Совокупность всех этих сведений указывает на то, что первоначально, в период времени от раннего утра 17 июля до глубокой ночи на 18 июля, работы по сокрытию тел производились компанией Ермакова, и, как выразился Костоусов, они тогда “хоронили”. Но затем, по причинам, оставшимся невыясненными, Исаак Голощекин решил “перехоронить” тела, и в период времени между 6 часами вечера 18 июля и 5 часами утра 19 июля он сам лично принял на себя руководство работами по новому сокрытию тел, причем для этих вторых работ по “перехораниванию” было использовано пудов 10 керосина, пудов 9 серной кислоты и какая-то жидкость в трех железных бочках, которые увезли обратно в город на коробках.

Совершенно невольно эта картина сокрытия тел возвращает назад, к картине самого убийства Царской Семьи. Как здесь, так и там отмечается по два периода разнородных событий: в истории убийства сначала подготавливалась какая-то перевозка куда-то Царской Семьи, но затем, с появлением в Екатеринбурге в качестве руководителя приехавшего из Москвы Исаака Голощекина, все предположения были изменены и взамен вывоза Августейшей Семьи разразилась кровавая, изуверская драма. Здесь первоначально российские люди-звери производят какое-то, по-видимому, простое сокрытие тел, “погребение”, а затем, с появлением в лесу того же изувера Исаака Голощекина, совершается исключительное деяние по сокрытию тел, с применением керосина, кислоты и еще чего-то, чего “мир никогда не узнает”. Совершенно логично было предполагать, что как изуверски Янкель Свердлов и Исаак Голощекин разрешили вопрос относительно вообще дальнейшей судьбы Царской Семьи, такое же изуверство должно было проявиться со стороны Исаака Голощекина и в способе сокрытия тел Августейших Мучеников. В основной идее уничтожения всей Царской Семьи и прочих Членов Дома Романовых — предотвратить в народных массах возможность пробуждения духовных начал — сокрытие тел, конечно, должно было быть настолько полным, чтобы ни в коем случае их нельзя было бы найти. А это достигалось только при уничтожении самих тел.

Все это были, естественно, предположения и мысли, возникавшие при следственном производстве и подлежавшие проверке и изучению, как путем сбора новых сведений, так и путем исследования и раскопок в районе “Ганиной ямы”. Дабы освободить следствие от предвзятости, работы на месте велись в направлении обоих положений, то есть что тела не сжигались и что тела были сожжены. Данные, добытые совокупностью всего исследования в том и другом направлении, предоставляют каждому, независимо от мнения исследовавших, решить самому, какой именно из способов был избран Исааком Голощекиным, “циником до мозга костей”, как отозвался о нем его сотрудник и товарищ по президиуму доктор Сакович.

Из приведенного выше общего описания характера местности в районе “Ганиной ямы” на первый взгляд казалось наиболее естественным, натуральным, простым и, главное, соответственным нелюбви к какой-нибудь работе товарищей Ермакова похоронить тела, бросив их в одну из старых шахт и завалив ее, или даже просто положить тела под один из откосов многочисленных в этом районе глубоких котлованов и, обвалив затем немного края земли сверху, засыпать тела. Однако при таких простых способах можно было, конечно, менее всего рассчитывать, что удастся скрыть место погребения и, следовательно, уберечь тела от возможности их нахождения рано или поздно заинтересованными в этом людьми. Кроме того, результаты подробного исследования этой местности не подтвердили казавшейся на первый взгляд простоты применения такого способа сокрытия тел.

В избранном Исааком Голощекиным и огороженном наружным кольцом охраны районе уже 12 лет не производилось никаких работ; из 33 следов бывших здесь шахт только в пяти случаях шахты еще сохранили свой вид правильных, более или менее открытых колодцев со срубами, а 28 имели общий вид обвалившихся воронок разной глубины, на дне коих иногда виднелись щели от продолжавшихся глубже былых колодцев. Из пяти указанных сохранившихся шахт только одна, именно открытая шахта с левой стороны глиняной площадки, получившая при расследовании название “шахта № 7”, носила вокруг себя и на бревнах своих срубов следы недавно бывших около нее людей: натоптанная вокруг трава, небольшое количество набросанной на траву свежей глины, обтертые местами от плесени верхние бревна срубов, свежие еловые ветки вокруг и т. п. К остальным четырем, очень удаленным от глиняной площадки и вообще от Коптяковской дороги, ясно было видно, что уже давно никто не подходил, и такое действие, как сброска в шахту хотя бы одного трупа, безусловно, оставило бы вокруг хотя небольшие, но все же заметные следы, как это было в так называемых “Старых шахтах”, верстах в 8 от района “Ганиной ямы”, где были найдены пять трупов каких-то военнопленных и куда вела из города совершенно другая дорога.

Из остальных 28 следов шахт 27 также не имели никаких признаков недавнего приближения к ним человека: земля на осыпях воронок была старая, слежавшаяся; дно густо заросшее высокой травой, репейниками, чертополохами; кое-где выглядывавшие на дне концы бревен были покрыты густой, многолетней, зеленой плесенью, а видневшиеся старые щели представлялись слишком узкими и малыми, чтобы можно было пропихнуть в них человеческое тело. Только один след былой шахты, опять же у глиняной площадки, упомянутая при общем описании района глубокая воронка от шурфа с правой стороны площадки носила, как и открытая шахта № 7, следы недавнего пребывания около нее людей. Кроме того, откос воронки, примыкавший к площадке, имел вид осыпи как будто более свежей земли, чем в других таких же воронках, что могло произойти или от свежего обвала края воронки, или от выброски туда части земли с глиняной площадки. Эта воронка при работах по исследованию получила название “шахта № З”.

Однако ввиду того, что при первоначальных розысках следователя Наметкина, товарища прокурора Магницкого и офицеров в августе 1918 года общее состояние шахт и котлованов не было зафиксировано подробно соответственными протоколами и актами, а выяснилось только ныне, через 11 месяцев, путем допросов на месте свидетелей и первых работников по розыскам, было решено произвести раскопки и исследование всех 33 следов шахт, наиболее подозрительных котлованов и старых ям. При этом работы должны были производиться в известной последовательности, дабы, при изысканиях работами в одном направлении не нанести ущерба работам в другом, более сложном направлении. Средства для этих работ были достаточные, и успешность их могла зависеть только от времени, которое будет предоставлено внешними условиями гражданской борьбы на фронтах.

Работы по исследованию, согласно требованиям, предъявленным следствием, были организованы в двух направлениях: собственно отрывка старых шахт, разработка котлованов и ям были поручены ближайшему наблюдению генерал-майора Сергея Алексеевича Домантовича, а детальное исследование небольшого района, ограниченного старой березой, шахтой № 7, глиняной площадкой и шахтой № 3, принял на себя непосредственно следователь Соколов. Для земляных работ было нанято 48 специальных горных рабочих под руководством штейгера Верх-Исетского завода Ивана Ивановича Усольцева, а для общего технического надзора был приглашен горный инженер Валериан Сергеевич Котенев, работавший над откачкой шахты № 7 еще с Магницким. Топографические работы были выполнены картографом В. Ярутиным, а фотографические — В. И. Пжездецким. В ночное время, при перерывах работ, охрану нес особый отряд поручика Ермохина.

В зоне кольца внутренней охраны, установленной Исааком Голощекиным, было всего 27 следов шахт, один большой котлован, шедший на юг от шахты № 7, “Ганина яма”, подозрительные неровности на полянке у глиняной площадки, на полянке южнее ее, где был пень от дерева, получившей название “полянки врачей”, и яма, в которую сорвался автомобиль Люханова, везший тела Членов Царской Семьи. В полосе между кольцами внутренней и наружной охран имелось всего шесть шахт, из коих четыре, № 30, 31, 33 и 32, сохранившиеся, со срубами, и две, № 19 и 20, обвалившиеся, без следов существовавших в них раньше крепей срубами.

Шахты № 30, 31, 32 и 33 не потребовали земляных работ, так как они были целы, представляли собой правильные колодцы без воды, с деревянными полами. Три из них были расположены вправо от Коптяковской дороги, если ехать из города, в полуверсте от нее и в зоне между кольцами охраны, а одна — влево, примерно в версте расстояния, близ так называемой “Красной казармы”. Никаких следов нарушения их внутри не имелось: стены и пол покрыты толстым слоем плесени, а сами отверстия закрыты горбылями, успевшими обрасти снаружи мохом и травой. На той, что у “Красной казармы”, одно из покрывавших ее бревен было сдвинуто на полфута в сторону, но сдвиг этот носил следы старого происхождения.