Луцкий Александр Николаевич (около 1804 — 24.2.1882).

Унтер-офицер Лейб-Гвардии Московского полка.

Из обер-офицерских детей.

Отец — чиновник 7 класса в г. Боровичи Новгородской губернии, (дворянство приобрел службой, крестьян не имел).

По формулярному списку в службу вступил в Лейб-Гвардии Московский полк — 1820, унтер-офицер — 1821 (по собственным показаниям: воспитывался в Пажеском корпусе, откуда в 1824 вступил в Лейб-Гвардии Московский полк подпрапорщиком). Был близок с А. А. Бестужевым (см.) и Д.А. Щепиным-Ростовским (см.).

Активный участник восстания на Сенатской площади.

Членом тайных обществ декабристов, по всей вероятности, не был.

Арестован в ночь на 15.12.1825 и содержался в Петропавловской крепости.

Военный судом при Лейб-Гвардии Московском полку приговорен (22.1.1827) к повешению; по мнению Аудиториатского департамента, подлежал лишению чинов, наказанию 20 ударами кнутом и ссылке в Сибирь, по высочайшей конфирмации (6.5.1827) приговорен к лишению чинов и ссылке в Сибирь на каторгу.

Отправлен в Сибирь по этапу пешком — 23.6.1827, прибыл в Тобольск в 1828, задерживаясь «за тяжкой болезнью» по нескольку месяцев в Москве, Казани и Перми, назначен в каторжную работу в Иркутскую губернии. По дороге туда обменялся статейными списками с сосланным в Сибирь на поселение Агафоном Непомнящим (уплатил ему за это 60 руб.), и под его именем записан в подушный оклад в д. Большекумчужскую (Большекемчугскую) Енисейской губернии.

Подлог был открыт и по Высочайшему Повелению (15.11.1829) Луцкий предан суду, наказан 100 ударами лозой (23.2.1830) и отправлен в каторжную работу на Новозерентуйский рудник, через 3 месяца совершил оттуда побег и скитался по Сибири, арестован — 17.2.1831, по решению Нерчинской горной экспедиции приговорен к наказанию 16 ударами плетьми, содержанию в тюрьме и употреблению в работы прикованным к тачке, приговор утвержден — 11.6.1831.

Освобожден от каторжной работы и обращен на поселение — май 1850.

После амнистии 26.8.1856 по особому ходатайству (о Луцком вначале забыли) Высочайше Повелено восстановить в правах — 29.11.1857.

Жил в Нерчинском заводе, где † и похоронен.

Жена (с 1838) — Мария Портнова, дочь цирюльника; у них было 8 детей.

Всеподданнейший доклад Аудиториатского департамента от 29-го апреля 1827 г., № 1034.

Слушали доставленное от командующего гвардейским корпусом его императорского высочества великого князя Михаила Павловича военно-судное дело, произведенное лейб- гвардии при Московском полку, над выключенными из оного полка унтер-офицером Александром Луцким и рядовым Николаем Поветкиным, которые преданы военному суду по высочайшему повелению, объявленному г[осподином] генерал-адъютантом Шеншиным 1-м 28-го ноября 1826 года командиру лейб-гвардии Московского полка генерал-майору Крафстрему, за то, что во время происшествия 14-го декабря 1825 года, как видно из доставленного г [осподином] дежурным генералом Главного штаба его императорского величества списка, из них Луцкий сильно действовал, кричал: «Коли изменников» и понуждал солдат выходить за ворота; а Поветкин побуждал рядовых к неповиновению в принятии присяги.

По предмету сему подсудимые ответствовали:

Унтер-офицер Луцкий: Первоначально при следствии по поимке его того 14-го декабря, что он не присягал, а быв того числа выведен с баталионом, отправился на Исакиевскую площадь; что кроме бывших офицеров лейб-гвардии в Московском полку Щепина и Бестужева находились многие посторонние, из коих заметил он бывшего адъютанта Бестужева и высокого роста с надвязанною головою, который, всех поощряя и говоря, чтоб не сдавались, имел в руках пистолет [Якубович.— С. А/.] ; что поутру того 14-го декабря бывший адъютант Бестужев ходил поротно уговаривать, чтобы скорее умереть, чем повиноваться, а Щепин ему в сем случае помогал; что во время состояния в колонне было много во фраках, вооруженных кинжалами и пистолетами, между коими находился один высокого росту, не молодых лет, в крестах, с плюмажем на шляпе [Горский — С. А/.]. А потом в военном суде, что в день происшествия 14 декабря 1825 года, не хотел он, Луцкий, принимать его императорскому величеству присяги потому, что ходившие по ротам Щепин-Ростовский и бывший адъютант Бестужев, приехавший якобы из Варшавы, уверяли, что делается измена и хотят насильно заставить присягать; что самое подтверждал и пришедший вместе с ними командовавший ротою поручик Броке. По сему уверению их, что делается обман, нижние чины, выбежав из рот на большой двор, кричали: «Ура!». Он, Луцкий, в сие время оставался еще в казарме искать своего ружья и к ним присоединился тогда, когда генерал-майор барон Фридерикс был Щепиным-Ростовским ранен саблею и лежал на земле; видя сие, он, Луцкий, и оставаясь более уверенным в справедливости слышанных слов обмана, действительно почитал изменниками как сего генерала, так равно и всех офицеров, удерживавших тогда смятение, и, будучи в азарте, никому не повиновался; но людей ничем не возбуждал, а выбежав вместе с ними на улицу, следовал со Щепиным-Ростовским на Петровскую площадь и по дороге кричал: «что у нас государь Константин!» По приходе на Петровскую площадь, он, Луцкий, был из колонны мятежников отряжен Александром Бестужевым для содержания цепи с строгим от него, Щепина-Ростовского, приказанием, чтобы не впускать никого, а противу упорствующих стрелять, что в самом деле было исполняемо, но не самим им, Луцким, потому что ружье его было с деревянным кремнем, а содержавшими цепь нижними чинами; собственно зависящие от него, Луцкого, действия были те, что исполнял он приказание упомянутых лиц, а когда подошел к нему генерал граф Милорадович и сказал: «Что ты, мальчишка, делаешь», то он, Луцкий, назвав графа Милорадовича изменником, спросил его: «Куда девали шефа нашего полка?»; после сего противу подъехавшего жандармского солдата для разогнания народа действовал он ружьем, ранив лошадь его штыком, и кричал при том: «Измена!». Сими словами возбуждал народ и солдат. По приходе войск на площадь он, Луцкий, увидя подъехавшим его императорское высочество великого князя Михаила Павловича к каре мятежников, хотя признавал себя обманутым, но не желал пристать к справедливой стороне войск, полагая, что он не будет узнан в числе прочих; при первом пушечном выстреле, когда мятежники обратились в бегство, зашел он, Луцкий, в дом Лаваля, спрятался в чулане, а по выходе из оного, в 11-м часу ночи, на улице взят патрулем и отведен на Главную гауптвахту, а из оной в Петропавловскую крепость.

Рядовой Поветкин, что 14-го декабря 1825 года на верность службы не хотел принимать он присяги по уверению бывших ротного командира его Щепина-Ростовского, штабс-капитана Бестужева и брата его Александра Бестужева, что делается измена и хотят заставить насильно присягать; что после сего уверения, когда ушли они с толпою людей на Петровскую площадь, он, Поветкин, остался на полковом дворе в отдельной кучке с нижними чинами и подходившему к ним баталионному командиру полковнику Неелову, с приказанием примкнуть к выстроившимся ротам для принятия присяги, не поверил, почитая все это за обман, а потому и не хотел слушать объявляемого им манифеста о восшествии на престол его императорского величества; что по прибытии на полковой двор генерала Воинова он сперва поздоровался с нижними чинами выстроившихся рот, а потом, подъехав к отдельной кучке людей, скомандовал на плечо; однако некоторые сие исполнили, а другие держали ружья у ног, и когда генерал Воинов приказывал примкнуть им к тем ротам для присяги, то он, Поветкин, будучи впереди всех и держа ружье у ноги, первый отвечал ему: «что мы уже присягали, что более принимать оной не хочем потому, что, присягая ежедневно, должны будем присягать и всякому приезжему принцу». За каковой ответ генерал Воинов ударил его, Поветкина, саблею по шее; некоторые нижние чины, около его, Поветкина, стоявшие, взяв ружье на руки, подвинулись вперед с криком «Ура!», после чего генерал Воинов, не говоря ни слова, отъехал прочь. Спустя малое время, генерал-лейтенант Бистром также уговаривал их быть послушными и пристроиться к ротам, что и было исполнено за исключением некоторых, не хотевших сему повиноваться, в том числе и его, Поветкина, а разойдясь поодиночке в казарму, даже и в то время, когда его высочество великий князь Михаил Павлович приводил к присяге на полковом дворе оставшихся людей, он, Поветкин, не присоединился, но тогда уже вышел на двор, когда его высочеством роты уведены были на Петровскую площадь, и, не желая догонять оных, опять остался в казарме; к присяге был он, Поветкин, приведен в полковой церкви вместе с возвратившимися из мятежной толпы с Петровской площади нижними чинами, с которыми потом был он отведен и на означенную площадь.

С.-Петербургского жандармского дивизиона рядовой Артемий Коновалов показал, что 14-го декабря 1825 года, во время замешательства, находился он по наряду на дистанции близ поставленного монумента императору Петру I и в то время, как отгонял он чернь, прибежали к нему, Коновалову, лейб-гвардии Московского полка несколько человек, которые сначала оборвали у него палаш, а потом один из них проколол штыком бывшую под ним, Коноваловым, лошадь в трех местах и ударил его несколько раз прикладом по спине и три раза в грудь, отчего он, Коновалов, сделавшись без чувств, упал с лошади. Сие показание Коновалова касательно причинения лошади его трех ран и самому ему, Коновалову, побоев подтвердил и командир жандармского дивизиона подполковник фон-дер-Пален 2-й.

После чего подсудимый Луцкий был вновь спрошен и, утверждая прежнее показание свое, объяснил, что он на лошади жандармского солдата сделал в одном только месте рану, но самого его прикладом не бил, что с ним, Луцким, из нижних чинов никто не действовал, что сей самый жандарм в ту ж минуту уехал прочь; и что по возвращении его, Луцкого, после снятия цепи в каре, видел он другого жандарма, стоявшего возле своей лошади и раненного в ногу, из которой текла кровь; но сей жандарм был не тот, противу которого он, Луцкий, действовал; кем же стоявший в каре жандарм был взят и куда оный потом девался, не знает.

Командир лейб-гвардии Московского полка генерал-майор Крафстрем на требование военного суда уведомил, что поручик Броке по высочайшему приказу, отданному в 28 день мая 1826 года, переведен в Мингрельский пехотный полк тем же чином; что подсудимые Луцкий и Поветкин по полковому штрафному журналу штрафованными не значатся, но по справке оказалось, что из них первый был поведения неблагонадежного, а о поведении Поветкина справки учинить невозможно, по причине нахождения в Грузии 6-й фузилерной роты, в которой он состоял; нижних чинов, участвовавших с ними в сказанном происшествии на полковом дворе в отдельной кучке и на Петровской площади, никого налицо не состоит, а все таковые были вместе с ними выключены 24 того ж декабря, по предписанию командовавшего 1-ю гвардейскою пехотною бригадою генерал-адъютанта Исленьева; но куда именно, полку неизвестно; другие же находятся в сводном полку.

По формулярным спискам: унтер-офицер Александр Луцкий, 22 лет, из обер-офи- церских детей, в службе с 1820-го, унтер-офицером с 1821 года, в штрафах и под судом не бывал, до происшествия 14 декабря 1825 года к повышению, по невыслуге лет, не аттестовался.

Рядовой Поветкин, 30 лет, Нижегородской губернии, Семеновского уезда из экономических крестьян, в службе с 1815 года, напред сего в штрафах не бывал.

По учиненной лейб-гвардии Московским полком в штабе всей пехоты Гвардейского корпуса справке оказалось, что отец подсудимого Луцкого, как видно из полковых дел, чиновник 10-го класса; где же продолжал он службу или ныне продолжает, неизвестно.

Сентенция:

Военный суд по сентенции, учиненной 22 января сего года, приговорил: за возмутительные и ко вреду клонившиеся поступки в словах и на самом деле, из подсудимых — Луцкого, лишив унтер-офицерского звания и преимущества обер-офицерского сына, по силе воинского 137 артикула, повесить, — а рядового Поветкина, по воинскому 24 артикулу, казнить смертию, противузаконный же поступок поручика Броке, переведенного в Мингрельский пехотный полк тем же чином, предает на усмотрение высшей власти.

Мнения:

Мнениями полагают:

Командиры: лейб-гвардии Московского полка генерал-майор Крафстрем, бригадный генерал-адъютант Шеншин и командующий всею пехотою Гвардейского корпуса генерал- адъютант Бистром 1-й: оных Луцкого и Поветкина лишить военного звания и, наказав кнутом, сослать в вечную каторжную работу в Нерчинские рудники; а поступок поручика Броке предают на усмотрение высшего начальства.

Командующий Гвардейским корпусом его императорское высочество великий князь Михаил Павлович находит сих подсудимых, на основании законов, подлежащими смертной казни; но, применяясь к высокомонаршему милосердию, подобным преступникам оказанному, и приемля во внимание, что таковое преступное действие учинено ими по внушению неблагонамеренных людей, коими они напред были вовлечены в сие пагубное заблуждение, его высочество полагает: их, Луцкого и Поветкина, выключив из воинского звания и первого из них лишив права, обер-офицерскому сыну присвоенного, наказать кнутом, дав каждому по двадцати ударов, и потом сослать в каторжную работу вечно.

Его высочество изволил доставить дело сие к г [осподину] управляющему Главным штабом его императорского величества для всеподданнейшего представления государю императору.

Заключение

Аудиториатский департамент, согласно с мнением его императорского высочества командующего Гвардейским корпусом, полагает: подсудимых Луцкого и Поветкина за вышеозначенные возмутительные и дерзкие их против начальства поступки, лишив Луцкого унтер-офицерского чина и обоих выключив из воинского звания, наказать кнутом, дав каждому по двадцати ударов, и потом сослать в Сибирь в каторжную работу; но, не приводя сего в исполнение, представляет на рассмотрение высшего начальства.

[На подлинном рукою товарища г[осподина] управляющего Главным штабом его величества написано:

«Высочайше утверждается, но с тем, чтобы кнутом не наказывать.

1-го мая 1827 г.».

Для исполнения над ними приговора, Луцкий и Поветкин были доставлены из крепости к С.-Петербургскому коменданту 8-го июня 1827 г., из Ордонансгауза препровождены в Губернское Правление 13-го, а из сего последнего к месту назначения отосланы 23-го того же июня.

1829 г., июня 11-го дня, Ачинский земский исправник Готчин, найдя чрез полицейские проиоки во вверенном ему округе нижезначущегося ссыльного Александра Луцкого, принадлежащего к числу государственных преступников и принявшего на себя ложно имя Агафона Непомнящего, спрашивал на законном порядке, в дополнение словесного его сознания, о настоящем имени и содеянном преступлении, которой и показал, с объявлением указа о показании истины, состоявшегося 1763 г. февраля 10-го дня: Зовут его подлинно не Агафон Непомнящий, — сие имя принял на себя ложно (о чем ниже будет объяснено), — а Александр Николаев сын Луцкой, от роду имеет 22 года, грамоте на российском языке и на французском обучен читать и писать, напредь сего был Новгородской губернии, Боровицкого уезда из дворян (сын 7-го класса); воспитывался в Санкт-Петербурге в Пажеском Кадетском Корпусе, откуда в 1824 году поступил в военную службу лейб-гвардии в Московской полк, в коем находился в чине подпрапорщиком по 14-е декабря 1825 г., а в сие число, будучи вовлечен, с прочими сего полка офицерами и нижними чинами участвовал в военном мятеже, был на площади и действовал против власти правительства, командуя отрядом, и когда мятеж был прекращен, тогда он скрывался некоторое время в доме графини Лавальши, в коем и взят в ночи на 15-е число того же месяца, за что был осужден Верховным Уголовным Судом и приговорен к ссылке в Сибирь в каторжную работу на 12 лет, а потом на поселение, куда и был отправлен в 1827 году из С.-Петербурга при колодничьей партии; во время следования, за тяжкою болезнью, был останавливай в Москве 3 месяца, в Казани 2 месяца, в Перми 5 месяцев; достигнув до Тобольска, был Приказом о ссыльных назначен на работу в Иркутскую губернию, куда следовал до Томской округи настоящим своим именем; не доходя же несколько станций до сего города, решился сделать новое преступление, боясь каторжной работы, которую считал тягостною и по молодости лет совершенно гибельною и даже убийственною, тем более, что при слабой комплекции был одержим частовременно болезнями, от которых уже и следовать далее не мог, подговорил идущего с ним в одной партии сходствующего приметами совершенно как в росте, так и цвете волос, Агафона Непомнящего, который показывался Киевской губернии из государственных крестьян и следовал на поселение в Енисейскую губернию, взять на себя имя Александра Луцкого, а он, Луцкий, принял его имя, то есть Агафона Непомнящего, дав ему за то деньгами 60 руб.; по сему тот Агафон Непомнящий и отослан в работу в Иркутск из Томска в прошлом 1828 г. в 23-й партии, а он вместо его поступил в подушный оклад Чернореченской волости в деревню Большекумчужскую, где и проживал поныне, но неизвестно каким образом Ачинским земским исправником был узнан ^[1], призван к допросу, при коем сам и учинил добровольное сознание с совершенным и искренним раскаянием как в сем содеянном преступлении в рассуждении перемены имени, так и в прежних поступках, за кои сослан в Сибирь. В сем удостоверяю по искренней совести и подписуюсь.

По докладе обстоятельств настоящего дела 15-го ноября 1829 г. высочайше повелено: отправить Луцкого, куда был сослан в каторжную работу, наказав его по существующему положению за вновь учиненное преступление. Согласно этому Луцкий, по приговору суда, был наказан ста ударами лоз, отправлен в Нерчинские рудники 23-го генваря

1829 г. и определен в каторжную работу в Ново-Зерентуевский рудник, оттуда вскоре бежал, хотел пробраться в Минусинский округ под видом нищего, и был арестован на границе округа тем же Ачинским исправником Готчиным 17-го февраля 1831 г. Доставленный 7-го марта в Иркутск к генерал-губернатору Восточной Сибири, Луцкий, по распоряжению этого последнего, был отправлен скованным к начальнику Нерчинских горных заводов для суждения его по законам и, по решению Нерчинской Горной Экспедиции, приговорен к наказанию плетьми 16 ударами, содержанию в тюрьме и употреблению в работы прикованным к тележке (приговор утвержден 11-го июня 1830 г.).

По отбытии определенного срока, Луцкий в мае 1850 г. был освобожден от каторжной работы и обращен на поселение при Нерчинских горных заводах. 29-го ноября 1857 г. последовало высочайшее повеление распространить на Луцкого амнистию, 26-го августа 1856 г. дарованную декабристам, с восстановлением прежних прав по происхождению. Сперва Луцкий предполагал возвратиться на родину в Боровичи, но затем из-за недостатка средств на проезд, по-видимому, остался жить в Сибири. В 1838 г. он женился на дочери цирульника Портнова девице Марье. В 1860 г. семья его состояла из 8-х детей. — Б. Л. Модзалевский, А. А. Сиверс.

Примечание:

^[1] По-видимому, он был выдан сосланным на поселение за худое поведение из имения помещика Путилова, Симбирской губернии, поселенцем Прохором Филипповым, через которого посылал отцу своему, Николаю Луцкому, в Боровичи письма и получал оттуда деньги и письма. (Примеч. Б. Л. Модзалевского, А. А. Сиверса).