Перовский, Алексей Алексеевич, писатель, известный под псевдонимом Погорельского, род. в 1787 г. в Москве от графа Алексея Кирилловича Разумовского и девицы Марьи Михайловны Соболевской (впоследствии по мужу генеральши Денисьевой).

В царствование Александра I графу удалось всех своих детей от Соболевской приписать к дворянству (фамилию Перовских получили они, без сомнения, от подмосковного имения Разумовских — "Перова»), и их детство и первоначальное воспитание были обставлены со всевозможною роскошью. Трудно предполагать, чтобы будущий романист в первые годы своего сознательного существования мог тяготиться своим незаконным рождением, так как он из дома матери вынес в жизнь не истощимый запас веселости; но от времени до времени он должен был являться перед грозные очи строгого отца, и оттого его веселость носила тихий, немного как бы придавленный характер. Мы ничего не знаем ни о системе воспитания Алексея Перовского, ни о том, к какому роду занятий он чувствовал особую наклонность; но нет сомнения, что учителя у него были хорошие и что учился он очень усердно, так, как нам документально известно, что 18-ти лет (16-го августа 1805 г.) он вступил студентом в Московский университет, а через 2 года и 2 месяца (16-го октября 1807 г.) уже был произведен в доктора философии и словесных наук.

На основании § 102 Университетского устава 1804 г., для получения этой степени Алексей Перовский читал три пробные лекции, который в следующем 1808 году издал отдельной книжкой, посвященной гр. Льву Кирилловичу Равумовскому. Первая лекция была озаглавлена: "Wie sind Thiere und Gewachse von einander unterschieden undwelches ist ihr Verbaltniss zu den Mineralien» т. е. "Как различаются животныя от растений и какое их отношение к минералам»; вторая — "Sur le but et l’utilite du systeme des plantes de Linne» (т. е. "О цели и пользе Линнеевой системы растений»), и третья— "О растениях, который бы полезно было размножать в России». Все три лекции отличаются замечательно ясным и логичным изложением, а русская имеет характерное заключение, показывающее, что докторант был под заметным влиянием автора "Писем русского путешественника»: "Примите», обращается он к профессорам "должную дань справедливой моей благодарности; она пребудет во веки незабвенною в душе моей. Пока буду чувствовать, что ношу в себе священный долг, до тех пор не перестану иметь выгодного мнения о собственном своем сердце». 9-го января 1808 г. Алексей Перовский в чине коллежского асессора поступил на службу в 6-ой Департамента сената. Двадцати лет от роду, с хорошими средствами, с таким по тогдашнему крупным чином и с такой огромной протекцией — отец его в то время был назначен попечителем Московского округа, а через два года — министром народного просвещения — Перовский мог бы наслаждаться всеми выгодами столичной жизни и быстро подвигаться по ступеням иерархической лестницы. Но он хотел не чинов, а настоящей службы, и уже в августе 1809 г. прикомандировался "для исправления письменных дел» к сенатору Обрезкову, ревизовавшему губернии Пермскую, Казанскую, Нижего-родскую и Владимирскую.

По возвращении из командировки, которая продолжалась более полугода, он получил высочайшее благоволение "за отличное усердие и успешное исполнение возложенных на него поручений». Однако и эта деятельность, по-видимому, не удовлетворила Перовский, и он вскоре перепросился в родную Москву на должность экзекутора во 2-е Отделение 6-го Департамента Сената (утвержден в должности в ноябре 1810 г.), очевидно не ради должности, а ради московского общества, в котором он видел больше жизни, нежели в петербургском. Здесь Перовский вступил в близкие сношения с родным университетом, (он состоял членом Общества испытателей природы, членом Общества истории и древностей российских и, в числе других, подписал заявление об основании Общества любителей российской словесности), познакомился с В. А. Жуковским и близко сошелся с кн. П.А. Вяземским, который в своем стихотворном послании характеризует его словами: "проказник милый»; здесь же пытался он проникнуть в тайны тогдашнего масонства, с крупными представителями которого был знаком черев отца. Но, очевидно, и в Москве Перовский не нашел полного себе удовлетворения, и в январе 1812 г. снова перешел в Петербург секретарем министра финансов "от Департамента внешней торговли».

Это место более экзекуторского соответствовало серьезной подготовке Перовский, но так как из последующей его карьеры легко убедиться, что честолюбия у него было очень мало, то весьма вероятно, что и новая служба надоела бы ему довольно скоро; как вдруг, по воле судьбы, доктор философии и ученый ботаник, подобно многим другим молодым русским дворянам, превратился в защитника отечества. Инстинкт или исторический такт, развитой университетским образованием (а, может быть, и какие-либо случайный обстоятельства) направили его именно к тому роду оружия, который должен был больше всех способствовать ги-бели "двунадесяти языков» и их гениального предводителя: уже 10-го июля Перовский был зачислен в 3-й Украинский полк штаб-ротмистром. Он принимал весьма деятельное участие в партизанской войне и, как сказано в его формуляре: "кроме многих авангардных и арьергардных дел, находился в действительных против неприятеля сражениях 1812 г.: октября 26-го под местечком Морунгеном, октября 28-го под местечком Лосецы; 1813 г.: августа 13-го, 11-го и 16-го в сражениях под Дрезденом, августа 17-го и 18-го в сражениях при Кульме». В двух последних битвах Перовский участвовал уже

в качестве прикомандированного к начальнику Главного штаба кн. Волконскому (с 27-го мая 1813 г.), а 8-го октября того же года был назначен старшим адъютантом при генерал-губернаторе Королевства Саксонского кн. Н. Г. Репнине. Причин такого почетного и важного назначения незачем искать в связях и протекции (хотя кн. Репнин и был женат на Варв. Алексеевне Разумовской): если в войне 1812 г. Перовский мог служить казачьим офицером, то здесь, в Европе, образованный молодой человек, прекрасно знающий язык страны, не говоря уже о французском, только по недоразумению мог бы оставаться в рядах. Перовский оставался в Саксонии, главным образом в Дрездене, почти два года и хотя, судя по наградами которые получил он (2-го января 1814 г. получил Владимира 4-ой степени, 18-го января тем же чином перечислен в гвардию, 7-го ноября пожалован орденом Зеленою крестах 8-го января 1815 г.—Анной 2-ой степени и пр.), Перовский деятельно работал по службе, он, без сомнения, находил время пополнять свое научное и, главное, художественное образование, для чего в столице Саксонии было столько удобных случаев. Между прочим, как раз в это время в Дрездене проживал знаменитый фантаст Амадей Гофман, с которым Перовский мог встречаться лично и произведений которого он не мог не знать.

По окончании работ саксонской Комиссии, Перовский возвратился в Россию; в ноябре 1816 г. он перечислился в надворные советники, а 27-го декабря поступил чиновником особых поручений по Департаменту духовных дел иностранных исповеданий, директором, которого был один из образованнейших и лучших людей своего времени — А. И. Тургенев, друг Жуковского, Пушкина и кн. П.А. Вяземского. В этой должности Перовский оставался 5 лет, службой, по-видимому, занимался немного, но был близок с своим начальником и его друзьями, сильно и деятельно интересовался русской литературой (см. "Остафьевский Архив», т. I, стр. 9о, 136; т. П, 72,74 и мн. др.) и довольно часто уезжал в отпуски; когда, в начале 20-х годов, гр. Алексей Разумовский медленно угасал в Почепе, Перовский почти постоянно находился при отце; немедленно после смерти отца он вышел в отставку и поселился в принадлежавшем ему сельце Погорельцах. Здесь он собрал хорошую библиотеку, много читал и начал свою самостоятельную литературную деятельность под псевдонимом Антония Погорельского: в 1825 г., в мартовской книжке "Новостей Литературы», издававшихся Воейковым, появилась с этою подписью фантастическая повесть: "Лафертовская маковница», которая привела в совершенный восторг Пушкина; вот что писал он брату под свежим впечатлением (27-го марта 1825 года): "Что за прелесть Бабушкин Кот! Я перечел два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу Аркадием Фалалеевичем Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повертываю голову и выгибаю спину. Погорельский ведь Перовский, не правда-ли?».

В том же 1825 году Перовский вновь поступил на службу на пост видный, вполне достойный его образования и способностей: Министр Народного Просвещения.

А. С. Шишков предложить ему (официально от 10-го июня) вступить в управление Харьковским учебным округом. Изучив дела округа, доставленный ему в деревню, Перовский в начале августа отправился в Харьков, познакомился с чинами университета и задумал предпринять объезд округа; но ему пришлось немедленно ехать в Таганрог, чтобы привести "по возможности» в порядок Таганрогскую коммерческую гимназию к приезду Александра I и потом снова спешить туда же, чтобы принять государя (3-го октября). Конец 1825 г. и начало следующего Перовский деятельно занимался делами университета и округа, а 2-го марта он уехал в Петербурга для совещания с министром. Там

1-го мая 1826 г. он был утвержден в должности с производством в действительные статские советники, а черев 2 недели был назначен, сверх того, Членом Комитета по устройству учебных заведений. Лето Перовский пробыл в Москве у своей матери, в сентябре же к прежним его должностям прибавилась новая и весьма видная: ему повелено быть председателем Комитета для рассмотрения учебных пособий.

Весною 1827 г. Перовский попросился на три месяца за границу, в Карлсбад.

Уверившись из письма министра, что он своевременно получить отпуск, он поехал сперва в Погорельцы, а оттуда в Харьков. За границей Перовский пробыл почти полгода и, по возвращении оттуда, гораздо более занимался литературою, нежели службою (окончательно вышел он в отставку 20-го марта 1830 г.).

В 1828 г. вышла книга Антония Погорельского: "Двойник, или мои вечера в Малороссии»; это — четыре повести (в том числе и "Лафертовская маковница»), связанный между собою то шутливыми, то серьезными, разговорами автора с его двойником с массою небольших рассказов о привидениях, явлениях после смерти и пр. Книжка эта очень понравилась "романтикам», но вызвала довольно сдержанную рецензию в "Северной Пчеле», которая безусловно была довольна только изложением и языком её.

В начале 1829 г. Перовский под обычным псевдонимом издал небольшую книжку "Черная курица, или подземные жители, волшебная повесть для детей», которую он, по преданию, написал для своего племянника и воспитанника, будущего поэта графа Алексея Толстого; сюжет и некоторые подробности ее отчасти заимствованы из Ламот-Фуке, отчасти из Гофмана и из народных немецких сказаний о гномах; но все это очень искусно приспособлено к русской жизни. В этом году петербургские романтики настолько собрались с силами, что стали издавать свой журнал под названием "Бабочка»; там появилась очень сочувственная рецензия на "Черную курицу» и там же участвовал Перовский под своим обычным псевдонимом. В том же 1829 г. много наделал шуму давно ожидаемый роман Булгарина "Иван Выжигин», который читался нарасхват чуть не всеми грамотными русскими людьми и за который Булгарина иные называли русским Адиссоном и В. Скоттом.

В "Бабочке» появилась очень неглупо и сдержанно написанная статья об "Иване Выжигине», подписанная тремя буквами: й, ъ, й, который как раз подходят и к действительному имени и к псев-дониму Перовского: умеренно похвалив новый роман за слог, некоторые описания и нравственный мысли, рецензент порицает его за преувеличения и несообразности и за неуменье пользоваться благодарною формою романа.

В 1830 г. "Бабочка» прекратилась, и на место её появилась "Литературная Газета», издаваемая бар. Дельвигом при близком участии его друга Пушкина. Уже с первых двух №№ в ней появляется Антоний Погорельский с началом фантастическо-бытового романа "Магнетивер», который так и остался без продолжения.

В № 11 редакция сообщает о предстоящем выходе в свет романа Погорельского: "Монастырка», в котором, по словам журнала, заслуживаете особой похвалы "живость картин, верность описаний, счастливо схваченные черты нравов Малороссии и прекрасный слог. В №№ 14 и 15 было помещено начало "Монастырки», а в № 16—почти восторженная рецензия только что вышедшей 1-ой части романа, который является настоящим и, вероятно, первыми у нас романом нравов (явный намек на неосновательность претензий Булгарина). Та же 1-ая часть "Монастырки» вызвала целый ряд очень характерных рецензий в других журналах того времени: Булгарин под видом похвал "милому» произведению язвить автора за его знание "анатомии» женского сердца и восхваляет себя за беспристрастное; "Полярная Звезда» и "Русский Инвалид» сравнивают "Монастырку» с романами Булгарина к невыгоде последних; "Московский Телеграф» Полевого и "Атеней», органы московских романтиков, признают ее недостаточно романтичною и только заслуживающей название повести; напротив того, "Галатея» Раича довольна тем, что в ней нет романтическом исступления. Эти разнообразные журнальные толки прославили "Монастырку» настолько, что незнакомство с ней было для образованного человека того времени таким же позором, как для нас незнакомство с "Анной Карениной»; а несомненный литературный достоинства романа

Перовского: его изящная простота, занимательность и добродушный юмор сделали его для людей 30-х и 40х годов одной из самых любимых книг, иные выражения которой стали поговорками, а имена действующих лиц нарицательными. Историко-литературное значение "Монастырки» заключается, во-первых в том, что она одно из самых типичных произведений русского умеренного романтизма (в котором чудесное поддается реальному объяснению), а во-вторых, в том, что это — ранний и очень удачный продукта нашей этнографической беллетристики, прокладывавший дорогу "Вечерам» Гоголя. Казалось бы, что после такого успеха, какой имела 1-я часть "Монастырки», Перовский, теперь вполне свободный человек, должен был всецело отдаться литературе; но он и здесь оказался таким же непоседой, каким был на служебном поприще. Поместив в "Литературной Газете», в том же 1830 г. шутливо-философское письмо от имени буквы Ъ к барону Гумбольдту и напечатав через три года 2-ую часть "Монастырки» (вместе с переизданием 1-ой), которая привлекла на себя несравненно меньшее внимание, Перовский, по-видимому, прекратил свою литературную деятельность, хотя остался в дружеских отношениях с Пушкиным, Крыловым, Гречем, Лобановым и пр.

В последние годы своей жизни Перовский усердно занимался воспитанием своего племянника графа А. К. Толстого и вместе с ним и его матерью много путешествовал. Из письма Пушкина к жене от 4-го мая 1836 года мы узнаем, что в это время Перовский жил в Москве и жил, по-видимому, большим барином. Он, очевидно, очень интересовался живописью и, поймав знаменитого Брюллова, "перевез его к себе, запер под ключ и заставил работать. Брюллов насилу от него уехал».

В письме от 11-го мая Пушкин рассказывает, что он был у Перовского (с которым он на ты), и воспроизводить очень комичную сцену, как Перовский, показывал ему картину Брюллова "Взятие Рима Гензерихом», восхищался произведением и в то же время ругал последними словами художника. Менее чем через два месяца после этого Перовского уже не было в живых; он скончался 9-го июля 1836 г. по дороге заграницу, в Варшаве, где захватил его острый припадок грудной болезни, от которой он ехал лечиться.

Сочинения Перовский изданы Смирдиным в 1853 г.; "Монастырка» перепечатана в "Дешевой библиотеке» А. С. Суворина, где перепечатана также и "Черная Курица».