Союза сибиряков в Чехословакии И. А. Якушев ⁶⁵ . В 1938 г. организатор музея в Збраславском замке, объективно оценивая полноту и представительность его материалов, планировал продолжить свою собирательскую деятельность: "Разумеется, собрания Русского Культурно-Исторического Музея в Праге являются лишь небольшой частью общего количества памятников русской культуры, находящихся за рубежом, - писал он. - Сколько их переполняет лавки антикваров во всех частях света, частные коллекции иностранцев, квартиры отдельных эмигрантов. Спасти, что можно, из этого количества для истории, для России и является задачей Музея" ⁶⁶ . Однако начавшаяся вскоре вторая мировая война сорвала дальнейшие планы. Теперь уже речь шла не о пополнении ценных собраний, а о сохранении их от разграбления и уничтожения.

Членом музейной комиссии РСУ был известный исследователь истории Нижегородской ярмарки Петр Александрович Остроухов (1885-1965), сыгравший значительную роль в сохранении коллекций РКИМ в годы второй мировой войны, после того как В. Ф. Булгаков как советский гражданин 22 июня 1941 г. был арестован оккупационными властями и после пражской тюрьмы Панкрац отправлен в фашистский концлагерь в Баварии. В личном архиве П. А. Остроухова (фонды ГА РФ) сохранились книги протоколов заседаний Музейной комиссии РСУ за 1940-1944 годы ⁶⁷ . Дальнейшая судьба музея была печальной, в 1944 г. его фактически закрыли. В последние месяцы войны в Збраславском замке хозяйничали фашистские солдаты, выбитые частями наступавшей Советской Армии. Военные действия причинили немалый урон собраниям РКИМ.

Вернувшийся из концлагеря в июне 1945 г. В. Ф. Булгаков, едва успев повидать родных, сразу бросился осматривать любимое детище, в которое вложил так много труда. Повсюду бросались в глаза следы повреждений: разбитые окна и стекла витрин, разбросанные книги, рисунки... В голове у него в те дни была одна мысль: спасти уцелевшее. Часами немолодой уже, седовласый человек копался в грудах мусора, пытаясь разыскать утраченные реликвии. И вот счастливый миг удачи. В руках у Валентина Федоровича серебряный перстень и простая перьевая ручка, подаренные Мариной Цветаевой и найденные за дверью в пыли. То были лишь два из многочисленных экспонатов самого крупного и интересного из всех музеев, основанных российскими эмигрантами в межвоенной Европе.

Сохранившиеся коллекции Булгакову пришлось перевезти из Збраславского замка в Прагу, в ограниченные по площади помещения русской эмигрантской гимназии, превращенной вскоре в советскую среднюю школу, где он работал несколько лет учителем и даже пытался проводить экскурсии. Им же в те годы редактировался пражский "Советский бюллетень". Одновременно велась работа по подготовке музейных ценностей к передаче в СССР.

Вот что отмечено в записной книжке В. Ф. Булгакова: "В 1948 году я выслал в Россию 25 ящиков с книгами, рукописями, предметами русской старины и более 150 работ русских художников: картины Репина, 15 картин Рериха, работы Билибина, Добужинского" ⁶⁸ . Первоначально собрания РКИМ поступили в Министерство иностранных дел СССР, распределившего их среди крупнейших музеев Москвы и Ленинграда: Государственной Третьяковской Галереи (51 картина); Театрального музея имени А. А. Бахрушина (48 картин, портретов, эскизов и других экспонатов); Государственного Исторического музея (71 единица хранения - народная вышивка, два декоративных блюда, портреты, фотографии, карта Волги, составленная в XVII в. Адамом Олеарием и др.); Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Государственного Русского музея ⁶⁹ .

Фонды библиотеки и рукописного отдела РКИМ (материалы И. А. Бунина, А. И. Куприна, М. И. Цветаевой, Ф. И. Шаляпина и других известных деятелей культуры) были перевезены в Москву еще раньше, в декабре 1945 г., в составе Русского зарубежного исторического архива и затем оказались на хранении в Центральном государственном архиве Октябрьской революции (ныне Государственный архив Российской Федерации) и Центральном государственном архиве литературы и искусства (ныне Российский государственный архив литературы и искусства) ⁷⁰ . В РГАЛИ наряду с документами попали портреты русских писателей, ученых, артистов работы художника Л. И. Голубева-Багрянородного и рисунки К. Пясковского. Так целостная коллекция РКИМ была, к сожалению, разобщена по музеям и архивам. Кое-что из менее ценных материалов даже предлагалось другим культурным учреждениям - клубам, домам пионеров. Лишь незначительная часть второстепенных по значимости коллекций РКИМ осталась в распоряжении Комитета советских граждан в Чехословакии.

Вернувшись в СССР в 1948 г. во главе первого транспорта реэмигрантов из Праги, Булгаков перевез сохраненные им материалы о Л. Н. Толстом в Ясную Поляну, где работал научным сотрудником, а затем хранителем музея. В последние годы жизни Валентин Федорович писал две книги воспоминаний: "Чтобы спасти от забвенья" и "Как прожита жизнь".

Еще одно музейное собрание в Праге принадлежало основанному в 1925 г. русскими учеными-эмигрантами Семинару (затем Археологическому институту) имени академика Н. П. Кондакова (1844-1925) ⁷¹ . Семинар занимался изучением древней и средневековой истории, искусства. Утвержденный 1 июля 1931 г. властями Чехословакии устав Археологического института имени Н. П. Кондакова включал пункт: "собирание библиотеки и археологической коллекции" ⁷² . Она пополнялась преимущественно путем частных пожертвований, собственных средств из бюджета Института едва хватало на приобретение византийских монет. Институтская библиотека насчитывала около 10 000 книг. Наиболее ценным в его коллекциях было собрание редких русских икон, для экспонирования которых имелась специальная комната. При Институте работали иконописная и эмальерная мастерские, изготовлявшие копии древних икон для продажи с целью пополнения скудного бюджета ⁷³ . Все это способствовало привлечению внимания к древнерусской иконописи в Чехословакии. 23 апреля 1932 г. в пражской галерее Топича открылась выставка 82 русских икон XV-XIX вв., проводившаяся под покровительством ученого-археолога с мировым именем, профессора Карлова университета Л. Нидерле. На ней были также представлены произведения декоративно-прикладного искусства России - панагии, кресты с эмалью, лакированные шкатулки. Экспонировавшиеся иконы происходили в основном из частных собраний, в том числе проживавшей в Праге княгини Н. Г. Яшвиль. К открытию выставки приурочили издание хорошо иллюстрированного каталога ⁷⁴ . С произведениями древнерусской живописи можно было ознакомиться и в помещении Археологического института имени Н. П. Кондакова, располагавшегося в конце 30-х годов в одном из районов Праги, Стшешовице, в доме № 10 по ул. Слунна, а после 1939 г. переехавшего в дом № 6 по ул. Хашталека ⁷⁵ . Даже в годы второй мировой войны по инициативе его тогдашнего директора Н. Е. Андреева удалось провести выставку русских икон из коллекций Кондаковского института и части собрания известного купца-старообрядца К. Т. Солдатенкова, принадлежавшего видному дипломату, бывшему чехословацкому консулу в Москве И. Гирсе, члену Института. Она имела небывалый успех. Реставратор и художник Е. Е. Климов занимался тогда же расчисткой пятнадцати икон, в том числе иконы Спаса Вседержителя московской школы XV в., переданной впоследствии в 1951 г. вместе с частью коллекции Третьяковской галерее ⁷⁶ . Но подавляющее большинство экспонатов из собрания ликвидированного тогда Института имени Н. П. Кондакова было оставлено в 1953 г. в распоряжении правительства Чехословакии. Они вошли в состав коллекций Национальной галереи в Праге (80 старинных русских и греческих икон), Института истории искусства (монеты и печатные изделия), Художественно-промышленного музея (коптские ткани и кованые металлические изделия) ⁷⁷ .

Чехословакия не относилась к числу самых крупных центров расселения представителей военной части российской эмиграции, не имевшей здесь такой организованной структуры как в Турции, Болгарии, Югославии, куда прибывали из России корпуса, бригады, полки. Осевшие здесь после 1920 г. бывшие солдаты и офицеры белых армий, казаки не проживали компактными группами, что препятствовало их постоянному общению с ностальгическими воспоминаниями о былом. В отличие от Франции и Югославии в Чехословакии не было полковых собраний с картинами, фотографиями, мемориальными вещами, но в эмигрантской среде так же бережно хранились различные воинские реликвии.

Самыми интересными и ценными из коллекций такого рода были материалы Донского архива и Новочеркасского музея, которые попали за границу в сформировавшемся уже виде. Еще в 1884 г. в Новочеркасске - административном центре Области войска Донского - возникло Общество любителей донской старины, сыгравшее большую роль в создании музейного собрания. А в 1899 г. состоялось открытие Донского музея в специально построенном для него здании в центре города. В нем экспонировались многочисленные казачьи знамена и штандарты, регалии атаманской власти (серебряные перначи, насеки, булавы, бунчуки XVIII-XIX вв.), сабля прославленного атамана, героя Отечественной войны 1812 г. М. И. Платова, другое именное и жалованное оружие, российские и иностранные ордена и медали - свидетельства воинской доблести казаков ⁷⁸ .

Если бы не революции 1917 г. и последовавшая за ними гражданская война, реликвии донского казачества вряд ли покинули бы стены Новочеркасского музея. Но из-за угрозы захвата Новочеркасска Красной Армией в декабре 1919 г. по решению Донского казачьего правительства и атамана Войска Донского А. П. Богаевского Донской архив и основная коллекция музея, оцененная в 8763500 рублей, были вывезены из Новочеркасска по железной дороге в Новороссийск ⁷⁹ .

Стоит уделить чуть больше внимания личности донского атамана который не пожелал оставить казачьи святыни большевикам, проводившим весьма жесткую политику расказачивания. Это был незаурядный человек, поклонник философского учения А. Шопенгауэра, хорошо знавший литературу, умевший ценить прекрасное, душой болевший за судьбу России.

Африкан Петрович Богаевский (1872-1934) происходил из казаков донской станицы Каменской и получил прекрасное военное образование, окончив в 1892 г. Николаевское кавалерийское училище, а позже с отличием - Академию Генерального штаба, после чего занимал штабные должности в Петербургском военном округе. Участвовал в первой мировой и гражданской войнах. 19 февраля 1919г. Большим войсковым кругом генерал-лейтенант Богаевский был выбран войсковым атаманом Войска донского. После разгрома армии генерала П. Н. Врангеля отправился пароходом в Константинополь, откуда вскоре переехал в Болгарию; затем он попал в Югославию и, наконец, во Францию, где и нашел в 1934 г. свое последнее пристанище на известном русском эмигрантском кладбище Сент- Женевьев-де-Буа под Парижем. С детства он был воспитан в духе уважения к военно-патриотическим традициям русского народа, Оказавшись в 1920 г. в Крыму, живо интересовался реликвиями русской воинской славы Севастополя, в обороне которого в годы Крымской войны участвовал его отец. Вот строки из недавно опубликованного дневника Африкана Петровича, написанные 30 марта 1920 г.: "Здесь, на священной земле Севастополя, обильно политой кровью доблестных его защитников в 1854/5 г., со всех сторон видишь памятники славной старины этого незабвенного года... Какие чудо-богатыри духа были тогда!" ⁸⁰ . Посетив Музей Севастопольской обороны на знаменитом Малаховом кургане, а также Братское кладбище, Богаевский дал свои личные оценки увиденным памятным сооружениям. К сожалению, в дневнике, начатом 1 (14) февраля 1919 г., записи затем прерываются на целый год, и из него нельзя ничего узнать о вывозе из Новочеркасска коллекций Донского архива и музея ⁸¹ . Нет о них ни слова и в воспоминаниях донского атамана ⁸² . Кстати говоря, в период его пребывания в Новочеркасске там был организован комитет по устройству памятников борьбы Дона с большевиками ⁸³ .

Эвакуация из Новороссийска в марте 1920 г. остатков Донской армии, а вместе с ней архивных и музейных ценностей, происходила при весьма драматических обстоятельствах под огнем наступавших красных. Для Донской армии было выделено всего три парохода, которые не могли вместить всех людей. Казакам пришлось даже оставить на берегу тысячи породистых лошадей. Но несмотря на все ужасы Новороссийской катастрофы реликвии Донского архива и Новочеркасского музея были переправлены морем в Константинополь.

Л. К. Шкаренков пишет о расхищении части ценностей во время их переправки из Новороссийска по железной дороге и пароходом, что вполне могло случиться в хаотической обстановке спешной эвакуации ⁸⁴ . В причастности к разбазариванию музейных раритетов даже обвиняют лиц, близких к А. П. Богаевскому, в том числе его супругу.

В Константинополе вывезенные материалы Донского архива и Новочеркасского музея разместили в летней резиденции Российского посольства в Буюк-Дере, где приступили к их предварительному разбору. Но там архивные и музейные ценности Войска Донского надолго не задержались. В связи с эвакуацией в 1921 г. из Турции остатков армии генерала П. Н. Врангеля, в которую входил Донской казачий корпус, казачьи реликвии переправили через Болгарию в Югославию и хранили в течение четырех лет в Белградской крепости под контролем образовавшейся в 1923 г. Донской исторической комиссии. На этом их зарубежные странствия, однако, не закончились. В 1924 г. в Чехословакию из Парижа приезжал А. П. Богаевский, чтобы договориться с властями о перемещении туда реликвий истории Дона. В феврале 1925 г. под руководством члена Донской исторической комиссии П. А. Скачкова они были перевезены по железной дороге в Прагу на деньги, выделенные Чехословацким правительством ⁸⁵ .

Ветеринарный врач по профессии, уроженец Ростова-на-Дону, участник первой мировой и гражданской войн, одно время окружной атаман, Павел Автономович Скачков (1878-1936), казалось, был далек по своим интересам от истории ⁸⁶ . Но судьба распорядилась так, что забота о сбережении реликвий донского казачества стала основной целью последних лет его жизни. Еще в Белграде он принял активное участие в издании "Донской летописи (Сборника материалов по новейшей истории Донского казачества со времени Русской революции 1917 года)", написав предисловие к нескольким выпускам. В отличие от некоторых других патриотов Дона, Скачков считал казачество частью русского народа и, размышляя о его исторических судьбах, подчеркивал, что "прошлое - дает разгадку настоящему" ⁸⁷ .

В столице Чехословакии казачьи музейные экспонаты вместе с Донским архивом первое время находились в помещениях Национального музея, благодаря любезному содействию его директора, доктора Теодора Сатурника. А в 1927 г. их перевезли в здание на Вензиговой улице. В Чехословакии в то время существовало несколько группировок и объединений казачьей эмиграции, издававших (чаще всего кустарным способом) свои печатные органы: "Казак. Периодический орган общеказачьей станицы Чехословацкой республики"; "Казаки. Периодический орган общеказачьей станицы Чехословацкой республики"; "Казаки. Беспартийный, литературный и общественно-научный орган общеказачьей станицы в ЧСР"; "Казачий набат. Орган Совета казачьего центра Союза младороссов"; "Казачье знамя. Орган независимой казачьей мысли"; "Казачья мысль. Орган казаков- демократов" и другие. Между ними развернулась борьба за право обладания святынями истории казачества. В частности, их пытались взять под свой контроль Общеказачий сельскохозяйственный союз и Центральное Правление Вольного казачества - казаков-националистов. Но, пользуясь поддержкой донского атамана А. П. Богаевского, Скачков не выпустил ценности из своих рук. Сокровища музея и архива по-прежнему находились в ведении Донской исторической комиссии, в которую входили А. П. Богаевский, Н. М. Мельников, П. А. Скачков, В. А. Харламов. Сам донской атаман проживал в то время в Париже, поэтому по существу ведущая роль в ней в Праге оставалась за Скачковым. К 1934 г. комиссия фактически распалась, а чехословацкие власти уведомили о прекращении субсидий на содержание коллекций.

Чтобы выйти без потерь из создавшейся тяжелой ситуации, незадолго до своей смерти А. П. Богаевский в начале 1934 г. по предложению П. А. Скачкова санкционировал передачу донских коллекций на хранение в Русский заграничный исторический архив (РЗИА) при Министерстве иностранных дел Чехословакии, которое его и финансировало.

По этому поводу был заключен специальный договор из 14 пунктов, гарантировавший особые условия их хранения и определенную автономию созданного в 1934 г. в составе РЗИА Донского отдела. Его возглавлял П. А. Скачков, а после кончины последнего - его помощник, полковник Михаил Аникеевич Ковалев ⁸⁸ .

Далеко не сразу о переходе коллекций из Новочеркасска под юрисдикцию РЗИА стало известно широким кругам казачьей эмиграции в Чехословакии. Председатель Центрального Правления Вольного казачества - казаков-националистов, инженер В. Г. Глазков сразу же обратился с письменным протестом против передачи реликвий "в руки русских", опубликованным в журнале "Казакия" в 1935 г. Представители этой группировки считали казачество особым самостоятельным народом, который нельзя отождествлять с русскими, и сами не шли на сотрудничество с неказачьими организациями российской эмиграции, претендуя на роль наиболее истинных выразителей интересов всех казаков- эмигрантов. Позднее, в годы второй мировой войны, их лидер Глазков возглавил в Праге прогермански настроенное Казачье национально-освободительное движение, приветствовал нападение фашистской Германии на СССР и организовывал казачьи отряды для борьбы с Красной Армией ⁸⁹ . Скачков же придерживался более умеренных политических взглядов, не разделяя судеб России и донского казачества, о чем свидетельствует опубликованный им в 1922 г. в Софии ответ на открытое письмо генерала П. Н. Краснова к казакам от 17 (30) октября 1921 г. ⁹⁰ . Кстати, П. А. Скачков был прекрасным оратором и популяризатором знаний.

Но вернемся к изложению пражских событий 1934-1935 гг., связанных с судьбой коллекций из Новочеркасска. Вот что писал тогда Глазков в журнале "Казакия": П. А. Скачков, как только заходит речь о Донском архиве и ценностях, в нем находящихся, начинает нервничать и грозить то судом, то чешскими властями, в случае появления в печати неправильной информации" ⁹¹ . Но, кажется, напрасно в этой связи оппонент яростно упрекал Скачкова в соблюдении при передаче архивных и музейных материалов в РЗИА прежде всего личных меркантильных целей, заключавшихся якобы в корыстной заинтересованности последнего в получении денежного содержания от чехословацких властей. Для опровержения выдвинутого несправедливого обвинения достаточно привести лишь один красноречивый факт. П. А. Скачков скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг 2 января 1936 г. и был погребен на Ольшанском кладбище. Поскольку у покойного не оказалось в Праге родных и близких, его самые ценные вещи были разыграны в лотерею между эмигрантами, которым достались лишь карманные часы, золотое обручальное кольцо, одна юбилейная серебряная монета достоинством в 10 крон и простые шахматы ручной работы с такой же самодельной доской ⁹² . Думается, хранитель донских казачьих реликвий был из породы русских подвижников- бессребреников и заботился не о себе лично, а в первую очередь о сбережении вверенных ему сокровищ. Скромную зарплату же он получал не от государственных органов Чехословакии, а от находившегося в Париже Войскового Совета, перед которым был ответственен за коллекции.

Сам факт пребывания в Праге и месте хранения музейного собрания из Новочеркасска Скачков старался держать в тайне или во всяком случае широко не афишировать совсем по иной причине. Прежде чем назвать ее, обратим внимание на то, что в отличие от документальных фондов Донского архива о нем ни слова не упоминается в справочных изданиях, опубликованных российскими эмигрантами в Чехословакии в конце 1920-х-1930-х годах ⁹³ . Как известно, сам РЗИА располагался тогда в барочном Тосканском дворце на Градчанах, недалеко от резиденции президента Чехословацкой Республики. Но в вышедшем в 1936 г. справочнике-путеводителе по РЗИА далеко не случайно даже не указан точный адрес местонахождения его Донского отдела. Отмечено лишь вскользь, что он получил "приличное помещение" рядом с Тосканским дворцом ⁹⁴ . Ничего не говорится о донских реликвиях и в воспоминаниях Д. И. Мейснера, работавшего многие годы в РЗИА, знакомого с представителями казачьей эмиграции в Чехословакии и не забывшего рассказать о деятельности В. Ф. Булгакова по созданию и расширению собрания Русского культурно- исторического музея в Збраславе ⁹⁵ .

Нам не удалось выявить подробную информацию с полным перечнем музейных коллекций из Новочеркасска в составленных в 1934 г. в Праге документах. В рукописном "Проекте условий передачи материалов Донского Казачьего архива в фонды РЗИ Архива при МИД Чехословацкой Республики" говорится только об архивных материалах. В частности, в пункте 2 подчеркивается: "По установлении в России некоммунистической власти все материалы Донского казачьего архива передаются в Россию, в Донской войсковой архив или иное равноценное на Дону учреждение" ⁹⁶ . Как явствует из машинописного же экземпляра "Проектов основных положений для организации Комиссии по Казачьему отделу при РЗИА", коллекции из Новочеркасского музея обозначались термином "войсковое имущество". Пункт 21 документа гласил: "Имущество донского Архива с его описями в полном объеме подлежит возврату его собственнику - Войску Донскому по требованию Войсковой власти, основанному на постановлении Представительного органа - Войскового круга, с ведома и согласия Общегосударственной Российской некоммунистической власти, признанной Правительством Чехословацкой Республики. Если в течение тридцатилетнего срока в России не наступят все указанные выше условия, это войсковое имущество подлежит возвращению в Донской музей в Новочеркасске" ⁹⁷ . Как видим, предусматривался даже вариант передачи ценностей в Советскую Россию при условии сохранения большевистского режима через 30 лет, т.е. к середине 1960-х годов.

Но в 30-х годах возможность развития событий по такому сценарию не стояла еще на повестке дня. Тогда, на наш взгляд, хранители святынь истории донского казачества стремились не допустить слишком широкой огласки сведений о них из опасений, что, получив официальную информацию о музейных ценностях, вывезенных из Новочеркасска, правительство СССР, заключившее в 1935 г. с Чехословакией договор, предъявит иск чехословацким властям. По этой же причине казачьи знамена, оружие, ордена, медали, атаманские регалии, к сожалению, были недоступны для осмотра широкой публике из числа эмигрантов, не использовались они и в научной работе. А частые перемещения неблагоприятно сказывались на состоянии раритетов, особенно знамен.

В 1942 г. архивные материалы из музейных коллекций Донского отдела РЗИА были переданы по требованию фашистской оккупационной администрации в архив Министерства внутренних дел и Национальный музей, находившиеся под ее строгим контролем. Лишь в 1946 г., наконец, закончились многолетние странствия донских архивных и музейных реликвий. 115 казачьих знамен и штандартов, атаманские регалии, ордена, медали перевезли из Праги в Москву, где их вернули через Комитет по делам культурно-просветительных организаций при Совете Министров РСФСР на законное место - в экспозицию и фонды Новочеркасского музея истории донского казачества ⁹⁸ . В путеводителе по музею упоминается о возвращении 2700 экспонатов, а по описи, хранящейся в Государственном архиве Российской Федерации было передано 1040 единиц хранения ⁹⁹ . Такое несоответствие в цифрах объясняется, вероятно, применением разных систем учета материалов.

Документы же из Донского архива на долгие годы упрятали в закрытые фонды Центрального государственного архива Октябрьской революции (ныне Государственный архив Российской Федерации), вместе с ними туда передали и явно музейную вещь - прекрасный серебряный массивный ларец весом 30 кг работы московских ювелиров (около 1817 г.), изобразивших батальные сцены, повествующие об участии казаков в Отечественной войне 1812 года ¹⁰⁰ . Ларец был предназначен для хранения царских грамот, данных Войску Донскому, и место ему, конечно, не в архивных стенах, а в Новочеркасском музее, где им могли бы любоваться гораздо больше посетителей.

В менее благоприятных условиях оказалась еще одна коллекция русских военно-исторических реликвий, судьбу которой после второй мировой войны нам пока не удалось выяснить. Речь идет о собрании знамен, орденов, икон, принадлежавших генерал-майору Михаилу Николаевичу Скалону, бывшему коменданту Царского Села, скончавшемуся в 1940 г. в небольшом городке Противине на юге Чехии. Они хранились в русской православной часовне, располагавшейся на территории ренессансного замка, где во время войны размещался немецкий лазарет, с 1945 г. - штаб 5-й гвардейской дивизии Советской Армии, а позже учебное заведение органов госбезопасности Чехословацкой Социалистической Республики. В 1952 г. часовню ликвидировали, и остается лишь гадать, как же поступили с коллекцией М. Н. Скалона ¹⁰¹ .

Еще в дореволюционной России накануне первой мировой войны зародилось Сокольское движение. Его инициатор, чех доктор М. Тырш пропагандировал идеи духовного и физического возрождения славянских народов. В начале 20-х годов в Чехословакии, Франции, Югославии, других странах стали возникать гимнастические общества "Русский сокол" для военно-спортивной подготовки эмигрантской молодежи. В 1923 г. возник Союз русского сокольства за границей, секретариат которого находился в Праге, в Тыршевом доме. При нем постепенно сформировался архив и собирались материалы для Русского сокольского музея ¹⁰² . В его экспозицию должны были войти хранившиеся в секретариате регалии и призы Союза русского сокольства за границей (знамена, серебряные кубки, хрустальные вазы, значки, пожалованный королем Югославии Александром I знак ордена Св. Саввы) ¹⁰³ .

Кроме того, в межвоенной Чехословакии возникло несколько крупных частных коллекций произведений русской живописи, принадлежавших эмигрантам. Владельцем одной из них, состоявшей из работ А. Бенуа, Н. Гончаровой, М. Добужинского, К. Коровина, Ф. Малявина, Г. Яковлева, стал искусствовед, профессор Карлова университета, сотрудник Археологического института имени Н. П. Кондакова и Славянской библиотеки Николай Львович Окунев (1886- 1949) ¹⁰⁴ . Занимаясь созданием Славянской галереи при Славянском институте в Праге, Окунев, как и В. Ф. Булгаков, ездил в Париж за картинами русских художников- эмигрантов. К. Коровин даже просил заведующего РКИМ посодействовать возвращению взятых у него Окуневым якобы для выставки бесплатно четырех полотен, но тот не смог помочь живописцу, находившемуся в тяжелом материальном положении ¹⁰⁵ . Щекотливость ситуации заключалась в следующем: РКИМ был создан на общественных началах эмигрантами с целью передачи его коллекций в будущем в Россию. Славянский же институт относился к числу государственных научных учреждений Чехословацкой республики. Занимаясь близким делом, они как бы соперничали. И хотя положение Н. Л. Окунева как собирателя было предпочтительнее, ему не удалось на основе созданной коллекции организовать архив (галерею) славянского искусства. РЗИА так и остался самым полным музейным собранием произведений художников российского зарубежья.

В Праге с 1931 г. проживал график, известный книжный иллюстратор Николай Васильевич Зарецкий (1876-1959), собравший коллекцию рисунков русских поэтов и писателей, в том числе A. M. Ремизова. Переписка с ним хранится в литературном архиве Памятника народной письменности в Праге, остальная часть личных фондов и коллекций - в архиве Колумбийского университета (США) ¹⁰⁶ . Собранием редких икон и произведений русского прикладного искусства обладала княгиня Н. Г. Яшвиль (Прага). Значительную ценность представляла коллекция шедевров русской живописи врача Н. А. Келина (1896-1970) в селе Желив, у г. Гумпольца, на юго-западе Чехии. В доме Келина, донского казака по происхождению, участника первой мировой и гражданской войн, хранилось свыше ста картин И. Айвазовского, К. Брюллова, В. Васнецова, В. Верещагина, И. Левитана, В. Маковского, В. Перова, И. Репина, В. Серова, В. Сурикова и других знаменитых мастеров. Порой, не обладая серьезной искусствоведческой подготовкой, собиратель ошибался, приобретая подозрительные полотна с фальшивыми подписями известных художников, но сам (надо отдать ему должное) никогда не пытался их затем сбыть. Незадолго до смерти этот человек, страстно любивший Россию, закончил работу над объемистой рукописью воспоминаний "Казачья исповедь" ¹⁰⁷ . Н. А. Келин подарил Музею-квартире А. С. Пушкина в тогдашнем Ленинграде акварельный портрет сестры великого поэта, молодой О. С. Павлищевой-Пушкиной, работы художника Е. А. Плюшара.

Для более полного представления нельзя не упомянуть о музейных собраниях, созданных в Праге украинскими эмигрантами. Первым из них в 1923 г. был основан Национальный музей-архив при Украинском комитете (позднее - Институте) обществоведения. Он состоял из архивного, книжно-журнального и музейного отделов, издавал в 20-е годы "Вестник" и "Бюллетень". Директором музея- архива первоначально являлся Н. Галаган, затем - Н. Григорьев. Его фонды включали архивные материалы по истории Украины, рукописи, редкие книги, фотографии, карты, старинные серебряные монеты, печати, картины, украинские почтовые марки. Собрание пополнялось с помощью пожертвований эмигрантов. Музей-архив обменивался дублетными изданиями с РЗИА. На 1 января 1929 г. в нем насчитывалось 2500 музейных экспонатов, свыше 27 000 листов документов украинских политических партий, Центральной Рады, Трудового Конгресса, правительства Украинской Народной Республики, повстанческого движения, лагерей для интернированных, украинской эмиграции, персональных фондов М. Обидного, Н. Шаповала, С. Шелухина и других украинских деятелей. В том году Украинский музей-архив из-за отсутствия условий для дальнейшего функционирования приостановил свою деятельность, и у эмигрантов возникла идея создания при Министерстве иностранных дел Чехословакии Украинского исторического кабинета, реализованная в 1930 г. под руководством Я. Славика и М. Обидного. Двумя годами позднее собрания Украинского музея-архива окончательно вошли в его состав и стали содержаться за счет средств, отпускавшихся чехословацкими властями. Как и РЗИА, Украинский исторический кабинет находился в Тосканском дворце, а в 1942-1945 гг. размещался в семи комнатах дома № 6 по ул. Лоретанской на Градчанах ¹⁰⁸ . Один из основателей и многолетний хранитель Украинского исторического кабинета Аркадий Петрович Животко изначально не ставил задачу создания при нем специального музейного отдела, поэтому у него не было каких-либо трений с организаторами Музея освободительной борьбы Украины. В августе 1945 г. документальные материалы Украинского исторического кабинета были переданы чехословацкими властями Украине, где их сдали на хранение в закрытые фонды Центрального государственного архива Октябрьской революции УССР ¹⁰⁹ .

Параллельно с Украинским музеем-архивом, а затем с Украинским историческим кабинетом в Праге функционировал общественный Музей освободительной борьбы Украины (МОБУ), основанный в 1925 г. по инициативе профессора Украинского свободного университета Дмитрия Владимировича Антоновича (1877-1945). Его владельцем считалось Общество музея, куда помимо Антоновича входили И. Горбачевский, С. Смаль-Стоцкий, А. Яковлев, а последним председателем его был Д. И. Дорошенко. Антонович на протяжении 20 лет являлся его бессменным директором и первоначально собирал материалы в своей собственной квартире. Затем первые экспонаты нашли временное пристанище в одном из залов Фалкенштейнского дворца, после чего несколько лет пребывали в трех комнатах дома № 12 по ул. Кармелитской, благодаря поддержке Министерства иностранных дел Чехословакии. Позднее, с 1929 г. при финансовой помощи К. Лисюка из США и других представителей украинской диаспоры удалось снять дом № 14 по ул. Карловой (район Прага - Жижков), а затем и приобрести для музея более подходящее помещение в районе Прага - Нусле. Он состоял из трех частей: архивной, музейной и библиотеки. Архивные собрания включали четыре отделения: дипломатическое, военное, эмигрантское и отделение остальных материалов. Они содержали архивы дипломатических миссий Украинской народной республики, Украинского государства и Западно-украинской народной республики; частей сечевых стрельцов - украинских национальных воинских формирований; лагерей для интернированных и военнопленных украинского происхождения в Германии, Польше, Чехословакии; эмигрантских студенческих организаций; материалы и фотографии, характеризующие повседневную жизнь украинской эмиграции в странах Европы и Америки. В библиотеке музея была собрана уникальная коллекция книг об Украине на разных языках ¹¹⁰ .

Кропотливо собранные музейные экспонаты представляли работы украинских художников, графиков (В. Кричевского, Г. Мазепы, Т. Мазепы, С. Мако, Н. Геркен-Русовой и др.); образцы декоративно-прикладного искусства (вышивку, поливную керамику работы К. Стаховского, резьбу по дереву и др.); мелкую пластику; мемориальные вещи; репродукции; альбомы; фотографии, печати; материалы о театральной деятельности украинцев за рубежом. Из специальных отделов МОБУ самым богатым и интересным был отдел Шевченкианы, фонды которого ярко характеризовали культ Т. Г. Шевченко на чужбине ¹¹¹. Украинский Научный институт в Берлине передал музею ряд произведений живописи, графики, прикладного искусства, документы и личные вещи деятелей культуры. Все эти материалы значительно расширяли круг источников для ученых, изучавших Украину и украинскую эмиграцию.

Деятельность МОБУ как общественного научно-исторического учреждения велась на основе Статута Украинского музейного общества, утвержденного чехословацкими властями 4 сентября 1934 г., и способствовала привлечению внимания общественности к украинской культуре. С его экспонатами с интересом знакомились не только украинцы, оказавшиеся за границей и тосковавшие по родным местам. Музей был открыт для посетителей три дня в неделю (в понедельник, среду, пятницу). С 1930 г. у Д. В. Антоновича появился надежный помощник, уроженец Полтавщины, доктор, а затем профессор Украинского университета С. Нарижный, с именем которого связаны последние трагические страницы в истории МОБУ.

Для музея всегда острой была проблема нехватки средств, ведь он, в отличие от других эмигрантских организаций, не получал никаких денежных субсидий от чехословацких властей. Сам директор МОБУ работал фактически бесплатно, и ему не раз приходилось обращаться с просьбой о финансовой помощи к украинцам, проживавшим в Чехословакии, США, Канаде, других странах. Вот информация, помещенная в одном из номеров издававшихся музеем "Известий": в кассе Общества МОБУ собраны пожертвования в сумме 200000 крон на строительство Украинского Дома-музея в Праге, но не хватает еще 60 000 крон (около 2000 американских долларов) ¹¹² . Наконец, в 1938 г. решили приобрести уже готовое здание и приспособить его для нужд музея, переехавшего туда, в дом № 6 на ул. Горимировой (ныне Штеткова), в следующем году.

Вскоре началась вторая мировая война, Д. В. Антонович арестовывался гестапо, но деятельность МОБУ продолжалась. Во время налета американской авиации 14 февраля 1945 г. его здание было разрушено. Уцелевшие от бомбежки экспонаты с большими трудностями перевезли в подвальные помещения Клементинума - комплекса зданий Народной библиотеки, где находился лекторий Украинского свободного университета. На протяжении трех месяцев С. Нарижный буквально ночевал у музейных коллекций. Тем временем Прагу освободили части Советской Армии, и музей оказался под угрозой ликвидации. С огромным трудом С. Нарижному, ставшему после смерти Д. В. Антоновича директором, удалось отстоять его любимое детище, которое с изменившимся названием "Украинский музей" до 1948 г. сохраняло свой статус общественного научного и культурно-просветительного общества. 30 марта 1948 г., через месяц после памятных февральских событий, когда коммунисты установили единоличную власть в Чехословакии, музей в нарушение устава был закрыт и опечатан представителями государственных органов ¹¹³.

Последний его директор С. Нарижный сразу же начал неравную борьбу с властями. Куда только он ни обращался с заявлениями протеста, даже в ЮНЕСКО. Чтобы еще больше привлечь внимание международной украинской общественности, он в 1949 г. издал в Канаде под псевдонимом "Я. Бирич" брошюру, посвященную судьбе музея и его значению ¹¹⁴ . Но все усилия оказались бесполезными, и в следующем году ему пришлось выехать из Чехословакии на Запад, где часть украинской эмиграции (в том числе К. Лисюк) выдвинула против него чудовищное обвинение в сговоре с чехословацкими властями, которым он якобы продал национально-культурное достояние. Не получив поддержки от украинцев в Западной Европе и Северной Америке, С. Нарижный вынужден был отправиться в далекую Австралию и до конца жизни (умер он в 1983 г.) оправдываться перед соотечественниками. Не имея денег и не получая финансовой помощи, ему удалось напечатать в 1959 г. в Цюрихе (Швейцария) на гектографе крайне незначительным тиражом рукопись своей книги "Как спасали Музей освободительной борьбы Украины" (на украинском языке) ¹¹⁵ .

Такой же печальной оказалась и судьба коллекций МОБУ. Уже в 1948 г. первая партия его экспонатов была вывезена на шести грузовиках из Клементинума, ровно через десять лет сотрудники Центрального государственного исторического архива Украины в Киеве принимали на временное хранение материалы из МОБУ, которые в 1970 г. переехали на постоянное место в новое здание Центрального государственного архива Октябрьской революции УССР. Туда же в декабре 1983 г. переправили из Центрального архивного управления Министерства внутренних дел Чехословакии еще 27 ящиков с документами. Некоторые из них из Киева передали в архивы Львова и Ровно ¹¹⁶ . Местонахождение же музейных экспонатов остается неизвестным, и сегодня представители украинской общественности в Чехии пытаются отыскать их следы ¹¹⁷ . В годы Великой Отечественной войны на территории самой Украины погибло либо было вывезено фашистами немало архивных и музейных ценностей 118 . Печально, что из-за политики властей уже после окончания войны так поступили с уцелевшей частью собрания Украинского музея в Праге.

А ведь в предвоенные 1931-1939 гг. в Чехословакии даже существовало Общество охраны украинских исторических памятников за рубежом, находившееся в Праге в доме № 13 у Райске заграды (ныне Пршемыслова ул.). Сегодня же свои музейные центры имеют лишь украинцы-русины в Словакии. Свыше 20 тысяч экспонатов освещают их историю и культуру в Музее украинской культуры в Свиднике. Не столь крупные - музеи в Тополях и Старий Любовни, в последнем представлены церковные памятники. Объекты украинской архитектуры (разные типы сельских построек) перенесли в заповедник в Бардейеве ¹¹⁹ .

СУДЬБА МУЗЕЙНЫХ СОБРАНИЙ ЭМИГРАНТОВ В ДРУГИХ СТРАНАХ

Более редким явлением в межвоенный период были эмигрантские музеи в других странах Европы, Азии, Африки, Северной Америки. Общество "Музей и архив русской зарубежной жизни" создали в 1927 г. в Варне (Болгария) эмигранты из России. Оно поставило перед собой задачу собирать, хранить и изучать документы, фотографии и - другие материалы, характеризующие жизнь российского зарубежья. В 30-х годах его коллекции находились в ведении Варненского археологического общества, их дальнейшая судьба нам пока неизвестна ¹²⁰ .

Поселившийся в 1924 г. в Лондоне художник Евгений (Эжен) Семенович Молло (1904-1980-е годы) положил начало своей коллекции предметов русской воинской славы, превратившейся со временем в крупнейший домашний музей такого рода за рубежом. Он целенаправленно собирал все, что имело отношение к данной теме: картины и гравюры с изображениями сражений; автографы и портреты известных военачальников, наградные грамоты, образцы обмундирования, ордена и медали и прочие знаки отличия; фарфор; бронзовое литье. Перу коллекционера принадлежит небольшая работа "Русские офицерские знаки", изданная в Париже в серии "Военно-историческая библиотека" журнала "Военная быль" ¹²¹ .

Значительный интерес представляло собрание Евгения Васильевича Саблина (1875-1949), бывшего российского поверенного в делах в Лондоне. Его Русский Дом до 1949 г. играл роль культурного центра эмигрантской колонии и вмещал немало вещей из российского посольства. Попав туда, посетители окунались в атмосферу покинутой ими Родины, обозревая старинную мебель екатерининской эпохи из карельской березы, посольский флаг, портреты Екатерины II, императоров Александра П и Николая II, картины и старинные гравюры, редкие книги и предметы старины. После смерти Саблина, так много сделавшего для русских эмигрантов б Великобритании, часть его коллекции перешла американским наследникам, а документы оказались в Русском архиве университета в английском г. Лидсе ¹²² .

Музей истории древней русской архитектуры был создан в Риме при Ватикане в 30-х годах XX в. художником-эмигрантом Леонидом Михайловичем Браиловским (1868-1937), членом Петербургской Академии художеств, театральным декоратором, педагогом, и его женой Риммой Никитичной (1877-1959) на основе семейного собрания картин, рисунков и эскизов архитектурных памятников России, в том числе и собственных произведений. Супруги-художники написали, находясь в эмиграции, цикл картин "Видения Старой России" (в том числе: "Храм Василия Блаженного", "Кремль ночью", "Св. Сергий благославляет Дмитрия Донского" и др.). Переданные коллекции сохраняются при Конгрегации восточных церквей Ватикана. Одну из своих работ, "Ново-Девичий монастырь в Москве" (1934 г.), Браиловский успел передать в дар Русскому культурно-историческому музею в Праге. Его живописные произведения выставлялись в Амстердаме, Будапеште, Праге, Лондоне, Нью-Йорке, Милане, Париже, Риме ¹²³ .

Музей "Кружка ревнителей русской старины" основали в Риге в 1927 г. представители старообрядческой общины Латвии во главе с И. Н. Заволоко. В результате ряда экспедиций члены кружка собрали для музея старинные предметы крестьянского быта, образцы одежды, произведения народного искусства, иконы старинного письма, коллекцию редких книг, подборку фотографий наиболее интересных вещей, которые не удалось приобрести. Ими издавался иллюстрированный журнал "Родная старина" (1928-1933 гг.). Кружок имел свои отделы в Даугавпилсе и Резекне, а также в Эстонии (Таллин, Тарту). В музее по предварительному запросу проводились экскурсии. В 1928-1929 гг. были организованы выставки русского народного искусства, а в 1931 г. - славянская выставка рукописных книг и икон с белорусским, болгарским, русским и украинским отделами ¹²⁴ . После 1940 г. деятельность музея и кружка была свернута.

Переехавший из Петрограда в Латвию барон В. Каульбарс коллекционировал произведения русской живописи и иконописи. В Риге также возник Музей Н. К. Рериха, в котором к концу 30-х годов находилось уже 40 полотен великого художника - "Брамапутра", "Твердыня Тибета", "Кулута", "Часовня св. Сергия", гималайские и монгольские пейзажи. Директором музея был Ф. Д. Лукин. В своем письме от 24 августа 1938 г. членам правления Рижского музея Н. К. Рерих даже просил сообщить ему о возможности пересылки из Индии в Ригу всех своих архивных собраний и размещении их на хранение в музее ¹²⁵. Он вел переписку и с председателем Латвийского общества имени Рериха Р. Я. Рудзитисом. При музее сформировался отдел произведений прибалтийских художников, работали культурно-просветительные секции, велась издательская деятельность.

В результате таких тесных и плодотворных связей в Латвии довольно широко пропагандировали идеи Н. К. Рериха и его произведения живописи ¹²⁶ . Самого художника, ученого и мыслителя Прибалтика привлекала в значительной степени своей территориальной близостью к России.

В Вильно (Вильнюс), входившем до 1939 г. в состав Польши, в межвоенный период существовал Белорусский музей имени И. И. Луцкевича, образовавшийся на основе личного собрания, формировавшегося с 1905 г. В музее, которым ведало Белорусское научное общество, хранились археологические находки (начиная с каменных орудий), коллекции древних монет, свинцовых печатей и пломб, тканей, произведений искусства, рукописей и прочих архивных материалов, белорусских старопечатных изданий. Большинство из них было приобретено на личные средства белорусского археолога, этнографа и общественного деятеля Ивана Ивановича Луцкевича (1881-1919) ¹²⁷ .

Зарубежный Морской музей формировался с 1933 г. в замке небольшого города Альтенбурга в окрестностях Лейпцига по инициативе проживавшей там княгини Веры Константиновны Романовой, внучки генерал-Адмирала, великого князя Константина Николаевича, выехавшей из России после 1917 г. в Швецию, затем в Бельгию и осевшей в Германии. Ей удалось собрать среди русских эмигрантов целый ряд интересных материалов по истории флота: кормовой флаг с подводной лодки "Св. Георгий"; вещи с канонерки "Бобр"; ленты со многих кораблей Балтийского и Черноморского флотов; части морского обмундирования; офицерское холодное оружие; картины; гравюры; фотографии; открытки; памятные медали; карты; документы, характеризующие жизнь российских моряков-эмигрантов в Бизерте и Морского корпуса в Джебель Кебире (Тунис). Собирательница ставила цель впоследствии передать их в Морской музей императора Петра Великого (Санкт-Петербург) ¹²⁸ . В 1945 г., спасаясь от большевиков. Вера Константиновна пешком добралась из Лейпцига в Западную Германию, в Гамбург, откуда в 1951 г. переехала в США. Вряд ли у нее была возможность захватить с собой какие-либо из собранных военно-морских реликвий. Во всяком случае, о них ничего не упоминают ни шведский славист и писатель С. Скотт, автор книги "Романовы. Царская династия", ни профессор Ю. Хечинов, встречавшиеся и беседовавшие с престарелой Верой Константиновной в Толстовском центре под Нью-Йорком ¹²⁹ .

Своеобразный домашний Морской музей в Бизерте (Тунис), куда эвакуировался Добровольческий флот, был создан русским эмигрантом, известным подводником, капитаном 2-го ранга Н. А. Монастыревым, автором ряда книг и воспоминаний по истории российского военно-морского флота, редактором "Морского сборника". Его личное собрание включало модели кораблей, участвовавших в первой мировой войне (главным образом подлодок "Кашалот", "Краб", "Скат", "Утка" и др.), в дальних географических экспедициях, в том числе в Арктике; русские ордена и погоны; холодное оружие; книги; фотографии; военно-морские флаги и другие экспонаты ¹³⁰ . Сведения о существовании музея относятся к 1934 г., а дальнейшая его судьба нам, к сожалению, пока неизвестна.

Еще одно примечательное музейное учреждение возникло в далеком Китае. Музей Общества изучения Маньчжурского края, основанный российскими эмигрантами в Харбине в 1923 г., неоднократно менял название и статус: после закрытия китайскими властями Общества изучения Маньчжурского края с 1929 по 1937 г. - музей Общества (Института) изучения культурного развития Особого района восточных провинций, с 1937 г. - музей Харбинского отделения Научно- исследовательского института Далу. Размещался он в здании бывших Московских торговых рядов и состоял из археологического, естественно-исторического, экономического и этнографического отделов с подотделами. Сотрудники музея из числа эмигрантов активно занимались экспедиционной и научно-исследовательской работой. После 1945 г. часть коллекций была утрачена, но основная масса материалов по сей день находится в фондах и экспозиции Музея истории провинции Хэйлунцзян (КНР), расположенного в том же здании ¹³¹ .

Единственное музейное заведение, связанное с российским зарубежьем, появилось в межвоенный период в Северной Америке. Это был Музей имени Н. К. Рериха в Нью-Йорке, открытый 17 ноября 1923 г. друзьями и единомышленниками художника уже после его отъезда из США на Восток. В число учредителей музея входили созданные Н. К. Рерихом общественные учреждения - Институт для поощрения деятельности молодых художников и Интернациональный центр искусств. Музей первоначально находился на берегу Гудзона, на Риверсайд Драйв (№ 310), а в 1929 г. переехал в специально построенное здание 29-ти этажного небоскреба на 107-й улице. Н. К. Рерих передал ему свыше 1000 своих полотен ("Тибетский лама", "Святыни и твердыни", "Лао Цзе" и др.), доступных для бесплатного осмотра. В работе совета музея, функционировавшего как общественное учреждение, в 20-40-х годах активно участвовали эмигранты из России ¹³² . Но с февраля 1935 г. Н. К. и Е. И. Рерихи были исключены из числа пайщиков музея путем махинаций со стороны одного из членов его директората - Л. Хорша, сменившего замки в музейных помещениях, присвоившего картины и уничтожившего документы о паевом вкладе Рерихов, вложенном в здание. Их паевые взносы были переоформлены Хоршем на имя своей жены, хотя Н. К. Рерих поручал организовать безвозмездную передачу музея государству. Несмотря на сильное потрясение, которое вызвала вся эта пренеприятнейшая история, у великого художника, проживавшего в Индии, он решил создать в Нью- Йорке новый музей, куда передал еще 300 своих работ. Музей, которым с 1949 по 1983 г. руководила З. Г. Лихтман- Фосдик, доверенное лицо и последовательница Рериха, продолжает работать до сих пор, внося заметный вклад в пропаганду творческого наследия Н. К. Рериха и поддерживая связь с возникшими в последние годы в Москве Музеем и Обществом Н. К. Рериха ¹³³ .

Каждая из сберегавшихся эмигрантами коллекций имела свою неповторимую, а порой и драматическую историю, свою судьбу, отличалась определенным своеобразием. Но наряду с этим можно выделить немало общих черт, характерных для эмигрантских музейных собраний 20-30-х годов как общественных, так и частных. Возникнув по инициативе самих эмигрантов, они за редчайшим исключением (Русский культурно-исторический музей в Чехословакии, Музей Общества изучения Маньчжурского края), содержались за счет их же добровольных пожертвований и не включались в государственный реестр музеев страны пребывания. В большинстве случаев их основателям не приходилось рассчитывать на финансовую поддержку правительственных органов. Весьма скудный бюджет эмигрантских музеев, как правило, не позволял им нанимать штатных сотрудников и закупать ценные раритеты. Их коллекции пополнялись главным образом с помощью добровольных даров соотечественников, оказавшихся за рубежом. В большинстве случаев не использовались научные критерии отбора материалов и создания экспозиции. Лишь РКИМ сумел с большим трудом издать каталоги своих собраний. Несколько номеров бюллетеней выпустили Украинский Национальный музей-архив и Музей освободительной борьбы Украины в Праге, а также Музей Общества по изучению Маньчжурского края и юбилейной выставки КВЖД в Харбине.

Значительную проблему для них представляли поиск, наем и тем более приобретение по доступным ценам помещений для создания экспозиции и хранения фондов, вследствие чего экспозиционная площадь была небольшой, включая обычно один-два зала (а иногда лишь угол комнаты), тесно заставленные шкафами, витринами, стендами и увешанные картинами и фотографиями. У эмигрантов не хватало средств для консервации и реставрации оберегавшихся раритетов, возможностей и знаний для научной обработки и систематизации материалов.

Многие лишь чисто номинально назывались музеями, будучи по существу несистематизированными собраниями экспонатов при каком-либо из эмигрантских обществ, объединений, союзов, и не были приспособлены для ежедневного свободного доступа посетителей, не являвшихся их членами. Так, подавляющее большинство коллекций воинского характера создавалось при полковых офицерских собраниях с помощью и для однополчан.

Часто активная собирательская деятельность эмигрантских музеев велась настоящими подвижниками, после ухода из жизни которых она порой сворачивалась, а коллекции расходились по рукам. Среди русских интеллигентов, чей высокий нравственный уровень сформировался еще в дореволюционную эпоху, нужно упомянуть имена В. Ф. Булгакова, П. А. Скачкова, поэта Н. Н. Туроверова и других.

Порой у организаторов, за редчайшим исключением, не занимавшихся ранее музейной работой, складывались довольно непростые отношения с государственными органами тех стран, в которых они находились. И чтобы сохранить все это в целостном виде, им иногда приходилось лавировать, идти на компромиссы, уступки. Благородная, подвижническая деятельность таких энтузиастов временами наталкивалась на непонимание и среди той части соотечественников, которая стремилась как можно быстрее интегрироваться в местную среду, потеряв надежду на возвращение в Россию.

Кроме, пожалуй, Музея Общества по изучению Маньчжурского края и юбилейной выставки КВЖД, материалы остальных эмигрантских музейных собраний характеризовали историю и культуру России, жизнь и быт российского зарубежья. Но в большинстве случаев их создатели и хранители не могли, да и не ставили такой задачи, представить всестороннюю картину покинутой ими Родины. В условиях поспешной эвакуации, отсутствия прочных и постоянных контактов с Россией подбор экспонатов носил нередко случайный характер. Похожими по составу, как правило, были полковые музейные собрания. На складывание внутреннего облика эмигрантских музеев (обычно однотипного и одностороннего по своей сути) влияли их идеологические разногласия с большевиками, неприятие новой власти. События гражданской войны в них, конечно, показывались с позиции Белого движения, и это вполне объяснимо. Небольшие музейные интерьеры с соответствующими экспонатами будили у эмигрантов воспоминания о недавнем прошлом, о предреволюционной жизни, о первой мировой войне и походах периода гражданской войны. В эмигрантской среде была сильна тяга к родным российским корням. Музейные вещи играли роль своеобразных духовных символов, связывавших эмигрантов с покинутой для большинства из них навсегда Россией. Они постоянно напоминали о ней, помогали перенести тяжесть разлуки с Родиной, сохранить чувство национальной гордости и патриотизма. Вглядываясь в фотографии однополчан времен первой мировой и гражданской войн, в свои наградные знаки, изгнанники свято верили, что когда-нибудь вернутся в родные места.

Нередко наряду с мемориальными вещами эмигрантские музеи включали архивные документы, библиотеки и играли роль своеобразных культурных очагов русских колоний. В них устраивались встречи однополчан, сослуживцев, земляков, празднования Дня русской культуры, отмечались юбилеи. Значительный резонанс в эмигрантской среде имели выставки, организовывавшиеся некоторыми музеями и владельцами частных эмигрантских собраний. Они проводились в Бельгии, Франции, Германии, Чехословакии, Югославии, других странах и сыграли большую роль в ознакомлении европейских народов с культурным достоянием русских эмигрантов, способствовали расширению знаний в целом о культуре и истории России. Например, русские иконы и серебряная утварь XVI-XVIII вв. из личных собраний Я. Золотницкого, Е. Любовича, А. Попова (Париж) с успехом выставлялись в 1931 г. в Брюсселе и Генте (Бельгия) ¹³⁴ .

Некоторые из эмигрантских коллекций поступили в 30-х годах на хранение в государственные музеи ряда европейских стран. Таким образом, сформировался довольно представительный Русский отдел Королевского Военного музея в Брюсселе (основан в 1936 г.) с витринами Лейб- Гвардии Казачьего и Конногвардейского полков, Российского императорского флота, русских военных изданий. В нем экспонируются исторические формы полков, полковые штандарты, военно-морские флаги, ордена, медали, восковые фигуры морских офицеров и матроса, различные документы по истории армии и флота ¹³⁵ . Хранившиеся в 1921 г. в Белградской крепости казачьи реликвии Кубанского войска перед второй мировой войной передали на 25 лет в Военный музей Югославии, что вызвало тогда обеспокоенность части эмигрантов за их судьбу. Позднее, в 1953 г. при содействии эмигрантов был торжественно открыт русский отдел музея Инвалидов в Париже.

И давно уже пора воздать должное подвижнической деятельности создателей и хранителей эмигрантских музейных коллекций, настоящих патриотов России. Оказавшиеся на чужбине представители российской интеллигенции внимательно следили за культурными событиями в СССР. Литератором С. Р. Минцловым был опубликован в 1925 г. список архивов, библиотек и музейных коллекций, погибших в России в годы революции и гражданской войны ¹³⁶ . Идеолог евразийства П. Н. Савицкий в изданной в 1936 г. брошюре выступил с протестом против сноса памятников зодчества, скульптуры, разбазаривания и распродажи властями СССР ценнейших коллекций из Эрмитажа и других музеев страны ¹³⁷ . В то же время, будучи человеком объективным, Савицкий положительно оценивал получивший широкое распространение в Советском Союзе хронологическо- формационный принцип построения музейной экспозиции по историческим эпохам, что в отличие от размещения по категориям (зал живописи, зал нумизматики и т.д.) позволяло посетителям создать целостное представление о прошлом своей страны, родного города, края ¹³⁸ . Но он, как и другие представители интеллигенции российского зарубежья, не мог не возмущаться по поводу многочисленных фактов забвения и разрушения властями национального историко-культурного наследия, о чем в последние годы опубликовано немало вопиющих, ранее закрытых для широкого пользования архивных материалов ¹³⁹ . Так, одни уничтожали или продавали за рубеж историко- культурные ценности - национальное достояние России, а другие буквально по крохам собирали и спасали их от забвения в эмиграции. Уже в первые годы Советской власти большевики ликвидировали некоторые музеи (в основном церковно-исторические, полковые), в 20-х - начале 30-х годов за рубеж продали за валюту немало историко-культурных реликвий из музейных и монастырских хранилищ. Огромный и невосполнимый ущерб музеям был нанесен в годы Великой Отечественной войны на оккупированной фашистами территории СССР.

Тем не менее, их численность в советский период возросла в несколько раз. На начало 1990-х годов в стране насчитывалось более 2200 музеев, из них около 1350 - исторических и краеведческих (в последних также, как правило, преобладали отделы истории), под охраной государства находилось свыше 52 млн. предметов, входивших в состав Музейного фонда СССР. Положительную роль сыграло основание историко-архитектурных и историко-художественных музеев-заповедников (Владимир, Новгород, Псков и др.), историко-этнографических заповедников под открытым небом (в Суздале, под Архангельском и других местах), музеев истории промышленности (Барнаул, Екатеринбург, Невьянск, Нижний Тагил, Соликамск) ¹⁴⁰ . К числу важнейших достижений отечественного музееведения относится соблюдение хронологического принципа построения экспозиции по историческим периодам, а к негативным чертам - чрезмерная идеологизация музейного дела. Последнее особенно выразилось в появлении значительного числа историко-революционных музеев, музеев В. И. Ленина, других политических деятелей, в одностороннем показе ряда эпох истории России, наличии закрытых фондов, вещи из которых никогда не выставлялись.

Но и за рубежом прежде всего из-за отсутствия средств эмигрантам не удалось удержать в своих руках ряд интересных и ценных коллекций музейного характера. Коллекция произведений иконописи А. Попова после отказа властей СССР приобрести ее была распродана и частично передана в музей г. Реклинхаузена (Германия). С аукциона в Лондоне было распродано интереснейшее собрание русских памятных медалей, принадлежавшее великому князю Георгию Михайловичу. Для Бруклинского музея в Нью-Йорке еще в 1931 г. была приобретена русская художественная коллекция Шабельской. Сценические костюмы и другие личные вещи знаменитой русской балерины Анны Павловой (1881-1931) после ее кончины муж покойной В. Дандре передал в Музей Лондона. Распродана была и ценнейшая коллекция С. Дягилева, перешедшая затем к С. Лифарю ¹⁴¹.

Вторая мировая война и последовавшие за ней события отрицательно сказались на положении эмигрантских музеев и судьбе их коллекций. Основная масса общественных музейных собраний эмигрантов, возникших в 20-30-е годы, до нашего времени, к сожалению, не сохранилась. Печальная участь ждала эмигрантские музейные собрания в Югославии после освобождения ее территории от немецко-фашистских войск. Ни одно из них в целостном виде не сохранилось.

Неизвестна судьба большинства реликвий российской истории и культуры, сберегавшихся до войны эмигрантами во Франции. К настоящему времени сохранились в целостном виде только Музей Лейб-Гвардии Казачьего полка в Курбевуа под Парижем и Музей русской колонии в Ницце.

В Хельсинки до сих пор существует домашний художественный музей Синебрюховых - потомков известных дореволюционных российских пивоваров, обосновавшихся в Финляндии задолго до революции, еще в первой половине XIX в. и невольно оказавшихся после 1917 г. в положении эмигрантов ¹⁴² .

Эвакуировавшийся в 1920 г. из Новороссийска полковник Я. М. Лисовой организовал в Константинополе выставку "Борьба против большевизма в России", которая переросла вскоре в Музей современных событий в России, насчитывавший на 1924 г. 10 000 экспонатов. В 1925 г. он перевез свою интересную коллекцию в США, откуда в 1943-1947 гг. частично переслал в дар Государственной исторической библиотеке РСФСР ценные книги, брошюры, листовки, плакаты, газеты, журналы, альбомы, атласы, фотографии и негативы. В 1960 г. по указанию свыше документальная часть материалов собрания Я. М. Лисового была передана в Центральный государственный архив Октябрьской революции (ныне Государственный архив Российской Федерации), Центральный военно-исторический архив, Особый архив и Центральный государственный архив кинофотодокументов, а печатные издания остались в закрытом фонде библиотеки ¹⁴³ .

Более благоприятной кажется ситуация с эмигрантскими музейными собраниями в Чехословакии. Почти все коллекции Русского культурно-исторического музея и Донского музея после 1945 г. были перевезены из Праги в СССР. Собрание же ликвидированного Кондаковского института было передано в начале 50-х годов Национальной галерее и другим учреждениям Чехословакии.

Многое разошлось по рукам, попало в антикварные магазины, перекочевало из Европы за океан, в США.

Часть своеобразного музея-архива-библиотеки (нелегальные издания, рисунки, фотографии, печати, портреты и др.) имени князя Д. И. Бебутова, возникшего в Берлине еще до революции, была в 1924 г. продана Б. И. Николаевским в Советский Союз для Института Маркса-Энгельса-Ленина в Москве, а остальные материалы попали первоначально в Международный институт социальной истории в Амстердаме, откуда их позже переправили в США, где они хранятся в Гуверовском институте войны, революции и мира Стэнфордского университета 144 . Там же оказалось собрание матери генерала П. Н. Врангеля баронессы М. Д. Врангель.

В США после второй мировой войны сформировались Музей русской культуры и Музей Общества русских ветеранов Великой войны в Сан-Франциско 145 . Представляет значительную ценность интереснейшее собрание реликвий Свято-Троицкого монастыря Русской православной церкви за границей в Джорданвилле (штат Нью-Йорк) 146 . Коллекции Музея русской конницы (Бриджпорт, штат Коннектикут), Русского морского музея, материалы ряда других эмигрантских военных объединений постепенно оказались под крышей музея Общества "Родина" в г. Лейквуд (Хауэлл, штат Нью-Джерси), откуда часть ценных экспонатов (оружие, ордена, историческая форма) в последние годы подарили Музею Вооруженных сил в Москве ¹⁴⁷ . Тем самым они стали доступны для обозрения гораздо большему числу наших соотечественников. Ведь сами создатели эмигрантских музейных собраний давно уже ушли из жизни, а среди потомков российских эмигрантов первой волны, частично растворившихся в местной среде, нет такого интереса к реликвиям, для сбережения которых было затрачено столько сил и душевной энергии.

В послевоенные годы гораздо большее распространение музейная деятельность получила среди украинской эмиграции.

Центр общественной жизни зарубежных украинцев также переместился в США и Канаду, где возникли украинские музеи с интересными экспозициями и фондами в основном историко-этнографического и культурного характера. В Украинском музее в Нью-Йорке представлены коллекции по истории Украины и украинцев в США, в том числе произведения живописи, этнографические материалы (вышивка, керамика, ткачество и др.), макеты и фотографии деревянных храмов. Украинский католический музей с библиотекой функционирует с 1964 г. в Стемфорде (штат Коннектикут); Музей украинского наследия - в Нью Хейвене (штат Коннектикут); Украинский музей, архив и центр культуры - в Баунд-Бруке (штат Нью- Джерси); Украинский архив-музей - в Кливленде; Украинский музей народного искусства - в Мейнар-колледже (штат Филадельфия);

Украинский музей-архив - в Детройте (основан в 1957 г.). Архив-музей Украинской академии искусств и наук, учрежденный в 1945 г. в Аугсбурге (Западная Германия), в 1976 г. перебрался в Нью-Йорк. Все эти музеи, как правило, были общественными.

А вот открытый с 1971 г. в Эдмонтоне (провинция Альберта, Канада) музей под открытым небом "Село украинского культурного наследия" был через четыре года приобретен властями и превратился в государственное учреждение. Десятки тысяч посетителей знакомятся в нем с железнодорожной станцией, куда прибывали украинские рабочие-эмигранты, кузницей, почтой, народным домом, школой. Его бюджет в 1988-1989 гг. достигал 1,6 млн. долларов. Украинский музей Канады в Саскатуне расположен в новом современном здании, хорошо приспособленном для проведения выставок и хранения художественных произведений. Он издает бюллетень "Новости музея" и имеет филиалы в Виннипеге, Торонто и Эдмонтоне, где работают энтузиасты на добровольных началах. В Торонто, например, хорошо представлена украинская народная одежда. Виннипегский центр украинской культуры и образования состоит из библиотеки, архива, музея, картинной галереи. Парк украинской писанки - своеобразный этнографический музей под открытым небом создан в Вегревилле.

Даже в далекой Австралии после второй мировой войны эмигрантам удалось создать Музей украинской культуры в Мельбурне. В нем на постоянной основе действуют выставки "Жизнь и творчество Т. Г. Шевченко", "Карты Украины", "Украинская книга". Среди трех тысяч музейных экспонатов - произведения народного искусства, национальная одежда. При музее находится архив украинской эмиграции в Австралии.

Справедливости ради с сожалением приходится констатировать, что оказавшиеся в СССР после 1945 г. произведения искусства, рукописи, мемориальные вещи, архивные документы и другие исторические реликвии, хранившиеся эмигрантами, за исключением Новочеркасского музея, долгие годы практически не экспонировались и почти не использовались в исследовательской работе. И мы были искусственно оторваны от части российского историко-культурного наследия.

Но сейчас, наконец-то, положение изменилось, и множество россиян получили возможность приобщиться к духовным ценностям эмиграции, ознакомиться с сохраненными ею на чужбине историческими и культурными реликвиями.

Изучение всех этих эмигрантских музейных коллекций представляется весьма перспективным и целесообразным. Помимо вовлечения в научный оборот новых интересных материалов оно позволит полнее охарактеризовать подвижническую, бескорыстную деятельность интеллигенции российского зарубежья. Проживая далеко от Родины, она всегда помнила о своих корнях и предках. И создание музейных собраний помогало ей перенести тяжесть разлуки с Россией.

Библиография:

1. До сих пор, к сожалению, не созданы обобщающие исследования, посвященные музейным коллекциям российских эмигрантов. Они обойдены вниманием даже в специальных работах по истории эмиграции. См., например: Афанасьев А. Л. Полынь в чужих полях. М., 1987; Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. 3-е изд. М., 1987; Костиков В. В. Не будем проклинать изгнанье...

(Пути и судьбы русской эмиграции). М., 1990; Назаров М. В. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992. Т. 1; Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции: 1919-1939. М., 1994; Культура Российского зарубежья. М.,1995.

2. См.: Брежго Б. Русские музеи и архивы вне России. Б. м. Б. г. С. 2-7; Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия: История и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1920-1970). Париж, 1973. Доп. вып. С. 72-74, 82-85; Башкирова Г. Б., Васильев Г. В. Путешествие в Русскую Америку: Рассказы о судьбах эмиграции. М., 1990. С. 307-333; Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992. С. 32-34; 196-197, 202; Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Красные конкистадоры. М., 1994. С. 222; Северюхин Д. Я., Лейкинд О. Л. Художники русской эмиграции (1917-1941): Биографический словарь. СПб., 1994. С. 104-105, 337-338; Старостин Е. В. История России в зарубежных архивах. М., 1994. С. 59-60.

3. Бирич Я. Сторiнка з чесько-украiнських взаемин (Украiнський музей у Празi). Biннineг, 1949; Докашева Е. С. Русский культурно-исторический музей в Праге. М., 1993.

4. До сих пор, к сожалению, нет специальных исследований, посвященных музейным собраниям российской эмиграции во Франции, о которых ничего нельзя узнать из многих изданий справочного и обобщающего характера. См., например: Русский альманах: Адресная и справочная книга для русских, живущих за границей. Париж, 1930; Костиков В. В. Указ. соч.; Носик Б. Привет эмигранта, свободный Париж. М., 1992; Русская эмиграция во Франции (Вторая половина XIX - середина XX в.): Тез. докл. и сообщ. республиканской научной конференции. СПб., 1995; Raeff M . Russia Abroad. №ew York; Oxford, 1990.

5. Любина Г. И. Формирование российской научной диаспоры в Париже // Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940. М., 1994. Кн. 1. С. 302.

6. Баскаков В. Н. Пушкинский Дом. 2-е изд. Л., 1988. С. 32-34, 55-56; Он же. Рукописные собрания и коллекции Пушкинского Дома. Л., 1989. С. 24.

7. В литературе можно встретить лишь самые краткие и общие сведения о некоторых из музеев, созданных русскими эмигрантами во Франции в период между двумя мировыми войнами. (См.: Брежго Б. Указ. соч. С. 3-7; Русские во Франции: Справочник. Париж, 1937. С. 66; Ковалевский П. Е. Указ. соч. С. 72-74, 82-85; Ponfilly R. de. Guide des Russes en France. Paris, 1990. P. 260, 304, 392-394; Fouchard E. Les fonds iconographiques russes et sovietiques en France // Gahier du Monde russe et sovietique, 1992. XXXIII (2-3), avril-september. P. 325, 330, 339). Поэтому материалы о них приходится по крупицам выявлять путем сплошного просмотра эмигрантских газет и журналов.

8. См.: Возрождение. Париж, 1931. 25 апреля, № 2153; Часовой. Париж, 1930. № 23. С. 28; 1930. № 24. С. 29; 1930. № 28. С. 7; 1939. № 230. С. 16; Информационный бюллетень Объединения Лейб-Казаков. Париж, 1961. № 1-2; 1963. № 4; Кузнецов А. А. О Белой армии и ее наградах 1917-1922 гг. М., 1991. С. 17-18; Ponfilly R. de. Op. cit. P. 260; Fouchard E. Op. cit. P. 325.

9. Часовой. 1931. № 47. С. 8-9; 1932. № 78. С. 28; Писатели русского зарубежья (1918-1940): Справочник. М., 1995. Ч. III. С. 23-27; Туроверов Н. Н. Стихи / Сост. В. В. Леонидов. М., 1995.

10. Часовой. 1934. № 133-134. С. 33-34.

11. Часовой. 1929. № 11-12. С. 17-18, 31; 1929. № 15-16. С. 18; 1934. № 121. С.30-31.

12. Часовой. 1932. № 72. С. 27.

13. Брежго Б. Указ. соч. С. 3-4.

14. Последние новости. Париж. 1931. 9 марта, № 3638.

15. Беликов Л. Ф., Князева В. П. Рерих. М., 1972. С. 155-156, 218-219. ^Возрождение. Париж, 1929. 21 февраля; Русские во Франции. С. 49; Вздорнов Г. Н., Залесская З. Е., Лелекова О. В. Общество "Икона" в Париже. М.; Париж, 2002. Т. 1.

17. Fonchard E. Op. cit. P. 339; Ponfilly R. de. Op. cit. P. 304.

18. Ponfilly R. de. Op. cit. P. 394-395.

19. Брежго Б. Указ. соч. С. 6; Пашков П. В. Ордена и знаки отличия гражданской войны: 1917-1922. Париж, 1961. С. 6-9; Леонидов В. В. Новое собрание по литературе русского зарубежья // Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940. М., 1994. Кн. 2. С. 432-433; Бурков В. Г. Отечественные фалеронимы в парижских трудах российской эмиграции // Русская эмиграция во Франции. СПб., 1995. С. 83-84.

20. Часовой. 1934. № 128. С. 21; Лифарь С. М. Моя зарубежная пушкиниана // Наше наследие. 1989. № 3. С. 29-34; Литература русского зарубежья: Антология. М., 1990. T. I, кн. 1. С. 26.

21. Сборник 25-ти летнего юбилея культурно- просветительского и благотворительного общества "Родина": 1954-1979. Нью-Йорк, 1979. С. 45.

22. Fouchard E. Op. cit. P. 330.

23. Ponfilly R. de. Op. cit. P. 75.

24. Русская мысль. Париж, 1996. 15-21 февраля.

25. Там же. 1995. 8-14 июня.

26. Литературная газета. 1993. № 7; Московские новости. 1993. 19 сент., № 38; Московская правда. 1994. 7 окт.; 1995. 28 апр.; Они унесли с собой Россию... Русские художники- эмигранты во Франции: 1920-е - 1970-е: Из собрания Ренэ Герра: Каталог выставки. М., 1995.

27. См.: Пио-Ульский Г. Н. Русская эмиграция и ее значение в культурной жизни других народов. Белград, 1939. С. 38-42, 52, 60; Тесемников В. А. Российская эмиграция в Югославии (1919-1945 гг.) // Вопр. истории, 1988. № 10. С. 128-136; Он же. Белград как один из научных центров российского зарубежья // Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940. Кн. 1. С. 325-331; Маевский В. А. Русские в Югославии. Нью-Йорк, 1966; Dypuh О. Руска литературна Србиjа: 1920-1941. Београд, 1990; Козлитин В. Д. Российская (эмиграция в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (1919-1923) // Славяноведение. 1992. № 4. С. 7-19; Косик В. И. Русская Югославия: фрагменты истории: 1919-1944 // Славяноведение. 1992. № 4. С. 20-32; Руска емиграциjа у срnскоj култури XX века: Зборник радова. Београд, 1994. Т. 1- 11.

28. Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения): Учебное пособие для студентов. М.; Gottingen, 1994. С. 69-75.

29. См.: Россия и славянство. Париж, 1930. 26 апреля, № 74; 7 июня, № 80; 1932. 24 сентября, № 200. Часовой, 1929. № 15-16. С. 5; 1930. № 32. С. 23, 27; 1930. № 34. С. 19; 1932. № 89. С. 21; 1935. № 146-147. С. 21; 1936. № 165-166. С. 13; 1936. № 167-168. С. 14; 1936. № 169. С. 31. 1936. № 170. С. 31; Русское дело. Белград, 1943. 12 декабря, № 28.

30. Материалы о Василии Егоровиче Флуге находятся в ГА РФ (Ф. Р-6683). См. также: Часовой. 1939. № 236-237. С. 10; Джурич О. Шестьдесят лет Русскому дому имени императора Николая II в Белграде (1933-1993) // Культурное наследие российской эмиграции. Кн. 1. С. 60; Dypuh О. Шездесет година Руског дома императора Николаjа у Београду (1933-1993) // Руска емиграциjа у cpncкoj култури XX века: Зборник радова. Београд, 1994. Т. I. С. 126.

31. Документы о деятельности музея хранятся в ГАРФ (Ф. Р-6800). См. также: Часовой. 1932. № 74. С. 21; 1935. № 148- 149. С. 32; 1936. № 165-166. С 36; 1937. № 184. С. 22; 1938. № 204. С. 24; 1939. № 231. С. 24; 1939. № 236-237. С. 36-37; Русское дело. 1943. 12 декабря, № 28.

32. ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 4 (2). Л. 87; Часовой. 1939. № 236-237. С. 22; Российская эмиграция в Турции, Юго- Восточной и Центральной Европе. С. 73.

33. Часовой. 1931. № 52. С. 14.

34. Брежго Б. Указ. соч. С. 5; Богословский А. В. Русские памятники и музеи в Югославии // Часовой. 1939. № 236-237. С. 30-32.

35. Часовой. 1937. № 184. С. 22.

36. Русская эмиграция 1920-1930 гг.: Альманах. Белград, 1931. Вып. 1. С. 57, 60-61, 64; Часовой. 1939. № 234. С. 13; 1939. № 236-237. С. 24-25; 1941. № 258. С. 14.

37. Новое русское слово. 1978. 3 января.

38. Часовой. 1929. № 5-6. С. 28-29.

39. Часовой. 1931. № 70. С. 26.

40. Даватц В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. С приложением полного списка знамен и регалий русской армии, хранящихся в Русской церкви в Белграде. Белград, 1926; Часовой. 1929. № 7-8. С. 16; 1931. № 62. С. 13, 27; 1932. № 71. С. 10-11; Кузнецов А. А. Указ. соч. С. 17; Никифоров К. В. Русский Белград (К вопросу о деятельности русских архитекторов-эмигрантов) // Славяноведение. 1992. № 4. С. 33-36; Башкирова Г. Б., Васильев Г. В. Указ. соч. С. 307-309.

41. Писарев Ю. А. Российская эмиграция в Югославии // Новая и новейшая история. 1991. № 1. С. 151- 161. См. также: Муромцева Л. П., Перхавко В. Б. Музейные собрания российской эмиграции во Франции и Югославии // Вести. МГУ. Сер. 8, История. 1998. № 2. С. 33-40.

42. См.: Перхавко В. Б. Находки энколпионов на территории Югославии // Сов. археология. 1987. № 4. С. 206- 219; Он же. Истоки связей восточных славян с южнославянскими народами // VI Международный конгресс славянской археологии: Тез. докл., подготовленных советскими исследователями. М., 1990. С. 136-137; Mapjanoвuh-Byjoвuh Г. Крстови od VI до XII века из збирке Народног Myзeja. Београд, 1987. С. 16, 49-51.

43. Музейна збирка Руски Керестур 1976. Нови Сад; Руски Керестур, 1976.

44. В последние годы появилось несколько публикаций, посвященных пражским музейным собраниям российской эмиграции. См.: Докашева Е. С. Указ. соч.; Муромцева Л. П., Перхавко В. Б. Из истории культурно- просветительской деятельности российской эмиграции в Чехословакии в 20-30-е годы // Вести. МГУ. Сер. 8, История. 1994. № 3. С. 17-26; Они же. Музейные собрания российских эмигрантов в Чехословакии // Культурное наследие российской эмиграции. Кн. 1. С. 63-70. Пользуясь случаем, выражаем искреннюю признательность А. Копрживовой-Вуколовой (дочери профессора С. В. Маракуева) и инженеру В. Гавриневу (Прага), любезно сообщившим нам интересную дополнительную информацию об эмигрантских коллекциях в Чехословакии.

45. О жизни и деятельности В. Ф. Булгакова см. подробнее: Булгаков В. Ф. Встречи с художниками. Л., 1969; Лазарев В. Я. Хождение за три моря. Тула, 1969. С. 33-43; Розанова С. Хроника одного года жизни // Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год его жизни: Дневник секретаря Л. Н. Толстого. М., 1991. С. 5-24; Отчизна. 1991. № 10-12. С. 44-45; Писатели русского зарубежья (1918- 1940): Справочник. М., 1994. Ч. 2. С. 200. Документальные материалы о нем хранятся в РГАЛИ (ф. 2226) и Государственном музее Л. Н. Толстого в Москве.

46. Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия: История и культурно-просветительская работа Русского зарубежья за полвека (1920-1970). Париж, 1971. С. 101; Новиков М. М. От Москвы до Нью-Йорка: Моя жизнь в науке и политике. Нью-Йорк, 1952. С. 356; Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе... С. 112-113; Докашева Е. С. Указ. соч. С. 24-27; Teichmanova S. Rusko v Ceskoslovensku (Bila emigrace v CSR). Jihocany, 1993. S. 42-43; Vacek J. Knihy a knihovny, archivy a muzea ruske emigrace v Praze // Slovansky prehled. Praha, 1993. Т. 79, № 1. S. 71-72.

47. Материалы о деятельности РКИМ хранятся в ГА РФ (Ф. Р-6784), РГАЛИ (Ф. 1355), а также в составе фонда Русского Свободного университета в Архиве главного города Праги.

48. РГАЛИ. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 4. Л. 1; Докашева Е. С. Указ. соч. С. 76.

49. РГАЛИ. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 13. Л. 10; Докашева Е. С. Указ. соч. С. 80-82.

50. Новиков M. M. Указ. соч. С. 360.

51. Tejchmanova S. Op. cit. S. 42-43.

52. Цветаева Марина. Письма Валентину Булгакову: 1925-1927. Прага, 1992. С. 3-65.

53. См.: Лосская В. Марина Цветаева в жизни: Неизданные воспоминания современников. М., 1992. С. 257- 258.

54. Булгаков В. Ф. Встречи с художниками. С. 170-184, 208-213 и др.

55. Каталог художественных собраний Русского культурно-исторического музея при Русском свободном университете в Праге. [Рига], 1938.

56. Булгаков В. Ф., Юпатов А. И. Русское искусство за рубежом. Прага; Рига, 1938. С. 11, 16-17 (Книга вышла сравнительно небольшим тиражом в 350 экземпляров и давно уже, как и прочие эмигрантские издания, стала библиографической редкостью).

57. Докашева Е. С. Указ. соч. С. 57.

58. РГАЛИ. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 4 Л. 1.

59. Там же. Д. 13. Л. 10.

60. ГА РФ. Ф. 7030. Оп. 1. Д. 21. Л. 12.

61. Марина Ивановна Цветаева (из неопубликованных воспоминаний В. Ф. Булгакова "Как прожита жизнь") // Отчизна. 1991, № 10-12. С. 45.

62. РГАЛИ. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 13. Л. 10.

63. Докашева Е. С. Указ. соч. С. 62, 78.

64. Булгаков В. Словарь русских зарубежных писателей. №ew York, 1993.

65. Докашева Е. С. Указ. соч. С. 61.

66. Булгаков В. Ф., Юпатов А. И. Указ. соч. С. 16- 17.

67. Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 196-197.

68. Цит. по: Лазарев В. Я. Указ. соч. С. 38.

69. Докашева Е. С. Указ. соч. С. 65-66.

70. Цаплин В. В. Возвращение в Советский Союз документов государственного архивного фонда, 1945-1946 гг. // Музейное дело в СССР. М., 1976. С. 190-191.

71. Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 197.

72. Там же. С. 32-44; Устав археологического института (Kondakov Institute) в Праге. Прага, 1931. С. 1-2; Rhinenlander L. H. Exiled Russian Scholars in Prague: The Kondakov Seminar and Institute // Canadian Slavonic Papers. 1974. Vol. XVI. № 3. P. 336-341, 348-350.

73. Архив Археологического института имени Н. П. Кондакова хранится в фондах Института истории искусств Чешской Академии наук в Праге. Информация о пополнении его музейной коллекции публиковалась в ежегодных отчетах, рассылавшихся членам Института.

74. См.: Россия и славянство. 1932. 30 апреля. № 179.

75. Ruska, ukrajinska a beloruska emigrace v Praze. Adresar. Sest. A. Koptivova. Praga, 1995. S. 17.

76. См.: Антонова В. И., Мнева Н. Е. Государственная Третьяковская галерея: Каталог древнерусской живописи XI - начала XVIII в. В 2 т. М., 1963. Т. I. С. 301, № 241. Кроме того, П. А. Хмыров, ведавший хозяйством Кондаковского института, подарил Третьяковской галерее копию на доске иконы Владимирской богоматери (Умиление), выполненную в 1926 г. художником-эмигрантом Г. О. Чириковым (См.: Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 202). Е. Е. Климов, впоследствии переехавший в Канаду, уже в недавние годы, незадолго до своей трагической гибели в автокатастрофе, успел передать в дар Советскому фонду культуры ряд произведений изобразительного искусства: эскизы декораций М. В. Добужинского к постановке "Бесов" по роману Ф. М. Достоевского в театре М. Чехова, к опере "Пиковая дама", к инсценировке рассказа А. П. Чехова "Забытое", несколько собственных рисунков ("Интерьер", портрет Е. И. Замятина и др.). Ныне они хранятся в Российском фонде культуры.

77. Ruska a ukrajinska emigrace v Ceskoslovenske Republice. 1918-1938: Materialy k dejinam. Praha, 1995. S. 15-16; Аксенова Е. П. Институт им. Н. П. Кондакова: попытка реанимации (по материалам архива А. В. Флоровского) // Славяноведение. 1993. № 4. С. 73; Архив РАН. Ф. 1609. On. 2. Д. 479. Л. 21-22. Вероятно, из собрания Кондаковского института в Национальную галерею в Праге поступил бронзовый древнерусский крест-энколпион XI в. с литыми изображениями Распятия, Богоматери и святых. См. о нем: Пуцко В. Киевская сюжетная пластика малых форм (XI- XIII вв.) // Зборник посветен на Бошко Бабик. Прилеп, 1986. С. 170. Рис. 2. Возможно, с эмигрантами-коллекционерами попали в XX в. из России в другие страны Европы и некоторые другие беспаспортные экземпляры древнерусских крестов- складней, хранящихся ныне в музеях Болгарии, Великобритании, Франции, Югославии. См.: Перхавко В. Б. Древнерусские бронзовые кресты-энколпионы в сопредельных с Русью странах Европы // Церковная археология: Материалы Первой Всероссийской конференции. Псков, 20-24 ноября 1995 г. СПб.; Псков, 1995. Ч. 2: Христианство и древнерусская культура. С. 66-69.

78. Новочеркасский музей истории донского казачества: Путеводитель. Ростов-на-Дону, 1978. С. 7.

79. Там же. С. 8.

80. "Наше великое дело близко к полной гибели": Дневник последнего донского атамана А. П. Богаевского // Источник. 1993. № 3. С. 13, 16-17.

81. Источник. 1993. № 2. С. 23-26.

82. См.: Воспоминания генерала А. П. Богаевского: 1918 год "Ледяной поход" / Изд. Музея белого движения и Союза первопоходников. Нью-Йорк, 1963.

83. Материалы о комитете по подготовке выставки находятся на хранении в ГА РФ (Ф. Р-6053).

84. Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. 3-е. изд. М., 1987. С. 35.

85. Русский заграничный исторический архив в 1936 г. Прага, 1936. С. 42-44.

86. Материалы о нем хранятся в ГА РФ (Ф. Р-7055).

87. Донская летопись. Белград, 1923. № 1. С. 4.

88. Материалы о М. А. Ковалеве находятся в ГА РФ (Ф. Р-7441).

89. Казачий вестник. Прага, 1941. 22 августа, № 1.

90. Скачков П. А. Среди казаков: Ответ на открытое письмо ген. П. Н. Краснова к казакам. София, 1922.

91. Глазков В. Г. Как и почему Донской музей- архив был передан в руки русских // Казакия. 1935. № 6. С. 51.

92. Акт о проведении лотереи хранится в ГА РФ (Ф. 7055).

93. Русские в Праге. Прага, 1928. С. 52-54.

94. Русский заграничный исторический архив. С. 43.

95. Мейснер Д. И. Миражи и действительность: Записки эмигранта. М., 1966. С.183, 236-237.

96. ГАРФ. Ф. 7030. Оп. 1. Д. 11. Л. 4.

97. Там же. Л. 9.

98. Павлова Т. Ф. Русский заграничный исторический архив в Праге // Вопр. истории. 1990. № 11. С. 26, 28.

99. Новочеркасский музей истории донского казачества. С. 9; ГА РФ. Ф. 5142. Оп. 10. Д. 2221. Л. 30.

100. Перегудова З. Н. Неожиданный ЦГАОР // Советский музей. 1992. № 37. С. 58.

101. Информацией о собрании М. Н. Скалона мы обязаны А. Копрживовой-Вуколовой и В. Гавриневу (Прага). Документальные материалы о М. Н. Скалоне хранятся в ГА РФ (Ф. Р-5794).

102. Русский сокольский вестник. Прага. 1930. № 2 (24). С. 13.

103. Там же. 1937. № 3 (38). С. 11.

104. На начало 1990-х годов картины хранились в Чехословакии у дочери Н. Л. Окунева, В. Н. Окуневой- Покорны. См.: Докашева Е. С. Указ. соч. С. 29, 70-71; Русская живопись в собраниях Чехословакии / Составитель и автор текста В. Фиала. Л., 1974. С. 14; Советская культура. 1991. 23 марта.

105. Булгаков В. Ф. Встречи с художниками. С. 195-196, 201-203.

106. Ruska a ukrajinska emigrace v Ceskoslovenske Republice. S. 77.

107. Русская живопись в собраниях Чехословакии. С. 5, 13, 147; Неделя. 1967. 19-25 нояб.; Советская культура. 1991. 23 марта; Лейберова В. Ф., Лейберов И. П. Сокровища казачьей семьи (из истории частной картинной галереи русской живописи Н. А. Келина в Чехословакии) // Из истории российской эмиграции. СПб., 1992. С. 62-67. В настоящее время картины разделены между наследниками Н. А. Келина.

108. См.: Нова Украiна. Прага, 1926. № 1/2. С. 180; Бюлетень Украiнського Нацiонального музею-архiву. Прага, 1926; Вiсник Украiнського Нацiонального музею-архiву. Прага, 1928; Животко А. Десять рокiв Украiнського iсторичного кабiнету (1930-1940) // Inventori Archivu Ministerstva vnutmich sprav. Praha, 1940. Seria C. T. 1. С. 3-50; Сладек З. Русская и украинская эмиграция в Чехословакии // Сов. славяноведение. 1991. № 6. С. 28; Брежго Б. Указ. соч. С. 15; Pesak V. Zprava о cinnosti Ruskeho historickeho archivu; Ukrajinskeho historickeho a Belomskeho arhivu v letech 1939-1946 // Rocenke Slovanskeho ustavu v Praze. Sv. XII. Za leta 1939-1946. Praha, 1947. S. 218-220; Vacek J. Institucionami zakladna ukrajinske emigrace v (Seskosloven-sku v letech 1919-1945 // Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech 1918-1945. Praha, 1993. S. 38-39. (Sbornik studii. I).

109. Яковлева Л. Празькi фонди в Киевi // Пороги: (Часопис для украiнцiв в Чеськiй республiцi). Прага, 1995. № 2. С. 6-7.

110. Нарiжний С. Украiнська емiграцiя: Культурна праця украiнськоi емiграцii мiж свiтовими вiйнами. Прага, 1942. С. 219, 305; Бирич Я. Сторiнка з чесько-украiнських взаемин (Украiнський музей у Празi). Вiннiпег, 1949. С. 5-15; Ruska a ukrajinska emigrace v Ceskoslovenske Republice... S. 43-46.

111. Нарiжний С. Шевченкиана в Музеi Визвольноi Боротьби Украiни. Praha, 1941.

112. Вiсти Музею Визвольноi Боротьби Украiни. Прага, 1937. Ч. 17. Жовтень. С. 1.

113. Zilunskyj B. Ukrajinsci v Uechach a na Morave: 1917-1945. Praha, 1995. S. 66-67.

114. Бирич Я. Указ. соч.

115. Интересная информация о судьбе МОБУ прозвучала в докладе профессора М. Мушинки (Словакия) на международной научной конференции "Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами" (Прага, 14-15 августа 1995 г.). Документы о деятельности музея хранятся в Государственном центральном архиве и Архиве главного города Праги.

116. Яковлева Л. Указ. соч. С. 7.

117. Пороги. 1993. № 3. С. 45.

118. См.: Кеннедi Гримстед П ., Боряк Г. Доля украiнських культурних цiнностей пiд час другоi свiтовоi вiйни: винищення архiвiв, бiблiотек, музеiв. Киiв, 1991.

119. Зарубiжнi украiнцi: Довiдник. Киiв, 1991. С. 207.

120. Брежго Б. Указ. соч. С. 6; Устав общества "Музей и Архив Русской Зарубежной Жизни". Варна, 1928.

121. Зильберштейн И. С. Дело жизни// Огонек. 1986. № 36. С. 9; Северюхин Д. Я., Лейкинд О. Л. Художники русской эмиграции (1917-1941): Биографический словарь. СПб., 1994. С. 337-338.

122. Часовой. 1939. № 235. С. 13, 20-21; Кудрякова Е. Б. Е. В. Саблин и Русский Дом в Лондоне // Международная конференция "Культурное наследие российской эмиграции: 1917-1940-е годы": Сб. материалов. М., 1993. С. 36-38.

123. Булгаков В. Ф., Юпатов А. И. Указ. соч. С. 24; Северюхин Д. Я., Лейкинд О. Л. Указ. соч. С. 103- 105.

124. Брежго Б. Указ. соч. С. 5-6; Русские в Латвии: Сб. "Дня русской культуры". Рига, 1934. Ч. II. С. 67-68; Русский ежегодник на 1940 г. Рига, 1939. С. Ill; Сегодня. Рига, 1931. № 16, 71, 150, 158, 361; Родная старина. Рига, 1927. № 1, 5, 6; 1929. № 8.

125. Беликов П. Ф., Князева В. П. Рерих. М., 1972. С. 222, 230-231. (Жизнь замечательных людей).

126. См.: Рерих / Текст Р. Рудзитиса, Е. Москова, В. Шибаева. Рига, 1935; Рерих Н. К. Нерушимое. Рига, 1936.

127. Брежго Б. Указ. соч. С. 16; Наперад. Вiльня, 1929. № 2; Археалогiя i нумiзматыка Беларуси Энцыклапедыя. Мiнск, 1993. С. 377.

128. Часовой. 1934. № 116-117. С. 39; 1935. № 146-147. С. 15.

129. См.: Скотт С. Романовы: Царская династия: Кто они были? Что с ними стало? Екатеринбург, 1993. С. 296- 306; Дворянский вестник. М., 1995. № 4/5 (14-15). С. 13.

130. Часовой. 1934. № 131-132. С. 18.

131. Бюллетень Музея Общества изучения Маньчжурского края и юбилейной выставки КВЖД. Харбин, 1923. № 1. С. 1-5, 26, 38-41; Известия Общества изучения Маньчжурского края. Харбин. 1923. № 3. С. 1-3; Великая Маньчжурская империя: К десятилетнему юбилею 1932-1942. Харбин, 1942. С. 337-341; Таскина Е. Неизвестный Харбин. М., 1994. С. 149-152. Благодарим Г. В. Мелихова за консультации по данному вопросу.

132. Бурлюк Д. Русские художники в Америке: Материалы по истории русского искусства: 1927-1928, №ew York, 1928. С. 9-10; Беликов П. Ф., Князева В. П. Указ. соч. С. 155-156, 198, 224-227. Северюхин Д. Я., Лейкинд О. Л. Указ. соч. С.390.

133. См.: Рерих Н. К. Письма в Америку (1923- 1947). М., 1998. С. 58-62, 223-330, 551-552. The Official Museum Directory. 1988. Washington, 1987. P. 558.

134. Брежго Б. Указ. соч. С. 4, 6-7.

135. Часовой. 1934. № 128. С. 27; 1939. № 228-229. C. 35; № 238-239. C. 38.

136. Минцлов С. Р. Синодик библиотек, архивов и коллекций, погибших во время Великой войны и революции. Берлин, 1925. С. 43-51.

137. Савицкий П. Н. Разрушающие свою родину (снос памятников искусства и распродажа музеев СССР). Берлин, 1936. С. 21-37; Степанов Н. Ю. Евразиец П. Н. Савицкий о разрушении памятников архитектуры и распродаже музейных ценностей в СССР в 1930-е гг. // Роль русского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры: Научи, конф.: Тез. докл. М., 1993. С. 77-81.

138. Савицкий П. Н. Указ. соч. С. 35-36.

139. См.: Васильева О. Ю., Кнышевский П. Н. Указ. соч.; Жуков Ю. Н. Операция "Эрмитаж": Опыт историко-архивного расследования. М., 1993.

140. См.: Советская историческая энциклопедия. М., 1966. Т. 9. С. 761-795; Музееведение: Музеи исторического профиля. М., 1988.

141. Брежго Б. Указ. соч. С. 6; Шлеев В. В. О некоторых малоизвестных вопросах истории культуры российского зарубежья // Проблемы изучения истории российского зарубежья. Сб. статей. М., 1993. С. 96; The Museum of London. London, 1988. P. 61.

142. Советский музей. 1992. № 4.

143. Кириллова Н. Г., Крутинин А. С. Коллекция историка-эмигранта Я. М. Лисового в фондах Государственной публичной исторической библиотеки // Культурное наследие российской эмиграции, 1917-1940. Кн. 2. С. 412-415.

144. Старцев В. И. Музей-архив-библиотека имени князя Д. И. Бебутова в Берлине // Из истории российской эмиграции: Сб. научн. ст. СПб., 1992. С. 29-34.

145. См. об эмигрантских музейных собраниях Сан- Франциско: Башкирова Г. Б., Васильев Г. В. Путешествие в Русскую Америку: Рассказы о судьбах эмиграции. М., 1990. С. 314-331; Литвинова Г. А. Русские американцы. М., 1993. С. 60-62; Известия. 1993. 15 апреля; Старостин Е. В. История России в зарубежных архивах. М., 1994. С. 59; Попов А. В. Фонд Н. А. Троицкого в Государственном архиве Российской Федерации: Опыт архивного обзора. М., 1994. С. 42.

146. См.: Бортневский В. Г. Кубань и Добровольческая армия в 1918-1919 гг.: из архивных собраний Свято-Троицкого монастыря Русской Православной Церкви заграницей (США) // Русское прошлое. Спб., 1994. Кн. 5. С. 77- 112. Jordanville: A portrait of Holy Trinity Monastery. №ew Jork, 1994.

147. Старостин Е. В. Указ. соч. С. 60; Часовой. 1961. № 426 (11). С. 17; Сборник 10-летнего юбилея культурно- просветительского и благотворительного общества "Родина". Нью-Йорк, 1964. С. 8-9; Новое русское слово. 1974. 20 декабря; Сборник 25-летнего юбилея культурно- просветительского и благотворительного общества "Родина": 1954-1979. Нью-Йорк, 1979. С. 16-17, 28-29, 45-46; Воропанов В. Русские традиции Нью Джерси // Русская Америка. 1995. Вып. V. С. 18-20.

148. Зарубiжнi украiнцi: Довiдник. С. 114-117.

149. Там же. С. 227.