Иоанн Иоаннович Миловский, сын священника Ни­жегородской губернии, родился 30 января 1802 года. До 12 лет он жил в селе Ичалках Лукьяновского уезда. Окончил Нижегородскую духовную семинарию по 1-му разряду и в 1825 году был определен священником в село Кочкурово того же уезда, где и прослужил ровно 50 лет — до 1875 года. Свое место он передал по на­следству старшему сыну. Умер 13 июля 1879 года и был похоронен в селе Кочкурово. По свидетельству внука И. И. Мидовского — Иоанна Александровича, священ­ника Нижегородской Космодамианской церкви, его дед сохранил в народе добрую память как мудрый и скром­ный пастырь, проникнутый глубоким патриотическим чувством. Иоанн Иоаннович оставил записки — пре­имущественно о личной, семейной жизни, а отчасти и приходской, и даже государственно-общественной.

Из детской поры особенно запечатлелась у него в па­мяти Отечественная война 1812 года, насколько он мог осознавать это великое событие. Так, в записках своих он упоминает:

В знаменитую эпоху войны с Императором француз­ским Наполеоном я был уже 10-ти лет. Не включенный в училище, проживал еще в селе Ичалках в доме своих родителей, многое великое мог чувствовать и прилагать к сердцу. Так, например, я раздельно понял, что фран­цузы разорили и сожгли Москву, со скорбию внимал неутешимому плачу жен и матерей при частых наборах в рекруты и ратники; образ великой кометы, бывшей в 1812 году, живо и неизгладимо запечатлелся в моем уме и воображении, так что я в продолжение моей жизни являвшиеся кометы мог раздельно отмечать от первой, и ни в одной из оных не мог встретить подобного. Ви­дел образ буйных народов, напавших на Россию, и слы­шал непонятный для меня их говор на разных языках, в прогоняемых пленных, имевших ночлег и дневку в месте моего жительства — селе Ичалках...

Об этой комете Миловский вспоминает:

В 1812 году видима была великая комета, которой лучи, подобно густому дереву величественно были простерты к верху. Являясь в 8 часов вечера на северо- западе и в осенние темные ночи, представляла порази­тельное зрелище, ибо господствовала величественным и особенным видом над всем собором звезд...

В другом месте записок Миловский сравнивал вели­кие кометы 1812 и 1858 годов:

Комета 1812 года была несколько больше, явствен­нее, краснее или огнистее, и лучи имела вверх густо, как искры, светлящиеся от огня светло и явственно. Комета 58 года была менее в точке, желтые или блед­ные имела лучи, много возвышеннее кометы 12 года, но эти лучи были бледны и слабы, являвшиеся при за­хождении кометы возвышеннейшим столпом или дол- жайшею светлою протяженною полосою. Сию комету народ почитал провозвестницею свободы...

Через три года, в 1861 г., в России манифестом Алек­сандра II было отменено крепостное право.

«Поэму 12-й год Иоанн Иоаннович составил в 1830-х годах, а окончательно отделал и своеручно пере­писал в 1860-х годах, с завещанием своим потомкам на­печатать ее в юбилейном 1912 году», — писал его внук Иоанн Александрович Мидовский, священник Космо- дамианского уезда Нижегородской губернии, передавая рукопись деда в Музей 1812 года.

К сожалению, тогда это намерение не было осущест­влено, и рукопись осталась в собрании архива Музея 1812 года в Москве, впоследствии поступившем в Исто­рический музей. Долг сотрудников Отдела письменных источников — опубликовать оду Мидовского к нынеш­нему великому юбилею.

Написанная в стиле древнерусской былины, ода Ми- ловского насыщена диалектными нормами правописа­ния, а также забытыми ныне словами: «бесстудный» (бессовестный, наглый, бесчестный), «тьмочисленных» (бесчисленных), «тристат» (военачальник), «вонми» (внемли), «пророчище» (пророчество), «озлащала» (по­золотила), «пря» (выспренность) и т. д.

Песнь императору Александру I Благословенному на победу его над императором французским Наполеоном I в 1812 РОДУ, составленная села кочкурова священником Иоанном Миловским.

Песнь 1

Благополучие России

По силам петь хочу любви чистейшим тоном Благословенного Монарха Россиян,

Вождя Кутузова и брань с Наполеоном,

Дай Боне, помощь мне и соверши мой план!

С времен, как Палицын¹, горя священным рвеньем,

О бедствии Москвы в пустыне воздыхал 

И гласом жалости, и скорбью, и моленьем

На помощь ей сынов России призывал;

Как Минин, вняв ему и духом вспламененный,

Сограждан убеждал богатства не щадить,

Престольный град спасти от Ляха обложенный,

А в недостатке, — жен с детями заложить;

Как благородный князь Пожарский на спасенье

Отечества свой меч немедленно подъял

И злое Ляха им пресекши ухищренье

Злостраждущей Москве свободу даровал,

С тех пор блаженная Россия почивала

Под сенью тишины в теченье двух веков,

В которое нога дать шага не дерзала

В родной ее предел зломыслящих врагов.

Ко славе, крепости шла быстрыми шагами,

И зависть, трепеща, смотрела ей вослед,

Но Бог воздвиг Петра между ее царями,

Который спас ее рачительно от бед.

Сей гений проложил ей к счастию дорогу,

Художеств и наук в ней насадивши сад,

Петру препоручить угодно было Богу

Возделать, просветить России вертоград:

Героя Севера сразивши под Полтавой,

Он устрашил врагов, их дерзость обуздал.

И сим Отечество, покрывши громкой славой

Свое величие и Россов основал.

В проложенной его могуществом стезею

Российские орлы повсюду понеслись —

В Тавриду, к Рымнику², в Чесму³ к морскому бою

И Сент-Готард⁴ прейдя, над Альпами вились.

По сей значительной эпохе просвещенья,

Когда Россия в свет и славу облеклась,

Бог ниспослал на дом Петров благословенья, —

И в Павле маслина чад Царских разрослась.

Какое счастие в Петрополе сияет —

В гнезде полночного орла царя Петра!

Венчанную главу Россия поднимает

Могущим сделавшись империям сестра.

В чем свете счастия России и блаженства,

Великого Петра, когда великий план

Стал быстро приходить в систему совершенства,

Скиптр принял Александр для блага Россиян.

Век новый наступил, и царь младый, прекрасный

Добротою своей восхитил всех сердца,

Правления Его в дни мирные и ясны

Все зрели в Нем Царя — добрейшего отца.

В телесной красоте лица Его и зрака

Великие души сияли красоты,

В очах его никто не зрел свирепства мрака,

Они являли вид небесной чистоты.

Как незабвенный Тит⁵, он был благотворитель,

Печальным от него никто не отходил,

Блаженства подданных и мира был любитель,

Как ока зеницу, так Веру Он хранил.

Не меч и страх людей престол его хранили —

Народная любовь стеной ему была,

В Нем не Царя себе — отца все находили,

Надежда счастия в венце его цвела.

Под скипетром его Россия процветала,

Росли художества, науки дали плод,

Рука его везде щедроты рассыпала,

На слабых воинов, увечных и сирот.

Но ясный, жаркий день прекрасною весною

Почасту к вечеру бывает помрачен

Сгустившеюся туч, шумящих темнотою,

И страшной молнией и громом возмущен.

Так Александрово вначале мирно Царство,

Когда на высоту взошло своих полдён,

Смутило злобное врага его коварство,

И сделало ему чувствительный урон.

Песнь 2

Характеристика Наполеона I, его вторжения, в Россию и осада Смоленска

Сей враг — Наполеон, на Корсике рожденный

От незначительных в Айяччио дворян,

Слепой фортуною от детства возлюбленный

Французов консул, вождь, на троне их тиран.

Сим лестным счастием, всегда к нему пристрастным,

Как глупой матерью изнеженно дитя,

Он в свете все считал уму его подвластным,

В короне Франции на диво всем цветя.

Но над Французами сим богом во паренный,

Он новые открыл на свете чудеса —

Под власть свою хотел все взять страны вселенной,

Оставя Вышнему едины небеса.

В сих гордых замыслах с денницею равняясь,

Несытой мыслию повсюду он парит,

На быстро колесо фортуны опираясь,

Огромны планы он в уме своем чертит.

Как дикий зверь он по Европе рыщет

И встречу каждую невинную разит,

Голодною душой добычу всюду ищет

И зло ужасное в груди своей таит.

Он мощною рукой священны зыблет троны,

Играет жребием владельцев, королей,

Сам домогается престола и короны

И, получив сию, враждует на царей.

Гнев Божий страшный в нем узрели все народы,

И Царства грозный бич разгневанных

Небес, Казалось, что сие чудовище природы

Произошло на свет для рода смертных слез.

Злодей Испанию невинной залил кровью,

И ей Италию с Египтом обагрил,

Питался враждой, гнушался любовью,

Он свету целому врагом себя явил.

Потрясши многих царств священные престолы,

Смутивши счастие блаженных мирных стран,

В конец неслыханной досель крамолы

В Россию двинулся неистовый тиран.

Он мнил в безумии: Россия уклонится

К паденью своему чрез неизбежный рок,

И слава громкая ее в веках затмится

И пропадет навек как в безднах малый ток.

«Что злобой хвалишься, тиран, мучитель сильный, —

Казалось, Бог ему в святом совете рек, —

Ты ныне как цветок, а завтра прах могильный,

Подумай о себе, надменный человек!

На раны дам Тебе я верную Россию,

Но не предам ее навеки погубить,

Воздвигну ей в Царе-Спасителе мессию,

Пред коим должен ты главу свою склонить».

Погасла в нем любовь и совесть усыпленна,

Не внемлет истине, как новый фараон,

Летит мечта его, гордыне окрыленна,

Злой цели достигать — таков Наполеон!

Все средства истощил Монарх благословенный,

Сень мира водрузить для счастия держав.

Чтоб жалкий смертный рок, тираном притесненный.

Во брани не терял священных жизни прав.

Но лестию уста злодея осклаблялись,

А сердце у него лежало все во зле,

Досада, зависть, гнев в душе его скрывались.

Лишь зрелась хитрая улыбка на челе.

Проникнув Александр души его коварство,

С злодеем мир иметь оставил свой предмет,

И рек: колеблемо врагом моим зрю Царство

И миром оградить его надежды нет.

Подъемлю правый меч и оного не скрою,

Доколе им врагов моих не поражу.

Доколе тишины в России не устрою,

В покоище свое его не положу.

Сей чудный глас Царя пророчищем явился —

И дивно ли, что Царь был свыше вдохновен?

Тогда из Россов всяк сему в себе дивился;

Когда Наполеон во прах был низложен.

Так знайте вы сие, позднейшие потомки!

Невольно Александр на Галла меч подъял,

Дела его вовек пребудут в свете громки,

Он миром погасить вражду его желал.

Но душу черную добро не восхищает,

Луч света истины ее не просветит,

Злый более во зле тогда закосневает,

Когда кто о добре ему заговорит.

Он, быстро движася, к Смоленску подступает —

К стенам древнейшего из Русских городов.

И здесь к несчастию великому встречает

Горсть храбрых воинов бесчисленных врагов.

Но верных Россиян сердца не колебались

Святой любовию к Отечеству горя.

С твердейшим мужеством они приготовлялись

Противу стать врагу за Веру и Царя.

Наполеон собрал народов легионы.

Но в них иль страх, иль мзда, а в редком есть любовь:

А Русски — братья все — сыны родной короны,

В них благородный дух, горяща льется кровь.

Ермолов6, Докторов⁷ — герои знамениты

С другими бодрственно здесь встретили врагов, Раевский⁸ же, герой.

Отчизны для защиты

И душу положить в сей битве был готов.

«К стенам, товарищи», — раздался глас призывный

И вихрем понеслись дружины по местам, —

И вмиг открылся здесь позор повсюду дивный

Ударил пушек гром в ответ другим громам.

Вдруг мирных жителей сердца затрепетали

Как лист на деревах пред тучей громовой,

Толпились, бегали, что делать им — не знали

Среди не счастия в минуте роковой.

И матери, врага приходом у страшенны.

Теряли в ужасе своих младенцев там.

На седлах всадники, для боя снаряженны,

Везли потерянных, вручить чтоб матерям.

Сгущался черный дым и громы свирепели.

Враги вкруг города как море разлились,

Как тучи страшные вокруг его засели

И с Русскими как львы отчаянно дрались.

Но Русские со стен из пушек рассыпали

Картечи с ядрами Французов по рядам.

С геройскою душой противу их стояли

И челюсть как Самсон сим хищным драли львам.

Поляки в бешенстве на стены лезли града,

Но Русские штыки вонзались им во грудь,

Несносна гордому врагу была досада,

Что скорым маршем он не мог в Смоленск шагнуть.

И сердце у него горело как геенна,

Он лютой злобою и мщением дышал,

Душа его была тем пламенем возженна,

Который в бомбах он на город сей метал!

И вдруг ужасные открылись в нем пожары,

От бомб разорванных был слышен страшный треск,

Ружейная стрельба и пушечны удары

Как гром гремели там и виден зарев блеск.

Сливались вместе с ним звук яркий барабана,

Вопль старцев и детей, пронзительный крик жен,

И к небу жалобы на злобного тирана,

Отчаяния глас, болезни томный стон.

Могло ль ужасней быть паденье Лиссабона⁹?

Здесь царствовала смерть, свирепствовал здесь ад.

Вот первые шаги ко злу Наполеона,

На страшны бедствия Россиян первый взгляд!

Разрушенный Смоленск вид кажет запустенья,

Картину страшную несчастия и бед;

Его окрестности — Везувья изверженье,

И красоты, и жизни больше нет.

От рук злодейственных неистового Галла

Здесь Русских воинов священна кровь текла,

Здесь вместе с ними пал отличный вождь

Балла¹⁰, Жизнь коего добром и храбростью цвела.

Покрытых ранами здесь тысящи открылись,

С жестокой смертию в мучительной борьбе.

Без глаз, без рук, без ног здесь многие явились.

Ужасный вид очам являя на себе.

Песнь 3.

Вера и надежда на Бога Александра I, призвание всех сословий к общей народной войне и учреждение Кутузова главнокомандующим

На зрелище войны со трона взор склоняя,

Великий наш Монарх — Отечества Отец,

И сердцем бедствию России сострадая,

Во умиление так начал наконец:

Великий Боже ! Зри моей печали бездну,

Зри бедствие Царя, земли и неба Царь,

Внемли народный вопль, колеблющий твердь звездну,

И сердца моего приникни на алтарь.

Когда заслужит сын отца негодованье,

В его объятия с любовию спешит:

Так и твое, Отец! За грех мой наказанье

Мой дух благословлять готовностью горит.

Не столько страшны мне полки Наполеона,

Сколь праведный твой гнев мой Бог, Судья, Отец!

И, если отступил от твоего Закона,

Ты, наказав Меня, помилуй, наконец.

Не погуби навек мне вверенной Державы

И не предай его во власть моих врагов.

Жалею подданных, не жаль моей мне славы.

За мир Отечества всем жертвовать готов.

Одно осталось мне зол в бездне утешенье — Надежду на Тебя, 

Творец мой, возлагать. Иметь терпение и духа сокрушенье,

И свыше помощи России ожидать!

В сих выраженьях Царь к Сенату обратился:

«Советники, друзья, избранные сыны! —

Вы ясно видите, что Божий гнев открылся

На погубленье благ любезной нам страны;

Я веру положил, как камень в основанье,

И ныне зодчие Мне мудрые нужны,

Приявшие твердое на Бога упованье,

Себе Святой сей долг усвоить вы должны;

Пусть дух ваш рвением священным разгорится,

Вы будьте слух Царя, Его десница, взор,

Доколе снова мир в Россию не вселится,

И пагубной войны исчезнет в ней позор.

Дворяне! В каждом вас Пожарский да родится,

В духовных оживет пусть Палицына дух,

В гражданах Минина нрав добрый да явится,

И каждый селянин Отечеству будь друг.

В минуты счастия одни на поле брани

Обыкли воины цвету щи лавры жать.

Теперь к оружию простертъ всяк должен длани,

Кому позволят им чин, возраст управлять:

Дворяне! кто горит к Отечеству любовью,

Тот пусть спешит скорей от бед его спасти.

Не может кто сего своей исполнить кровью,

Тот должен дань ему другую принести.

Духовные! И вы делитесь с алтарями,

На время пусть прейдет Церковный древний чин.

Когда ж Господь нам даст победу над врагами,

Мы Богу Божие обратно воздадим.

Рассыпь твои дары купечество пред троном,

Иль под оружие к знаменам поспешай,

Всяк руководствуйся священным сим законом,

Всяк о спасении России помышляй.

Раскуй поселянин на меч твою секиру,

Орало на штыки противу сил врага,

И вспоминай чрез то позднейшему ты миру

Французскую войну так, как потоп — дуга.

А ты, главнейший вождь, князь Михаил Кутузов!¹¹

Для благ Отечества будь ревностен как Царь,

Российские сыны, когда сразишь Французов,

Созиждут в дар тебе в сердцах своих алтарь;

Тебе Я под крыло даю птенцов орлиных,

Лети с дружиною на Галла наступать,

Рассеять Русский страх во скопищах звериных

И когти острые во грудь его вонзить».

Как в тучах молния мгновенно пролетает,

Глаголом будучи Монарха окрылен,

Его веление Кутузов исполняет,

Быв сердцем и душой с Ним мысленно сближен.

Как в ясный Майский день прекрасною весною

Светлейший вождь планет вечернею порой,

Скрывается от нас вмиг зренья за чертою:

Так из Петрополя сокрылся наш герой.

И вдруг во след сего маститого

Героя Российские сыны немедля потекли

И сердцем горестно о милых сердцу ноя,

Ужасную вражду врагам их понесли.

Брадатых ратников полки соединились

И двинулись к Москве во сретенье врагов,

И вопли слезные за ними в след пустились

И жен и матерей, и дщерей и сынов.

Россия потряслась — позорище ужасно!

И веси мирные спокойствия не зрят,

Супружески любовь страдает там опасно:

Там дети без отцов и матери без чад.

Но воинов сердца, казалось, охладели

На время ко всему — и к детям и женам.

Казалось, рвение одно они имели.

Чтоб отмстить за то неистовым врагам.

Как стая птиц, когда несется возмущенна.

От крыл бесчисленных рождая шумный плес:

Так рать Российская к Москве вооружена

Текла, вздымая пыль и меща ружей блеск.

Болезненный удар, когда получит тело.

Кровь к сердцу притечет из всех его частей:

Такое ж воинство стремление имело,

Как к сердцу Русскому — Москве, на помощь ей.

Уже она была как остров в океане

Среди бесчисленных вокруг ее полков:

С одной ее страны стояли Россияне,

С другой — все полчища враждующих врагов.

Между двумя ее противными странами,

Как в темноте нощной трепещуща луна

Между багровыми, густыми облаками,

В сомненье и тоске терзалася она.

Враг в сердце положил взять Русскую столицу,

Сокровища ее заграбить, загрести;

Россияне хотят с надеждой на десницу

Всевышнего Творца от зол ее спасти.

Песнь 4

Приготовление русских воинов к Бородинскому сражению, их разговоры и чувствования

Там, где блестящая Колоча протекает

И слившися Москвы с кристальною водой,

Цепь длинную холмов Брадинских орошая,

И нежит тучный ил для жатвы золотой, 

Солдаты русские как муравьи кружатся.

Кипят в глубоких рвах, на насыпях стоят.

Влекут оружия, вкруг батарей толпятся.

Другие, кончив труд, с дружиной говорят.

Знать, здесь, товарищи! князь Михаил Кутузов

Непрошенным гостям готовит пышный пир.

На коем хочет он так угостить Французов,

Чтоб Славу Русскую позднейший помнил мир.

«Товарищи! Умрем за Родину с любовью,

Не хуже ль смерти жизнь под властию врагов?

Зальем пожар войны сыновней верной кровью».

«О, Боже! — ратник рек — Ты крепкий Бог богов,

За веру, за Царя, за Родину драгую

Сражаться мы хотим — вспомоществуй

Ты нам! Наполеонову разрушить хитрость злую, —

Вскричали многие — отмстить Твоим врагам»!

«С надеждой на Творца, — другие говорили —

Чего страшиться нам товарищи, друзья!

Когда невинные забыты Богом были?

Бог ясно знает все — Он праведный Судья!».

«То, правда, что враги сильней нас будут вдвое —

Судили многие — но кажется числом,

И энергично все: для них здесь все чужое,

А мы в Отечестве — в гнезде своем родном;

А на гнезде своем и птичка небольшая

Глаз вырвет ворону, ее коль потеснит.

Французской саранчи, хотя велика стая,

Но к русским соколам в гнездо она летит.

Что наши делают? Смотрите по долине.

Как роются в земле, секут дремучий лес.

Мы в горестной теперь находимся судьбине.

Но, видя общий труд, я радуюсь до слез».

Так воин пожилой сказавши, слезны токи

Очей своих рукой трепещущей стирал,

Геройску грудь его вздымали сильны вздохи,

И с чувством речь свою он к братьям продолжал:

«Святая Русь давно имеет много славы,

Коль Бог не скинет с рук, то верно победим.

Идут на нас враги — гиганты величавы.

Но скоро им себя в попранье не дадим.

Да здравствует наш Царь, Отец и Покровитель!

Как вспоминаю я о Нем, — вся кровь во мне кипит, —

Нам лучше умереть, чем слышать: победитель —

Наполеон навек Россию покорит.

Столпы Царя тверды и мужеством сильнейши:

князь Михаил — глава, другой за ним Барклай¹²,

Здесь сам присутствует князь Константин Светлейший¹³,

Чего страшится нам, — вперед, друзья, ступай!

Войск в сердце Докторов, по крылам два героя, —

Здесь — Милорадович¹⁴, а там Багратион¹⁵;

Рать Русску Воронцов¹⁶ и Коновницын¹⁷ строя,

Орлами зрят туда, где враг Наполеон.

Дружина добрая, надежная, родная,

До смерти верим мы Царю, не изменим,

За веру умереть — венец и смерть благая.

Простите, братии! Умрем иль победим».

Так Русски воины переливали чувства

Пред битвой под селом трудясь Бородиным!

И к ночи под конец воинского искусства

Спешили в лагери, один простясь с другим.

Уже прекрасное светило дня спустилось

И лило тихий свет на тварь из-за холмов,

Печально чувствие внутрь воинов гнездилось,

Сидевших при огне пылающих костров.

Увы, светило дня! — как освещало скромно

Ты жизни моея последние часы,

Так мыслил про себя один, вздыхая томно!

Увы! В последний раз я зрю твои красы.

Другий, потупив взор, ничем не занимался,

Казалось, жизни пульс исчез в его крови,

Дом с милыми детьми как тень ему мечтался,

Он пламенем горел супружеской любви.

Но вскоре при огнях с ночною темнотою

Покрыла воинов Российских тишина,

Приятно засыпать им с чистою душою,

И совесть, как Эдем, спокойствием полна.

Напротив, на стране Французов слышны крики,

Как шум великих вод, текущих с гор весной,

И глас разносится в воинской там музыке.

Как гул, грохочущий от тучи громовой,

Там яркие огни между шатров зияют,

И страшны зарева являют в небесах,

Наполеона там повсюду поздравляют.

Гремя ему «Ура!» в нечестных голосах.

Какие радости злодей в груди питает?

Прямое счастие, когда злодеи зрят.

Наружным торжеством он хитро прикрывает.

Мученье совести гнездящейся в нем ад.

В сию злосчастну ночь, в котору смерть точила

На пагубу людей оружий миллион.

Законам естества, когда тварь сон вкусила.

Не мог сомкнуть очей один Наполеон.

В волненье духа он на ложе преклонялся,

И тотчас с оного в смущеньи восставал.

Стократно на часы он взором устремлялся,

И с нетерпением рассвета ожидал.

С рассветом на коня он прежде всех садился.

Приказы отдавал воспрянувшим полкам,

В которых силе он найти спасенье тщился.

Но не хотел о сем молиться Небесам.

Песнь 5

Бородинское сражение

Румяная заря край неба озлащала,

Свет утром озарил эфирный небосклон,

Ударил пушек гром, земля затрепетала,

Казалось, издала печальный, томный стон.

Наполеон восход светила предваряет,

Чтоб в день сей больше зла на свете совершить.

И Бородинское сраженье начиная,

Могущее собой вселенну удивить.

Российские войска восстали, ополчились,

Их дело правое зовет на страшный бой,

Умы их верою небесной озарились,

Идут противу стать неробкою стеной.

В движенье все пришло — и медные драконы

Из страшных челюстей рыгали огнь и дым.

Повсюду разнеслись печальны грома стоны,

И эхо издали ответствовало им.

Взойдя на горизонт, светило дня смотрело

На дивную вражду слезящимся лицом,

Казалось, зла оно подобного не зрело,

Как освещает мир, как создано Творцом.

Земля под тяжестью сражавшихся дрожала,

Свет превратился в тьму, день ясный — в мрачну ночь,

Смерть алчна воинам повсюду предстояла,

Спасенье, счастие и жизнь стремились прочь.

Бегущего огня река лилась в долине,

Казалось, наступил последний мира час,

В геенской движились Россияне пучине,

И луч надежды им, казалось, в век погас.

Но ты и в пламени, о, вера! их спасаешь,

Как в пещи огненной Еврейских отроков¹⁸

Божественных щедрот им росу источает,

И сильными творит противу их врагов.

Кутузов дал обет Святой пред ликом Девы,

Чтоб место ни на шаг врагу не уступать,

Как Этна пламенем дышали пушек зевы,

Но Русских не могли сердца поколебать.

Густые их полки как тучи громовые

На быстрых крылиях бушующих ветров

Со рвением неслись на битвы роковые

Сближаясь с скопищем бесчисленных врагов.

Наполеон открыл, казалось, бездны ада

И Русских воинов в их недрах погребал:

Здесь Русским только Бог был помощь и отрада,

По вере сей в огне их дух не унывал.

Они на гром врагов громами отвечали,

Священным мужеством горели их сердца,

Мучительную смерть без ужаса встречали,

В дверь вечности текли с веселием лица.

Их доблестнейший вождь — герой великодушный,

Воспитанный в полях измлада под мечом,

России верный сын, слуга Царю послушный,

Покрытый сединой во бранях под огнем.

Между Российскими Орлиными полками,

От тяжестей своих уже преклонных лет,

Сидел в молчании орудий под громами,

Быв воинам душа, надежда и совет.

Он телом несколько от брани устранялся,

Но в огнь несся его созревший в бранях дух,

Казалось, иногда он в зренье превращался,

Чтоб битвы видеть ход, а иногда весь в слух.

Герои младшие на пламя выбегали,

Чтоб несколько его услышать мудрых слов,

И как из кладезя дух силы почерпали

Противу дышащих свирепостью врагов.

Сребристое чело клоня и воздымая

Природы смертных он, казалось, выше был.

Безмолвные уста изредка отверзая,

Молчаньем больше он, чем словом говорил.

В высоких столь трудах весь день он упражнялся,

Чтоб Бородинский план свой в действо привести,

Доверенность Царя здесь оправдать старался

И мудростью своей Отечество спасти.

Враг твердым мужеством Россиян изумленный.

Рвал гром из рук у них, они — из рук его.

Как ветр метался он, ловцами разъяренный.

Но выиграть не мог у храбрых ничего.

Брань смертоносная как буря свирепела,

Пространные поля дождь крови орошал,

Геена лютых зол пред смертными кипела,

И ад уста свои пред ними отверзал.

Здесь слышны разные в волнении языки

В едино стекшихся племен Европы всей,

Стон умирающих, отчаяния крики,

И барабанный бой, и ржание коней.

Убитые лежат в различных видах всюду:

Тот с обращенным вверх валяется лицом.

Вонзенный зрится в сем меч острый обоюду.

Здесь всадник при коне почиет смертным сном.

Там рядом труп лежит с отрубленной главою.

Убитый воин здесь с оружием в руках.

Растянут сей крестом, ниц взором над землею,

Руками тот хватал в кончине лютой прах.

На раны смертные смотреть ужасно было:

Больных несомых, мозг, их несших обливал.

Иному грудь, лицо картечами пробило.

Один в крови без рук, другой без ног лежал.

Разительная здесь картина всем являлась.

Здесь слышим был глухой, пронзающ сердце стон.

Мучительная жизнь здесь с смертию сражалась,

Здесь на живых очах был виден мертвый сон.

Завалены пути, долины, рвы, потоки.

Телами мертвыми и трупами коней.

Кладбищем сделались лес, луг, поля широки,

Не стало нив — везде обломки пик, мечей,

Везде ужасные следы опустошенья,

Картины бедствия и грозный смерти вид.

Здесь трупы воинов простых без исчисленья,

Там в лентах и крестах их множество лежит.

Между страдальцами, средь тяжкого их стона.

Который мог пронзать жестокие сердца.

Героя Русского я зрю Багратиона —

Надеянье Царя и воинов отца.

Увы! дражайший князь! — глава его клонилась.

Был мрачен взор его и бледен цвет ланит.

Кровь алая из ран его струилась,

О! рок, жестокий рок! — Он мертвостью покрыт.

Брадинские поля, иссохните от зноя!

Не будь на вас росы, ни тучности дождя!

Здесь пали сильные, здесь кровь текла героя,

Героя Русского — великого вождя.

Обозы раненых из войска выезжали:

На месте, где врачи долг исполняли свой,

Отъятых рук и ног огромны кучи склали,

Здесь ужас царствовал, здесь кровь лилась рекой.

Сокрой, ночь мрачная, печальной пеленою

Такое зрелище, смущающее взор

Зреть тяжко оное с чувствительной душою,

Пусть смотрит муж крови на страшный сей позор.

До вечера злодей на дымном поле брани

Кровавого меча в покой его не клал.

До сумрака тиран злодейские он длани

Со зверской лютостью в убийствах упражнял.

В печальном трауре медлительной стопою

Ночь темная взошла на мертвенный свой трон,

Враг положил предел кровопролитну бою,

Устали воины, устал Наполеон.

Спокойно Русские на лаврах почивают

В сию священную для них покоя ночь:

Французские полки в смятеньи утопают.

Их твердым мужеством отброшенные прочь.

Ошибся злобный враг в своем предположенье,

Хотел он Русских здесь рассеять, растерзать:

Напротив, Русские в таком явились рвенье,

Что за вершок земли хотели умирать.

Муж крови! Почивай теперь под мраком ночи,

Душа твоя близка в чертах подобьем ей;

Едва ль сомкнутся в ней твои от мыслей очи?

Не дремлет никогда неистовый злодей.

Ты будешь размышлять о битве Бородинской,

На коей не успел ты Русских победить,

И при осаде сей под думой исполинской

Начнешь ты новый план в уме своем чертить.

Песнь 6.

Чрезвычайный совет императора Алесандра I о спасении Отечества, мнение Кутузова отдать Москву Наполеону без боя, и удаление москвитян из города

Царь Русский Александр, воззрев печальным оком

На бедствие войны, дивился коей свет,

С мужами мудрыми в собрании высоком

Имел спасительный Отечеству Совет.

Цель оного была — сразить Наполеона,

Пределы положить губительной войне,

Соблюсть Российского неколебимость трона

И мир восстановить в родной своей стране.

Монарху тысяча здесь мнений представлялась —

Спасти Отечество, но из различных дум

По сердцу Царскому одна Ему являлась,

Котору мог открыть великий только ум.

Кутузов мыслил так против всего Совета:

Пожертвовать Москвой для больших Царства благ,

Пусть чудом кажется для Русских и для света:

Такое действие, такой отважный шаг.

С такими силами такого исполина

Единым приступом возможно ли сломить?

В нем зависти горит геенская пучина,

Которую Москва лишь может погасить.

Наполеон влечет всех войск полмиллиона,

Которым обещал Москву он в жертву дать,

Какая может быть для жадных сих препона —

Горсть Русских победить и град престольный взять?

Попавшуюся вдруг на уду рыболову

Добычу не влекут стремительно на брег,

Дают свободу ей, привыкнуть прежде к кову.

Потом легко берут, ее ослабив бег;

Так должно поступить и нам с Наполеоном,

Помалу в Русску сеть как кита заманить,

И хитрым рыб ловца искусством и законом

Его сильнейший бег и дерзость прекратить.

Уже Москвитяне, узнав Царя веленье —

Наполеону вход в Москву не возбранять,

В великое пришли от ужаса смятенье,

И в страшном бедствии не знали, что начать:

Одни имение поспешно собирали,

Чтоб в дальние края увезть его с собой.

Другие все свое богатство оставляли.

Чтоб только жизнь спасти в минуте роковой.

Великой матери градов во все заставы

Из мирных недр текли и дщери и сыны.

Любители ее столичной в свете славы

Явились от сего в печаль погружены.

Москва была пуста, плодов как по собранье,

Бывает пуст в саду оставленный шатер;

При виде пустоты в таком огромном зданье

От жалости слезой покрыться должен взор.

Когда разрушатся держащие плотины.

Вмиг воды потекут по врагам, по долам:

Так граждане Москвы в теченье всей годины

По разным разошлись Отечества градам.

Их с ужасом везде и горестью встречали.

Их слезы горькие в других рождали стон.

Они с собой печаль в концы России мчали

Печаль несносную, что их пленен Сион.

Они гласят в тоске средь тяжкого их стона:

Осталась сиротой Москва перед врагом.

Как жертва жалкая при челюстях дракона.

Как горлица вблизи пред пагубным стрелком.

В России был театр ужасного волненья.

Уныние и плач, и в весях и градах,

Среда всеобщего народного смятенья,

Комета дивная в сердцах вершила страх.

Когда раздастся рог по рощам зверолова,

Все звери кроются во глубине лесов:

И весей жители средь ужаса такого

Скрывались многие из собственных домов.

Песнь 7

Вход Наполеона в Москву, плач росс иянина о Москве и молитва императора Александра I и Священных Паст ырей к Богу

Уж зла задала Москва как пленная царица,

К которой подступал ее коварный враг,

Которой виделась ужасная темница,

Позор и срамота — до смерти только шаг.

Где та великая благих Небес защита,

Что чрез Георгия Бог свыше ниспослал

Отчаянной княжне и гражданам Берита¹⁹?

Кто б от Москвы полки чудовищ так отгнал?

Как древний оный змий, когтистый и крылатый,

Несущий смертный яд на страшном языке.

Как бы в чешуйчаты одеян крепки латы,

К царевне, страждущей в мучительной тоске.

Сей Корсиканский змий к столице подступает,

Которая ему на жертву отдана,

В мучении его прихода ожидает

Безмолвна, страждуща, трепещуща, бледна.

Наполеон помнил²⁰, что дастся позволенье

В столицу русскую ему легко вступить.

Он мнил, что под Москвой ужасное сраженье

В виду Святынь ее заветных может быть.

Свободою такой он более надмился

И думал, что в Москве увидит встречи чин.

И с пышной гордостью в столицу он пустился:

Но встречи никакой не сделал Ростопчин.

Москва была пуста, лишь дворники седые

Смотрели на его из бельэтажей вход.

Наполеон бросал по граду взоры злые,

И это злобы был с досадой лютой род.

Он в сердце града сам жилище утверждает,

Где колыбель Царей и трон

Их водружен, Святыня Пастырей при прахе Их сияет,

И древних сонм Церквей стенами окружен;

Как темный сатана, гордынею надменный,

Мечтавший свой престол поставить между звезд,

Россиян кровию невинной обагренный,

Поставил он свой трон межд сих Священных мест.

А те мятежные бесчисленны народы,

Которым в жертву он сей предал вертоград,

Как потопившие при Ное землю воды

Покрыли с шумом весь собой несчастный град.

Число всех зол его с числом песка равнялось,

Где не успел грабеж, там огнь доканчивал,

Разбито пушками, что от огня осталось,

В веках созданный град вмиг грудой щебня стал.

Увы! Как славный град в бесчестии явился

Владыка под ярем врагов главу склонил,

Венец величия и славы вдруг затмился,

И красоту свою под пеплом прахом скрыл.

Воспомянул грехи твои, Господь, град славный,

Смирил и расточил везде своих сынов,

Какой был град тебе величьем, славой равный,

А ныне будто ты стал худший из градов,

Рыдают в сиротстве пути твои широки,

И дщери красные по оным не текут,

Святилища твои как кущи одиноки,

Священники в них песнь Господню не поют,

Умолкли на Церквах кимвалы доброгласны,

В них оскудел Святых молитв сладчайший глас,

Погас при алтарях светильников огнь ясный,

Бескровной жертвы нет, Господь оставил нас?

Так наказал Господь во гневе град престольный!

И славу оного на землю сверг с небес,

Возжег в нем мщенья огнь и шум воздвиг крамольный.

Кто даст источник мне горчайших ныне слез!

Кто даст источник слез России верну сыну.

Чтоб мог оплакать он Святейший свой Сион²¹,

В ужасную сию злосчастия годину,

В которую облек его Наполеон?

Какой оплачет мать градов Иеремия²²,

И бедствие ее пером изобразит.

Какой возобновит усердный Неемия²³,

И царствовавший в ней порядок учредит?

О, сильне Господи! Ты Иерусалима,

И в нем Святилище за грех не пощадил,

В котором славилось твое Святое Имя!

И с градом славным сим Ты то же сотворил.

Навел ты на него язык лицом бесстудный²⁴.

Святыню Россиян Ты дал ему под власть.

Как храм с Израилем в твоих щедротах чудный Иноплеменникам

Ты древле дал в напасть,

В его Святилищах умолкли песнопенья,

Бескровной жертвы нет в Священных Алтарях,

Простерлась страшная там мерзость запустенья

Врагами попрана твоя Святыня в прах.

И если, Господи! Сии огни возженны,

Жилища грешников, что истребляют в прах,

Не могут быть Тебе как фимиам Священный

И мерзки твоего Святейшества в очах.

Почто не призришь Ты на чистую Святыню,

Которую дерзнул бесстудный враг попрать,

Почто ты не явишь Твою ей Благостыню,

И медлишь зло сие сугубо наказать?

О, чудный Господи! Ты будто отвратился

И зреть не хочешь в сем несчастий на нас,

Как будто облаком Ты в небесах покрылся,

Чтоб не внимать Тебе молений наших глас.

Москва пылала вся в огнях неугасимых,

И к небу восходил как туча черный дым,

Там ночь была как день в зарях незаходимых,

А дневный свет во мгле куренья был незрим.

Когда скрывала ночь окрестности столицы,

Тогда ужаснейшим являлся сей позор,

По захождении сияющей денницы

Свет дивный над Москвой смущенный видел взор.

Казались лампами главы Церквей златые

От окружающих повсюду их огней.

И души христиан чистейшие. Святые,

Взирая, мучались на вид печальный сей.

А зданье дивное своею высотою,

С которого несся во всю столицу глас.

Сзывавший Христиан усердною мольбою

Чтить Бога Вышнего в Святый молитвы час.

Из мрачных дыма недр высоко поднималось.

Как столп спасения, Священнейший Фарос²⁵,

И твердостью своей как будто бы ручалось,

Что с царством средь всех зол пребудет Росс.

Все царства с ужасом пожар Московский зрели,

Им притчей тайною служил Наполеон,

Языки собранны, как волны вкруг шумели,

И били как в скалу в Российский твердый трон.

Сам видел Александр в лице Наполеона

Противника Христу, а не его слугу.

Он твердо святость чтил Небесного Закона,

Дивясь неверному, безбожному врагу;

Он зрел, что брань сия превыше прежних браней,

Что гнева Божия в ней сокровен Фиал²⁶,

Как вождь Израиля с простерстием

Он дланей С престола своего к Царю Царей взывал:

Всесильный Господи! Тебя молить дерзаю,

Царю Царей земных, держава их и щит,

Спаси меня, Творец! Я с царством погибаю,

Враг с тьмами воинства престол мой обстоит!

И Ты, Святейшая родительница Слова!

На бедствующий град Твой распростри покров,

И будь ему стена, к спасению готова,

Как граду Греции против его врагов!

Избавителю мой, внемли молитвам Девы!

За град и храм Ея великий, древний в нем,

Сомкни разверстые на нас Ты адски зевы,

И милости Твоей нас озари лучом!

Еще, о Господи! Московских Иерархов

Молитвы теплые за Русских приими,

В днях плоти Пастырей, советников Монархов

И гласу Сергия Святейшего внемли.

Сии светильники во граде сем сияли,

Который разорил до основанья враг,

В великом храме сем лик пений составляли,

Который осквернен, ограблен, пуст и наг.

С Монархом Пастыри душой соединились,

Святейшей ревностью к Отечеству горя,

И сердцем пламенным Всевышнему молились

За бедствующий град, за Царство и Царя.

О, Господи! — рекли они во умиленье:

Мы видим, что Твой гнев нас праведный постиг,

Мы проводили жизнь в грехах самозабвенья,

Не чувствуя Твоих для нас щедрот благих,

В кичении своем презрели предков нравы,

Чтоб Твой Закон всему в основу полагать,

Прияли чуждые и новые уставы,

Чтоб внешней пышностью и роскошью блистать,

Чтоб изощрять язык как бритву в мудрованье,

И сердце злым страстям на жертву отдавать.

Смеяться истинам в Божественном Писанье,

И в гнусных повестях свой разум упражнять.

Ты рек в Писании, что чем кто согрешает.

Тем мучится за грех, — сбылось то и на нас.

Тот враг неистовый нас ныне поражает.

Слуг коего урок нам был премудрый глас.

Похитив Русских чад невинность, честь природну.

Вослед своих страстей склонили их сердца,

И погубивши в них доброту благородну,

Возмнили погубить Россию до конца.

Песнь 8

Стеснительное положение Наполеона в Москве, его прошение о перемирии и отказ в том

Когда в России все, что Бог изрек, свершилось,

Когда во всех горел единый братства дух,

И обращение во всех к Творцу открылось,

И покаяние как гром гремело вслух,

Бог преклоняет взор на Русско царство

И сыплет на него дары своих щедрот,

Карает во враге гордыню и коварство

И дивный делает всему переворот.

Наполеон мечтал: столицей овладею,

И царство Русское к стопам моим падет,

Сожгу сей древний град и прах его развею,

И сильный сей народ в подданство мне придет.

Он ждет как истукан Россиян поклоненья;

Я дам законы им, в уме мечтает он.

Он ждет, но тщетно вдет мечтаний исполненья:

В Москве он был стеснен в гробницах как Зенон²⁷.

В Французах видеть он привык всегда волненье,

Но Русских подлинно не знал природный нрав,

Он с флюгерами сам Французам дал сравненье,

Но в Русских он нашел совсем другой устав.

Он в каждом воине зрит верность патриота,

И сельский житель был героем перед ним,

Известной сделалась Российских сил доброта

Ему тогда, когда в Москве он был тесним.

Он много градом сим издалека пленялся,

Блаженнейший Эдем он думал в нем найти,

Там Гангес28 золотой богатств ему мечтался,

Он воинам твердил об этом на пути.

Но где блаженство то, которым он прельщался?

Москву он, разорив, нашел в ней скоро глад,

Как злейшим Сатаной он в граде сем являлся,

То вместо рая в нем себе содеял ад,

В котором хищники средь дыма и пожара

Как черны мурины²⁹ скитались меж огней,

От тяжести судьбы и рока от ударов

В алчбе и наготе теряли вид людей.

И если кто успел во что-нибудь одеться,

То представлял в себе одеждою позор,

Рад кушать был всяк то, что попадется,

Труп конский или пес — оставлен был разбор.

Так гордый многих Царств Европы победитель

Своим сотрудникам в Москве за труд платил,

Так сам непрошенный Парижский посетитель

В пиру Кутузовой дней тридцать погостил!

Такую участь зря себе в Москве жестоку

Невольно он себя унизил и смирил,

Покорствуя судьбы превратности и року

О перемирии Кутузова просил.

Надменная глава, хоть льстиво, но склонилась,

К вождю Российских войск, чтоб мир ей даровал:

Но мудрость опытна под сединой таилась,

Кутузов извергу с презреньем отказал.

Он быстро подходил к той цели вожделенной.

Которую всегда в глазах своих имел.

Горя к Отечеству любовию священной.

Он план свой выполнять дружинам повелел.

Здесь мудрости его советы открывались.

Он хитрого врага делами прехитрял.

Все мысли тайные как свет ему являлись.

Преграды он ему повсюду полагал.

Как мощный он орел с птенцами расширился

И всюду вкруг Москвы сорочьи стаи бил;

Он в тело хищнику глубоко так вкогтился.

Что кровь его рекой на землю Русску лил.

Наполеон в Москве как в сети лев метался.

Голодной смертию всечасно умирал,

В опасности как змий он хитро извивался.

Но крепко Росс его в когтях орлиных жал.

Отряды легкие Козаков вкруг летали.

Чтоб пищи не давать грабителям нигде.

Как сено огнь, они злодеев истребляли.

Как зорки птицы мух, хватали их везде.

Во всех сословиях Российского народа

Наполеон воздвиг великий мщенья жар.

Иль лучше им сама священная природа

И вера в Господа такой влияла дар;

Кто только так возмог, тот так и ополчался,

Кинжалом гражданин в тиши врага разил,

Орудием своим пред ним вооружался

В деревне селянин, и вред ему чинил.

Одною мыслию, одним сердечным рвеньем

Горели Русские врага одолевать.

Духовные своим к Всевышнему моленьем

Просили помощь им Небесну ниспослать.

Дворяне грудь свою в защиту поставляли

Как стену твердую Отечеству, Царю,

Военные себе духов тех представляли,

Которы Сатаны разили горду прю.

Российский Царь был тверд надеждою на Бога,

Скале подобился Его Великий Трон,

На ярость в вере зрел он Гога и Магога,

Которых на него подвиг Наполеон.

Как мудрый кормчий. Он корабль державы правил,

И в страшной буре дух его не угасал,

На центр спасения свое Он Царство ставил

И мир и счастие другим уготовлял.

Песнь 9

Злоба Наполеона, намерение подорвать Кремль Московский, выход из Москвы, нужда идти разоренными им местами, бедственное состояние его армии, бедственная переправа, чрез реку Березину, собственная опасность и постыдное бегство во Францию

Наполеон судьбой жестокой огорченный

В развалинах Москвы, как аспид, возлежал,

Мечтами страшными и совестью смущенный,

Геенской злобою на Русских он дышал.

Как в логовище зверь, ловцами утесненный,

Вдруг поднимается на подвиг роковой:

Так он Кутузова в столице угнетенный

Был должен поспешить на бегство иль на бой.

Быв в силах изнурен, он битв не продолжает,

Он хочет злом себя прославить здесь другим,

Под златоверхий Кремль подкоп приготовляет,

Чтоб оный подорвать за выходом своим.

Но только из Москвы он начал пресмыкаться

И дивий хвост едва успел унесть с собой,

Сонм вернейших сынов в нее стал вмиг вселяться,

И скрытый ков его был найден под землей.

Часть пала только стен, но храмы все спаслися,

Десница Вышнего покрыла их щитом,

Вдруг звуки радости как громы вознеслися.

Шумели как вода на месте сем Святом.

Бежит злодей — ив тыл его разит Росс мощный,

Там чада Дона путь борьбой ему теснят,

А там Кутузов сам засел — орел полночный,

Отвсюду тьмы смертей в полки врага летят,

Как сокол Платов30 там с дружиной налетает

На дерзких беглецов, уже пришедших в страх,

Тирана самого едва не достигает,

И день и ночь с стыдом бегущего в путях.

Как храбрый Докторов победой вожделенной

Как плеву сдул врагов с желанных им путей.

Отброшенный назад Наполеон надменный

Был принужден бежать попранной им стезей.

И здесь-то бедствия полкам его открылись,

В местах, где все он жег, губил и истреблял.

Они не шли, а, так сказать, ползли, тащились.

Рукою мощною здесь Росс их сокрушал.

Природа, кажется, сама на них восстала,

Безвременно родив для них жестокий хлад

И Россам истреблять врагов их помогала.

Здесь, кажется, предстал мучений целый ад:

Один, в полнаготе, от мраза цепенея,

В отчаянье из рук оружие бросал,

Другой, согреться сил и средства не имея,

От хлада лютого на месте упадал;

Тот гнусным рубищем от хлада защищался,

Которо с мертвых он товарищей сорвал;

Другой в изорванну рогожу одевался,

Тот ноги вспухлые соломой обвивал;

Узревши хижины, ползти к ним полумертвы,

Но не нашед людей, ни пищи, ни огня,

В пустых жилищах сих сии несчастны жертвы,

Встречали люту смерть, трепеща и стеня.

Иные вкруг огней толпами собирались

И мясо жарили товарищей своих,

Другие в немощи на пепел подвергались,

Набрать не могши дров, и здесь сгорали вмиг.

Один в отчаянье лишился дара слова,

Другой сошел с ума от несказанных зол,

Тот мерзлы персты грыз, ища огня иль крова,

А тот в беспамятстве не знал, куда он шел.

Дорога трупами несчастных покрывалась

Дая богату снедь и птицам и зверям.

Часть армии врага в плен Русским отправлялась,

Добычей чтоб не быть воронам или псам.

О   бедствии таком, когда вождю сказали,

Наполеон на то с улыбкой отвечал.

Тогда-то ясно все войска его узнали,

Сколь сердце зверское в себе он заключал.

Он с остальной своей измученной дружиной

И день, и ночь без сна в отчаянье бежал.

Его страшил полет Кутузова орлиный,

Который в тыл его и встречу поражал.

Как море Чермное тристатам Фараона³¹,

Могилу влажную представила собой

Река Березина для войск Наполеона,

Когда он чрез нее шел робкою стопой.

Струи ее тогда дышали лютым хладом,

Когда он легкий мост на оных положил,

И глыбы льдяные неслись шумящим стадом,

Когда по оному войска он проводил.

Но скоро Русские полки в виду явились

И страх невольный их сердца поколебал,

Они в отчаянье на узкий мост стремились,

Но он спасенья им уже не обещал.

В чрезмерной тесноте друг друга попирали,

Воинский строгий чин совсем был здесь забыт,

Скакали всадники и пешие бежали,

Помост был трупами задавленных покрыт.

От пушечных колес лишь кости их трещали,

Подковы конские вонзались им во грудь,

Простые воины чиновных упреждали,

Слабейших — сильные, но всем был тесный путь.

Здесь с моста тысячи от тесноты валились

И плавая в воде, пущали томный стон,

Там вплавь чрез реку отважные пустились,

Но вмиг погибли все от множества препон.

Иные перейти по льдинам умудрялись,

Но хлад их меж собой еще не съединил,

И те несчастные под ними погребались,

И быстрый ток реки с собой их уносил.

Тот с быстротою волн и льдинами сражался,

В котором жизни огнь еще не угасал,

Другой без сил судьбы на произвол отдался

И зол виновника пред смертью проклинал.

Так за нечестие злодеев зверонравных

Рукою крепкою Всесильный сокрушил,

И как все воинство Египтян оных давных

Со всеоружием водою потопил!

Природа общая печально поражаясь

При зрелище таком чувствительных сердца,

Но правосудный Бог здесь извергов карает,

Безумнейших татар, — карает наглеца,

Который гордостью, как сатана надмился,

Святейшие права Священных Царств попрал,

В Россию без вины из зависти вломился

И в ней неистовство ужасное являл.

Не император был — разбойник на престоле,

Не примиритель Царств — виновник мятежей,

Не воин доблестный — тиран жестокий в поле,

Не человек в кругу — позорище людей,

Он имя важное носил Христианина,

Но Христианских дел в себе не представлял,

Он хуже дикого горца, мусульманина Христовы

Алтари в России попирал.

И так чудовищем на свете он явился,

Все страны на него свой обратили взор,

Но Бог его смирил, — он с перстию³² сравнился,

В волнах Березины, — стыд, немощь, срам, позор.

Из охладевших уст гром клятвы разносился

И с шумом бурных волн мешался томный стон.

Он слуха их вождя разительно касался.

Но хладнокровен был к нему Наполеон.

Он приучал свой слух давно к такому стону.

Смерть видеть страждущих без скорби он привык,

Но кровию омыл свой скипетр и корону.

На трупах братии престол он свой воздвиг.

И ныне как беглец презренный убегает.

Еврея рубищем покрыв себя в беде,

В глубоком ящике свой срам от всех скрывая,

И в царственный свой град является в стыде.

Где те надменные, витийственны глаголы,

Которы ты, тиран, в безумстве изрекал,

Когда России ты уготовлял крамолы

И мысленно ее к стопам своим склонял?

Гнушается тобой теперь твоя супруга,

В которой кровь течет священнейших Царей,

Стыд — стать тебе теперь среди министров круга.

Явиться Франции и дать отчет твой ей.

До крайней степени ты низложен судьбою.

Ты въехать смог с трудом в телеге во дворец.

Не просто стража так гнушалася тобою,

То весть, что будешь ты изгнанник, наконец.

Песнь 10

По великой брани благополучия, радость и слава. России

Сбылись священные Монархова глаголы —

На Русской нет земли ни одного врага,

Потух военный огнь, престола и крамолы —

Стряс злобу Александр, гордыню стер врага.

Россия к небесам своим подъемлет длани

И слезы пред Творцом благодаренья льет,

По неописанной жестокостию брани

Из глубины души хвалу ему поет.

Во весь промчалась свет России нова слава —

С востока к западу, и с севера на юг.

Тверда в руках Царя Российского держава.

Ни с чем нельзя сравнить Его народа дух.

Героев мужество превыше Сципионов³³,

Услуги Платовых должны потомки чтить.

Ума Кутузовых, любви Багратионов В истории нельзя вполне изобразить.

И вы, великие Российски Патриоты,

Которых я и имен не мог здесь поместить,

Не оскорбитесь сим: Божественны щедроты.

Не песнь моя сия, должны вас наградить.

Бог сердцеведец зрит рук ваших все деянья.

Ваш труд и вашу кровь измерит на весах,

Он только может дать сразмерны воздаянья,

Утешьтесь, доблии! — венцы в Его руках.

Я буду петь теперь России громку славу,

Без песни моея светлы на вас венцы.

Вы Русскую спасли от хищника державу.

Вам имена — сыны, спасители, отцы.

Лавр вечно процветет над вашею могилой.

Потомки будут вас всегда благословлять,

И время едкое могущественной силой

Ваш твердый мавзолей не может сокрушать.

Из пепла вновь Москва как феникс возродится.

Венчанную главу украсит красотой.

Доброта прежняя сугубо в ней явится,

И слава вострубит громчайшею трубой.

Под материнский кров ее стекутся чада.

Развеют прах от ног оставшихся врагов.

Дома великого наполнят жизнью града.

Воскреснет счастие, приятство и любовь.

Песнь нову воспоют Спасителю в Сионе,

И восіуфят пред Ним моленья Фимиам,

Восслят Ему хвалы в чувствительнейшем тоне,

И умиления дадут тиши слезам.

И будут, как сребро, седьмкратно очищено,

Осяжут как рукой величие Творца,

И сердце перед ним откроют сокрушенно,

И будут в Господе блаженны до конца.

Едва первейший шаг враг сделал за границу.

Обет свой Александр пред небом полагал.

Он мысленно летел в разрушенну столицу,

И там в развалинах храм Богу созидал.

Храм в честь Спасителя — векам на удивленье,

Да возвещает Он, сколь дивен в силе Бог?

Который укротил народов треволненье,

И Россам в бездне зол воздвиг спасенья рок.

Ликуй, блаженная, великая Россия!

Отри источник слез, мать добрая с детьми,

От ада спас тебя твой Царь и твой Мессия,

Враг прогнан, низложен, лежит в тебе костьми.

Песнь 11

Радость Европы о низложении Наполеона, союз трех монархов. Их вступление в Париж, осуждение Наполеона на изгнание на остров Эльбу.

Его бегство оттуда и заточение на острове св. Елены

Когда войны гроза промчалась над Москвою

И славой Русский Царь как солнце воссиял:

На царства прочие свет разлился рекою,

И мрак из скорбных дум мгновенно разогнал.

Венчанную главу Европа поднимает

И, обратясь к своим почтеннейшим сестрам,

В восторге радостном с улыбкою вещает:

Мятежник низложен — мир возвещаю вам.

Тогда вселенная той славе изумилась,

В штору Александр с Россией облекся,

Но чистая душа сим блеском не гордилась,

Он, не почив от дел, о благе Царств пекся.

С монархом Австрии и Пруссии Владыкой

Он новый делает спасительный совет,

Чтоб в братской быть любви по брани сей великой

Дабы чрез их союз покоен был весь свет.

Когда на горизонт блаженнейшей Европы

Таким усердием три Солнца востекли,

Под их влиянием божественны щедроты,

В покое, тишине все Царства обрели.

Союзники вослед мятежника пустились

И истребив его останок слабых сил,

В престольный град его со славою вселились,

И здесь-то Русский Царь великий дух открыл.

Как Ангел Он вступил в Французскую столицу,

Не огнь Он в ней возжег, иль смертных пролил кровь,

Он каждую для войск своих купил крупицу

И Христианскую врагам явил любовь.

Вот истинный герой, что страсти побеждает,

Врагам своим за зло ответствует добром.

Закон Божественный кормилом почитает

И зиждет счастие народное на том!

И чтоб спокойствие в Европе возмущенной

На твердом камене союза основать.

Монархи трех держав, могущих во вселенной,

Изволили свой суд Наполеону дать.

Они представили его все злодеянья.

Которым не было ни меры, ни числа,

Представили ту кровь, что от его желанья

Рекой глубокою в Европе протекла;

Он показался им чудовищем природы,

В котором тени нет и признаков Царя,

Он в бедствие привел тьмочисленны народы

Ужасной жаждою к могуществу горя.

Он целых двадцать лет питается враждою,

Геенского огня войны не погашал,

И льстясь прелестною, несбыточной мечтою,

Кровавого меча в покой его не клал.

Сей дивный человек — безумец ослепленный

Ужасные хулы на Бога изрыгал.

Он называл себя владыкою Вселенной,

А Вышнему одно лишь Небо оставляя.

Но гордость адскую Бог стер Наполеона,

Он на изгнание Царями осужден,

Развенчанный от Них, он низложен со трона

И как злодей и враг на остров заточен.

Но с Эльбы он бежал и снова воцарился:

Но Ватерловский бой34 мечты его пресек,

Он снова осужден и снова удалился

На остров дальнейший, как злейший человек.

Пять лет, как пять веков, от совести терзаясь,

Здесь срамоту свою изгнанник сокрывал,

Раз из царя и червь из Бога представляясь,

В мученье и тоске всечасно умирал.

Песнь 12

Отправление Наполеона на остров св. Елены, его прощание с Францией, жизнь на острове, смерть и могила

С гордынею вступив на борт Беллерофона³⁵,

Не пленник я, но гость в Британии, он рек,

И бурный океан корабль Наполеона

В далекую страну в волнах своих повлек.

Брега Французские, когда от глаз скрывались,

И сонм друзей ему о том напоминал,

Слова в устах его дрожащих прерывались,

Прости, о, Франция! взглянув на них, сказал.

Прости, Отечество, Героев незабвенных

Ты вечно в лаврах бы зеленых процвела,

Будь менее в тебе изменников презренных,

Тогда бы ты главой Вселенною была.

Так с Францией своей Наполеон прощался.

Так жизнь свою он в ней и славу вспоминал.

Так из Европы он в изгнанье удалялся.

Так рок его сразил, унизил, оковал!

И бросил на скалу, от солнца обожженну.

Под небом Африки стоящую в волнах

Там жизнь он скончивал, злодействами смятенну,

Шумящий океан имея лишь в глазах.

Кто пил жестокий яд толикого мученья?

Без милых сердцу он смежил смущенный взор,

И чуждая земля, без почести, почтенья.

Покрыла прах его под тенью диких гор;

Холодная рука друзей притворных, мнимых.

Набросила на гроб его простой гранит.

Чтоб искренна была к нему толпа любимых —

Загадку тайную сие в себе хранит.

Плакучие древа клоняся над могилой.

Рождали, кажется, в тоскливом шуме стон,

И путника маня в юдоли сей унылой,

В смущенье заглянуть, где скрыт Наполеон.

Вот все, что от его величия осталось.

Что поражало ум и удивляло взор!

Все чрезвычайное здесь с перстию сравнялось

И предлежит теперь потомкам на позор!

Так бремя тяжкое с земного шара спало!

Бич человечества взят Господом на суд,

Губителя земли, врага всех царств не стало,

Но имя и дела его поднесь живут,

И будут вечно жить и удивлять Вселенну,

Потомки дивного в них более узрят,

Чрез перспективу нам, столь мало расширенну,

Своей огромностью глаза они темнят.

С кумира имени и дел Наполеона

Потомки поздние напишут пусть портрет,

Нельзя нам слышать все средь отголосков стона

И бурь его войны зригь скоро ясный свет!

Умолкни, тихая усердная цевница³⁶,

И взором веры дай нам в вечность заглянуть:

Как с трона Франции сей новый спал денница

И с круга земного куда направил путь?

Он с трона на поля сойти мнил Елисейски

К великим честию героям и царям,

Но он сошел во ад за действия злодейски

К подобным извергам — расстригам-Кромвелям³⁷.

Не ты ль, они рекли, сиял там как денница,

И славою своей взор смертных поражал?

Рекою не твоя ль там кровь лила десница

Не ты ли Вышнему подобным быть мечтал?

И ты, что потрясал крамолою Вселенну,

Престолы колебал мятежами Царей,

Сошел к нам, наконец, в сию юдоль плачевну,

Где ложе — тление и кровь нам из червей.

Священный прах Царей близ тронов почивает

При нем молебна песнь и жертва в Алтарях:

Пустынная скала твой гроб в себе вмещает.

Вокруг его шум волн и мрачность в небесах.

Владыки добрые в порфирах драгоценных

На лоне радости в Эдеме воссидят,

Почиют совестью в обителях блаженных,

И светом солнечным венцы на них горят.

А ты! О, человек, венцом Царя венчанный!

Где честь твоя, твой блеск, достоинство и сан?

Как ночь твой мрачен вид, дух мукой растерзанный,

И титло на тебе: не Царь — злодей, тиран.

Ты не порфирою, но рубищем покрытый,

Твоих злодейских дел, крамол, тиранств, смертей,

Невинной кровною с главы до ног омытый

Приходишь ты сюда ко братии твоей.

Здесь множество тобой к убийствам привлеченных

В глубоком тартаре страданий чашу пьют.

Там души праведных, тобой убиенных,

О мщении к Творцу всечасно вопиют.

И ты под стоном сим жить будешь бесконечно,

Твой будет слух всегда к себе его вмещать,

И время для тебя не будет быстротечно -

Ты будешь здесь всегда в мучениях страдать.

ОПИ ГИМ. Ф. 160. Ед. хр. 342. Л. 1-29 об.

Примечания

¹    Авраамий Палицын (в миру Аверкий Иванович) (ум. в 1626) — келарь Троице-Сергиева монастыря (1608—1619). Автор патриотических посланий в поддержку Первого ополчения 1611 г. С апреля 1612 г. — в земском правительстве Второго ополчения. Автор известного «Сказания об осаде Троице-Сергиева монастыря от Поляков и Литвы и о бывших потом в России мятежах».

²    Рымник — река в Румынии, на которой во время русскотурецкой войны 1787—1791 гг. русские и австрийские войска под командованием А. В. Суворова 11 сентября 1789 г. разгромили турецкую армию, за что Суворов получил титул графа Рымникского.

³    Чесменское сражение 26 июня 1770 г. — один из крупнейших морских боев во время русско-турецкой войны 1768—1774 г. Русский флот под командованием адмиралов Г. А. Спиридова и С. К. Грейга блокировал турецкий флот в бухте Чесма на побережье Малой Азии и уничтожил его, что обеспечило русскому флоту господство на Эгейском море и блокаду Дарданелл.

⁴    Сент-Готард — перевал в Альпах на юге Швейцарии. Во время Швейцарского похода Суворова 13 сентября 1799 г. перевал был с боем преодолен русскими войсками, двигавшимися из Италии в Швейцарию.

⁵    Тит (39—81) — римский император с 79 г. и. э., из династии Флавиев. В Иудейскую войну захватил и разрушил Иерусалим (70). Древнеримские историки, в частности, Светоний, считали его прекрасным императором, «утехой рода человеческого».

⁶    Ермолов Алексей Петрович (1777—1861) — российский военачальник и государственный деятель, генерал-от-инфантерии (1818), генерал от артиллерии (1837). В Отечественную войну 1812 г начальник штаба 1-й армии, отличился в Бородинской битве, где лично водил солдат в атаки, отбил у французов «батарею Раевского» и был ранен. На Совете в Филях высказался за сражение под Москвой. Отличился под Тарутином, Малоярославцем, Вязьмой и Красным и в заграничных походах русской армии, командуя 1 -й гвардейской пехотной дивизией. В 1816—1827 гг. — командир Отдельного Грузинского (Кавказского) корпуса и главноуправляющий в Грузии. С 1839 г жил в Москве на Пречистенском бульваре (ныне Гоголевский) и улице Пречистенка.

⁷   Дохтуров Дмитрий Сергеевич ( 1756—1816) — генерал-от-инфантерии (1810). В Отечественную войну 1812 г командовал пехотным корпусом, который отличился под Смоленском и Бородином и сыграл решающую роль в бою под Малоярославцем.

⁸  Раевский Николай Николаевич (1771—1829) — Генерал от кавалерии (1813). В кампанию 1812 г. войска под командованием Раевского в сражении под Салтановкой 11 июля задержали наступление корпуса Л. Н. Даву и обеспечили отход Второй Западной армии к Смоленску. В Смоленском сражении 4 августа Раевский успешно противостоял превосходящим силам противника и своими действиями способствовал срыву плана императора Наполеона I, предусматривавшего обход российских армий. В Бородинской битве Раевский оборонял участок позиции, опорным пунктом которого служил редут на Курганной высоте, спланировал и осуществил контрудар по войскам Евгения Богарне, чем предотвратил на полтора часа дальнейшие атаки неприятеля на центр русских позиций.

⁹    Балла Адам Иванович (1764—1812) — генерал-майор (1800). Уроженец Греции, перешедший на русскую службу. С марта 1812 г. командир 3-й бригады 7-й пехотной дивизии, вошедшей в 6-й пехотный корпус 1-й Западной армии. Во время Смоленского сражения 5 августа его бригада была расположена на левом фланге между Мстиславским и Красненским предместьями и в течение нескольких часов отражала атаки неприятеля, затем, вытесненная из предместий, сражалась в стенах города. Балла находился в передней цепи стрелков, был трижды ранен и от полученных ран скончался.

¹⁰    Во время наполеоновских войн Лиссабон был оккупирован французскими войсками (1807—1808).

¹¹     Кутузов (Голенищев-Кутузов) (1747—1813), великий русский полководец, светлейший князь (с 29 июля 1812). 8 августа 1812 г был назначен главнокомандующим, прибыл к армии 17 августа. За Бородинское сражение был 30 августа 1812 г. удостоен чина генерал-фельдмаршала. За разгром наполеоновской армии получил 6 декабря 1812 г. к своей фамилии почетную приставку «Смоленский».

¹²     Барклай де Толли Михаил Богданович (1757—1818) — выдающийся русский полководец, князь (1815). В 1810—1812 гг. военный министр. В Отечественную войну 1812 г. главнокомандующий 1-й армией, а в июле-августе фактически всеми действовавшими русскими армиями. В Бородинском сражении командовал правым крылом и центром русским войск. В 1813—1814 гг. — главнокомандующий русско-прусской армией. За взятие Парижа был 19 марта 1814 г. удостоен чина генерал-фельдмаршала.

¹³     Константин Павлович (1779—1831) — великий князь, второй сын императора Павла I. В начале Отечественной войны 1812 г. командовал 5-м гвардейским корпусом 1-й Западной армии. После Смоленского сражения 4—6 августа был отозван, жил в Твери. Вернулся к армии в декабре 1812 г, отличился в крупнейших сражениях 1813—1814 г С конца 1814г. — фактически наместник Царства Польского. В 1820 г. по настоянию Александра I тайно отрекся от российского престола.

¹⁴     Милорадович Михаил Андреевич (1771—1825) — граф (1813), генерал-от-инфантерии (1809). В 1812 г руководил формированием резервных войск, с которыми в середине августа присоединился к главной армии. Отличился в Бородинской битве. Командовал авангардом при преследовании французов. С 1818 г. — военный губернатор Санкт-Петербурга. УбитП. Г. Каховским 14 декабря 1825 г.

¹⁵     Багратион Петр Иванович (1769—1812) — князь, генерал-от-инфантерии (1809). Из грузинского царского рода. В 1812 г. тавнокомандующий 2-ой Западной армией, смертельно ранен в битве при Бородине.

¹⁶     Воронцов Михаил Семенович (1782—1856) — граф, государственный деятель, светлейший князь (1852), генерал- фельдмаршал (1856). В 1812 г. командовал 2-й сводногренадерской дивизией в составе 2-й Западной армии. В Бородинском сражении геройски действовал при обороне Семеновских флешей, был ранен. Отличился в заграничных походах русской армии 1813—1814 гг С 1823 г. — новороссийский генерал-губернатор, в 1844—1856 гг. —главнокомандующий Кавказским корпусом. В Москве М. С. Воронцову принадлежал дом на Б. Никитской, построенный по проекту В. И. Баженова. В 1812 г. дом сгорел, но был восстановлен. В 1894 г. на его месте архитектором В. П. Загорским было построено здание Консерватории: от старого дома сохранилась фасадная стена главного корпуса с ротондой.

¹⁷     Коновницын Петр Петрович (1764—1822) — граф (1819), генерал-от-инфантерии (1817), генерал-адъютант (1812). В кампанию 1812 г. дивизия Коновницына в составе 3-го пехотного корпуса Н. А. Тучкова отличилась в боях под Смоленском (5 августа Коновницын был ранен в правую руку, но оставался в строю) и при Валутиной Горе. 16—24 августа командовал арьергардом соединенных армий, прикрывая их отход к Бородину. В Бородинском сражении после ранения генерала П. И. Багратиона временно (до назначения Д. С. Дохтурова) командовал 2-ой Западной армией, был дважды контужен. С 4 сентября дежурный генерал при М. И. Кутузове. В 1813—1814 гг. командовал Гренадерским корпусом, в 1815—1819 гг. — военный министр.

¹⁸     Имеется в виду библейский сюжет: когда вавилонский царь Навуходоносор II (правил в 605—562 гг до н. э.) приказал изготовить золотого истукана, то три еврейских отрока Анания, Азария и Мисаил отказались ему поклоняться, за что были брошены в огненную печь. Но по своей вере остались невредимы (Книга пророка Даниила, глава 3).

¹⁹     Бейрут — древний портовый город на Финикийским побережье, где, по преданию, Святой Георгий убил дракона.

²⁰ Здесь: возомнил.

²¹ Сион — священный холм в Иерусалиме.

²²     Иеремия — древнееврейский пророк VII — нач. VI вв. до н. э. Проповедовал необходимость мира с наиболее мощным из врагов Иудеи — Вавилоном, предпочитая зависимость от Вавилона, уничтожению им Иудеи. При иудейском царе

Седекии Иерусалим был разрушен и народ уведен в плен, а пророк в своих песнях оплакал пепелище священного города.

²³     Неемия — один из иудейских старейшин, под руководством которого восстанавливался Иерусалим. История его деятельности излагается в книге, известной под названием «Книга Неемии».

²⁴ Бесстыдный (устар.).

²⁵     Фаросский маяк — мраморная башня, выстроенная на острове Фарос Птолемеем Филадельфом. На ее вершине ночью разводили огонь, видный далеко в море. Пользовался в древности и средние века большой известностью. Слово «Фарос» сделалось нарицательным для обозначения маяка.

²⁶     Фиала — сосуд, употреблявшийся в Древней Греции для культовых нужд.

²⁷     Зенон из Китиона (ок. 336 — 264 гг. до н. э.) — древнегреческий философ, основатель школы стоицизма.

²⁸    Имеется в виду река Ганг

²⁹    Имеется в виду рыба мурена.

³⁰ Платов Матвей Иванович (1751—1818) — граф (1812), Генерал от кавалерии (1809). Сподвижник А. В. Суворова. С 1801 г. войсковой атаман Донского казачьего войска. В Отечественную войну 1812 г и заграничных походах 1813—1814 гг. командовал Донским казачьим корпусом. За отличие во многих сражениях (казаки Платова в 1812 г. захватили ок. 70 тыс. военнопленных) был награжден титулом графа.

³¹  Море Чермное — имеется в виду Красное море, через которое, согласно Св. Писанию, был осуществлен чудесный переход из Египта израильского народа, преследуемого войсками египетского фараона.

³²    Персть — пыль, прах (церк.-слав.).

³³  Сципионы — в Древнем Риме одна из ветвей рода Корнелиев, к которой принадлежали крупные полководцы и государственные деятели.

³⁴   Ватерлоо — название населенного пункта в Бельгии, южнее Брюсселя. В период «Ста дней» около Ватерлоо 18 июня 1815 г. английские и прусские войска окончательно разгромили армию Наполеона I.

³⁵  Беллерофонт — в греческой мифологии герой, победивший трехглавое чудовище Химеру. Это название носил английский корабль, на котором Наполеон был доставлен 17 октября 1815 г на остров Св. Елены.

³⁶   Цевница — старинный музыкальный инструмент, тип многоствольной свирели.

³⁷   Кромвель Оливер (1599—1658) — вождь Английской революции XVII века. С 1653 г. — лорд-протектор Англии, Ирландии и Шотландии.