"Ф И Р М А П И Л А»

(Эпизод кавказской войны.)

А ну, сынки, тряхните табачком.

Потешьте трубочкою вашего капрала.

На службе пороху понюхал он немало,

немало славного оставил он в былом.

Я был, сынки, такой же молодой.

Служил на дальней стороне кавказской.

Там повстречался с пулей персиянской

и чуть не распрощался с головой.

 * * *

Наш егерьский у них по деревням

стоял тогда постоем на квартирах.

Нас угощали фруктами и сыром,

днём молоком, вином по вечерам.

В краю том горемычном ладу нет.

Грузины, они тоже християне.

Вот их и обижают басурмане,

пророк у них безбожный Мухамет.

Салтанище персицкий Баба хан

(Придумают же имячко такое.)

поклялся трёхаршинной бородою

грузин побить и взяться за армян.

А русских как капусту порубить.

так, между делом, прочим для примера.

Приела, вишь, лукавого холера,

мешаем безобразия чинить.

Да нам то эка невидаль война.

Солдат, известно, человек казённый.

Мундир суконный, в ём карман бездонный.

А жизнь… ? Она пожизненно дана.

 * * * 

Мы снялись в полночь, выславши дозор.

И по заре, лишь только ободняло,

мы были далеко за перевалом.

Пять сотен егерей и мушкетёр.

А пушек прихватили только две.

Такие неказистые пушчёнки.

Да сухарей, да водочки – казёнки

для ясности в солдатской голове.

 * * *

Навстречу валом люди и арбы.

"Откуда?»

Говорят, от Ашкерана.

До коликов боятся Бабу хана

и не хотят испытывать судьбы.

-   Постой-ка, дядя, кто такой арба?

Арба, сынок, навроде нашей фуры.

Полковничек наш бледный был и хмурый.

Карягин звали божьего раба.

На третий день в безветренную рань

взошли на кручу. Лепятся домишки.

А тишина!

Прихватывает кишки.

Стоим. Под нами речка Ашкерань.

Направо, видно, старенький погост.

Налево горка. Крепость на макушке.

Заметили.

Ударили из пушки.

А нам приказ: Прикрытие на мост.

Занять стрелками ближние дома.

Примкнуть штыки. Построиться в карею.

Обнял я, братцы, ружьецо – фузею,

ногой упёрся, сдвинешь чёрта с два.

Полковничек наш зырк туда-сюда

сквозь трубочку со стёклами вставными.

А из-за лесу толпами густыми

уж катит персиянская орда.

Гляжу, сынки, а им числа то несть.

Над головами засвистали пули.

Чтоб мы напрасной убыли минули,

полковник приказал карее сесть.

Как только они кинулись на мост,

прикрытье, изготовившись для встречи,

их угостило кашей из картечи.

И тут такое дело началось!

Такой, помилуй господи, кондей.

Почище многих нынешних баталий.

Такого повидали вы едва ли.

А коли приключится, не робей.

И помните,

за наш солдатский век

и не таких бивали супостатов.

И с "хранцами» управимся, ребята.

Их Бонапартий тожа человек.

 * * *

О чём, бишь, я?

Ах вот что. Напрямки

пушчонки наши споро подкатили,

огонь по наступающим открыли,

сналёту развернувши передки.

Карея встала. Ждём команды "Пли».

А сердце замерло и перестало биться.

Мы видим их разъяренные лица,

глаза навыкате, как новые рубли.

А назади:

"Ребятушки, не трусь.

Поближе подпусти его, поближе.

Не оброни российского престижу.

Мы здесь стоим за матушку, за Русь.

Ну, с богом. Пли!»

Как гром середь небес

ударил залп, и двинулась карея.

Другой и третий. Топаем быстрее.

Нога к ноге. Штыки наперевес.

Ровняя шаг под ротный барабан,

мы перешли на бег, и, не ломая строя,

с такою силой сшиблись с головною

толпою лиходейных  персиян.

И так вломились в ихние ряды.

Такого, братцы, задали им перцу.

Ног под собой не чуя, иноверцы

бежали от негаданной беды.

 * * *

Не тут то было.

Даром что не прост,

горазд на хитрости был нашенский полковник.

Чтоб истребить их вовсе поголовно,

орудьям приказал разрушить мост.

Они дрались с отчаянием злым.

И много полегло у них народу.

Пока в реке не отыскали броду

и шустро переправились к своим.

-   Послушай, дядя, верно ты забыл,

    у басурманов тоже были пушки?

А как же, лопотали как лягушки

да всё повыше нашей головы.

Гаврила Сидоров сосед и односум

(Преставился от ран. Почиет с миром.)

был при единороге канониром,

поганцам учинил изрядный шум.

Стрелка такого нынче поискать.

Густым огнём поддерживал карею,

кидал фугасы к ним на батарею,

до срока их заставил замолчать.

 * * *

До сумеречной выстояв поры,

мы отошли, заряды сберегая.

А за рекой от края и до края

пылали бивуачные костры.

Наутро глянул, батюшки, мой свет!

У азиятов прибыло народу.

Приободрились. Снова лезут в воду.

И на семь бед у нас один ответ.

Мы снова принимали их в штыки.

Опять мы их купали в Ашкерани.

На третий день я был досадно ранен,

и воевать мне стало не с руки.

 * * *

Четвёртый самый жаркий был денёк.

Нас персияне крепко потрепали.

И вовсе духом многие упали.

И было нам куда как невдомёк

о том, что наш разумник полковой

полку уже готовил избавленье.

На бугорке немного в отдаленьи

чернела крепостца над быстрою водой.

 * * *

Не то чтоб воевать, наоборот.

(В ней верно гарнизона не хватало.)

Они со стен постреливали вяло

и не казали носа из ворот.

Мы подбирались в полной тишине.

Охотники карабкались на кручи.

И не ушли от смерти неминучей

дозорные на каменной стене.

Не ожидая дерзости такой,

сарбазы, охранявшие ворота,

в плену у Храповицкого Дремоты

не чуяли беды над головой.

Все, кто успел, бежали от греха.

А сдавшихся мы с миром отпустили.

С тех пор мы в этой крепости гостили.

А прозвище у ней Ханабалха.

 * * *

Наутро озверели персюки.

Язви их бес до пятого колена.

бросались как безумные на стены

попеременно ихние полки.

Уж беспременно спятил Баба хан

с подельничком своим Абас Мурзою.

А мы на бастионах крепко стоя,

громили из орудий ихний стан.

 * * *

Да,…

многие судьбу свою нашли.

Подкиньте дров. Погодка сыровата.

Болит в груди у старого солдата.

Персицкая контузия болит.

Пятьсот ребят здоровых, молодых

ушли на ашкеранские мытарства.

Вернулось нас оттуда полтораста

пораненных но главное живых.

Сквозь ноченьку нишком по воровски

мы уходили, крепость покидая.

Нас пелена укрыла дождевая.

Опять остались с носом персюки.

 * * *

Дойти назад едва достало сил.

В Тифлисе нас встречали как героев.

У дома губернатора построив,

князь Цицианов нас благодарил

за то, что замечательно дрались,

за верность государю и присяге.

Сказал, что нашей дерзостной отваге

обязан избавлением Тифлис.

Карягина обнял, перекрестил.

Назвал нас "Ашкеранской Фирмапилой»,

потом к столам походным пригласил и

всем по изрядной чарке разрешил.

 * * *

Вот так, сынки, учили персиян.

Не задирайся Баба, будешь бита.

Мы и хранцузов рылом да в корыто,

и у хранцузов сыщется изъян.

Ну, будет разговоры говорить.

Тяните ложки, кашица поспела.

Назавтра обстоит большое дело.

Мы будем их по нашему учить.

 

P.S.

- Всё выше описанное происходило в начале 19 века на Кавказе и является достоверным и историчным,  включая всех выше поименованных действующих лиц.