Приближение круглых дат, связанных с кануном Второй мировой войны, создает гораздо больше поводов для вопросов и размышлений, чем юбилей ее завершения. Одержанная победа или просто финал трагедии обычно содержит в себе хотя бы элемент катарсиса. Воспоминания же об этапах большого пути, приведшего к общему безумию, в лучшем случае служат поводом к раскаянию, в худшем — подстегивают потомков к взаимным обвинениям. 

30 сентября 1938 года в Мюнхене Германия, Великобритания, Италия и Франция подписали соглашение, предусматривающее включение населенного преимущественно немцами Судетского края Чехословакии в состав Третьего рейха. Чехословакия не была стороной этого соглашения и фактически стала лишь предметом, судьбу которого определяли большие державы. Дальнейшее более-менее известно: немецкая армия без сопротивления заняла Судеты, а в марте 1939 года включила в зону своего влияния и остальную территорию Чехословакии.

К юбилею Мюнхенского сговора Россия подошла достаточно ответственно. Сейчас в выставочном зале Государственного Архива Российской Федерации проходит выставка «Мюнхен-38. На пороге катастрофы». Готовили ее тщательно — с привлечением разнообразных ведомственных документов из российских и немецких архивов. О том, что эта выставка не совсем проходное событие, можно судить хотя бы по тому, что в ее открытии приняли участие министр иностранных дел Сергей Лавров и глава Службы внешней разведки Сергей Нарышкин, а в адрес выставки было направлено президентское приветствие. Иными словами, наше государство явно хочет напомнить всему миру о том, что произошло 80 лет назад.

Зачем нынешней российской власти помнить о Мюнхенском сговоре? Возможно, главная причина в том, что это одно из ключевых предвоенных событий, по поводу которого чистота совести Советского Союза почти ни у кого не вызывает вопросов. СССР действительно не был допущен к конференции в Мюнхене, он неизменно заявлял о своей готовности защитить территориальную целостность Чехословакии — в союзе с европейскими державами или даже самостоятельно. Правда, для того чтобы осуществить такое намерение, он должен был получить согласие Польши или Румынии на проход Красной армии через их территорию — а это, с учетом отношения Польши к угрозе с Востока и территориальных споров между СССР и Румынией по поводу Бессарабии, было практически невозможно. Тем не менее СССР делить Чехословакию не собирался.

Возможно, вспомнить о таком «моменте невинности» и видимого чистосердечия в дни, когда страны Европы сговорились, чтобы принести в жертву одну небольшую страну, просто приятно. Однако, мне кажется, в Мюнхен-38 вглядываются прежде всего для того, чтобы поговорить о злобе сегодняшнего дня. Во всяком случае, в приветствии, направленном президентом на открытие выставки, говорилось: «Уроки Мюнхена… убедительно подтверждают, что глобальную безопасность невозможно обеспечить при помощи закулисных интриг, а геополитические амбиции, лицемерие и двойные стандарты неизменно приводят к катастрофическим последствиям и росту напряженности в международных отношениях». О том же самом говорил на церемонии в ГАРФе и Сергей Лавров, который назвал главным уроком Мюнхена наглядный пример того, «к каким катастрофическим последствиям может привести пренебрежение международным правом, вера в собственную исключительность, ставка на национальный эгоизм». Российский министр иностранных дел особенно подчеркивал, что сговор в Мюнхене — финал многолетних попыток Запада закрыть глаза на агрессивные устремления нацистского режима и его преступную сущность.

Иными словами, современная Россия очень хочет вспомнить о том, как однажды Запад и Европа оказались крупно неправы, а Советский Союз — прав. Как Иосиф Сталин предлагал странам Европы договориться о системе коллективной безопасности, а его выслушивали с подозрением или равнодушием, но в итоге поняли, насколько жестоко просчитались. Именно в такой роли видит себя Россия — страна, которая хочет по-крупному договориться с Западом, но тот предпочитает заключать мелкие сделки с непредсказуемыми партнерами.

Наверное, на суть произошедшего в Мюнхене в 1938 году можно смотреть и так. Но возможна и другая «оптика». По большому счету, Чехословакия для держав-победительниц в Первой мировой войне виделась достаточно странным образованием, возникшим 20 лет назад на обломках рухнувшей империи и состоявшим из наскоро пришитых друг к другу частей — Чехии, Словакии, Прикарпатской Украины и Судет, которые были довольно слабо связаны между собою прежде. Правительство в Праге действительно находилось в непростых отношениях с судетскими немцами и в течение 20 лет не могло их наладить. Именно это в итоге склонило Англию и Францию к тому, чтобы уступить давлению Германии и не ввязываться в тяжелое противостояние ради малопонятной страны где-то на другом конце Европы. Тем более что, если вспоминать Парижскую мирную конференцию 1919 года, они до некоторой степени создали эту страну сами. Нынешняя российская власть очень хочет, чтобы подобные аргументы Европа признала справедливыми по отношению к совсем другому современному государству — во всяком случае, ссылки на неспособность Украины наладить отношения со своим русскоязычным населением и неофициальные рассуждения об искусственности ее границ стали у нас почти общим местом. Незадача заключается в том, что именно история Мюнхенского сговора делает открытую апелляцию к таким доводам чем-то почти неприличным.

Присутствовавший на открытии выставки посол Германии Рюдигер фон Фрич постарался намекнуть именно на этот аспект мюнхенских уроков, то есть на недопустимость ситуации, когда сильные государства решают, насколько они готовы признавать суверенитет слабых. Он же заявил о готовности провести на следующий год крупные мероприятия, посвященные юбилею пакта Молотова — Риббентропа. Иными словами, указал, что и Мюнхен, и советско-германский пакт были последовательными этапами на одном и том же пути к войне.

В этом смысле 80-летие Мюнхенского сговора оказывается для России чрезвычайно противоречивой датой. Можно забывать о существующих противоречиях, подчеркивать лишь свою былую правоту и пенять «нашим западноевропейским партнерам» на их прежние ошибки. Можно намекать на то, что с Россией лучше договориться по-хорошему, и также выводить это из опыта Мюнхена. Однако намеренное игнорирование других параллелей, пожалуй, и является одним из ответов на вопрос, почему на нынешние предложения России заключить «Большую сделку» с западными державами те смотрят, выражаясь предельно дипломатично, со всей возможной сдержанностью.