Вольфганг АКУНОВ. "Гунны". — М.: Вече, 2017. — 464с.

Фридрих Гундольф, видный член круга Стефана Георге, в опубликованной им в 1924 году книге "Цезарь. История его славы" сформулировал некоторые достопримечательные "требования" к истории и историкам. Историческая наука, согласно Гундольфу, понимаемая лишь отвлечённо — как "объективная наука", "исследовательское ремесло, занятое собиранием материала", рискует тем, что "потеряет душевную связь" с собственно историей, "коей она занималась". Напротив того, пред истинной наукой Историей стоит грандиозная задача: быть "ваятельницей жизни", "пробуждать умерших духов". Истинный же историк, по Гундольфу, должен прозревать "в народах и вождях всех времён силы современные и вечные". Благодаря сему, "мы вновь знаем, что сами вершим свою судьбу каждым Да и Нет, обращённым к тысячелетним образам"… Книга отечественного историка Акунова "Гунны" во многом отвечает критериям, выдвинутым Гундольфом. Притом что она отнюдь не лишена качеств "объективно-научных", скрупулёзнейшего собирательства "исторического материала", перенасыщенности "фактографией" (подчас даже производящей впечатление переизбытка цитат из древних историков и т.п.). Меж тем, узрение "сил современных и вечных" в давних событиях гуннского вторжения в Европу, реакции на него тогдашнего "цивилизованного" греко-римского мiра, а также германо-римского воинского союза для отпора гуннской экспансии в сём труде определённо присутствует. Начать с того, что гунны — народ "неведомый", невесть откуда пришедший, отличающийся невероятной свирепостью и производящий неслыханные опустошения на своём пути, — запечатлелся в сознании тогдашних европейцев как едва ли не "потусторонняя угроза", надвигающаяся на Ойкумену, как орда "не-людей", исчадий ада, "видимых бесов"… Характерно в сей связи свидетельство готско-византийского историка Иордана, который, касаясь вопроса о происхождении гуннов, излагает в своём труде "Гетика" такую легенду: "Пятый готский царь Видимер осудил некоторых непотребных женщин и выгнал их из земли скифов далее на восток в степи. Нечистые духи, встретив их, сочетались с ними, от чего и произошло это варварское племя гуннов. Сперва они жили в болотах. Это были низенькие, грязные, гнусные люди; ни единый звук их голоса не напоминал человеческой речи. Эти-то гунны подступили к готским границам"… Весьма примечательна и такая деталь, как обычай гуннов наносить порезы мечом на лица детей мужеского пола, дабы предотвратить появление бороды. Сопоставим сие с гиперсакрализованным отношением к бороде у русских староверов: при всех перехлёстах оного, следует отнестись со всею серьёзностию к тому, что борода для ревнителей древлего благочестия выступала как символ образа Божия в человеке, вплоть до того, что "обезображивание" лишением брады отождествлялось с "обезбоживанием". Гуннский обычай "обезображивать" лицо, "обезбораживать" его, в подобном ракурсе выглядит ещё одним свидетельством в пользу того, что сей "варварский" народ онтологически безбожен, лишён "образа Божия"…

В культурно-исторической памяти Европы образ "гунна" навечно запечатлён в ореоле именно таких тартаро-недочеловеческих коннотаций. С чрезвычайной яркостью подобное восприятие гуннов как "демонских порождений", "исчадий Мрака" вспыхнуло в творчестве одного из величайших "пробудителей умерших духов", писателя-мифотворца Дж. Р. Толкина. Множественные "гуннские" родовые черты обнаруживаются у обитателей Мордора во "Властелине колец", но и непосредственно "историческим" гуннам Толкин уделил внимание в своих переработках древнегерманского эпоса — таких, как "Легенда о Сигурде", "Новая Песнь о Вёльсунгах" и "Новая Песнь о Гудрун". В них гунны и их властитель Аттила (в скандинавской транскрипции — Атли) предстают в качестве демонически-потусторонней угрозы, надвигающейся на мир "людей Запада" в качестве "племени троллей".

Хотя "исторический" Аттила (о чём сообщается в труде Акунова) выглядит фигурой не столь уж однозначно "негативной", важнее символический аспект его образа. Не случайно у авторов славянофильского и евразийского направления образ как вождя гуннов, так и самих гуннов подвергается большей или меньшей идеализации ("Аттила-батюшка"), выступая в качестве Предка-Героя для "славян". Тогда как для германцев он, напомним, "природный Враг"… Не случайно и то, что эпитет "гунны" прилагался к большевикам ("грядущие гунны" — так назвал их в своём стихотворении поэт Брюсов, впоследствии пошедший к сим "гуннам" на службу; но ежели у Брюсова образ ещё сохранял некую амбивалентность, то впоследствии у иных литераторов он всё более и более наполнялся сугубо-положительным смыслом).

Таким образом, "преданья старины глубокой" вовсе не "потусторонни" самой что ни на есть жгучей современности. Есть, поистине, свои "гунны", свои "готы" и свои "последние римляне" и в современном мiре. И наше да или нет, обращённое к сим тысячелетним образам ("гуннским", "готским" и "римским"), и поднесь вершит нашу судьбу — судьбу Руси и Европы. Аттила ли, Аэций и Теодорих ли — каждое подобное имя есть имя-пароль. Пароль от Прошлого и от Будущего…