Мой друг ВиктОр Милитарев

RLD

Кто веселый эмбрион?

Это Виктор, это он!

Кто горшки с окна швыряет /1/,

Деда /2/ крысой /3/ обзывает?

Это он, это он,

Наш веселый эмбрион!

Александр Глебов /4/, 6-й "Б".

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

С Виктором Юрьевичем Милитаревым ("Меликом", "ВиктОром", "Милитаршей", "Милитопиком", "Милишвили", "Инжиром", "Крепышом", "Карлсоном", "Эмбрионом", "Молли Белым Хвостиком", "Борзой Свиньей", "Жирным Мясом", "Солнечным Кабанчиком" - прозвищ у моего одноклассника и закадычного друга было не счесть!), ныне - лидером Социал-Демократической партии России (СДПР), "Русского общественного движения", вице-президентом Института национальной стратегии Станислава Белковского и прочая и прочая и прочая, автор этих строк познакомился 1 сентября 1963 года - в день, когда оба мы пошли во второй класс спецшколы № 13 Краснопресненского района города Москвы с расширенным преподаванием немецкого языка.

Долгое время "Милитаршу" дразнили не слишком умные одноклассники, поскольку он по малейшему поводу раздражался и приходил в состояние бешенства. Как всем известно, дети часто бывают жестокими и способными травить тех, кто каким-либо образом "выпадает из общего ряда", а, поскольку "ВиктОр", доведенный "дразнилками" до бешенства, не просто кидался с пеной у рта (в буквальном смысле слова) с кулаками на обидчиков, но при этом вдобавок громогласно и нещадно ругался матом (и это в самом нежном возрасте, начиная со 2-го класса), его травля одновременно превращалась в театральное представление с оттенком "запретного плода". Впрочем, "Крепыш" выходил из себя и вне школьных стен. Как-то мы вместе с "ВиктОром", Вовой Малюковым ("Стариком"), Андреем Крыловым ("Крылом", или "Прылом") и Сашкой Лазаревым ("Лазарем", или "Грударем"), после окончания школьных занятий ехали вниз по эскалатору станции метро "Маяковская". Что-то вещавший и при отчаянно жестикулировавший при этом (в своей обычной манере) "Инжир" несколько раз задел своим портфелем (или ранцем, точно не помню) какого-то старичка, стоявшего ступенькой ниже.

Тот несколько раз сделал "ВиктОру" замечание (надо сказать, не слишком любезным тоном), на что наш друг не обратил внимания, а потом, взбеленившись, сорвал с "Инжира" ранец (или вырвал у него из рук портфель), бросил его на ступеньки эскалатора и принялся топтать ногами. Как говорят, нашла коса на камень - сошлись два неуравновешенных на узенькой дорожке. "Крепыш" (как сейчас помню его, в коричневой кожаной куртке на меху, в такой же коричневой, крытой кожей, шапке-ушанке (он был одним из немногих наших одноклассников, завязывавших уши шапки даже при небольшом морозе - а дело было как раз зимой), с выпученными от ярости глазными яблоками за стеклами очков, изрыгая залп за залпом матерщину (чего остолбеневший старикан. однозначно, как говорит Владимир Вольфович Жириновский, не ожидал от столь юного соотечественника), ринулся на обидчика с кулаками. На платформе "Маяковской" тут же собралась толпа зевак (время было другое, не то, что сейчас, и к разного рода "риэлити-шоу" москвичи еще не привыкли). Однако район улицы Горького (ныне, как и встарь, Тверской) был режимный, нашпигованный не только милицией, но и товарищами в штатском. Из толпы тут же выскочил один такой штатский, мгновенно оторвавший "Милитаршу" от также начавшего материться старика, заломил "Молли Белому Хвостику" руку за спину и прижал его лицом к колонне станции метро, отделанной сталью и плитками уральского самоцвета родонита, или орлеца (которые некие несознательные граждане регулярно откалывали или отдирали с колонн - видимо, для подпольных ювелирных мастерских, а может, просто разбирали на сувениры). Тут же появился милиционер, и они вдвоем со штатским, подтащив "под белы руки" разъяренного "Милитаршу" к "лестнице-чудеснице", повезли его, в сопровождении злобного старика, вверх по эскалатору в размешавшуюся на входе в станцию милицейскую комнату. Движимые чувством классной (хотя и не классовой) солидарности, мы поспешили вслед за ними, спасать нашего буйного друга при помощи наших свидетельских показаний. В тот раз дело обошлось строгим внушением, безо всякого привода и без постановки "Милишвили" на учет в детскую комнату милиции...

В 6-м классе все мы начали влюбляться, а в 7-м - уже влюблялись вовсю (как правило, в своих одноклассниц; могу утверждать это от имени своих одноклассников, когда одноклассницы начали влюбляться в нас - не знаю до сих пор, хотя и считается, что девочки формируются, развиваются во всех отношениях и, так сказать, созревают, раньше мальчиков). Влюбился и мой друг Виктор Милитарев. Избранницей его сердца стала наша одноклассница Таня Морева по прозвищу "Кошка" (за "кошачий" нрав и "кошачью", вкрадчивую манеру поведения) и "Рюбэ". Последнее прозвище, полагаю, нуждается в пояснении для тех из наших уважаемых читателей, которые не обладают достаточными познаниями в языке Шиллера и Гёте. Дело в том, что в немецком языке есть слово "Моррюбэ" (сокращенно: "Мёрэ"), означающее в переводе на русский "морковь". Поэтому Таню Мореву, по созвучию ее фамилии с этим словом, прозвали сначала "Моррюбэ", а потом, для краткости, просто "Рюбэ" (хотя это слово означает уже не "морковь", а "репа"). Таня Морева была пламенной бонапартисткой (таких я в нашем многострадальном отечестве не встречал. пока не познакомился с Сергеем Данилко, а уже в зрелом возрасте - с Олегом Соколовым). Ее настольной книгой были сочинения самого Наполеона и книги о нем, в том числе "Мемориал святой Елены". Впрочем, довольно об этом...

У моего друга Виктора Милитарева, влюбленного в "Кошку", нашелся соперник - наш одноклассник Мишка Эйдинов ("Медведь" или "Эйда"), поэт-любитель, выступавший на школьных утренниках со своими стихами, сочиненными на злобу дня - например, в честь полета очередного космонавта, а два раза - в память гибели космонавтов (Гагарина и Комарова); кроме этих "парадных" стихотворений, "Эйда" сочинял и лирику - например, "Ртим-поэму" (стихотворное подражание прозаическому "Джаз-роману", сочиненному другим юным дарованием, учившимся в нашей школе, только в параллельном - "А" - классе, Лешкой Поликовским, по прозвищу "Поль", "Ляпа" или "Робби" (последний псевдоним "Поль" - ныне известный журналист и автор биографии Толстого-"Американца" - взял себе в честь главного героя "Трех товарищей" Ремарка"; мы все тогда зачитывались Ремарком, Хемингуэем, Олдингтоном, Сэдинджером, а "продвинутый" Поликовский - еще и Дос Пассосом). Страсти накалялись, и у "Мелика" с "Эйдой1" дело дошло до дуэли. Она происходила в морозный зимний день у нас на школьном дворе. Ваш покорный слуга удостоился быть секундантом "Инжира". Дрались на кулаках, до первой крови. После первого раунда, окончившегося вничью, "Милитарша" попросил меня дать ему как следует по морде, чтобы он как следует разозлился. Я долго отнекивался, но потом поддался на уговоры и, помнится, закатил "Инжиру" такую оглушительную оплеуху, что присутствовавший при дуэли наш одноклассник Сергей Маленков сочувственно охнул, а другой Витюшин секундант - наш друг Володя Малюков ("Старик") совершенно не к месту расхохотался. Вторым секундантом "Медведя" был наш общий друг и одноклассник Саша Шавердян ("Остап"). Разъяренный пощечиной Виктор ринулся в бой (храбрости ему было не занимать, о чем говорило не только его поведения в драке, но и способность несколько лет противостоять, практически в одиночку, почти всему классу, долго травившему его, и преподавательскому составу, пока он не заслужил уважение и не завоевал себе "место под солнцем"). Почувствовав, что желанная победа ускользает у него из рук, "Эйда", в нарушение дуэльного кодекса, пустил в ход не только руки, но и ноги, обутые в тяжелые зимние ботинки (родители всегда очень хорошо и добротно одевали "Медведя"; его мама была юристом - как, впрочем, и мама "Инжира", известный в Москве адвокат, а папа - кажется, директором универсального магазина). Но тут вмешались мы, секунданты. и растащили дуэлянтов, не дав "Медведю" запинать (или, иначе говоря, залягать до смерти) ногами "Крепыша" (который протер запотевшие очки и произнес сакраментальные слова: "Ну, с меня, кажется, хватит!".

Большую часть времени, проведенного нами за школьными партами (с седьмого класса - столами и стульями), Ваш покорный слуга дружил с Андреем Баталовым и Виктором Милитаревым (правда, временами больше то с одним, то с другим). У Андрея отношения с "Милитаршей" были весьма неровные. Однажды, когда у Андрея в очередной раз испортились его весьма амбивалентные, в силу целого ряда причин, и колебавшиеся от пылкой дружбы до ярой ненависти отношения с "Инжиром", Андрей - именно он, в минуту откровенности, признававшийся в желании поставить "Инжира" на колени и даже ударить его ногой в лицо! - в очередном приливе ненависти прозвал Витюшу "Борзой Свиньей"! - даже основал в нашем классе "Анти-Милитаревскую Партию", сокращенно - АМП. Эмблемой этой весьма недолговечной баталовской партии стал снабженный парой крыльев пылающий факел, с наложенными на него заглавными печатными литерами АМП. На партийную эмблему факел перекочевал с круглого картонного, крепком каркасе из медной проволоки, конического щита, который папа Андрея, известный архитектор и даже депутат Моссовета дядя Леня Баталов изготовил для сына в пору нашей игры в рыцарский Орден. Конечно, на щите Андрея (еще много лет после прекращения наших рыцарских и начала иных, в том числе, сексуальных, игрищ украшавшей стену его комнаты) буквы АМП отсутствовали (хотя зато присутствовала извивающаяся по краю щита змея в короне, кусающая свой собственный хвост, но это не имеет никакого отношения к основной канве нашего повествования.

Соперничество между "Милитаршей" и "Эйдой", принимавшее самые разнообразные и причудливые формы, продолжалось, причем не только в реальном мире, но и в мире виртуальном - ведь весь наш класс много лет играл в "планеты". Игра в "планеты" (идея которой зародилась в голове у "Инжира") заключалась в следующем. Мы поделили между собой планеты нашей солнечной системы (тем, кто раньше других поспел к раздаче планет, досталось по целой планете, и даже сверх того; тем, кто поспел к "раздаче" позже, досталось по части какой-либо планеты; на подвластных нам территориях мы могли создавать любые государства с любыми режимами, вести войны и т.д.). Главным владением "Милитарши" была планета Юпитер (Зевс), на которой он создал свою империю под названием Милисланд (в названии, понятное дело, содержался явный намек на фамилию Милитарев). "Милисланд", наподобие средневековой Священной Римской империи германской нации, представлял собой, в сущности, федерацию государств с достаточно различавшимся устройством. Главным соперником "Инжира" на Юпитере был "Эйда", создавший на этой же планете свое собственное государство под названием Антида. Если "Инжира" интересовали, прежде всего, внутри- и внешнеполитические хитросплетения, то "Эйду" - командные виды спорта (прежде всего - футбол и хоккей), а также модная тогда "бит-музыка" (со временем это название было забыто, или, точнее говоря, вытеснено названием "рок-музыка", хотя первоначально это было далеко не одно и то же). Долгое время президентом Антиды был любимый герой "Эйды" (с которым он себя, вероятно, идентифицировал) - длинноволосый субъект с сигарой в зубах по имени Битлс Роллинг (помесь Пола Маккартни с Миком Джаггером, пользовавшихся тогда среди советских школьников необычайной популярностью, хотя диски "Битлс" и "Роллинг Стоунс" были на вес золота и большинству приходилось довольствоваться их магнитофонными записями, тоже относившимися к разряду дефицитных товаров - за переписывание нередко брали деньги). Ему постоянно вредили члены могущественного и злокозненного семейства Круцких. Кроме того, немалую роль в жизни Антиды играла партия максималистов во главе с неким Стивенсоном Ивенсом. Я запомнил флаг партии максималистов: черная заглавная буква "М" в кольце, с расходящимися во все четыре стороны света черными стрелами, заключенными еще в одно черное кольцо, большее по размеру.

"Инжир" поначалу поддерживал с "Эйдой" отношения в этом виртуальном юпитерианском мире, но потом эти отношения (не без влияния гормонального фактора) настолько испортились, что "Милитарша" объявил "Медведя" побежденным, а его антидское государство аннексированным и присоединенным к Милисланду. Витюша даже сочинил по этому поводу песню (на мотив российской "Марсельезы"), которую я помню до сих пор:

Отречемся от царства Эйдина,

Отряхнем его прах с наших ног!

Нам не надо тирана (или: нахала) Эйдина,

Ненавистен эйдинский сапог!

Разгромим мы Эйдинова царство,

Разорим государство его,

И от славного царства Эйдина

Лишь останется имя его!

Нет Антиды и нету Эйдина,

И лежит его царство во тьме (или: во мгле)!

Но антидский народ благодарность

Принесет, о Юпитер, тебе!

В милитаревском Милисданде всем заправлял его любимый герой - политический авантюрист Джонатан Ренни (что на милисландском языке осзаначло "Резвый"), переименованный Викторушкой впоследствии в Императора Роллан(д)а.

Государственный флаг Милисланда первоначально представлял собой красное полотнище с тремя черными пятиконечными звездами (расположенными в форме треугольника острием вверх), а впоследствии - двухполосое черно-голубое полотнище (верхняя голубая полоса означала господствующий слой аристократии, так сказать, голубую кровь, а нижняя черная полоса - чернь, черную кость).

Еще какое-то из расположенных на Юпитере-Зевсе и вассальных по отношению к Роллану государств (не помню точно, какое именно - возможно, герцогство Лидинген, хотя я в этом не уверен на 100 процентов) имело флаг в виде зеленого полотнища с тремя аналогично расположенными пятиконечными звездами белого цвета.

"Медведь", разумеется, не признавал захвата своей Антиды Милисландом, громогласно заявляя, что это он лишил Милитарева всех его владений и стал самодержавным повелителем всего Юпитера - в-общем, они стали играть отдельно друг от друга: "Эйда" - с Сашко Вахмистровым ("Вахмой" или "Брахмапутрой"), Сашкой лазаревым ("Лазарем" или "Грударем"), Сашкой Денисовым и "мушкетерами", имевшими собственную "бегающую" или "блуждающую" (без определенной орбиты) искусственную планету Мушкетерию; "Инжир" - с Вашим покорным слугой (носившим прозвище "Вонука"), моим другом Андреем Баталовым ("Батой", "паном Батой" или "Апостолом"). Империя "Баты" располагалась на планете Сатурн (Крон) и называлась "Лученбург".

Викторушка любил, слушая друзьями дома Окуджаву (у него были не только магнитофонные записи поэта на бобинах, но даже долгоиграющая пластинка барда, изданная во Франции и привезенная кем-то из родственников "Милитарши", купившим ее в музыкальном магазине на Елисейских полях и привезшим в Москву из самого Парижа), объяснять слушателям, что поэт хотел сказать между строк, важно поднимая указательный палец при разъяснении каждого такого "скрытого послания", например: "Если все шагают в ногу, / МОСТ РАЗВА-ЛИ-ВА-ЕТ-СЯ! (содержавшийся, по убеждению "Инжира", в известной окуджавовской балладе о ведущем отряд тамбур-мажоре, явный намек на неизбежный развал Советского Союза, в котором всех заставляют "шагать в ногу"), или: "Но все, кто идут, /Те должны/ Держаться ЛЕВОЙ стороны (в не менее известной балладе о московском метро "Мне в моем метро никогда не тесно..."). Вообще-же ВиктОр в те годы больше всего, кажется, любил песню Окуджавы "Пока Земля еще вертится...и не забудь про меня!".

Как-то Викторушка, облачившись в аккуратный синий джинсовый костюмчик фирмы "Ливайс" (его родная тетя проживала в США), решил сходить на Плешку (или Плешь) - скверик с фонтанчиком, расположенный перед Большим Театром - традиционным местом встреч, где ошивались (теперь сказали бы: "тусовались") "педагоги" (гомосеки - сегодня сказали бы: "голубые"), проститутки и московские "хиппи" (или, как их шутливо называли, "гуппи"), чтобы потом выставить себя в глазах однокурсников из МЭСИ ее завсегдатаем. "Крепыш" с гордым видом сидел на спинке скамейки, гордясь своей "хиповой" внешностью, пока не попал в поле зрения "гуппи" по прозвищу Сэмми (которого сегодня назвали бы "отморозком")у которого как раз произошла резкая смена настроения. Дюжий красавчик Сэмми с вечной трещиной на нижней губе и явными признаками вызванной частым употреблением "каликов" (так в тогдашней "хиповой" среде именовалась наркота) шизофрении - он без всякой видимой причины приходил в состояние дикого бешенства - с ходу схватил за грудки интеллигента-коротышку. "Сука!" - рычал Сэмми, тряся Викторушку, словно мешок с дерьмом - "ты когда мне долг отдашь?"

"Ты чего, фрэнд!" - испуганно лепетал "Крепыш", даже не пытаясь вырваться (слишком уж разные у них с Сэмми были весовые категории).

"Какой я тебе фрэнд, урод поганый!? " - Сэмми ьыл явно не до шуток.

На шум подвалили любопытные. Их было двое - усач Серега, любитель поиграть в "железку", со сморщенным старческим лицом, и его покровитель Боксер, основатель системы собственного имени, щеголяющий в любую погоду в джинсовом костюме и свитере фарцовщик фирменными закордонными дискАми, наглый и глупый, некогда удивлявший даже "олдОвых" хипов (входивших в так называемую Старую Систему, сокращенно СС) длиною волос, но теперь остригший их и ставший лопоухим, как Гурвинек.

"Ты чего шумишь?" - спросил Боксер взбешенного Сэмми, сжимая свои пудовые кулачищи.

"Хэлло, фрэнд!" - заорал в ответ Сэмми, не выпуская из своей железной хватки Крепыша, начавшего понемногу задыхаться - "Эта сука месяц назад стрельнула у меня стольник и теперь не отдает!"

Он вынул из кармана драных джинов старую бритву. "Инжир" был в ужасе, ибо вообразил, что ему сейчас при всем честном народе перережут горло бритвой. Как он теперь жалел, что не сидит дома перед телевизором и не смотрит "Лебединое озеро"! Сэмми срезал с джинсовой куртки коротышки красный лэйбл с белой английской надписью "Ливайс" (или, по-хиповски, "Левис").

"Пусти его!" - приказал Боксер. Сэмми повиновался. "Крепыш" был явно благодарен Боксеру, но тот ни с того ни с сего звезданул его в зубы. "Инжира" сдуло со скамейки - только на секунду промелькнули в воздухе подошвы его аккуратно начищенных импортных ботиночек. Боксер заржал, как жеребец. Сэмми и Серега поддержали закадычного фрэнда.

"Ну, что, сволочь!?" - рявкнуд Сэмми, нависая над лежащим навзничь "Крепышом" - "гони манюху!"

"Какую манюху?" - завопил в испуге "Эмбрион", уже готовый расплакаться.

"Как какую? Те сто колов, которые я тебе месяц назад одолжил!"

Инжир был в полном отчаянии.

"Да не был я тут месяц назад! Я тебя совсем не знаю! Я пришел сюда сегодня в первый раз!!!"

"Гляди-гляди - он плачет!" - ржал Боксер - "дай-ка я тебе слезки утру, май бэби!"

"Инжира" слегка поколотили. Потом, пригрозив ему бритвой, сняли с него куртку и отпустили несчастного с миром. Несостоявшийся хиппи улепетывал со всех ног. С тех пор обходил Плешку за километр. Боксер передал трофейную куртку верному Сереге и, безо всякого перехода, нанес все еще ржущему Сэмми короткий удар под дых. Тот, крякнув, скложился пополам, как перочинный нож, Боксер же, выражаясь фигурально, стал выписывать ему фэйс, приговаривая:

"Ты зачем срезал лэйбл, идиотина? Зачем куртец испортил? Мудозвон паршивый!"

Впрочем, это уже совсем другая история.

ПРИМЕЧАНИЯ

/1/ Факт исторический, которому автор этих строк был свидетелем. Придя как-то раз в неистовство из-за того, что наша преподавательница истории Раиса Михайловна незаслуженно занизила ему оценку, мой друг Виктор Милитарев в гневе схватил с подоконника горшок с цветами и выкинул его в приоткрытое, по случаю теплой весенней погоды, окно нашего класса (дело происходило на четвертом этаже - увы! - давно снесенного здания нашей спецшколы №13).

/2/ Или: Напа, точно не помню. Дело в том, что Виктор, бывало, дрался по разным причинам со своим дедушкой Эммануилом Ильичом, приходившим иногда забирать его из школы, при этом обе стороны не стеснялись в выражениях. Что же касается прозвища "Нап" (сокращенно: "Напильник"), то это прозвище носил наш завуч Игорь Николаевич, одновременно преподававший нам и "труд". Первоначально его, в связи с последним обстоятельством, прозвали "Напильник", но впоследствии, удобства ради, звали его просто "Нап" или "ИгНикНап". С ним Витюша также дрался, и не раз, причем не только на уроках труда (когда он скандалил с другими учителями - а в нашей школе они были в большинстве своем женского пола - "Напильника" вызывали в качестве "спецназа" или "Омона", хотя этих сокращений в тогдашнем советском школьном лексиконе еще не существовало).

/3/ Или: сукой, точно не помню.

/4/ Возможно, эту сатиру сочинил не наш одноклассник Сашка Глебов ("Заноза"), а также учившийся в нашем классе Мишка Эйдинов ("Медведь"), точно не помню, зато помню, что именно "Заноза" ее во всеуслышание зачитывал ликующему классу и негодующему Виктору Милитареву с вырванного из тетрадки листка - дело, как обычно в подобных случаях, закончилось потасовской, вмешательством педагогического состава и выдворением неистовствующего Виктора за двери класса, хотя он и кричал. что это незаконно.