О ВОИНСТВЕ ЦЕЗАРЯ В ГАЛЛИИ

Легионеры «потомка Венеры и Энея» Гая Юлия Цезаря в бою

Римский политик и военачальник Гай Юлий Цезарь, считавший себя потомком богини Венеры и прародителя римлян - троянского героя Энея -, прибыл в «косматую» (еще не покоренную Римом и потому считавшуюся римлянами «нецивилизованной» и «дикой» заальпийскую) Галлию в качестве проконсула, сиречь успевшего побывать в Риме консулом (одним из двух избиравшихся ежегодно высших государственных чиновников-магистратов) губернатора этой страны, а не в качестве римского военачальника. Такого «империя», то есть – властных полномочий главнокомандующего – он от сената олигархической Римской республики не дождался (в отличие от своего дяди, или, точнее, мужа своей тетки - реформатора римской армии Гая Мария - в войне против германских племен кимвров и тевтонов, или от своего соперника и союзника Гнея Помпея Магна – на «Восточном фронте»).  К тому же Цезарю, в отличие от Мария и Магна, необходимо было, во что бы то ни стало, избавиться от целой горы не просто обременявших, но прямо-таки душивших его долгов, а также, как и прежде, подкупать и перекупать коррумпированных политиков и избирателей в «Вечном Городе» Риме. Заальпийская Галлия интересовала Гая Юлия, прежде всего, как неисчерпаемый источник воинов, рабов и золота. Она представляла собой, употребляя гораздо более позднее выражение, некое «северное Эльдорадо». Но чтобы эффективно стричь с «косматой» Галлии шерсть, или, выражаясь языком античной мифологии – «золотое  (в полном смысле этого слова!) руно» было желательно держать ее в перманентном состоянии войны.

Воины (или, по-латыни - «милиты»), отданные «римским сенатом и народом» под командование Цезарю, могли, несомненно, по праву считаться лучшими в античном мире. В распоряжении често- и славолюбивого «потомка богини Венеры» находилось превосходно вооруженное, образцово вымуштрованное войско, испытанное в боях и походах, спаянное железной, «марианской» дисциплиной.

Гай Юлий реорганизовал римское воинство - «эксерцитус романус» - на новых началах. Для усиления подчиненных Цезарю четырех легионов (каждый из которых насчитывал согласно одним источникам - от трех до четырех с половиной, согласно другим – от четырех по пяти тысяч воинов и состоял из десяти когорт, состоявших, в свою очередь, из шести центурий каждая),  в состав легиона была включена «артиллерия» того времени – пятьдесят пять карробаллист (боевых машин, установленных на четырехколесных повозках), метавших в неприятеля тяжелые стрелы; и десять онагров, метавших во врага тяжелые каменные ядра. Эти дальнобойные стрелометы и камнеметы обозначались общим собирательным термином «катапульты», от греческого слова «катапельта» («пробивающая щит»), вопреки широко распространенному, но оттого не менее ложному мнению, что катапульта – определенный вид метательных машин. Особенно большое внимание Цезарь уделял всякого рода осадной технике.

Боевой порядок легиона Цезаря состоял из трех линий (а не из двух – в отличие от боевого порядка легиона времен Гая Мария). В первой линии стояли четыре когорты, во второй и третьей линии – по три когорты.   Вторая линия была фактически линией поддержки. Третья линия легиона Гая Юлия была общим резервом, используемым для решительного маневра против фронта или фланга неприятеля либо для отражения неприятельского удара. Иногда легион строился в две линии (для удлинения фронта) и очень редко – в одну линию, но в последнем случае – без интервалов между когортами, образуя фактически некое подобие греческой, македонской или древнеримской фаланги.

По сравнению с боевым порядком когортального легиона  Гая Мария, боевой порядок когортального легиона его племянника Гая Юлия Цезаря имел большую глубину построения, большую устойчивость и средства для маневра. Школой для подготовки командиров служил штаб полководца.

Штаб «дукса» состоял из легатов и ближайших помощников полководца, командовавших отдельными крупными подразделениями или отдельными частями боевого порядка.

Проведенная Цезарем реорганизация значительно повысила боеспособность римской армии даже по сравнению со временами Мария.

Прибыв по месту назначения, Гай Юлий Цезарь поспешил набрать новые подразделения из местных уроженцев. Над вопросом, как ему при вербовке новобранцев не выйти за рамки полученных им в Риме от сената полномочий, Цезарь себе голову особо не ломал. Благодаря этой практике, армия Цезаря в Галлии, всего за семь лет, выросла втрое по сравнению со своей первоначальной численностью. Впрочем, племянник Гая Мария не спешил (как бы ему этого, возможно, ни хотелось) немедленного формировать из набранных им добровольческих отрядов новые легионы. Благодаря такой разумной осторожности и сдержанности как враги Цезаря в Галлии, так и недруги Цезаря в Риме не могли составить себе точного и полного представления о реальной численности его вооруженных сил. Согласно написанной Светонием биографии Цезаря «Божественный Юлий», один из новых сформированных Цезарем легионов состоял целиком и полностью из заальпийских галлов и носил галльское название «Алауда» (означающее в переводе «хохлатый жаворонок») – по нашлемному украшению входивших в него воинов. Этот Пятый легион Жаворонков стал одним из лучших в войске «потомка Венеры и Энея». Цезарь, не колеблясь, даровал всем без исключения легионерам-галлам римское гражданство.

Римские легионеры были пешими воинами. Чтобы понять, почему высокорослые галлы и еще более высокорослые германцы насмехались над «сынами Ромула», как над «карликами» или «пигмеями», следует знать, что средний рост тогдашнего римлянина составлял всего-навсего сто пятьдесят пять сантиметров.  Что, однако, не мешало «малоросликам»-легионерам с легкостью совершать ежедневные двадцатикилометровые марши с «полной выкладкой» весом от двадцати до тридцати (или даже до сорока) килограммов. Эти «двуногие мулы» Цезаря (как в свое время – «двуногие мулы» его дяди Мария), подобно подлинным, четвероногим, мулам, несли на себе массу всего – трехдневный паек, походный набор кухонной посуды, средства ухода за вооружением, обувью и обмундированием, перевязочные материалы, шанцевые колья (военный лагерь – «каструм», разбиваемый римскими воинами в обязательном порядке каждый вечер, непременно окружался рвом, земляным валом и частоколом), лопаты-заступы, кирки и прочий шанцевый инструмент. Все это каждый «двуногий мул» Цезаря нес, наряду со своим «табельным» оружием, в упакованном виде на специальной палке вилообразной формы, о чем свидетельствовало ее латинское название «фурка» («вилы»), либо с перекрестьем на конце. Легионер был одет в льняную нижнюю рубаху, а поверх нее - в шерстяную тунику до колен с короткими рукавами, перехваченную солдатским поясом – «цингул(ум)ом» (служившим отличительным знаком каждого римского военнослужащего), кожаные штаны чуть ниже колен, и обут в крепкие шнурованные кожаные башмаки-калиги с прорезями для пальцев на толстой подошве, подбитой гвоздями - такая обувь дольше носилась, и нога в ней не уставала. В холодное время года воины носили также теплые носки, перчатки и суконные плащи с капюшоном - лацерны. Непременной принадлежностью обмундирования был небольшой треугольный шейный платок вроде позднейшего ковбойского, скаутского или пионерского галстука, предохранявший «двуногих мулов» Цезаря от ветра и от пыли.

Защитное вооружение легионера состояло из:

1. кольчуги (лат. lorica cаtenas или lorica hamata) либо толстого кожаного, армированного нашитыми на кожу металлическими (обычно – железными) полосками или чешуйками, панциря (называвшегося по-латыни, в первом случае, lorica laminata или lorica segmentata, во втором - lorica  squamata), украшенных  у отличившихся «сынов Ромула»  наградными бляхами-фалерами, крепившимися на перекрещенных ремнях (термин loricа catenas - «цепной панцирь», «панцирь из цепей» - встречается в поэме римского эпика Марка Аннея Лукана «Фарсалия или о гражданской войне»; термины lorica hamata и lorica segmentata ныне считаются военными историками изобретением авторов-гуманистов XVI века, но продолжают использоваться, так сказать, по традиции, или по привычке);

2.прочного шлема с нащечниками и назатыльником (либо цельнометаллического, либо кожаного, усиленного металлическими полосками),

и

3. тяжелого щита (или, по-латыни - скутума) овальной или четырехугольной формы, изготовленного из прочных досок, обтянутого кожей и обитого по краю металлическим ободом.

Командный состав легиона – от центурионов и выше - носил, судя по сохранившимся изображениям, еще и поножи (но в основном, по-видимому, на торжественных построениях и на парадах, поскольку носить поножи были не слишком удобно). Излюбленным видом защитного вооружения командного состава был так называемый «мускульный доспех», или, по-латыни – lorica musculata — металлический панцирь-кираса с изображением рельефа мышц живота, груди и спины, (этот доспех носили  поверх кожаной безрукавки с «птеригами», или «птеругами»  - прямоугольными фестонами, прикрывавшими плечи и бедра).  Достаточно распространено было  и ношение командным составом (от военного трибуна и выше) еще одного вида защитного вооружения, так называемого lorica plumata,  буквально - «перистого панциря» (от латинского слова pluma=«перо»), обязанного своим названием сходству его продолговатых пластин с птичьими перьями.  Этот «сложносоставный», или «композитный», панцирь представлял собой кольчужную рубаху, на которой вертикально крепились напоминающие птичьи перья металлические пластины, частично перекрывавшие друг друга.

Доспехи и вооружение командного состава были богато украшены с использованием различных техник - золочения, серебрения, чеканки, инкрустации, эмалировки.

Наступательное вооружение легионера состояло из короткого меча-гладия и из принятого на вооружение при дяде Цезаря - Гае Марии - знаменитого пилума – тяжелого, длиной до двух метров, дротика, или, иными словами - метательного копья, с очень длинным, доходившим до половины древка, острым железным четырехгранным наконечником. Обычно легионеры метали свои пилумы в неприятеля с небольшого расстояния (хотя в некоторых случаях использовали их и как ударное оружие ближнего боя). Пущенный с силой во врага, пилум либо пробивал вражеский щит насквозь и ранил укрывавшегося за ним неприятельского воина, либо оттягивал щит своей тяжестью книзу и открывал владельца щита (если тот не выпускал щит с торчащим в нем пилумом из руки)  для последующих ударов гладием . Считается, что это весьма эффективное, преимущественно метательное, оружие было введено в римском войске в рамках армейской реформы, осуществленной дядей Цезаря – военным реформатором Гаем Марием. Наряду с мечом и дротиком, в комплект вооружения римского пехотинца входил еще и «пугион» – остроконечный кинжал с клинком в форме вытянутого, или, если использовать термин, принятый в геометрии, равнобедренного треугольника.

В таком вооружении и снаряжении шагали по галльской земле вояки Цезаря, по большей части - низкорослые, темноволосые и темноглазые (в отличие от своего предводителя) уроженцы солнечной Италии, приученные к строгой дисциплине, храбрые, выносливые и неприхотливые – в том числе, и в пище. Впрочем, на питании легионеров стоит остановиться несколько подробнее. Не зря известная пословица гласит: «Война – войной, обед – обедом».

Не будет преувеличением сказать, что поначалу рацион римского легионера мало чем отличался от рациона римского простонародья. Ведь в первые века существования Рима легион представляя собой обычное народное ополчение. Но, с одной стороны, в легионах служили не самые бедные из римских граждан (каждый римский воин обзаводился оружием и  доспехами за собственный счет, в соответствии со своим имущественным цензом), а значит -  они были в состоянии запастись на время похода достаточно калорийным питанием. С другой стороны, римский легионер даже вне боевой обстановки расходовал, выражаясь современным языком, изрядное количество калорий. Ведь, как уже говорилось выше, в походе легион ежедневно обустраивал на ночь временный лагерь, что требовало от легионеров тяжелого физического труда. Основу походного рациона легионеров во все периоды римской истории составляли зерновые. Но если римские городские «пролетарии» и поселяне-земледельцы и привыкли питаться кашами (последние - еще и с прибавлением съедобных трав и полевых растений типа цикория, мальвы и прочего «подножного корма», если верить поэту Квинту Горацию Флакку), то основным продуктом питания легионера был, несомненно, panis, то есть хлеб. Либо в виде заранее приготовленных сухарей, у которых даже было специальное название - panis militaris (в переводе с латыни - «военный хлеб»), либо испеченный тут же, в полевых условиях. Античный историк Полибий, живший во II веке до Р.Х., писал, что на каждого легионера в месяц полагалось пищевое довольствие в количестве двадцати шести килограммов зерна. Спрашивается: что же делали с этим зерном легионеры? Проще всего было бы сварить из него кашу. Но каша римским воинам (в отличие от мелких свободных земледельцев и городского плебса) была не слишком-то по вкусу. Да и хранить уже сваренную «шрапнель» или «поленту» (выражаясь языком современных итальянских потомков римских воинов эпохи Цезаря «и иже с ним») было трудно, в отличие от хлеба. Поэтому римские легионеры, объединенные в «контубернии» («живущие вместе», то есть в одной палатке) по восемь-десять человек, пекли хлебные лепешки на специальной сковородке, входившей, наряду с котелками, в походный кухонный набор.

Но, прежде чем испечь лепешки, контуберналам (членам контуберний) было необходимо смолоть из зерна муку. Греческий историк Геродиан, или Иродиан, в биографии римского императора Каракаллы (того самого принцепса, что даровал в 212 году права римских граждан всем подданным Римской державы) писал о том, что в походе тот, словно простой солдат «собственноручно молол зерно, ровно столько, сколько нужно было на него одного, замешивал тесто и, испекши на углях, ел». Чтобы смолоть зерно, легионеры использовали ручные каменные жернова — по одной мельнице-зернотерке на каждую контубернию. Хотя известно, что после военной реформы Гая Мария в римской армии практически все снаряжение в походе несли сами легионеры, эти жернова все же не тащили на себе, а перевозили на вьючных мулах, вместе с палатками и другими слишком тяжелыми грузами. Говоря о зерне, следует упомянуть, что ячменем римляне кормили лишь животных, легионерам же его выдавали в наказание за проступки или упущения по службе. Ячмень считался позорной пищей, которой пристало кормить лишь гладиаторов и прочее «отребье» (хотя ячменем питались также последователи некоторых философских школ). Зато мясо и животные жиры легионерам были весьма по вкусу. Их они потребляли в пищу во всех видах: свиное сало и жир, свинину, баранину, говядину, домашнюю птицу и дичь. Сохранился список, переданный жителями Самарии царю Иудеи Ироду Великому (сыну и наследнику верного друга и союзника Цезаря – Антипатра Иудейского) в 39 году до Р.Х., в котором подробно перечислялись все поставки провианта для расквартированной в этой местности римской воинской части. В комплект поставок входили вино, оливковое масло, говядина, баранина (но не свинина, считавшаяся у иудеев нечистым видом мяса, не пригодным в пищу). Аналогичные списки поставок провианта сохранились и в Египте, где также дислоцировались римские легионы. Впрочем, не всегда и не  везде имелась возможность закупать провиант у местного населения. В суровых (с точки зрения южан-средиземноморцев) климатических условиях римской Британии, например, легионерам приходилось самим разводить домашний скот, в основном свиней (вместе с которыми римляне древнейших времен, по традиционным представлениям, питались желудями и буковыми орешками). Согласно римским отчетам, найденным в современной Англии, древней Британии, на месте римского лагеря Виндоланда, римские солдаты в этой местности питались, помимо всего прочего, ветчиной, а по праздникам могли полакомиться и молочным поросенком. Была даже учреждена специальная должность  «пеквариев», или «пекуариев» (от латинского слова pеcunia - «скот»). Пекварии  занимались исключительно содержанием скота, предназначенного для питания легионеров. Но в дальние походы было весьма затруднительно гнать с собой стада крупного рогатого скота, не говоря уже о свиньях. Греко-римский историк II века п. Р.Х. Аппиан описывал тяжелые условия, в которых оказались воины римского полководца Луция Лициния Лукулла на чужбине.: «Они страдали от необычайности местной пищи - у них не было вина, соли, уксуса, растительного масла - питаясь пшеницей и ячменем, большим количеством мяса оленей и зайцев, печеным без соли». Учитывая этот печальный опыт, римские интенданты-«фрументарии» стали, чтобы всегда иметь при себе не портящееся и сохраняющее питательность мясо, включать в легионные запасы специальные сушеные колбасы, не портящиеся даже в жарком климате. Кроме вышеперечисленных пищевых продуктов, в рацион легионеров входили бобовые (чечевица, горох и бобы), овощи (капуста, репа, свекла, морковь) и всевозможная зелень. Не говоря уже о привычных римлянам оливках, или же маслинах, а также твороге и сырах. Римские легионеры питались не только сытно и обильно, но еще и вкусно (во всяком случае - куда вкусней, чем «на гражданке»), готовя из всего вышеперечисленного самые разные блюда, в том числе даже похлебку, очень похожую на наш родной, любимый всеми борщ. Нельзя забывать и о вине, которое легионеры обычно пили сильно разбавленным, в виде так называемой «поски» - напитка, утолявшего жажду в походе. Надо думать, это солдатское вино было не слишком высокого качества, приближаясь по вкусу, скорее  к  винному уксусу (чем и объясняются нередкие утверждения, что питьем легионерам служила «вода с уксусом»).

В общем, верным и выносливым «двуногим мулам» Цезаря, несмотря на их многократно восхваляемую античными авторами «неприхотливость в пище», в благодатной «косматой» Галлии страдать от голода и жажды, в основном, не приходилось. И довольно об этом…

По окончании двадцатилетнего срока службы «контрактник» Цезаря (если, конечно, выживал), в дополнение к захваченному на войне золоту, жалованью и подаркам от щедрот своего полководца, получал земельный надел и усадебку. Кем же были эти «двуногие мулы» Гая Юлия? Боевыми машинами? Объектами манипуляции? Жертвами изощренного обмана? Молчаливыми исполнителями воли своего «дукса», у которого они, можно сказать, «ели с ладони»? Вне всякого сомнения – да. Но не только. Они не позволяли своим военачальникам, которым клялись в верности не на жизнь, а на смерть, как наемники  своим кондотьерам, творить с ними все, что «дуксам» заблагорассудится. Римские «контрактники» вполне осознавали свое положение и свое могущество. Простой воин незнатного происхождения мог подняться по военной служебной лестнице до центуриона. Именно центурионы-сотники составляли главный нерв этой армии -  все как на подбор опытные, старослужащие вояки, от примипилов (буквально: «первых метателей пилума» - центурионов самого высокого ранга), до деканов-десятников, командовавших десятком воинов каждый, или сигниферов-знаменосцев (главными из которых были аквилиферы-орлоносцы). В бою центурион занимал место в первом ряду, на правом фланге своей центурии. Шесть центурионов первой когорты каждого легиона имели право участвовать в заседаниях военного совета. Именно центурионы были главной надеждой и опорой Гая Юлия. Символом власти центурионов над нижними чинами и одновременно – орудием наказания провинившихся подчиненных – служила тяжелая палка (лат. vitis)  из виноградной лозы. Центурионы были, в сущности, главными войсковыми командирами, превращавшимися, как подчеркивает, например, биограф Цезаря грек Плутарх Херонейский, в непобедимых героев, которые «с непреодолимой отвагой шли на любую опасность ради славы». Такую любовь и преданность испытывали к Гаю Юлию его воины, включая даже тех из них, которые в других войнах, под командованием других римских «дуксов», ничем не отличились,

В своем жизнеописании Цезаря биограф из Херонеи приводит конкретные примеры героизма и  самоотверженности «чудо-богатырей» Гая Юлия, особо подчеркивая следующий немаловажный, если не ключевой, момент:

«Подобное мужество и любовь к славе ЦЕЗАРЬ САМ (выделено нами – В.А.) взрастил и воспитал в своих воинах  прежде всего тем, что щедро раздавал почести и подарки: он желал показать, что добытые в походах богатства копит не для себя, не для того, чтобы самому утопать в роскоши и наслаждениях, но хранит их как общее достояние и награду за воинские заслуги, оставляя за собой лишь право распределять награды между отличившимися. Вторым средством воспитания войска было то, что он сам добровольно бросался навстречу любой опасности и не отказывался переносить какие угодно трудности. Любовь его к опасностям не вызывала удивления у тех, кто знал его честолюбие, но всех поражало, как он переносил лишения, которые, казалось, превосходили его физические силы, ибо он был слабого телосложения, с белой и нежной кожей, страдал головными болями и падучей, первый припадок которой, как говорят, случился с ним в Кордубе  (позднейшей Кордове, в период квестуры Цезаря в Испании – В.А.). Однако он не использовал свою болезненность как предлог для изнеженной жизни, но, сделав средством исцеления военную службу, старался беспрестанными переходами, скудным питанием, постоянным пребыванием под открытым небом и лишениями победить свою слабость и укрепить свое тело. Спал он большей частью на повозке или на носилках, чтобы использовать для дела и часы отдыха. Днем он объезжал города, караульные отряды и крепости, причем рядом с ним сидел раб, умевший записывать за ним (стенограф - В.А.), а позади один воин с мечом…». Прямо «римский Суворов» какой-то, честное слово!

Думается, подобное отношение к службе наверняка не всегда приходилось по вкусу высшему командному составу – военным трибунам аристократического происхождения, которые, не желая становиться профессиональными военными, были вынуждены идти на военную службу, поскольку, невозможно было сделать политическую карьеру, не отслужив положенного срока «под орлами». Они чаще всего не рвались, так сказать, на передовую линию боевого соприкосновения с противником, предпочитая более безопасную и менее обременительную службу  - адъютантскую, караульную, снабженческую, и тому подобную тыловую, включая надзор за строевыми занятиями. В бою же они наверняка не раз оглядывались назад или, во всяком случае, «не лезли на рожон» (кстати говоря, слово «рожон» по-древнерусски означает «острие копья»)…

Во главе каждого легиона стоял легат, обычно сенаторского ранга (представитель первенствующего сословия Римской олигархической республики). Цезарь первым из римских «дуксов» ввел практику назначать легатов не временными, а постоянными командирами легионов. Данное нововведение значительно укрепило власть командира. Легаты Цезаря были ответственными профессиональными военными, способными  самостоятельно принимать решения и действовать, исходя из обстановки. Среди них особо выделялся Тит Лабиен (Лабиэн) – друг Цезаря и заместитель Гая Юлия во время Галльской кампании, на чью верность и выручку «потомок Венеры и Энея» мог полагаться еще со времен их совместной службы «римскому сенату и народу» на азиатском театре военных действий. Никто не мог сравниться с Лабиеном по боевому опыту, военным дарованиям и осмотрительности.

В каждом легионе имелось шесть военных трибунов. Все они, как и легаты, были образованными молодыми римскими аристократами-«нобилями», находившимися при полководце для подготовки в командовании воинскими частями. Военные трибуны исполняли обязанности адъютантов и офицеров для поручений. В бою они сражались рядом с преторианцами - воинами преторианской когорты, в которую входили военные чиновники, ликторы «дукса», слуги, проводники и ординарцы. Преторианская когорта представляла собой фактически личную гвардию Цезаря. Впоследствии, начиная с усыновленного Цезарем Октавиана (де-факто воцарившегося над Римом в ранге «принцепса», обозначавшим первоначально первого из сенаторов, старейшину сената, но получившем совершенно новое, монархическое, содержание, под именем Августа), преторианцы стали уже не только фактически, но и совершенно официально лейб-гвардией единоличных правителей «Вечного» Рима.    

Военные, или войсковые, трибуны командовали крупными подразделениями в составе легиона, а также вспомогательными отрядами авксилариев: легковооруженных «велитов» - критских, сирийских и египетских стрелков из лука , пращников с Балеарских островов (прославившихся еще со времен Пунических войн своей верной службой сначала карфагенянам, а впоследствии – римлянам), и конницей, занимавшей в армии второе по важности место (после пехоты) и набираемой,  по достаточно широко распространенному мнению, в описываемый период римской истории в основном не из природных римлян, а из «социев» - «союзников». Однако автору настоящей миниатюры данное мнение представляется не слишком основательным. По мере нарастающей, со времен армейской реформы Гая Мария, профессионализации римского «эксерцитуса», кавалерия действительно перестала состоять из представителей римского сословия «всадников» (второго по положению после сенаторского сословия), однако многие отпрыски старинных фамилий римских «нобилей» по традиции продолжали служить именно в коннице (что подтверждается хотя бы засвидетельствованным Цезарем наличием в армии Гнея Помпея семитысячной конницы, состоящей исключительно из знатной римской молодежи).  В легионную конницу по-прежнему набирались воины, имеющие римское гражданство – собственно римляне или италики. Численность всадников составляла, по-видимому, триста человек на легион, хотя об этом не имеется вполне достоверных данных. Поэтому, как справедливо пишет отечественный военный историк Валентин Тараторин, фразу Теодора Моммзена во втором томе его «Истории Рима»: «с этих пор (с момента реформы Мария – В. Т.) этот вид войска (конница – В.А.) СОВЕРШЕННО ИСЧЕЗАЕТ (выделено нами – В.А.), не стоит воспринимать буквально, в том смысле, что конница из римских граждан исчезла из легиона совсем. Скорее всего, историк имел в виду исчезновение в  (римской – В.А.) армии (представителей – В.А.) СОСЛОВИЯ ВСАДНИКОВ (выделено нами – В.А)». Легионная конница из римских граждан продолжала существовать, подтверждение чему можно найти у Юлия Цезаря…» («История конницы»).

Римские  конники, вооруженные, в отличие от пехотинцев, не пилумами, а копьями-«гастами» и мечами (длиной в полтора раза больше пехотных), использовались в основном для разведки, совершения внезапных нападений, прикрытия пехоты, совершавшей сложные маневры, при форсировании рек и других водных преград, и т.д. Во время сражения конница отходила в тыл, за главные силы (состоявшие из пехотных формирований), действовала в качестве резерва, прикрывала отступление пехоты и преследовала обращенного пехотой в бегство неприятеля, беспощадно рубя и топча конскими копытами всех, то оказывался в ее пределах досягаемости.

Римский всадник (имевший более легкое защитное вооружение, или вообще его не имевший, за исключением шлема и облегченного щита - пармы) управлял конем  с помощью поводьев и удил. Мундштуки, стремена седла и подковы еще не были изобретены (лишь жившие много позже римские историки Плиний Секунд и Светоний Транквилл упоминают подковы, да и то не конские: первый - золотые подковы мулов императрицы Поппеи, второй - серебряные подковы мулов ее мужа императора Нерона). Вместо седел использовались двойные попоны из сукна, звериной кожи или шкуры (причем нижняя попона была больше верхней).  Активно привлекаемые Цезарем к службе в римской кавалерии германские конные авксиларии обходились и без попон, сидя прямо на ничем не покрытой конской спине. Согласно воинским обычаям германских племен, каждому конному воину был придан пеший. Эти германские конно-пехотные авксилии, используемые в качестве «отрядов особого назначения», решили в пользу Гая Юлия исход многих сражений с галлами. Цезарь неизменно отзывается о германской коннице весьма уважительно. По его сведениям, германские кавалеристы  использовали ту же тактику, что и галльские, а также  иберийские (последние были хорошо знакомы Цезарю со времен его службы «Вечному Риму» в Испании). Германские конники вступали в бой при поддержке легкой пехоты. Лошадей германцы имели «доморощенных», «малорослых» и «безобразных», предпочитая этих неказистых коньков лесных пород высокорослым коням-красавцам, привезенным извне («Записки Юлия Цезаря и его продолжателей»).

Римский историк Публий (Гай?) Корнелий Тацит в своем знаменитом трактате «Германия»  из всех германских всадников выделяет, как особенно хороших, всадников племени тенктеров:

«Наделенные всеми подобающими доблестным воинам качествами, тенктеры к тому же искусные и лихие наездники, и конница тенктеров не уступает славе пехоты хаттов (предков позднейшей немецкой народности гессенцев – В.А.). Так повелось от предков, и, подражая им, о том же пекутся потомки. В этом – забава детей, состязания юношей; не оставляют коня и старики» («Анналы. Малые произведения»).

А Плутарх Херонейский считал лучшими германскими конниками всадников племени батавов.

Римская конница подразделялась на турмы (эскадроны). Каждая турма, имевшая свой боевой значок–вексилл(ум) в виде прямоугольного полотнища, прикрепленного к поперечной перекладине в верхней части древка; конник, носивший вексиллум, назывался вексилларием), состояла из трех декурий по десять всадников в каждой, во главе с декурионом. Один из трех декурионов командовал не только своей десяткой, но и всею турмой. Десять турм составляли «алу» (или, в переводе с латыни на русский – «крыло»), насчитывающую в общей сложности триста всадников.

Кроме конницы и пехоты, важную роль в армии Цезаря играли инженерные войска – саперы, мостостроители, разного рода ремесленники -  плотники, кузнецы, шорники и прочие скромные труженики войны,   прокладывавшие дороги через дебри и болота, строившие крепостные и осадные сооружения, а также «артиллерию Древнего Мира» - метательные боевые машины (и обслуживавшие их).

Войсковую колонну замыкал обоз с тяжелыми грузами на спинах вьючных животных (в каждом легионе Цезаря имелось, кроме четырех «с гаком» тысяч двуногих, еще и пятьсот настоящих, четвероногих, мулов) и повозках, нагруженных палатками, провиантом, запасными комплектами вооружения и снаряжения и прочим войсковым имуществом. В обозе находились раненые и больные, а также военнопленные. Последних, впрочем, старались  как можно скорее сбыть с рук, продав в рабство следующим за войском торговцам «двуногим скотом».

Общая протяженность состоявшей из семи легионов (как, например, в походе на галльское племя нервиев) и авксилий армейской колонны Цезаря на марше составляла около восьми километров.   

К счастью (и к огромной выгоде) Гая Юлия Цезаря «косматая» Галлия была богатым, благодатным земледельческим краем. Поэтому снабжение римских воинов  провиантом, а лошадей, тягловых и вьючных животных – фуражом не представляло никаких проблем. Войско легко могло кормить себя само (естественно – не без содействия «благодарного населения»).