Крестьянская родословная села Дубровка и Акулова в воспоминаниях. Часть 11

Крестьянская родословная села Дубровка  и Акулова в воспоминаниях   Негодаева Владимира Николаевича


Я, Владимир Николаевич Негодаев, 1951 года.  Моя сестра Валентина живет в Лесном.  Мама, Александра Антиповна  Комракова, из Сельца-Сергиевки.   В Сельце- Сергиевке у меня был дед Антип Комраков. Он  воевал.


(Комраков Антип Павлович. Рядовой. __.__.1897 Рязанская обл., Шиловский р-н, д. Сельцо-Сергиевка.  Дата поступления на службу __.02.1942. Воинская часть 1178 сп. Дата подвига : 21.12.1942./Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru)


Фото. Наградной лист Комракова А.П.  


 


Мой отец,  Николай Владимирович, тоже воевал, после ранения вернулся в село,   а потом был на трудовом фронте,  лес пилил. Но что, где и как, я не знаю. Нам в школе ничего не говорили.


(Негодяев Николай Владимирович. Дата рождения: __.__.1919. Воинская часть: 48 усп (81 зсп) 30 зсд. Выбытие из воинской части: 20.10.1941 /Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru)..


Вот видите, у нас барский сад, парк,  клуб был. Но  нам никто не говорил,  кто там жил, кто владел этим,  какой помещик. Ничего этого мы не слышали ни от родителей, ни в школе. Да и нам  только  улица нужна была. Раньше меня история, вообще,  не интересовала.  В школе у нас был историк,  директор школы, Василий Александрович Гришанкин.


Фото из семейного альбома Луниной Н.А. Гришанкин Василий Александрович.

  

 


А первый учитель у нас был Ситников Александр Алексеевич. Он в Тырнове похоронен. Помню, как  нас возили в комсомол вступать в  райком  в Шилове.  В армии я был комсомольцем. Так что, когда мы были молодыми, мы историей не интересовались, а только работали.


Анна Владимировна Негодаева, сестра моего отца. Была замужем за Иваном Григорьевичем Ульянкиным.


Своего деда, Владимира, я никогда не видел. Он умер в 1936 году. Бабушку Ксению я застал. Она умерла в 1964 году. Мне было 13 лет.


Я живу в Дубровке на Новом селе.  Если от переулка идти, то  второй дом кирпичный мой.  Там два кирпичных дома. Один был дом Маскиных, дяди Прокопа Матвеевича.  И наш Негодаевский.  В  доме Маскиных жили три брата: Анатолий, дядя Коля и Сергей Прокопыч.  Раньше между нами был еще один старенький дом, в котором жила тетя Пына. 


Тимакиных дядю Ваню и дядю Саню на Старом селе помню.  Дядя Ваня у нас бригадиром был.  Я в колхозе не работал, но в детстве мы копны возили на лошадях.  Когда сенокос в июне, июле,  дядя Ваня Тимакин приходил к нам,  и нам,  как поденщикам,  подпутывали,  и мы возили копны в стогу.  Мы ездили  на лошадях верхом.  Мы и картошку ходили копать, все нам корзинки считали,  и нам за это никто ничего не заплатил. Правда,  один раз помню что – то давали. 


Фото из семейного альбома Паниных. Сенокос в Дубровке.      

  

У Лиды Тим акиной муж художник был. Он приезжал в Дубровку и писал здесь картины. Он дядю Костю Смирнова рисовал, когда он косил траву.  Смирнов  напротив них жил и был хороший мастер по обуви.  Со спины рисовал дядю Костю с  косой,  рядками  трава ложилась.  На реке, на речке, болото осака была,  тоже видел,  как он рисовал. Пароход  рисовал он  или  как правильно сказать  - писал. В барском саду рисовал березу. Четыре  полотна я видел,  как муж Лиды рисовал. 


А потом в 1966 году я уехал в Рязань. Училище окончил. В 1970 году меня в армию забрали.  В 1972 году я демобилизовался и уехал в Москву.  Никто ко мне не подошел и не сказал: « Давай оставайся, на шофера». Сейчас говорят: «Вот,  вы Дубровку бросили, уехали». Я, когда демобилизовался, ко мне никто не подошел,  я сам по себе. В селе людей не держали. Как только стали людям давать паспорта, так они все и стали разъезжаться.  Деньги в колхозе не платили. Только потом  в колхозе  была и пенсия 20 рублей, а позже  совхоз сделали,  и стали пенсии 60-70 рублей, а то и выше. И зарплату стали платить. 


Дом,  в котором мы сейчас живем,  нам достался от отца.  Как будто бы, Урляпова Мария Прокопьевна говорила,  что этот дом мы у них покупали. Мы ее звали Маря Прокопьевна. Она говорила, что это, как будто бы раньше их  дом был.


В Марьиной деревне жили Чельцовы напротив Тамары Александровны Негодаевой (Юдиной), которая руководила кооперативом.  Она была первая жена моего брата Василия.  Она тырновская. Валентина Хренова - родственница Чельцовых,  жила напротив кладбища, в  деревенском таком  домике.


Я раньше всех людей знал, которые в Дубровке жили до 1966 года. Сейчас никого не знаю. Я знал Вовку Егоркина, Лиду Егоркину с Мордовии, Сашкину  жену. Ее муж, Александр  Владимирович, ему наверно, 60 лет не было, как он умер. Олег Данькин погиб, не доехав до Шилова.  4 листа железа не хватило ему, и  он поехал в Шилово, чтобы дозаказать. А  навстречу машина с двумя пьяными  ехала.  Мы с ним дружили. Ну, в молодости мы собирались вместе и выпивали. Потом он на пенсии  все купил себе,  стал строиться,  и не выпивал уже. Он с 1951 года. 


Фото из семейного альбома Паниной Л.И. Панин Павел, Саша Егоркин, Олег Данькин, Юрий Панин. Дубровка.   


 


Его отец утонул прямо напротив деревни. И Олег там был, и я был на реке.  Данькины  что-то там праздновали на берегу,  и отец  Олега пошел окунуться и уже выходил на берег. Руки поднял и потом раз и скрылся.  Потом опять вынырнул и опять скрылся,  и нет его. На берегу  был Леша Баранов, он не наш деревенский,  но в Дубровке давно живет. Он нас выстроил всех цепочкой рука за руку,  и мы ходили по реке. А это же не пруд.  А как раз солнце закатывалось в  стороне за рекой. И мы  ходили,  ходили,  но не наткнулись на дядю Лешу.  А  потом рыбаков вызывали, и толи ночью толи  на следующий день его поймали бреднем, неводом,  как будто бы он на этом же месте был, где скрылся под водой.   Потом я ходил в магазин, а мне Гришанкина тетя Настя говорит: «Вы же там были».  А в этом месте  всю жизнь купались и ничего.  Просто, дядя Леша  выпивший был и, видимо,  сердце отказало. 


Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Похороны Алексея Никитовича Данкина. 1967 год. Дубровка.  


И Максим - налоговик, который  десятником был,  утонул.  Правда, крестьяне говорили: « Утонул Максим,  ну и …..Что накопали, отдать нужно было».


Крестьянская родословная села Дубровка  и Акулова в воспоминаниях   Негодаева Василия Николаевича 


Я родился в Дубровке в 1947 году.  Ребятишек  было в моем детстве очень много.  Только с моего года рождения было человек пятнадцать. А в  школе в 5 классе к нам присоединились с Полтавки,   с  Акулова,  и нас было человек около 40 моих сверстников.  Коля  и Паша Корнешовы, Нина  Шарутина, но она Когакова,  Таня Сухоручкина, Вова Шацков,  Лида Герасева,  и еще с нами учились с Павловки.  С 1948 года дочь дяди Сани Тимакина – Тоня, Тоня Пылаева, Тоня Лунина, сейчас в Рязани живет. Очень много ребят 48 года рождения с нами играли. Это были дети,  чьи отцы вернулись с фронта. Потом я в 8 класс пошел в Тырнове, а после в Рязанском училище учился.


У меня есть фотография, сделанная в середине 60-х годов.  Дядя Леша Данькин на этой фотографии с мужиками дубровскими стоит.  Так в то время в Дубровке 45 или 46 мужиков было,  а сейчас один остался, гармонист в Акулове, Саша Голубин с 1930 года.


Фото. Александр Андреевич Голубин на крыльце своего дома в Акулове. 2018 год.  


И дядя Коля Смирнов,  сын дяди Вани Смирнова, который в Тырнове жил. Он брат дяди Кости Смирнова. 


Фото. Дядя Коля Смирнов.  

  

 


Больше мужиков у нас нет.  Многие свои дома продали, и сейчас у нас здесь москвичей много. Они чужие,  я их не знаю,  а из наших только двое осталось. Вот идет кто-нибудь  по улице и спрашивает у меня: «Где такой-то живет»? Я  отвечаю: « Вы скажите его дубровскую фамилию. Тогда я скажу вам,  где этот дом стоит». Сейчас много понастроили.  А все бывшие дубровские дома, построенные раннее,  под бульдозер и на свалку. 


Голицынские дома все были кирпичные: сам совхоз и склад длинный, клуб.   Из деревянных  Голицынский дом был, в котором ясли были, справа, где поворот на Акулово. Он сгорел. Вместо него сейчас построили новый дом. 


Помню мужиков с 30 и 28 года. Когда я из Москвы приезжал, то  всегда шел на рыбалку рыбу ловить. Володя  Лунин (Владимир Иванович Лунин) со Старого села мне рассказывал, что там, где сейчас Щебенка, на их памяти были вагонетки, где делали кирпич.  Этим кирпичным заводом владел какой-то помещик, а как его зовут,  я забыл. Мужики  как-то называли его, но я забыл, но не Голицын. Это рассказывали мне мужички с бородами, которых я еще застал, когда мы копны возили, но, сколько им лет было, я не знаю. Это до 1960 года было.  Они с бородами ходили тогда и работали, а вот на фотокарточке, где дядя Леша Данькин, там этих мужичков нет.  Хотя говорили, что часть их когда-то приехала в Дубровку  со стороны и женилась на дубровских девушках.


А еще я застал, когда лес привозили на берег. Там много женщин с Украины было. И многие их фамилии у нас сохранились в Дубровке, все фамилии, которые оканчиваются на о. Мы с их детьми играли.  И многие из них умерли к зиме,  хоронили  не сразу,  не в один день, а детей их забрали на Украину. И я потом их встречал в Москве на вокзале, в Рязани  встречал.  Хоменко, например, и еще дом дяди Васи Малухина. Там жила женщина, мы ее Хохлушкой звали -  Хохля и Хохля.  Но это было давно.


Щебенка там, где дорога была. Вот, где Коля Урляпов жил, по прозвищу Сима. А еще там рядом Толя Урляпов.  Они родня. Так вот они рассказывали, что Щебенка это как правее выйти,   где  Маруся Маськина, и правей,  правей,  тут Щебенка. Это когда строили на Касимов дорогу и туда барыш привозили,  а  мы называли  Рычок. И вот там была будка, в которой бакены зажигали, это как я помню, но я не помню, когда эти тележки увезли или не увезли. А эти мужики говорили, что  там была узколейка, которая  проходила  в Гремякино на поляне. Так мужики рассказывали. Они помнят.  На берегу выгружали с барж и на Шилово до Касимова вели дорогу и оттуда  брали. Новые говорят: «Щебенка, Щебенка», а мы,  кто там старый, как мои там, уже  не назовут Щебенка. «Рычок» и все. Скажи «Рычок» и все. Там сильное течение было, там же раньше переправа была.


Отец пришел с фронта, был бригадиром. Я с ним маленький ездил, ну  не на лошади,  но кое - что видел. Он не в овощеводческой бригаде работал, а там,  где пахали на лошадях. А овощеводческая бригада была там,  где этот склад длинный. Там Мишина тетя Настя была. Дядя Володя Дадонкин. Было 6 бригад. На той улице свиноводческая бригада была. Где подстанция, как на ферму поворачиваешь, чуть пройдешь, я тоже помню, была бригада. Где-то  бригада была недалеко от школы.


Мама моя из Сельца-Сергиевки работала на тракторе со «шпорами», на таком,  который сейчас в Инякино стоит около училища, а отец поехал в Сапожок учиться  и уже работал «дизель», но не колхозный, а МТС от Шилова. Это училище было какого-то союзного значения, папа рассказывал, что там со всего Союза учились. Всю жизнь был трактористом. Дядя Паша Егоркин бригадиром там был, дядя Вася Пылаев. Всю жизнь папа работал на тракторе. А мама нет. Ну,  сколько-то она в бригаде была. Этих тракторов – то потом не стало. Когда я учился в Рязани, нас тоже в Сапожок посылали, мы там в общежитии полы настилали, я на плотника учился.


У бабушки,  у отцовой мамы,  было 12 или 13 детей. Ее звали Ксения Захаровна (1880), она из Полтавки. Меня бабушка назвала Василием в честь ее последнего сына. Но я помню 5 - 6 ее детей, остальные от туберкулеза умерли. Сейчас двое или трое на Дубровском кладбище похоронены, а про остальных не могу сказать,  где. Иван Владимирович Негодяев (дядя Ваня) (1906) жил  в Свердловске и там похоронен. Он женат был на Полине Никитичне Данькиной. Моя мама с папой ездили к нему два раза туда, а он в Дубровку не приезжал. Внуки его приезжали на могилу Данькиных и сестру его жены, Раису, привозили. Мы поговорили с ними за столом. Это было шесть лет тому назад, у меня жена пять лет назад умерла, она как раз на стол собирала. Они два дня побыли и уехали. Сейчас мне сказали, что Раиса умерла. Дядя Ваня был братом отца. 


( По метрическим данным:


 Иван (1906), сын Владимира Федотовича Негодяева и Ксении Захаровны. Восприемники: села Дубровки крестьянин Григорий Иванович Егоркин и деревни Полтавки крестьянская девица Матрена Захаровна Ромашина/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 48).


Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. В центре Полина Никитична Негодяева (Данькина), справа от нее ее сестра - Раиса Никитична Данькина, слева от нее их племянница - Валентина Николаевна Лунина. 

  

Мы живем в кирпичном доме в Дубровке. Мама первая умерла, папа через шесть лет умер. У меня много фотокарточек есть, которые я сделал, но они сейчас там "раскисли".


Моя бабушка, да и  другие старушки: мама Толи Урляпова, Зина Маскина, рассказывали нам, пацанам, что раньше они барщину отрабатывали, одним словом, они должны были сколько – то дней работать на барина. Я не знаю, это разговоры такие. Я тогда учился в 8 классе. Мы в то время пацанами были,  и не то,  что нам неинтересно было, ну,  пацаны, вы сами знаете, что-то слышишь, а что-то нет.  Относились к Голицыну они нормально. Старушки говорили,  что при нем  они жили хорошо. У помещика же и ферма была,  и зерно было, и все было, как старушки рассказывали, что в Тырнове хоромы  там были,  выселки фермы перед Полтавкой. У нас за Дубровками ферма была.  А в Тырнове ферма была перед Полтавкой, здоровые там дворы. Выселки у Голицына был Крапивник. Туда высылали тех, кто плохо подчинялся. В Тырнове другой помещик был. И перед Полтавкой фермой владел другой помещик.


Они еще про какого-то помощника Голицына говорили,  который приезжал в Дубровку на лошадях. Может, про отца Зины Маскиной, который был управляющим у Голицына У Ларюшкина был дядя Леша какой- то парикмахер, он в Москве жил. Тетя Зина Маскина с нами через дом жила. Ее внук,  Женя, живет в Москве. Я, когда в Царицыне жил, встречал его на Каширке. В детстве они часто  к своей бабушке приезжали,  и Люся и Женя.


Вот говорят, что Тамара Александровна Негодаева привозила в Дубровку Голицыных, показывала им могилу их родственника. Никогда на моей памяти Голицыны не приезжали в Дубровку, и Тамара Александровна никого не привозила.


 


Крестьянская родословная села Дубровка  и Акулова в воспоминаниях   Негодаевой Ольги Андреевны


Я, Ольга Андреевна Негодаева. Моя мама,  Корешкова Клавдия Ивановна, родилась в 1928 году в Дубровках.  Ее отец,  Иван Алексеевич Корешков, ушел на русско-финскую войну и больше не вернулся. Без вести пропал. Так говорили у нас в семье.


Корешков Иван Алексеевич. Красноармеец. __.__.1903 Рязанская обл., Шиловский р-н, с. Дубровка. Дата и место призыва:


 __.10.1941 Шиловский РВК, Рязанская обл., Шиловский р-н. Пропал без вести __.12.1942. Извещение отослано дочери Клавдии Ивановне Корешковой/ Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru.


 


Свою бабушку Феодосию я не помню. Мне показывали ее могилку на Дубровском кладбище и говорили,  что здесь бабушка похоронена, мамина мать. Она похоронена с левой стороны, в конце,  рядом с Курноской, с Якушевой.  Анна Андреевна Якушева (Курноска) и моя бабушка Феодосия Яковлевна? Самсонова?(1904) были двоюродными сестрами. Вероятно, они были двоюродными по матери, так как мать Феодосии звали Пелагея Самсонова. У Курноски была сестра Самсонова,  или я не знаю, кто она ей. Я помню ее внука Виктора. Мы несколько раз приходили к ней в гости, но нам что-то не понравилось. А Зина Якушева со своим сыном Виктором приходила к моей тетке Марии Ивановне очень часто. Они как шли на кладбище,  всегда заходили к ней в гости по праздникам.


У Ивана Алексеевича было четверо детей: Мария(1924), Клавдия (1928), Николай (1932), Василий (1935).


Мария Ивановна всю жизнь прожила в деревне, замуж она не выходила. Детей у нее не было.  У Николая Ивановича было двое сыновей,  и они жили в Новокузнецке. Василий жил в Раменском,  в Подмосковье, потом в Ильинке и трагически погиб. У него двое детей: сын и дочь.


Мария Ивановна жила рядом с Ульянкиной. Я забыла, как ее зовут. Ульянкина  жила в Степакине. Как с горки спускаешься,  с правой стороны был каменный дом. Как к кладбищу идешь,  справа первый дом был каменный. Потом деревянный дом, в котором жила наша тетка. Когда у нее дом стал плохой,  ей дали на кладбище в богадельне комнату. Там несколько семей жило, у каждого отдельный вход был, и вот она там прожила до конца жизни. И теперь ее площадь в богадельне принадлежит моей сестре. Тетка моей маме подписывала, но теперь туда моя сестра ездит. Остальные семьи уже уехали в Тырново, дом разваливается,  и только вот наша комната осталась. Ее, Марии Ивановны, часть осталась. Но там никто не живет. В их комнате сделан ремонт, крыша, окна пластиковые. Вода и газ,  все там проведено. Когда тетка там жила, у нее случился приступ ревматизма,  она легла в больницу, и я там жила недели две,  и ничего не боялась. Надо живых бояться, а не мертвых. Кладбище было в стороне,  и мне не было страшно там жить одной.


В  Дубровках жила еще Мария Алексеевна Корешкова, тетка моей мамы. Баба Маша жила на конце Дубровок  там,  где Маськины живут. И когда мы ходили на речку, мы всегда к ней заходили. Она воспитывала свою племянницу Нину, которая в Баку жила, а сейчас  живет возле Маскиных.  


В Дубровке мы жили в Степакине. В Степакине еще жила тетя Дуся Щербакова, но мы с ней не общались. На другой стороне жили Хоменко, Слеповы, Луканины. Мишины: Параня, вторая высокая такая, Наталья и Анастасия. Их все молодежь докучала, стукалочки вешала им. А рядом с Мишиными жили Сухоручкины. А перед Мишиными Самсонова тетя Шура, родня Курноски.


Мама и тетя работали где-то  на сортучастке в полях. Потом мама уехала в Москву, работала  домработницей в какой-то семье. Здесь же она замуж вышла за москвича Яшина, и они из Москвы переехали в Подмосковье.


Я вышла замуж за Негодаева Владимира Николаевича, а моя сестра вышла замуж за Александра, сына Николая Кузьмина  из Акулова. Мать ее мужа  звали Нюра, а бабку Фима. Бабку раскулачивали. Я помню, как она рассказывала, что они прятали золото,  закапывали его в землю, а потом не нашли. Фима прожила 95 лет.  У Нюры, был сын Толик Кузнецов от первого брака, а от Николая Кузьмина сыновья: Александр и Павел. Кузьмин Николай воевал с Рябичкиным Николаем. Оба одного года рождения, и дома их были рядом. Между ними «терки» какие-то были. Николай Кузьмин говорил, что Рябичкин был полицаем там, где он воевал.  


Кузьмин Николай Васильевич. Мл. сержант. __.__.1923. Рязанская обл., Шиловский р-н, дер. Акулово , Место службы: 11 сд. 


Пропал без вести 31.07.1943 Ленинградская обл., Мгинский р-н. Извещение отослано отцу Кузьмину Василию Агаповичу/ Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru.


Кузьмин Василий Агапович (1891), сын запасного рядового Драгунского Владимирского полка Агапа Павловича из села Инякина/ГАРО. Фонд 627, опись 281.


Об этом нам и бабка Фима говорила. Да и сами мы, когда маленькими были,  слышали это от своей тетки. Мария Ивановна работала уборщицей в конторе. А Николай Федорович Рябичкин, был председателем колхоза и иногда ей и другим работницам делал  замечания. А они ему со злостью отвечали,  что, мол,  нам ли тебя слушать, когда ты у немцев полицаем был. 


Крестьянская родословная села Дубровка  и Акулова в воспоминаниях   Корешковой Нины Алексеевны


Глава 1


Моего отца звали Алексей Алексеевич Корешков. У бабушки и деда, значит, были дядя Федя, дядя Ваня, дядя Гриша, отец мой и еще один сын, но он куда-то уехал и пропал давно. У них было семь человек детей: пять сыновей и две дочери. Мой прадед, а может, мой дед Алексей, отчество - не знаю, был приказчиком,  толи завхозом, в имении князей Голицыных. Одним словом, он делал то, что сейчас завхозы делают. Потом, когда он был на заработках, то его дом в Дубровке подожгли. Об этом мне тетя Маша Корешкова говорила. 


(В  3 томе Сведений о помещичьих имениях за 1860 год говорится, что княгиня Агл. Павл. Голицына владеет селом Дубровки вместе с 6 селениями с числом душ крепостных людей мужского пола крестьян- 1724, дворовых – 0. Число дворов или отдельных усадеб – 364. Число тягол: оброчных –0,  издельных – 287, состоящих частью на оброке, частью на барщине – 440. Усадебной земли в десятинах всего –210,00,  на душу- 0, 12. Пахотной земли всего- 4530,00, на душу-2, 63. Сенокосу всего - 1404,00, выгону всего - общий. 
Земля, состоящая в пользовании крестьян: в том числе кустарнику и леса в десятинах - 2172,00,всей удобной на душу – 2,66.
Повинности крестьян, платящих оброк. Величина денежного оброка: с души- 0, с тигла- 22.Добавочные повинности к денежному оброку: призведениями - 0 , работами - летом 4 дня мужских и 8 женских и 4 подводы. Зимою бабы 2 и девки 10 талек из господского волокна.
Примечание: При имении 1605 р. мирского капитала. 70 человек при особых должностях: 5 писарей, 1 конторщик, 6 лесников, 1 фельдшер, 3 садовника, 5 огородников, 2 мельника, 10 пастухов, 3 слесаря и кузнеца, 3 столяра, 9 ткачей, 14 кирпичников, 5 каменщиков, 3 плотника).   


Моя бабушка Фекла четыре  года  училась в Дубровской школе. Она хорошо читала на старославянском языке. У нас дома были большие книги на старославянском, а их у нас кто-то украл. Бабушка читала Толстого, а стихи Пушкина  и Лермонтова знала наизусть. Еще бабушка рассказывала, что сестры Голицыны к крестьянам хорошо относились,  и крестьяне ими  были довольны. 



Здание клуба, бывшую усадьбу Голицыных, сломали в «перестройку», когда «демократы» пришли к власти. А раньше там был с одной стороны детский сад, а с другой стороны клуб, где стояло пианино, на котором играла какая-то женщина. Я ходила в этот детский сад. А на втором этаже у нас была спальня. Там были голландки плиткой обложенные. Курноска у нас была заведующей детским садом. Когда приезжали проверяющие, она всегда зазывала меня в кабинет, потому что я хорошо песни пела. У моей мамы хороший голос был, и я училась у нее. И Курноска меня просила спеть перед проверяющими, вот я и пела. А за это у меня была награда – кусочек черного хлеба, посыпанный толченым сахаром. Тогда кусковой сахар большими кусками был, его толкли. И я выхожу с этим кусочком и всем хвастаюсь: «У вас нет, а у меня есть».

У моего деда Алексея был брат Иван. 


(По метрическим данным:
Иван (февраль 1859), сын Василия Дмитриева Корешкова, родившегося в январе 1822  года у крестьянина Дмитрия Феоктистова /ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 62.
Прадед Василия Дмитриева, Федор Никифоров, внук Якова Меркулова, умершего в 1767 году / ГАРО.


Его сын, Иван Иванович Корешков, был двоюродным братом моего отца. Его за что-то посадили в тюрьму, и он там умер. Короче говоря, Курноска его отправила в тюрьму. По ее доносу, он чуть ли не каким-то предателем оказался.


( У Ивана Ивановича Корешкова были двоюродные братья по материнской линии - Иван Васильевич Егоркин (1870)  и Филипп Васильевич Егоркин (1888). Их матери, Дарья Антоновна и Анисия Антоновна Болдины, приходились друг другу родными сестрами. Иван Васильевич женился на Зинаиде Ивановне Левошиной и проживал в Дубровке до войны).


(Егоркин Филипп Васильевич родился 7 ноября 1888 года в селе Дубровки. Окончил сельскую школу, на военную службу поступил в 1910 году по жребию, служил в 9 саперном батальоне. Младший унтер-офицер, участвовал в Русско-Австро-Германской кампании с 1914-23 января 1918 года, затем выбыл по болезни. Ранения не имел.Военный руководитель в Дубровском военкомате с 23 января 1919 года, военный комиссар, он же председатель Волостного Совдепа. В именном списке лиц командного состава, подлежащих явке в Касимов согласно телеграмме Касимовского Увоенкома, от 7.10.1920 года тов. председатель Волсовета на основании распоряжения центра пользуется отсрочкой. В настоящее время состояние здоровья неудовлетворительное. Сочувствующий партии коммунистов-большевиков. Число семейства - 2 человека. Бывшее социальное положение родителей - личный труд в сельском хозяйстве и отхожий заработок. Адрес - село Дубровка./ГАРО. Фонд Р-2689-1-5).


По метрическим данным:


Филипп (7 ноября 1888 года), сын Василия Ивановича Егоркина. Восприемники: Иван Васильевич Егоркин и девица Параскева Ивановна Егоркина/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5).


( Из  Книги памяти Рязанской области:


Филипп Васильевич  Егоркин (1888), крестьянин-единоличник. Место рождения: Рязанская обл., Шиловский район, с. Дубровка.


Арестован 21 января 1931 г.
Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ Московской обл. 15 февраля 1931 г., обв.: 58 п. 10 УК РСФСР.
Приговор: к 3 годам высылки в Казахстан условно и из-под стражи освобожден.
Реабилитирован Рязоблпрокуратурой по Указу ПВС СССР от 16.01.89)



Иван Алексеевич (1903) и Федор Алексеевич (1885) – это братья моего отца. Они жили в Дубровке, женились и имели много детей.  А Григорий Алексеевич погиб во время войны под Сталинградом при переправе через Волгу.

Итак, дядя Ваня на войне погиб, дядя Гриша на войне погиб, а дядя Федя старший из братьев с моим отцом в Муроме работал бондарем. Дядя Федя приезжал в Дубровку, но умер в Муроме, а жена его умерла в Дубровке. Жена у него была дубровская. Их дети: Александр (1922), Сергей (1928), Мария (1913), Груня (1908), Иван (1920).  Один сын умер, а Сергей в Муроме Владимирской области, Мария немножко немая была такая, а тетя Груня, моя двоюродная сестра, была ровесницей моему отцу, работала в Баку домработницей, потом поехала в Муром, где были и все остальные дети Федора Алексеевича, и там они все остались.  Я помню их мать, Саломиду, Саломию Федоровну (1885). Она с одним глазом была.  Вся их семья ко мне очень хорошо относилась.  

Отец мой уезжал на заработки в Муром во Владимирской области. И там он заболел менингитом и через неделю скоропостижно умер. Ему было 32 года.  Я родилась в 1935 году, а он перед войной умер. Нас отец привез в Дубровку в дом своего отца Корешкова, и потом опять уехал на заработки. Потом снова приехал, привез мне куклу, коробку печенья и копилку-кошку. И я отца близко даже не помню, а только помню его фигуру, как он подавал эти подарки. И потом он поехал, и мама тоже собиралась поехать, так как он хотел вернуться за нами. И случилось так, что он умер скоропостижно.  

Глава 2

Мою маму звали Александра Васильевна (1912), в девичестве Шарутина. А ее мама Домна была из рода Пакалиных, дубровская. Прадед  -Покалин Егор Николаевич. Саранцев Николай Николаевич – мой троюродный брат. Его дед Федот и моя бабушка Домна – брат с сестрой. У них еще там был дед Сергей, дед Максим, дед Тимофей. Прадед в Астрахани работал. У Егора Николаевича была жена Дубинкина. 

(По метрическим данным: 
Егор (Георгий) Николаевич Покалин (1852), сын Николая Ионовича и Пелагея Ивановна Дубинкина, дочь Ивана Герасимовича Дубинкина поженились в 1870 году/ГАРО.Фонд 627, опись 245, дела 196 и 309)  

Дед мой по матери, Василий Шарутин, был из Косого поселка села Наследничьего. Также у него родственники жили в Инякине, в Сельце-Сергиевке, и на Полтавке две сестры. Дед жил в Астрахани и был богатым человеком. У него было свое дело. И вот братья моей бабушки Домны, Пакалины, дед Федот и дед Сергей, работали у него в Астрахани. Когда революция началась, тут все рухнуло, и дед мой закопал там клад хороший. Он думал, что все пройдет, все вернется, и ничего, конечно, не вернулось, и он умер в дороге на пароходе от тифа. С парохода его сняли, и Сергей с Федотом его похоронили в Касимове. Когда я училась в Касимове в педучилище, то очень хотела найти могилу деда. Но так ничего не добилась. А бабушка Домна с детьми приехала в Дубровку, и вот Дубинкина взяла мою бабушку с пятью детьми: моя мама, ее сестра, два сына, третий сын маленьким в реке утонул, в свой дом. Вероятно, Дубинкина, была моей прабабушкой, потому что меня маленькую в Дубровке звали Нинка Дубинкина. Дубинкины жили на Новом селе. Этого дома уже нет, а на его месте построили что-то. Я помню, что из этого дома уходили сыновья бабушки Домны на фронт. И вначале войны бабушка Домна умерла или прямо перед войной. 

Когда бабушка Домна умерла, мы снова вернулись в дом Корешковых к матери отца, Фекле Семеновне. И вот к ней приезжает сноха, жена ее сына, Ивана Алексеевича Корешкова. Ее звали Феня (Феодосия Яковлевна? Корешкова). У нее было четверо детей. И дом бабушки Феклы разделили на две половины, и эта Феня выгнала бабушку в другую половину. А мы там с ней и с мамой жили. Эта Феня сильно болела. У нее ноги не двигались и руки скрючены были, она не ходила, вообще, что-то с костями, и только сидела. Умерла она, когда я еще невзрослой была. И тут дом бабушки Домны оказался пустым. Все разъехались, никого нет.  И мы перешли жить в ее дом, и жили у нее до 1942 или до 1943 года. 

И тут приехала опять сноха, только уже бабушки Домны. Жена дяди Андрея, жившая со своей матерью в домике, после того, как ее муж ушел на фронт, пришла в дом своей свекрови и говорит, мол, давайте, дом освобождайте. И мы с мамой опять ушли к бабушке Фекле Корешковой. А Фекла жила уже со своей дочерью Марией, сестрой моего отца. 

(По метрическим данным:
Мария (1890), дочь Алексея Васильевича Корешкова (май 1861), сына Василия Дмитриевича и Феклы Семеновны (1866)/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 6) .


Тетю Машу Корешкову выдали замуж в Юшту. Ее сестра, тетя Настя, вышла замуж в Терехове за дядю Гришу. Сколько я себя помню, я маленькая была, мы с тетей Машей пешком ходили в Терехово к ней в гости. Они все время почему-то ругались, тетя Настя и дядя Гриша. Анастасия Алексеевна Корешкова, сестра моего отца, была замужем за Григорием Афонькиным или Афонкиным.


У Марии родилось трое детей: дочка умерла маленькой, муж ее исчез, куда-то уехал и больше не явился. И Мария из Юшты вернулась к бабушке Фекле. Тетя Маша меня всю жизнь любила. Отец мой самый младший в семье, умер самый первый, самый молодой, поэтому меня так опекали эти Корешковы и очень жалели, особенно, бабушка Фекла и тетя Маша.  До войны моя тетя работала уборщицей в пекарне, и она меня с собой брала. Пекарня была на самом конце, как с реки входишь в село с правой стороны, а если на реку идешь, то с левой стороны. Это была хлебопекарня, там хлеб пекли. Я запомнила здоровые огромные деревянные корыта, и там тесто месили, и рабочие мужчины до колена штаны поднимали и босиком ходили по этому тесту. То есть тесто месили голыми ногами. 


У Марии было еще два сына: Григорий и Петр, мои двоюродные братья. Петр Иванович был на фронте. Тете Маше известие пришло, что ее сын без вести пропал.  А нам прислал письмо его друг, что Петр с ранением лежал в госпитале. Деревню, в которой был госпиталь, заняли немцы, и госпиталь подожгли. И Петр в госпитале сгорел. Друг убежал, потому что у него легкое ранение было, а у Петра ранение было в голову, он не мог убежать. Григорий Иванович без вести пропал во время войны. Нам прислали извещение, и мы ездили в военкомат, и ничего не смогли узнать, так как военкомат толком ничего не мог сказать. Почему-то Петр имел фамилию Филимонов, видимо, по юштинскому отцу, а Григорий уже был под фамилией Корешков, а почему так, я не знаю. И бабушка Маша снова стала Корешкова. А почему, не знаю, ведь она так долго жила в Юште со своей свекровью, они ждали, думали, что он вернется домой. Но он запутался, замотался, то приедет, то уедет. И потом, в конце концов, уехал насовсем. 


(По метрическим данным:


Петр (1913), сын крестьянина Рязанской губернии Спасского уезда села Юшты Ивана Григорьевича Филимонова и его законной жены Марии Алексеевны. Восприемники: Иван Иванович Корешков и ....Ивановна Ламтева/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 84)

Дядя Андрей, дядя Коля, моя мама и моя крестная Мария – это дети  бабушки Домны и деда Василия. Дядя Андрей погиб на фронте. Дядя Коля вернулся с фронта больным и вскоре умер. Его жена, Валентина Яковлевна Пылаева, родила ему дочку Нину.  Жена дяди Андрея, Елизавета Степановна, стала жить в доме, который построил Луканин. В одной части жила Курноска, а в другой части дома семья дяди Андрея. Их сын Василий Андреевич Шарутин работал в Дубровке почтальоном.  

(По метрическим данным:
Елизавета (1912), дочь Лунина Степана Андреевича и Анны Ивановны Тимакиной, предположительно сестры Дмитрия Ивановича Тимакина/ГАРО.Фонд 627, опись 281, дело 77). 


В последнее время в доме Луканина жил сын Василия Андреевича Шарутина, Мишка.  Когда дом сгорел, все свалили на него. А на самом деле неизвестно, как чего. Мишка получается мне двоюродный племянник. 

Дубровское кладбище очень старинное, может, с 17 века, не знаю, но с 18 века точно. И раньше хоронили по семьям: например, в этом месте хоронили всех Ульянкиных, в другом месте всех Покалиных, и так далее. Сейчас уже все по-другому. У нас в Дубровке захоронены и бабушка моя, и прабабушка, и дядя мой, и дед Федот, и его жена, и его дочь, все в одной могиле.  

Глава 3

Восьмой класс я окончила в Шилове и жила в интернате. А до этого я училась в Дубровской школе-семилетке,  и у меня была очень хорошая  добрая учительница Анна Ивановна Майорова. Ее сын Борис учился со мной в одном классе. Но она меня учила только в первом классе. 

(По документам Дубровского сельского Совета Шиловского района Рязанской области, в похозяйственных книгах с 1943 по 1945 г.г. основных производственных показателей имеется хозяйство Майорова Андрея Никитовича. глава семьи, 1907 года рождения, образование среднее, агроном, служащий, РККА.
В состав хозяйства входят: 
Анна Ивановна, жена, 1909 года рождения, русская, образование среднее
Василиса Никитовна, сестра, 1922 года рождения, образование – 4 класса, выбыла.
Нина Андреевна, дочь, 1931 года рождения, 1 класс. 
Борис Андреевич, сын, 1935 года рождения. /ГАРО.Ф-Р-4963.Опись1, дело 6). 

А потом они уехали, и у меня пошли учителя разные. Меня учила, и Мария Васильевна Шушкина, и Елизавета Филипповна один год меня учила, тоже хорошая была учительница. Она, приезжая, не дубровская. Над ней почему-то немного подсмеивались школьники. Но ко мне она по-доброму относилась. Мой брат двоюродный у нее тоже учился. И когда брат уже умер, и я была замужем, мы с ней снова встретились. Она жила одна. И она мне даже показала журналы классные, тетради, она все это хранила. 

А во втором классе у нас была учительница Нина Сергеевна. Такая высокая. Ее почему-то Стропилой прозвали. Она собирала по селу маленьких учеников и водила нас пешком в поле, где Бараниха, и мы там собирали колосья. Сейчас там все эти поля заросли. А раньше, когда машины пройдут, соберут все колосья, все равно в поле оставались какие-то колоски, былинки. И мы их собирали в копну. И меня там в поле эта учительница оставила. Я забралась в копну и заснула. Проснулась поздно, как-то и не пойму, где я и что со мной. Она не заметила, что я заснула, и забыла меня. А мама тоже в колхозе где-то в поле работала. Она еще не знала, что меня нет дома, так как она поздно приходила.  Я проснулась, не знаю, куда мне идти, в какую сторону. Я стояла, стояла и смотрела, куда идти, и вдруг я увидела фермы, скотные дворы. И я обрадовалась и на эти скотные дворы по этому сжатому полю брела уставшая. Пришла домой, а мамы еще не было. Потом эти копны колхозники отвозили на молотилку и сдавали все государству. А люди - как хочешь. Украдешь колосок – посадят. Одна у нас украла тетенька Клавдия, ровесница моей мамы. Ей дали семь лет за то, что у нее в кармане фартука зерно нашли. Курноска была заядлым коммунистом. И она некоторых людей поотправляла в тюрьму, в том числе и Клавдию, которая так в тюрьме и умерла. 

Про Мишину Наталью Андреевну, про ее сестру Настю, и еще одна сестра у них была,  я ничего не знаю, только знаю, что та, которая в Дубровке председателем сельсовета была, вынуждена была уехать потом в Шилово. Она очень много навредила людям.   Люди ее не любили. И она уехала в Шилово. Ведь тогда коммунисты такие преданные были. Очень такая строгая была. В войну в поле только женщины работали. Вот она поймала Клавдию за то, что она в карман нашелушила пшеницы, и  сообщила об этом Курноске.  Курноска была правая рука ее. Коммунисты горячие. И еще были такие случаи. Вот она вела себя так. А когда в декабре 1941 года немец подходил к Рязани, в Михайловский район, и когда Наталья Мишина узнала об этом,  коммунисты собрались  со своими помощниками и тихо, по-тихому выехали на проездных лошадях в лес и спрятались.  Это сейчас машины, а тогда были проездные лошади. В Дубровке специально проездной двор держал для этих командующих. Были колхозные конюшни общие, а для начальства был проездной двор отдельно. И там такие лошади были, по-другому вскормлены. И вот коммунисты народ бросили и уехали, а народ, как хочешь. И за это люди невзлюбили их. Там были Мишины, Курноска и другие ярые коммунисты, которые начальниками в деревне были. Только Мишка-нос Урляпов не уехал, он был тут. У него жена Параша была. И потом, когда коммунисты снова вернулись, все село об этом узнало, и разговоры об этом были, все возмущались, что они народ оставили, а сами уехали спасаться. Народ был очень недоволен ими. Особенно, этой председательницей, а Курноска даже посадила своего родственника со стороны Покалина Федота, у его жены Акулины, не знаю, кто там был. Она ему сказала: «Ты мне хоть и родственник, но я тебя посажу». Какой-то родственник тети Кулины, может, какого мужа ее сестры. Я как-то не вникла тогда, рассказывали они мне, ну, в общем, посадили его в тюрьму. Потом он вернулся, и все уладилось.  Ну, вот из этой неприятности они на нее были обижены. А может, это Курнска  Федота Егоровича Покалина посадила. Я не знаю, не вникала в это.   Короче, они недовольны этой Курноской были за то,  что она им так «нагадила», и они на нее жаловалась. Это мне тетя Кулина рассказывала. Курноска везде лезла, Царствие ей Небесное. Мы очень дружили с тетей Кулиной. Маму дядя Федот всем поддерживал, и она всем помогала, работала, кому вязала, кому мыла. У тети Кулины были черные глаза, у моей мамы тоже были черные глаза. А у отца нет.


Мы собирали мерзлую картошку на полях. Лошадей всех забрали на фронт и колхозных быков и коров обучали быть вместо лошадей. А они такие бестолковые были, и вот к моей маме прикрепили черную корову Ланку, и если что с коровой случится, то отвечать должен был тот человек, за которым она закреплена.  Жила корова в колхозе на ферме. А мама должна была за ней ухаживать и ездила на ней на работу, куда пошлют. И вот я помню, мама на обеденный перерыв приезжает, поставит в переулке эту Ланку, а мне говорит: «Стой на тропинке и смотри, то влево, то вправо. Если кто идет, ты мне скажешь». А сама в это время надоит мне кружку молока, оставит мне на обед, а сама на работу уезжает. Короче, воровали мы с мамой. 

У мамы была трудовая книжка. Вот она день проработает, ей какую-то десятую часть трудодня запишут. А потом по этим трудодням сколько-то там набирается. После того, как колхоз с государством расплатится, в конце года, я помню, как-то мама маленькую миску меда принесла, зерна немножко. Мы с мамой ходили на дом к одним молоть это зерно на ручном жернове. Жернов был у Герасевой бабушки Анисьи. Анисия Ивановна Герасева была добрая хорошая бабушка, а у нее сын был Николай, красивый такой, и дочь Клавдия, которая заболела туберкулезом и умерла. Она жила на Новом селе недалеко от переулка, где первый перекресток. Дом этот снесли давно. Она жила бедно, дочь умерла, а Коля ушел на фронт, и Анисья жила одна. Клава тоже была доброй и хорошей девушкой. 

Церковь разрушили. До этого там был зерновой склад. Туда привозили зерно и там его сортировали. Мама сортировала зерно, а меня брала с собой.  Икон там уже не было, а на стенах и на потолке рисунки сохранились. Я помню, как сбивали крест, и мы ушли с мамой. 

(Решение о превращении церквей в склады было принято еще до Сталина.
«1 мая 1919 года в документе N 13666/2 Ленин писал Дзержинскому:  «…необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады». /Латышев А. «О рассекречивании трудов Ленина. К 132-летию со дня рождения».


Постановление политбюро ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 года.


"Указание тов. Ленина от 1 мая 1919 г. за № 13666/2 "О борьбе с попами и религией", адресованное Предс. ВЧК Дзержинскому Ф.Э., и все соответствующие инструкции ОПТУ-НКВД, касающиеся преследования служителей Церкви и православных верующих, - ОТМЕНИТЬ. 


                                                                                                                             И.Сталин".


Взято из открытых источников). 

Глава 4

В 1957 году я вышла замуж за Петра Васильевича Корнешова. Он с 1929 года, окончил школу в Дубровке, и я знаю, что в детстве он дружил с Колей Тимакиным.  Отец Петра -  Василий Леонтьевич Корнешов (1894), а всех членов этой семьи звали «Сычами». Прозвище такое было. Жена Василия Леонтьевича, моя свекровь, Анна Сергеевна (1901), была с Полтавки, и девичья фамилия ее была Сычева. 


(По метрическим данным:
Клавдия (1911), дочь Сергея Сычева и Марии Исидоровой из деревни Полтавка/ГАРО. Фонд 627. Опись 281, дело 69)


У свекрови была сестра, но она жила в другом месте. Я еще с ее дочерью играла, но забыла, как ее звать. А также у свекрови был брат Алексей. У Алексея была жена Люба.  Они жили на Полтавке.


Мы и раньше с Петром были знакомы, он меня на 6 лет был старше. Мой муж после армии, чтобы в колхозе не остаться в Дубровке, уехал к своему старшему брату Анатолию в Баку. У  Анатолия Васильевича Корнешова (1922) там была уже семья. Петр жил в их семье и работал электриком.  И когда Петр приехал в отпуск, мы встретились с ним в Дубровке.  Я как раз окончила Касимовское дошкольное педучилище. И мне дали распределение в Кострому. И тут он явился. Я вышла за него замуж и уехала в Баку. Полгода мы жили в Баку в семье его брата, потом нам дали комнату от работы.  Раньше давали уплотнение с подселением, сначала комнату получили, а потом квартиру. В Баку полно было дубровчан.  Например, Анатолий был женат на своей двоюродной сестре. Мать тети Раи, Толину тещу, звали Прасковья Семеновна. В Баку также проживали сестры и брат тети Пани: тетя Шура, тетя Оля, дядя Федя, тетя Наташа. Это тетки и дядя жены Анатолия. Они, по –моему, из Акулова.  Кузнецовы.  Их родственник - Володя Кузнецов.  Старшие поумирали в Баку, а когда нас оттуда попросили, младшее поколение разъехалось, кто куда. У Анатолия дочь живет в Москве, а сын в Волгограде. 

(По метрическим данным:
Семен Трофимович Кузнецов (1875), сын  Трофима Федоровича Кузнецова из Акулова, был женат дважды. Первая жена - Екатерина Федоровна Ульянкина, сестра Степана Федоровича Ульянкина. Вторая жена - Александра Ивановна /ГАРО.Фонд 627, опись 281, дело 5)

В Баку жили Ульянкины – тетя Шура и тетя Аня. Две сестры. У одной из них были сын и дочь. Люба моей подругой была. Они приезжали в Дубровку. Мы подружились и потом в Баку мы встречались. У другой сестры была одна дочь. Это были тети Алексея Ивановича Ульянкина.


В Баку жили Когаковы – моя подруга Анна, Клавдия, Лида, Вера, Миша, Мария. Но Мария жила не в Баку.    
Они были племянницами слепых сестер Катковых. А их мама Анюта была сестрой Зины и Груши Катковых. Я дружила с Нюрой,  и мы с ней часто ходили к слепым сестрам,. Дед у них на печке сидел, тоже слепой.

Я прожила в Баку 38 лет, пока нас оттуда не погнали. И мы с Анной как-то встретились в Баку в метро, она тоже жила в Баку, так как у нее там две сестры жили: старшая Клавдия, которая помешалась, с ней это стало получаться уже в Баку, хотя умерла она в Дубровке.  С ней это случилось, когда третий или четвертый ребенок родился. И потом она с этим ребенком, грудной девочкой, приехала в Дубровку. И я в это время в отпуск приехала туда же и увидела я ее на реке. Она держала этого маленького ребенка за ноги и как белье полоскала головой вниз, мотая его из стороны в сторону.  Я подошла к ней и стала с ней разговаривать. Она не стала со мной говорить, и тогда я сообразила, что с ней что-то такое, потому что она меня хорошо знала, мы дружили с детства, Клавдия прекрасно рисовала, у нее было очень много рисунков, которые мне нравились. Сейчас говорят, что у нас совсем ничего не было, но, все-таки, краски и кисточки у нас были. Мы с ней в хороших отношениях были, она такая ласковая была, хорошая, добрая, симпатичная, из всей семьи она была самая красивая, и все по дому делала, и одевалась неплохо. Когда я увидела ее на реке с ребенком, я испугалась, что она сейчас ребенка утопит, и подбежала к ней и говорю: «Клава, ты чего»? А она говорит: «Да, вот. Я ребенка купаю». Но своим разговором я отвлекла ее от этой работы, и мы вместе ушли с реки.

А с Нюрой мы потом встретились в Шилове. Они тоже из Баку уехали и купили квартиру в Шилове. Она приехала с семьей сына, и мы с ней несколько раз встречались. Пока Лида жива была, я все про нее спрашивала, и про ее сестру Веру, которая тоже в Шилове живет.  Лиде сделали операцию на сосудах ног. И у нее тромб оторвался. И она умерла скоропостижно. Мы с ней еще перед смертью встретились в Дубровке. Она шла такая веселая, сказала, что ей вот операцию сделали. А потом раз и умерла дня через два после нашей встречи. Я с их семьей вместе росла. Вместе картошку ели во время войны, когда маленькие были. Наши семьи дружили. Друг к другу в гости ходили, смотрим, тетя Аня в печку полезла, или моя мама, что есть в печке достанет, нальют нам или, положат, и мы все вместе едим. Все было дружно.Тогда ведь люди другие были, это сейчас все жадные стали и замкнулись. 

В Дубровке жила Колдаиха. Она не наша. Просто она, я не знаю, как она к нам попала в Дубровку. Ее звали бабушка Поля. По-моему, она вышла замуж за нашего дубровского. Я его помню, но не знаю, как его звали. Она поселилась в его кирпичном доме, в одной половине они жили, а в другой половине жили другие люди. Потом она осталась одна.


Рядом с Кудиными жил  в кирпичном доме дядя Федя Катков, с другой стороны дядя Филипп Катков. У них дом пополам был.  Сын дяди Феди, Сергей, мой ровесник,  был  офицером, служил в Германии, и я не знаю, почему его оттуда перевели, может, выгнали. Короче, он стал жить в селе, но здорово запил, спился и умер. 


 


А с другой стороны дома Кудиных был дом  дяди моего мужа, Максима Леонтьевича Корнешова (1879). Он жил там со своей женой, Пелагеей Андреевной (1888) и у него было двое детей: Петр (1921)  и Анна (1919). Петр работал бондарем в Баку. Первая жена Максима Леонтьевича умерла,  и он женился на тете Поле. Она не местная. Раньше мода такая была – брать жен на стороне , из чужого села. В своем селе уже не находили что-ли? Вот Колдаиха, тетя Поля Корнешова, у Максима Егоровича Покалина жена из Терехова – бабка Степа, дядя Вася Малухин жил с тетей Надей, она из Тырнова. Все эти женщины не местные.


Как-то мы приехали в отпуск  из Баку к свекрови, она жила в кирпичном доме напротив Максима Леонтьевича. А там был еще родственник моего мужа, двоюродной сестры муж, короче, они обручальное кольцо потеряли. И тетя Поля, жена Максима, сказала, где искать кольцо. Она говорит, что кольцо ваше около дома, где-то близко, ищите. И правда, возле крыльца мы его нашли.  Бабушка Поля всех лечила, никакая она не колдунья. Она только гадала.


Многие люди в Дубровке считали одну женщину колдуньей. Я точно не знаю, но многие люди считали ее колдуньей.  Она ночью выходила из дома, и, если кто ей попадется по дороге, она «килу» на него сажала, шишка такая у человека выступала на теле. А потом эти люди искали другую колдунью, чтобы снять эту «килу». Это была тетя Саня Ванина, она была какая-то злая тетка. Говорили, что она в свинью могла превращаться. Я ее очень боялась. 


Еще я запомнила Потапа Мартыновича Лунина, который жил напротив нас  с дочками Татьяной и Анной.  Потапа я хорошо помню, он во время войны в Дубровке работал, умер уже после войны.


Мы с мужем жили в Баку, а когда развалился Советский Союз, нас оттуда выгнали. 


( При императорах Николае 1 и Александре 2 были образованы Эриванская губерния (1849) с центром в городе Эривань и Бакинская губерния (1859) с центром в городе Баку, входящие в состав Российской империи. Обе губернии подчинялись Кавказскому наместничеству. 


В 1896 году Голицын Григорий Сергеевич был произведен в генералы от инфантерии и назначен главноначальствующим Кавказской администрации, командующим войсками Кавказского военного округа и атаманом Кавказских казачьих войск / https://ru.wikipedia.org)


Деятельность Голицына Григория Сергеевича, как наместника на Кавказе в течение 8 лет, оценивается по-разному.


Одни благодарят его за развитие и преобразование курортов и создание большого Английского парка в Ессентуках. "Годы управления Голицына Кавказом были временем бурного развития хозяйственной и культурной жизни этого края, в том числе и Кавказских Минеральных вод... В Ессентуках  Голицинской называлась нынешняя улица Энгельса, в Кисловодске Голициянский проспект вел от железнодорожного вокзала к Нарзанной галерее (ныне улица Карла Маркса)/ kmvline.ru›lib/pi_10.php


Другие критикуют Голицына Г.С. за негативное отношение к армянскому национальному движению. " Г. С. Голицын стал одним из инициаторов принятия закона о конфискации имущества Армянской апостольской церкви и о закрытии армянских школ от 12 июня 1903 года/https://ru.wikipedia.org


Третьи считают, что Голицын Г.С. " про­во­дил на Кав­ка­зе жё­ст­кую по­ли­ти­ку «об­ру­се­ния края». По ини­циа­ти­ве Г. в 1897–1900 при­ня­ты 4 за­ко­на, по­зво­лив­шие на­се­ле­нию внутренних гу­бер­ний Рос­сии пе­ре­се­лять­ся в Чер­но­мор­скую губернию, на Северный Кав­каз и в За­кав­ка­зье. Для уст­рой­ст­ва по­се­лен­цев Г. вы­де­лял пус­тую­щие зем­ли и зем­ли, ко­то­рые на­хо­ди­лись в поль­зо­ва­нии ко­рен­но­го на­се­ле­ния (что вы­зва­ло столк­но­ве­ния ме­ж­ду рус­ским и ме­ст­ным на­се­ле­ни­ем)/ Большая российская энциклопедия https://bigenc.ru/.)


Голицын Григорий Сергеевич принадлежал к роду Алексеевичей. Его предок, Борис Алексеевич Голицын, приходился родным братом Ивану Алексеевичу Голицыну, владельцу Дубровского имения.


В переписи 1710 года Азовской губернии, Шацкого уезда, Борисоглебского стана указано, что Яков Алексеевич Голицын владеет частью Дубровок и частью деревни Акулова. Другой частью Акулова и частью Дубровок владеет  князь Прозоровский Петр Иванович. И еще одной частью Дубровок владеет Алексей Иванович Нарышкин /Генеалогический форум ВГД " Вотчины Ивана Семеновича Прозоровского и его детей".


В переписной книге Шацкого уезда Борисоглебского стана, написанной скорописью, имя князя написано неразборчиво/РГАДА. Фонд 1209, опись 1, дело 1147.


Фото части 69 страницы, с которой начинается  перепись села Дубровки и Акулова. " В селе Дубровки и в деревне Акулово за ....князем Алексеевым сыном Голицына двор его помещиче.... 

 

  


Да к тому же Яков Алексеевич Голицын к этому времени уже умер. Годы его жизни ( 1649 - январь 1696)/ru.rodovid.org.


Поэтому, видимо, либо в текст вкралась ошибка, либо текст был прочитан неправильно. Хотя в традициях Голицыных - записывать умершего владельца имения и в последующие годы. Так, например, в ревизской сказке от 1858 года владельцем Дубровок и ряда деревень записан Василий Сергеевич Голицын. Годы его жизни (1794-1836). Алексей Иванович Голицын записан владельцем Дубровок  в 1751 году. Годы его жизни (3 марта 1707- 5 июня 1739)/ru.rodovid.org 


В начале 18 века владельцами частью Дубровок и деревней Акулово становятся князь Иван Алексеевич Голицын и его супруга, Анастасия Петровна, дочь князя Петра Ивановича Прозоровского


Фото из открытых источников. Портрет кн. Ивана Алексеевича Голицына. Начало 18 века. Художник - А.М.Матвеев.  


 Фото из открытых источников. Портрет кн. Анастасии Петровны Голицыной (Прозоровской). Начало 18 века. Художник-А.М.Матвеев. 

  

 После смерти супругов в 1729 году владельцем Дубровок становится их сын - Алексей Иванович.

У Ивана Алексеевича Голицына дворовых людей в Дубровке не было, только помещик и крестьяне. Попов и дьячков тоже не было.  Возможно, что церкви не было или попы были приходящими. / РГАДА. 1 перепись населения.

Фото 1 листа 1 переписи населения той части Дубровок, которая принадлежала Голицыну И.А. 

Андрей Иванович Голицын, двоюродный брат Ивана Алексеевича Голицына, владел селом Задубровье. Село являлось вотчиной его третьей жены Пелагеи Борисовны, в девичестве Змеевой,  и служило ее приданым. Об этом записано в 1708 году в "Грамоте об отказе недвижимого имения Голицына стольнику Ивану Иванову сыну Нарышкина в Рязанском уезде в Старорязанском Стану в селе Задубровье/ГАРО. Фонд 2-1-132). 


Глава 5


Я не обижаюсь на свою жизнь. Вот сейчас критикуют ту жизнь, а мне кажется, что так и надо было. Война во всем виновата. Такая страшная война была, такой разгром.  Сколько городов и деревень разорили. Это же восстановили, строили новые заводы, фабрики, и работа была. Вставали рано утром, шли на работу и знали, что вовремя зарплату получат. Был голод перед войной. Это ненормально. Но как же теперь быть?  В 90-е годы тоже голод был, ничего не было. Ну, может, так надо было в жизни. 


Я приехала в Рязань к дочери. Это только России в 90-е годы голод достался. А мы жили в Азербайджане, туда валили все, что мы там только не видели. Правда, в 90-е годы они стали нас оттуда гнать и выгнали.


(В 1991 году Азербайджанская Республика  объявляет независимость и выходит из состава СССР/ru.wikipedia.org)


Нам не стали давать ничего в магазине. Везде были развешаны плакаты на магазинах и остановках, на которых было написано: «Рус, езжай в своя вонючая страна. Вон с нашей земля. Оккупанты. Мы обойдемся без вас». Это были большие листы, написанные от руки. И это не пресекали. Вот так. Вскоре дело дошло до того, что есть стало нечего. Я не могла купить ничего. Все деньги, которые у меня были, и то я не могла ничего купить. Мне не давали. Я приходила в магазин, а мне продавщица говорила: «Иди отсюда». Пришла я в магазин за хлебом, две азербайджанки молодые, толстые такие, схватили меня за плечи и давай трясти, я думала, что они меня сейчас отлупят хорошенько. 


Когда я осталась одна, я сидела со светом, не ложилась спать, вдруг звонок  или в дверь стучат: «Бабуля, ты еще не уехала?».


И вот русские, которые жили рядом с нами, мы собирались вместе и приносили запасы продуктов, какие у нас были. У меня была мука, у них тоже были какие-то консервы. И вот эту муку водой разводили и пекли типа блинов, потому что хлеба не было. Вот такое дело было. 


В Баку был военный городок. Этих военных  разогнали. У меня подруга, сотрудница была, прибежала с мужем к нам домой.  Мы все-таки не военные. Они целую неделю у нас ночевали. Эти запасы муки доедали. Потом Военно-морское училище союзного значения, в котором даже иностранцы учились, все разгромили азербайджанцы.


Когда мы всю муку поели, попекли, ничего у нас не осталось и я, честно говорю, по рынку ходила, тихонечко тайком  у одного немного фасоль украду, у другого чуть - чуть наворую. Приду домой, сварю и ем. Вот так: до войны был голод, во время войны был голод, после войны был голод, и вот дожила до такого, что опять голод. 


Тех из русских, кто оставался в Баку, притесняли. Те, у которых было высшее образование, могли получить только работу домработницы или  уборщицы у азербайджанцев. Унижали так, работы не давали. Когда у меня деньги кончились, недалеко от меня жили мои знакомые, азербайджанская семья. Эта девушка была замужем за азербайджанцем, а ребенка они определили в какую-то хорошую школу в центре города, и они меня попросили, чтобы я его утром отвозила в эту школу и после уроков приводила домой. Это я полтора месяца так работала. И они мне платили, и я на это жила.


У моей дочери в Рязани родился ребенок, и я собрала ей посылку. На почте посылку открыли, всю растрясли и все забрали. Сказали: «Это нашей республике пригодится».


А я не могла уехать из Баку, мне нужно было получить пенсию. Мне за 4 месяца не заплатили пенсию и документов никаких не давали. И я нашла одну знакомую азербайджанку, которая работала в Пенсионном. И она украла оттуда для меня мои пенсионные документы, я ей заплатила, конечно. А в Пенсионном мне говорили: «Езжай в Россию, и там, где будешь жить, там и получишь документы и пенсию за 4 месяца». И ничего мне не дали.  И вот эта азербайджанка украла мне документы, дай Бог ей здоровья, если она сейчас жива.


Я договорилась со знакомыми, не все же такие …, и они мне помогли оформить контейнер с вещами в Россию, а им за это я оставила квартиру. Все- таки там еще были люди, которые говорили: «Ой, не уезжайте, не уезжайте». А как тут не уезжать? Так как я в Баку работала в детском саду, у меня была по работе знакомая, она мне говорит: «Нина Алексеевна, Вы не беспокойтесь.  У моего мужа в министерстве знакомый есть, он Вам все сделает это». И он сделал это. И квартиру мою забрали.   


Ну вот, что сделали. Я отправляла контейнер в Рязань на станцию Лесок, куда все контейнеры приходят. А мне говорят: « Вы не беспокойтесь, мы отправляем Ваш контейнер на Рязань Лагерная». А я им говорю, что в Рязани есть станция Лагерная, но там контейнеры не принимают. А мне отвечают: « Принимают. Вот мы туда отправляем». Ну, я и успокоилась. И я проехала с этим контейнером пять точек. Довезут контейнер до точки, пока на платформу погрузят, и я должна была им открывать его. И они говорили: «Мы должны смотреть, а то вдруг вы что-нибудь новое увозите из республики. Или плати». И все накопленные мои деньги за всю жизнь я им заплатила. А муж мой уехал в отпуск в Рязань, когда еще этот переполох только начался. И дочь моя его к себе прописала. И после этого он остался в Рязани, и я этот контейнер на мужа послала, а сама  осталась в Баку, чтобы пенсию получить. Я позвонила к мужу и сказала, что я выслала ему контейнер. А он мне через месяц звонит и говорит, что контейнер до сих пор не пришел. А потом к нему пришло извещение, что его контейнер прибыл в Казань. Не в Рязань, а в Казань. Ну, короче, еще заплатили, чтобы получить контейнер. Вот такое свинство было. 


Из Баку я  уехала в 1993 году. Но когда я приехала в Рязань, дочь меня прописать к себе уже не смогла. Муж-то как-то набегом прописался, когда еще все начиналось, а когда я уже приехала, уже надо было получать гражданство, и прописывать меня не стали. Мне дали бумагу, что я вынужденный переселенец. И два года я жила, как переселенец, и меня никуда не прописывали, даже в мой домик в Дубровке. Дали бумагу такую здоровую, чтобы я  заполнила все сведения о себе и о родителях. Меня такой вопрос поразил: « Были ли Ваши родители где-нибудь заграницей»? Мой отец до войны умер, а мама умерла в 59 лет в 1972 году. И всякие такие дурацкие вопросы, чушь какая-то. Эту бумагу я не стала оформлять. А мы еще до этого переполоха новый  дом в Дубровке построили на том месте, где мамин дом развалился. Да еще благодаря Горбачеву был принят закон о 6 сотках, и мне землю дали. Я так рада была. 


Я везде просила, чтобы меня в Дубровке прописали, а мне отказали. Сказали: " Вы либо дом продавайте, либо он государству отойдет, так как вы документы   на постройку нового дома не оформили, и к тому же у вас квартира в Баку". Они сделали запрос в Азербайджан, а они не отвечают. Ну, короче, через два года меня прописали в Дубровке.  Мы приехали с мужем в село. Раньше в Дубровке проживали дяди моего мужа: Василий, Николай, Петр, Александр, Павел. Мой свекор, Василий Леонтьевич Корнешов, был самый младший из братьев.


Крестьянская родословная села Дубровка  и Акулова в воспоминаниях   Корнешовой Тамары Петровны 


Мой отец, Петр Леонтьевич Корнешов, 1896 года рождения, работал в колхозе пастухом, пахал землю. Участник Второй мировой войны. Вернулся с фронта раненый в левую руку. Ему хотели ее ампутировать, но он не дал. Так всю жизнь и прожил с пулей в руке,  руку держал согнутой. Пуля его не беспокоила, никакой группы инвалидности ему не дали. После войны отец работал в Копновской бригаде, бригадиром у них был Казанцев. Они ловили рыбу от Шилова до Касимова.


Корнешов Петр Леонтьевич, участник 1 мировой войны, место службы 284 пехотный Венгровский полк, передовой отряд 71 дивизии. Ранен 25.06.1916. / Электронный сайт „Памяти героев Великой войны 1914-1916“, gwar.mil.ru


Брат моего отца, Василий Леонтьевич, вместе со своей женой Анной Сергеевной из Полтавки, жил в Баку. Там же жил и второй брат моего отца, Максим. Они были бондари. Дядя Максим, также как и его брат, Николай Леонтьевич, был женат два раза. Мой отец никуда на заработки не ездил и всегда жил в Дубровке. Был у него еще брат Александр и Павел. Я точно не знаю, был ли Павел Леонтьевич братом моего отца, но Федор Павлович Корнешов и его сын Сергей Федорович точно были нашими родственниками.


(По архивным данным:


  1. Павел Леонтьевич Корнешов (1875), сын Леонтия Дмитриевича и Александры Васильевны/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5


  2. Александр Леонтьевич Корнешов (1891), сын Леонтия Дмитриевича и Александры Васильевны/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 6)


(В Касимовский Уездный Военный Комиссариат/Отдел Формирования от Дубровского Волостного Военного Комиссариата. Январь 1919 года.


  1. Луканин Петр Иванович из Дубровки (1898) -пулем.


  2. Уваров Николай Федорович из Акулова (1898)-пулем.


  3. Корнешов Василий Леонтьевич из Дубровки (1894) - санитар, отказался? от мобилизации, потому что наладился на пилке дров в Губернский хозяйственный отдел/ГАРО. Фонд Р-2689, опись 1, дело 7).


(Именной список граждан Дубровской волости, родившихся в 1891 году, подлежащие мобилизации. Отправлены на военную службу 12.02.1919 года.


Маскин Иван Тимофеевич (1891)


Корнешов Александр Леонтьевич (1891)


Егоркин Федор Андреевич (1891)


Корнешов Емельян Леонтьевич (1891)


Додонкин Емельян Евдокимович (1891)


Дубинкин Александр Иванович (1891)


Из Акулова:


Маскин Сергей Федорович (1891)


Кузнецов Павел Иванович (1891)


Панин Николай Федотович (1891)


Военный руководитель Якушов/ ГАРО. Фонд Р-2689, опись 1, дело 7).


Мать про историю семьи никогда не рассказывала, да и отец тоже.


Познакомились они на посиделках на Большом селе в доме у двух бабушек. Туда все село собиралось. Этого дома уже нет. Там жили две безродные бабушки: тетя Катя и тетя Маня. Детей у них не было. Вот мать и отпустила моего отца на посиделки. Ну, а после этого мои родители венчались в церкви. Мою маму, Татьяну Михайловну, отец привел в свой дом. Первый ребенок у них с 1923 года. Девочку звали Клава. Потом родились близнецы, Иван Петрович и Сергей Петрович, обоих призвали на фронт. Были и еще дети. Всего было 11 детей, двое умерли в младенчестве.


Татьяна Михайловна была телятница, 1905 года рождения. Ее отец, Михаил Миронович Филин, а бабушка, Мария Денисовна. Дедушка Миша, был столяром, делал мебель, а бабушка Маша шила на господ.


Фото из семейного альбома Паниной В. В. Корнешова (Филина) Татьяна Михайловна. 2 июня 1976 года.  


   


У моей матери были сестры, Мария, Елизавета, Нина и брат, Николай. Мария Михайловна вышла замуж за Василия Илларионовича Земцова в Акулове и умерла от воспаления легких, когда еще ее сын Сергей был маленький. Это уже у нее было второе воспаление легких.


Фото. Мария Михайловна и Василий Илларионович Земцовы.  


Фото. Мария Михайловна Земцова (Филина). 

  


Елизавета Михайловна вышла замуж за Уварова Николая Никитовича в Акулове. Ее муж и сын Павел погибли на войне.


(По архивным данным:


  1. Уваров Николай Никитович (1891) и Елизавета Михайловна Филина (1895) поженились в 1913 году. /ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 84


  2. Уваров Павел Николаевич (1924), пропал без вести в сентябре 1943 года. /сайт Память народа).


Оставшуюся жизнь Елизавета Михайловна прожила одна в Дубровке на Большом селе. Была божественная, читала молитвы, в доме имела много икон, библии были на старославянском. Она знала старославянский язык и бегло читала на нем. Бабушка Лиза рассказывала, что церковь была не очень большой, но очень хорошей, нарядной, чистой. Все убрано было аккуратно, икон много.


Фото. Тетя Лиза из Акулова (Елизавета Михайловна Уварова). 

  

Фото. Церковный староста. Дубровская церковь. 19 век. Касимовский краеведческий музей.  


После закрытия церкви она ходила к Катковым и молилась вместе с ними. В их доме все было в иконах. Тетя Нина и моя мама не ходили к Катковым. Баба Лиза нас всегда хорошо принимала. А вот тетя Нина нас на порог не пускала. Вроде, все родственники вокруг, а на деле, встретились, обнялись и год не видимся. В детстве, кроме Пасхи и обмена яйцами, между родственниками никакого общения не было. Так было принято от наших предков.


Раньше село было очень многонаселенным. Дом на дому стоял, теснота. Так было до 1967 года.


2019 год.


Крестьянская родословная села Дубровка  и Акулова в воспоминаниях   Слеповой Тамары Матвеевны


Я, Тамара Матвеевна Слепова, родилась в 1945 году в Дубровке в семье Матвея Дементьевича Степанова. Мои дедушка с бабушкой, Степановы Дементий Степанович и Ольга Денисовна, из Петрограда. Бабушка там работала кухаркой у богатых людей, а Дементий Степанович был кучером. Так говорили в семье, но точно я не знаю. Отца Степана Дементьевича звали Степан Степанович Степанов. Это уж я хорошо запомнила. Дедушкины корни из деревни, которая находилась возле села Копнина Сапожковского уезда, ныне Чучковского района. Чучково находится недалеко от Дубровки, и во время войны моя мама с подругой ходили туда пешком. Степановы перебрались в Дубровку к родственникам. У моей бабушки, Ольги Денисовны, в Дубровке жила сестра Мария, которая была замужем за Михаилом Мироновичем Филиным. Дубровка в то время славилась богатством, считалась зажиточным селом. Степановы купили красный кирпичный дом в Степакине перед оврагом.


Мой отец, Матвей Дементьевич Степанов, родился в 1913 году. В армии служил в Сибири, в Тюменской области, после армии остался там и вербовал людей на стройку. Там же он и женился на моей маме, Анне Алексеевне. Они уехали на Дальний Восток, где отец работал десятником на шахте "Артемуголь". Мать работала телефонисткой. Вскоре они вернулись в Тюмень, где папа работал на верфи. Моя мама, родив весной 1940 года сына Юрия, заболела лихорадкой, которую врачи не могли вылечить. Ей посоветовали сменить климат, так как в Тюменской области было много болот.


Мать рассказывала мне, что Дементий Степанович был очень набожный, и работал в Дубровской церкви сторожем и истопником, может, даже охранял и кладбище. Домой приходил только ночевать. Старостой церкви в то время был Губанихин. Когда начались гонения на церковь, моему дедушке соседка тетя Груня Луканина шепнула на ухо, чтобы он уезжал из Дубровки, чтобы избежать преследований. Она дала ему адрес своих родственников в Армавире и сказала, что ему там можно будет остановиться. Дементий Степанович уехал в Армавир и избежал то, что было с Губанихиным. По словам его правнучки, Сухоручкиной Антонины Сергеевны, его ставили к стенке и пугали, что застрелят, и даже стреляли поверх него. Дементий Степанович устроился в Армавире работать в дом престарелых подсобным рабочим, возил на лошади воду и продукты, подметал двор. Ему там дали жилье, и сын с дочерью переехали к нему жить. В конце 1940 года к нему приехал сын Матвей со своей семьей из Сибири. И в Армавире родственники тети Груни Луканиной, в девичестве Аграфеной Кузьминичной Лукашиной, приютили и семью Матвея Дементьевича.


 


В декабре 1940 года Дементий Степанович, начитавшись церковных книг, сказал сыну: "Скоро начнется жестокая война, много людей погибнет. Поезжай с семьей в Дубровку, и живите там". В январе 1941 года Матвей Дементьевич, его жена Анна и маленький сын Юрий прибыли в Дубровку. Было холодно, они сильно промерзли. Ольга Денисовна хорошо приняла их, накормила и положила на печку. Моя мама сказала: "Больше я отсюда никуда не поеду". Дедушка умер в Армавире перед войной. Мой папа ездил туда хоронить его.


Когда началась война, отца взяли на фронт, бабушка сидела с детьми, а маму гоняли то рыть окопы, то пилить лес. Мама позже вспоминала: "Мы весь Лаптев лес спилили".


У Ольги Денисовны было восемь детей:


  1. Евдокия Дементьевна (1905), вышла замуж в Акулове за Кузнецова Михаила Семеновича.


  2. Мой отец, Матвей Дементьевич, раненый, вернулся с фронта в 1944 году, он был десантником. Когда его ранило осколком снаряда, и он свалился с танка, его нашла санитарная собака. Это было в феврале месяце.


  3. Владимир Дементьевич (1917), в 1939 году служил в Белоруссии и погиб.


  4. Марию Дементьевну (1920), направили в Москву на трудовой фронт. Там она баржи разгружала. Потом вышла замуж и осталась жить в Москве.


  5. Александра Дементьевна (1922) во время войны была медсестрой и там встретила своего будущего мужа Ивана Деркача. Он был с Украины, поэтому они после войны уехали в Херсон.


  6. Михаил Дементьевич, раненый вернулся с фронта, жил в Москве. 


  7. Василий Дементьевич (1925), вернулся с фронта без руки, жил в Москве.


  8. Николай Дементьевич (1930), был военным, умер.


Фото из семейного альбома Голубевой Т.В. Степанов Дементий Степанович со своими детьми: Василием, Александрой, Матвеем с его женой Анной с ребенком.

  

  


Фото из семейного альбома Голубевой Т.В. Степанов Василий Дементьевич.  


Моя бабушка, Ольга Денисовна, была верующей. Мы утром встаем, а она молится, спать ложимся, а она молится. В углу была икона, перед которой бабушка подолгу молилась. Я засыпала под ее бормотание.


Собирались в доме у Катковых и молились, моя мама все время их посещала. Всей деревней праздновали Пасху. На Старом селе устанавливали на это время высокие качели. Мы ходили по родственникам и обменивались крашеными яйцами. Яички катали, сначала находили лубочек, он в виде корытца. Лубки были старинные и хранились у кого-нибудь дома. Они напоминали разрезанную трубу пополам диаметром примерно 10-15 см. Мы в Степакине сами отмечали все праздники, у нас был свой лубок. В Большом селе свои лубки были. На Старом селе— свои. На Троицу— гуляния. Окошки дома снаружи украшали березовыми веточками. Мать пекла пироги.


Церковь разобрали в начале 50 годов. Она была деревянная, а низ каменный. Я потом слышала, что кирпич из церкви отвезли в Инякино для строительства МТС. Но какой кирпич, неизвестно. Наверно, фундамент церкви. Детей крестили дома.


Я помню, как крестили моих братьев-близнецов в 1953 году. К нам домой пришел пожилой человек, хромой, наверно, с войны, в обычной гражданской одежде. На стул поставили тазик с водой, я одного братика взяла на руки, а моя одноклассница и одновременно моя соседка, Люда Луканина, другого братика взяла на руки. Мы ходили вокруг стула, а он что-то читал и водой брызгал. Но этот человек не жил в нашем селе, он пришел откуда-то и ушел. Больше мы его не видели.


Люда жила со своей бабушкой Груней Луканиной. Отца у нее не было, а ее мать, Валентина Михайловна, жила в Ленинграде. Ее дядя, Александр Михайлович Луканин, после того, как вернулся с фронта, тоже уехал в Ленинград.Люда была родственницей Коли Смирнова. В пятом классе Люду мать забрала в Ленинград. Сейчас от их дома ничего не осталось.


Дедушку Люды, Михаила Петровича Луканина, я не помню, и никогда не видела.


(По архивным данным, Михаил Петрович Луканин (1889) был сыном Петра Елисеевича Луканина (1865). Петр Елисеевич был сыном Елисея Кузьмича (1844), а тот сыном Кузьмы Ларионовича. Кузьма Ларионович (1810) был сыном Лариона Борисовича Луканина./ ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5 и опись 245, дела 280, 129, 47).


На кладбище, где была богадельня, находилась больница. Моя мама родила всех нас, 6 детей, в этой больнице. Фельдшер Александр Иванович Лунин принимал роды, а жена его была акушерка родом из Тырнова. Александр Иванович немного прихрамывал, наверно, с войны пришел.


Мальчишки, постарше нас, лазили в склеп. Я даже помню место, где склеп был. Там липы высокие росли. Мой брат Юрий лазил туда, но ничего особенного он там не видел.


Со мной училась Лида Тимакина. Она была постарше меня и жила на Старом селе. Моя одноклассница, Тамара Хренова, жила на Поповке. На Поповке был большой деревянный дом, где раньше жил священник. Когда священника выселили, там стала проживать семья Гаврила Павловича Хренова. У него была жена Надежда Ивановна и три дочери: Тамара, Тоня и Валя. Гаврил Павлович и Надежда Ивановна были старше моих родителей. Моя мама, 1918 года рождения, а Надежда Ивановна была примерно лет на десять старше ее. Гаврил Павлович воевал. Я к ним приходила играть в детстве. В поповском доме были большой зал, две комнаты, кухня, печка. В переднем углу икона от пола до потолка.


Со мной также учился Корнешов Женя со Старого села. Вообще-то, Корнешовы жили в Калтуке. Это там, где асфальтовая дорога проходит. Когда едешь из Шилова по асфальтовой дороге, потом поворачиваешь на Дубровку. Въезжаешь в село, там же дома только на одной стороне, а с другой стороны сад. Култук это часть Степакина. Название какое-то татарское. Удивительное слово.


Фото из семейного альбома  Щербаковой Л.С. Култук. Дубровка. Слева - дома, справа - барский сад.  


В школе у нас у всех были прозвища, например, Мякиш, Карась и другие. Со мной учился Владимир Ульянкин, 1946 года рождения, по прозвищу Карась. Он жил напротив школы. Его отец с войны вернулся без ноги. У него была деревянная нога. Я помню, что рядом с ними где-то жила Колдаиха. Она жила одна в каменном доме и лечила заговорами.


Я вышла замуж за Слепова Сергея Александровича (1938). Его отец, Александр Яковлевич Слепов, (1904)— дубровский. Его сестра, Евдокия Яковлевна Слепова, жила рядом. Мать мужа, моя свекровь, Екатерина Федотовна, была из Полтавки. Это считалось престижным, что он взял ее в Дубровку из Полтавки, потому что Дубровка была дворовым селом, там находилась Голицынская усадьба.


Фото из семейного альбома Сухоручкиной А.С.  Екатерина Слепова возле дома Сухоручкиных в Степакине. Рядом с машиной стоит Мария Павловна Губанихина (Самсонова). Напротив дом - Луканиных, слева - Путилиных. 1967 год. Дубровка.  


   


Дом Голицыных, часть дома, видно большой дом был, уцелел. Фундамент сохранился, и дом еще был целый. В наше время там располагался клуб, и мы туда ходили на танцы. Видимо, в доме у Голицыных была сценка, так как сохранились вырезанные из дерева занавески. Вероятно, Голицыны у себя дома ставили спектакли. Мы, ученики, в клубе тоже ставили спектакли, выступали на праздниках.


В Голицынском саду тогда еще липовые аллеи были, но там сейчас уже все заросло. Мы собирали ландыши, которые были посажены аллеями еще при Голицыных. Мама работала в огородной бригаде в колхозе, и колхозники сажали участками там овощи, потом везли их на пристань, где были пароходы в Тырново, и продавали эти овощи. А в парке в то время еще сохранялись могучие лиственницы.


Моего мужа, как он только школу окончил, отправили в Ленинград к старшему брату, потом в Рязань. Летом он приезжал в Дубровку, где мы с ним познакомились на танцах. Я окончила Спасское педучилище и по направлению поехала в Чучковский район, где работала в начальных классах. После замужества мы уехали в Тырново. Я работала в школе,а муж токарем в совхозе.


Фото. Наградной лист Степанова Василия Дементьевича. /сайт Память народа  


Фото. Наградной лист Луканина Александра Михайловича. /сайт Память народа  


2017 год.


                                                



Название статьи:Крестьянская родословная села Дубровка и Акулова в воспоминаниях. Часть 11
Автор(ы) статьи:
Источник статьи: ГАРО и воспоминания жителей села Дубровка и Акулова
Дата написания статьи: {date=d-m-Y}
ВАЖНО: При перепечатывании или цитировании статьи, ссылка на сайт обязательна !
html-ссылка на публикацию
BB-ссылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию
Добавить комментарий

Оставить комментарий

Поиск по материалам сайта ...
Общероссийской общественно-государственной организации «Российское военно-историческое общество»
Проголосуй за Рейтинг Военных Сайтов!
Сайт Международного благотворительного фонда имени генерала А.П. Кутепова
Книга Памяти Украины
Музей-заповедник Бородинское поле — мемориал двух Отечественных войн, старейший в мире музей из созданных на полях сражений...
Top.Mail.Ru