«За Веру, Царя и Отечество»:

к истории происхождения знаменитого российского воинского девиза

В знаменитом манифесте императора Николая I, опубликованном 14 марта 1848 г. в связи с революцией во Франции, говорилось:

«Мы удостоверены, что всякий Русский, всякий верноподданный Наш, ответит радостно на призыв своего Государя; что древний наш возглас: за Веру, Царя и Отечество, и ныне предукажет нам путь к победе: и тогда, в чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах святого на него упования, мы все вместе воскликнем: С нами Бог! разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!».

К 1848 г. девиз вполне мог почитаться как «древний», однако когда же он появился? Допетровские времена знали близкие по смыслу призывы: воины шли в бой «за землю Руськую» (Слово о полку Игореве), «за землю за Рускую и за веру християньскую» (Задонщина), «за Дом Пресвятыя Богородицы и за православную христианскую веру» (приговор Первого ополчения 1611 г.^[1]), а также за «государскую честь» (приговор Земского собора 1653 г.^[2]). Таким образом, к XVIII в. все три составные части будущего воинского девиза уже присутствовали — однако требовалось объединить их в одну емкую формулу.

Со времен Петра Великого важное идеологическое звучание приобретает понятие «Отечество». Известен приказ Петра, озвученный в войсках перед Полтавским боем, в котором говорилось:

«Воины! Вот пришел час, который должен решить судьбу Отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за Государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за Православную нашу веру и Церковь»^[3].

Известен также заздравный тост Петра: «Здравствуй тот, кто любит Бога, меня и отечество!»^[4]. Первые учрежденные в России ордена, как гласили их девизы, вручались «За веру и верность» (орден св. ап. Андрея Первозванного, учрежден в 1699 г.), «За любовь и Отечество» (орден св. вмчц. Екатерины, 1714 г.), «За труды и Отечество» (орден св. блгв. Александра Невского, 1725 г.). Сам Петр, наряду с императорским, принял в 1721 г. также титулы «Великого» и «Отца Отечествия»^[5].

В день коронации императрицы Елизаветы Петровны 25 апреля 1742 г. новгородский архиепископ Амвросий (Юшкевич) оправдывал произведенный ею дворцовый переворот тем, что она выступила «за целость Веры и Отечества … против неприятеля и сидящих в гнезде орла российского нощных сов и нетопырей, мыслящих злое государству»^[6]. На медали в честь коронации Екатерины II также было выбито: «За спасение Веры и Отечества». В манифесте к армии от 22 сентября 1762 г. отмечалось «усердие к Нам и Отечеству»^[7]. Именной указ от 18 июля 1762 г. упоминал «службу, приносимую Богу, Нам и Отечеству»^[8]. Наконец, Жалованная грамота дворянству 1785 г. восхваляла дворянство, ратующее «противу внутренних и внешних врагов веры, монарха и отечества»^[9].

На медали, которой награждались ополченцы 1806–1807 гг., вполне в духе прошлого столетия значилось: «За Веру и Отечество». Однако в начале XIX в. понятие «Отечество» наполняется новым содержанием: если ранее оно, как у Петра, больше связывалось со «родом своим», то теперь с новыми романтическими веяниями его значение повышалось — теперь оно скорее означало причастность к уникальной национальной культуре и идентичности. В 1811 г. в своем журнале «Русский вестник» С. Н. Глинка сформулировал патриотический идеал следующим образом: «Бог, Вера, Отечество»^[10]. Стоит также отметить почти демонстративное отсутствие в формуле Глинки упоминания о монархе. Отношения Александра I с «русской партией» в те времена были непростыми: императора подозревали в стремлении ограничить собственное самодержавие, что воспринималось крайне негативно. Царю напоминали о том, что его самодержавная власть не распространяется лишь на одно: он не может ее ограничить — Бог и народ, вручившие ему власть, сделать это не позволят. Н. М. Карамзин в «Записке о древней и новой России» (1811 г.) писал о начале династии Романовых: «Бедствия мятежной аристократии просветили граждан и самих аристократов; те и другие единогласно, единодушно наименовали Михаила самодержцем, монархом неограниченным; те и другие, воспламененные любовью к отечеству, взывали только: Бог и Государь!..». Подвергнув политику Александра I жесткой критике, Карамзин закончил свои слова так: «Любя Отечество, любя монарха, я говорил искренно. Возвращаюсь к безмолвию верноподданного с сердцем чистым, моля Всевышнего, да блюдет Царя и Царство Российское!»^[11]. Таким образом, именно всенародная вера и любовь к Отечеству становились гарантами сохранения Царства.

Накануне Отечественной войны 1812 г. государственным секретарем был назначен яркий представитель «русской партии» адмирал А. С. Шишков. В своем «Рассуждении о любви к Отечеству» он писал о героях времен Смуты:

«Всяк из сих христолюбивых воинов, перекрестясь, становился на место убитого подле него товарища, и все сряду, увенчанные кровью, не сделав шагу назад, лежали побитые, однако не побежденные. Как? Сия твердая грудь, несущаяся за Церковь, за Царя, за Отечество на острое железо; сия с текущею из ран кровью великодушно изливаемая жизнь; сие великое в человеке чувство родится без надежды на бессмертие? Кто поверит сему?»^[12].

Шишков стал автором выходивших во время войны императорских манифестов и обращений, исполненных патриотических чувств и имевших большую популярность. Позднее А. С. Пушкин писал о Шишкове: «Сей старец дорог нам: друг чести, друг народа, // Он славен славою двенадцатого года»^[13]. В воззвании к Москве о созыве ополчения от 6 июля 1812 г. говорилось: «Того ради имея в намерении, для надежнейшей обороны, собрать новые внутренние силы, наипервее обращаемся Мы к древней столице предков Наших, Москве. Она всегда была главою прочих городов Российских; она изливала всегда из недр своих смертоносную на врагов силу; по примеру ее, из всех прочих окрестностей текли к ней, наподобие крови к сердцу, сыны Отечества, для защиты оного. Никогда не настояло в том вящей надобности, как ныне. Спасение Веры, Престола, Царства того требуют»^[14]. Кокарда ополчения 1812 г. (как и позднее — в 1854–1856 гг.) представляла собой крест с надписью: «За Веру и Царя». Наконец, в написанном Шишковым в ноябре 1812 г. «Объявлении для чтения в церквах» говорилось: «Вы достохвально исполняли долг свой, защищая Веру, Царя и Отечество»^[15].

Итак, девиз родился — и родился он в огне Двенадцатого года. В огне войны, вскоре названной «Отечественной».^[16] Вполне очевидно, что шишковская триада противопоставлялась лозунгу Французской революции «Свобода. Равенство. Братство».

О том, какую силу имел новый девиз, можно судить хотя бы по тому, что прусский ландвер 1813 г., выступивший против Наполеона в союзе с русскими, также получил кокарду по типу русской — в виде латунного креста с девизом «Mit Gott f?r K?nig und Vaterland» («С Богом за короля и Отечество»). В дальнейшем Шишков не раз упоминал все три понятия вместе. В манифесте 18 мая 1814 г., изданном в Париже, опять отмечался всенародный подвиг: «Кроткий поселянин, незнакомый дотоле со звуком оружия, оружием защищал Веру, Отечество и Государя»^[17]. Переложением шишковского девиза стали те принципы, на которых министр народного просвещения гр. С. С. Уваров в 1832–1833 гг. предложил основать российское образование: «Православие. Самодержавие. Народность»^[18]. Как уже было сказано, девиз вновь прозвучал на всю Россию в манифесте 1848 г. Памятный знак в виде креста с надписью «За Веру, Царя, Отечество» был пожалован ополченцам — участникам Крымской войны после заключения Парижского мира 1856 г. С этого времени изречение приобрело свой неизменный лаконичный вид, сохранявшийся до 1917 г.

Ф. Ф. Гайда

[1] Российское законодательство X–XX веков. В 9 т. Т. 3. М., 1985. С. 43.

[2] Там же. С. 458.

[3] Бутурлин Д. П. Военная история походов россиян в ХVIII столетии. СПб., 1821.

Ч. 1. Т. 3. С. 52.

[4] Майков Л. Н. Рассказы Нартова о Петре Великом. СПб., 1891. С. 35.

[5] Полное собрание законов Российской империи. Изд. 1?е. Т. 6. СПб., 1830. С. 444.

[6] Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. Кн.11 : История России с древнейших времен. Т. 21. М., 1999. С. 182.

[7] Полное собрание законов Российской империи. Изд. 1?е. Т. 16. СПб., 1830. С. 70.

[8] Там же. С. 22.

[9] Там же. Т. 22. С. 345.

[10] Русский вестник. 1811. № 8. С. 71. Цит. по: Русские писатели. Биобиблиографический словарь. Т. 1. М., 1990. С. 179.

[11] Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991. С. 29 ,  110.

[12] Шишков А. С. Рассуждение о любви к Отечеству // Шишков А. С. Огонь любви к Отечеству. М., 2011. С. 41.

[13] Второе послание к цензору (1824 г.).

[14] Шишков А. С. Краткие Записки, веденные в бывшую с французами в 1812?м и последующих годах войну // Шишков А. С. Ук. соч. С. 62.

[15] Труды Московского отдела Императорского Российского военно?исторического общества. Т. 2. М., 1912. С. 360.

[16] О семантике «отечественности» в контексте Войны 1812 г. см.: Колеров М. А. Сталин : от Фихте к Берия. Очерки по истории языка сталинского коммунизма. М., 2017. С. 488–497.

[17] Полное собрание законов Российской империи. Изд. 1?е. Т. 32. СПб., 1830. С. 789.

[18] Шевченко М. М. Конец одного Величия. Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М., 2003. С. 68 – 70.