Петрик — малороссийский политический деятель конца XVII в., поднявший знамя бунта против Мазепы и центрального русского правительства.

Настоящее имя его было Петр Иванович, Петрик же было его прозвище (уменьшительное от Петр); в одной песне он называется еще Петричевским.

Довольно подробные известия о его политической деятельности мы встречаем в известной" Летописи» Величка, и они — что очень важно — вполне совпадают с документальными данными, заимствованными, Н. И. Костомаровым из Московского Архива Министерства Юстиции и Иностранных дел.

Петрик первоначально занимал должность старшего войскового канцеляриста; ему поручил гетман Мазепа отвезти царское жалованье полтавскому полк. Жученку. Он исполнил это поручение, но на обратном пути, оставив сани под скирдою сена, по льду переправился черев Днепр и удалился в Запорожскую Сечь, где был избран войсковым писарем.

В Запорожской Сечи Петрик, впрочем, пробыл недолго и отправился в 1692 году в Крым, чтобы возбудить крымских татар против России. У него был план отторжения Малороссии от России при помощи крымцев, раздраженных двумя предшествовавшими походами князя В. В. Голицына. Еще, будучи в Сечи, Петрик возбуждал кошевого подняться против России; с одной стороны он возлагал надежду на татар, с другой — на черный люд.

"Я горло свое ставлю, говорил он кошевому, — и велите мене на суставы порубаты, коды то вся Украина, начавши от Полтавы, не поклонится, тилько хоч 6 тысячей орды возьми... Я знатыму, з якого конця початы..., а гетман сей зараз в Москву утече, бо там его вся душа, а тут тильки тень его; а "голоколинки» (бедные люди) сами чортив-панив подавять, а мы вже прыйдемо на готовый лад».

В Крыму Петрик заключил от имени запорожцев договор с татарами и затем выступил с ними в поход против России, рассылая "прелестные» письма в кош.

Крымский хан поставил Петрика казацким гетманом и даровал ему знаки его нового достоинства — хоругвь, прапор, бунчук, серебряный пернач, златоглавную чугу и турецкого коня с полным прибором. Петрик сам понимал, что затевает гражданскую междоусобную брань, но надеялся усмирить ее при помощи запорожцев и мечтал о воссоединении право- и левобережной Малороссии, как это было во времена старого Хмельницкого; правобережная Малороссия должна была, по его мысли, населиться теми слобожанами (обитателями Слободской Украйны), которые некогда ее оставили. Таким образом, в своих политических комбинациях Петрик шел по стопам Дорошенка. Но если подобная политика умного и талантливого Дорошенка не привела к цели, то на что и на кого мог рассчитывать теперь Петрик? Союз с басурманским Крымом был настолько противоестественен, что претил гражданскому чувству всякого истинного украинца... Сам Петрик, очевидно, понимал это, когда говорил: "Не дай Бог воевать свою отчизну; не хороша та птица, что собственное гнездо марает, не добрый тот пан, что собственную вотчину разоряете!..» И между тем он оказывался таким именно паном; сами крымцы говорили о себе, что они привыкли не давать подарки, а брать их, как это было и при Хмельницком. Мазепа в своем универсале, обращенном к малороссийским полчанам, также указывает, какой громадный вред принесли народу восстания, поднятый Серком, Сулимой, Суховеем, Ханенком: в это время правобережная Малороссия была окончательно разорена; "где бывали, — говорить он, — городы люднии и святынями божиими вельми оздобнии, там теперь за грехи наши пустыня и жилище зверем найдутся; з чого не тилко каждий тоей отчизни зичливий сын слезы з очей своих точыть мусит, але и каждого доброго христианина неутолимая обийдет жалость».

Эти указания должны были, естественно, парализовать значение аргументов, приводимых Петриком в пользу затеянного им дела. А Петрик в своем универсале писал между прочим: "а тое ведайте, що сяя война на москаля вечалася не для чего иншого але для ваших водностей и общого, всенародного посполитого добра; кгдиж не треба вам того много писати, сами знаете, що вам деють москали и свои драпежнии паны и що ся вам чинить от арендаров, все тое добре знаете, поневаж объездили вам шии и худобы ваши все пообирали.; колы теперь даст нам Господь Бог всемогущий выбытись с под ярма московского, то як сами схочете, такий между собою порядок учините, же бысте такие важивали водности, якие у живали предкови ваши за Хмельницкого».

Любопытная отповедь на это обращение была составлена в гетманской канцелярии и отправлена к Петрику от имени полтавских обывателей; она напоминает собою знаменитый ругательный ответ запорожцев турецкому султану. Указав, что Петр як провел свое детство среди нищих и питался подаянием, составители письма ставят ему на вид его самомнение, гордыню и потом продолжают: "Як тебе, собако скаженая, не завстыдыть твоя подлость, же бы не по лицу своему дело зачинаешь и як не озмет страх и трепет, же за твои богопротивнии дела, що мятежи и кровопролитие межи народ христианский внести прагнешь (стараешься), скорая постигнет тебе помета (месть) Божия? Не разумей того, божеволний (сумасшедший) глупче, абы тебе и одна душа живая туть з межи народу тян тебе назваты хотела, чим ты себе негодныку титулуешь (т.-е. гетманом)... А що ты кламцо в скверном письме своем прекладаешь, будто нам деются якие тяжати (тягости) и неволи, то всему свету тое явно, що лжеш я брешешь... А же спомынаеш калгу салтана з ордами, будто на помочь тебе будучого, то мы тому не веримо и того не сподеваемся, аби з Крымского панства такий особа мел тобе лгареве и щенюку последовати... хиба то який цыган перед тобою, дурным блазком, солтаном назвался и прибравши тысячей килко голоты татар, выйшол в тобою беэумного твоего дела помогати, чого и малий салтан,не тилко калга, учинити не хотел бы».

Петрик, по словам Н. И. Костомарова, хотел разыгрывать из себя Богдана Хмельницкого, но "везде и во всем подражание бывает хуже оригинала, и события, искусственно повторяемый не во время, представляют собою что-то комическое». Нам кажется, что вамыслы Петрика ближе подходят к политическим целям Дорошенка, а не Хмельницкого, ибо главным пунктом его было воссоединение, под крымским протекторатом, обеих Украин, оторванных друг от друга, как известно, еще Андрусовским договором. Не будем останавливаться на подробностях военных походов(их можно прочитать у Костомарова); заметил только, что Петрик три раза (в 1692, 1693 и 1696 г.) водил татарские орды на южную Украину в всякий раз безуспешно; ни запорожцы, ни украинцы, за небольшими исключениями, не оказали ему должной поддержки; за третьим разом он погиб: его заколол копьем, по словам автора "Истории руссов», Яким Вечирка или Вечирченко, прельстившись наградой в 1.000 руб., объявленной Мазепой за голову претендента. В "Истории руссов» Вечирко называется "охочекомонным старшиною», т.-е. предводителем охотников — удальцов.

О смерти его там рассказывается так: "он действовал против татар с удивительным мужеством и всегда старался поразить Петрика» и посему-то схвачен он так, что другие войска приметить того не могли и умерщвлен татарами тиранским образом, что примечено на теле его, изуродованном на многих местах варварски. Но и Петрик тут же погиб от удара, видно, Вечоркина. Труп его найден между татарскими, пробитый насквозь копьем и повешенный на крюк при мест. Кишеньках с надписью: "бунтовщик и возмутитель народный». Впрочем, отсюда видно, что и автор "Истории руссов» не был вполне убежден, что Петрика убил Вечирко; иначе бы он выразился более определенно. Мы полагаем, что он основывался не на документальных данных, а на каком-нибудь предании или песне. Одна из таких песен дошла до нас — это песня о взятии Вечирченка Петричевским, т.-е. Петриком; здесь, впрочем, не говорится об убиении Петрика Вечирченком; наоборот, по ней оказывается только, что Вечирченко попадает в плен и у него живого вынимают сердце; вот начало её:

"Ох, и стояла сосоночка да против сонечка,

А попереду Вечирченко на вороним коню.

Ох, и лышень жеда Вечирченко да на тую

траву изъижае,

А позад его да пан Петриковский да тугии

лук натягае».

Затем следует рассказ о смерти Вечирченка, смерти, вызвавшей тоску и печаль у его жены Ульяны. Нам кажется, что в песне этой есть пропуск целого эпизода об убиении Вечирченком Петриковского; рассказ об этом должен был следовать после приведенных нами выше слов песни, а описанная далее казнь Вечирченка должна была служить актом мести за убийство Петриковского. Сомневаться в самой песне мы не можем (как это делает П. С. Ефименко), потому что она записана двумя такими этнографами, как П. А. Кулиш и А. Маркович; Н. И. Костомаров также не выражал относительно её никаких сомнений.