Насколько слепо ассасины, проникшие в Палестину практически одновременно с первыми крестоносцами и укрепившиеся в сирийских горах, повиновались своим начальникам, наглядно демонстрирует следующий исторический анекдот эпохи Крестовых походов.

Генрих, граф Шампанский и король Иерусалимский, посетил однажды "Горного старца" в одной из его крепостей, где на каждой башне нес охрану ассасин в белом одеянии. "Государь, - обратился "Горный старец" к королю Иерусалимскому, - я готов побиться об заклад, что Ваши люди ни за что не сделают для Вас того, что мои люди охотно сделают для меня". Произнеся эти слова, шейх подал знак рукой, и тотчас же двое из стоявших на башнях фидаинов в белых одеяниях бросились вниз и разбились насмерть о камни у основания крепости. Войдя в крепость, король Иерусалимский обратил внимание на торчавшее из стены железное острие. "Я покажу Вам, Государь, как здесь исполняют мою волю, - сказал "Горный старец". По его знаку несколько ассасинов один за другим бросились на это острие и погибли на глазах короля крестоносцев, который, наконец (хотя этот лихой рубака не был слабонервной барышней и в своей жизни насмотрелся всякого!), не выдержав этого зрелища, попросил "Горного старца" прекратить дальнейшие "опыты».

Татаро-монголы взяли карматскую крепость Аламут штурмом (по некоторым сведениям – измором). Ассасинов, под предлогом переписи, согнали в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Сына последнего шейха ассасинов, Рукн-эд-Дина (пришедшего к власти, перешагнув через труп родного отца), держали в ставке хана Хулагу, пока монголы, силой или хитростью, не завладели остальными ассасинскими твердынями в Иране, Ираке и Сирии, а затем отправили в ставку Великого Хана монголов, но по дороге убили.

Следующей целью монгольских завоевателей была столица аббасидских халифов - сказочно богатый город Багдад. К описываемому времени халифы багдадские практически утратили над всякую реальную власть, кроме духовной, над мусульманским миром, выполняя сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее – при египетских султанах - роль, сравнимую с ролью средневековых японских микадо (тэнно) при воинственных сёгунах – носителях реальной власти.

Тем не менее, халиф багдадский Мустасим (подобно папе римскому в Италии) по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от татаро-монголов он вознамерился во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека. Сам халиф был, по приказу хана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии - плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими конями; по третьей - брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по четвертой (приведенной в книге венецианского купца и путешественника Марко Поло, много лет служившего Великому Хану монголов Хубилаю в далеком Китае и объездившего все татаро-монгольские владения) - заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ - и все это лишь для того, "чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных"!

В 1261 году мамелюкский султан Египта Бейбарс пригласил единственного уцелевшего после монгольского погрома Аббасида - дядю убитого татарами халифа Мустасима - к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в Каире аббасидских халифов как гарантию легитимности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой всех мусульман мира (его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха).

Разрушение столицы багдадских халифов татаро-монголами вселило страх в сердца всех магометан мира (кроме, разве что, измаилитов и других шиитов) и радость – в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение "второго Вавилона" (христиане называли Каир "первым", а Багдад – "вторым Вавилоном"), и даже величали татарского хана Хулагу "вторым Константином", отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан.

Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения монголов на Передний Восток для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору Великого Хана монголов Менгу. Хетум получил от Менгухана ярлык (жалованную грамоту), утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому царю были выданы монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей.

Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Ближнего Востока (Леванта), нашла положительный отклик у всех христиан Ближнего Востока. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей "франкских" государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также грузинские воинские контингенты) влились в ряды монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью магометан.

Совместный поход христиан и монголов против Северной Сирии начался в сентябре 1259 г. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и мусульманское население города были перерезаны. После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 г. добровольно открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 г., когда халиф Омар, друг пророка Магомета, отвоевал этот город у Византии для мусульман, прошло 600 лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец ислама в Азии. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановление позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.

Первым из них была последовавшая в 1259 г. неожиданная смерть Великого Хана монголов Менгу, вторым – военное столкновение между монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для монголов, третьим - головокружительный взлет египетского военачальника Бейбарса, ставшего новым султаном страны пирамид. После падения Дамаска монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти Великого Хана. Однако султан Бейбарс, выслушав монгольского посланника, велел обезглавить его вместе со свитой. Незадолго перед тем аналогичный поступок с монгольским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю – хорезмшаху Мухаммеду (знакомому людям моего поколения, прежде всего, по одному из любимых исторических произведений нашего детства - историческому роману В. Яна "Чингисхан"). Отныне война монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.

Если бы не внезапная смерть Великого Хана Менгу, монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше 100 000 сабель, при поддержке крестоносцев, армянского войска, грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти монголов. Однако смерть Великого Хана в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нее, как в свое время Бату, полководец бывшего Великого Хана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Батухан в 1241 г., опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти Великого Хана и о созыве курултая, он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгу-Хана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.

Оставшаяся в Сирии часть монголов, во главе с отважным полководцем Китбугой, исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением Святого Креста (который многие монголы-христиане носили и на шлемах) и повсюду возившим за собой несторианских священников, выступив в так называемый "Желтый Крестовый поход", сошлась с египтянами в битве под Эйн Джалутом, неподалеку от Наблуса (в 1260 г.). Численное превосходство мусульман сыграло на руку мамелюкам. Монгольский военачальник Китбуга был взят сарацинами в плен и, после категорического отказа отречься от Христа, обезглавлен. Вторая битва с мамелюками, также окончившаяся поражением монголов, лишила их власти над Сирией. Мамелюки, победе которых способствовали и происходившие во многих случаях нападения рыцарей Ордена Храма на отдельные монгольские отряды (чем при этом руководствовались тамплиеры, нам неведомо – возможно, желанием отомстить за гибель своих собратьев по Ордену в битве с монголами под Лигницей в 1241 г.?), окончательно присоединили Сирию к Египту, что ознаменовало начало конца существования христианских государств на Переднем Востоке.

В 1287 г. Аргун, монгольский хан Персидской орды (потомок Чингисхана и Хулагу), предпринял еще одну попытку заключить военный союз с "франками" против мусульман. Бар Савма, наместник католикоса (патриарха) несторианской Церкви Востока, снабженный ярлыком (грамотой) ильхана Аргуна как его полномочный представитель, был направлен в "земли ромеев" - к французскому королю Филиппу IV Красивому, английскому королю Эдуарду I и к папе римскому Николаю IV - с поручением договориться о новом Крестовом походе с целью вытеснения мусульман Палестины и Сирии. Попытки создания антимусульманской коалиции между европейским "Христианским миром" и монголами, известными своим сочувствием христианам, и угроза нового "Желтого Крестового похода" не замедлили вызвать реакцию со стороны мусульман. Еще в 1281 г., после смерти хана Абагана, право его сына Аргуна на престол ильханов было оспорено братом покойного Абагана, ханом Тегудером, ставшим орудием в руках мусульман. Тегудер принял ислам под именем Ахмеда и воцарившийся в 1281 г. Он сразу жее обрушил репрессии на своих подданных-христиан, как сторонников Аргуна. А в 1291 г., после смерти Аргуна, в Персидской орде разгорелась новая междоусобица, в ходе которой погибли ханы Гейхату и Байду. Особенно враждебен христианам был эмир Навруз. Несториан грабили и всячески притесняли, превратив немало христианских храмов в мечети. В 1295 г. воцарился сын Апргуна, Газанхан (бывший правитель Хорасана), безуспешно пытавшийся нормализовать ситуацию, но вынужденный, в конце концов, принять ислам. Христианская Церковь Востока, пользовавшаяся дотоле покровительством монголов, известных своей враждебностью к мусульманам, сама стала объектом их вражды. Так оказался упущенным уникальный исторический шанс...

В завершение данной краткой исторической миниатюры нам остается констатировать следующее.

Если бы монголам удалось прорваться в Египет, то восточнее Марокко очень скоро не осталось бы крупных исламских государств. Мусульмане Азии были слишком многочисленны, чтобы, при тогдашнем уровне развития техники массового уничтожения (несмотря на имевшийся, в частности, у монголов, хотя и не только у них, богатый опыт в этой области!), истребленными поголовно, но, потерпев поражение от монголов, они наверняка утратили бы свое господствующее положение на Востоке навсегда (или, во всяком случае, надолго). Победа христианина Китбуги послужила бы мощным стимулом развития симпатий всех монголов к христианству. Победа мамелюков при Эйн Джалуте превратила их Египетский султанат в сильнейшее государство Ближнего Востока на целых два столетия, вплоть до нашествия Тимура (Тамерлана) и возникновения Османской империи. Она положила конец влиянию местных азиатских христиан, усилила позиции мусульманской части населения, ослабила позиции его христианской части, и тем самым побудила осевших в Западной Азии монголо-татар к принятию ислама.

Здесь конец и Господу нашему слава!