ДОЧЬ ПОЛКА

Здравия желаю, мой достохвальный читатель!

Господу нашему было угодно услышать мне и позже записать эти примечательные рассказы от артиллерийского поручика-дроздовца Валентина Хлистунова, а тому, в свою очередь поделился жалостями и сообщил о положении событий отменно помнящий старину, такой же старый русский эмигрант, ротмистр Анатолий Марков.

Способность его запоминать, сохранять и воспроизводить в сознании прежние впечатления, - привело к тому, что тема, одновременно достойная нашему удивлению, вниманию и многоуважительной памяти, не затерялась среди иных.

Всем известно словосочетание "сын полка" и мы настолько привыкли, что сирот-мальчишек брали в свою армейскую семью (не обязательно в полк) советские бойцы или солдаты, что даже понятия не имели, о том, что усыновлять, а главное – удочерять, – могли когда-то русские солдаты и офицеры в Русской армии. А ведь традиция повелась с ещё тех славных времён. Добавлю тут, что о мальчишках, участниках Первой Мировой войны есть замечательный, изумительный, документальный фильм «До войны я был маленьким» (АНО «Студия Риск-фильм», Москва, 2006 г.).

Приступая к печатанию я считаю необходимым сказать и подчеркнуть, что все действующие лица, - как герои изложения, так и рассказчики, - Mr. Хлистунов и Sr. Марков никак не вымышлены… При изложении исторических данных с дополнениями из личного архива, я старался предать текст как можно ближе к первоисточнику… итак, я передаю, а не сочиняю.

…В Русской Императорской Армии существовала прекрасная старая традиция усыновления воинскими частями детей-сирот, оставшихся из-за войны без родных и крова. Только все эти дети, все без исключения, принадлежали к народам, с которыми Россия вела войны в разные эпохи нашей истории, и этот чисто христианский обычай любви к своим врагам, являлся особенной, характерной чертой Русской армии, по праву именовавшейся христолюбивым российским воинством.

Из многочисленных случаев усыновления воинскими частями сирот особенно характерны и памятны три удивительных нам эпизода в истории Русской армии.

Хронологически первый из них имел место во время покорения Кавказа, а именно 23 августа 1859 года, при штурме аула Гуниб, в Дагестане, после которого вскоре последовала сдача кн. Барятинскому имама Шамиля и конец войны на Кавказе.

В этот день, во время боя на улицах Гуниба, солдат Ширванского полка в горящей сакле нашел ребенка-девочку всего нескольких месяцев от роду; родители ее погибла во время штурма. Солдат принес свою находку командиру полка, полковнику Кононовичу, который с согласия офицеров принял дитя, как «дочь полка».

Взяв в свою семью ребенка, Кононович воспитал ее и дал впоследствии образование. Относился он к девочке, как к своей родной дочери, и она в свою очередь любила и чтила его, как родного отца. Достигши 18 лет и превратившись в красивую и стройную девушку-невесту, Марию Ширванскую, она вышла замуж за одного из офицеров полка.

В 1934 году, в день 73-летия покорения Кавказа и взятия Гуниба, дочь Ширванского полка, которая жила в Польше, будучи уже вдовой русского генерала Л., прислала поздравительную телеграмму кадру родного полка, являясь в это время, вероятно единственным оставшимся в живых свидетелем этого исторического события…

В августе 1860 года во время боя в урочище Афипса поручик Нижегородского драгунского полка Махатадзе нашел девочку пяти лет, дочь убитого в этом бою черкесского узденя Дегужи; мать ее, после смерти мужа, покончила с собой. Девочка была удочерена офицерами полка, и ее взял на свое попечение старший офицер князь Амилахвари. Забота о ней в походе была поручена драгуну Апаскевичу и фельдшеру Плутагову, которые заменили ей няньку.

По достижении 7 лет «дочь полка» была окрещена в станице Николаевской 20 мая 1861 года, причем ее крестными родителями были командир Нижегородского драгунского полка Н.П. Граббе и жена казачьего есаула — г-жа Шотт. Девочка получила имя Мария, отчество, по крестному отцу, Николаевна и фамилию Дегужи-Нижегородской.

В тот же день в полковом собрании состоялось постановление, которому должны были подчиниться и поступающие в полк офицеры, о взносе офицерами полка ежемесячных сумм на воспитание ребенка, подписанное всеми офицерами полка.

   Во время смотра Кавказских войск Императором Александром Николаевичем, с вызовом на линию, на правом фланге Нижегородцев стояли: начальник дивизии генерал Тихоцкий, командир полка и князь Амилахвари; сзади последнего незаметно устроилась Маша. Вид ребенка, выглядывавшего из-за строя усатых драгун удивил Государя и он, улыбнувшись, спросил Тихоцкого и растерявшихся офицеров:

— Что за ребенок у вас в строю?..

Когда Государю было объяснено, кто такая была Маша, он её поцеловал и, взяв за руку, провел вдоль линии выстроенного полка.

В 1862 году князь Н.Амилахвари с согласия офицерского общества, поместил Марию Николаевну в лучшее женское учебное заведение Тифлиса — Св. Нины. Все офицеры Нижегородцы, посещавшие в это время Тифлис, считали с этого дня своим священным долгом навещать Машу и привозить ей игрушки и лакомства.

Привыкший к чистому горному воздуху ребенок, однако, не перенес душной атмосферы большого города, и у Маши открылся туберкулезный процесс. По совету врачей её отправили в родовое имение кн. Амилахвари в селение Чалы, Горийского уезда; там она начала быстро поправляться в деревенской обстановке. В 1865 году врачи сочли, что девочка совершенно поправилась и ее легкие зарубцевались, и кн. Амилахвари снова отвез её в заведение Св. Нины для продолжения образования. Здесь она вскоре после этого заболела скарлатиной. Вызванный телеграммой кн. Амилахвари поспешил в Тифлис, но было уже поздно, Маша скончалась на его руках 15 лет от роду.

Весь Нижегородский драгунский полк во главе с командиром и всеми офицерами в строю провожал свою покойную дочь под звуки похоронного марша через весь Тифлис на вокзал, откуда ее тело было отправлено в Царские Колодцы, на место стоянки полка.

Над ее могилой была воздвигнута часовня и красивый памятник с образом Св. Марии Египетской, изображающий розу со сломанным стеблем. Надпись на нем гласила:

«Здесь покоится прах дочери Нижегородского драгунского полка Марии. Взята в плен ребенком 7 августа I860 г. Скончалась в 1868 г. Цвела 15 лет.»

Память о дочери полка Маше Нижегородской осталась в полку до последних дней его существования. Деньги собранные офицерами на ее образование, после ее кончины были обращены в «фонд дочери полка» — для выдачи ссуд нуждающимся офицерам…

В 1910 году известным композитором и капельмейстером Главачом была написана «Историческая музыкальная картина 200-летия Л.-Гв. Кексгольмского Императора Австрийского полка». В этой картине попурри из разных песен, арий, гимнов и маршей, имеющих отношение к истории полка, 168-й год его существования отмечен... колыбельной песней. Слушателю, незнакомому с историей этого славного полка было непонятно, что должна означать эта песня, сплетающаяся с лихой солдатской песней «По горам твоим Балканским» и с болгарским гимном «Шуми, Марина»? Посвященным же она напоминала о том, что 12 января 1878 г., за Балканами, в долине р. Марицы, Бог послал дочку 168-летнему тогда Л.-Гв. Кексгольмскому полку.

5-го января 1878 года после взятия Филиппополя, полк вышел на андрианопольское шоссе, ставшее путем победоносного марша Русской армии, дорогой отступления турок и крестным путем обезумевших беженцев. Войскам приходилось в буквальном смысле пробивать себе дорогу среди биваков и обозов беженцев, погибавших от голода и холода.

Под вечер 12 января, миновав сгоревшую деревню Курчешма, полк шел по шоссе. У дороги около потухшего костра сидела умершая, закоченевшая женщина в восточной одежде, прижимавшая к груди ребенка, что-то лепетавшего при виде солдат. Рядовой Михаил Саенко вышел из строя, взял ребенка из мертвых рук матери, завернул его в полу шинели и снова, с младенцем в руках, вернулся в ряды. С этого момента девочка-турчанка вступила в ряды полка, заменившего ей родную семью на всю жизнь.

«Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня примет». Рота приняла дитя во имя Его и несла Христа, передавая с рук на руки святую и радостную ношу. Со всех сторон глядели на девочку сердечные, отчие взоры: солдаты просветлели, ободрились и от конца до конца походной колонны Кексгольмцев понеслась радостная весть: «Бог благословил дочкой»... То в строю на руках у солдат, то в обозе, в аптечной двуколке, превращенной в походную кроватку, Айшэ, маленькая турецкая сиротка, разделила с полком и Русской гвардией победоносный марш от Андрианополя до стен Царьграда.

Весну и лето 1878 года Кексгольмцы провели на берегу Мраморного моря, в 25 верстах от Царьграда, у м. Беюк-Чекмедже. На тех самых Принцевых островах, которые в 1920-21 гг., стали жалким приютом русских беженцев, 9-го июля 1878 г. был дан надолго оставшийся в памяти своим богатством и блеском «бал-шанпэтр» Третьей гвардейской пехотной дивизии в честь генерала Скобелева и главного командования. Там, на бивуаке под стенами Царьграда, среди палаток гуляла общая любимица полка маленькая Айшэ, лучший живой трофей, который можно было только добыть на войне. В том же лагере, тогда же состоялось общее собрание гг. офицеров полка, принявшее единогласное решение: признать Айшэ дочерью полка, взять ее с собой в Россию и принять на себя все заботы о её воспитании и благосостоянии ко времени совершеннолетия.

В августе того же года полк отправился на Родину, на свою варшавскую стоянку.

Весной 1879 года в офицерском собрании полка имело место необыкновенное торжество. В присутствии всех офицеров полковой священник о. Мещерский крестил в купели, утопавшей в сирени пятилетнюю Айшэ — дочь Кексгольмского полка —  и нарёк ей имя Мария, в честь Государыни Императрицы Марии Александровны. Крестным отцом был поручик Константин Николаевич Коновалов, избранный из молодых офицеров, чтобы подольше не расставаться с крестной дочкой... Крестной матерью стала София Алексеевна Панютина, жена командира полка ген. В.Ф. Панютина, а старшим опекуном избрали капитана А.К. Рейхенбаха.

В августе того же года Государь Александр Второй посетил полк, проездом через Варшаву. В голубой гостиной собрания Государь увидел портрет Маши, снятой ребенком.

Государь, подозвав опекунов и крестного отца, задал им вопрос о будущем девочки. Ему ответили, что полк хочет просить Государыню зачислить их дочь в Варшавский институт благородных девиц. На это Государь ответил:

—Я сам это устрою.

Вскоре шестилетнюю Машу зачислили на пансион в Институт Ее Величества с дарованием ей дворянства и пожалованием фамилии Кексгольмской, в честь удочерившего ее полка. До десятилетнего возраста Маша Кексгольмская жила в семье Панютиных, ставшей для нее родной. В 1883 году ее отвезли в Институт.

«Отец» внимательно следил за успехами дочки: по субботам в Офицерском собрании вывешивались Машины баллы, по воскресеньям опекуны и крестный ездили в Институт и дарили ей конфеты и цветы. В гостиной собрания с каждым годом появлялись все новые портреты подрастающей дочери. Маша училась прилежно, была всегда неизменно тиха и послушна и ценила свою связь с полком и свое имя. Говорят, что подруги от нее слышали не раз в ответ на приглашение к шалостям:

 — Вам все равно, а за меня будет краснеть весь мой полк...

В июне 1890 года полк праздновал окончание Машей Института. На выпускном дне присутствовали в парадной форме все офицеры—кексгольмцы; в лагере после этого служили молебен перед строем полка, а вечером в полковом собрании состоялся бал, на который был приглашен весь персонал института и весь «выпуск Марии Кексгольмской». После окончания Института Маша жила в семье В.Ф. Панютина, в это время командовавшего уже дивизией в Луцке.

Осенью того же года на Волыни происходили большие маневры, в присутствии Государя Александра III и Царицы Марии Феодоровны. На этих маневрах Маша была представлена Государыне и стояла рядом с ней при проходе полка церемониальным маршем.

В зимние сезоны 90-го и 91-го годов, на Святки и на масленицу, Маша приезжала в полк и останавливалась в семье своего крестного. Тогда начинались балы, спектакли и вечеринки в офицерских семьях и в собрании, и «царицей» этих празднеств всегда и неизменно была Маша.

Старые офицеры, участники турецкой войны, называли ее Машей и говорили ей «ты», молодых офицеров, выходивших из училищ в полк ей представляли, и они называли ее «вы» и «Мария Константиновна». Ни подчеркивать, ни напоминать ей, что она дочь полка не было принято, но Маша, прекрасно воспитанная, скромная и на редкость тактичная, сама умела во время сказать, что полк — ее отец, и всем своим поведением давала чувствовать, что она связана с полком не формой и долгом, не честолюбием и тщеславием, а действительной, сердечной преданностью.

Трудно представить себе естественность таких необычных и условных отношений девушки с обществом офицеров, но эта естественность сложилась как результат общей — и офицеров, и Маши — любви к полку.

Маша связывала полковую семью в одно целое. В вопросах, ее касавшихся и обсуждавшихся в собрании, офицеры были всегда единодушны; они преклонялись перед ней, как перед самой дорогой и живой традицией родного полка. Среди молодых офицеров существовало какое-то этическое чувство, которое совершенно исключало всякий намек на ухаживание, претившее сознанию ее родства с полком. Если для старших она была дочерью, то для молодых — любимой сестрой. Несмотря на то, что Маша была красива, с прекрасным характером, из-за этих чисто родственных чувств никто из офицеров полка не счел возможным сделать ей предложение, что конечно, было бы вполне законно и естественно.

Летом 1892 года старший полковник объявил собранию офицеров, специально для этого созванному, что Маше сделал предложение Гусарского Изюмского полка корнет Александр Иосифович Шлеммер. В Луцк, где стоял Изюмский полк немедленно были делегированы опекуны Маши, чтобы познакомиться с претендентом на руку дочери полка. После их возвращения произошло новое собрание офицеров, на котором имело место, вероятно, единственное в военной истории голосование: принять ли предложение корнета Шлеммера или нет. Предложение большинством голосов было принято, и тут же были намечены все обстоятельства предстоящей свадьбы.

Выдали Машу по старым обычаям, не сироткой и бесприданницей, а со всей красотой и пышностью, какую только мог дать старый гвардейский полк прежнего времени, а это значило очень много. Был мальчишник — холостой пир, был и девичник — блестящий бал, приемы и встречи почетных гостей. Венчали Машу 4 ноября в полковой церкви; ее шаферами были офицеры полка, шаферами жениха — Изюмцы. Командир Кексгольмцев, генерал Д.М.Резвой, был по праву посаженым отцом, а посаженой матерью была Н.С. Павлова, из рода Панютиных, в семье которых Маша провела свое детство. Почетными гостями были: фельдмаршал Гурко, герой Турецкой войны и представитель шефа полка, Австрийского Императора Франца-Жозефа, генерал-адъютант австрийской службы Клепш.

Во время свадебного пира в офицерском собрании, по старому обычаю, был подан от солдат полка каравай черного хлеба и солонка с солью. Одновременно с этим Маше были вручены подарки Императора и Императрицы, а также свадебный подарок полка: серебряный сервиз с полковыми гербами, которые одновременно являлись и гербами Маши.

Было много поздравительных телеграмм от полков и отдельных лиц, но самой трогательной была следующая телеграмма: «Покорнейше прошу передать мое сердечное поздравление новобрачным. Желаю им счастья и благополучия. Общество офицеров дорогого полка благодарю за приглашение и поздравляю с семейным праздником. Запасной рядовой Кексгольмского полка Михаил Димитриевич Саенко».

После замужества связь Маши с полком никогда не прерывалась. На её визитных карточках всегда значилось: «Мария Константиновна Шлеммер. Дочь Л.-Гв. Кексгольмского полка».

   Она носила брошку — герб полка, а гербовой печатью полка, принадлежавшей ей по ее девичьей фамилии, запечатывала свои письма. Не было случая в жизни полка, на который не отозвалась бы Маша; она присылала вклады на украшение полковой церкви, участвовала во всех подписках и складчинах офицерского собрания, делала подарки собранию и часто приезжала гостить в полк на праздники и балы. В собрании имелась принадлежавшая ей гостиная, называвшаяся «комнатой дочери полка»; там были собраны все ее портреты и карточки с детства. Не было случая также, чтобы полк не отозвался на ее семейную радость или горе. Внуками полка скоро стали ее сыновья Павлик и Жоржик.

   Знаменательней всего, однако, были отношения к Маше солдат полка. Для них «дочь полка» не была ни офицерской затеей, ни господским делом. Они прекрасно знали, что это их дитя, что Маша-Айшэ пригретая рядовым Саенко в зимний холодный день на Адрианопольской дороге — это их солдатское дитя и что гг. офицеры лишь оформили ее положение в полку. Интерес солдат к Маше был необычайный, они страстно любили слушать рассказы о ней и читать книжечку о дочери полка, написанную Гродненского Гусарского полка ротмистром Ю.Л. Елецом.

Когда Маша бывала в полку, солдаты сбегались вокруг нее тысячами и их «ура» при виде ее было поистине стихийным. Не подлежит ни малейшему сомнению тот факт, что одной из основ совершенно исключительной близости между солдатами и офицерами Л.-Гв. Кексгольмского полка была она — дочь полка. Солдаты по праву — считали ее своей «солдатской дочерью» и были благодарны офицерам за их заботы о ней. Сама она в отношении солдат была необыкновенно нежна и заботлива, и всю жизнь обращалась с ними как родная.

Война, а затем недоброй памяти революция, положили конец этой красивой странице прошлого Императорской Русской Армии. Едва в августе 1914 года полк выступил на войну, как Маша, оставив семью, вступила в лазарет Третьей Гвардейской дивизии, где сестрами были жены и дочери кексгольмцев. Там она провела всю войну.

Революция застала Машу в лазарете дивизии во Владикавказе. Маша была уже больна, надорвав здоровье тяжелой работой; у нее открылся туберкулез. В 1919 году она находилась в санатории для туберкулезных сестёр милосердия в Сочи, а 7 августа 1920 года скончалась в Ялте, куда приехала к мужу. За её гробом шёл муж, четыре старых офицера полка и сестра одного из них.

Спустя немного времени не стало и мужа Маши, его расстреляли большевики в Севастополе осенью 1920 года. Сыновья Марии Кексгольмской, как их мать, выполнили свой долг до конца. Старший Павел погиб в июне 1918 года (по одним данным был убит годом раньше в Тамбове) на фронте в Добровольческой Армии, в рядах родного полка. Младший сын, Георгий Александрович, поступил в Добровольческую Армию, затем в ВСЮР и потом в батальоне своего полка служил в Русской Армии ген. Врангеля. Пережив войны и революцию, попал с полком в эмиграцию, где продолжал состоять в рядах полкового объединения. Скончался он в Германии в 1974 году.

Так окончилась прекрасная быль из жизни старой Русской Армии. Конец этот трагичен, как и все, что случилось в России, начиная с марта 1917 года. Иносказательное изображение таково - то было чёрным губительным облаком (чтоб не сказать больше) над всем нашим светлым и прекрасным прошлым.

А.А.