Виктор Иванович Добровольский

Виктор Иванович Добровольский вступил в конституционно-демократическую партию в первые же дни после её образования, был постоянным членом её Петербургского городского комитета и основателем и бессменным председателем Литейного районного комитета _ с 1905-го по 1917-ый год. В этом двояком качестве он принимал деятельное участие в самых разнообразных партийных начинаниях. Думается, что трудно было бы найти человека, более преданного партии, чем он. Её интересы он защищал всегда и везде; в * её работе он искренно и убежденно видел благо России. Считая партию верной выразительницей той «золотой середины», которая, по его убеждению, одна только и могла вывести Россию на настоящий конституционный и демократический путь, он на многочисленных митингах и собраниях неустанно и с неослабной энергией отбивал многочисленные нападки на партию и справа и слева. В таких случаях он охотно переходил в наступление и горячо обрушивался на противника, не без успеха доказывая ошибочность его политических взглядов и утверждений.

Быть может, его речи не блистали какой-нибудь исключительной глубиной, и некоторые кадетские ораторы могли бы на его месте развить более тонкую аргументацию, но у него была та священная запальчивость, основанная на глубочайшем убеждении в своей правоте, которая так необходима на публичных митингах, так как она влияет на митинговую массу больше, чем самыя тонкие логические рассуждения. И часто приходилось наблюдать, как самый беззастенчивый оратор, вроде знаменитого «товарища Абрама» (Н. В. Крыленко) терялся и не находил реплики на пылкую речь В. И.

Однако, еще более на месте В. И. был в роли председателя митинга. Было прямо удивительно, как этот горячий и страстный человек умел брать себя в руки и сохранять полное спокойствие и беспристрастие в качестве председателя собрания. Он даже внешне преображался, и лицо его принимало какое то каменное выражение. Он благоговейно чтил свободу слова и умел ее предоставить всем ораторам без исключения, даже таким, речи которых были ему лично глубоко антипатичны, — но при непременном условии, чтобы эта свобода слова осуществлялась в формах безукоризненно корректных. И в этом отношении он, как председатель, был одинаково беспощаден, как к своим политическим противникам, так и к своим единомышленникам. Помню, как один молодой кадет, в речи против говорившего перед ним социал-демократа, позволил себе несколько резких личных выпадов. В. И. сначала его остановил мягко, потом более строго и, наконец, лишил его слова. В перерыве этот молодой кадет и с ним некоторые другие, напали на В. И., укоряя его, что он зажимает «своим» рот. В. И. холодно ответил, что под его председательством «свобода слова — всем, но распутство слова — никому».

Чаще всего, однако, В. И. приходилось защищать свободу слова от чинов полиции. В дореволюционные времена на всяком публичном собрании присутствовал полицейский офицер, который являлся как бы цензором прений. Если он находил, что прения выходят за пределы допустимого, то он мог объявить предостережение, сначала первое, потом второе, а вместо третьего просто объявить собрание закрытым. Такие «цензоры» часто злоупотребляли своими правами, иногда даже просто для того, чтобы сократить время, которое им, по обязанностям службы, приходилось тратить на присутствование в собрании. В случаях таких «предостережений», В. И. неуклонно вступал с полицейским офицером в пререкания, доказывая, что никакого эксцесса речи в данном случае не было, что если-бы таковой был, то он, как председатель, и без вмешательства полиции, остановил бы оратора, и что поэтому он считает объявленное предостережение неправильным и как бы не бывшим. Помню, как однажды, сделав второе предостережение, пристав Шебеко пригрозил закрыть собрание, на что В. И. ему немедленно ответил: «Вы можете даже ввести в залу наряд полиции, но от этого вы будете не менее неправы». И собрание было благополучно доведено до конца.

Популярный присяжный поверенный, обремененный большой практикой, он все же находил время заниматься и юридико-литературной работой и общественными делами в качестве гласного Петербургской Думы.

Революция глубоко потрясла В. И. Всю жизнь мечтавший о перемене строя, много для этого поработавший, он — искренний и глубокий патриот — считал ее совершенно несвоевременной, а все усиливавшийся развал фронта он воспринимал, как величайшее национальное несчастье.

Когда, после большевицкого переворота, партия принуждена была (в Петербурге) уйти в подполье, В. И. туда за ней не последовал. Однако, он не считал себя вправе совершенно отойти от всякой политической деятельности, и решил использовать свой невольный досуг на писание антибольшевицких брошюр и воззваний. Но в самом начале этой работы его увлекла мысль написать целую книгу, посвященную опровержению не только большевизма, но и социалистической доктрины вообще. Эта работа его поглотила всецело. Целыми днями он читал, собирал материалы и писал.

Во время одного из обысков его черновые наброски были захвачены Чекой. Он был арестован и вскоре отправлен в Москву. Что и как с ним там происходило, нам неизвестно. Но 26-го сентября 1919-го года, в ночь после произведенного анархистами взрыва в Леонтьевском переулке, в числе тысяч других жертв большевицкого испуга и мести, был расстрелян и В. И.

По рассказу коменданта МЧК, Захарова (Ч С. П. Мельгунов. «Красный террор в России». Изд. 2-ое. Стр. 47.), это произошло так:

«Прямо с места взрыва приехал в МЧК бледный, как полотно, и взволнованный Дзержинский и отдал приказ: расстреливать по спискам всех кадет, жандармов, представителей стараго режима и разных там князей и графов, находящихся во всех местах заключения Москвы, во всех тюрьмах и лагерях».

Так, одним словесным распоряжением одного человека, были обречены на немедленную смерть многие тысячи людей, и в их числе один из наших вернейших и преданнейших соратников.