ДЕЛО ОБ ОСКОРБЛЕНИИ РУССКОГО ПОСЛА В ЛОНДОНЕ А. А. МАТВЕЕВА
 |
ДЕЛО ОБ ОСКОРБЛЕНИИ РУССКОГО ПОСЛА В ЛОНДОНЕ А. А. МАТВЕЕВА.
I.
В тяжелой и продолжительной борьбе со шведским королем, Карлом XII, Петр Великий естественно должен был искать себе союзников, или, по крайней мере, стараться, чтобы враг их не приобрел. Царь вынужден был обращаться даже к отдаленным европейским кабинетам с предложениями союза или выгодного для России посредничества. Таковы были важнейшие мотивы, руководившие Петром при назначении в конце 1706 года Андрея Артемоновича Матвеева (Биогр. свед. о нем см. у Бантыш-Каменскогооу Словарь достоп. людей ч. III (Москва, 1886), стр. 287-290.) послом в Англию (По мнению Соловьева (Ист. России, т. XV, М., 1865, стр. 212), Матвеев должен был напомнить королеве Анне обещание посредничества, данное чрез Витворта, просить немедленно приступить к делу и представить, что в благодарность за это царь вступить в их „великую алианцыю". Соловьеву следует и проф. Мартенс, см. Собр. трактатов и конвенций, т. IX (X), С.-Пб., 1892 г., стр. 13. Иначе объясняет цель посольства Бантыш-Каменский (Словарь дост. люд., ч. III, стр. 288): „в 1707 г.,-говорить он,-Матвеев отправлен ив Гааги в Лондон: главная цель посольства его состояла в том, чтобы двор английский не признавал королем польским Станислава Лещинского". Для опровержения этого предположения см. инструкцию, данную Матвееву и подробно изложенную у Соловьева (назв. т., стр. 212-215).).
До сих пор остается неизвестным, почему Матвеева еще долго держали в Голландии, и лишь в „первых числах марта 1707 г. получил он от двора его царского величества к ее королевскому величеству великобританскому верющую грамоту, а себе инструкцию и указы ехать в посольском характере" (См. Выписку из статейного списка гр. Матвеева (в Моск. Арх. Мин. Ин. Д.).
Согласно полученным указам и обычаям Матвеев сделал прощальные визиты президенту Штатов и иностранным министрам и, получив от последних контр-визиты, 14-го апреля уехал из Гааги в Англию на той самой английской яхте, на которой прибыль в Голландию английский посол - герцог Марльборо, или "дук Мальбурх», как его называет Матвеев.
7-го мая приехал Матвеев в предместье Лондона - Гринич, и о своем прибытии дал знать чрез своего секретаря статс-секретарю Гарлею. Последний отправил нриветствовать русского посла церемониймейстера Стэнли. При громе пушек въехал Матвеев в Лондон и остановился на отведенной ему квартире в доме герцога Нортумберлэнда на улице, называвшейся St. James-Square. 14-го мая Матвеев сделал ВИЗИТ статс-секретарю Гарлею и был принять английским министром с большою любезностью, а на другой день получил уведомление от статс-секретаря о назначении аудиенции у королевы на 17-е мая. В этот день к русскому послу приехал церемониймейстер Котерель и его помощник Энгельс и вместе с послом отправились во дворец королевы (St. James Palace). В дворцовом дворе королевская гвардия, стоявшая на карауле, отдала честь послу при его проезде. Вот как описывает Матвеев свою аудиенцию у английской королевы Анны. Статс-секретарь (северного департамента) Гарлей ввел Матвеева в кабинет королевы, а "те церемонимейстеры остались у дверей». Войдя в кабинет, посол увидел, что ее королевское величество стояла при своем ледиканте (?) или кровати (Кушетке?), по обычаю в уборе „изрядном". Посол сделал три обычные поклона (По правилам посольского церемониала (в XVIII ст.) эти поклоны считались обязательными.), произнес по-французски краткую приветственную речь королеве и затем вручил ей свою кредитивную грамоту. Королева грамоту приняла, передала ее статс-секретарю, а послу отвечала на французском языке, что она готова жить в дружбе и добром согласии с русским царем. По окончании аудиенции у королевы Матвеев был на аудиенции у супруга королевы, принца Георга датского, и был любезно и благосклонно принять.
Сначала Англия произвела на Матвеева благоприятное впечатление, и русский посол был очарован любезностью английского народа и министров» С первого случая, - писал Матвеев своему правительству,- нашел к себе обхождение господь англичан приятное; только из внутреннего исполнения действ больше буду ожидать впредь, нежели из внешностей". Скоро, однако, посол убедился, что английское министерство „в тонкостях и пронырствах субтильнее самих французов„. В результате миссия Андрея Артемоновича окончилась неудачей, и в апреле 1708 года Петр решил отозвать Матвеева из Лондона (Ф. Мартенс, Собр. трактатов и конвенций, т. IX (X), Трактаты с Англиею, стр. 16.).
II.
В средине июля Матвеев начал собираться к отъезду в Голландию, 18-го июля получил в Виндзоре прощальную аудиенцию у королевы, и 20-го - статс-секретарь Бойль обещал ему прислать отпускную грамоту и дать конвой в Голландию. Матвеев рассказывает в своем статейном списке, будто бы он неисправно получал деньги из России, наделал долгов и только лишь 23-го июля предполагал окончательно рассчитаться со своими кредиторами. Так, по крайней мере, утверждал он в своем письме к канцлеру графу Головкину от 23-го июля того же 1708 года.
Вечером 21-го июля Матвеев был арестован за неуплату оставшегося за ним долга в 50 фунтов стерлингов. Предоставим русскому послу слово самому рассказать об этом печальном событии. В 21-й день сего месяца, - говорить он, - около 8-го или 9-го часу вечера поехал я с моего постоялого двора для свидания с чужестранными министрами (которым звычайно есть по средам собираться на двор, Сомерсет-гауз названной), чтоб уведать мне о новинах, понеже того дни две почты из Фландрии чрез Остенду сюды прибыло. Когда я из Сентджемской... (Улицы, то-есть, St. James Street.) к улице от двора дука (герцога) Болтона с каретою переезжал, необычайно ночью три человека напали на меня со свирепым и звереобразным озлоблением и, не показав мне никаких указов, не объявя причины, карету мою задержав и лакеев в леберее (то-есть, в ливрее) моей разбив, вошли двое в карету мою, а третий стал на козлах по стороне и велели кучеру как наискорее мчать меня неведомо куды".
"Усмотря я, что те люди разбойнически (2-го ноября Бойль писал Витворту в Москву, что „рассказ посла о поведении полицейских приставов, может быть, нисколько преувеличен, но ему (то-есть Витворту) хорошо известно, что они никогда не совершают ареста иначе, как со всевозможною грубостью и насилием" (Сб. И. Р. И. Общ., т. 50 стр. 103).) нападши вне всякой наименьшей причины от меня им и которых я николи не гнал, а особливо же, что меня в карете почали бить, шпагу и трость и шляпу отбили, уразумел, что злой и наглой мне смерти от них конец будет последовать".
„Чрез все силы мои публично стал я кричать воплем великим, в которое время все в карете те плуты меня также били и держали за ворот, и платье изодрали с таким барбарством, как описать не могу. На тот крик мой на улице, Шарлестрит (Charles street , см. план.) названной, близ опера собравшийся народ, услыша таковое неслыханное в свете не только послу, но и меньшого градуса публичному министру озлобление, насилу мою карету овладенную от тех плутов удержали и вывели меня из кареты безобразно разбита в таверну, или дом, где сходятся есть, Олиу Пост называемом".
 |
| План места инцидента с Послом А.А. Матвеевым |
А- вероятно, здесь было совершено нападение на Матвеева.
В- опера (в настоящее время здесь помещается так называемая Her Majesty,s Theatre).
C- дворец королевы Анны, в коем Матвеев имел аудиенцию у королевы (см. выше).
Те плуты, увидя свое злочинство, убояся от народа себе великой беды, объявили, причину, что я будто по приказу и по письму, им данному от правительства купеческого, шерифа именуемого, за долг двум купцам, угольному и кружевному, в 50 фунтов они меня взяли за арест".
„С того кабарета (то-есть, таверны) они, взяв меня по расходе людей и кинув в извозчичью карету, повезли в дом, где в великих долгах арестуют людей, и если-б один лекарь француженин, прозвищем Лафаш, не случился притом и в карету со мною не сел, я чаю, что те плуты-бальи своими бы людьми умертвили меня или куды безвестно завезли".
"С первой той таверны тотчас дал я знать на Сомерсет-гауз министрам чужестранным" (которые, как полагал Матвеев, сочтут оскорбление, ему нанесенное, за посягательство на общие права дипломатических агентов).
„Фларенской, особой друг мой кавалер Жиральди, н милорд Ляфорд тотчас приехали ко мне в тот дом, а португальской посланник, г. Донлук, и милорд Февершен того-ж момента поехали уведомить о том статского секретаря г. Бойля, которого, везде искал, не нашедши, поворотился ко мне в тот арест, Бляк-реф названной, на улице Вичь-стрет (Wych-street не далеко от Strand,a (см. план выше). Все перечисленные улицы сохранили свои прежния названия до настоящего времени.). Только секретарь его г. Валпол, наскоро прибыв и увидя такое бесчеловечие и арест, неслыханной первого характера публичному министру, мне в плюгавом долгу учиненной, все то описав, обещал, что статской секретарь сам назавтрее ко мне будет, и то дело жестоко розыщется".
„Те министры иностранные, такое тиранское подчивание мне видев, и что из них многие есть здесь великой суммы денег должны своим кредиторам в несказанном ужасе быв, не отступили от меня и были до 2-го часа пополуночи с великим оказанием усердной дружбы и соболезнования своего при мне и содрогалися о безчеловечии сего нехристианского народа„.
„Но своему прежнему расположению купцам тем был у меня к платежу назначен сего же месяца в 23-й день, которые научены были тайно от шведова неприятельского вдесь министра, с 27 лет пребывающего в таковое озлобление и аффронт привесть".
„Я, у смотря, что сей арест и бесчестье неслыханное из такого бездельного числа денег и малого долгу себе, тотчас послал но г. Стельса, чтоб порукою был, которого прикащик Робинсон за небытностию его Стельса в дому, тогда прибыв в тот дом и купец Московской комнании г. Нейн в отчаянии стали, и тот Робинсон именем своего господина Стельса взял ту разделку тотчас на свое имя, высвободя меня из того мерзостей исполненного дому тиранского, из которого министры чужестранные и лорды выше именовашие до самого моего двора провожали меня, и милорд Февершен великую, особливо о свободе моей, дружбу и труд оказал ко мне".
„В 22-й день были все у меня до единого чужестранные министры, содрогался о таком афронте, от века не слыханном и нигде в историях ни в самой книге Викефорта (Матвеев имеет в виду известное сочинение Wicquefort,a L,ambassadeur et ses fonctions.) безприкладном и в моем лице весьма народное право не только нарушено, но всемерно изневолено, и намерены все сторону мою держать в истине моей, и в порядочном и честном моем бывшем обхождении здесь со всеми, и чтоб тоже бесчестие вскоре их государем от сего бесчеловечного и вольного необузданно народа не последовало в их особах озлоблением тем народным" (Извлечено из письма Матвеева от 23-го июля 1708 г. к канцлеру графу Головину (Мос. Арх. Мин. Ин. Дел, Англ. дела 1708-1709 г., св. 7).).
Того же 22-го июля Матвеев официально уведомил статс-секретаря Войля особым мемориалом, в коем изложил обстоятельства происшедшего с ним накануне инцидента. Пополудни, статс-секретарь лично приехал к Матвееву, обещав ему немедленно же сообщить о случившемся королеве (жившей тогда в Виндзоре), а вопрос о наказании виновных передать на рассмотрение тайного совета. Матвеев указывал при этом Бойлю, что оскорблением, ему нанесенным, задета "священная честь" его государя, и нарушено право народное (то есть, международное). По словам русского посла, и другие государи будут теперь бояться за своих представителей, аккредитованных в Лондоне, если подобное нарушение принципов безопасности и неподсудности дипломатических агентов пройдет безнаказанными. Как передает историк Boyer (The History of Queen Anne (London, MDCCXXXV), p. 865: „the Queen who was so jealous of the respect due to the Ambassadors of Crown's Heads and had so gloriously vindicated the honour of the Earl of Manchester her Ambassador at Venice and caused a rigorous punishment to be inflicted on the Officers of the GuBtom House, some of whom were set in the Pillory and others condemned to the Gallies only for insulting the gentlemen of his retinue could not but most justly revenge the affront lately put upon him by a Corporal Punishment. Ср. Ср. также Сб. Имп. Русск. Ист. Общ., т. 60, стр. 118, где Витворт утверждает, что дело лорда Манчестера било известно царю.), Матвеев в том же письме указывал Бойлю, как само английское правительство защищало своего посланника в Венеции, графа Манчестера, и требовало строгого наказания таможенных чиновников, оскорбивших его свиту.
Так как в лице Матвеева было нанесено оскорбление дипломатическому представителю, то весьма понятно, что и другие члены дипломатического корпуса стали поддерживать Матвеева и требовать удовлетворения. Особенно горячо стояли за русского посла граф Gallas, цесарский посол, и барон Spanheim, посланник короля прусского (Воer, 1. с, стр. 366.). 25-го июля королева выразила свое сожаление по поводу этого печального события и повелела статс-секретарю созвать чрезвычайное заседание тайного совета для решения вопроса о наказании виновных в этом деле. 26-го июля Матвеев, все еще взволнованный, пишет статс-секретарю, что он до сих пор еще не получил должного удовлетворения ни от королевы, ни от ее министров. Бойль отвечал, что 7 главных виновников (и в числе их один из кредиторов Матвеева, Фома Мортон) по указу тайного совета заключены уже в тюрьму, и что тайный совет королевы еще займется этим делом. На следующий день (то есть, 27-го июля) Матвеев пишет в третий раз Бойлю и заявляет ему, что он тщетно ожидал какого ни будь формального письма с официальным выражением сожаления по поводу случившегося (the resolution in writing about his solemn complaints), и теперь он просить прислать паспорты для него и его семьи. Два дня спустя (то-есть, 29-го) Бойль отвечает, что паспорты для Матвеева приготовлены, к таможенным чиновникам отправлен приказ о перевозе вещей посла без каких либо стеснений (without any molestations), и что в тот же день будет еще заседание тайного совета по его делу (В заседании того же дня в совет было вызвано еще 10 других лиц, и после присяги и допроса (upon Oath and upon Examination at this Board) лорды совета определили арестовать их, так как они have assaulted or caused to be assaulted the person of His Czariah M-tis Ambassador Extraordinary contrary to the Law of Nations and in the highest violation of the safeguard belonging to Foreign Ministers (ex. List of Papers delivered M-r Solicitor General relating to the Arrest of the Muscovite Ambassadour в Publ. Rec. Off.).). Не пожелав принять обычных подарков, которые дарились послу при выезде его из страны, Матвеев 30-го июля уехал в Голландию и не скрывал своей радости не иметь больше дела „с христоненавистным народом и канальского злочестия исполненным".
III.
Освободившись от настойчивых требований Матвеева, английское правительство еще не могло успокоиться: английские министры не знали, как царь отнесется к этому делу. Им было известно, что русский царь вспыльчив и в гневе бывает, страшен, и потому в Англии начинают опасаться, как бы царь не выместил свою злобу на англичанах, торговавших в России. В виду этого, не теряя времени, английскому резиденту в Петербурге Ч. Витворту шлют приказ (от 27-го июля / 7-го августа) не жалеть "ни усилий, ни расходов», чтобы предотвратить грозу, которая может разразиться над англичанами, находящимися в России. В Англии соглашались даже на отправление чрезвычайного посольства к царю с выражением сожаления по поводу случившегося. Кроме того, Витворту сообщали, что по делу Матвеева 17 человек уже арестовано и ждут суда. В своей реляции от 1-го сентября (1708 г.) Витворт старается успокоить отечественное правительство. „Я надеюсь, - пишет он, - что это происшествие не повлечет за собою никаких печальных последствий, особенно если русские вспомнят, сколько и я здесь перенес неприятностей, совершенно незаслуженных, и как я быль мало требователен в своих притязаниях на удовлетворение. Короче, к вопросам чести здесь относятся не очень строго, и царский гнев будет незначителен, разве, Матвеев представить очень страстный отчет, или последний попадется царю в недобрый час" (Сб. Имп. Русс. Ист. Общ., т. 60, стр. 46-47.).
10-го сентября статс-секретарь, лорд Сендерленд, ответил Витворту, что королева даже готова была для того, чтобы выразить свое расположение и уважение к царю, а равно и для выражения „неудовольствия по поводу недостойного оскорбления нанесенного русскому послу, написать государю самое любезное письмо, которое будет отправлено в самом непродолжительном времени" (Сб. Имп. Русс. Ист. Общ., т. 60, стр. 68.).
Уехавши в Голландию, Матвеев, однако, сам лично не считал своего дела поконченным. 17-го сентября оп снова напомнил о себе английским министрам и прислал им мемориал, в коем заявлял, что царь требует смертной казни для всех нанесших ему оскорбление (Вот как мотивировал это требование Витворт: „не думаю (пишет он в реляции от 8/19 декабря 1708 г.), чтобы казнь оскорбителей доставила удовольствие царю, но он желал бы смертного приговора над ними для устрашения других, а также чтобы ему предоставлено было право помилования ради поддержания достоинства России и ее представителей в прочих государствам». Такой порядок обычен в Германии при подобных чрезвычайных случаях, и ему следовалл и здесь (то-есть, в России) года два тому назад, когда, при ссоре прусского посланника с князем Меньшиковым, Кайзерлинг подвергся неприятностям со стороны нескольких гвардейцев" (ibidem, стр. 116-117).
Так или иначе, нужно было действовать, нужно было хоть что либо сделать в угоду царю. 23-го октября вновь назначенный генеральный атторней James Montague не представил суду Королевской Скамьи обвинительный акт о предании суду лиц, прикосновенных к делу Матвеева. Между тем, в скором времени (около половины ноября) должен был собраться парламента, и в нем это неприятное дело могло причинить новые затруднения министерству, а в случае, если бы не удалось успокоить гнев царя, то и поколебать положение кабинета. В своей депеше от 2-го ноября Витворту недовольный Бойль старается очернить Матвеева, а требуемое русским правительством удовлетворение называет "несоразмерным и невыносимом», ибо в Англии (при независимости судей) никто не может поручиться за тот или другой исход процесса.
16-го ноября открылась обычная сессия парламента, и министерство, недолго думая, дабы предотвратить грозу, внесло в палату общин билль об обеспечении прав и преимуществ дипломатических агентов. При таком образе действия английскому народу предоставлялась возможность выразить свое осуждение по поводу этого печального инцидента, а оскорбление, нанесенное Матвееву, торжественно объявлялось преступлением, как „перед английскими законами, так и перед международным правом, на коем основываются привилегии посланников», и постановления которого стоять выше и сложились ранее всех государственных законов". С таким актом было легко апеллировать в великодушию царя, просить его забыть прошлое и не требовать смертной казни - наказания, несогласного в данном случае с законами страны и обычными правилами уголовного судопроизводства. „Законы нашего королевства, - пишет Войль Витворту 28-го января / 8-го февраля 1709 г., - никогда не дозволять этого, а нельзя же ожидать, чтобы мы нарушили конституцию и извратили основные начала государственного управления ради удовлетворения подобного требования".
Так как парламентский билль, внесенный в палату общин, затрагивал и общие законы о привилегиях иностранных дипломатов в Англии, министерство сообщило его копию и членам дипломатического корпуса с предложением представить свои замечания. 20 февраля Spanheim (Воуr 1. c., стр. 878.) прислал мемориал, в коем формулировал следующие желания и замечания своих коллег:
1, Послы указывали, прежде всего, на неопределенность вступительной части билля, в коей оскорбление, нанесенное Матвееву, признавалось нарушением законов государственных и международных (см. выше).
2. Они требовали, чтобы имущество их было свободно от ареста за долги, и чтобы право посольской неприкосновенности распространялось и на их слуг.
3. Послы желали, чтобы их дома сохранили за собою право убежища, и чтобы должностные лица администрации и суда не пользовались правом входа в них (то есть, без согласия послов) (Cobbet, Parliamentary History of England, London, 1810, v. VI, p. 792: „that their houses ought to be accounted and declared sanctuaries, and no bailiffs, or other officers of justice allowed to enter the same".).
4. Наконец, по мнению дипломатическая корпуса, послы и иностранные министры должны пользоваться вышеназванными правилами со времени своего нриезда в Англию до окончательная выезда из владений ее королевского величества, а равно и после отпускной аудиенции (Ibidem: „That foreign ambassadors and other ministers ought to enjoy these privileges from their first coming into Great Britain, til they are out of her Majesty's dominions, even after they have had their audience of leave (как это было с Матвеевым) as long as they retain their caracters".). Требуется только, чтобы послы сохраняли за собой прежний характер, то есть, до своего выезда не лишены были этого звания своим отечественным правительством.
Мемориал Spanheim 'а был передан палатою общин на рассмотрение комитета, который 12 марта сообщил палате свое заключение относительно возражений, высказанных дипломатическим корпусом. Комитет признал уважительным лишь первый пункт, но считал возможным внести в билль и другие изменения. Палата общин согласилась с заключением комитета и от себя прибавила один пункт, касающийся обязательной регистрации слуг и состава посольства. Министерство сообщило дипломатам билль в новой редакции, по получении которой послы снова совещались у Spanheim 'а, и на этом заседании в доме прусского посланника присутствовал и статс-секретарь граф Сендерленд (Sunderland). На этот раз послы возражали, что подобная обязательная регистрация не практикуется в других государствах и на практике может повлечь за собою различного рода неудобства (several inconveniences)). Кроме того, они желали, чтобы нарушения прав и преимуществ дипломатических агентов ведались также и лордом-чемберленом (lord chamberlain of her Majesty's household (См. подробнее у Cobbet'a, Parl. Hystory, т. VI, р. 793-794.). Парламент не принял этих изменений и утвердил билль в той редакции, в какой она была сообщена дипломатическим представителям во второй раз. 21 апреля закон получил санкцию королевы (Он называется: An Act for preserving the Privileges of and other public Ministers of Foreign Princes and States. Русский перевод CM. В ПИМЕЧАНИИ К ЭТОЙ СТАТЬЕ, а английский текст см. в St. of the Realm, v. (7 Annae, с. 12) и в моей брошюре „О правах и преимуществах дипломатических агентов" (Москва, 1891), стр. 11, прим. 21) и с той поры и до настоящего времени сохраняешь свою силу и охраняет привилегированное положение дипломатических агентов. Кроме того, парламентский акт послужил образцом для заатлантической республики: акт 30 апреля 1790 г., утвержденный конгрессом Северо-Американских Соединенных Штатов, представляет собою как-бы повторение основных начал английского статута.
IV.
Так как приговорить к смертной казни оскорбителей Матвеева подставлялось невозможным, поэтому процесс, начатый против них, был прекращен весною 1709 года. Оставлена была также и мысль отправить торжественное посольство в Петербург. Английское правительство сочло более удобным возвести Витворта в звание чрезвычайного посла и поручить ему закончить это „скучное дело" (troublesome affair) (Сб. И. Р. И. Общ., т. 60, стр. 248. Стр. 18), Новую кредитивную грамоту от 9 августа 1709 г. Бойль отправил к Витворту в конце августа, но Витворту пришлось еще несколько месяцев ожидать возвращения Петра в Москву. В середине декабря царь прибыл в окрестности Москвы и при первой встрече с Витвортом (18 декабря 1709 г.) поразил его полным спокойствием и сдержанностью. Царь рассказал Витворту о Полтавской битве и выражал свое сожаление по поводу упорства шведского короля, все еще и после поражения не желавшего заключить мир с Петром. Наконец, когда речь зашла о деле Матвеева, Петр сделал несколько замечаний относительно парламентского акта, не определявшего никакого наказания будущим оскорбителям, и при этом прибавил, что если определение наказания предоставить судьям, то они, не имея прецедента, устанавливающего меру наказания, и после издания акта будут находиться в таком же затруднении при означении должного удовлетворения, в каком были до него. К началу февраля 1710 г. между Витвортом и русскими министрами - гр. Головкиным и Шафировым, состоялось соглашение о подробностях церемониала публичной аудиенции, которой добивался Внтворт. 5 февраля состоялась аудиенция. Витворт со своею свитою был привезен во дворец в царских каретах, почетный караул встретил его барабанным боем и отдал ему честь. Царь принимаю Витворта, стоя на троне, с открытой головой в присутствии министров, чинов придворного ведомства и иностранных представителей. Подойдя к трону, Витворт произнес по-английски речь, в коей изложил все, что было сделано английским правительством, дабы дать должное удовлетворение царю, и просил его от имени королевы этот несчастный случай „ее королевскому величеству и народу британскому не причитати (то есть, не ставить в вину), но всеконечному забвению предати". Текст речи, сказанной Витвортом, был затем прочитан секретарями по-голландски и по-русски (После произнесения речи Витворт подал Петру свою новую кредитивную грамоту (от 9 августа 1709 г.). Царь отвечал Витворту по-русски. Ответ Петра, переведенный тут-же вице-канцлером Шафировым, в сущности, был таков: его величество мог бы, конечно, ожидать, что лица, нарушившие законы международной права (Так передал ответ царя Витворт в реляция от 9 февраля 1709 г. (Сб. И. Р. И. Общ., т. 60, стр. 820), у Туманского же (Собрание разн., записок и сочинений о жизни и деяниях Петра Великого, С.-Пб., 1788 г., ч. VIII, стр. 228) и в англ. дел. 1708-1709 гг. в Моск. арх. мин. ин. д. (св. 7) начало ответной речи Петра приводится так: „надлежало было ее королевяну величеству нам дать сатисфакцию, и по желанию вашему тех преступников по обычаю всего света наижесточайше наказать".) по отношению в послу его, будут наказаны согласно его желанию, но, коль скоро это невозможно за неполнотою английской конституции, государь, принимая на вид внимание нации, выраженное в парламентском акте, а также честь, оказанную ему ее величеством королевой настоящим посольством, - согласен принять предлагаемое удовлетворение и прикажет своим министрам обсудить остальные статьи в особом совещании. Того же, 9 февраля, Витворт имел совещание с графом Головкиным и другими министрами. Царские министры повторили Витворту уверения его величества в совершенном его уважении и дружественном расположении к королеве, и в конце концов поздравили друг друга с счастливым окончанием неприятного столкновения. Исполнивши возложенное поручение, Витворт не преминул поблагодарить и русских министров, подготовивших почву для соглашения, и между прочим сделал „подарок* (a present) в 400 фунтов стерлингов Шафирову, который заявил, что и впредь готовь служить Англии.
ПРИЛОЖЕНИЕ.
Перевод парламентского Акта о сохранение привилегий послов и публичных министров от иностранных государей и чинов (St. of the Realm, y. IX, 81: 7 Annae, c. 12).
Понеже некоторые возмутительные и беспорядочные люди особу его превосходительства Андрея Артемоновича Матвеева, чрезвычайного посла его царского величества, цесаря всероссийского, ее величества королевы великобританской доброго приятеля и союзника, грубейшим образом обесчестили, оного заарестовали, силой на большой улице (in the public Street) из кареты вывели и несколько часов держали под арестом к умалению и поруганию ее королевина величества дарованной защиты, вопреки международному праву (contrary to the Law of Nations) и к ущербу прав и привилегий, который послам и иным публичным министрам, как таковым назначенным и принятым, всегда принадлежать и свято, ненарушимо подобают быть соблюдаемы, - сего ради с ее королевина величества соизволения, с согласия лордов духовных и светских и общин, в парламент собранных, и властию оных объявлено, что все дела и жалобы, указы и процесс, начатые и продолжающиеся от (имени) какой бы то ни было особы или особь против помянутого господина посла учиненные, и все поруки и обязательства, от помянутого господина посла или иной особы или особ за него данные, и принятие или признание таковых, или иск и всякого рода процессуальный действия под предлогом и видом такового дела, или иска и все о том приговоры совершенно уничтожаются и признаются недействительными и будут считаться таковыми, с какими бы намерениями, видами и целями они ни были возбуждены.
И еще помянутою властью определено, что все предъявления, поступки и мемориалы против помянутого господина посла или его поручителей ничтожны и недействительны.
И в будущему предупреждению таковых дерзостей (insolences) вышеупомянутою властью еще об]является, что все указы и процессы, которые когда либо впоследствии будут возбуждены, и коими особа посольская или иного публичного министра иностранных государей и чинов, которые назначены и за таковых от ее королевина величества и ее наследников признаны, или служитель, или слуга такового посла и публичного министра заарестован или в заключение засажен будет, или его, или их имущество задержано, отнято или взято будет, то оное все всяким образом с какими бы намерениями, видами и целями ни было учинено, совершенно ничтожно и недействительно почитаться будет.
Еще помянутою ж властью определено, что ежели вперед одна или более особь дерзнет таковой указ или процесс учинить, или исполнить, оные особы вместе со всеми стряпчими и повереняыми, которые тот процесс ведут, и за таковым делом домогательство чинят, и все служители, которые содержание такого дела или процесса исполнять, по обличению в том или признанию стороны, или присягаю одного или более достоверных свидетелей пред лордом великим капцлером, или лордом хранителем большой печати Великобритании, или председателем суда королевской скамьи, председателем суда общих тяжб, или двумя из оных, как нарушители международного права и возмутители общественного спокойствия судимы будут и работами, штрафами и телесными наказаниямн наказаны будут, смотря по тому, как их присудить лорд-канцлер, лорд-хранитель печати и (выше) названные председатели судов, или двое из них. Но при семь изъятие установляется (provided), и при семь об]является, что никакой торговой или иной купец, кто ни есть, до которого лишь статуты о банкротстве относятся, хотя-б он вступил в службу такого посла или публичного министра, ни в каком случае не будет пользоваться привилегии этого акта (Benefit of this Act), и что ни против кого по сему акту не будет возбуждено преследование за арест служителя какого либо посла или публичного министра, если только имя сего служителя не будет предварительно (first) записано (registered) в канцелярии одного из статс-секретарей и от оных сообщено не будет состоящим тогда на службе шерифам Лондона и Мидлесекса, вице-шерифам и их помощникам, которые, получив те списки, должны вывесить их на видном месте своей канцелярии, куда всякий может прийти и снять себе копию без уплаты пошлины или какого либо вознаграждения.
И еще, сверх того, помянутою властью установлено, что сей акт во всех судах сего королевства должен быть почитаем и исполняем, как публичный, и все судьи должны им руководствоваться без особливого судебного спора, и сим все шерифы и вице-шерифы и иные должностные и судебные лица, кои являются исполнительными органами в процессах, предваряются, дабы поступали по сему акту, в противном же случае на свой страх (at their peril) к ответу привлечены будут.
В. Александренко.
Скачать:
Лев Щепотьев. БЛИЖНИЙ БОЯРИН - АРТАМОН СЕРГЕЕВИЧ МАТВЕЕВ, как культурный политический деятель XVII века.
Опыт исторической монографии.
Если у Вас есть изображение или дополняющая информация к статье, пришлите пожалуйста.
Можно с помощью комментариев, персональных сообщений администратору или автору статьи!
