Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

В 1294 г. Генеральный Капитул (правительство) духовно-рыцарского (военно-монашеского) Ордена  странноприимцев, (гостеприимцев, госпитальеров) пересмотрел Конституцию (Уложение) Ордена Святого Иоанна Иерусалимского (именуемого также Орденом иоаннитов). приведя ее в строгое соответствие с его новым, наднациональным, характером, что проявилось в организации внутриорденского управления по принципу "лангов" ("языков", или "наречий"). впервые упомянутых в Маргатских Уставах Ордена странноприимцев еще в 1206 г. Но вместе с тем многонациональный Орден иоаннитов открыл для себя возможность, завладев островом Родос, основать независимое и самостоятельное княжество - орденское государство, и тем самым обеспечить себе положение, которое позже будет названо суверенитетом.

По состоянию на 1300 г. в состав владений Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, правительство (Конвентуальный Капитул) которого пребывало на остров Кипр, входили:

1) Приорат Морейский (Южная Греция);

2) Приорат Барлеттский (Южная Италия);

3) Приорат Сицилийский (о. Сицилия и Южная Италия);

4) Приорат Капуанский (Центральная Италия);

5) Приорат Римский (Центральная Италия);

6) Приорат Пизанский (Центральная Италия);

7) Приорат Венецианский (Северная Италия);

8) Приорат Ломбардский (Северная Италия);

9) Приорат Сен-Жилльский (Франция);

10) Приорство Овернское (Франция);

11) Приорат Французский (Франция);

12) Приорсат Английский (Англия);

13) Приорат Ирландский (Ирландия);

14) Приорат Нижне-Германский (Нидерланды);

15) Приорат Германский (Германия);

16) Приорат Богемский (Богемия=Чехия, древнейший приорат Ордена странноприимцев в Европе);

17) Приорат Венгерский (Венгрия);

18) Приорат Польский (Польша);

19) Приорат Дакийский (Скандинавия);

20) Приорат Португальский (Португалия);

21) Приорат Арагонский (Испания);

22) Приорат Кастильский (Испания);

23) Кастелланство (кастелянство, каштелянство) Ампоста (Испания).

В 1309 г., в ходе кровопролитных боев, Орден странноприимцев полностью изгнал с острова Родос хозяйничавших там греческих и мусульманских корсаров, лишь номинально подчинявшихся Ромейской (Греческой, Византийской) империи, и обосновался на нем, а также на семи соседних островах. С этого времени рыцари-странноприимцы стали именоваться еще и "рыцарями Родоса".

Странноприимцы укрепили остров Родос, увеличили свой флот, построили новые госпитали, склады, школы, замки и дворцы, заложив государственную основу достаточно крупной, по средневековым меркам, военно-морской державы и, в то же время, создав на Родосе центр образования, гуманитарных наук и культуры. Однако правительству Ордена Святого Иоанна принадлежали не только собственно Родос с прилегающими островами, но и огромное количество имений, других земельных владений и объектов недвижимости по всей Европе, из которых Орден странноприимцев извлекал немалые средства, шедшие в первую очередь на содержание орденских армии и флота.

В 1312 г. папа римский Климент V, под давлением французского короля Филиппа IV Красивого, распустил Орден храмовников (тамплиеров). облыжно обвинив "бедных соратников Христа и Храма Соломонова" в сатанинской ереси и неповиновении Святому Престолу. В 1314 г. Великий Магистр тамплиеров Жак де Молэ был сожжен в Париже на костре. Большая часть недвижимости тамплиеров, в том числе и их многочисленные европейские имения, была папским указом передана Ордену странноприимцев (рыцарям Родоса). Именно с этого времени Орден Святого Иоанна приобрел полный территориальный суверенитет.

Орден странноприимцев со всех сторон осыпали привилегиями, и его могущество крепло год от года, поскольку все сменяющие друг друга римские папы продолжали выступать покровителями братства госпитальеров. Настало время, когда Орден иоаннитов, благодаря денежным и земельным дарениям, как от вступавших в него рыцарей, так и покровителей-монархов, сделался столь сильным и богатым, а его владения - столь обширными, что для облегчения управления им было решено разделить его на восемь "лянгов"  ("языков", или "наций") для выходцев из следующих стран и местностей феодальной Европы:

1. Прованса,

2. Оверни,

3. Франции,

4. Италии,

5. Арагона (с Каталонией и Наваррой).

6. Кастилии (с Португалией).

7. Германии и

8. Англии (с Шотландией и Ирландией).

Последний, восьмой, "ланг" в царствование Генриха VIII Тюдора, отрекшегося от римско-католической веры и секуляризовавшего все владения католических Орденов в Англии, был упразднен и заменен новым, Баварским, "лангом".

Каждый орденский "ланг" странноприимцев подразделялся на Великие Приораты (Великие Приорства, Великие Приории). приораты (приорства, приории). баллеи (бальяжи) и комменды (командорства, командории, комтурии). В члены Ордена Святого Иоанна принимались лишь лица, принадлежавшие к одному из вышеперечисленных восьми "лангов". Каждый кандидат на звание "рыцаря (по) справедливости" (фр.: chevalier de justice, итал.: cavaliere di giustizzia, нем.: Rechtsritter, англ.: knight of honor) - а только "рыцари по справедливости" имели право на занятие в Ордене странноприимцев руководящих должностей вплоть до Великого Магистра - должен был предъявить документальные доказательства наличия в своем роду, по меньшей мере, восьми поколений предков благородной крови. Впрочем, от кандидатов-германцев требовалось шестнадцать поколений, а от испанцев и итальянцев - лишь четыре поколения.

Те же, кто был принят в рыцари Ордена Святого Иоанна без необходимого предъявления доказательств своего дворянского происхождения - в виде исключения, за свои выдающиеся заслуги, или же кандидаты, происходившие от отцов-дворян и матерей-горожанок, получали звание - "рыцаря (по) милости" (фр.: chevalier de grace, итал.: cavaliere di grazzia, нем.: Gnadenritter).

Черное, по бенедиктинскому образцу, госпитальерское облачение было установлено еще первым исторически засвидетельствованным главой Ордена странноприимцев - "ректором" Гераром (Жераром) де Дорном (Тонком, Токе). Но уже при папе римском Александре IV были введены новые правила, регламентировавшие одеяние членов Ордена Святого Иоанна. Все братья-рыцари, в отличие от прочих членов Ордена странноприимцев, носили красное военное полукафтанье (фр.: cote d'armes, нем.: Waffenrock) с прямым белым полотняным крестом и черный орденский плащ, с белым крестом на левом плече. Крест на черном (а не красном) плаще-мантии, первоначально также был прямым, и лишь со временем стал "лапчатым" (с расширяющимися к концам, наподобие "иерихонских руб", лучами) и, наконец, восьмиугольным. Услужающие братья носили в мирное время черную рясу, а во время войны - черный плащ (мантию, Manto di Punta).

По мере развития Ордена, рыцари-странноприимцы, кроме белого восьмиугольного креста на плаще, стали носить серебряный крест той же формы, сначала на четках, а затем и на груди. Однако ношение серебряных восьмиугольных крестов было официально установлено орденским Капитулом странноприимцев в качестве обязательного только в 1631 г., уже в период пребывания Ордена Святого Иоанна не на утраченном им Родосе, а на острове Мальта.

Впоследствии серебряные кресты странноприимцев стали заменяться крестами, покрытыми белой эмалью. С появлением звания "рыцаря чести", или "почетного рыцаря"(фр.: сhevalier d'honneur, итал.: cavaliere di onore, нем.: Ehrenritter) для мирян, не приносивших монашеских обетов нестяжания (бедности). целомудрия (безбрачия) и послушания (покорности). были введены кресты с украшениями по углам, представлявшими собой геральдические эмблемы государей, подданными которых эти "почетные рыцари" являлись (в отличие от "полноправных" рыцарей-монахов, так называемых "рыцарей-профессов", чьим единственным сюзереном являлся Великий Магистр, подчиненный, в свою очередь, только римскому папе) - преимущественно золотыми лилиями (поскольку впервые это вошло в обычай во французском "языке").

Впрочем, кресты для иоаннитов-подданных "Священной Римской Империи" украшались между лучами золотыми коронованными двуглавыми орлами Императорской династии Габсбургов, а кресты членов перешедшего в лютеранство Бранденбургского баллея (а позднее - Прусского Королевского Ордена иоаннитов). как подданных прусского короля - одноглавыми коронованными прусскими орлами, золотыми или черными, в зависимости от степени. Кресты для членов Ордена иоаннитов, восстановленного со временем в Великобритании, под названием "Достопочтеннейшего (Досточтимого) Ордена Госпиталя Святого Иоанна" (с британским монархом во главе). стали украшать изображениями фигур-щитодержателей британского герба - льва и единорога. Кресты протестантского нидерландского Ордена иоаннитов - золотыми коронованными нидерландскими львами с мечом в лапе. Кресты протестантского Ордена иоаннитов в Швеции - изображением золотого "вазовского снова" ("снопа Вазы") - важным элементом герба королевства Швеции - между лучами. Кресты Ордена Святого Иоанна короля Петра II Югославского - изображениями золотых двуглавых сербских орлов с украшенным прямым белым крестом красным щитом на груди. С момента принятия Гроссмейстером Ордена Святого Иоанна (на острове Мальта) титула князя (принца). обладающего собственной короной (увенчанной восьмиугольным крестом). эта корона стала увенчивать и кресты рыцарей католического Ордена Святого Иоанна. Кресты бранденбургских (прусских). австрийских, венгерских, британских, нидерландских и шведских "ветвей" Ордена Святого Иоанна увенчивались, соответственно, коронами государей, подданными которых эти (по преимуществу, не католические) рыцари являлись.

Для высших сановников Ордена Святого Иоанна (каковыми могли стать только рыцари-монахи, или "профессы") были установлены большие золотые восьмиугольные кресты, покрытые белой эмалью и не имевшие никаких украшений по углам, носившиеся на шее на черной ленте (цвета орденского плаща) или на золотой цепи. Услужающие братья, в знак своей принадлежности к Ордену странноприимцев, носили так называемый "донатский знак" - полукрест, у которого не доставало двух верхних углов (отчего и назывались порой "полукрестниками").

Глава Ордена Cвятого Иоанна - Великий Магистр (нем.: Гроссмейстер, фр.: Гран Мэтр, англ.: Гранд Мастер, итал.: Гран Маэстро). был ограничен в своих действиях капитулом, который он был обязан созывать во всех важных случаях жизни братства. Ниже Великого Магистра на орденской иерархической лестнице стояли "конвентуальные бальи" (в древности "бальи" назывались также "пилье" - т.е. букв. "столпы"). возглавлявшие "ланги" Ордена. Еще ступенью ниже шли Великие Приоры (они же "капитулярные бальи"). Все они являлись рыцарями (кавалерами) Большого Креста. За ними следовали бальи, командоры и, наконец, простые братья-рыцари. Орден странноприимцев предоставлял свои земельные владения Великим Приорам, бальи и командорам во временное владение ("кормление"). при условии уплаты в орденскую казну определенной доли дохода с них, т.н. "респонсии".

Именно респонсии в течение многих веков служили главным источником дохода Ордена странноприимцев для финансирования его военной и госпитальерской деятельности. К концу Средневековья некогда жестко централизованный единый Орден госпитальеров, в силу постоянного усиления национально-государственного принципа и ослабления универсалистских тенденций папства и римско-католической церкви в целом, превратился в своего рода федерацию "национальных рыцарских ассоциаций" членов Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, большинство из которых проживало в своих странах, а не в резиденции Великого Магистра.

Великий Магистр имел право каждые пять лет назначать одного из рыцарей Ордена Святого Иоанна командором. Кроме того, существовал ряд командорств, доходами от которых пользовались капелланы и оруженосцы (сервиенты, или сержанты).

Над- и транснациональный характер Ордена Святого Иоанна проявился и в разделении исполнительной власти в рамках правительстве Ордена, состоявшего из Великого Магистра и Малого Совета. Каждый из высокопоставленных членов Малого Совета избирался из числа "рыцарей (по) справедливости" одного из "лангов" Ордена и становился одновременно главой соответствующего "языка" в конвенте и главой одного из орденских ведомств, постоянное руководство которым постановлением Генерального Капитула 1445 г. было закреплено за тем или иным "лангом".

Из вышеперечисленных восьми "лангов" Ордена Святого Иоанна, "ланг" Прованса был представлен Великим Командором, управлявшим финансами Ордена и являвшимся членом комиссии казначейства.

"Ланг" Оверни - Маршалом, возглавлявшим сухопутные вооруженные силы и являвшимся председателем третейского суда, разрешавшим разногласия между рыцарями.

"Ланг" Франции - Госпитальером (Госпиталарием). отвечавшим за странноприимные дома (госпитали). больницы, врачей, младший медицинский персонал, аптеки и медикаментов.

"Ланг" Италии - Адмиралом, осуществлявшим командование орденским военным флотом, офицерами и рядовым составом экипажей, а также наемниками, служащими на кораблях. Снабжение вооруженных сил находилось в совместной компетенции Адмирала и Великого Командора.

"Ланг" Арагона был представлен Великим Консерватором, контролировавшим правильность ежегодных выплат рыцарям на их личные потребности.

"Ланг" Англии - Туркопольером, возглавлявшим караульные войска и вспомогательные силы Ордена ("туркопулов" или "туркополов", буквально: "сыновей турок" - так в эпоху Крестовых походов именовались наемники крестоносных монархов, происходившие от браков между греками и турками).

"Ланг" Германии - Великим Бальи, ответственным за сохранность фортификационных (оборонительных) сооружений, обеспечение боеприпасами и продовольствием.

"Ланг" Кастилии и Португалии - Великим Канцлером, который готовил все декреты и решения правительства Ордена странноприимцев и вместе с Великим Магистром подписывал их. Он также заведовал государственным архивом.

Подобное конституционно закрепленное распределение высших орденских постов между различными "лангами" позволяло достичь умелой и действенной концентрации сил при одновременном учете национальных особенностей членов Ордена, что не в последнюю очередь способствовало его усилению.

Процветающее, независимое от светских князей, признанное уже в 1309 г. папой римским Климентом V, орденское государство иоаннитов подтвердило свои права в 1448 г., когда папа римский Николай V, оставаясь Верховным сюзереном Ордена Святого Иоанна, признал полную юрисдикцию Ордена иоаннитов над подвластной ему территорией, независимость Ордена от папы в вопросах управления, финансовых вопросах, право Ордена странноприимцев на обмен посольствами с другими государствами, международно-правовую свободу Ордена в сфере договоров и действий, право чеканить собственную монету, собирать налоги и подати.

Папа римский также признал Великого Магистра Ордена Святого Иоанна независимым суверенным князем с правом коронации (которым тот, однако, не воспользовался). Эти права Ордена госпитальеров были еще раз подтверждены римскими папами Пием II (1458 - 1464 гг.) и Иннокентием VIII (1484 - 1492 гг.).

Владычество над Родосом вновь продемонстрировало двойственную природу Ордена странноприимцев: как религиозной организации и одновременно - как светского субъекта международного права, что и определило то особое положение, которое Орден  иоаннитов сохранил до сегодняшнего дня. Подчиненный в духовных вопросах Святому Престолу, Орден родосских странноприимцев был, тем не менее, совершенно независим в решении политических и светских вопросов как от Святого Престола, так и от западноевропейских христианских сеньоров.

В 1396 г. рыцари Родоса во главе с фра Филибером де Найаком (Найлаком) приняли участие в неудачном Крестовом походе венгерского короля (в дальнейшем дважды увенчанного короной римско-германского Императора) Сигизмунда Люксембургского на турок-османов, завершившемся сокрушительным разгромом крестоносцев под болгарским городом Никополем. После победы при Никополе османский падишах (султан) Баязид (Баязет) I Йылдырым (Молния) в приступе мусульманского религиозного фанатизма повелел умертвить десять тысяч крестоносцев, взятых турками в плен. Почти все пленные были обезглавлены, а остальные убиты ударами железных палиц-буздыганов. Казнь крестоносцев длилась почти весь день 25 сентября 1396 г., и даже привычные к крови приближенные и военачальники султана, не вынеся зрелища кровавой бойни, просили Баязида остановить ее. Падишах османов помиловал лишь немногих юношей, но отдал их в рабство своим вельможам. От гибели удалось спастись лишь Филиберу де Найаку (будущему Великому Магистру иоаннитов) с горстью родосских рыцарей.

В период пребывания орденского руководства на Родосе владения Ордена иоаннитов на территории "Священной Римской Империи (германской нации) " подверглись сильному опустошению войсками таборитов (представителей наиболее радикального крыла чешских еретиков-гуситов). В 1420 г. гуситы разгромили Пражский конвент Ордена Святого Иоанна Иерусалимского (старейший на территории Европы). В битве с таборитами при Судомере пал смертью храбрых приор странноприимцев Чехии (Богемии) фра Генрих фон Нейгауз.

Если верить старинной родосской легенде (положенной в основу известной стихотворной повести Фридриха Шиллера "Сражение с змеем", превосходно, хотя и достаточно вольно, переведенной на русский язык Василием Андреевичем Жуковским). в правление Великого Магистра иоаннитов Элиона де Вильнева (1319-1346) над населением острова Родос нависла смертельная угроза, исходившая от появившегося в долине Судурли у подножия горы Святого Стефана (фр.: Мон-Сен-Этьен) чудовищного змея-людоеда, столь опасного как для всех обитавших на Родосе животных, так и для людей, что осторожный Гроссмейстер даже запретил, после гибели пятерых орденских рыцарей в схватке с лютым зверем, всем членам вверенного ему Господом Богом и Малым Советом Ордена вступать с этим драконом в схватку. Тем не менее, один из родосских рыцарей, по имени Дьедонне де Гозон, движимый состраданием к чуть ли не ежедневно пожираемым кровавым монстром мирным поселянам, осмелился, нарушив орденский обет послушания, вопреки строжайшему запрету, сразиться с чудищем - и одолел его. Великий Магистр и орденский Капитул (как раз заседавший в то время на Родосе) поначалу намеревались исключить дерского ослушника из духовно-рыцарского братства за столь вопиющее непослушание, но после, снизойдя к мольбам островитян, избавленных героем от ужасного кошмара, простили непокорного и даже распорядились выставить отрубленную им голову дракона (вероятнее всего - реликтового ящера или иной плотоядной рептилии особо крупных размеров) на стене орденской твердыни. Отважный змееборец, или "завроктон" (как сказали бы грекоязычные жители Родоса). фра Дьедонне де Гозон, совершивший свой легендарный подвиг, по разным источникам, то ли в 1342, то ли в 1345 г., впоследствии был избран Великим Магистром Ордена родосских рыцарей (годы правления: 1346-1353).

Турки-османы не раз нападали на остров Родос и осаждали его столицу, но рыцари Святого Иоанна всегда выходили победителями из этих осад и сражений. В течение двухсот тринадцати лет рыцари Родоса были его полновластными хозяевами и суверенами. В 1522 г. они были атакованы султаном Сулейманом II "Великолепным", возглавлявшим невероятно многочисленную (по тому времени) армию в сто сорок тысяч человек, и флот, насчитывавший более четырехсот боевых кораблей. Даже если численность османов была завышена летописцами Ордена, в их многократном численном превосходстве над силами родосских странноприимцев сомневаться не приходится.

В описываемое время гарнизон родосской штаб-квартиры странноприимцев - мощной крепости, прикрытой рядом полевых укреплений - состоял из четырехсот пятидесяти братьев-рыцарей, ста пятидесяти вооруженных сервиентов, тысячи наемных пеших копьеносцев (пикинеров). алебардщиков и стрелков из аркебуз (фитильных ружей). восьмисот стрелков из арбалета и нескольких тысяч местных греческих ополченцев. Крепостные стены Родоса были защищены тяжелыми стационарными бомбардами. Кроме того, на вооружении осажденных странноприимцев состояло несколько орудий меньшего калибра на колесных лафетах.

Внешний вид рыцарей и сервиентов Ордена Святого Иоанна, дислоцированных на Родосе и на других островах Эгейского моря, значительно отличался от внешнего вида странноприимцев, дислоцированных в странах континентальной Европы. К началу XVI столетия полный комплект защитного вооружения европейского тяжеловооруженного конного воина (и в том числе - полный доспех конного воина Ордена странноприимцев) включал: стальные шлем (бацинет, армэ или салад). кольчугу, нагрудник-кирасу, наплечники, наручи, наколенники, перчатки, налокотники, набедренники, наголенники, латные башмаки (обычно оставлявшие незащищенными только ступни). В условиях же жаркого климата, царящего на Родосе и других островах Эгейского моря, на борту корабля и на стенах осажденной крепости странноприимцы сражались, главным образом, пешими и в облегченных доспехах. Наемные воины Ордена странноприимцев (копейщики и стрелки из арбалета) носили обычное для той эпохи облегченное защитное вооружение: стальные шлемы без забрала, нагрудники-кирасы или стеганые куртки-бригандины (подбитые изнутри стальными пластинками) и наручи, а также широко распространенные в Средиземноморье облегченные овальные щиты-баклеры (которыми в бою прикрывались также орденские братья-рыцари и братья-сервиенты). Местные родосские ополченцы - православные греки - составлявшие легкую вспомогательную пехоту Ордена Святого Иоанна (преимущественно стрелки из лука). защитного вооружения обычно не имели. На вооружении различных родов войск армии родосских рыцарей состояли мечи, алебарды, копья (или пики, более длинные, чем копья). боевые ножи, тесаки-фальшионы, аркебузы, арбалеты и луки со стрелами.

Знамена, одежда и вооружение братьев-рыцарей, братьев-сервиентов и наемных воинов Ордена странноприимцев (включая щиты) были украшены орденской символикой иоаннитов - прямым белым крестом на красном фоне.      

Под предводительством Великого Магистра Филиппа Вилье де л' Иль Адана гарнизон из пяти тысяч ста странноприимцев, ополченцев и наемником Ордена Святого Иоанна в течение шести месяцев геройски сражался с полчищами мусульман, "врачуя раны врагов, как свои собственные". Впрочем, на сохранившихся иллюстрациях орденских летописей, повествующих о боях с неверными за Родос, изображено множество турок, обезглавленных, вздернутых на виселицы и посаженных на кол рыцарями Святого Иоанна. В конце концов, султан разрешил странноприимцам с почетом покинуть Родос, вместо того, чтобы обратить их в рабство - настолько турецкий падишах был восхищен доблестью рыцарей-странноприимцев.

Даже оставшись без собственной территории, Орден госпитальеров не утратил вышеупомянутого правового статуса. Рыцари Святого Иоанна на некоторое, но очень короткое время, оседали на острове Крит, в Мессине (Сицилия). в Чивитта-Веккья, в Ницце, а иногда по целым месяцам проводили на море, на борту своих кораблей, поскольку никак и нигде не могли найти удобного пристанища и дружеского гостеприимства.

В 1530 г. папа римский Климент VII (сам в прошлом рыцарь-иоаннит) обратился к владыке "Священной Римской Империи (германской нации) " и королю Испанскому Карлу V Габсбургу с просьбой даровать изгнанному с Родоса Ордену странноприимцев прибежище на острове Мальта. Римско-германский Император благосклонно отнесся к этому ходатайству и своей хартией передал Ордену Святого Иоанна в вечное владение острова Мальта, Гоцо, Комино и Коминотто, а также город Триполи в Ливии. Император Карл надеялся, что рыцари-иоанниты, искусные, отважные, испытанные в сражениях мореходы, будут успешно и надежно защищать его корабли в Средиземноморье от нападений турецких корсаров и не допустят создания турецких военно-морских баз в Триполитании.

Здесь конец и Господу Богу нашему слава!

ПРИЛОЖЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Перевод стихотворной повести Фридриха Шиллера о подвиге рыцаря-змееборца Дьедонне де Гозона, будущего Великого Магистра Ордена родосских странноприимцев:

СРАЖЕНИЕ С ЗМЕЕМ

ПОВЕСТЬ

Что за тревога в Родосе? Все улицы полны народом;

Мчатся толпами, вопят, шумят. На коне величавом

Едет по улице рыцарь красивый; за рыцарем тащат

Мертвого змея с кровавой разинутой пастью; все смотрят

С радостным чувством на рыцаря, с страхом невольным на змея.

"Вот! — говорят, — посмотрите, тот враг, от которого столько

Времени не было здесь ни стадам, ни людям проходу.

Много рыцарей храбрых пыталось с чудовищем выйти

В бой... все погибли. Но Бог нас помиловал: вот наш спаситель;

Слава ему!" — И вслед за младым победителем идут

Все в монастырь Иоанна Крестителя, где Иоаннитов

Был знаменитый Капитул собран в то время. Смиренно

Рыцарь подходит к престолу Магистера; шумной толпою

Ломится следом за ним в палату народ. Преклонивши

Голову, юноша так говорить начинает: "Владыка!

Рыцарский долг я исполнил: змей, разоритель Родоса,

Мною убит; безопасны дороги для путников; смело

Могут стада выгонять на луга пастухи; на молитву

Может без страха теперь пилигрим к чудотворному лику

Девы Пречистой ходить!. — Но с суровым ответствовал взглядом

Строгий Магистер: "Сын мой, подвиг отважный с успехом

Ты совершил: отважность рыцарю честь. Но ответствуй:

В чем обязанность главная рыцарей, верных Христовых

Слуг, христианства защитников, в знак смиренья носящих

Крест Иисуса Христа на плечах?" То зрители внемля,

Все оробели. Но рыцарь, краснея, ответствовал: "Первый

Рыцарский долг есть покорность". — "И рыцарский долг сей

Ныне, сын мой, ты нарушил: ты мной запрещенный

Подвиг дерзнул совершить". — "Владыка, сперва благосклонно

Выслушай слово мое, потом осуди. Не с слепою

Дерзостью я на опасное дело решился; но верно

Волю закона исполнить хотел: одной осторожной

Хитростью мнил одержать я победу. Пять благородных

Рыцарей нашего Ордена, честь христианства, погибли

В битве с чудовищем. Ты запретил нам сей подвиг;

Мы покорились. Но душу мою нестерпимо терзали

Бедствия гибнущих братий; стремленьем спасти их томимый,

Днем я покоя не знал, и сны ужасные ночью

Мучили душу мою, представляя мне призрак сраженья

С змеем; и все как будто бы чудилось мне, что небесный

Голос меня возбуждал и твердил мне: дерзай! и дерзнул я.

Вот что я мыслил: ты рыцарь; одних ли врагов христианства

Должен твой меч поражать? Твое назначенье святое:

Быть защитником слабых, спасать от гоненья гонимых,

Грозных чудовищ разить; но дерзкою силой искусство,

Мужеством мудрость должны управлять. И в таком убежденье

Долго себя я готовил к опасному бою, и часто

К месту, где змей обитал, я тайком подходил, чтоб заране

С сильным врагом ознакомиться; долго обдумывал средства,

Как мне врага победить; наконец вдохновение свыше

Душу мою просветило: найдено средство! сказал я

В радости сердца. Тогда у тебя позволенья, Владыка,

Я испросил посетить отеческий дом мой; угодно

Было тебе меня отпустить. Переплыв безопасно

Море и на берег вышед, в отеческом доме немедля

Все к предпринятому подвигу стал я готовить. Искусством

Сделан был змей, подобный тому, которого образ

Врезался в память мою; на коротких лапах громадой

Тяжкое чрево лежало; хребет, чешуею покрытый,

Круто вздымался; на длинной, гривистой шее торчала,

Пастью зияя, зубами грозя, голова; из отверзтых

Челюстей острым копьем выставлялся язык, и змеиный

Хвост сгибался в огромные кольца, как будто готовый,

Вдруг обхватив ездока и коня, задушить их обоих.

Все учредивши, двух собак, могучих и к бою

С диким быком приученных, я выбрал, и мнимого змея

Ими травил, чтоб привыкли они по единому клику

Зубы вонзать в непокрытое броней чешуйчатой чрево.

Сам же, сидя на коне благородной арабской породы,

Я устремлялся на змея и руку мою беспрестанно

В верном метанье копья упражнял. Сначала от страха

Конь мой, храпя, на дыбы становился, и выли собаки;

Но наконец победило мое постоянство их робость.

Так совершилось три месяца. Я возвращаюсь. Вот третий

День, как пристал я к Родосу. О новых бедствиях вести

Душу мою возмутили. Горя нетерпением кончить

Дело начатое, слуг собираю моих и, ученых

Взявши собак, на верном коне, никому не сказавшись,

Еду отыскивать змея. Ты знаешь, Владыка, часовню,

Где богомольствовать сходится здешний народ: на утесе

В диком месте она возвышается; образ Пречистой

Матери Божией, видимый там, знаменит чудесами;

Трудно всходить на утес, и доселе сей путь был опасен.

Там, у подошвы утеса, в норе, недоступной сиянью

Дня, гнездился чудовищный змей, сторожа проходящих;

Горе тому, кто дорогу терял! из темной пещеры

Враг исторгался, добычу ловил и ее в свой глубокий

Лог увлекал на пожранье. В ту часовню Пречистой

Девы пошел я, там пал на колена, усердной мольбою

В помощь призвал Богоматерь, в грехах принес покаянье,

Тайн святых причастился: потом, сошедши с утеса,

Латы надел, взял меч и копье и, раздав приказанья

Спутникам (им же велел дожидаться меня близ часовни).

Сел на коня, поручил Вездесущему Господу Богу

Душу мою и поехал. Едва я увидел на ровном

Месте себя, как собаки мои, почуявши змея,

Подняли ноздри, а конь захрапел и пятиться начал:

Блещущим свившися клубом, вблизи он грелся на солнце,

Дружно и смело помчалися в бой с ним собаки; но с воем

Кинулись обе назад, когда, развернувшися быстро,

Вдруг он разинул огромную пасть, и их ядовитым

Обдал дыханьем, и с страшным шипеньем поднялся на лапы.

Крик мой собак ободрил: они вцепилися в змея.

Сильной рукой я бросаю копье; но, ударясь в чешуйный,

Крепкий хребет, оно, как тонкая трость, отлетело;

Новый удар я спешу нанести; но испуганный конь мой.

Бешено стал на дыбы; раскаленные очи, зиянье

Пасти зубастой, и свист, и дыханье палящее змея

В ужас его привели, и он опрокинулся. Видя

Близкую гибель, проворно спрыгнул я с седла и в сраженье

Пеший вступил с обнаженным мечом; но меч мой напрасно

Колет и рубит: как сталь чешуя. Вдруг змей, разъярившись,

Сильным ударом хвоста меня повалил и поднялся

Дыбом, как столб, надо мной, и уже растворил он огромный

Зев, чтоб зубами стиснуть меня; но в это мгновенье

В чрево его, чешуей не покрытое, вгрызлись собаки;

Взвыл он от боли и бешено начал кидаться... напрасно!

Стиснувши зубы, собаки повисли на нем; я поспешно

На ноги стал и бросился к ним, и меч мой вонзился

Весь во чрево чудовища: хлынула черным потоком

Кровь; согнувшись в дугу, он грянулся оземь и, тяжким

Телом меня заваливши, издох надо мною. Не помню,

Долго ль бесчувствен под ним я лежал; глаза открываю:

Слуги мои предо мною, а змей в крови неподвижен».

Рыцарь, докончивши повесть свою, замолчал. Раздалися

Громкие клики; дрогнули своды палаты от гула

Рукоплесканий, и самые рыцари Ордена вместе

С шумной толпой возгласили: "Хвала!" Но Магистер,

Строго нахмурив чело, повелел, чтоб все замолчали, —

Все замолчали. Тогда он сказал победителю: "Змея,

Долго Родос ужасавшего, ты поразил, благородный

Рыцарь; но, Богом явяся народу, врагом ты явился

Нашему Ордену: в сердце твоем поселился отныне

Змей, ужасней тобою сраженного, змей, отравитель

Воли, сеятель смут и раздоров, презритель смиренья,

Недруг порядка, древний губитель земли. Быть отважным

Может и враг ненавистный Христа, мамелюк; но покорность

Есть одних христиан достоянье. Где Сам Искупитель,

Бог Всемогущий, смиренно стерпел поношенье и муку,

Там в старину основали отцы наш Орден священный;

Там, облачася крестом, на себя они возложили

Долг, труднейший из всех: свою обуздывать волю.

Суетной славой ты был обольщен — удались; ты отныне

Нашему братству чужой: кто Господнее иго отринул,

Тот и Господним крестом себя украшать недостоин".

Так Магистер сказал, и в толпе предстоявших поднялся

Громкий ропот, и рыцари Ордена сами Владыку

Стали молить о прощенье; но юноша молча, потупив

Очи, снял епанчу, у Магистера строгую руку

Поцеловал и пошел. Его проводивши глазами,

Гневный смягчился судья и, назад осужденного кротким

Голосом кликнув, сказал: Обними меня, мой достойный

Сын: ты победу теперь одержал, труднейшую первой.

Снова сей крест возложи: он твой, он награда смиренью.

(Перевод с немецкого В. А. Жуковского)

2. Оригинальный немецкий текст стихотворения Фридриха Шиллера (для уважаемых читателей, владеющих немецким языком) :

DER KAMPF MIT DEM DRACHEN

Was rennt das Volk, was waelzt sich dort

Die langen Gassen brausend fort?

Stuerzt Rhodus unter Feuers Flammen?

Es rottet sich im Sturm zusammen,

Und einen Ritter, hoch zu Ross,

Gewahr ich aus dem Menschentross,

Und hinter ihm, welch Abenteuer!

Bringt man geschleppt ein Ungeheuer,

Ein Drache scheint es von Gestalt,

Mit weitem Krokodilesrachen,

Und alles blickt verwundert bald

Den Ritter an und bald den Drachen.

Und tausend Stimmen werden laut:

"Das ist der Lindwurm, kommt und schaut!

Der Hirt und Herden uns verschlungen,

Das ist der Held, der ihn bezwungen!

Viel andre zogen vor ihm aus,

Zu wagen den gewaltgen Strauss,

Doch keinen sah man wiederkehren,

Den kuehnen Ritter soll man ehren!"

Und nach dem Kloster geht der Zug,

Wo Sankt Johanns des Taeufers Orden,

Die Ritter des Spitals, im Flug

Zu Rate sind versammelt worden.

Und vor den edeln Meister tritt

Der Juengling mit bescheidnem Schritt,

Nachdraengt das Volk, mit wildem Rufen,

Erfuellend des Gelaenders Stufen.

Und jener nimmt das Wort und spricht:

"Ich hab erfuellt die Ritterpflicht,

Der Drache, der das Land veroedet,

Er liegt von meiner Hand getoetet,

Frei ist dem Wanderer der Weg,

Der Hirte treibe ins Gefilde,

Froh walle auf dem Felsensteg

Der Pilger zu dem Gnadenbilde."

Doch strenge blickt der Fuerst ihn an

Und spricht: "Du hast als Held getan,

Der Mut ists, der den Ritter ehret,

Du hast den kuehnen Geist bewaehret.

Doch sprich! Was ist die erste Pflicht

Des Ritters, der fuer Christum ficht,

Sich schmuecket mit des Kreuzes Zeichen?"

Und alle ringsherum erbleichen.

Doch er, mit edelm Anstand, spricht,

Indem er sich erroetend neiget:

"Gehorsam ist die erste Pflicht,

Die ihn des Schmuckes wuerdig zeiget."

"Und diese Pflicht, mein Sohn", versetzt

Der Meister, "hast du frech verletzt,

Den Kampf, den das Gesetz versaget,

Hast du mit frevlem Mut gewaget!" –

"Herr, richte, wenn du alles weisst",

Spricht jener mit gesetztem Geist,

"Denn des Gesetzes Sinn und Willen

Vermeint ich treulich zu erfuellen,

Nicht unbedachtsam zog ich hin,

Das Ungeheuer zu bekriegen,

Durch List und kluggewandten Sinn

Versucht ichs, in dem Kampf zu siegen.

Fuenf unsers Ordens waren schon,

Die Zierden der Religion,

Des kuehnen Mutes Opfer worden,

Da wehrtest du den Kampf dem Orden.

Doch an dem Herzen nagte mir

Der Unmut und die Streitbegier,

Ja selbst im Traum der stillen Naechte

Fand ich mich keuchend im Gefechte,

Und wenn der Morgen daemmernd kam

Und Kunde gab von neuen Plagen,

Da fasste mich ein wilder Gram,

Und ich beschloss, es frisch zu wagen.

Und zu mir selber sprach ich dann:

Was schmueckt den Juengling, ehrt den Mann,

Was leisteten die tapfern Helden,

Von denen uns die Lieder melden?

Die zu der Goetter Glanz und Ruhm

Erhub das blinde Heidentum?

Sie reinigten von Ungeheuern

Die Welt in kuehnen Abenteuern,

Begegneten im Kampf dem Leun

Und rangen mit dem Minotauren,

Die armen Opfer zu befrein,

Und liessen sich das Blut nicht dauren.

Ist nur der Sarazen es wert,

Da; ihn bekaempft des Christen Schwert?

Bekriegt er nur die falschen Goetter?

Gesandt ist er der Welt zum Retter,

Von jeder Not und jedem Harm

Befreien muss sein starker Arm,

Doch seinen Mut muss Weisheit leiten,

Und List muss mit der St;rke streiten.

So sprach ich oft und zog allein,

Des Raubtiers Faehrte zu erkunden,

Da floesste mir der Geist es ein,

Froh rief ich aus: Ich habs gefunden!

Und trat zu dir und sprach dies Wort:

›Mich zieht es nach der Heimat fort.‹

Du, Herr, willfahrtest meinen Bitten,

Und gluecklich war das Meer durchschnitten.

Kaum stieg ich aus am heimschen Strand,

Gleich liess ich durch des Kuenstlers Hand,

Getreu den wohlbemerkten Zuegen,

Ein Drachenbild zusammenfuegen.

Auf kurzen Fuessen wird die Last

Des langen Leibes aufgetuermet,

Ein schuppigt Panzerhemd umfasst

Den Ruecken, den es furchtbar schirmet.

Lang strecket sich der Hals hervor,

Und graesslich wie ein Hoellentor,

Als schnappt’ es gierig nach der Beute,

Eroeffnet sich des Rachens Weite,

Und aus dem schwarzen Schlunde draeun

Der Zaehne stacheligte Reihn,

Die Zunge gleicht des Schwertes Spitze,

Die kleinen Augen spruehen Blitze,

In einer Schlange endigt sich

Des Rueckens ungeheure Laenge,

Rollt um sich selber fuerchterlich,

Dass es um Mann und Ross sich schlaenge.

Und alles bild ich nach genau

Und kleid es in ein scheusslich Grau,

Halb Wurm erschiens, halb Molch und Drache,

Gezeuget in der giftgen Lache.

Und als das Bild vollendet war,

Erwaehl ich mir ein Doggenpaar,

Gewaltig, schnell, von flinken Laeufen,

Gewohnt, den wilden Ur zu greifen.

Die hetz ich auf den Lindwurm an,

Erhitze sie zu wildem Grimme,

Zu fassen ihn mit scharfem Zahn,

Und lenke sie mit meiner Stimme.

Und wo des Bauches weiches Vlies

Den scharfen Bissen Bloesse liess,

Da reiz ich sie, den Wurm zu packen,

Die spitzen Zaehne einzuhacken.

Ich selbst, bewaffnet mit Geschoss,

Besteige mein arabisch Ross,

Von adeliger Zucht entstammet,

Und als ich seinen Zorn entflammet,

Rasch auf den Drachen spreng ichs los

Und stachl es mit den scharfen Sporen

Und werfe zielend mein Geschoss,

Als wollt ich die Gestalt durchbohren.

Ob auch das Ross sich grauend baeumt

Und knirscht und in den Zuegel schaeumt,

Und meine Doggen aengstlich stoehnen,

Nicht rast ich, bis sie sich gewoehnen.

So ueb ichs aus mit Emsigkeit,

Bis dreimal sich der Mond erneut,

Und als sie jedes recht begriffen,

Fuehr ich sie her auf schnellen Schiffen.

Der dritte Morgen ist es nun,

Da; mirs gelungen, hier zu landen,

Den Gliedern goennt ich kaum zu ruhn,

Bis ich das grosse Werk bestanden.

Denn heiss erregte mir das Herz

Des Landes frisch erneuter Schmerz,

Zerissen fand man juengst die Hirten,

Die nach dem Sumpfe sich verirrten,

Und ich beschliesse rasch die Tat,

Nur von dem Herzen nehm ich Rat.

Flugs unterricht ich meine Knappen,

Besteige den versuchten Rappen,

Und von dem edeln Doggenpaar

Begleitet, auf geheimen Wegen,

Wo meiner Tat kein Zeuge war,

Reit ich dem Feinde frisch entgegen.

Das Kirchlein kennst du, Herr, das hoch

Auf eines Felsenberges Joch,

Der weit die Insel ueberschauet,

Des Meisters kuehner Geist erbauet.

Veraechtlich scheint es, arm und klein,

Doch ein Mirakel schliesst es ein,

Die Mutter mit dem Jesusknaben,

Den die drei Koenige begaben.

Auf dreimal dreissig Stufen steigt

Der Pilgrim nach der steilen H;he,

Doch hat er schwindelnd sie erreicht,

Erquickt ihn seines Heilands Naehe.

Tief in den Fels, auf dem es haengt,

Ist eine Grotte eingesprengt,

Vom Tau des nahen Moors befeuchtet,

Wohin des Himmels Strahl nicht leuchtet,

Hier hausete der Wurm und lag,

Den Raub erspaehend, Nacht und Tag.

So hielt er wie der Hoellendrache

Am Fuss des Gotteshauses Wache,

Und kam der Pilgrim hergewallt

Und lenkte in die Ungluecksstrasse,

Hervorbrach aus dem Hinterhalt

Der Feind und trug ihn fort zum Frasse.

Den Felsen stieg ich jetzt hinan,

Eh ich den schweren Strauss begann,

Hin kniet ich vor dem Christuskinde

Und reinigte mein Herz von Suende,

Drauf guert ich mir im Heiligtum

Den blanken Schmuck der Waffen um,

Bewehre mit dem Spiess die Rechte,

Und nieder steig ich zum Gefechte.

Zuruecke bleibt der Knappen Tross,

Ich gebe scheidend die Befehle

Und schwinge mich behend aufs Ross,

Und Gott empfehl ich meine Seele.

Kaum seh ich mich im ebnen Plan,

Flugs schlagen meine Doggen an,

Und bang beginnt das Ross zu keuchen

Und baeumet sich und will nicht weichen,

Denn nahe liegt, zum Knaeul geballt,

Des Feindes scheussliche Gestalt

Und sonnet sich auf warmem Grunde.

Auf jagen ihn die flinken Hunde,

Doch wenden sie sich pfeilgeschwind,

Als es den Rachen gaehnend teilet

Und von sich haucht den giftgen Wind

Und winselnd wie der Schakal heulet.

Doch schnell erfrisch ich ihren Mut,

Sie fassen ihren Feind mit Wut,

Indem ich nach des Tieres Lende

Aus starker Faust den Speer versende,

Doch machtlos wie ein duenner Stab

Prallt er vom Schuppenpanzer ab,

Und eh ich meinen Wurf erneuet,

Da baeumet sich mein Ross und scheuet

An seinem Basiliskenblick

Und seines Atems giftgen Wehen,

Und mit Entsetzen springts zurueck,

Und jetzo wars um mich geschehen –

Da schwing ich mich behend vom Ross,

Schnell ist des Schwertes Schneide bloss,

Doch alle Streiche sind verloren,

Den Felsenharnisch zu durchbohren,

Und wuetend mit des Schweifes Kraft

Hat es zur Erde mich gerafft,

Schon seh ich seinen Rachen gaehnen,

Es haut nach mir mit grimmen Zaehnen,

Als meine Hunde wutentbrannt

An seinen Bauch mit grimmgen Bissen

Sich warfen, dass es heulend stand,

Von ungeheurem Schmerz zerrissen.

Und eh es ihren Bissen sich

Entwindet, rasch erheb ich mich,

Erspaehe mir des Feindes Bloesse

Und stosse tief ihm ins Gekroese

Nachbohrend bis ans Heft den Stahl,

Schwarzquellend springt des Blutes Strahl,

Hin sinkt es und begraebt im Falle

Mich mit des Leibes Riesenballe,

Dass schnell die Sinne mir vergehn.

Und als ich neugestaerkt erwache,

Seh ich die Knappen um mich stehn,

Und tot im Blute liegt der Drache." –

Des Beifalls lang gehemmte Lust

Befreit jetzt aller Hoerer Brust,

Sowie der Ritter dies gesprochen,

Und zehnfach am Gewoelb gebrochen

Waelzt der vermischten Stimmen Schall

Sich brausend fort im Widerhall,

Laut fodern selbst des Ordens Soehne,

Dass man die Heldenstirne kroene,

Und dankbar im Triumphgepraeng

Will ihn das Volk dem Volke zeigen,

Da faltet seine Stirne streng

Der Meister und gebietet Schweigen.

Und spricht: "Den Drachen, der dies Land

Verheert, schlugst du mit tapfrer Hand,

Ein Gott bist du dem Volke worden,

Ein Feind kommst du zur;ck dem Orden,

Und einen schlimmern Wurm gebar

Dein Herz, als dieser Drache war.

Die Schlange, die das Herz vergiftet,

Die Zwietracht und Verderben stiftet,

Das ist der widerspenstge Geist,

Der gegen Zucht sich frech empoeret,

Der Ordnung heilig Band zerreisst,

Denn der ists, der die Welt zerstoeret.

Mut zeiget auch der Mameluck,

Gehorsam ist des Christen Schmuck;

Denn wo der Herr in seiner Groesse

Gewandelt hat in Knechtes Bloesse,

Da stifteten, auf heilgem Grund,

Die Vaeter dieses Ordens Bund,

Der Pflichten schwerste zu erfuellen:

Zu baendigen den eignen Willen!

Dich hat der eitle Ruhm bewegt,

Drum wende dich aus meinen Blicken,

Denn wer des Herren Joch nicht traegt,

Darf sich mit seinem Kreuz nicht schmuecken."

Da bricht die Menge tobend aus,

Gewaltger Sturm bewegt das Haus,

Um Gnade flehen alle Brueder,

Doch schweigend blickt der Juengling nieder,

Still legt er von sich das Gewand

Und kuesst des Meisters strenge Hand

Und geht. Der folgt ihm mit dem Blicke,

Dann ruft er liebend ihn zuruecke

Und spricht: "Umarme mich, mein Sohn!

Dir ist der haertre Kampf gelungen.

Nimm dieses Kreuz: es ist der Lohn

Der Demut, die sich selbst bezwungen."