ИСТОРИЧЕСКИЕ МЕСТА

Когда идти по Вознесенскому проспекту от вокзала Екатеринбург 1-й, то, поднявшись в гору, выходят на обширную прямоугольной формы Вознесенскую площадь, самую, пожалуй, высокую часть города Екатеринбурга.

Налево на углу этой площади высятся старинной архитектуры белые здания с колоннами Харитоньевских палат, известных из исторического романа “Приваловские миллионы”. Дальше, еще левее, в глубине площади красуется величественный и стройный, весь белый Вознесенский Собор.

Направо от проспекта, на противоположном от Собора крае площади, там, где пологая вершина горы уже начинает понижаться и где вливается в проспект Вознесенский переулок, на самом углу — хорошенький небольшой, барский, белый особнячок. Это ныне исторический дом — дом Ипатьева.

В январе 1919 года, ко времени перехода следственного производства в руки Н. А. Соколова, на крыше Ипатьевского дома развевался бело-зеленый флаг: это генерал Гайда, назначенный Командующим Сибирской армией, приказал занять его под свой штаб. Только по усиленным представлениям прокурора окружного суда три комнаты в доме Ипатьева не занимались штабными столами и не посещались многочисленной, повсюду толпившейся штабной и посторонней публикой. Это были: угловая комната, служившая спальней бывшему Государю и Государыне; соседняя с ней, комната Великих Княжен, и в нижнем этаже — комната, где было совершено злодеяние, сохранявшая еще на стенах и полу кровяные брызги великих мучеников Августейшей Семьи. Комнаты эти были заперты, а последняя, кроме того, и запечатана печатью окружного суда.

Дом Ипатьева имел неполных два этажа; его левый фас, выходящий в Вознесенский переулок, задний фас, обращенный к садику, и часть правого фаса, выходившего на передний двор, были расположены по нисходившему склону возвышенности, почему нижний этаж дома начинался от левого угла домика низким полукруглым оконцем и, постепенно увеличиваясь по высоте, огибал левый фас дома, задний и часть правого фаса. Поэтому передний фас имел один этаж с большими окнами, высоко отстоявшими от земли, и под ними отдушины-окна подвала. Парадное крыльцо дома, выходившее на Вознесенскую площадь, имело лишь 3-5 наружных ступенек и ступенек 8 уже за входной дверью внутри вестибюля и приводило прямо во второй этаж дома, где была помещена Царская Семья. Парадное крыльцо нижнего этажа выходило в Вознесенский переулок из сеней, в которые открывалась справа дверь комнаты, где произошел расстрел. В правом фасе дома на передний двор выходили две рядом расположенные двери черных ходов из верхнего и нижнего этажей. С этого черного хода нижнего этажа выносили тела убитых Членов Царской Семьи и складывали на грузовой автомобиль Люханова, стоявший на переднем дворе у выездных на площадь ворот.

К заднему фасу дома для верхнего этажа примыкала небольшая терраса-балкон на деревянных столбах; с нее лесенка спускалась в садик — место прогулок заключенных. За передним двором располагался задний двор с каретником, сараями и службами, а с левой стороны забором он отделялся от садика. От стены дома, огораживая садик, по Вознесенскому переулку и позади садика шел высокий, 2-саженный, дощатый забор. В общем все владение Ипатьева представляло маленькую усадьбу, очень маленькую, в центре густо заселенного, окраинного квартала города Екатеринбурга.

“Здесь совершено убийство и ограбление”, — сказал исполнявший должность прокурора Екатеринбургского окружного суда Кутузов после краткого осмотра дома Ипатьева 28 июля 1918 года. Опытный взгляд юриста, видавшего на своем веку всякие виды, не мог не определить сразу физического явления совершившегося в стенах дома Ипатьева события.

“Валтасар был в эту ночь убит своими подданными”, — говорила надпись, начертанная на стене комнаты расстрела и проливавшая свет на духовное явление происшедшей здесь в ночь с 16 на 17 июля исторической трагедии. Как смерть Халдейского царя определила собой одну из крупнейших эр истории — переход политического господства в Передней Азии из рук семитов в руки арийцев, так смерть бывшего Российского Царя намечает другую грозную, историческую эру — переход духовного господства в Великой России из области духовных догматов Православной эры в область материализованных догматов социалистической секты...

Все, что только было ценного и что могло прельстить в доме убийц, все было разграблено; все же, что для них было не ценно и лишне — разворочено, разбросано, поломано, порвано и сожжено. Беспорядок был виден во всех комнатах; все печи завалены пеплом, обгорелыми остатками. В нижнем этаже — грязь, мусор невероятные, свидетельствовавшие, что эти комнаты давно уже не видели уборки.

И только неожиданно поражали своей чистотой и отсутствием мусора парадные сени нижнего этажа и выходившая в них маленькая, уже полуподвальная комнатка с зарешеченным окном. Здесь не было ни грязи, ни отбросов казарменного постоя, как в других комнатах нижнего этажа; не было ни тряпочки, ни кусочка бумаги, и пол имел определенный вид недавно вымытого и старательно отчищавшегося древесными опилками и отчасти песком. Небольшие следы замывок пола виднелись и по всей анфиладе комнат нижнего этажа, свидетельствовавшие, что этим путем выносились тела убитых к грузовому автомобилю на передний двор.

В промежутке между дверями парадного хода нижнего этажа и на деревянном помосте перед крыльцом этого выхода, на небольшом слое наносного песка, сохранились следы босых ног со свертками по краям следов песка, пропитанного кровью. У крыльца сбоку было набросано порядочно песка и в нем такие же свертки, пропитанные также кровью. Ясно было, что люди, мывшие пол, ходили по нем босыми ногами, пользовались для замывки, кроме опилок, песком, ступая на него мокрыми, окровавленными ногами, и песок этот сворачивался и спадал с их ног при выходе на крыльцо, где и заметался в угол.

В комнате, занимавшейся Великими Княжнами, кроватей не было; Их походные кровати, привезенные из Тобольска, были сложены со всем багажом в каретнике. Но когда на внутреннюю охрану пришли палачи из чрезвычайки, то эти последние взяли из каретника походные кровати и поставили их себе в средней большой комнате нижнего этажа, где они и оказались 28 июля. На одной из этих кроватей, ближней к проходу, не было чехла на спинке; он валялся наверху в столовой с кровавыми следами обтертых о него рук. Это кто-нибудь, или Янкель Юровский, или Исаак Голощекин, или Белобородов, осматривавшие после убийства трупы и снимавшие со своих жертв кольца, часы, браслеты, уходя быстро наверх для грабежа и проходя мимо кроватей палачей, сорвал с ближайшей чехол и, не останавливаясь, обтирая на ходу свои преступные лапы, бросил чехол по пути в столовой.

Таковыми, по свидетельству серьезных людей, бывших на осмотре дома 28 июля, обрисовываются следы преступления, оставленные убийцами в доме Ипатьева и не зафиксированные в свое время Сергеевым.

Угловая комната верхнего этажа с двумя окнами, выходящими на Вознесенскую площадь, и двумя на Вознесенский переулок, служила спальней бывшему Государю Императору, Государыне Императрице и Наследнику Цесаревичу. Левое окно, выходящее на площадь, имеет снаружи частую железную решетку. На правом окне на левом его косяке рукой Государыни начерчен египетский знак благополучия и под ним поставлена дата: “17/30 апреля 1918 г.” — день приезда Их Величеств в Ипатьевский дом. Кругом повсюду, на умывальнике, на полу, на подоконниках, разбросаны вещицы туалетных принадлежностей и повседневного обихода. Тут же книги духовного содержания: Евангелие, Библия, церковные восковые свечи, пузырьки со Святой водой; все, несмотря на разгром, причиненный чужими и чуждыми руками, свидетельствовало о глубоко религиозных душах бывших обитателей этой комнаты — Государя Императора и Государыни Императрицы.

В смежную комнату по Вознесенскому переулку дверь без дверных половинок; это комната Великих Княжен. Она имеет одно окно с двойной заклеенной рамой без форточки и приходится как раз над комнатой нижнего этажа, где было совершено убийство. Комната была почти без мебели: у стены стоячее зеркало, два кресла, столик, два стула — все это вещи Ипатьева. Но по всему полу, в печах — былые вещицы Великих Княжен, Им дорогие памяти, памятки, подарки Родителей и близких людей, свидетельствовавшие о нежной дружбе, любви и заботах, царивших между Членами этой Семьи, и также целый ряд остатков от священных предметов и книг, служивших духовной поддержкой Сестрам в последние мрачные дни Их земной жизни.

Эти две внутренние комнаты — последний земной приют в жизни Августейшей Семьи бывшего Государя Императора Николая Александровича.

Рядом с комнатой Великих Княжен по Вознесенскому переулку, но без соединительной двери между ними, была угловая комната, в которой помещалась Анна Демидова. Из ее комнаты и из комнаты Великих Княжен — выходы в столовую, из которой три двери выводили: одна — в залу, другая — в буфетную, проходную комнату, где помещался доктор Боткин, и третья — на террасу и в садик. Зала выходила окнами на Вознесенский проспект, а проходная комната доктора Боткина в садик; из нее был ход в кухню и дверь во внутренние сени или площадку, где помещались уборная и ванная, и откуда внутренняя лестница спускалась в нижний этаж дома. Там внизу лестница выводила в черные сени, из которых через две комнаты нижнего этажа, расположенные по заднему фасу дома, приходили в парадные сени нижнего этажа и в комнату, где совершилось убийство. Эта комната была самой глухой в доме, так как помимо ее углубленного положения в земле, как полуподвальной, она была еще отгорожена от Вознесенского переулка двумя рядами высоких заборов, захватывавших и парадное крыльцо нижнего этажа. Свет в этой комнате от зажженного электричества совершенно не был виден с улицы. Переулок был тихий, и в то время мало кто из жителей решался ходить по нему мимо домов Ипатьева и Попова. Полуподвальное положение комнаты в значительной степени поглощало всякий шум, исходивший из этой комнаты, и должно было заглушать выстрелы во время расстрела.

Стены всех комнат нижнего этажа, где квартировали сначала охранники-рабочие, а затем охранники-палачи, наружная стена дома на террасе, где дежурили часовые, будка дежурного часового на углу, образуемом заборами, были испещрены многочисленными разнообразными, циничными и похабными надписями, порнографическими рисунками, безграмотными хулиганскими стихами и хитровскими изречениями. В любом городском саду или месте, отведенном для общественного гулянья, в беседках, на скамейках и различного рода балюстрадах, можно видеть ту же, ни в чем не отличающуюся, грязную литературу. Это отражение многих грустных причин последних десятилетий и главное — условий воспитательного характера, которые в некоторых отношениях накладывали одинаковые печати на юношу привилегированных классов и на юношу обыкновенного обывателя, и на парня в деревне и на заводе, и на хулигана, выросшего в трущобах Вяземской лавры или Хитрова рынка.

Грустное, тяжело-грустное впечатление рождалось прежде всего при виде этих паспортов духовной немощи людей, собственноручно воспроизведенных авторами в порыве притупления своего человеческого сознания. Жаль делается потом этих людей; до боли жаль их за их слепоту перед собственным существом. Но еще более жаль их родителей, воспитателей, руководителей, среды, их окружавшей, и общества, на них влиявшего, которые заботились о сбережении их жизни, а души губившие.

“Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит”.

О чем трактуют эти жалкие авторы-охранники с Сысертского завода и Злоказовской фабрики в своих писаниях и мараниях?

Прежде всего они свидетельствуют о своей беспредельной темноте; в своей развращенности, в своем цинизме и в полном отсутствии мало-мальски сознательной мысли они, очевидно, видят положительные стороны преподававшихся им высоконравственных лозунгов свободы, равенства и братства, но, к сожалению, в плоскости узкого, материального социализма. Они упиваются своей плоской литературой; видно, как захлебываясь, соревнуясь друг с Другом, каждый старается загнуть, завернуть заковыристее другого. Видно, что все их революционное сознание сконцентрировалось только в области этого беспредельного цинизма в самых широких рамках.

Что беретсяими в качестве тем для своей площадной литературы повсюду, в стихах, прозе, остроте, брани? Сплетни, гнусности, грязь, созданные искусственною молвою, созданные флюгерной печатью и агентами германского генерального штаба и... ни слова чего-либо своего, народного, бытового, социального, духовного; ни слова о какой-либо вине Царя перед народом, обвинений в гнете, насилиях, тяготах и жесткости. Ни слова о том, чем так старались искусственно и натянуто напичкать их из области правительственных погрешностей Царя перед народом.

Ни слова...

Одна похабщина и цинизм...

Преступник, стремящийся скрыть свое участие в преступлении, почти всегда оставляет о себе невольно весточку там, где и не думает. То же для некоторых случилось и в Ипатьевском доме.

Кто стоял на посту на террасе 15 июля 1918 года?

“Вархат”, он собственноручно отметил это сам на косяке окна и подписался по-мадьярски.

Кто спал на одной из коек (походных кроватях) в нижнем этаже?

“Рудольф Лашер”, расписавшийся в этом на стене по-немецки.

Кто стоял за дверью в правом углу комнатки нижнего этажа при расстреле?

“Исаак Голощекин и Янкель Юровский”, это говорят живые свидетели, но и без них надпись на стене — “Валтасар был в эту ночь убит своими подданными”, сделанная на немецко-еврейском жаргоне, сама по себе свидетельствовала об авторах ее и преступлении.