Расправа с дворовым человеком.

(Составлено по официальным документам).

1818-1819 г.

У находившегося в Петербурге поручика лейб-гвардии семеновского полка, Александра Дмитриевича Тулубьева быд услужении дворовый человек из имения его отца, Андрон Степанов.

В ноябре 1818 г., Степанов сказал своему барину, что он плохо его содержит. Тулубьев хотел за такие дерзкие слова наказать дома Степанова, но тот не дался и сказал господину, что, если хочет наказывать, отправил бы для этого в полицию.

Тулубьев не захотел, при посредстве полиции, наказывать своего слугу и "за разные его несносные дерзости и прочие беспорядки» отправил, при записке, в работу на монетный двор, в петербургской крепости.

На Степанове не было ни сапог, ни достаточной одежды. Он обратился с просьбой к лаборанту монетного двора, берггауптману 6 класса Вениамину Хоппе, чтоб послал за этим к барину: но Хоппе выгнал его из своей конторы и приказал надеть ему две на ноги и третью на шею тяжелые железные рогатки.

В таком виде Степанов работал три дня, есть давали ему мало. Он вышел из терпения, и, когда, утром 16 ноября, рабочие собрались на перекличку, то, при входе к ним Хоппе, кинулся на него, ударил Хоппе в лицо, отчего Хоппе упал и из уха пошла кровь: затем еще нанес удар по плечу. Степанова тотчас схватили: Хоппе отправил его, при частной записке, в съезжий дом петербургской части, с объяснением только, что отсылает за буйный поступок против себя.

В части отказались содержать Степанова, так как он прислан был не но команде. Хоппе отправлял его потом к коменданту крепости, но и тот его не принял. Тогда Хоппе приказал снять с Степанова рогатки и надеть ему большую цепь от весов и приковать к стене в сенях. Недели через три Степанов переведен  был в караульню; там он сидел тоже на цепи, прикованный к стене, месяца с полтора; от тяжелого воздуха в караульне сделался болен и переведен в контору, где также держали его на цепи.

Так просидел Степанов два месяца и 12 дней, и стал просить пощады у Хоппе. Лаборант приказал наказать его палками и посадить в стул, с которым тот ходил на работу.

В феврале 1819 года, Хоппе писал Тулубьеву поступок Степанова и, находя, что опасно держат его везде, просил поскорее взять Степанова и отослать куда следует, для получения заслуженного наказания.

Тулубьев обратился к управе благочиния с требованием о поступлении со Степановым по законам. Началось следствие и Степанов взят был с монетного двора в Петербургскую часть 25 февраля, а с тем вместе освободился от стула.

Отвечая на запрос, Хоппе писал в часть, что Степанов был не в трех, а в двух рогатках, и притом не более трех суток; "и рогатки ему не делали никакого беспокойства и совершенно ему ни в чем не мешали»; после буйственного поступка со мною Степанов сидел прикованный к стене около двух месяцев, без рогаток на ногах, "и сие также не мешало ложиться ему отдыхать»; Степанов испросил прощения "и при выпуске от стены  был наказан, в страх другим, до 30-ти ударов палками». Хоппе заявил, что не только не имел претензии на Степанова, но что г. Тулубьев не вправе преследовать человека, который не принадлежит лично ему.

Выставленные самим же Хоппе свидетели рассказали об обращении его с Степановым так, как оно выше описано; осталось лишь не разъясненным 30, или не более 50, как показал Степанов, дано  было ему палочных ударов.

Управа благочиния признала, что Степанов должен судиться за оскорбление начальника того места, где содержался. Степанов был отослан в тюрьму.

В апреле 1819-го года уголовная палата приговорила:

"Поелику Степанов был наказан палками 30 ударами, также был прокован к стене на цепь и посажен в стул, то, вменя ему все то за причиненный дерзкий поступок в наказание, строжайше подтвердить, чтоб подобных дерзостей чинить не осмеливался и был бы у помещика своего в должном повиновение, в противном случае подвергнет себя неминуемому на теле наказании.

В заключение скажем несколько слов о стуле, упоминаемом в нашем рассказе. Стулом в подобных случаях назывался отрубок дерева, к которому привовнвади наказываемого, иди того, чьего побега опасались. Стулья были неподвижные и подвижные. На стуле второго рода осужденный мог сидеть и носил везде с собою эту ношу, весом около полутора пуда. Стул составлял необходимую принадлежность воеводских канцелярий XVIII века и вместе с цепями и тому подобным упоминается в актах о сдаче казённого имущества сменяемым воеводою поступающему на его место. Впрочем, распоряжение об уничтожении стула последовало только 31 марта 1826 года, в следующем печатном циркуляре бывшего тогда министра юстиции князя Лобанова-Ростовского в губернским прокурорам:

"Его Императорское величество, удостоив высочайшего утверждения мнения государственного совета о поступке ярославского частного пристава Болотова в содержании рядового Срамченки в съезжем дворе на цепи, прикованный в стулу и надетой на шею, – с тем вместе повелеть соизволил (20 марта 1826 года. По этому делу мнение государственного совета, высочайше утвержденное, помещено во 2-м Пол. Соб. Зак. № 198.), чтобы я предписал наистрожайше всем прокурорам: "осмотреть, есть-ли подобные стулья и прочее с цепями, и истребить, с строжайшим повелением не изобретать ничего подобного».

"В следствие чего, я рекомендую вам, исполнив тотчас таковое высочайшее его императорского величества поведение, о том, что окажется, донести мне с первою почтою; да и на будущее время иметь неослабное наблюдение, дабы отнюдь не было допускаемо подобных стульев и прочего с цепями, под собственною вашею за противное тому строжайшею ответственностью».

В следующем, 1827 году, содержание служилым сотником войска донского Левицким, малороссиянина Климова в неподвижной колоде, отчего Климов умер, признано было государственным советом за пытку и 9 февраля последовало высочайшее поведение, чтоб "под предлогом удержания, отдаваемых под стражу лиц, от побегов не  было изобретаемо и употребляемо иных способов наказания или содержания, кроме определенных законами" (В 2-м Полн. Соб. № 894.).

Впрочем и это повеление не везде принято было в исполнению.

Даже в Новоладожском уезде, Петербургской губернии, в вотчине графини Лаваль такой стул  был в употреблении в 1830 году.

Такой стул с цепью нам пришлось видеть еще в 1860 году, в селе Старошешминске, Чистопольского уезда, Казанской губернии, в сборной избе государственных крестьян.

А. Г. Пупарев.

"Русская старина", 1871 г.