Фомин, Иван, переводчик посольского приказа, владевший несколькими языками, начал свою деятельность в правление царя Василия Шуйского, когда ему вместе с Михаилом Юрьевым поручено было перевести с иностранных языков уставы ратных дел для ознакомления русских людей с новыми военными хитростями на западе. Вскоре затем, в 1614 г., после воцарения Михаила Феодоровича, Фомин был наскоро послан к императору Матвею (Матьяшу), чтобы уладить дело о неудачном посольстве Ушакова и Заборовского, привезших императорскую грамоту "без государева, имени». Когда Фомин приехал в Вену, ему предложили явиться предварительно к доверенному кардиналу дня изложения дела, по которому он прислан. Но Фомин к кардиналу не поехал, заявив, что он послан "от царского величества к цесарскому величеству, а не к попу», и добился аудиенции непосредственно у императора.

Здесь подал он царскую грамоту, в которой говорилось, что посланники Ушаков и Заборовский привезли "лист с ответом посланникам, — неведомо чьим неведому кому именем»... "и мы, великий государь (продолжала грамота), тому удивляемся, каким это образом у вас, брата нашего, делается не по прежнему обычаю. Прежде, кроме братства и любительной ссылки, недружбы никакой не бывало, государь государю честь по достоинству воздавали, и один другого выславляли, и меж себя дружбы и любви на обе стороны искали... Мы на посланников наших за то, что они нашей царской чести не остерегали, опалу свою положили и велели им казнь учинить».

Когда Фомин правил затем поклон от своего государя императору, то последний, сидя на месте, "тронул у себя на голове шляпы немного и против царского именованья не встал».

Гонец усмотрел в этом признак "нелюбья» и сказал об этом канцлеру, который ответил, что цесарь не помнит, когда-бы прежде цесари Римские против именованья царей Российских вставали. Тогда Фомин, в свою очередь, ратуя за честь Московского царя, уходя от императора, поклонился "по-среднему, не низко».

Цесарь обиделся таким поведением Феофана, прислал к нему с выговором думных секретарей и велел приставить стражу к его двору. Приставь Яков Баур угрозами и увещаниями старался смирить непокорного гонца, но последний твердо стоял на своем, что ему "перед цесарем до земли не кланяться, да и во всей вселенной не ведется, чтобы посланники и гонцы до земли кланялись, — подобает это делать поданным».

Наконец стражу сняли. "Твердость гонца, говорит Соловьев, произвела свое действие: по поведению Ушакова и Заборовского судили о слабости государя, их приславшего; по ответам Фомина начали судить иначе, и, по австрийской привычке, задали вопрос гонцу: "Не изволит-ли царское величество у цесаря жениться?» Фомин отвечал, что царская мысль в Божьей руке, кроме Бога, кому то знать».

Боле полутора года в общей сложности прожил Фомин в Вене; его не отпускали, очевидно, дожидаясь новых вестей о положении дел в Московском государстве. Наконец ему вручили ответную грамоту, но не с полным титулом государя, и Фомин, верный своим принципам, отказался ее принять. Неизвестно, чем кончилось бы это посольство, если-бы на смену Феофана в июне 1616 г. царь Михаил Феодорович не прислал из Москвы нового посла Лукьяна Мясного.

Фомин вернулся в Москву.

О деятельности его в ближайшее затем время сведений не сохранилось. Только 24 года спустя, в 1640 г. мы встречаем его опять в качестве царского гонца в Дании, куда он был послан с жалобою на герцога Голштинского, не исполнявшего условий договора относительно персидской торговли. Одновременно с тем Феофану было поручено "проведать допряма» про Датского королевича Волмера (Вальдемара), которого прочили в женихи для старшей дочери царя, Ирины Михайловны, и "промышлять» о том, чтобы королевича видеть самому и "персону его написать подлинно на лист или на доску, без приписи, прямо, подкупя писца (т. е. живописца), хотя бы для этого в Датской земле и помешкать неделю или две, прикинув на себя болезнь»... Вернувшись из Дании, Фомин представил требовавшиеся сведения и портреты короля и королевичей, которые удалось ему получить не без труда, так как при датском дворе хотели знать, для чего понадобились портреты. Фомин и здесь, как в Вене, на все расспросы отвечал, что "государевы мысли в Божиих руках».

В начале 50-х годов известно, что Фомин сидел в посольском приказе, где одно время занимался английскими переводами вместе с иноземцем Кальдерманом. В 1653 и 1657 гг. он два раза ездил в Малороссию к Богдану Хмельницкому и писарю Ивану Выговскому, которым отвозил царскую грамоту и дары и которых увещевал, от имени государя, верно служить Москве.

Наконец последнее сведение о Фомине мы находим в записях тайного приказа, где значится, что в 1659 г. он вместе с В. Лихачевым ездил "в посланниках к князю Флоренскому», но по какому делу, — неизвестно.