Александр Николаевич Быков

У Быкова были большие заслуги перед русскими рабочими. …

В середине восьмидесятых годов девятнадцатого века, с изданием первых законов об охране труда, в России открылось новое поприще для практической общественной работы. На только что учрежденную тогда фабричную инспекцию легла трудная задача борьбы на два фронта. Новые законы встречали энергичное противодействие со стороны владельцев фабрик и заводов. С другой стороны, и во влиятельных правящих кругах новые органы государственной власти и их специальные функции не вызывали сочувствия. Петербургская бюрократия считала законы опасной уступкой либеральному общественному мнению, а на людей, взявших на себя проведение их в жизнь, глядела подозрительно. Уступку стремились, по возможности, обезвредить, если нельзя было её взять назад. Фабричной же инспекции старательно совали палки в колеса и с усердием, достойным лучшего применения, гнали вступавших в её ряды людей идеи и живого дела, предпочитая видеть на их месте работников более обычного чиновничьего склада.

Известно, что первый и самый знаменитый русский фабричный инспектор, проф. И. И. Янжул, после нескольких лет борьбы с бюрократической рутиной и бюрократическим упорным противодействием требованиям жизни, вынужден был покинуть свой боевой пост. Но святое место пусто не бывает: у него нашлись продолжатели из среды молодой интеллигенции того времени, которая не отказалась от попыток работать и расчищать путь к дальнейшему движению на новом, только что завоеванном, участке общественной деятельности.

Александр Николаевич принадлежал к числу этих пионеров.

«На мне, — пишет Быков в одной своей заметке автобиографического содержания, — резко отразилось влияние эпохи моей юности, т. е. конца 70-х годов, с их идеалистическим народничеством».

Несомненно, что это настроение и толкнуло его на общественную работу по «охране труда», верным которой он оставался всю жизнь. Фабричная инспекция, это был главный канал, по которому шла его работа, но не единственный. Тон же цели можно было служить в литературе и с профессорской кафедры. А. Н. последовательно использовал все эти ресурсы.

Но прежде, чем вступить на этот путь, Быков попытался приложить свои силы на других поприщах, ища дела по душе и в соответствии со своими юношескими стремлениями. Сын художника и владельца хорошей картинной галереи, он и сам предназначался к художественной карьере. Рисунки 14-летняго мальчика давали повод возлагать на него надежды таким мастерам, как Крамской, Айвазовский, Якобий. Надежды эти не обманул юноша. По окончании курса реального училища, Быков был принят на архитектурное отделение Академии Художеств. Но уже через год он перешел в Петербургский Технологический Институт. Художник предпочел карьеру техника, более близкую к гуще жизни.

Кратковременного опыта оказалось, однако, достаточно, чтобы молодой инженер-технолог убедился, что частная служба в промышленности «не соответствует ни его способностям, ни его стремлениям». Тем не менее отойти от гущи жизни он не хочет и совсем расстаться с промышленностью не думает. «Охрана труда» становится с тех пор его постоянным девизом. Быков начинает искать путей для вступления в фабричную инспекцию.

Это ему удается в 1889-м году. В течение почти четверти века работает Быков в качестве фабричного инспектора в Туле, Москве, Смоленске, Харькове, Риге, наконец, в Центральном Управлении Инспекции в Петербурге. Такое непрерывное передвижение с места на место, из города в город не было сплошным повышением по службе способного и удачливого работника. В служебных странствованиях Быкова нередко даже действительное повышение являлось, в сущности, удалением неудобного, по тем или иным соображениям, человека. У него были выдающиеся способности, он обладал большими специальными знаниями, он вел свое дело с безупречной корректностью. Это признавалось, с этим приходилось считаться. Но... но в Москве у него образовались, нежелательные для его ближайшего начальства, связи с прогрессивной журналистикой, в Харькове глава местной административной власти прямо и откровенно «не пожелал» иметь дело с этим корректным, но заведомо либеральным, фабричным инспектором, в Риге он навлек на себя неудовольствие уже министра внутренних дел своим содействием успеху прогрессивного блока на выборах в первую государственную Думу. И повсюду, куда бы его ни заносила судьба, он входил в интересы местной общественной жизни, принимал деятельное участие в просветительной работе общества, сближался с его прогрессивными элементами, забывая или, лучше сказать, не считаясь с тем, что начальство относилось к нему подозрительно и недоброжелательно.

В Петербурге А. Н. лишился возможности практически, непосредственно работать на поприще охраны труда, но мог продолжать свое излюбленное дело в качестве преподавателя Политехнического и Технологического Институтов. Однако, министерский отдел промышленности, куда на службу он был переведен из Риги, «не нашел возможным, — как говорится в той же автобиографической записке, — предоставить ему сколько-нибудь серьезной и самостоятельной работы». Неудобного в провинции инспектора взяли в Петербург, но и здесь своей склонностью к «серьезной и самостоятельной работе» он было тоже неудобен. Его задумали было снова сплавить куда-либо в провинцию, кстати, отстранив таким образом от профессуры. Но он на этот раз заупрямился в виду открывшейся для него возможности продолжить дело жизни с профессорской кафедры и отклонил предложенное место, хотя оно и сопряжено было с повышением по службе. Тогда его попросту «уволили» из фабричной инспекции, «причислив» к министерству «без сохранения содержания». Быков ушел в городскую общественную работу в качестве гласного Петербургской городской Думы и члена городской управы, продолжая свою преподавательскую и литературную деятельность.

Как писатель и журналист, Быков дебютировал в «Русских Ведомостях» по вопросам фабричной жизни и рабочего быта. В начале своей литературной карьеры, по условиям того времени, писать он мог только под псевдонимами, меняя их. Так, первый же его псевдоним («Инженер-технолог») был быстро разгадан в тех местах, которые этим интересовались, но не очень одобряли литературные опыты безупречного, но неудобного инспектора. Пришлось заменить этот псевдоним новым, оказавшимся более долговечным. Ф. П. (потом Павлов), появившись в той же газете, перешел на столбцы и других изданий, а затем и на обложки книг Быкова по рабочему вопросу. Под псевдонимом же А. Н. стал печать свои статьи и на общие публицистические темы. «Письма с юга Северянина» начались также в «Русских Ведомостях», а когда имя талантливого корреспондента московской газеты стало достаточно известным читающей публике, его публицистические очерки, как бывало это и с другими корреспондентами «Русских Ведомостей», проторили себе дорогу под тем же псевдонимом в толстые журналы («Русское Богатство», «Русская Мысль», «Вестник Европы»). И только в последние годы перед революцией Быков стал свои статьи и книги подписывать полным именем.

В общем, литературная деятельность Быкова была и по содержанию и по объёму значительна, и снискала ему репутацию умного, талантливого и наблюдательного писателя, симпатии которого на всем её многолетнем протяжении не удалялись от основной ноты его юношеского идеализма. Идеи зрели, практические программы следовали за переменами в окружающей обстановке, но главные очертания политического символа веры — широкий демократизм, неотделимый от требований социальной справедливости и государственного порядка, покоящегося на праве и свободе, — были вынесены Быковым смолоду и донесены до последних дней.

О Быкове можно сказать пословицей: «с чем в колыбельку, с тем и в могилку».

И тем трагичнее конец этого поборника интересов «труда»... Он не мог примириться с диктатурой, поправшей свободу и право, под прикрытием фраз о тех же интересах «труда». Он вступил с ней в неравную борьбу, и погиб от руки палача при расправе с Петербургом после отступления Юденича.