Профессор Андрей Робертович Колли

В октябре 1915-го года в Ростов на Дону был переведен Варшавский Университет в порядке эвакуации. Среди профессоров Университета приехал в Ростов и Андрей Робертович Колли, тогда уже известный, блестящий по трудам своим, физик. Еще защищая свою первую работу при Московском Университете, Андрей Робертович, ввиду её выдающегося значения, получил сразу степень доктора, минуя степень магистра.

Небольшого роста, коренастый, светлый блондин с голубыми глазами, он всегда производил какое-то удивительное впечатление, когда начинал говорить. Опытный профессор, прекрасный лектор, хороший, простой и убедительный оратор, но всегда как-бы стесняющийся, скромный до предела, начинал говорить он в большом видимом смущении, и весь заливался краской. Первые, немного извиняющиеся фразы, проходили, и речь без аффектаций, скромная в построении, но всегда цельная в убежденности, последовательно разворачивалась в нечто значительное, нужное, и поставленная задача всегда разрешалась, необходимый результат всегда достигался.

Он сразу вошел в нашу партийную работу, был выбран членом городского комитета, а впоследствии, в 1917-м году, прошел в Городскую Думу по списку партии к.-д. И в этой работе, в выступлениях думских, он, несмотря подчас на явное возбуждение, на охватывавшее и его волнение, оставался тем же спокойным, ровным, убедительным и доказательным оратором, внося в трактуемые вопросы необходимую ясность, освобождая их от всего наносного, ненужного, как бы обчищая их и показывая одну сущность, всем понятную.

Скромен в обхождении он был до чрезвычайности, старался быть незаметным и незамеченным, но в отстаивании убеждений, в поисках истины и правды, был тверд и упорен: отстаивать справедливость он умел.

Пришел и тяжкий 1917-ый год. Скоро прошли первые дни общего подъёма, наступили тяжёлые времена напряженной, сдерживающей работы; нервные, полные постоянного беспокойства. Андрей Робертович, по натуре и по складу души своей не был борцом, но и он все это революционное время был со всеми нами, был в самой гуще работы: уклониться от попыток сдержать уже намечавшееся разложение он не почел возможным. И в Думе, в многочисленных комиссиях её, и в партийном Комитете, и в Университете, в отдельной физической аудитории (с физическим кабинетом и лабораторией), которая была всецело в его ведении — всюду был он деятельным участником работы, каким то никогда не утомляющимся, таким же ровным, спокойным, как всегда. Среди напряженной до предела атмосферы, среди крикливых споров и общего возбуждения, когда у иных терялось самообладание — ровная, такая простая и вразумительная речь Андрея Робертовича была всегда чем-то отрезвляющим, приводящим в себя не в меру зарвавшихся противников.

Он был выдающимся ученым, с светлым, хорошим умом; был прекрасным общественником, выполнявшим отчетливо и без каких либо отклонений свой гражданский долг; был и незаурядным администратором и организатором. В Варшаве, по его почину, было возведено особое здание Физического Института, уже почти оборудованное под руководством А. Р. в год войны. В Ростове его физический кабинет и лаборатория были образцовыми по устройству и по ведению их. В соблюдении порядка и правил он был даже несколько педантичен.

С твердостью отклонял он все попытки низшего персонала Университета мешать правильному течению университетских занятий и университетского бытия. Все эти нелепые и подчас до предела глупые требования, все ультиматумы, наивные, но не безопасные — все отметалось им последовательно и настойчиво. Он был призван охранять науку и стражем её он был не за страх, а за совесть.

Настал лютый, морозный февраль 1918-го года. Героические усилия Добровольческой Армии не могли спасти Ростова: уж слишком немногочисленны были эти доблестные бойцы против лавы наступавших большевиков. Армия ушла в холодные степи, в свой беспримерный «Ледяной поход». В Ростов вошли красные победители с первым своим командиром Сиверсом. Упорно было сопротивление, много борьбы пришлось вынести озлобленным, дошедшим до крайности в своей слепой ненависти к юнкерам и кадетам, красным войскам. Это почувствовал Ростов с первого же дня внедрения большевицкой власти: безнаказанная разнузданность отдельных воинских банд и в обысках, в вылавливании «офицерья» и разных «контров», и в преступлениях, в надругательствах, в убийствах. Много жизней отдал Ростов в эти первые дни большевицкой тризны, много крови невинной было пролито не только в подвалах чрезвычайных комиссий... Вечером 9-го февраля Добровольческая Армия покидала Ростов, а утром на другой день негодяй — служитель Физического кабинета, не поощренный в свое время профессором Колли в своих «требованиях», уже вел пьяную банду солдат на Пушкинскую улицу, где жил А. Р. с семьей (женой и двумя детьми) для расправы с «белым профессором» — «царским офицером»...

Случайно проходивший по улице гласный Думы Р. видел, как тащили солдаты А. Р. из дверей на улицу — «в суд», видел схватившуюся с солдатами обезумевшую жену А. P-а, и побежал в Думу за помощью, за защитой, чтобы не дать совершиться злому делу...

Когда через несколько минут прибежали бывшие в Думе гласные — на улице лежать зверски убитый Андрей Робертович и над ним — бившаяся судорожно жена его...

Много дней «власти», убравшие труп с улицы, не давали разрешения друзьям и семье похоронить восприявшего мученический конец профессора Колли.

Когда разрешение, наконец, было получено, хоронил А. P-а весь город (по одним данным, на Покровском кладбище, по другим – на Крестовоздвиженском). Только панихида по убитым А. И. Шингареве и Ф. Ф. Кокошкине была схожа с этими похоронами. Глубокое душевное потрясение вызвала у многих и многих эта ненужная смерть замечательного ученого, хорошего, доброго человека...

Так неожиданна, так безсмысленна и так ужасна была эта жертва, что до сих пор без волнения, без щемящей тоски нельзя вспомнить чистый образ голубоглазого Андрея Робертовича....

Светлая о нем память сохранится у всех, кто его знал, кто с ним работал, кто у него учился...

Влад. Зеелер

PS.:

На первом соединенном заседании городских Дум Ростова и Нахичевани 25 апреля (8 мая) 1918 года были названы виновники трагедии.

Много внимания уделялось этому трагическому событию в журнале «Донская волна», в газете «Приазовский край». Профессор И.А. Малиновский в статье «Памяти друга» писал: «Когда безжалостно скашиваются цветы человечества, когда гибнут такие люди, нельзя молчать. Нужно громко и непрестанно кричать: «Остановитесь! Пора прекратить бесчеловечную братоубийственную бойню! Довольно крови!»

6 мая 1918 года, на собрании, посвященном памяти профессора Колли, председатель Общества естествоиспытателей Д.И. Ивановский сказал: «При глубоко трагических обстоятельствах погиб один из наиболее талантливых членов нашего Общества, профессор физики Андрей Робертович Колли. Нам не раз приходилось на своих заседаниях поминать почивших товарищей по науке. Но никогда утрата не чувствовалась так больно и не было так грустно, как в этот раз. Не столько смерть сама по себе угнетает сознание. Ученые привыкли рисковать жизнью. В лабораториях при производствах опасных опытов, в клиниках и у постели больных, в смелых путешествиях в далекие недоступные страны – многие нашли себе преждевременную могилу… Тяжела, невыносимо тяжела мысль, что не в борьбе за великие достижения, а по дикому произволу толпы, не ведавшей, что творит, пресеклась эта молодая жизнь, от которой Родина вправе была ожидать еще многого!»

Уголовное дело об убийстве профессора А.Р. Колли было возбуждено весной 1918 года. Материалы процесса публиковались в том же «Приазовском крае». Перед судом предстали подозревавшиеся в совершении преступления – служащий университета, красногвардеец И.Н. Уставщиков, а также водопроводчик А.Фенин, подстрекавший толпу к насильственным действиям. Фенин был оправдан, его вину доказать не смогли. Уставщикова за подстрекательство и соучастие в убийстве с заранее обдуманными намерениями приговорили к 20 годам каторжных работ. Но очередная смена власти – то есть приход в город красных – отменила и это наказание.