Гигантомахия
Гигантомахия
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.
К тому моменту, когда наемники (Второго) Рима («Византии») под знаменами православного (кафолического) императора Юстиниана I в бешенстве добивали последних защитников арианского италийского царства остготов в тени Везувия, уже давно существовало другое арианское готское царство, основанное вестготами. К тому моменту, когда после гибели последнего остготского царя Тейи в битве с «ромеями» (так назывались римляне на греческом, все больше вытеснявшим латынь в Римской мировой державе, сократившейся к началу VI п. Р.Х. в размерах до ее восточной половины) другие германцы - православные франки, не пожелавшие ему помочь, прошли огнем и мечом с севера на юг всю теперь беззащитную Италию, когда их союзники и данники – язычники-аллеманы – сожгли постройки, пощаженные Теодорихом и Тотилой, готские цари уже давно правили из Толосы (нынешней Тулузы) царством, созданным ими по образцу царства, созданного в Италии гунноскиром Одоакром под эгидой Восточного Рима.
Что же сделал вестготский народ после смерти своего великого царя Алариха (бывшего, по совместительству, восточноримским полководцем в ранге военного магистра - магистер милитум)? Что предпринял народ тервингов-«древлян» /1/, не пожелавший покориться гуннам, скрестивший оружие с римлянами и завоевавший наконец Рим на Тибре? После погребения Алариха в русле реки Бусента под Консентией вождем вестготов стал двоюродный брат и шурин покойного героя – Атаульф (Адольф). Он унаследовал ценнейшее из сокровищ своего тестя – 19-летнюю красавицу императорских кровей, заложницу Галлу Плацидию. Единственную дочь от второго брака православного римского императора-«германофила» Феодосия, последнего воссоединителя Римской империи, прозванного Великим. При захвате Первого Рима Аларихом Галла Плацидия, почти еще ребенок, была уже растлена своим беспутным братом Гонорием, августом западной части Римской империи. Невзирая на юный возраст Галлы, предусмотрительный сенат Ветхого Рима счел необходимым заручиться ее согласием на убийство вдовы подло убитого по указке императора регента Запада империи патриция Флавия Стилихона – Серены. Таким образом римские «патрес конскрипти» - «отцы, занесенные в списки» - решили создать себе алиби. «Как бы чего (потом) не вышло». Вдруг кто-то решит призвать их к ответу? Поскольку все дальнейшее поведение Галлы Плацидии свидетельствует о ее незаурядном уме, можно предполагать, что дочь самодержца «ромеев» вполне отдавала себе отчет в том, какую тяжкую вину на нее возложили. Но, прежде чем она пришла в себя после этого события, преодолев последствия первого принятого ею решения о жизни и смерти другого человека (да еще своей близкой родственницы – Серена была падчерицей восстановителя единства Римской империи Феодосия I, удочеренной им, т.е. фактически сестрой Плацидии!), Алариха уже впустили в «Вечный Город». И дочери римского императора пришлось на протяжении шести лет следовать за армией вестготов по Италии.
То, что ценность заложников заключается в их неприкосновенности, было, надо думать, понятно Алариху не хуже, чем тем международным и «народным» террористам, что берут заложников сегодня. Тем не менее, мнения историков о судьбе дочери Феодосия Великого в вестготском стане впоследствии разделились. Одни историки (почему-то преимущественно французские и итальянские) считают, что Плацидию насиловали на каждой лагерной стоянке чуть ли не все, кому не лень (начиная с самого Алариха – даром что римского военного магистра и патриция!) и держали, как последнюю рабыню, полуголой. Другие (почему-то преимущественно немецкие и австрийские) – что, в отличие от пленниц более низкого звания, дочь императора насилию не подвергалась. Что готы держали Галлу в холе, неге и почете, обучили ее своему языку, и что на Плацидию, именно в силу ее неприкосновенности, не мог наглядеться Аларих, чуть ли не сдувавший с нее каждую пылинку. Впрочем, нельзя исключить и возможность возникновения у юной заложницы т.н. «стокгольмского синдрома»...
После смерти Алариха (возможно, при участии Галлы) его сменил, в роди воздыхателя и обожателя, новый царь вестготов Атаульф – умный, храбрый красавец-мужчина в полном расцвете сил из царского рода Балтов (в которого юная римлянка вполне могла действительно влюбиться).
Вероятно, под влиянием Галлы Плацидии (и, несомненно, чтобы сделать ей приятное), Атаульф принял историческое решение в пользу перехода от военной конфронтации к мирному сотрудничеству с Римской империей, смысл которого до нас донес хронист и историк Церкви Павел Орозий: «Он (Атаульф – В.А.) пламенно желал, чтобы, когда будет истреблено само имя римское, вся римская земля стала бы готской империей и по факту, и по имени, и чтобы, если говорить попросту, то, что было Романией, стало бы Готией, а Атаульф стал бы тем, кем некогда был Цезарь Август. Однако когда на большом опыте он убедился, что ни готы не могут повиноваться законам из-за своей неукротимой дикости, ни государство не может быть лишено законов, ибо без них государство - не государство, он решил наконец обрести себе славу человека, восстановившего в цветущем состоянии и укрепившего силами готов римское имя, и стать для потомков инициатором восстановления Римского государства, после того как не смог сделаться его преобразователем. Поэтому он старался удерживаться от войны, поэтому он жаждал мира, к свершению добрых дел побуждаемый главным образом уговорами и советами своей жены, Плацидии, женщины воистину острого ума и весьма религиозной. Когда же он начал со всем усердием добиваться того самого мира, сам же его предлагая, он был убит в результате заговора готов в Баркилоне, городе в Испании» («История против язычников»).
Если Атаульф действительно высказал подобное намерение, то сделал это, вероятнее всего, в 413 г. Т.е. примерно через 60 лет до рождения остготского царя Италии Теодориха Великого. Которому было суждено осуществить то, что Атаульф считал невозможным. Или то, к чему шурин Алариха не считал нужным стремиться. Шесть лет, проведенных в обществе Галлы Плацидии – женщины, великой как в добрых, так и (возможно – памятуя, например, о странной смерти Алариха) злых делах того кровавого столетия – произвели в нем заметную перемену. Атаульф счел недопустимым обменять этот дорогой живой залог на корабли с зерном, столь необходимым его вечно голодным вестготам. Готам пришлось поголодать еще, Галла Плацидия осталась в руках Атаульфа, а римский император Запада, бывший даже при желании не в состоянии силой отнять у него роковую красавицу (впрочем, такого желания у него не было), удовольствовался тем, что Атаульф с соблюдением всех правил и приличий попросил у него руки дочери Феодосия Великого, преподнеся в дар 1000 готских мечей.
Так в начале V в. п. Р.Х. был восстановлен мир между вестготами и Римом. Вестготы получили разрешение поселиться на имперских землях между рекой Гарумной и Пиренейскими горами. Основав там первое из «варварских» царств на территории Римской «мировой» державы - совершенно обособленных регионов, связанных с остальной империей не общими государственными институтами и общим законом, а финансовыми вливаниями и личной верностью глав этих регионов - «варварских» царей, осыпанных высокими римскими чинами и титулами - тому или иному императору. А царь вестготов Атаульф получил в жены императорскую дочь Галлу Плацидию. Свадьбу, положившую начало не только законному брачному, но и успешному военно-политическому союзу, пышно отпраздновали в городе Нарбоне (нынешней французской Нарбонне). Настолько знаменитом уже в 414 г., что по нему была названа целая провинция – Нарбонская Галлия, богатейшее из римских колониальных владений. Там, между Пиренеями и Средиземным морем, издавна процветала весьма своеобразная племенная культура тектосагов. Хотя побережье было романизировано, в глубине страны, между Толосой и Бискайей, тектосаги почти не изменились с доримских времен. У римлян не было необходимости заниматься ими вплотную, ибо страна была богата, а долина Родана (нынешней французской реки Роны) – область процветающей торговли – столь привлекательна, что «сыны Ромула» оставили дождливые отроги Пиренеев с обитавшим там мелким галльским народцем в покое. Чтобы, так сказать, «не заморачиваться»...
Когда же появились вестготские мигранты, пожелавшие, по брачному договору, прибрать к рукам эту землицу, скоро выяснилось, что она приносит несравненно меньший урожай и доход, чем, например, италийские земли. В Италии остготам хватало трети земель, чтобы прокормиться. В Нарбонской Галлии же вестготы не прокормились бы одной третью. И потому тектосагам пришлось уступить готским «вооруженным переселенцам» не одну, а целых две трети. Это привело к тому, что тектосаги были вынуждены переселиться – от греха подальше - выше в горы, перегнав свои стада на высокогорные пастбища, оставив равнину в руках пришельцев. Но без особых проявлений недовольства и без достойного упоминания кровопролития.
А вот между самими вестготами начались кровавые «разборки». Атаульф, осматривавший своих любимых скакунов в конюшне, был заколот ударом в спину собственным конюхом, обиженным на своего царя и работодателя, мстя за какую-то мелкую (с царской точки зрения, естественно) личную обиду. Возможно, впрочем, его использовала «втемную» некая таившаяся в тени престола группа заговорщиков из среды антиримской либо антибалтской оппозиции. Ибо после гибели Атаульфа царский престол занял не ближайший родственник убитого из рода Балтов, а некий выскочка-бахвал по имени Зингирих (Зингерих, Зигерих, Сингирих). Причем, не дожидаясь решения тинга – собрания «народа-войска» (соответствовавшего у готов, как и у всех древних германцев, агоре греков гомеровской эпохи или славянскому вечу). Балт Атаульф был заколот в готской царской конюшне города Баркилоны (нынешней испанской Барселоны). Ибо к тому времени вестготы, убедившись в неспособности прокормиться на отведенных им владыкой западной части Римской империи скудных землях тектосагов, протянули свои щупальца через Пиренеи в «римскую» Испанию – страну своей будущей трудной судьбы. Следует заметить, что эта новая родина вестготов была к тому времени «римской» лишь по названию. Еще в 409 г. в Испанию вторглись вандалы, аланы и свевы. Поэтому римляне, осознав, что эту территорию им собственными силами уже не удержать, скрепя сердце, передали её вестготам. Которые, в качестве союзников-«федератов» империи, обещали Риму защищать её от других «варварских» народов. А также от местных крестьян-повстанцев – багаудов. И от союзников багаудов – древнего иберийского племени васконов (предков современных испанских басков и французских гасконцев). Издавна отличавшихся крайней драчливостью (вспомним гасконца д'Артаньяна!) и не замедливших вступить в конфронтацию с вестготами.
По мнению некоторых историков – например, Германа Шрайбера – Сингирих (то ли вестгот, то ли остгот, как и его брат Сар – ярый враг великого Алариха) был, так сказать, «готским националистом». Человеком, имевшим немало сторонников среди готской «непримиримой оппозиции». Ярким представителем «староготской партии», отвергавшим любые связи с Римом и тосковавшим по временам прежней готской вольности времен грабительских набегов в стиле позднейших казаков, походов готских «вечных странников» за «зипунами». Зигирих прекрасно понимал, чего хотели Атаульф и его «ромейская» красавица-жена – сделать вестготов оседлым народом, заставить их пахать, сеять, жать, молотить и вообще трудиться в поте лица своего – чтобы обеспечивать Галле Плацидии и ее окружению комфорт, роскошный образ жизни, привычный ей со старо- и новоримских времен. Пришедший к власти Зингирих не скрывал своего твердого намерения положить этим «римским безобразиям» конец, раз и навсегда.
Первым делом он без долгих разговоров превратил Галлу Плацидию, вдову своего предшественника на вестготском царском престоле и законную вестготскую царицу, снова в бесправную полонянку (каковой она была, по мнению некоторых авторов, до брака с Атаульфом). Если верить современникам, дочери императора, родившей царю Атаульфу в законном браке сына, пришлось босой, подоткнув подол, 12 миль идти пешком перед свирепым узурпатором, гордо восседавшем на коне (наверно – белом или вороном) и любовавшимся безмерным позором знатнейшей римлянки и всего римского, в ее лице. Однако публичное унижение семени Феодосия Великого на пыльной испанской (впрочем, ее уже можно было назвать каталанской, ибо нынешняя Каталония-Каталания получила свое название от Готалании-Готоалании – земли, захваченной готами и аланами) дороге было еще не худшим из злодеяний, совершенных Зингерихом. Он повелел убить детей Атаульфа от первого брака (не имевших ничего общего с Римом и римлянами), как ни старался мужественный священник отговорить тирана от «иродова злодейства». Он убил бы и сына своего предшественника от Галлы Плацидии, но младенец успел умереть собственной смертью через месяц после рождения. Как бы то ни было, живых наследников у Балта Атаульфа не осталось.
Зингерих правил готами всего неделю. Успев пролить в Баркиноне-Баркилоне потоки крови. Нам трудно объяснить такую кровожадность, не уступающую кровожадности франкских царей из рода Меровингов. Даже с учетом того обстоятельства, что в свое время брат Зигериха – Сар - ненавистник Алариха - пал в битве с Атаульфом. Она как бы предвосхитила зверские нравы жестокого, бесчеловечного Средневековья. И в то же время ознаменовала собой его неумолимое приближение – нет, даже его наступление, приход. С тех пор в Испании и Галлии (получившей имя Франции от покоривших ее к тому времени франков) всякий раз, когда разгоралась борьба за престол, совершались убийства перед вратами храмов, да и в самих храмах. А проблемы, остававшиеся нерешенными с помощью меча, решались с помощью кинжала или яда.
В самый разгар вызванной зверствами Сигериха смуты внезапно появился человек, вроде бы, не известный никому. Впрочем, в «варварской» среде случаи захвата высшей власти совершенно «темными» личностями были нередки. Это был безродный, но лихой рубака по имени Валла (Валья, Валия). Устранивший Зигириха (что оказалось относительно нетрудно) и сумевший отстранить от престолонаследия родного брата Атаульфа (что было значительно труднее). В лице Валии над вестготами вновь воцарился типичный «царь-дикарь». Он проложил себе мечом путь через всю Испанию (населенную, вследствие своей обширности, все еще достаточно редко и неравномерно), стремясь переправиться в Африку. И, разобравшись по-мужски с засевшими там вандалами и аланами, обеспечить вестготам привольную, сытую жизнь за счет этой житницы Средиземноморья. Но год уже близился к концу. Осенние бури разметали корабли готского транспортного флота. И столь близкая Африка так и осталась недосягаемой. Неужели же все усилия были потрачены зря? Но нет, Валия не был намерен сдаваться. Испания была велика, а его народ – смел и силен. Он сражался с таким упорством и с такой энергией, что у августа в далеком городе Медиолане (нынешнем Милане), столице западной части Римской империи, наверняка прибавилось морщин (а может, даже появились ранние сединки в волосах, хотя навряд ли). Конечно, взаимоистребление «варваров» в «римской» Испании радовало всякое «истинно-римское» сердце. Однако, Валья явно слишком далеко шагал. Пора было его унять, иначе он всего лишь через пару месяцев грозил завоевать всю «римскую» Испанию, откуда бы его уже никто потом не выгнал – ни крестом, ни ладаном (не говоря уж о мече). И потому благочестивый император повелел своим вестготским «союзникам» - что написано (в союзном договоре) пером, то не вырубишь топором (даже готским)! – прекратить испанскую авантюру, вернуться за Пиренеи, на север, в Нарбонскую Галлию, и мирно жить да поживать там, в отведенных им для поселения, по безмерной милости божественного (хоть и христианского) императора, землях между Пиренейскими горами и рекой Лигером (нынешней Луарой), т.е. в Аквитании. Терпеливо дожидаясь там очередного императорского приказа выступить в поход «к вящей славе великого, вечного Рима». Туда, куда Его Императорское Величество всемилостивейше повелеть соизволит...
Решиться выполнить такой приказ (фактически лишавший его всех плодов уже близкой победы) было бы нелегко любому готскому царю, будь он хоть 100 раз «другом и союзником римского народа», «социем», «федератом» и т.д. Особенно такому, как Валия, появившемуся как бы из ниоткуда, не имеющему предков царственного или даже княжеского рода. И, вероятнее всего, рассчитывающему на поддержку вестготов лишь до первого поражения или до первого случая серьезного отпора со стороны внешнего врага. А его вестготским подданным, так лихо дравшимся с оспаривавшими у них Испанию аланами, вандалами и свевами (предками современных швабов, которых ветер дальних странствий занес на Иберийский полуостров), готовыми вытеснить из испанской Галиции асдингов (которых одни историки относят к вандалам, другие же – нет), явно понравились плодородные земли Вандалиции (нынешней Андалуузии) и область Нового Карфагена (нынешней Картахены). Там правда, было непривычно и, пожалуй, слишком жарко, но в остальном...им там было лучше, вольготней и сытней, чем где бы то ни было и когда бы то ни было ранее...
И все же вестготы последовали за своим царем Валией в Аквитанию, где их дожидались присланные императором корабли с зерновым хлебом. Ибо за время продолжительных и жестоких боевых действий в Испании готы привыкли наполнять свои ручные мельницы зерном, пожалованным императором. «Щедрым Великим Отцом из Медиолана» (выражаясь языком североамериканских индейцев, именовавших президента США «Великим Белым Отцом из Вашингтона»). Этот способ снискать себе пропитание был более быстрым и, самое главное, куда менее трудоемким, чем пахота, сев, сбор урожая (которого можно было и не дождаться)...
И опять – как в случае гуннского нашествия из глубины степей, или вторжения остготов в Римскую империю – решающими факторами были голод и еда (или, точнее – ее хронический недостаток). Главным «выгодоприобретателем» (или, выражаясь языком римских юристов – «бенефициаром») этих «хлебных спекуляций» стал уродливый и далеко уже не молодой римский военачальник Констанций. Ухитрившийся, однако, добиться столь внушительных успехов в борьбе с узурпаторами, что императору Гонорию пришлось пообещать ему в жены многострадальную Галлу Плацидию. И потому достигшую уже 25-летнего возраста (а между тем известно, что южанки увядают быстро) императорскую дочь и вдовствующую вестготскую царицу все-таки обменяли на зерно (эта судьба грозила ей уже давно, со времен Атаульфа). Бесстрастные, бездушные скопцы из окружения Гонория возвели Галлу на ложе старого уродливого римлянина – после нескольких лет, проведенных ею в счастливом браке с молодым и полным сил вестготом Атаульфом (об отношениях Галлы с Гонорием и с Аларихом не будем даже вспоминать). Известна даже цена, за которую готы продали римлянам красавицу, свою недавнюю царицу – 52 400 гектолитров зернового хлеба.
Восточноримский историк-«державник» гото-аланского происхождения Иордан описывает всю эту историю в куда более возвышенных и благовидных выражениях: «Против него (Валии – В.А.) император Гонорий направил с войском Констанция, мужа сильного в военном искусстве и прославленного во многих битвах; император опасался, как бы Валия не нарушил союза, некогда заключенного с Атаульфом, и не затеял снова каких-либо козней против империи, изгнав соседние с нею племена; наряду с этим он хотел освободить сестру свою Плацидию от позора подчинения [варварам], условившись с Констанцием, что если тот войной ли, миром ли или любым способом, как только сможет, вернет ее в его государство, то он отдаст ее ему в замужество. Констанций, торжествуя, отправляется в Испании со множеством воинов и почти с царской пышностью. С неменьшим войском спешит ему навстречу, к теснинам Пиринея, и царь готов Валия. Там от обеих сторон были снаряжены посольства, которые сошлись на таком договоре: Валия вернет Плацидию, сестру императора, и не будет отказывать римской империи в помощи, если в ней случится нужда» («Гетика»).
Следует признать – Гонорий (видно, совесть ненадолго пробудилась даже в нем!) делал все, что мог, чтобы уломать растленную им в юности сестру, противившуюся неравному во всех отношениях браку (хотя ей было не впервой). В день торжественной (очередной) «сдачи Галлы Плацидии в эксплуатацию» (просим прощения у уважаемых читателей за некоторый цинизм, но это было действительно форменное безобразие!), 1 января 417 г., август Запада пожаловал Констанцию звание консула (достоинство патриция тот уже получил за прежние заслуги – в частности, разгром двух очередных узурпаторов). Смирившись с неизбежным, Галла Плацидия – в ней неожиданно пробудилось честолюбие, как во многих женах, не способных полюбить своих мужей – всемерно способствовала дальнейшему возвышению супруга, пока не сделала его – под именем Констанция III - августом и соправителем своего царственного брата. Это была настоящая гонка за эрзац-удовлетворением, жертвой которой счастливый супруг, впрочем, пал всего через семь месяцев после достижения верховной власти над империей, трещавшей по всем швам. И в день смерти Констанция - главного инициатора перехода римской Галлии на местное самоуправление (418 г.) и поселения вестготов в Аквитании (419 г.), последовавшей в сентябре 421 г., безутешная вдова – ей бы жить да радоваться столь счастливому избавлению от постылого мужа! – узнала крайне неприятную для нее новость. Покойный супруг блаженной (если верить А.А. Блоку) Галлы, воспитанный в духе «староримских добродетелей», принципиально не брал взяток (которые ему наверняка предлагали, и не раз – просто в силу занимаемого им высокого положения). Не использовал свое служебное положение в целях личного обогащения. Не стремился увеличить свое небольшое (по меркам поздней Империи, превратившейся, по меткому замечанию Теодора Моммзена, вследствие поистине чудовищного социального расслоения, в «общество, состоящее из миллионеров и нищих») личное состояние, унаследованное от предков. И «не крал то, что должен был стеречь». Совсем как знаменитый неподкупный полководец императора Юстиниана I магистр Флавий Велизарий! Но в отличие от Велизария, скромного и неприхотливого в быту, Констанций стремился, ради удовлетворения собственного тщеславия, помноженного на тщеславие августейшей супруги (льстивые «ромеи» впоследствии назвали бы ее порфирородной или багрянородной), жить на широкую ногу, «по-царски» во всех отношениях (как говорят в Одессе: «Лопни, но держи фасон!»). И умудрился не просто наделать долгов. Но и задолжать буквально всем, кому только можно. «На брюхе – (пурпурный императорский) шелк, а в брюхе – щёлк!» Вот и осталась августа Плацидия после смерти своего добродетельного августа не просто у разбитого корыта, а прямо-таки по уши в долгах. И с двумя малыми детьми на руках. Правда, дети давали ей кое-какие шансы выбраться из долговой пропасти (как известно, самой глубокой – в нее можно падать всю жизнь). Дочь – Юсту Грацию Гонорию – Галла Плацидия родила еще в 417 г. Констанций, слишком долго дожидавшийся ценной добычи, сразу же поторопился сделать ей ребенка. 3 июля 419 г. на свет, при официальном ликовании всех верноподданных Римской империи «от Равенны /2/ до самых до окраин, с южных гор до северных морей», появился наследник – сын Галлы и Констанция по имени Флавий Плацид (Плакид) Валентиниан, будущий император западной половины Римской империи (продолжавшей формально считаться единой). Август Гонорий поторопился объявить новорожденного племянника цезарем, включив его тем самым в круг кандидатов на престол.
Впрочем, большого счастья и большой радости Галле Плацидии не принесли и ее дети от Констанция III. Дочь покойного августа и его вдовой августы - красавица Юста Грация Гонория - была с излишней поспешностью обещана придворными равеннскими скопцами- мудрецами в жены гуннскому «царю-батюшке» Аттиле. Ее нежелание отказаться от брака с этим повелителем «кентавров» (и одновременно – римским военным магистром) и переданная Аттиле придворным евнухом Гиацинтом, вместе с обручальным кольцом, просьба самому явиться за своей нареченной, послужили формальным поводом к очередной кровопролитной гунно-римской сваре. Приведя, в частности, к «битве народов» на Лигере и Матроне (нынешней Марне) в 451 г. Сын же покойного августа и его вдовой августы, был в шестилетнем возрасте возведен на престол западной части Римской империи под именем Валентиниана III. Его правление (хотя за Валентиниана фактически правила мать, августейшая Галла Плацидия) характеризовалось, кроме трусости и жестокости, лишь утратой большей части имперских территорий. В 454 г. Валентиниан, подло убив главнокомандующего своими войсками - «последнего римлянина» Флавия Аэция (с помощью евнуха Плацида), собственной рукой лишил свою власть последней опоры. Чтобы очень скоро, в 455 г., самому пасть жертвой убийцы, мстившего за Аэция.
В своем панегирике западно-римскому императору Авиту поэт Сидоний Аполлинарий, стремясь отвести вину в убийстве Аэция от августа Запада империи Валентиниана, полностью возложил ее на помогавшего венценосцу евнуха-убийцу: «Плацид свершил, полумуж, Аэция гибель, безумный» /3/. Но истинный виновник происшедшего был всем слишком хорошо известен. И потому Марцеллин Комит, историк времен Юстиниана I, напрямую связывает в своей «Хронике» под 454 г. гибель Западной империи с убийством Аэция именно Валентинианом: «Аэций патриций, великое спасение Западного (римского - В.А.) государства и устрашение царя Аттилы, Валентинианом императором умерщвлен во дворце вместе с другом [его] Боэцием: и с ним пало Гесперийское царство, и доселе не смогло подняться».
Вот такие нравы процветали при дворе благочестивых римских императоров, презрительно именовавших готов «варварами».
Но вестгот Валия счастливо избежал участи слишком успешных полководцев на римской службе которые могли: 1) сами стать императорами; 2) пасть от мечей и кинжалов ревнивых к их ратной славе императоров; 3) пасть от мечей и кинжалов наемных убийц, подосланных к ним этими императорами. Что было наглядно доказано печальными судьбами Стилихона и Аэция. Поэтому Валия, довольный тем, что имел – зерновым хлебом и землей – решил держаться от благочестивых августов подальше, ограничившись укреплением своей власти над т.н. Толосским царством вестготов.
Именно с этого момента, как ни странно, началась (пусть с некоторой задержкой) романизация кельтов-тектосагов и их столицы. Не «готизация», а именно романизация. Осуществляемая не самими римлянами (у которых на это уже не было ни сил, ни времени, ни желания), занятыми исключительно «спасением животишек» (по выражению Ф.М. Достоевского), а – парадоксальным образом! – вестготами. Прожившими и провоевавшими, как-никак, на протяжении целого поколения, бок-о-бок с римлянами и полными решимости создать на римской территории центр собственной власти.
Как писал французский историк-тулузовед и архивист Пьер Салье, вестготы, ничего не разрушившие ни в Немаузе (нынешнем Ниме), ни в Нарбоне, принялись превращать Толосу (нынешнюю Тулузу) в великолепный город с роскошными дворцами, достойными столицы, из которой вскоре стали повелевать обширным царством – царством, северная граница которого пролегала по Лигеру, заканчиваясь в южной Испании, простиравшимся на западе до вод Атлантики, а на востоке – до Родана. Правда, у вестготов, судя по всему, и не было другого выбора, чем фактически выстроить себе новую столицу на месте города, основанного тектосагами и расширенного римлянами. Раскопки свидетельствуют о катастрофическом разливе Гарумны (нынешней Гаронны) в 412 г.- крупнейшем в истории этой реки и ее эстуария. Наводнение достигло масштабов, вызывающих ассоциации с ветхозаветным Всемирным потопом. Бесследно поглотив древний город тектосагов со сравнительно немногочисленными памятниками римской архитектуры. До нас дошли свидетельства блаженного Иеронима Стридонского, оплакивающего голод и упадок нравов, вызванные этим стихийным бедствием. Совершенно ясно, что толосцы не имели ни сил, ни возможностей сами возродить свой город и его округу. Прежде всего, потому, что снова получили доступ к средиземноморской торговле лишь благодаря вестготам.
Необходимой для восстановления Толосы с прилегающей округой даровой (или почти даровой) рабочей силы было хоть отбавляй. Несказанно бедствовавшие после наводнения представители галльского племени тектосагов были рады любому заработку или приработку. К тому же к услугам вестготов было великое множество военнопленных, захваченных во время похода в Испанию. Строительство велось по римской технологии, без всяких элементов раннехристианского или «ромейского» архитектурного стиля. Вестготам было не до градостроительных экспериментов, они нуждались в жилищах и крепостных сооружениях без «архитектурных излишеств», возведенных, так сказать, в конструктивистском стиле. Огромная, мощная крепостная стена вокруг Толосы была возведена не римлянами в I в. п. Р.Х. (как долгое время полагали историки). В самый разгар не омрачаемого ничем серьезным «пакс романа» римлянам было совершенно ни к чему расходовать финансовые и трудовые ресурсы на возведение столь мощных и дорогостоящих фортификационных сооружений (в центре Нарбоннской Галлии при Октаиване Августе и его ближайших преемниках из династии Юлиев-Клавдиев было просто не от кого защищаться). Строительство городских стен столицы Нарбоннской Галлии, организация подвоза и погрузки материалов на речные суда и плоты, их доставка по Гарумне, производство кирпича в Толосе – все это было делом рук вестготов (естественно, с привлечением римских специалистов). Когда в 493 г. римский полководец Литорий, правая рука «последнего римлянина» Флавия Аэция, при поддержке гуннских «федератов», осадил столицу вестготов Толосу, построенные 20 годами ранее городские стены оказались для него непреодолимыми.
Других памятников светской архитектуры в современной Тулузе не сохранилось. Вообще, в Тулузе, чье население резко возросло за последние десятилетия, довольно трудно отыскать следы прошлого. Жизнь в бывшей метрополии вестготов бурлит, как в Париже. Гуляя вечером по тулузскому Бульвар де Страсбур, трудно отделаться от впечатления, что находишься в парижском Сен-Жермен де Пре. Единственным напоминанием о полуварварских, давно прошедших временах служит, пожалуй, ресторан, где подают отменные бифштексы, брызжущие кровью не хуже флорентийских...
Церковная архитектура оказалась более стойкой, сохранившись под напором модернизма, в куда большей степени, чем светская. На площади, где до катастрофического наводнения 412 г. стоял языческий храм, в готскую эпоху была возведена церковь Ля Дорад (Позолоченная), получившая свое название от золотого фона мозаики, укращающей ее с V в. Площадь, на которой возвышалась эта готская церковь, нетрудно найти. Ибо свято место пусто не бывает. И потому на месте смытого наводнением храма богини Минервы (римского аналога Афины Паллады) и Позолоченной (Дорад) церкви (вероятно, арианской), сегодня высится, отделенная от Гаронны набережной, римско-католическая базилика XVIII в.
Кафолическое христианство, утвердившееся в Толосе за 200 лет до вестготов, чтило память своих святых мучеников и страстотерпцев ежегодными праздниками. Как и сменившее его со временем римско-католическое. Сент-Сернен (кафедральный собор нынешней Тулузы), был назван в честь святого Сатурнина – первого епископа римской Толосы, прибывшего в город в 245 г. Его житие, в общем и целом, носит вполне исторический характер. Судя по тому, что опускает историю юности святого. Излагая лишь факты его мученичества как такового. Согласно житию святого Сатурнина (по-французски - Сернена), он жил недалеко от толосского Капитолия, мимо которого ему постоянно приходилось проходить. На Капитолии Толосы (как и на Капитолии Ветхого Рима, с которого он был скопирован) были сосредоточены главные святилища языческих богов. Данное обстоятельство было использовано против христианского епископа языческими жрецами, прекратившими в 250 г. жертвоприношения идолам. Под тем предлогом, что их боги отказываются принимать жертвы, пока те оскверняются постоянным присутствием главного врага «праотеческой веры». По другой версии, идолослужители, стремясь запятнать репутацию епископа, потребовали от Сатурнина принести белого быка в жертву гению римского императора Деция. Того самого гонителя христиан, которому предстояло очень скоро, в 251 г, потерпеть поражение от готов в битве при Абритте, быть сбитым с коня и утонуть в болоте, став первым римским императором, погибшим на войне с внешним врагом. Сатурнин, будучи стойким христианином, отказался. И претерпел мученичество, подобно своему собрату – святому Папулу, первому христианскому священнику в Толосе.
Епископа Толосы Сатурнина привязали веревкой к хвосту быка, предназначенного в жертву императору, и погнали того вниз по ступеням Капитолия. Еще до того, как бык добежал до самого низа, череп епископа был разбит о каменные ступени лестницы. Но язычники гнали быка все дальше по ведущей с севера на юг улице кардо (существовавшей в каждом римском городе), пока он не выбежал через ворота на равнину за городом, где веревка разорвалась. Лишь там две христианки («святые девы» - память им 17 октября) осмелились предать земле бренные останки святого страдальца.
Вероятно, именно по этой причине Памплона (древняя Пампелуна) – «город быков» в Северной Испании – избрала священномученика Сатурнина своим небесным заступником. Что лишний раз доказывает ее тесную связь с Толосой – несмотря на разделяющие оба города Пиренеи. Ведь царство вестготов просуществовало одинаковый по времени срок по обе стороны Пиренеев. Арабы-мусульмане, уничтожившие в начале VIII в. царство вестготов в Септимании, разрушили и базилику, посвященную святому Сатурнину. Однако уже при царе франков и обновителе (Западной) Римской империи Карле Великом в честь великомученика был воздвигнут новый храм. Ставший хранилищем его святых мощей (или, как говорят римо-католики – святой реликвии) и важнейшим местом паломничества на пути пилигримов к главнейшей христианской святыне Западной Европы – Сантьяго де Компостела в североиспанской области Галисии (при вестготах – Галиции ), хранящей живую память о небесном заступнике Испании – святом апостоле Иакове Зеведееве, или Иакове Старшем – ученике самого Господа Иисуса Христа. Дорожные указатели на ультрасовременных автострадах Испании по сей день напоминают о ней иностранным туристам, не знающим, возможно, о значении словосочетания Камин де Сантьяго.
Сегодня тулузская базилика Сен-Сернен, увенчанная высокой остроконечной восьмигранной башней колокольни (возведенной не при готах, а позднее, в XII в.) – самая красивый, большой и роскошный романский собор не только во Франции, но и во всей Европе. Построенный в 1080-1350 гг. (тогда строили долго, но основательно, не торопясь скорей «освоить» выделенные средства), он (или, во всяком случае, его старейшая часть – хоры с апсидными часовнями) дает нам уникальную (для современной Тулузы) возможность ощутить хотя бы дух Средневековья. Храм расположен в самом сердце Тулузы и соединен прямой улицей под названием «Тор» («Бык» - в память об идоложертвенном быке, влачившем святого по городу) с площадью Капитоль (в память о Капитолии, где когда-то началось мученичество епископа Сатурнина). Базилика стоит в окружении узеньких улочек, неожиданно выводящих нас к ней. Она, как каменный цветок, высится над тесно стоящими рыжими зданиями. Храм выстроен из кирпича, как и вся старая Тулуза (прозванная за это «Розовым городом»). Добраться до базилики проще всего двумя способами:
1) доехать на метро по линии А до станции «Капитоль», выйти на площадь Капитоль и пройти по улице Тор прямо к базилике, ориентируясь на ее колокольню;
2) доехать на метро по линии Б до станции «Жанна д' Арк», пройти несколько метров до Бульвар де Страсбур, потом повернуть налево – и выйти прямо к фасаду базилики. Самой близкой к базилике будет станция метро «Жанна д'Арк», расположенная на ветке Б. Стоимость билета равна 1, 60 евро (как на метро, так и на автобусе).
Интерьеры церкви поражают своим величием: сводчатые потолки украшены лепниной и витражами, а сама базилика по форме напоминает огромный крест. Она внесена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Но хватит об этом...
Многие ученые до сих пор утверждают, что вестготы уничтожили (или, в лучшем случае – «варваризовали», т.е. примитивизировали и привели в упадок) процветающую античную культуру тектосагов. Другие (со сравнительно недавних пор) – что вестготы придали новый импульс деградирующей, загнивающей колониальной цивилизации, сделав ее самостоятельной и независимой от окончательно впавшей в ничтожество римской метрополии. Споры не утихают. В качестве аргумента используется каждый новый найденный кирпич. Ибо лишь на основании тщательного изучения кирпичей можно судить о времени возведения той или иной постройки, того или иного сооружения. Когда в XII в. сносили древнюю Позолоченную церковь, выяснилось, что она была построена вестготами из кирпичей еще более древнего римского амфитеатра. Итак, храм состоял из римского стройматериала, но был построен в постримский, вестготский период – вот вам, уважаемые читатели, пример многочисленных проблем, которые приходится решать местным археологам и краеведам при классификации архитектурного наследия.
Французы вообще трепетно, если не сказать - любовно относятся ко всему, связанному с археологией. В специализированных журналах перед наступлением очередного летнего сезона регулярно анонсируются предстоящие раскопки, с указанием условий участия в них, количества необходимых участников, возможностей проживания и т.д. Все больший интерес к вестготскому прошлому, естественно, идет на пользу части Франции, расположенной между Луарой и Пиренеями. Энтузиасты раскопали древние акведуки (один из них, длиной семь километров, был построен для снабжения водой Толосы при вестготах). Было найдено множество отдельных погребений с фибулами, пряжками и прочими артефактами в том же роде. Но надежды французских кладоискателей откопать сокровища вестготов (и, возможно, даже легендарный «клад Алариха») пока что оправдались не в большей степени, чем надежды их итальянских коллег – откопать их в русле Бусенто... А впрочем, сказано: Ищите – и обрящете...
Несмотря ни на что, период Толосского царства, конец существованию которого был положен франками православного царя Хлодвига I из дома Меровингов, разбившего вестготов-ариан в 507 г. в кровопролитной битве при Пиктавии, вошел в историю как период вестготского величия (если не сказать – великодержавия). Преемником Вальи стал (вероятно, связанный с ним родственными узами, а по некоторым сведениям – внебрачный сын Алариха) Теодорих I (годы правления: 419-451). Теодорих значительно расширил пределы Толосского царства. Он дважды (в 422 и 427 гг.) пытался захватить Арелат (нынешний Арль), но оба раза получал отпор от «последнего римлянина» Флавия Аэция. Однако вскоре угроза очередного нападения гуннов под предводительством «Бича Божия» Аттилы заставила вестготов и римлян временно объединиться, позабыв на время свои распри. Уже глубоким стариком, но не утратив боевого духа, Теодорих, во главе вестготского контингента «воинов-интернационалистов» в составе сводной армии патриция Аэция, 20 июня 451 г. сразился на полях Каталауна (нынешнего Шалона-на-Марне) со столь же многонациональным воинством Аттилы. Согласно Иордану, «правое крыло держал Теодерид с везеготами, левое — Аэций с римлянами; в середине поставили Сангибана, <...> который предводительствовал аланами». Примечательно, что Иордан приводит в своем труде об истории готов («Гетике») целых две, причем взаимоисключающие, версии гибели на поле брани Теодориха-Теодерида:
1) «Там король (царь – В.А.) Теодорид (Теодорих – В.А.), объезжая войска для их ободрения, был сшиблен с коня и растоптан ногами своих же; он завершил свою жизнь, находясь в возрасте зрелой старости»;
2) «Некоторые говорят, что он был убит копьем (буквально – «снарядом», т.е. дротиком, а может быть, стрелой – В.А.) Андагиса (из царского рода Амалов – В.А.), со стороны остроготов, которые тогда подчинялись правлению Аттилы».
Какой же из двух версий верить? Вновь «темна вода во облацех»...
Воистину, велеречивый Иордан воздвиг царю вестготов памятник нерукотворный: «...везеготы стали искать короля (царя – В.А.), сыновья – отца, дивясь его отсутствию, как раз когда наступил успех. Весьма долго длились поиски; нашли его в самом густом завале трупов, как и подобает мужам отважным, и вынесли оттуда, почтенного с песнопениями на глазах у врагов. Виднелись толпы готов, которые воздавали почести мертвецу неблагозвучными, нестройными голосами тут же в шуме битвы. Проливались слезы, но такие, которые приличествуют сильным мужам, потому что, хотя это и была смерть, но смерть – сам гунн тому свидетель – славная. Даже вражеское высокомерие, казалось, склонится, когда проносили тело великого короля (царя – В.А.) со всеми знаками величия. Отдав должное Теодориду, готы, гремя оружием (видимо, ударяя копьями в щиты, как полагалось при избрании царя народом-войском у германцев – В.А.), передают наследнику королевскую (царскую – В.А.) власть, и храбрейший Торисмуд (который, по Исидору Севильскому, став царем вестготов «правил <...> очень недостойно и много плохого сделал» - В.А.), как подобало сыну, провожает в похоронном шествии славные останки дорогого отца» («О происхождении и деяниях гетов»).
В «битве народов» под Каталауном вестготы так отчаянно, самоотверженно и яростно дрались с остготами, что чуть не загубили на корню будущее всей Европы. Впрочем, прошло всего 50 лет – и перед лицом общей опасности ост- и вестготы стали союзниками. Вестготы помогли Теодориху Остготскому разбить бургундов и, главное – гунноскира Одоакра, оспаривавшего у него власть над Италией. Остготы же, хотя и подоспели к полю битвы при Пиктавии уже после разгрома вестготов франками, все же помогли позднее своим вестготским братьям по крови и по арианской вере отстоять от православных франков Септиманию /4/. Последние вестготы, долго хранившие верность арианству, сохранились там чуть ли не до смены Средневековья Новым Временем под именем «каготов» - своего рода «париев» или «неприкасаемых», подозреваемых католическим большинством местного населения в приверженности ереси и связях с нечистой силой.
Благодаря остготской поддержке, вестготы, оттесненные франками в Испанию (где их новой столицей стал Толет - сегодняшний Толедо), смогли удержать за собой часть утраченного ими Толосского царства между Восточными Пиренеями и Средиземным морем. Особенно ценную для вестготов благодаря расположенным там древним и богатым галло-римским по происхождению торговым городам. Известным ныне всем и каждому (хотя не всем и каждому известно ныне, что до 721 г. эти города были вестготскими) – Каркассону и Нарбонне, Магелону и Эльну, расположенному у самого впадения Эро в Лионский залив Агду (прославленному ныне разве что своими нудистскими пляжами), Ниму, древней герцогской столице Юзесу. Гуляя в наши дни по этим древним городам – античному Ниму, тесным по-средневековому Юзесу и Каркассону, понимаешь, почему немало высокоученых мужей до сих пор скрещивают и ломают словесные копья в спорах о том, представляло ли собой Толосское царство вестготов последний островок безвозвратно уходящей в прошлое античной культуры на землях современной Франции, или же плацдарм надвигающегося на нее - от Эльбы до Гаронны – германского Средневековья. Как бы то ни было, в проигранной вестготами в 507 г. кровопролитной битве при Пиктавии (позднейшем Пуатье – городом, под которым не раз в истории человеческого рода сходились в судьбоносных схватках разные народы, исповедовавшие разные веры) в лице франков-кафоликов Хлодвига I одержало победу Средневековье. Тучи над готами все больше сгущались...
Здесь конец и Господу нашему слава!
ПРИМЕЧАНИЯ
/1/ Вестготы (визиготы, везеготы) - западная ветвь германского народа готов - носили прозвище «тервинги» («жители лесов», «лесовики», «древляне»), в отличие от прозвища восточной ветви готского народа (остготов, аустроготов, остроготов) - «гревтунги» или «грейтунги» («жители степей», «степняки»).
/2/ Хотя столицей западной части Римской империи в описываемое время официально считался город Медиолан, римские императоры Запада со своим придворным окружением все чаще предпочитали отсиживаться в труднодоступной для врага из-за естественных преград (в первую очередь - болот) крепости Равенне на побережье Адриатики (с течением времени море отступило от Равенны на 10 км).
/3/ Впрочем, поскольку одним из имен императора Валентиниана было имя Плацид, возможно, поэт прямо указывал на него, применив к нему эпитет «полумуж» не в прямом значении (евнух, скопец), а в переносном, чтобы подчеркнуть слабость, бессилие западноримского самодержца. Коль скоро это так, то никакого скопца-сообщника по имени Плацид у императора-убийцы не было. По меткому замечанию одного из придворных, август Валентиниан, убив Аэция, «сам левой рукой отрубил себе правую».
/4/ Септимания – историческая область на французском Средиземноморском побережье между горными хребтами Пиренеев и Севенн, с одной стороны, и долинами Гаронны и Роны – с другой. Названа в честь римского Седьмого (лат. септима) легиона, чьи ветераны (септмианы) получили от императора Августа земли в этом регионе. Септимания первой из областей римской Галлии признала власть вестготов. Управлялась вестготскими герцогами, из числа которых Лиува (в 568 г.) и Гундемар (в 610 г.) стали царями вестготов, а Павел возглавил восстание против царя Вамбы (672-673). Ныне Септимания входит в состав южнофранцузского региона Лангедок-Руссильон.
