Долгоруков (Долгорукий), Яков Феодорович, генерал пленипотенциар-кригс-комиссар, родился в 1639 г. и был старшим из четырех сыновей окольничего Ф. Ф. Долгорукова.

Из Черниговских князей. (см. ст.: "Князья Долгорукие")

Свою службу Яков Феодорович начал при царе Алексее Михайловиче в 1672 г. стряпчим, в том же году он был пожалован в стольники, а через три года назначен комнатным стольником при Петре I.

В 1676 г. он получил назначение воеводы в Казанский разряд, и велено ему писаться наместником Симбирским. В этом звании он находился в Путивле (1676 г.), где было собрано русское войско, ввиду ожидавшегося нападения крымских татар и турок.

После смерти царя Феодора Алексеевича Яков Долгоруков с братьями примыкает к вельможам, решившимся провозгласить царем Петра, и, так как о движении партии Милославского, приготовлявшейся отстаивать права старшего царевича на престол, было известно и думали, что дело может дойти до ножей, то Голицыны, Борис и Иван, и братья Долгоруковы — Яков, Лука, Борис и Григорий, отправляясь во дворец на царское избрание, надели под платья панцыри. Но избрание обошлось без смуты.

Во время правления Софии Алексеевны в 1687 году князь Яков Долгоруков и кн. Мышецкий были отправлены послами во Францию и Испанию.

Во Франции для объявления о вступлении царей в священный союз против турок и для приглашения Людовика XIV последовать их примеру. После первых переговоров с министром иностранных дел, французский король велел сказать послам, что он понял, в чем дело, дальнейшие переговоры считает излишними и ответную грамоту пришлет им. Но Долгоруков объявил, что он, посол царский, не примет ответной грамоты иначе, как из рук короля, так как все государи отдают всегда ответную грамоту послам сами. Поведение Долгорукова вызвало сильный гнев Людовика, и он обещал учинить послам великое безчестье и указал их отпустить назад до французского рубежа. Долгоруков на это заявил, что не только королевский гнев, но и самая смерть не может их принудить взять грамоту у себя на дворе. Отказались послы принять и королевские подарки, хотя им грозили, в случае нежелания взять подарки добровольно, по повелению короля положить их им в возы силою.

Долгоруков стоял на своем: «королевский гнев страшен нам по вине», говорил он: «а без вины вовсе не страшен, должны мы прежде всего взирать на повеление государей своих». И французы уступили. Послам не удалось склонить Людовика вступить в союз против турок, они добились только обещания короля не мешать союзникам. При отпуске послов снова возникло затруднение: в грамоте царям было пропущено — «Великим Государям». Послы требовали, чтобы грамота была переписана. Им отказали; тогда послы не взяли грамоты и не хотели брать даров королевских. Мастера церемоний говорили, что королевскому величеству ни от кого таких досадительств не было, как от Долгорукова.

В Испании послы встретили почетный прием, и король Испании очень хорошо отзывался о благоразумном поведении Долгорукова.

Во втором Крымском походе (1689 г.) Яков Фёдорович принимал участие, состоя вместе с другими воеводами и боярами в товарищах главного начальника, Василия Васильевича Голицына, но, как и все воеводы и бояре, участвовавшие в походе, не имел голоса в принимаемых им решениях.

Будучи преданным сторонником Петра I, Долгоруков сочувствовал и его стремлению к просвещению и оказал даже некоторое влияние на ход занятий Петра.

В государственном архиве хранится собственноручно писанное Петром I в 1719 г. известие о начале морского дела в России, где Император пишет, как Яков Федорович заговорил с ним об астролябии и готовальне перед отъездом своим во Францию (1687 г.), сказав что у него был инструмент, да жаль украли, которым можно было, пе доходя до места, брать дистанции.

По просьбе Петра I, Долгоруков привез эти инструменты из Франции, но объяснить употребление их не мог, и, по желанию государя, немец доктор сыскал «голландца, именем Франца Тимермана, которому я выписанные инструменты показал», пишет Петр Великий, «который, увидев, сказал те же слова, что князь говорил о них, и что он употреблять их умеет, к чему я гораздо пристал с охотою учиться геометрии и фортификации». Вступая в управление государством, Петр Великий назначил новых правителей и судей по всем ведомствам, зависевшим до того от приверженцев сестры. Якову Долгорукову был поручен Московский судный приказ (14 октября 1689 г.).

Для последнего, как управляющего названным приказом, характерен отзыв о нем президента юстиц-коллегии, Матвеева.

В 1721 г. Матвеев писал, как бы в оправдание юстиц-коллегии: «когда при коллегии бываю, то работаю, сколько могу по малым силам моим я, и дела решаются; но хотя они решаются и настоящим образом, но и ангелу бесплотному на народ наш угодить и без упреков от него быть никак нельзя»... «в прошлых годах кн. Я. Е. Долгорукий, когда сидел в Московском судном приказе, то в один год с полтораста дел по челобитьям на его вершенье было перенесено в расправную палату: и тому судье угодить на наш народ было невозможно».

Находясь во главе Московского судного приказа, Долгоруков продолжает принимать участие во всех военных учениях, осадах, устраиваемых Петром I, затем участвует и в Азовских походах, а в ноябре 1696 г. Петр Великий назначает его начальником Белгородского разряда для содействия Таванскому воеводе, Бухвостову, и охранения вместе с Мазепой Украйны от нападения татар.

В марте следующего года государь повелел Якову Долгорукову писаться ближним стольником и воеводою с «вичем», а в июле он был пожалован в бояре. Уничтожая Иноземский и Рейтарский приказы (1700 г.), Петр I указал: «генералов, полковников и подполковников и иных нижних чинов людей сухого пути, судом и расправою ведать боярину Я. Ф. Долгорукому», а «писать его, Боярина, во всяких письмах, которые о полковых делах, Генералом Комиссаром». Не получая долго успокоительных известий из Константинополя и не видя возможности разорвать со Швецией (1700 г.), Петр намеревался отправить великое посольство в Швецию во главе с Як. Ф. Долгоруковым. Резидент Томас Книпер, благодаря Головина за уведомление о назначении великим послом в Швецию боярина Долгорукова, радовался, что такой «изрядный, разумный и прежде всего в таком же чину у высоких потентатов с похвалой бывший к тому избрав».

Это посольство не состоялось, так как 8 августа было получено известие о заключении мира е Турцией.

Под Нарвой (1700 г.) Долгоруков, находясь при русском войске, по указу, данному Петром I герцогу де-Кроа, заведовал всеми запасами.

В ноябре, после битвы под Нарвой, Я. Долгоруков был захвачен шведами в плен в числе 10 русских генералов. В плену участь русских генералов была очень тягостна. В 1701 г., когда пленники были перевезены из Ревеля в Стокгольм, Андрей Хилков писал: «лучше быть в плену у турок, чем у шведов. Здесь русских ставят ни во что, ругают безчестно и осмеивают».

Спустя 4 года всех пленников развезли из Стокгольма, по разным городам, никуда их не пускали и ни с кем видеться не дозволяли. Даже Имеретинский царевич Александр, с которым обращались лучше, писал неоднократно, что едва имеет насущный хлеб, и просил помощи, чтобы не умереть с голоду.

После Полтавского поражения с пленниками стали обращаться еще хуже. Все старания Петра об облегчении участи пленных были тщетны.

В 1711 г. Яков Долгоруков с 44 товарищами были привезены для размена на восточный берег Ботнического залива, но потом их повезли обратно на западную сторону в Умео.

Во время этого переезда Долгорукову вместе с товарищами удалось бежать из плена. Вот как описывает свое спасение сам Долгоруков: «Всемилосердный Бог, предстательством Богоматери, дал нам, юзникам (узникам), благой случай и бесстрашное дерзновение, что мы могли капитана и солдат, которые нас провожали, пометать в корабли под палубу и ружье их отнять, и, подняв якорь, июня 3 дня, пошли в свой путь и ехали тем морем 120 миль и, не доехав до Стокгольма 10 миль, поворотили на остров Даго. И шкипер, и штырман знали пути до Стокгольма, а от Стокгольма через Балтийское море ничего не знали и никогда там не бывали и карт морских с собою не имели, и то море переехали мы без всякого ведения, управляемые древним бедственно плавающим кормщиком великим отцем Николаем, и на который остров намерились на самое то место оный кормщик нас управил».

В том же году (1711) было учреждено военное комиссариатство, и во главе его поставлен князь Яков Федорович Долгоруков — «при Генерале Пленипонциаре-кригс-комиссаре господине князе Долгоруком определено полное комиссарство», а в 1712 г. Яков Феодорович был назначен в Сенат и вскоре занял среди Сенаторов первое место.

Современники его рассказывают, что Петр Великий однажды публично сказал Долгорукову : «Я знаю, что ты больше всех бранишь меня и так часто спорами своими досаждаешь, что я часто едва могу стерпеть, но как рассужу, то и вижу, что ты меня и государство верно любишь и правду говоришь, для того я тебя внутренно и благодарю».

Яков Долгоруков приобрел всеобщую известность, как правдивый и мудрый советник Петра Великого. До нас дошло от современников его много рассказов, характеризующих его личность, как человека и государственного деятеля. Так рассказывают, что однажды Петр повелел Сенату для работ, производимых в Петербурге и его окрестностях, но словам других для работ но устройству Ладожского канала, сделать, как это делалось уже раньше, наряд работников из Петербургской и Новгородской губ., Долгоруков нашел такое повеление противоречащим государственной пользе ибо оно должно было повести к истощению губерний, и так более других претерпевших от войны. Долгоруков говорил резко и будто даже разорвал определение, подписанное государем. Петр был очень разгневан его поведением, но, тем не менее, пожелал узнать, откуда Долгоруков считает возможным достать людей для указанных работ. Последний предложил взять для работ, в виду близкого окончания войны, свободных солдат и давать им сверх жалованья заработанные деньги; по словам других, он советовал употребить на работы военнопленных шведов или же жителей отдаленных губерний, менее пострадавших от войны.

Слова Долгорукова заставили задуматься государя, и он отменил свое определение и объявил Сенату: «Хотя я было сперва так и положил, однако-ж сие дело еще рассмотрю и дам Сенату мое последнее о том повеление».

В 1718 г. был дан Петром указ: «Понеже всем известно есть, какой убыток общенародный есть сему новому месту от Ладожского озера, чего для необходимая нужда требует, дабы канал от Волхова в Неву был учинен, которой работе, ежели даст Бог мир, намерение наше есть, чтобы оную всею армией исправить, но сие еще безызвестно, а нужда челобитчик неотступный, того ради надлежит резолюцию взять, хотя и не будет мира, дабы оную работу, яко последнюю главную нужду сего места, немедля начать; чего для надлежит мыслить и поставить на мере, каким образом сие учинить и именно не такими работниками, как до сего времени делали, из чего больше раззоренья нежели пользы было, к чему я свое мнение прилагаю и вам в рассуждение отдаю, но так или инако однако конечно надобно».

В 1714 г. голландский резидент, Деби, узнав о намерении Петра перенести торговлю из Архангельска в Петербург, стал настаивать на заключении нового, более выгодного трактата между Россией Голландией. Заключение трактата откладывалось. Русские, писал Деби своему правительству, боялись основания предлагаемого трактата, которое заключалось в том, что голландцы могли торговать свободно по всем областям России, возражали, что это разорит в конец русских купцов, которые не будут в состоянии соперничать с голландцами. По рассказам современников, голландские купцы заявили Петру, что они могут доставить ему без всякого отягощения для народа новый доход до миллиона и более рублей. Для осуществления своего намерения они просили Петра отдать им на откуп на 10 лет сбор внутренней пошлины, а они за это обязывались платить сверх той суммы, какая из трехгодичной сложности выйдет, по 30 к. на рубль, не прибавляя ни на какие вещи цены, и за это они требовали на 10 лет дать им право покупать самим из первых рук внутри всей России всякие продукты, произрастания и изделия, а ими привозимые всякие товары продавать гуртом всякому повальною ценою. По другой версии голландцы обязывались 10 лет ставить на всю армию сукно с уступкою против русского сукна на аршин по гривне. Государь предложил проект голландцев на обсуждение Сенату, который и признал его полезным для России. Но Долгоруков с этим мнением не согласился и заявил, что голландцы дадут и по 50 к. на рубль, только бы забрать в руки всю внутреннюю торговлю в России. Действительно, голландцы согласились дать 50 к. на рубль.

По совету Долгорукова тогда было спрошено мнение об этом проекте лучших русских купцов, которые и признали проект разорительным для русской торговли. Голландцам в их просьбе было отказано.

В другой раз Долгоруков противится исполнению повеления Петра о новом наборе рекрут, назначенном раньше времени, указывая государю на горе, причиняемое каждым набором крестьянским семьям, и на то обстоятельство, что рекрутские наборы всегда отрывают много рук от земледелия. Он просит государя вместо нового набора простить рекрутов, находящихся в бегах, из которых многие вдались в воровство и разбои, назначив им явиться через известный срок.

В те времена рекрут содержали, как преступников, следствием чего явились постоянные побеги их в разбойничьи шайки. Если же случалось поступать неправильно самому Долгорукову, он открыто сознавался в том, как и в истинных побуждениях своего поступка, о чем можно найти много свидетельств в тех же рассказах современников.

Когда учреждались коллегии (1717 г.), то в одном из предложений об устройстве ревизион-комиссиона, который «во всем государстве навесь год все приходы и расходы свыше всех приказов считать мог», сказано: «и надлежит в таких делах президентом знатному и весьма верному быть», и президентом ревизион- коллегии назначается прославившийся своею честностью Яков Долгоруков. В 1719 г. ревизион-коллегия вступила в действие.

В 1720 г. она занималась исключительно поверкою отдельных сумм. Общей же отчетности коллегия не могла вести по неимению нужных сведений.

1720 год был последним в жизни Якова Феодоровича Долгорукова: 24 июня этого года он † и был, по преданию, похоронен на Васильевском Острове в Петербурге, в ограде собора Св. Андрея Первозванного.

Яков Долгоруков, вместе с другими Сенаторами, участвовал в суде над царевичем Алексеем Петровичем и, когда в деле царевича оказался замешанным родственник его, Василий Долгоруков, Яков Фёдорович, стремясь отвратить страшное бесчестье, угрожавшее его роду, обратился к Петру с письмом, в котором умолял государя, напоминая о всегдашней непоколебимой верности ему своего рода, помиловать Василия Долгорукова, «да не снидем в старости нашей в гроб с именем злодейского рода, которое может не только отнять доброе имя, но и безвременно вервь живота пресечь». Благодаря заступничеству своего родственника, Василий Долгоруков подвергся только ссылке.

Яков Фёдорович был женат два раза. Первый раз на Улиане Наумовой и второй на княжне Ирине Черкасской.

От первого брака имел дочь, княжну Анну, бывшую замужем за А. П. Шереметевым, и от второго брака дочь, умершуюшую 5 лет от роду.