Военное дело на Руси с половины IX столетия до нашествия монголов — в первой четверти XIII века

Порядки образования вооруженных сил Руси.

Выше было уже указано, что в древнейший период существования славянское войско и народ составляли у них одно и то же. Родовое устройство народа обусловливало такое же устройство и войска. Военная служба была одинаково обязательна для всех способных носить оружие членов рода, так что войско, во всей его массе, составляло в сущности тот же народ, естественно сохранявший в рядах войска все свои права. В силу этих прав, войско, собираясь на вече не редко само распоряжалось своею деятельностью. Оно определяло — вступать ли в бой и где именно, продолжать ли поход или нет, оно же судило провинившихся. Отсюда совершенно понятно замечаемое в древне-славянском войске полнейшее отсутствие дисциплины.

Из сделанного же выше краткого исторического очерка развития Русского государства явствует, что с изменением политических обстоятельств, с образованием обширных княжеств — должен был неизбежно измениться и существовавший ранее военный распорядок прибытием иноплеменных, варяжских князей и с началом их политической деятельности в качестве объединителей разрозненных родов и племен, немедленно сказывается необходимость иметь как бы постоянный класс военных людей. Только при помощи этой постоянной вооруженной силы князья могли получить возможность защищать Русь от внешних врагов, удерживать в повиновении подчинённые им племена, покорять новые, расширять свои владения, собирать дани и т. и.

Этим постоянным военным классом является княжеская дружина, вначале пришлая, иноземная, впоследствии же совершенно туземная — славянская. Собственно говоря, словом дружина обозначались нередко два совершенно отличные понятия в смысле военной силы, а именно: оно употреблялось и вообще — означая все войско, собранное для известной цели, и в частности — собственно дружину, т.-е. небольшое обыкновенно число ратных людей, постоянно содержимых князьями и составляющих как бы их телохранителей. В этом именно смысле дружина постоянно отличалась от остальной рати: так в 1151 году Изяслав И "повелел нарядити дружину из полков, а полков не нарушити». Для обозначения же остальных составных частей вооруженных сил, как-то: земского войска различных областей, охотников, наемников и всей совокупности сил — в каждом отдельном случае служили названия: вой, рать, полки и т. и.

Прибывшие с первыми нашими князьям дружины варягов в скоромь времени заменились чисто-туземными славянскими, причем отношения князя к дружине установились совершенно отличные от таковых же на Западе. Члены дружины у нас — это были люди совершенно свободные, боевые товарищи князя, подвижники и советчики его не только в деле ратном, но и в строе земском и даже в делах веры. Святослав, например, не хотел принимать христианства потому, что дружина станет смеяться; Владимир I собирал бояр (старшие дружинники), чтобы посоветоваться о перемене веры. князь был неразлучен с дружиною: с нею он думал или совещался, ходил на войну, на охоту, в объезд или полюдье, с нею же пировал и бражничал, словом дружил.

Принимали князья в свою дружину людей всяких племен и народов, что, однако, нисколько не нарушало чисто-русского характера. Князья соперничали в привлечении в свою дружину храбрейших витязей, и чем храбрей и знаменитей был князь, тем лучше была обыкновенно и его дружина. Дружинники имели полную свободу переходить из службы одного князя к другому, и это право их подтверждалось обыкновенно в княжеских договорах. Тем не менее, случаи пользования этим правом были редки, потому что верность дружины своему князю считалась одним из высших её достоинства.

Вообще же можно отметить, что каков был князь, такова была и его дружина: выше приведено было, например, как дружина нерешительного Игоря решает возвратиться из похода, не дав даже боя, потому что "как знать, кто одолеет, мы или они?», а дружина Святослава говорить ему на совете перед последним сражением при Доростоле: "где ляжет твоя голова, там и все мы головы свои положим».

Позором считалось для дружинника оставить поле сражения потерявши князя и, обратно, хороший вождь считал постыдным бросить свое войско в опасности, примером чего служить поступок тысяцкого Вышаты в походе Владимира Ярославовича против греков.

Дружина находилась на полном содержании князя, т.-е. получала от него пищу, одежду, коней, оружие и имела сверх того право на определенную часть дани и военной добычи. Так как многочисленность и хорошие качества дружины составляли важнейшие условия силы и власти князя, то он естественно должен был не щадить средств на её содержание. Обходились, однако, дружины так дорого, что большею частью они были весьма немногочисленны: так, например, у Ярослава I-го во время его борьбы со Святополком было всего 1.000 дружинников (при 40.000 новгородцев, т.-е. земской рати); у Святополка дружина состояла из 800 отроков, и он этим хвастался; в 1146 году, в борьбе Ольговичей с Мономаховичами, дружины пяти союзных князей составляли всего 3.000 человек, значить каждый имел около 600.

О размере собственно денежного содержания дружинника можно судить по тому, что в эпоху до-татарскую, когда страсть е роскоши была еще весьма мало развита, 200 гривен серебра (Гривна или гривенка в весовом счете равнялась фунту, а в денежному — марке или полуфунту. Гривны были серебряные и кунныя; последних заключалось в серебряных, большею частью, 7, а у смольнян — 4. Кроме того в гривне кун считалось 20 нагат.) было обычным содержанием старшаго дружинника.

Члены дружины обозначались словом мужи, хотя, в более тесном смысле, слово муж означало дружинника второго, младшего, разряда. Лучшие же, старшие люди в дружине были бояре: это и были советники князя; младшие же члены носили также названия гридей или гридьбы. Таким образом, в дружине существовало разделение на "лучшую, старейшую», которую составляли передние мужи или бояре, и младшую, в которую входили молодь, молодые люди или что то же — гриди. Кроме того, в составе дружины входила также собственная прислуга князя, под названиями: отроки, детские или пасынки. В позднейшие уже времена дружины стали называться двором, а члены её — дворянами, княжанцами или шестниками. Сверх того, в дружине обыкновенно отличались две её составные части: боевая, составлявшая непосредственную боевую силу, и кошовая, т.-е. принадлежащая к обозу.

Дружина, само собою, являлась для князя и главным органом для управления подвластною ему страною. Из бояр и даже отроков своей дружины князь назначал в города и области посадников, тысяцких, тиунов, бирючей и т. и. Эти должностные лица большею частью имели также свои собственные дружины. Княжеская дружина, помимо стольного или главного города, занимала обыкновенно и другие города, составляя их гарнизон (засаду), причем его содержание возлагалось на самый город. Новгород, например, платил особо при Олеге 300 гривен на содержание дружины, a впоследствии эта сумма возросла до 1.000 гривен.

В тех случаях, когда сил одной дружины оказывалось мало, князья обращались к народу — жителям городов и сел, из которых и набирались полки, отличавшиеся от дружины и носившие общее название — вой. Таким образом, в составе княжеского войска всегда явственно различалась двойственность его образования, т.-е. дружина и вои.

Вои набирались из городского и сельского населения, но последнее призывалось только в редких важнейших случаях. Вообще к поголовному ополчению прибегали очень редко и для сельского населения личная служба, в большинстве случаев, заменялась обязанностью поставлять лошадей. Вопрос о сборе рати и её выступлении в поход обсуждался и решался, по предложению князя, новгородским народном вече, по решению которого выступало и сельское население, ежели это требовалось. Участие во всеобщем, поголовном ополчении, в тех случаях, когда оно постановлялось на вече, обозначалось выражением идти и с детьми. Выходили тогда и отцы, и большая часть сыновей, т.-е. как и в древнейшие времена; дома же оставался один младший сын. Вообще считались обязанными военною службою все способные носить оружие, и уклонения от службы преследовались судом. Избавлялись от службы только одни духовные лица, но и то только получившие уже посвящение.

Первоначально воинская повинность находилась вне всякой зависимости от поземельной собственности, и единственным определением при этом, в имущественном отношении было то, что кто имел коня, тот шел в конную рать, у кого его не было, тот садился в ладью, т.-е. шел в пехоту. Так бояре Изяслава II Мстиславовича, призывая киевлян в поход, говорят народу: "собирайтесь все от мала до велика, — у кого есть конь, тот на коне, а у кого нет коня, тот пусть идет в ладье».

В позднейшие уже времена, с водворением среди чрезвычайно подвижных племен большей оседлости, за основание для несения воинской повинности была принята земля. Нормою при этом служила соха, т.-е. пространство земли, которое мог запахать её владелец руками трех человек, при трех же лошадях. Обыкновенно несколько сох вместе выставляли конного ратника; в случаях опасных, он выставлялся от четырех сох, т.-е. двенадцати человек населения, а в обыкновенных — с десяти сох или тридцати человек. Несостоятельные люди в городе и безземельные в области, как то: меньшие люди, пешцы и бобыли входили в состав пешей рати.

Выше было уже указано, что в древнейшие периоды народ, идя на войну, сохранял свое устройство. Собрание войска составляло народное же вече и начальствование частями войска принадлежало родовым и племенным начальникам. С течением времени означенные условия существенно изменились: вече постепенно утеряло свое значение, а в военноначальствовании произошли еще большие изменения, в смысле исключения при этом всяких родовых отношений.

Народное войско или вои собиралось обыкновенно для одного какого-либо определенного военного предприятия или похода, а потому ежели походу случалось затянуться, то в войске возникал ропот. Довольствие воев лежало на них самих, а потому количество забираемого ими продовольствия при выступлении должно было сообразовываться с предполагаемою продолжительностью похода. Поэтому ежели последний затягивался, то, за недостатком продовольствия, все войско возвращалось иногда домой.

Кроме рати, составляемой на вышеизложенных основаниях, немаловажную часть древнего войска составляли охочие люди и наемные дружины или, лучше, полчища иноплеменных народов.

Охочими людьми являлись не только бездетные, бродячие подонки народа, но нередко люди настолько состоятельные, что могли снаряжать себя для конной службы. Шли не только жители страны, в которой происходила война, но и соседних областей. Особенно широкое применение имели отряды охочих людей — в Великом Новгороде, откуда они совершали походы преимущественно на судах. Суда их носили различные названия, как-то: лодь, лодя, лойка, насад и ушкуй. Последнее было - любимым судном новгородцев, от него и самые отряды получили название ушкуйников. Ушкуй вмещал в себе около 12 человек.

Наемные войска составляли также обыкновенное явление в рядах вооруженных сил русских князей. Первоначально нанимали преимущественно варягов, среди которых, князья всегда имели возможность набрать необходимое количество ратных людей. Но варяги, в большинстве случаев, отличались крайне беспокойным и буйным нравом, позволяли себе всевозможный бесчинства и были чрезвычайно требовательны; в вопросе о их содержании. Поэтому впоследствии, князья предпочитали нанимать дружины в рядах кочевых народов, занимавших юг России, как-то: половцев, печенегов, торков, берендеев и черных клобуков; а на западе — венгров, чехов и поляков. Б древнейшие времена наёмные дружины этих народов составляли единственную конницу русской рати, так как славяне сражались исключительно пешком и не умели ездить верхом. Любопытно отметить также, что печенеги ни разу не дали победы нанимавшим их князьям. В некоторых из наших пограничных княжеств, торкам и берендеям предоставлялись земли для заселения, с обязанностью взамен податей защищать границы, и, как кажется, в них следует признать зачатки нашего последующего казачества.

Сведения о числительности вооружённых сил, которыми располагали русские князья, в большинстве случаев чрезвычайно сбивчивы и противоречивы. В до-Монгольский период нашей истории наиболее значительные силы были употреблены в следующих походах: Олега к Царьграду с 80.000, Ярослава — в 1018 году против Болеслава Храброго — от 50 — 60 тысяч и Андрея Боголюбского при осаде Вышгорода в 1173 году — тоже около 60 тысяч. Вообще условия, в которых приходилось в древности вести войны, мало способствовали действиям значительными силами. Этому препятствовали: отвратительное состояние путей сообщения и трудности добывания продовольствия. Ежели не принимать во внимание распри князей и происходящую от этого разрозненность действий, то до-монгольская Русь могла без труда выставить довольно внушительную боевую силу. В XII, например, столетии Новгород мог выставить до 20.000, а остальные области северной Руси, т.-е. Псковская, Муромская, Ростовская и Рязанская — до 50.000. Южная же Россия, более густо населенная, располагала еще большим количеством войск, — так что общая числительность русской рати, без наемных войск, могла простираться до 150.000 человек. Наёмные полчища нередко бывали также весьма значительны: на помощь, например, Изяславу Давыдовичу Черниговскому пришло до 20.000 половцев.

Удельный период русской истории, конечно, не остался без влияния их на устройство вооруженных сил, преимущественно в смысле все большого их дробления. Не только всякий удельный князь считал необходимым иметь свою дружину, свою рать, но к тому же стремились и бояре. В XII веке мужам и отрокам княжеских дружин присвоено было название дворян, а отрокам боярских дружин — боярских детей. Число дворян и боярских детей, составлявших вначале исключительно военное сословие, возрастало весьма быстро. Раздача дружинникам земель, как средство привлечь их и обязать службою, со временем применялась все чаще и чаще. Вследствие этого возрастала в руках дружинников, главным образом бояр, поземельная собственность и этим путем образовывалась наша земледельческая знать, вообще сословие помещиков. Означенное обстоятельство, хотя и медленно, но, тем не менее, коренным образом, изменило впоследствии условия несения военной службы. Из добровольной службы дружинника она обратилась в обязательную для известного класса населения, за право владения поместьем, что вылилось, впрочем, в окончательную форму лишь в значительно позднейшую эпоху.

Роды войск, их одежда, вооружение, знамена, музыка и знаки отличия.

Главным родом войска древних славян была пехота; пешими же они преимущественно сражались и при первых князьях. Как указано выше, во время осады греками Доростола, Святославом была сделана, но неудачно, попытка действовать в бою в конном строе. Впрочем известие о неумении Святославовых воинов, впервые будто бы сидящих верхом, справиться с лошадьми принадлежит византийским историкам и, как кажется, есть основания усомниться в справедливости его, так как еще ранее, в 968 году, Святослав же из Болгарии двинулся на выручку Киева — "посадив дружину на коней». Вероятно, византийцы хотели посредством^-у потребленная ими выражения сильнее выяснить все превосходство действительно прекрасной конницы Цимисхия (При этом нужно иметь в виду, что образованная в Доростоле конница Святослава, состояла из лошадей, набранных в городе и не имевших никакой подготовки для верховой езды. С такими лошадьми, конечно, трудно было справиться в конном бою. Ред.).

Во всяком случае, даже в древнейшие времена, русские князья, дружина, бояре, витязи и вообще знатные люди были обыкновенно на конях. Конницу же в, рядах русской рати составляли также наёмные войска из половцев, печенегов, торков, угров (венгры) и т. и., вообще из соседних народов тюркского племени.

Со временем, необходимость постоянной борьбы с народами, действовавшими не иначе как на конях, вынудила и на Руси увеличивать количество конницы.

Есть свидетельства тому, что войска Ярополка Святославовича и Олега Древлянского сражались уже на конях. В 1042 году Владимир Ярославович ходил на Ямь на лошадях и одержал победу, но падеж истребил у него лошадей. Впоследствии конники, кочевники и вообще конная рать, составляли уже главную часть русских войск, а пехота стала второстепенным, вспомогательным родом войска.

Отвратительное состояние путей сообщения и изобилие вод приводили к тому, что сухим путем в походах двигалась обыкновенно одна только конница, пешая же рать, во избежание трудностей движения, садилась на суда и называлась судовою. При встрече с неприятелем войско выходило из ладей и вступало в бой на сухом пути, хотя, бывали примеры боя и на воде, т.-е. в реках, на море же они даже бывали часто.

Военные движения древних славян эпохи Игоря, и позже, подробно описаны императором Константином Багрянородным, современником Игоря.

Из этого любопытного описания видно, что перед предстоящим походом, ко в всем славянским племенам, жившим в бассейне Днепра, высылались из Киева особые люди с объявлением о потребности иметь к весне суда, ж чтобы сплавлять их к Киеву. Зимою обитатели славянских земель, рубили у себя лес и делали из него суда, которые весною сплавлялись по Днепру и его притокам к Киеву, и собирались все к апрелю месяцу у Витишева (на правом берегу Днепра, в 50 верстах ниже Киева). Даже новгородцы доставляли сюда построенные ими суда, подымая их вверх по Волхову, а потом переволакивали сухим путем к верховьям Днепра. За доставленные суда уплачивалась условленная их стоимость. Что касается до типа этих судов, то историки не упоминают о нем определенно. Известно только, что они были очень легки, так как иногда случалось их переносить на руках. Полагают, что образцом этих судов служили легкие, устроенные для морских разбоев суда варягов, проходивших на них даже опасные шхеры. Размером они были сперва человек на 12 и состояли из одного большого, выдолбленного дерева, почему назывались однодеревыми. Таковыми они были, вероятно, во времена Олега. При Игоре, на каждом судне помещалось уже 40 человек, а позднее — и по 100.

Буве де Крессе (Bouvet de Cress?: „Histoire de la marine“. Paris. 1824, p. 302 — 322.) говорить, что русским для того., чтобы приплыть на судах к Константинополю, "предстояло преодолеть труды, превосходящие труд Геркулеса». Действительно, собранный на Днепре суда легко плыли вниз по течению только до порогов, которых в древности известно было 7. Дойдя до порогов, люди сходили с лодок, выгружали кладь, которая неслась берегом на людях в обход порога. На судах оставалось только по несколько человек, которые, упираясь в дно реки шестами, направляли судно по направлению, указываемому идущим впереди человеком, входившим для того в воду босыми ногами. Пройдя первый порог, суда снова нагружались и шли до следующего, повторяя то же самое. Особенно опасен быль четвертый порог, называемый Ненасытя. В народе он был известен под именем Ненасытнаго, потому что поглощал бесконечные жертвы. Где нельзя было пройти на шестах берегом, там суда вытаскивались на берег и их тащили или по земле, или несли на плечах, на расстоянии до 4 верст (до 6.000 шагов) в обход порога.

Из этого видно, с какими трудами было сопряжено плавание по Днепру, по которому славяне только и могли выйти в Черное море. Кроме естественных препятствий и опасностей, были еще и другие.

Печенеги, жившие по берегам Днепра ниже Киева, всегда знали о походе русских и сторожили их у порогов, делая засады, чтобы напасть на них во время переволакавания судов. Поэтому, порядок марша славян у порогов был следующий. Часть войск оставалась в гребцах на судах. Остальные, выйдя на берег, делились на две части: одна несла или волокла лодки, другая следовала сбоку, прикрывая их от нечаянного нападения. Клажа неслась на плечах невольниками, которые везлись на продажу в Царьград. Дойдя до устья Днепра, к о. Березани, останавливались для починки, судов, что всегда оказывалось необходимыми. Затем, выждав попутного ветра, флотилия пускалась в море на парусах или веслах, держась ближе к берегу и направляясь к устьям Дуная. Оттуда флотилия направлялась к Мисеври (Миссеврия) и далее к Царьграду. Так как вход в Босфор греки преграждали железною цепью, то вступление судов в Босфор, говорить историк, "было невозможно ни для кого, но не для русских. Она выходили на берег, вытаскивали на сушу суда, приделывали к ним колеса и таким образом перевозили их для нового спуска в требуемом месте». При попутном же ветре, на судах распускались паруса, которые помогали движению.

"Все это мало вероятно, — -говорить де Крессе, — но все это верно» (там же, p. 308.) и потом: "необходимость вызывала усилия неслыханный в мире», Так говорить история о походе Олега под Царьград.

Устройством судовой рати особенно прославился великий князь Изяслав II Мстиславович, который устроил на Днепре в 1151 году для обороны Киева крытые лодки, так что гребцов не было видно.

Воины же в бронях, стоя на палубе, перестреливались с неприятелем, а кормщики — по одному на носу и корме — направляли, ладью куда нужно, без поворота. Вообще же обыкновенные ладьи, на которых руссы совершали свои походы, были сравнительно небольшими и притом беспалубными лодками. Назывались они однодеревками, хотя вряд ли они могли быть выдолблены из одного дерева. На каждой ладье помещалось, кроме необходимая груза, от 40 до 50 человек, а по арабским источникам — даже 100 человек.

Одежда русских войск с древнейших времен находилась в теснейшей связи с обыкновенною одеждой населения. Хотя и нет достоверных известий об одежде руссов в наиболее древние времена, но уже в VI веке все одеяние их состояло из рубахи и исподницы, a нередко и из одной исподницы. От ненастья и холода они защищали себя звериными шкурами.

Первое достоверное сведение об одежде руссов относится к началу X века, т.-е. 922 году, когда аравитянин, Ибн-Фосслан, ездивший в Волжскую Болгарию послом калифа багдадского Муктедира, видел руссов и оставил их описание.

По его словам, руссы никогда, даже в мирном быту, не ходили без оружия, состоящего из топора, меча и ножа. Вместо рубахи они накидывали на плечи кусок грубой ткани, оставляя одну руку свободною для действия (рисунок № 1). Впрочем он же, описывая обряд погребения одного из русских старейшин, говорить, что на него надели: два исподния платья — верхнее и нижнее, сапоги, куртку и кафтан из золотой парчи с золотыми пуговицами и золотую же парчевую шапку, опушенную соболем.

По свидетельству другого аравитянина, Ибн-Хаукала, одни из руссов вовсе не носили бороды, другие же имели ее длинною, причем ее закручивали и окрашивали в цвет шафрана. Лев Диакон, описывая наружность Святослава при свидании его с Иоанном Цимисхием, рассказывает, что он имел бороду бритую и бритую же голову, на которой висел длинный локон волос (Это описание не совсем верно. Вернее у Нестора.).

О вооружении древних руссов известно, что они употребляли: топоры (рис. 10), обоюдоострые мечи (рис. 7); короткие копья, сулицы или дроты (рис. 8), деревянные луки с намазанными ядом стрелами (рис. 9), и большие, длинные, деревянные щиты, обшитые кожею и окованные железом (рис. 4). Широкие наверху и суживающиеся внизу, окрашенные в красный цвет (червлееные), щиты составляли в первые времена единственное предохранительное оружие славян. Согласно же летописи Нестора, руссы уже в IX столетии имели брони, а по другим источникам — они носили также шлемы; и то и другое руссы, вероятно, переняли от пришлых к ним князей с их варягами (рис. 4).

Брони или кольчуги у руссов имели покрой рубашки, длиною до колен и с рукавами по локоть или до кистей рук, где стягивались металлическими обручами. Иногда, впрочем, употреблялись и досчатые латы — прапорцы. Ноги, обутые или в сапоги, или в обувь схожую с лаптями, также защищались кольчужными панталонами (рис. 2 и 4). Голова прикрывалась шеломом с острым верхом и с железным забралом или личиною, в виде полумаски. Для защиты щек и затылка, к шлему прикреплялась кольчужная железная сетка, застегивавшаяся у шеи запоною (рис. 3).

Бросаясь в атаку на противника, руссы закрывались обыкновенно щитами, выставляя копья в промежутки между них. При отступлении же щиты закидывались за спину.

Интересно сопоставить с приведенными сведениями таковые же по отношению к балтийским или северо-западным славянам.

Эти последние, участвуя как союзники в войне датского короля Гаральда против шведов и норвежцев в конце YIII века, принимали участие в сражении при Бравалле. Их полк, кстати заметим, находившийся под начальством девы Висна, описывается вооруженным маленькими щитами медного цвета и чрезвычайно длинными мечами. В рукопашном бою они перебрасывали свой щит за спину или передавали слуге и с мечом в руке бросались на врага, с открытою грудью, выставляя все тело наружу.

Оружие конных ратников у руссов было одинаково с пешими, с тою лишь разницею, что у конных были длинные копья с разноцветными значками — прапорцами (рис. 14) и вместо мечей они имели выпуклые, кривые сабли, заимствованная у тюркских народов (рис. 6).

Кроме того у руссов, почти постоянно, встречалось особое оружие в виде ножей, носившихся за сапогом, а потому и называвшихся засапожниками (рис. 5). По-видимому, бой на засапожниках считался доказательством мужества и доблести рати: так, в "Слове о полку Игоревом» приводится восклицание князя: — "уж не вижу я власти сильного, богатого и многовои брата моего Ярослава с черниговскими былями, могутами, тотронами, топчаками, ревугами и ольберами без щитов, с засапожными ножами, кликами полки побеждают, гремя прежнею славою...».

Бывали примеры и в позднейшие времена, что русская рать сражалась совсем без доспехов, т.-е. предохранительного оружия. Так, в сражении при Колакче, в 1096 году, новгородцы князя Мстислава спешились для боя и сбросили с себя даже платье и сапоги. Перед Липецкою битвой, 21 апреля 1216 года, Мстислав Мстиславович Удалой дал своим новгородцам на выбор — сражаться на конях, или пешком. Новгородцы отвечали: что не хотят помирать на конях, но хотят биться пеши, как бились отцы их на Колакче (Колочь), и, сбросив с себя порты и сапоги, побежали босые на неприятеля.

Соответственно вооружению, пешая рать подразделялась на копейщиков, предназначавшихся для рукопашного боя в массах, копьем или мечом, и лучников или стрельцов, для стрельбы из лука, большею частью в рассыпную.

На вооружении русских войск, разумеется, должно было сказаться влияние тех разнообразных народов, с которыми им приходилось по преимуществу вести борьбу. Так, на юге — от печенегов и половцев заимствованы были сабли, а лук со стрелами стал главным родом оружия в борьбе с кочевниками. На севере же лук и стрелы встречались сравнительно реже; за то от ливонцев и шведов перенималось преимущественно предохранительное оружие, т.-е. всякого рода доспехи. Понятно также, что не могло быть и никакого однообразия в вооружении дружин и воев; всякий вооружался чем мог и чем находил для себя удобнее.

Приобретение оружия, а в особенности доспехов, составляло задачу далеко не легкую. Выделка оружия в России была крайне ограниченная, и приходилось приобретать его извне или покупкою, или войною. Сравнительно с другими местностями, Новгород находился в этом отношении в лучших условиях, благодаря своим обширным торговым сношениям. У него впрочем, и собственная выделка оружия получила не только большее развитие, но даже достигла некоторого совершенства. Вообще же лучшее и дорогое оружие получалось из соседних стран; особенно славились, например: шеломы латинские и аварские, сулицы (копья) — ляцкие, т.-е. польские, и мечи харалужные, т.-е. из восточной вороненой стали. У князей, бояр и богатых людей оружие украшалось серебром и золотом, особенно шлемы.

В рассматриваемый длинный период времени, с IX по XIII столетие, вооружение подвергалось, разумеется, многочисленным изменениям. Первоначально простое, легкое и несложное; оно со временем становилось все тяжелее и сложнее, так что даже в до-Монгольский период все более и более трудная задача снабжения войска оружием, стала в значительной доле ложиться на князей. Из их складов выдавалось оружие перед выступлением в поход, а по миновании надобности отбиралось обратно. Для облегчения войск во время похода оружие часто возилось на подводах, или сплавлялось по рекам до встречи с неприятелем, и уже перед битвою ратники вооружались и надевали брони. Благодаря такого рода порядкам, русская рать попадала иногда в весьма неудобное положение, бывая застигнута противником не только не готовою к бою, но даже безоружною.

Необходимою принадлежностью русских войск были также знамена или, как их в то время называли, стяги. Славяне уже в древнейшие времена чрезвычайно высоко чтили свои знамена, считая их в военное время выше своих идолов, а в мирное — сохраняли их в своих главных храмах и воздавали им божеские почести. Знамя балтийских, например, вендов стояло обыкновенно в Святовидовом храме, в городе Арконе, и считалось сильною богинею, дающею право идущим с нею нарушать законы и даже оскорблять идолов. Языческие стяги были огромной величины, пестрые, с изображением языческих богов и чудовищ.

В битве, места расположения стягов служили сборными пунктами для войск, и кругом своих стягов, распускавшихся только перед битвой, войска сражались. Вследствие этого выражения: поставить стяг или наволочить стяг — означали приготовление войск к бою, т.-е. построение боевого порядка. Прорубиться в бою к неприятельскому стягу считалось выдающимся подвигом, а подрубить стяг у противника и на его место выставить свой — означало обыкновенно решительную победу.

По введении христианства стяги вполне сохранили свое значение, и без них не отправлялись в поход и не вступали в сражение. Сколько можно судить по сохранившимся сведениям, каждая отдельная дружина и рать каждой области или города имела свой стяг. В 1216 году, в упомянутом уже выше Липицком сражении, у князя Георгия Суздальского было, например, 17 стягов, а у Ярослава с его новгородцами — 13.

Также как и знамена, военная музыка составляла всегдашнюю принадлежность русского войска. Славянскими народными музыкальными инструментами еще в VI веке были: волынка, гудок, дудка и гусли. Собственно же в войсках музыку составляли трубы, накры и бубны. В том же Липицком сражении (см.) у суздальцев и владимирцев было 40 труб и столько же бубнов, а у новгородцев — 60 труб и бубнов. Позже, в 1220 году, в походе против волжских болгар, русское войско имело: трубы (рис. 11), бубны, сурны (рис. 12) и сопели (рис. 13).

Эти четыре инструмента существовали в военной музыке России до XYIII столетия.

Подвиги мужества и самоотвержения и вообще военные заслуги не оставались и прежде без награждения, причем и в древнейшие времена имелись для этого особые знаки отличия. Наиболее древними знаками отличия были золотые гривны и чепи (цепи). Народные предания о богатырях Владимира I-го говорят уже о некоем Александре с золотою гривной. Летописцы наши, приводя известие о убиении Бориса братом его Святополком в 1015 году, говорят, что у любимого Борисова отрока Георгия была на шее гривна: — "с Егория же не могуще борзо сняти гривны е шеи, отсекоша главу его и тако сняша гривну».

В 1147 году возмутившийся народ в Киеве сорвал с рязанского боярина Михаила золотую гривну и цепи. Следовательно, гривна была золотою медалью, носившеюся на шее на цепи. Помимо этого, в награду раздавались: оружие, доспехи, деньги, прибавка в денежному содержанию, поместья и возводили в сан бояр, воевод, тысяцких и другие дворовые, военные и гражданские звания.

Боевые порядки и образ действий в бою.

Выше было уже приведено, что в древнейшие времена славяне избегали правильных сражений, в особенности на местности ровной и открытой. Отдавая предпочтение борьбе на местности трудно доступной в лесах, болотах, горах и ущельях, славяне сражались исключительно пешими, и не принимали при этом никакого строя. В ряды, шеренги или даже толпу славяне не строились, a действовали, следовательно, в рассыпную, рассчитывая на свое искусство в одиночном бою.

С прибытием первых русских князей с их варяжскими дружинами и последовавшим вскоре затем образованием из среды самих славян постоянных войсковых частей, в виде княжеских и боярских дружин, очевидно должны были выработаться какие-либо определенные порядки для боя и способа действий, отвечающие особенностям славянского племени, устройству, вооружению их дружин и земской рати.

Для времен первых русских князей: Рюрика с братьями, Олега и Игоря — сохранившиеся исторические документы не дают никаких сколько-нибудь определенных указаний относительно строя и образа ведения боя. Но уже для времени Святослава I-го имеются достаточно обстоятельные сведения по этому вопросу. Войска Святослава, оказывается, принимали в бою сплошное глубокое построение, в котором ратники, сомкнув свои длинные щиты, составляли как бы подвижную стену, отличавшуюся чрезвычайною силой удара при атаке и сопротивления при обороне.

Дальнейшее развитие боевых строевых порядков и действий, понятно, не могло происходить вне всякого влияния целого ряда внешних условий, из числа которых важнейшим было, разумеется, свойство противника.

Занимая страну, расположенную между западною Европой с одной стороны и Азией — с другой, русскому народу приходилось сталкиваться и вступать в борьбу с самыми разнообразными народностями, представляющими резкие друг от друга отличия в формах образования их вооружённых сил и способах действий на войне. В зависимости от этого, характер боевых действий и строи войск вырабатывались в различных частях Руси с своими, более или менее существенными особенностями.

В общем, означенные особенности могут быть сведены к двум главнейшим способам действий: в одном — преобладал бой, вблизи рукопашный, а в другом — бой издали, преимущественно метательным оружием. Принятие того пли другого характера боя обусловливалось необходимостью бороться или с нестройными конными полками восточных кочевых народов, или же со стройными дисциплинированными массами немцев, шведов и ливонцев. Первый, рукопашный способ получил, следовательно, развитие и применение на севере и западе Руси, а второй, метательный — на юге и востоке.

Древнейшие восточные и южные соседи Руси, как-то: печенеги, половцы, хазары и т. д., не имели какого-либо боевого строя, а действовали в бою толпою или врассыпную. Достижение успеха они основывали, прежде всего, на бою издали: тучею бросаемых стрел она старались привести противника в замешательство и беспорядок, а затем и заставить его бежать с поля сражения. Не расстроенного, сохранившего порядок неприятеля, эти народы решались атаковать в рукопашную в крайне редких случаях. Не успев же обратить противника в бегство, они сами повертывали тыл, не доведя дела до решительного столкновения, так что, в сущности, тактика восточных народов совершенно определялась словами: "беги, или я сам побегу».

В восточной Руси, где в рядах её рати нередко служили значительные даже массы печенегов, половцев, торков, берендеев, ковуев и других восточных народов, вместе с тем составлявших и главного врага нашего отечества, лук и стрелы стали, понятно, таким же важным оружием, как и у этих народов. Эти наемники в рядах русского войска сохраняли, разумеется, все особенности своего способа действий в бою, а потому образовывали особую часть боевого построения нашей рати — лучников или стрелков, впоследствии формировавшихся и из среды самих русских. Лучники, как передовая часть боевого порядка, завязывали бой и подготовляли своими стрелами удар холодным оружием сомкнутых масс главных сил.

Со времен уже первых русских князей русские войска располагались для битвы в боевом порядке, состоявшем из трех основных частей: в середине большой полк или чело, а по бокам — правое и левое крылья.

В челе ставились обыкновенно варяги или другие наемники, а также земские полки (вои), на крыльях же располагались преимущественно княжеские дружины. Впоследствии к этим трем частям боевого порядка, составлявшим главные силы — по тогдашнему главный ряд, прибавились еще передовой и сторожевой полки, составлявшее уже второй — передний ряд. С конца же XII столетия можно уже с достоверностью отметить прибавление к этим пяти отделам еще особого, шестого — стрелков. В летописях, например в рассказах о походе Игоря Северского против половцев в 1185 году, ясно означены все эти шесть частей боеваго порядка, описываемого следующим образом: "И изрядиша (русские) полков 6: Игорев полк середе, а по праву Всеволож, а по леву Святославль, на перед сын Володимер и другой полк Ярославль, а третий на переде же стрелцы, иже бяху от всех князей выведены...». Значит стрельцы или лучники составляли отдельную, сборную часть боевого порядка, и назначались в нее ратники с луками и стрелами из всех дружин или полков. К сожалению, нельзя определить, каким образом располагались друг относительно друга полки переднего ряда. Очевидно только, что стрельцы были всех впереди. В дальнейшем описании того же боя говорится "и выехаша из половецких полков стрельцы и пустивши по стреле и поскочиша... Русь же бяху не переехали еще рекы. Поскочиша же и те половцы, которые далеко реки стояху. Святослав же Ольгович и Володимер и Олестин, и стрельцы потекоша на них, а Игорь и Всеволод по малу идясте не распустяця полка своего...». В этом же сражении на берегах реки Коялы, как свидетельствует Карамзин: "половцы три дня действовали стрелами и не хотели сразиться копьями...», что вполне подтверждаете вышеприведенное определение тактики восточных народов.

На севере же и западе положение дела было совершенно иное: здесь русским приходилось сталкиваться с врагами совсем другого характера, т.-е. немцами, литовцами и шведами, выработавшими свой строй и свои способы ведения боя. В противоположность восточному, здесь нашими противниками принимался строй сплошной, сомкнутый, обеспечивавший возможность успешной борьбы-не издали, стрелами, а вблизи, в-рукопашную. Этим условиям как нельзя более удовлетворял строй немецкой фаланги, носившей название свиньи или великой свиньи, которая имела фигуру треугольника или клина, обращенного вперед острым углом. Составлялся он обыкновенно из тяжеловооруженных ратников, вследствие чего назывался на Руси железным полком, удар которого большею частью отличался чрезвычайною силой. Славяне умели также пользоваться этим строем, но в летописях почти не встречается сколько-нибудь ясных указаний на его применение ими в бою.

Славянам (т.-е. руссам) очевидно, было необходимо не подражать в этом случае немцам, а изыскивать лучшие способы для борьбы с их свиньей. Этим способом, насколько можно судить но сохранившимся указаниям, было распределение трех или пяти полков, составлявших боевой порядок русских, в виде римской цифры V, пятком или клешами. Такая фигура боевого поряда, обращенная к неприятелю широким основанием, составляла прямую противоположность свиньи, представляя весьма выгодную возможность охватывать последнюю; как это и было при Александре Невском в Ледовом побоище в 1242 году.

Но, помимо формы боевого построения, север Руси, в виду характера ведения боя его европейскими врагами, не имел возможности развивать, подобно югу, бой издали стрелками. Новгородцы, например, не знали употребления стрелков и не умели от них защищаться, что составляло весьма важный недостаток новгородских и вообще северорусских войск в тех случаях, когда им приходилось иметь дело с юго-восточным строем — со стрелками. При этом новгородская конница, поражаемая стрелами противника, не могла долго сохранять порядок, тем более, что в её рядах находились также и меньшие люди, никогда на лошадях не сидевшие и не умевшие с ними справляться.

Поражение конных масс севера было очевидным следствием разницы в способах действий, и горю пришлось помогать тем, что эта конница перед боем спешивалась и пешком пускалась в атаку. Этим именно способом, как указано выше, новгородцы одержали свои две важнейшие победы: на Колакче (в 1096 году) и липицкую (в 1216 году). Этот именно способ ведения боя, как кажется, и может быть признан за тот русский бой, о котором говорят летописцы и который высоко ценился западными соседями Руси.

Сражение или битва, называющаяся в древности сступом, сступлением, соймом, снятием, совкупом и т. д., начинались обыкновенно не прямо по встрече противников. Враждебные стороны иногда весьма даже долго оставались друг против друга, не решаясь завязать бой и стараясь бранью вывести своего противника из терпения. Для брани избирались самые разнообразные предлоги, чаще же всего для этого служила личность неприятельского предводителя. В 1016 году, например, киевляне Святополка и Ярославовы новгородцы, сойдясь на противоположных берегах Днепра, стояли праздно четыре дня: ни те, ни другие не смея перейти реку. Наконец, уже в заморозы, Святополков воевода Волчий Хвост стал ездить вдоль реки и грозить новгородцам, всегда имевшим в своих рядах много ремесленников, — "приставить их дома рубить». Выведенные из терпения, новгородцы переправились через Днепр и разбили не ожидавшего нападения и в это время пьянствовавшего Святополка.

В 1018 году воевода Ярослав Будый вызывал перед Бужским сражением поляков на бой, обещая — "проткнуть палкою толстое брюхо польского короля Болеслава Храбраго». Нередко брань производилась в совершенно неприличной форме, или, как выражаются летописи, — "лаялись как псы».

Перед боем войско вооружалось везущимся зачастую в обозе оружием, a затем ставило стяги, то-есть строило боевой порядок. Боевой порядок, как уже указано выше, состоял из нескольких частей, называвшихся полками, в центре — большой, на флангах — правой и левой руки, впереди — сторожевой полк и стрелки и, наконец, в некоторых случаях, в тылу — в резерве — засадный полк.

Предварительный бой завязывался на юге — стрелками, а на севере — сторожевым полком, затем уже схватывались главные силы. Стрелки или лучники действовали в-рассыпную, остальные же — в сомкнутых массах. Борьба велась: киями, топорами, ножами, секлись мечами, схватясь даже за руки. Князья с конными полками и своими дружинами по нескольку иногда раз ходили в атаку и врубались в ряды неприятеля. Дело выигрывалось, когда противник "вдавал плечи», то-есть обращался в бегство. Всякого рода военные хитрости, засады, ложное бегство и т. подобное применялись в широких размерах.

Вообще о порядке ведения боя в древней Руси, имеется очень мало указаний. В "Слове о полку Игоревом» бой описывается преимущественно в самих общих чертах, например — "они смяли, поганые полки половцев»; или: "земля дрожит, реки мутно текут, пыль по полям стелется»-и все в этом роде.

Несколько подробнее можно судить о подробностях боя по чешской, т.-наз. Краледворской рукописи, открытой в 1817 году В. Галкою, и переведенной на русский язык Бергом.

Здесь говорится о бое, соединённых христианских дружин против татар, при Ольмюце, в 1241 году.

Имея в виду, что древнее военное искусство, целыми столетиями оставалось, неизменным, с полным основанием можно предположить, что христианские, a следовательно и русские рати, задолго до Ольмюцкого боя, употребляли те же приемы в битве, на которые указывает чешская рукопись. Вот что, между прочим, говорится в этой рукописи при описании Ольмюцкого боя (Н. Обручев: "Обзор памятников до истории военного искусства в России, по 1725 г.» Спб. 1853 г.), где христиане были окружены:

Бьются день, другой, дерутся крепко,

и никуда не клонится победа.

Вот неверных рати разрослись,

Будто тьма вечерняя под осень.

 — Ну! за мною, братья!... Так воскликнул,

В щит мечом гремя-Внеслав могучий... (Венгерский король Венцеслав.),

И хоругвь над головами подвяль.

Все метнулись, как едино тело,

На татар ударили жестоко,

И, как пламень из земли, пробились

Вон из полчищ нехристей поганых,

И в далине стали вострых клином.

Тут покрылись тяжкими щитами,

Справа, слева: и большие пики

Взбросили на могучие плечи

Друг ко другу: задние — передние.

Тучи стрел летели в басурманство.

Бой длился да самой ночи, с наступлением которой христиане укрепили свою позицию.

 — "Той порой, во мраке, христиане

Навалили под горою насыпь.

Как заря блеснула на востоке,

Зашумели орды супостатов,

И кругом ту гору обступили».

Несколько приступов, сделанных татарам на позицию христиан, были отбиты стрелами и мечами

"Разъярился народ некрещеный;

Закипело сердце хана гневном;

На три полчища разбился табор:

С трех сторон облавили ту гору.

Тут скатили христиане бревна, —

Двадцать бревен, сколько таж их было, —

И за валом их сложи их в кучу.

Побежали к насыпи татары, —

В облака ударились их вопли,

И хотели, вражьи дети, насыпь.

Раскидать; но бревна покатились —

Как червей приплюснуло тут погань,

И еще давило их в долине».

Это описание значительно дополняет общую картину боя на древней Руси. Предводитель рати лично поднимает знамя и, впереди всех, идет на врага при атаке. Ожидая нападения, рать строится в клинообразный боевой порядок, в виде римской цифры V. Фронт обстанавливается, как стеною, поставленными друг к другу, высокими щитами, между которыми передние ряды просовывают копья. Задние ряды кладут копья на плечи передним и, таким образом, образуется прочная твердыня, способная удержать натиск противника.

Когда позволяет время, возводятся земляные насыпи, наверху которых собирают большие бревна и каменья, которые скатывают на атакующих и давят их.

О качествах русского воина того времени в бою, можно судить по их описанию, даваемому уже опоминавшимся выше Михаилом Пселлом. Будучи послан в 1057 году императором Михаилом Стратиотиком к восставшему Исааку Комнену, он описал прием, стланный ему Комненом, и окружавшую последнего свиту. Рассказав, что у трона стояли приближенные, составлявшее три опоясывающие друг друга круга, он говорить, что последний круг составляли союзнически силы: итальянцы и тавроскифы, то-есть русские: "они были страшны и видом своим и наружностью; те и другие имеют светлоголубые глаза, но одни подделывают цвет (краску) и обнажают поверхность своих щек (то-есть брились), другие сохраняюсь это в природном виде; одни (итальянцы) ужасны в натиске, легко подвижны и стремительны; другие (русские) яростны, но медлительны; одни (опять итальянцы) — неудержимы в первом порыве их нападения, но скоро они насыщают свою страстность; другие же (русские) не так стремительны, но за то не щадят своей крови и презирают свои раны (в буквальном же переводе — не обращают внимания на куски мяса своего тела, теряемые ими в сражении).

Из приведенного описания и всего вышеизложенного явствует, что атака руссов в бою отличалась всегда чрезвычайною силой.

Но, будучи отражены или опрокинуты, перейти к обороне они не умели, и лагерем, как укрепленным пунктом, на случай неудачи в атаке, пользовались крайне редко (Однако, были и исключения, как сказано о битве при Ольмюце.). Обращаясь же в бегство, старались укрыться и запереться в ближайшем городе. Потери бегущего, очевидно, должны были быть очень велики: Вообще, поражение в то время равнялось, обыкновенно, почти поголовному истреблению.

Одержав победу, руссы, нередко, вместо настойчивого преследования противника, бросались грабить его обозы, обирали мертвых, а иногда даже начинали драться между собою из-за добычи. Этою слабостью руссов часто пользовались их противники, особенно немцы, которые, бросая свой обоз на разграбление, иногда, благодаря этому, выходили из критического положения. Склонностью к грабежу, в особенности, отличались смольняне, новгородцы же, сравнительно редко уклонялись для этого от боя. Победители, большею частью, оставались на поле сражения, по тогдашнему — на костях, и в течение, иногда нескольких дней, праздновали победу.

Местные условия, в которых приходилось в древности вести войны, как уже не раз указывалось выше, чрезвычайно затрудняли действия и движения войск. Обширные сплошные леса, покрывавшие в то время Россию; громадные болотная пространства и, вообще, изобилие вод, при отвратительном состоянии сухопутных путей сообщения, к тому же очень редких, делали походы сухим путем крайне трудными. Вследствие этого, каждому походу предшествовали часто весьма обширные работы по исправлению путей, устройству мостов и переправь через реки и т. д.

Трудностями движения сухим путем объясняется усвоение руссами привычки пользоваться, в широких размерах, реками, совершая походы в ладьях.

Сухим путем двигалась обыкновенно одна конница; пехота же, оружие, запасы довольствия и вообще все тяжести перевозились водою. В случае же необходимости движений сухим путем, таковые старались выполнять, преимущественно, зимою, когда замерзшие реки и болота не составляли препятствий, и кончить поход торопились до таяния снега.

При сухопутных движениях, войска охранялись сторожами, высылавшимися вперед, как для охраны, так и для разведывания о неприятеле и дорогах и для захватывания пленных (языков). На отдых войска располагались станами, но укрепленных лагерей почти никогда не строили. В некоторых только случаях, и то редких, руссы окружали свой стан тыном или повозками, т. е. устраивали, так называемый, город в колесах.

Малая населенность Руси, разбросанность поселений, большею частью мелких, и малое в то время еще развитие земледелия, ставили в затруднительное положение вопрос о довольствии и содержании войска. Приходилось все необходимое возить за войсками, вследствие чего они были всегда обременены громадными обозами, называвшимися - товарами. Обозы эти достигали даже невероятных размеров при возвращении из удачного похода. Для довольствия же войск, все же таки приходилось часто обращаться к средствам страны, собирая довольствие от жителей, что называлось ехать в зажитие, а посылаемые для сбора люди — зажитниками.

По понятиям того времени, война, особенно вносимая в пределы неприятельской страны, неизбежно сопровождалась её опустошением и полнейшим разорением. Потравить, положить пусту, выжечь землю, волости и села, погубить хлеба, а скота не оставить ни "рога», ни "куряти» — все это составляло славу похода. В случае, когда не удавалось погулять в неприятельской земле, — над войсками насмехались, как свои, так и противники. Для более полного опустошения страны, войска пускались иногда в разгон, т.-е. разделялись на мелкие отряды, исключительно занимавшиеся грабежом.

Разорение страны выражалось не только в захвате и уничтожении имущества, но также и в избиении или пленении жителей. Руссы забирали в соседних странах массы пленных, в особенности женщин и детей; а во время междуусобий, население даже русских княжеств подвергалось избиениям: поход, например, Изяслава и Мстиславовича на Ростовскую землю в 1149 году, стоил последней более 7.000 человек жителей.

Понятно, что соседи Руси, особенно восточные народы, платили, русским тем же во время своих набегов, или даже участвуя, как союзники, в распрях князей. Так, в 1160 году половцы, приведенные Изяславом Давыдовичем на Смоленскую область, вывели оттуда более 10.000 пленных.

Участь военнопленных была вообще тяжела. В большинстве случаев они обращались в рабство или продавались. После неудачной, например, попытки 25 февраля 1169 года взять Новгород, — разбитые суздальцы вынуждены были отступить, и потеряли при этом такую массу пленными, что суздалец продавался затем за две нагаты, т.-е. за гривну серебра отдавали 10 суздальцев. Бывали случаи, когда пленных, своею массою затруднявших движения войска, или опасных в случае новой встречи с врагом, беспощадно перебивали. Нередко были уводимы в плен, поголовно, все жители взятых городов, потом поселяемые на новых местах.

При заключении мира, употреблялась клятва. Во время язычества она произносилась, перед идолом над сложенными щитами, мечами и золотыми обручами; а по введении христианства — с крестным целованием.

Условия мира включались в письменные договоры — грамоты, называвшееся крестными. Объявление войны обыкновенно сопровождалось, или даже выражалось, отсылкой крестных грамот.

Начальствование войском принадлежало князю, который, обыкновенно, непосредственно предводительствовал дружиною, как мы видели, занимавшею в боевом порядке особое место.

Великому князю, в случае его участия в военном предприятии, принадлежало право верховного начальствования войсками, как своими, так и других князей, и народными ополчениями. Под его начальством находились, следовательно, младшие, удельные князья, а также и соответствующие тогдашним подразделениям войск военачальники, как-то: воеводы, тысяцкие, головы, сотские и десятские.

Вообще, начальствование в войсках, большею частью, находилось в тесной связи с занятием гражданских или дворовых (при княжем дворе) должностей; а потому, хотя оно и не было сложно, отличалось крайнею неопределенностью. Высшими военно-должностными лицами, с древнейших времен, были, как кажется, воеводы, которые упоминаются уже в войсках Игоря и Святослава. Впоследствии, однако, звание воеводы нередко смешивалось с тысяцким, который первоначально был, вероятно, воеводою собственно земских полков. Вообще, в позднейшие времена воевод было множество, так как каждый князь, и каждый город имел своих воевод, и нет никакой возможности, сколько-нибудь, точно определить пределы власти воевод и силы, вверявшиеся их командованию.

Сравнительно более определенные сведения имеются о порядках чиноначалия в наших северных областях — Новгородской и Псковской. В последней, например, соответственно существовавшему разделению города на шесть концов и детинец, назначалось и шесть воевод. К каждому концу было приписано по два пригорода, которых в области было 12, и каждый из них выставлял особый полк, имевший свой стяг. Этими полками и предводительствовали означенные шесть воевод, по два на каждого; воеводы избирались из посадников и носили название больших воевод. Всеми же силами, — как пригородов, так и самого Пскова, — командовал особый, "что набольший воевода», и, наконец, верховное предводительствование войсками принадлежало князю, имевшему всегда и свою дружину.

Города, крепости, атака и оборона их.

Выше было уже выяснено, что города, как первоначальные в данной местности пункты заселения, пункты, огороженные или укрепленные, в которых искало защиты, в случае опасности, и сельское население, — всегда имели в древней Руси весьма важное значение, и в государственном её быту, a тем более в военном.

Городов, как указывалось выше, было очень много. Наши летописи насчитывают их в до-монгольский период более 300, но и это число вероятно значительно менее действительного.

Города эти были, в сущности, не более как селения или городки, окопанные рвом и валом с тыном или частоколом, а иногда имели и более сильные укрепления. Места для городов выбирались соответствующие условиям удобства обороны; большею частью они располагались на возвышенных берегах рек или озер. Их старались также располагать так, чтобы они примыкали одною стороною к лесам или болотам, которые не только обеспечивали их от нападения с этой стороны, но и служили укрытием для населения и путем его спасения, в случае взятия города неприятелем.

Обязанность рубить города (городоставление) считалась настолько важною, что призыв в ней избавлял призываемых даже от обязанности являться на суд.

В зависимости от степени важности каждого пункта, срубаемые на них городки имели или временное, или постоянное значение, а также большую или меньшую важность. Соответственно этому они и носили различные названия, как-то: осеки, остроги, городки, на севере — пригороды и, наконец, города.

С объединением власти в руках одного княжеского рода и уменьшением опасности от внешних и внутренних врагов, число городов должно было, разумеется, увеличиваться более медленно; сельское же население все более и более размножалось.

Некоторые городки срубались, исключительно, в виду военных требований, обыкновенно по приказанию князей. Поставленные в них части княжеских дружин должны были удерживать в повиновении жителей, собирать дани и, наконец, защищать границы или вообще пределы страны, подвергавшиеся нападениям врагов.

На юге, например, Владимир I построил и укрепил города по ревам: Десне, Суле, Остру, Стугне и Трубежу — для защиты от набегов печенегов. На севере, против немцев, были воздвигнуты псковичами: Изборск, Гдов и Кобылий; против литвы — Опочка, Велье, Вороночь, Красный и Вышгород.

В области Великого Новгорода, за недостаточностью пограничных пригородов, их настроили еще и по наиболее вероятным путям наступления главнейших враждебных Новгороду соседей. По шведскому пути были построены и укуплены: Тиверский, Копорье, Орешек, Ладога; по немецкому — Луга и Яма; по литовскому — Вышгород, Высокое и Порхов.

Города обыкновенно состояли из двух главных частей: внутренней — днешнаго града и внешней — окольнаго, кромного града. Внутренняя часть города, или цитадель, носила название детинца, а впоследствии — кремля. Детинец редко, впрочем, находился действительно внутри города. Обыкновенно он занимал высший, командующий и трудно доступный пункт, и одна, или даже две его стороны бывали наружными. Внутри детинца помещались: соборный храм, княжеский двор или его посадника, а также дружина, составлявшая гарнизон города.

Внешний город, обыкновенно называемый острогом, примыкал к детинцу и также окружался валом со стенами и башнями, а с наружной стороны еще и рвом, иногда водяным и называвшемуся гроблею.

Стены и башни были деревянные и стены или заборолы состояли большею частью из двойного ряда срубов, засыпаемых землею и каменьями. Башни — вежи или стрельницы-были четырехугольные, с бойницами, через которые стреляли из самострелов и луков. Иногда стены и башни обкладывались дерном для предохранения их от огня.

В позднейшие времена окольный, внешний город или острог сталь преимущественно называться посадом и в нем сосредоточивалась торговая часть населения города.

В больших городах, помимо перечисленных уже частей, с увеличением населения образовывались вокруг новые поселения, вынесенные за вал окольного града и носившие названия: предгородия, застенья или слободы. Эти предгородия также опоясывались валом. Кроме того, около некоторых городов, преимущественно в южной России, насыпались еще валы в более или менее значительном расстоянии от города. Пространство между этими валами и предгородиями называлось болонье и служило для укрывания, в случае опасности, сельских жителей окрестной страны с их семьями, стадами и хлебными запасами.

Большинство городов и было укреплено согласно приведенного описания, причем некоторые имели следовательно укрепления в черте линии. Большая или меньшая сила укреплений города зависела, разумеется, от степени опасности его положения. Псков, например, находясь среди небольшой, открытой области и имея поблизости сильных врагов, имел четыре стены. Новгород же, лежащий среди болот, лесов, озер и рек, в летнее время делавших его почти недоступным, имел до ХI столетия всего одну стену — его детинца. Эта стена была также деревянная и заменена каменною, вероятно, еще Ярославом I, в 1044 году.

В 1116 году она была значительно расширена Мстиславом, и в этом же году город Ладога был тоже обнесен каменною стеною.

Впоследствии, т.-е. в XIV уже веке, и другие важнейшие города стали заменять свои деревянные стены каменными.

Для овладения городами служили следующие средства: осада, приступ, называвшийся взять копьем или на копье; обложение и блокада — остой, стояние, обложение; внезапная атака — изъездом и, наконец, различные хитрости. Из приводимых летописями более ста случаев нападения на города, за рассматриваемое время, о взятии города приступом (копьем) говорится всего два раза; чаще всего, до сорока раз, упоминается о занятии городов без сопротивления и из них, три раза внезапным нападением (изъездом); двадцать пять раз осады были неудачны; семь раз города сдались после более или менее продолжительной осады; пять раз осады закончились заключением мира и, наконец, двадцать девять раз говорится о взятии города на щит.

Выражение взять города на щит означало не способ овладения городом, a предание его уже по овладении на сожжение, разграбление, пленение и истребление жителей.

Принимая во внимание, что в перечисленных выше случаях занятия городов без осады или после более или менее продолжительной: осады, всего 47 раз, летописи не упоминают о взятии городов на щит, можно с большою вероятностью предположить, что последнее, т.-е. разграбление города, имело место только в случаях упорной обороны. Упорство обороны, очевидно, вызывало со стороны атакующего применение к делу всех современных той эпохе средств атаки до её последнего момента включительно, т.-е. с приступом, за которым тогда, также как и во все последующие исторические эпохи, следовали грабежи, убийства и пожары.

На основании изложенного, вряд ли будет ошибкой считать, что в большинстве случаев взятия городов на щит, имел место и приступ, подготовленный соответствующими осадными работами.

Осада состояла в выполнении целого ряда, нередко громадных работ, преимущественно земляных, имеющих целью облегчить приближение осаждающего к стенам и овладение последними. Прежде всего, кругом осажденного города возводился обыкновенно вал (теперешняя циркумвалационная линия), за которым располагались войска осаждающего, устраивая иногда еще и острог или укрепленный лагерь. Отсюда уже старались, пользуясь всякого рода местными и искусственными закрытиями, подойти к городскому рву, срубить на нем тын и засыпать ров.

Для овладения стенами и башнями к ним присыпали землю, что называлось приспом или спом, или же устраивали приметь, т.-е. складывали у стен массы бревен, вообще леса и соломы. Присыпанная к стенам земля, а в некоторых случаях и приметь служили как-бы, примостом, чтобы взойти на стены; в других же случаях при помощи примета старались зажечь город.

Осадные работы прикрывались сильною стрельбой из луков и проков или пороков. Стрельбою из луков старались препятствовать осажденному поражать войска атакующего, а пороками, т.-е. камнеметными машинами, действовали: маленькими — по войскам и крупными — против стен и башен. Впрочем, в русских летописях очень редко встречаются, за рассматриваемый период, прямые указания на действия при осаде пороками или вообще машинами.

Упоминаются они в описании сражения новгородцев с Добрыней при Владимире I и при осаде Пскова в 1065 году Всеславом Полоцким, который, по словам летописи, "много трудился и пороками шибав». Об употреблении русскими камнеметных машин говорят также и византийские историки (Стенобитные машины, рисунки которых показали под № 31 и 32, встречаются на Руси чаще с XIV ст., хотя нужно полагать, что конструкция их была в том же роде и прежде. Ред.).

При обороне городов осажденные старались, помимо стрельбы из луков, препятствовать работам атакующего нападениями на его рабочих, разрушением уже выполненных осадных работ и, наконец, частыми вылазками старались заставить противника снять осаду и отступить. Примером чрезвычайно деятельной, активной обороны осажденного города, может служить, приведенная выше, оборона Доростола Святославом.

Вообще, искусство, укреплять города было высоко развито у руссов, а оборона их отличалась упорством. Этим, по-видимому, объясняется преобладание, в до-Монгольском периоде, случаев овладения городами — не осадами, a обложением. Взять город с боя, хотя и не требовало особенно много времени, но стоило атакующему не дешево; а потому и стали отдавать предпочтение пассивной, осаде, т.-е. блокаде, обложению. Окружив город,. выжегши и разорив его окрестности; старались голодом вынудить осажденных явиться с челобитьем. При этих условиях осаждающему приходилось, зачастую, очень долго блокировать города. Ольга, например, стояла под Коростенем целый год.

Сдаваясь, осажденные старались, прежде всего, выговорить условие, чтобы победитель не брал город на щит, для чего нередко уплачивался весьма значительный окуп.

Из приведенного выше очерка, некоторых важнейших военных событий, так и состояния военного искусства на Руси, с 862 по 1224 год, можно прийти к тому заключению, что первая половина этих, почти 400 лет, представляете время значительного и, притом, чрезвычайно быстрого развитая военного могущества Руси.

Развитие это не могло не отразиться на её роли и значении в ряду соседей, между которых она занимает видное место, и в делах которых принимаешь деятельное участие. Результатом военной деятельности нашего отечества, до смерти Ярослава, было не только объединение многих, прежде-разрозненных восточно-славянских племен, но также подчинение и присоединение многих иноплеменных народов с их землями.

Войны этого периода носят, преимущественно, характер наступательный, обнаруживающей во многих случаях чрезвычайную смелость замысла и удаль, а иногда и значительное искусство в исполнении.

Означенное мнение находит полнейшее подтверждение в тех, в высшей степени смелых, предприятиях Руси на Царьград, в Малую Азию, в Каспийское море и на Кавказ, которые приведены выше. Поход, например, Святослава 1-го в 968 году против болгар, т.-е. его движение из Киева на Волгу — к устью Камы, оттуда вниз по Волге в Каспийское море, a затем обратно, чрез весь Кавказ, — по своим размерам, встречавшимся трудностям и достигнутым результатам может быть смело приравнен к любому походу любого из выдающихся, и нам излюбленных иноземным полководцев. Разгром двух царств — и притом сильнейших — Болгарского и Хазарского, взятие и разрушение ряда значительных городов, как Великий Болгар, Козерон, Итиль и Семендер; завоевание Тмутаракани и борьба с кавказскими народами — все это требовало для своего выполнения значительного напряжения сил со стороны Святославовой Руси, а от полководца — большого военного таланта. Святослав, очевидно, им и обладал и притом, вероятно, не в меньшей степени, чем какой-нибудь современный ему Оттон Великий или даже Карл Великий.

Русь этого времени, т.-е. главным образом в княжение Владимира 1-го и Ярослава 1-го, гремела военною славой на всем громадном пространстве к востоку от Эльбы. Руссов знали, их боялись и о их подвигах говорили и писали, как это указано в очерке, и греки и арабы, и армяне, и западные соседи; причем отзывы всех их отличаются замечательным согласием.

Во вторую: половину рассматриваемого периода, т.-е. по смерти Ярослава 1-го, политические условия и особенности положения внутренних дел, приостанавливают, столь блестяще начатый рост, Руси. Её военное могущество и военное значение уже не имеют прежнего блеска и силы. Раздробленная, обессиленная бесконечными междоусобиями, она, при всем громадном развитии военной деятельности в её отдельных частях, теряет единство, и не в состоянии удержать свои владения от захватов соседей.

Военное дело и искусство, за это последнее время, не представляют почти никакого отличия от первой половины. Войны, в большинстве случаев, сохраняют тот же наступательный характер, но не замечается прежней смелости замыслов; цели становятся все мельче и мельче.

Несмотря, однако, на всю невыгодность положения дел, и в этом периоде нашей военной истории, можно отметить весьма

нередкие случаи проявления, в высшей степени, военной доблести и войсками, и их предводителями, примером чего служит Владимир Мономах.

Организация наших вооруженных сил, в течение всех этих 400 лет, носит преимущественно дружинный характер и не имеет никакой связи с поземельною, или какою-либо другою, собственностью. Княжеские и другие дружины составляли главную часть войск, и притом лучшую, так как состояли из свободных людей, добровольно посвятивших себя военному делу. Составлявшееся, иногда, из городских, и еще реже сельских жителей, земское войско, также несло военную повинность, вне зависимости от имущественного положения, и только впоследствии, владение землею становится нормою, для определения порядка отправления этой повинности.

О свойствах и достоинствах древнерусских войск, дают совершенно ясное понятие приведенные выше свидетельства иностранных писателей, единодушно признающих высокие боевые качества руссов.

Способы действий руссов, разумеется, не избежавшие некоторого влияния пришлых варягов и других иноплеменных народов, должны быть признаны, все же-таки, самобытно выработавшимися, русскими способами. Мнение, что это были способы варяжские, на том будто бы основании, что руссы совершали свои походы в ладьях и дрались пешком, не выдерживает критики, — славяне, как указано здесь, гораздо ранее знакомства своего с варягами, дрались пешком и совершали похода на ладьях.

Подводя же итоги всему приведенному, относительно вооруженных сил до-монгольской Руси, их применения к делу и службы, посвященной преуспеянию нашего Отечества, можно сказать, что наиболее для них блестящим временем во всем этом почти 400-летнем периоде были, княжения Владимира 1-го, его сына Ярослава 1-го и внука последнего — Владимира Мономаха.

См. также:

- Липицкая битва 21 апреля 1216 г.