БЫЛ СВИРЕП ТИРАН АРГОССКИЙ

ABRAXAS

Автор посвящает это стихотворение своему лучшему другу Александру Шавердяну (Остапу) - последнему кинику в истории, на чьей благословенной даче в Абрамцево - истинном "островке древней Эддады в варварском подмосковном захолустье"! - мы не раз собирались с друзьями наших детства, отрочества и юности на "космические симпосии" (а не "симпозиумы". прошу заметить - "дьявольская разница", как сказал бы "наше всё" Александр Сергеевич Пушкин!), одетые древними римлянами, греками, фракийцами (правда, с использованием "подручных средств", но все-таки!) и пили за Космос и Эрос, вопреки Хаосу и Танатосу! Да здравствует разум, да сгинет Маразм, как совершенно справедливо возглашает Лёва Соловейчик в гениальном (хотя и беспощадно-злом) кинофильме "Особенности национальной охоты"!

Был свиреп тиран аргосский,

Трепетал его народ,

Правил он сурово, жёстко.

Лишь бровями поведёт -

Все придворные дрожали,

Грозного страшась царя

И владыку ублажали,

Что, ни свет и ни заря,

Спозаранку поднимался,

Мира и войны дела

Чтоб вершить. Он занимался

Всем - так жизнь бы шла и шла,

Если бы не предсказанье,

Что Акрисий получил

От оракула. Сознанья

Не лишившись чуть, без сил,

Царь сидел весь день угрюмо

В тишине своих палат,

Мучимый одной лишь думой -

Как спастись? Смертельный хлад

Испытав, в душевных муках,

Он не мог никак понять,

Что от рук родного внука

Должен смерть свою принять.

Громко, горестно стеная,

Царь Акрисий в ту же ночь

Златокудрую Данаю,

Юную царевну-дочь,

Слугам приказал навечно

В медной башне заточить.

Грозный царь не знал, конечно,

Как с ней дальше поступить,

Ибо в башню мог пробраться

Кто-нибудь к Данае и,

К ней пробравшись, может статься,

Предаваться с ней любви

Тайно там, зачавши сына,

Что Акрисия убьёт...

Извела царя кручина -

Он не спит, не ест, не пьёт

Уж три дня, три ночи кряду,

И приходит к мысли он:

Может быть, подсыпать яду

Дочке в пищу - в вечный сон

Погрузить отроковицу,

Сохранив зато престол?

Между тем, сверкнув зарницей,

С неба дождь златой пошёл,

Проникая через крышу

Башни в дЕвицы покой.

Сквозь тяжёлый сон услышав

Шум дождя над головой,

Ничего не понимая,

Руки разбросав крестом,

В ложе вдавлена Даная,

И сдержать не может стон.

Дождь златой морским приливом

С дивным ароматом роз,

Входит в лоно торопливо,

Деву пронизав насквозь.

Пробежал озноб по телу,

Вся горит она, дрожа.

Впился дождь в аргОсской девы

Тело тысячами жал.

Ей и сладостно, и страшно...

Крик... и всхлип... Владыка, сей

Свой посев! Так в медной башне

Был зачат герой Персей.