Шумский, Михаил Андреевич, поручик, флигель-адъютант императора Александра I, мнимый сын Аракчеева и Настасьи Минкиной, родился в 1803 г.

Трудно определить с достоверностью, кто такое был Шумский.

Всесильная фаворитка, желая закрепить за собой привязанность Аракчеева и не имея детей, подговорила одну солдатку, по фамилии Лукьянову, отдать ей после рождения ребенка, сама же стала симулировать беременность.

Расчеты Настасьи оправдались как нельзя лучше. Аракчеев был в восторге в ожидании потомства. Разрешившись от мнимой беременности, Минкина взяла к себе кормилицей Лукьянову и приказала похоронить пустой гробик, в котором якобы находилось тело новорожденного Михаила Лукьянова.

Таким образом, явился на свет сын Аракчеева.

Алексей Андреевич долгое время считал Шумского своим сыном, но кто-то из дворовых людей, обозленный на фаворитку, открыл графу всю правду, и Настасья действительно во всем призналась.

Между тем Аракчеев привязался к мальчику и продолжал воспитывать его как сына. Ребенок рос баловнем. Аракчеев окружил его необыкновенной заботливостью и решился дать ему отличное образование.

После элементарного обучения в пансионах пастора Коленса и потом Греча он решил определить его в Пажеский корпус, но для этого надо было приобрести дворянство, что при тех известных исключительных обстоятельствах, при каких произошло рождение Шумского, представляло большие затруднения.

Чтобы покончить с этим вопросом, Аракчеев командировал своего приятеля, генерала Бухмейера, в Витебск, чтобы добыть нужные ему бумаги. Бухмейеру удалось достать необходимое у одного бедного шляхтича Шумского, содержавшего в Витебске гостиницу, который за 500 р. продал бумаги своего покойного сына Михаила.

Однако Аракчеев сделал крупную ошибку, отдав сына в Пажеский корпус и приблизив его к детям тех, кто ненавидел Алексея Андреевича всеми силами души. Они сбили с толку слабовольного и ничтожного аракчеевского воспитанника, обидным презрением они отравили Шумского его существование в корпусе и восстановили его против его благодетеля.

Весной 1821 г. Шумский был выпущен из корпуса прапорщиком в Гвардейскую конную артиллерию и оставлен при графе Аракчееве для употребления на службу по его усмотрению.

Перед Шумскии открывалось блестящее будущее. Аракчеев не жалел для него ничего и много хлопот употребил на то, чтобы вывести его на хорошую дорогу. Но старания его были тщетны.

Несмотря на все его попечение и издержки, из Шумского не вышло ничего хорошего, что главным образом объясняется отсутствием хорошего воспитания. Сам Аракчеев был мало компетентен в этом вопросе, а у Настасьи Федоровны, своей мнимой матери, мальчик научился только притворству, лжи и обману.

Шумский рано успел пристраститься к вину, которое сгубило открывшуюся перед ним блестящую карьеру.

В 1824 г. он был назначен флигель-адъютантом к государю, но за пьянство должен был уступить другому это звание и возвратился к своему благодетелю.

Последний оставил его при себе в качестве адъютанта, причислив его к своему гренадерскому полку.

Нсколько позже граф отправил своего питомца под надзором дядьки за границу, рассчитывая, что, может быть, это средство принесет ему какую-нибудь пользу. Но заграничная поездка не принесла благодетельных последствий. Одна публичная циническая выходка Шумского окончательно сгубила его.

Аракчеев совсем отрекся от своего питомца и дал слово не принимать в нем больше никакого участия. Необходимо заметить, что Аракчеев вменял Шумскому в вину не его грубое обращение с названным отцом, не все те неприятности, которые он терпел от него, но его общественную жизнь, полную безобразий и скандалов.

Шумского сослали на Кавказ. Здесь он был во многих походах и делах против горцев и персиян, и за храбрость и усердие удостаивался получать награды и выражение Высочайшего благоволения.

В начале 1827 г. под командою генерал-адъютанта Бенкендорфа он был в следовании авангардных войск. Однако боевая жизнь не исправила его, и в 1830 г. Шумский за нетрезвость был уволен в отставку.

С помощью добрых людей он добрался до Грузина, но Аракчеев не захотел его видеть, а только одел и пристроил его в Новогородскую казенную палату.

Оскорбление вице-губернатора заставило Шумского уйти из палаты и вернуться в Грузино.

Аракчеев не принял его и лишь спустя некоторое время, благодаря ходатайству за него генерала Бухмейера, снабдил Шумского ежемесячным содержанием в 100 р. и для исправления отослал его в Юрьевский монастырь к известному архимандриту Фотию.

В монастыре Шумский покушался утопиться, чем перепугал всю обитель. Настоятель уволил его из монастыря и по Высочайшему повелению он был переведен в Соловки, но сослан был в монастырь не как арестант, а жил свободно, ему было только запрещено выезжать оттуда.

По рассказам монахов, которые помнили Шумского, он был человек далеко не глупый, очень добрый, но в высшей степени бесхарактерный, непостоянный и безалаберный.

Один день он щедрою рукою дает всякому, кто у него попросить, а на другой день берет взаймы без отдачи; сегодня вольнодумствует, кощунствует, завтра напускает на себя аскетизм, ходить к полунощницам, читает и поет на клиросе, гнет поклоны и проч. То представляет из себя образ кротости, то насмехается над монахами и дебоширничает.

Впрочем дебоширничал он только в пьяном виде и его насмешки и обиды не носили характера злости, это скорее были шутки, веселящие и его самого, и окружающих людей.

Среди окружающего грубого невежественного общества ему было, конечно, невыносимо скучно и единственный в то время развитой человек, иеромонах Николай (автор Соловецкого патерика и акафиста преп. Савватию и Зосиме), был частым его собеседником.

Отсутствие постороннего мирского влияния и частые беседы с отцом Николаем скоро увлекли пылкого Шумского в сторону монашества.

Через полгода по прибытии в монастырь он подал архимандриту монастыря просьбу о своем желании поступить в число послушников Соловецкого монастыря. Просьба его была уважена, но не прошло и двух лет, как горячий ум Шумского разочаровался в монашеской жизни, и он стал просить государя освободить его от этого неудобоносимого бремени и назначить ему, хотя небольшую пенсию.

Государь ассигновал ему 1.200 р. в год.

Деньги эти только послужили ему во вред, так как постоянное пьянство настолько ослабило его нравственность, что он совершенно не мог владеть своими поступками, отчего происходила масса неприятностей.

В 1841 г. Шумский задумал, подобно древним отшельникам, удалиться для безмолвия и благомыслия в лес Анзерского острова, вдаль от живых людей. Он подал просьбу настоятелю, что жертвует 600 р. на постройку часовни и кельи, где бы он мог в тишине, вдали от людского соблазна, упорядочить свою жизнь. Настоятель разрешил ему это.

Выстроили келью, куда и отправился Шумский захватив с собою изрядный запас "пьянственного пития», который он истреблял вместе с скитскими старцами, стекавшимися к нему для благочестивых бесед.

Так как келья Шумского находилась в 25-вер. от монастыря, куда в зимнее время иногда проникнуть было нельзя, по случаю морского прилива, отделяющего Соловецкий остров от Анзерского, то монастырское начальство долгое время не знало, какие подвиги проделывает новый пустынник. Но однажды весть о его поступках дошла до монастыря, и его попросили снова вернуться обратно.

Беспорядочная жизнь и пьянство Шумского под старость стали сказываться настолько серьезно, что он побоялся жить в суровом климате Соловок без всякой врачебной помощи и начал хлопотать о переводе на родину, в Новгородскую губернию, в Филиппо-Ирбскую пустынь.

Хлопоты его увенчалась успехом и с открытием навигации Шумский отправился в путь. Но Бог не судил ему доехать до родины.

Добравшись до Архангельска, он заболел настолько серьезно, что принужден был лечь в местную больницу общественного призрения, где и скончался 17 июня 1851 г.