Русские в Тильзите в 1914 г.

Русские в Тильзите в 1914 г. [1]

Если спросить рядового россиянина, с чем для него ассоциируется название небольшого восточно-прусского городка Тильзит, находившегося на берегу реки Неман недалеко от русской границы, то в первую очередь можно услышать об известном мирном договоре 1807 года, подписанном императорами Александром Первым и Наполеоном. Современный Тильзит, получивший имя Советск и являющийся частью Калининградской области, с гордостью вспоминает о тех днях, причем настолько, что в 2007 году был готов широко отмечать двухсотлетний юбилей этой, в принципе, позорной для России даты. Однако история этого города богаче и крепче связана с прошлым нашей Родины, Российской Империи, чем кажется. Напоминает об этом сохранившаяся братская могила, где упокоены 1 000 русских и немецких солдат времен Первой мировой войны[1]. Это захоронение, одно из крупнейших на территории всей Восточной Пруссии (как и современной России), остается единственным молчаливым свидетелем событий, которые происходили здесь далеким летом 1914 года.

17 августа 1-я русская армия прославленного генерала П.К. фон Ренненкампфа пересекла восточно-прусскую границу и устремилась на северо-запад в сторону Кенигсберга. Уже через три дня под Гумбинненом она нанесла поражение 8-й немецкой армии. Приведя войска в порядок, пополнив припасы и наладив работу тылов, 23 августа Ренненкампф двинулся в дальнейшее наступление. Именно тогда русские впервые появились в Тильзите, который лежал на крайнем правом фланге фронта, вдалеке от основных событий.

23 августа конный отряд кирасиров Ее Величества под командованием штабс-ротмистра Чебышева вошел в город[2]. Уже на следующий день здесь оказался разъезд 3-го эскадрона Кавалергардского полка, возглавляемый поручиком флигель-адъютантом князем К.А. Багратионом-Мухраниским[3]. Он встретился с обербургомистром Полем и бургомистром Роде с требованием предоставить овса лошадям и несколько сортов сыра. А 25 августа, согласно донесению П.К. фон Ренненкампфа в штаб фронта: "вечером Тильзит вошла пограничная стража, мосты целы, захвачены телеграфные, телефонные аппараты, корреспонденция. Приказал пограничникам охранять мосты до прихода полка 53-й дивизии»[4]. Полностью город оккупировали 26 августа. Жители встретили неприятеля мирно. Комендант полковник Богданов[5] прибыл сюда через два дня.

Думаю, было бы интересно вскользь коснуться самой оккупации. Как это не покажется некоторым русофобам странным, она не отличалась жестокостью. Да, комендантский час ограничивал передвижение граждан: согласно военному положению выход из домов после 9 часов вечера запрещался. Более того, на город даже наложили контрибуцию в размере 50 000 марок. С другой стороны, для поддержания эффективного снабжения сельскому населению разрешалось въезжать и выезжать из Тильзита. Были открыты школы, работали рестораны, кафе, торговали в магазинах и на базаре. Вызывает интерес распоряжение, согласно которому "с учетом мирного поведения населения» курс рубля снижался с 2,86 до 2,50 марок (незадолго до войны марка равнялась примерно 47 копейкам)[6]. Также новые власти пытались бороться с пьянством: запрещалось отпускать спиртное унтер-офицерам и солдатам. О любых злоупотреблениях с их стороны следовало докладывать коменданту. Вообще по всей оккупированной территории пьянство старались предотвращать, что свидетельствует, увы, о широком распространении этого явления. Например, после того, как 9 августа русские заняли Ширвиндт, одним из первых стал приказ разбить все бутылки с вином[7].

Очевидцы также в главном единодушны. Офицер штаба 1-й армии П.А. Аккерман вспоминал, что, когда он в первый раз приехал сюда, ему показалось, будто город занят немцами: "Масса публики[8]; магазины все открыты; трамвай в полном ходу. Ни одного военного нашего не встретилось пока… Как-то от сердца отлегло, когда на площади… мы чуть не попав под трамвай, – налетели на взвод пограничной стражи»[9]. Известный в ту эпоху писатель С. Кречетов, побывавший здесь примерно в начале сентября, оставил в дневниках следующие строчки: "Вот и Тильзит позади с его внушительными памятниками, с его модными кафе и магазинами, с его кокетливыми виллами, с его подвижной, но молчаливой уличной толпой»[10].

Следует признать: оккупационный режим установился довольно мягкий, а культуру русских отмечали многие обыватели. В этом плане стоит отдать должное нашим офицерам, которые в массе оставались носителями специфической корпоративной этики, идеалов офицерской чести и достоинства, что определяло соответствующие отношение к мирным гражданам. С другой стороны, осмысление себя победителями, борцами "за правду» в священной войне против агрессора актуализировало другой стереотип поведения, который при определенных условиях (когда отдельные высокопатриотические граждане отваживались выступать против "захватчика» и тем самым "нарушали» законы войны) легко санкционировал репрессивные – карательные – меры. В эту схему вписывается и отмечаемое многими недоверие к оставшемуся немецкому населению на территории всей Восточной Пруссии (считать, что Тильзит был исключением, оснований нет). Причина – не только соответствующее поведение самих мирных граждан, но и особое восприятие их русскими офицерами (хотя это отражает скорее реализм в оценке обстановки). В качестве примера можно привести приказ полковника Богданов сдать велосипеды под страхом военно-полевого суда[11]. Чтобы понять смысл этого распоряжения, вспомним случай, когда около находящегося поблизости Хайнрихсвальде неизвестные на велосипедах убили русского солдата[12]. Немцы же всегда оставались патриотами, не изменяли они себе и в 1914 году, и, несмотря на все милые улыбочки и приветствия, продолжали видеть в русских в первую очередь врага-оккупанта. Очень скоро наши солдаты на собственной шкуре ощутили "миролюбие» тильзитцев…

В конце августа на юге провинции германцам удалось разгромить 2-ю русскую армию генерала А.В. Самсонова, а потому в начале сентября они сосредоточили все силы против П.К. фон Ренненкампфа. Противник планировал мощной обходной группой нанести решительный удар по левому флангу и, опрокинув его, выйти в тыл. Уже 7 сентября тяжелейшие сражения разгорелись на фронте левофлангового 2-го армейского корпуса генерала В.А. Слюсаренко, героически отбивавшего атаки. С целью ввести врага в заблуждение немцы успели предпринять наступление в центре, а также сосредоточить часть тяжелой артиллерии на р. Дейме против правого фланга противника. На руку им неожиданно сыграла и русская Ставка, во главе которой стоял ни кто иной, как великий князь Николай Николаевич. За несколько дней до начала сражения он неожиданно обеспокоился… спокойствием на правом фланге 1-й армии, а потому потребовал от П.К. фон Ренненкампфа обратить на него особое внимание. И это еще не все: как назло, его ввел в заблуждение главнокомандующий фронтом Я.Г. Жилинский. В случае атаки против левого фланга последний обещал поддержку со стороны соседней 10-й армии. Только вот незадача: она состояла из нескольких корпусов, которые только-только сосредоточивались, а потому помощь могла быть только моральной. В итоге П.К. фон Ренненкампф и его армия оказались в тяжелом положении. Ошибки высшего командования пришлось исправлять поспешными решительными мерами, а также героизмом, облитым кровью тысяч солдат и офицеров.

Безопасность флангов являлась важнейшим условием устойчивости частей и соединений в годы Первой мировой, а потому даже выяснив направление главного удара командующий армией не мог не переставать волноваться за правый фланг. С целью его обеспечения был создан специальный отряд генерала В.В. Мальма, который прибыл в Тильзит 8 сентября[13]. В этот день штаб армии, наконец, разгадал замыслы противника, а потому правый фланг потерял первостепенное значение. Однако отряд генерала В.В. Мальма сохранили, правда, состоял он только из 270-го Гатчинского пехотного полка (командир полковник А.В. Волков) и 1-й артиллерийской бригады (без 1-й батареи), двух сотен 51-го Донского казачьего полка, нескольких сотен пограничной стражи и ополченческой дружины. Все эти ограниченные силы, преимущественно запасники, еще не нюхавшие пороха, подчинялись непосредственно П.К. фон Ренненкампфу. Помимо обеспечения фланга, им предписывалось охранять три моста через реку Неман, находившихся в черте города. Никакого стратегического или оперативного значения они не имели, т.к. при желании пересечь Неман противник мог и севернее без каких-либо препятствий, ибо там русских войск вообще не было. Причем ускоряя отход, основные соединения армии разворачивались по фронту намного южнее, тем самым отрываясь от Мальма. Однако приказ – есть приказ и задача подчиненных беспрекословно выполнять его.

Заняв Тильзит, В.В. Мальм выставил в охранение батальон с 2-мя пулеметами и 4-мя орудиями, сосредоточив его преимущественно на левом (немецком) берегу реки, лишь одна рота располагалась на правом (не считая ополченческих рот и отрядов пограничников)[14]. Подобное расположение показывает, что никаких сюрпризов оттуда командир отряда особо не ждал, иначе он не только бы усилил там охранение, но и обеспокоился бы заблаговременным сооружением окопов. Хотя можно было бы и догадаться о возможной попытке немцев отрезать пути к отступлению (особенно ввиду наличия информации, что на правом берегу имеются немецкие пехотные части, усиленные кавалерией, пулеметами и бронеавтомобилями)…

Вечером 10 сентября В.В. Мальм получил приказ о ведении активных действий против противника в районе канала Гильге, для чего в район Нейкирхен он направил 2,5 батальона под командованием полковника А.В. Волкова, а охранение на левом берегу ослабил. На следующий день он вообще полностью убрал его (если за таковое не считать оставленную заставу от 1-й роты), оттянув все силы к Тильзиту, видимо желая сосредоточить оставшуюся часть отряда в один кулак. Наверное, в случае опасности генерал надеялся на содействие соседних 53-й пехотной дивизии и 1-й отдельной кавалерийской бригады. Это стало роковой ошибкой, ибо по обеим сторонам реки к городу уже двигался из состава Главного резерва крепости Кенигсберг 9-я ландверная бригада под командованием генерал-лейтенанта Клаузиуса.

Вечером 11 сентября немцы появились на шоссе Тильзит – Хейдекруг. Несколько приграничных сотен продержались до вечера, а потому к полночи отошли к м. Александровское (на русской территории). Видя в какую обстановку попадает отряд, начальник 68-й дивизии (из состава которой и был выведен 270-й полк) написал в штаб армии, что не плохо было бы сосредоточить все силы дивизии для обеспечения правого фланга. Однако в ответ пришла телеграмму (за подписью генерал-квартирмейстера Баиова), что армия отходит на линию Куссен – Тракенен – Тольмингкемен, а потому Мальму предписывается оставаться в Тильзите при прежней задаче.

Нельзя сказать, что этим распоряжением отряду подписали смертный приговор. В ходе войны каждодневно многие части и подразделения попадают в тяжелую обстановку, умелое командование со стороны офицеров и героизм нижних чинов как раз и являются теми факторами, которые позволяют не только избегать катастроф, но и добиваться блестящих успехов. Фортуна на поле боя изменчива и всегда готова подчиниться более сильному, умному и ловкому. Конечно, сложно отрицать роль командования армии в произошедшей вскоре трагедии около Тильзита, однако нельзя не понимать, что оно физически не могло быть в курсе обстановки за правом фланге и не имело времени им заниматься ввиду тяжелого положения на других участках фронта. В сложившейся ситуации (типичной для военного времени, т.к. командующий действует в интересах всей армии, а не отдельных ее частей) приобретает значение личность нижестоящего командира (в нашем случае – 56-летнего генерала Вильгельма Вильгельмовича Мальма), сумеет ли он разобраться в складывающейся обстановке и принять верные решения. Поэтому и всю ответственность (как за победы, так и за поражения) необходимо возлагать на него.

Согласно имеющимся сведениям, утром 12 сентября он уже знал об обходном движении на правом берегу и отдал приказ усиленно охранять мосты. Эта задача легла на две роты (с 4-мя орудиями и 2-мя пулеметами) под командованием капитана Трещина. Ему на помощь предполагалось направить еще три роты, но вместо них прибыла только одна. Силы немцев на правой стороне Немана оценивались примерно в 3 роты пехоты с пулеметами, артиллерий и бронированными машинами.

Днем выяснилось, что Тильзит обложен с двух сторон. Узнав об этом, в два часа дня капитан Трещин запросил генерала по телефону: "Если это так, то прошу указаний оставлять ли переправы за собой, оборонять ли город. Где можно считать вероятное наступление, какие сведения от нашего полка. Куда посылать раненых»[15]. В ответ последовало, что мосты нужно обязательно держать до одиннадцати ночи до тех пор, пока не прибудут войска из Нейкирхена. Видимо, В.В. Мальм надеялся, что А.В. Волков успеет к этому времени подойти, и тогда всеми силами можно будет прорываться к Шавлям.

Стремление сосредоточить силы в одном месте на одной стороне реки отражает и отказ В.В. Мальма выдвинуть два орудия на правый берег. Несмотря на то, что в написанном позднее отчете по итогам расследования о причинах гибели отряда, это распоряжение подвергается критике, нельзя не попытаться хотя бы временно встать на позицию генерала. Перед ним в первую очередь стояла задача обороны мостов, плюс необходимо было ждать подхода Волкова, так некстати по приказу свыше отправленного к Нейкирхену. Основная же опасность виделась с правого берега. Исходя из этих соображений, кажется опасным "размазывать» артиллерию (равно как и пехоту) по обеим сторонам реки. Потому-то приказ Трещину и звучал, что при напоре надо отходить именно на левый (немецкий) берег. С другой стороны, это значило загнать весь полк в ловушку. В любом случае уже на середину дня 12 сентября отряд находился если не в тяжелом, то в неоднозначном положении, причем выполняя, в сущности, устаревший – и никому не нужный - приказ. Куда больше резона было бы отвести войска за Неман.

Вместе с тем В.В. Мальм старался избежать полного окружения. Он направил две роты с несколькими пулеметами и 4-мя орудиями под командованием подполковника Ананьина на Кенигсбергское шоссе. Однако при выходе из города они столкнулись с противником, который быстро расстрелял пулеметы и, пользуясь тем, что русские батареи не сумели занять позиций, перешел в наступление. Положение осложнялось еще и тем, что для большинства солдат (которые вовсе не являлись кадровыми военными) этот бой был первым, а потому можно представить в каком психологическом состоянии они находились. В итоге отряду Ананьина пришлось отступать через Тильзит к шоссейному мосту на Таурогенском шоссе. Вдобавок примерно в половину пятого кто-то ударил в набат и до этого мирные бюргеры стали из окон обстреливать отступающих оккупантов. В итоге город оказался в руках противника, а части отряда Мальма были разделены на две группы

Сам генерал находился у мостов. Он, наверное, потерял связь с Волковым, а видя отступающие части Ананьина, подумал, что те 2,5 батальона вообще погибли. Только этим можно объяснить приказ отступать на правый берег, а затем пробиваться к Шавлям. Слабость связи роковым образом отразилась на проведении многих крупных операций в годы Первой мировой войны, она же погубила и Мальма. Другой роковой ошибкой стала разобщенность действий: как бы ни старался генерал сосредоточить все силы вместе, в итоге у него ничего не вышло. Даже в бою около мостов.

Находясь под перекрестным огнем, отряд нес тяжелые потери, вся артиллерия была вскоре выбита. Наиболее героически вел себя артиллерийский взвод прапорщика Пономарева. После перехода на правый берег его два орудия расположились фронтом на город и до поздней ночи вели огонь, пока не расстреляли все патроны. Следует отметить геройские действия 2-й роты, которая прикрывала отход по Таурогенскому шоссе и, "находясь под перекрестным артиллерийским огнем противника в течение более двух часов сдерживала противника, пытавшегося прорваться через мосты и вынесла из боя тяжело раненого своего ротного командира Подпоручика Пиотровского»[16]. В ходе прорыва был ранен и пленен генерал В.В. Мальм[17]. Однако героизм и упорство спасли жизнь остаткам пяти рот, которые к 10-11 часам вечера вышли на Таурогенское шоссе.

В это время отряд полковника А.В. Волкова (одиннадцать рот Гатчинского полка, 4 пулемета и 3 батареи) стоял в бездействии у входа в город. Так и останется загадкой, почему понадобились целые сутки, чтобы вернуться в Тильзит, и почему полковник принял решение остановиться на ночлег, а не пробиваться на помощь к Мальму. Думал ли он, что целесообразнее это делать на следующий день, а не под вечер? Надеялся ли он на содействии других частей? Разве не слышал он шум боя, происходящего в это время около мостов? Подобные вопросы можно задавать бесконечно.

Судный час настал на следующий день, 13 сентября. Выстроившись в боевой порядок, гатчинцы приняли бой. Немцы быстро подавили артиллерию, а затем резким ударом разбили противника. Спастись удалось только 4-й роте, которая была отрезана от основных частей, сумела отойти к реке и на лодках переправиться к Шавлям. По крайней мере, таким образом докладывали выжившие солдаты и офицеры. В связи с гибелью или пленением остальных невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть эти слова: действительно ли рота была отрезана и вынуждена отойти к реке или же она бежала сама. Остается открытым вопрос, почему немцы вообще решили отделить это подразделение, равно каким образом ему посчастливилось уйти от преследования и быстро найти лодки. Учитывая малую устойчивость второочередных частей (коим и являлся Гатчинский полк), тем более в первых боях, вариант бегства кажется наиболее вероятным.

Итог плачевен. В 270-м Гатчинском полку осталось 7 обер-офицеров, 1 чиновник и 801 нижний чин. Обоз, денежный ящик и вся полковая отчетность остались в Тильзите. Из 1-го дивизиона 68-й артбригады спаслось 58 нижних чинов и 1 прапорщик, все орудия потеряны. Из 3-й и 4-й сотен 51-го Донского казачьего полка выжило 4 казака[18].

Обращает на себя внимание следующий пассаж из рапорта, написанный со слов солдат и офицеров из той "чудом (бегством?) спасшейся» роты: "Следует отметить, по единогласному показанию очевидцев, что в этом бою пруссаки в плен не брали; показывают, что после гибели всех офицеров окруженные противником остатки одной из рот и сотня хотели сдаться, но немцы расстреляли их из пулеметов. Раненных же и убитых, по показанию очевидцев, пруссаки поливали керосином и сжигали».[19] Если в годы Первой мировой такие истории получали широкое распространение, то ныне приходится во всем этом усомниться. С большой долей вероятности можно предположить, что подобными рассказами о зверствах противника выжившие старались оправдать оставление поля боя. Многочисленная литература по восточно-прусским боям не дает никакой информации об аналогичных – или хотя бы чем-то схожих – случаях сожжения раненых (или уж тем более убитых, в отличие от представителей других наций и культур с мертвыми германцы не воевали). В то время подобные мифы широко тиражировались с целью создания определенного образа врага. Причем речь идет не только о целенаправленной пропаганде, но и о стихийном самоорганизующемся процессе, когда многие "заинтересованные лица и группы» видят смысл в поддержании подобных иллюзий (или уж тем более стремятся смотреть на мир через их призму). Неудивительно, что зверства воспринимаются как само собой разумеющееся в контексте той информации, которая преобладала в 1914 году, но кажутся откровенной фантастикой относительно более-менее реального исторического массива. Приходится молчать уж и о том, как "чудом спасшиеся свидетели» в сумятице боя и отступления сумели все это узреть. И какими отважными (глупыми?) должны быть немцы, чтобы прямо на глазах противника "вершить свои черные деяния». Да и непонятно, зачем вообще жечь трупы, ведь через несколько дней всех погибших – немцев и русских – захоронили на Лесном кладбище в Тильзите.

О погребении немцев сохранились воспоминания городского советника Тильзита Э. Квентина: "На Вальдфридхоф собралась многотысячная толпа. На возвышении в середине крематория стояли 23 гроба, богато украшенные цветами. В похоронах принимали участие магистрат, депутаты, генерал-лейтенант Клаузиус вместе с многочисленными офицерами и дамы из Красного Креста. У подножия холма, напротив гробов, полукругом стояли военные, в том числе и бывшего 41-го полка, со склоненными знаменами. Церемония началась с траурной речи военного священника Коннора… После молитвы, под траурный звон колоколов, был дан салют, и процессия начала движение»[20]. Русских воинов, погибших во время освобождения Тильзита, погребли на другой стороне кладбища. Впоследствии здесь находили себе последнее пристанище русские солдаты, умиравшие в лазарете для военнопленных в Тильзите. По инициативе обербургомистра Поля, пережившего русскую оккупацию, в 1918 году на братской могиле установили стелу и мемориальные плиты.

После Второй мировой, когда эти земли отошли Советскому Союзу, захоронение, хотя и было самым первым взято под охрану в советское время, но к 1990-м находилось в запущенном состоянии. С инициативой обустройства одним из первых в 1989 г. выступил музей города. В 1990 г. в немецком Киле Евгений Нагорный внес предложение о создании воинского русско-немецкого мемориала в г. Советске[21]. В 1991 году отделение Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры г. Советска ходатайствовало в городской Совет депутатов о постановке на учет и приведении в порядок военного кладбища. Начали проводиться субботники, сборы подписей о необходимости реконструкции. Немалую помощь оказало землячество "Тильзит» из г. Киля.[22] 16 марта 1992 года глава администрации города издал постановление "О реконструкции захоронения на улице Героев». А через три месяца 13 июня 1992 года при участии митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла был совершен крестный ход и установлен православный крест.[23] Но работы по благоустройству кладбища не завершились.

С 1993 года администрация города стала принимать в них активное участие, а с немецкой стороны – "Народный Союз военных захоронений земли Рейланд Пфальц»[24]. Реконструкция проходила под руководством архитектора города Н. Рябова[25]. В Советске также действовал и международный молодежный лагерь, где летом вели различные работы по уходу за братскими могилами группы учащихся Германии и России (здесь следует отметить школу № 2 Советска, чьи воспитанники особо активно были подключены к мероприятиям по уходу за захоронением).

Пахалюк Константин