ВЕЛИКАЯ ВОЙНА. Основные причины войны и ближайший повод к ней.

18 января 1871 года прусский король Вильгельм I под стенами Парижа, в зеркальной галерее Версальского дворца принял для себя и своих преемников титул «императора Германии» — «символ древнего блеска отечества». На полях кровопролитных сражений было выковано немецкое единство.

Германская империя возродилась, но камни её фундамента были скреплены французской кровью...

Вслед за этим событием последовал франкфуртский мир.

— Это не мир, а перемирие,—ответил Бисмарк тем, кто поздравлял его с блестящим решением спора о преобладании между Германией и Францией.

И Бисмарк оказался прав, хотя он, быть может, и не ожидал, что это «перемирие» будет продолжаться так долго.

Далеко непрочен был тот мир, который прежде всего наносил смертельное оскорбление Франции, естественно и неизбежно вызывая её непримиримую ненависть к Германии; мир, который отодвигал границу Франции к долине реки Сены, подвергая её столицу, Париж, постоянной опасности; мир, безжалостно отнимавший у Франции её сыновей, эльзасцев и лотарингцев, помимо их воли, вопреки их протестам.

Этим путем создалась во Франции неотвязная «идея реванша», с которой она не могла расстаться и которую она, как святыню, бережно лелеяла в течение почти полувека.

Так франкфуртский мир 1871 года предрешил и сделал неизбежным будущее кровавое столкновение Франции с Германией.

Через семь лет после подписания франкфуртского мира Германия приобрела себе нового врага, на этот раз — в лице России.

13 июля 1878 года был подписан Берлинский трактат.

«В истории мало, — говорит проф. А. Мэх, — таких страшных, таких несправедливых трактатов, каким является Берлинский».

И действительно: две державы, не принимавшие вовсе участия в войне, извлекли из неё явные выгоды: Англия получила Кипр, Австрия оккупировала Боснию и Герцеговину. Сан-Стефанский договор, — результат русских побед, —был дерзко разорван.

В Сан-Стефано Россия стремилась обеспечить освобождение всех балканских христиан. В Берлине не считались ни с справедливостью, ни с волей народов, ни даже с здравым смыслом.

Берлинский трактат явился памятником эгоизма, делом взаимной зависти и личных счетов, делом безнравственным и жалким: нисколько не обеспечивая мира, он подготовил лишь многочисленные поводы для всякого рода конфликтов и войн в будущем, а главное —возбудил в России такое негодование и такую ненависть к немцам, которые ясно свидетельствовали, что всякой дружбе с Германией, даже официальной, —пришел конец.

Канцлер Горчаков заявлял, что Берлинский конгресс —«самая черная страница его карьеры»; русская печать была переполнена горькими упреками по адресу Германии; сам Император Александр II находил, что «господин фон-Бисмарк забыл свои обязательства, данные в 1870 году».

Но «господин фон-Бисмарк» ничего не забыл: «честный маклер» готовил уже новую комбинацию, долженствующую обезопасить Германию от нападения с востока.

15 октября 1879 года император Вильгельм I, несмотря на все свои клятвенные обещания хранить вечную благодарность России, — обещания, закрепленные его собственноручным письмом к Императору Александру II в 1871 году, — подписал документ, предусматривающий войну с Россией: таким документом явился союзный договор Германии с Австрией.

С этих пор Россия, не желая оставаться в одиночестве, должна была искать поддержки в другом месте: медленно, но нервно подготовлялось франко-русское сближение.

Но и Бисмарк не дремал: он хорошо понимал всю опасность борьбы на два фронта и поспешил заключить союз с Италией, воспользовавшись её разногласиями с Францией на почве тунисского вопроса.

В 1883 году создалась новая группировка трех великих держав, разделившихся на два враждебных лагеря: тройственный союз, —Германия, Австрия и Италия, —с одной стороны и двойственный, —Россия и Франция, —с другой.

При таком положении вещей Германия, полагаясь на военную мощь тройственного союза, считала себя неуязвимой. Она была уверена, что ей все позволено («Deutchland über Alles») и с каждым днем все более и более увлекалась мировой политикой («Weltpolitik»).

Инициатором этой «мировой политики» стал император Вильгельм II; он не желал оставаться спокойным и неприкосновенным; он не желал наслаждаться плодами той жатвы, которая была посеяна железным канцлером. Его тянуло к борьбе интриг и влияний, к той постоянной схватке, где он от времени до времени, как хороший актер, мог сделать красивый жест и бросить на весы европейского равновесия меч Германии.

Вильгельм не понимал, что подобного рода приемами он восстанавливает против себя и, следовательно, против Германии, громадные круги интересов и создает вокруг своего имени такое недовольство и недоверие, такое беспокойство, которые рано или поздно должны дать весьма неприятные для Вильгельма плоды...

Несомненно, что лига уже образовалась против Германии, в эту лигу спешили войти и все те, кто желал жить в мире; против общего врага образовывалась общность интересов, а это должно было повести к войне, со всеми её случайностями, вплоть до капитуляции.

Нервная и импульсивная натура, —император Вильгельм, —не имеет никакого представления о реальности жизни; свои собственные иллюзии он принимает за действительность; погруженный в постоянное самовозвеличивание, он видит все в специфически громадных, колоссальных размерах.

Его мечта — не просто владычество над Европой; он смотрит дальше; всемирная монархия — вот к чему он стремится. В этой всемирной монархии, которой он будет основателем, его потомство будет несменяемыми и неоспоримыми монархами*).

Примечание: *) «Questions diplomatiques et coloniales», № 283, 1908.

Прежде всего на первый план императором Вильгельмом был выдвинут колониальный вопрос.

Объединенная Германия, в которой население увеличивалось ежегодно более, чем на 500,000 человек, нуждалась в собственной территории для эмигрантов, которых, конечно, не желательно было отдавать Америке, где они теряли свою национальность, —это во-первых, а во-вторых, промышленность и торговля после победоносной войны 1870—71 гг. так блестяще развивались в Германии, что ей понадобились новые рынки для сбыта своих фабрикатов.

Бисмарк хорошо понимал всю опасность этого нового курса, который неминуемо должен был вызвать неудовольствие Англии, а с нею канцлер вовсе не желал ссориться.

— Англия важнее для нас всей Африки, — неоднократно повторял Бисмарк. 

После отставки Бисмарка колониальная политика Германии получила еще большее развитие: не довольствуясь Африкой, Германия перекинула свою деятельность и в Азию; в 1898 году она прочно основалась в Китае, в Циндао, в районе залива Киао-Чао.

Развитие колоний, само собой разумеется, влекло за собой быстрое увеличение числа судов германского торгового флота, а для его охраны —и военного.

«Владычица морей», Англия, забила тревогу: величайшая морская держава мира не могла, конечно, уступить первое место на этом поприще Германии, а император Вильгельм II, не стесняясь, заявлял, что «будущее Германии на водах» («Unser Zukunft liegt auf dem Wasser») ...

Началось чудовищное соревнование между Англией и Германией в сфере военного судостроительства.

Колониальный вопрос отошел уже на задний план: Англии приходилось заботиться о защите не колоний, а собственной территории, которой угрожали дредноуты и «цеппелины» Германии.

Такими образами возникло «тройственное соглашение» Англии, Франции и России в противовес «тройственному союзу» Германии, Австрии и Италии. Правда, «тройственное соглашение» не было союзом: это была, —по выражению английского министра иностранных дел Грея — только «дипломатическая группа». Россия была обещана дипломатическая поддержка. «Больше от нас ничего не требовали», —сказал Грей в палате общин 21 июля 1914 г., —больше никогда не было дано и больше никогда не было обещано». Франции же была, действительно, обещана вооруженная помощь, но и то условно. Сущность этих обещаний изложена в нижеследующем письме Грея французскому послу в Лондоне от 21 ноября 1912 года:

«Дорогой посол!

Время от времени за последние годы французские и английские морские и военные эксперты совещались вместе. Было всегда понятно, что такие совещания не ограничивают свободы каждого правительства решать в будущем: помогать или не помогать друг другу вооруженной силой. Мы согласились, что совещание между экспертами не должно и не может быть рассматриваемо, как соглашение, обязывающее каждое из правительств к совместным действиям, которым еще не предстоят и могут никогда не предстоять. Соответственное расположение французского и английского флотов, например, в настоящий момент не основано на обязательстве совместных действий в войне. Вы, однако, отметили, что, если бы одно из правительств имело серьезные основания ожидать ничем не вызванного нападения со стороны третьей державы, было бы весьма существенным знать, могло ли бы оно в таком случае опираться на вооруженную помощь другого. Я согласен, что, если какое-либо из правительств имело бы серьезные основания ожидать ничем не вызванного нападения со стороны третьей державы или чего-либо угрожающего общему миру, оно должно было бы немедленно обсудить с другим, должны ли оба правительства действовать сообща, дабы воспрепятствовать нападению и сохранить мир, и если так, то какие меры они готовы были бы совместно принять». Но, как бы то ни было, такая группировка уже не пяти, а шести великих держав, опиравшаяся на миллионы штыков, создала опасную почву, на которой неминуемо должна была разразиться гигантская война, так как державы, прежде всего, не могли же вечно все более и более увеличивать свои вооружения, не видя им конца.

Император Вильгельм с ужасом наблюдал за тем, как быстро оправлялась Россия после неудачной войны с Японией, как быстро росла её военная мощь; он хорошо понимал, что после осуществления Россией её судостроительной программы положение Германии еще более ухудшится, и решил—не медлить.

Еще в начале 1913 года в руки военного министра Франции, г. Этьена, попал интересный секретный документ—«германский рапорт» касательно усиления германской армии, впоследствии опубликованный в числе прочих дипломатических документов, составляющих французскую «Желтую книгу».

2 апреля 1913 года г. Этьен писал французскому министру иностранных дел следующее:

«Мне только что сообщено из верного источника официальный секретный рапорт касательно усиления германской армии. Он делится на две части: первая—общая и вторая—технический обзор, отмечающий до последних мелочей, оружие за оружием, все желательные для применения меры.

Имею честь препроводить вам приложенную копию первой части этого документа, который, мне кажется, должен остановить на себе ваше внимание».

Вот что, между прочим, мы читаем в этом секретном документе:

«Общественное мнение подготовляется к новому усилению действующей армии, которое обеспечивало бы Германии почетный мир и возможность гарантировать надлежащим образом её влияние в мировых делах. Новый военный закон и необходимые дополнения к нему позволят почти вполне достигнуть этой цели.

Ни смешные выкрики о реванше французских шовинистов, ни скрежет зубов англичан, ни беспорядочные жесты славян не отвадят нас от нашей цели укреплять и распространять германскую мощь («Deutchsthum») во всем мире.

Наш новый военный закон есть не что иное, как распространение дела военного воспитания германского народа. Наши предки принесли величайшие жертвы в 1813 году. Священный долг наш — отточить меч, вложенный нам в руку, и держать его готовым как для защиты себя, так и для нанесения ударов нашему врагу. Надо заставить народ проникнуться мыслью, что наши вооружения являются ответом на вооружения и политику Франции. Надо приучить его думать, что наступательная война с нашей стороны есть необходимость, чтобы сразить провокации противника. Следует действовать осмотрительно, чтобы не возбуждать никакого подозрения и избегать кризисов, которые могли бы повредить нашей экономической жизни. Нужно вести дело так, чтобы под гнетущим впечатлением огромных вооружений, значительных жертв и напряженного политического положения взрыв рассматривался, как избавление, потому что после него наступят десятилетия мира и процветания, как после 1870 г.

Следует позаботиться вызвать волнения на севере Африки и в России *). 

Примечание: *) Быть может, отсюда и забастовка в Петрограде в поле 1914 г., как раз перед войной.

Это хорошее средство для поглощения сил противника. Затем, нам безусловно необходимо, через посредство тщательно выбранных агентов, войти в сношения с влиятельными лицами в Египте, Тунисе, Алжире и Марокко, чтобы подготовить необходимые меры на случай европейской войны. Разумеется, в случае войны придется открыто признать своих тайных союзников и гарантировать им, при заключении мира, сохранение приобретенных выгод. Эти пожелания вполне осуществимы.

Восстания, организуемые в военное время политическими агентами, должны быть тщательно подготовлены материальными средствами. Они должны вспыхивать одновременно, с разрушением средств сообщения; во главе их должны быть поставлены руководители, которых можно найти в лице влиятельных вождей среди духовенства или политических деятелей. Египетская школа особенно приспособлена для этого, она все больше и больше сближает между собой мусульманскую интеллигенцию.

Так или иначе, мы должны быть достаточно сильны, чтобы одним могучим натиском уничтожить своих врагов на Западе и на Востоке. Но в будущей европейской войне необходимо также, чтобы мелкие государства были принуждены следовать за нами, или же были побеждены. При известных условиях армии и укрепления их могут быть быстро взяты или принуждены к нейтралитету, что и предстоит, вероятно, по отношению к Бельгии и Голландии, чтобы преградить нашему врагу доступ с востока на территорию, которая могла бы послужить ему операционной базой на нашем фланге. На севере нам нечего опасаться никаких угроз со стороны Дании или скандинавских государств, тем более что мы на всякий случай располагаем сосредоточенной на севере сильной армией, способной отразить всякие дурные намерения с этой стороны. В самом неблагоприятном случае Дания может оказаться принужденной Англией нарушить свой нейтралитет; но к тому времени уже разовьются решительные действия на суше и на море. Наша северная армия, силы которой могут быть значительно увеличены частями голландских войск, имеет возможность отразить крайне энергичной обороной всякое наступление с этой стороны.

На юге Швейцария представляет чрезвычайно надежную охрану, и мы можем рассчитывать, что она будет энергично защищать свой нейтралитет против Франции, служа, таким образом, прикрытием нашего фланга.

Как сказано выше, вопрос представляется в ином виде по отношению к мелким государствам нашей северной границы. Здесь положение явится для нас жизненным вопросом, и цель, к которой здесь надо стремиться, состоит в наступлении при условии большого превосходства сил с первых же дней. Для этого должна быть сосредоточена большая армия, подкрепленная сильными частями ландвера, которая либо заставит армии маленьких государств последовать за ними или, по меньшей мере, оставаться бездейственными на театре военных действий, —либо разгромит их в случае вооруженного сопротивления. Если бы оказалось возможным побудить эти государства организовать свою систему укреплений так, чтобы она составила надежную защиту для нашего фланга, то можно было бы отказаться от предполагаемого вторжения. Но для этого надо было бы еще, в особенности в Бельгии, чтобы армия была реформирована и могла представить серьезные гарантии энергичного сопротивления. Если же её оборонительная организация будет направлена, наоборот, против нас, что представит очевидные преимущества для нашего противника на Востоке, то мы никаким образом не можем гарантировать Бельгии ненарушимости её нейтралитета. Таким образом, эта страна представляет нашей дипломатии обширное поле деятельности в духе наших интересов.

Отданные в этом смысле распоряжения позволяют надеяться, что наступление может быть начато тотчас же, как будет вполне закончена концентрация нижне-рейнской армии. Краткосрочный ультиматум, за которым немедленно должно последовать вторжение, послужит достаточным оправданием наших действий с точки зрения
международного права.

Таковы те задачи, которые возлагаются на нашу армию и которые требуют усиленного наличного состава её. Если враг нападет на нас, или если мы хотим одолеть его, мы поступим так, как наши братья сто лет тому назад; разъяренный орел расправит крылья, схватит врага своими стальными когтями и обезвредит его. Мы вспомним тогда, что провинции древней Германской империи—графство Бургундия и добрая часть Лотарингии—находятся еще в руках французов; что тысячи наших братьев—немцев в балтийских провинциях стонут под славянским игом. Вернуть Германии то, чем она некогда владела, —это национальный долг».

Таким образом для Германии оставалось лишь найти повод к войне, а таковой, при желании императора Вильгельма, как инициатора «Великой войны», найти было не трудно...

И он тотчас же нашелся.

Два револьверных выстрела, грянувших в г. Сараеве, в Боснии, послужили ближайшим предлогом к «Великой войне».

Австро-венгерский престолонаследник, эрцгерцог Франц-Фердинанд, старший сын брата императора Франца-Иосифа, эрцгерцога Карла-Людвига, вместе с своей супругой, герцогиней Софией Гогенбург, совершал путешествие по Боснии.

Еще в то время, когда он думал предпринять эту поездку, в венских правящих кругах его предупреждали, что положение в Боснии представляется весьма обостренным и угрожающим, в особенности по отношению к эрцгерцогу, крайне непопулярному в этой стране, так как его считали главным инициатором аннексии Боснии и Герцеговины.

В виду этих тревожных слухов, полученных в Вене, местная боснийская администрация всячески преследовала сербов, последние же считали вдохновителем этой системы преследований того же эрцгерцога Франца-Фердинанда.

Эти обстоятельства создали в аннексированных провинциях такую атмосферу, которая дала возможность образоваться революционно-террористическому кружку, задумавшему покуситься на жизнь Франца-Фердинанда.

Однако, эрцгерцог не обратил внимания на все предупреждения венских правящих сфер, и задуманное им путешествие состоялось.

15 июня в главном городе Боснии, Сараеве, эрцгерцог с своей супругой выехал на автомобиле для посещений ратуши, где готовился ему торжественный прием.

При проезде автомобиля эрцгерцога по набережной были брошены две бомбы, причем при взрыве были ранены осколками адъютант Франца-Фердинанда, поручик Морицци, и граф Боссальдек; ни эрцгерцог, ни его супруга не пострадали.

Несчастный, бросивший бомбы, кинулся бежать и бросился в реку с целью переплыть ее, но был задержан.

Он оказался австрийским подданным, босняком, Неделько Цабриновичем, 21 года.

Эрцгерцог продолжал путь и прибыл в ратушу, где и состоялся торжественный прием согласно выработанной программе. По окончании приема эрцгерцог изъявил желание навестить своего адъютанта, раненого поручика Морицци, отвезенного с места катастрофы в гарнизонный госпиталь.

Генерал Потиорек, наместник края, убеждал эрцгерцога не предпринимать этой опасной поездки, пока не будут выяснены все обстоятельства, при которых были брошены бомбы, высказывал предположение, что не все еще участники заговора задержаны, что автомобилю придется проезжать по глухим улицам города, где никакой охраны не было установлено, но все было напрасно: эрцгерцог категорически потребовал, чтобы автомобиль немедленно направился в госпиталь.

На переднем сиденье автомобиля, лицом к эрцгерцогской чете, поместился сам наместник, генерал Потиорек, а граф Гаррах стал на подножку автомобиля, чтобы прикрыть собой, в случае надобности, эрцгерцога.

Не веря возможности вторичного покушения в тот же день, Франц-Фердинанд весело шутил над опасениями наместника и графа Гарраха. 

И вот через несколько минут, при повороте автомобиля на узкую улицу Франца-Иосифа, грянули один за другим два выстрела из револьвера: первым была смертельно ранена в подвздошную область супруга эрцгерцога, герцогиня Гогенбург, а вторым у Франца-Фердинанда была пробита шейная артерия; смерть его последовала моментально.

Преступник и в этом случае был задержан; он оказался девятнадцатилетним юношей, гимназистом VII класса, Гаврилой Принципом (он же Принципал), австрийским подданным.

Положение в Австрии, в связи с убийством престолонаследника, создалось весьма серьезное, так как тотчас же возникла сильная агитация против сербов.

В Сараеве и других городах Боснии начались погромы сербов мусульманской чернью; в Вене происходили шумные демонстрации, причем раздавались крики: «Долой убийц!», «Долой сербов!», «Долой короля Петра!». Под окнами квартиры сербского посланника Иовановича демонстранты сожгли сербский флаг. Босния была объявлена на военном положении.

В первые дни после ужасной трагедии, разыгравшейся в Сараеве, ни пресса, ни биржа не придавали ей того значения, которое она в действительности заслуживала. Даже сэр Эдуард Грей в английской палате общин при обсуждении бюджета министерства иностранных дел счел возможным засвидетельствовать, что «великие державы благополучно пережили балканский кризис и отношения между ними установились значительно лучшие, чем можно было предвидеть...»

Общее внимание было обращено не на австро-сербский конфликт, а на другие события: посещение Кронштадта английской эскадрой, на предстоящее прибытие президента французской республики в Петроград, на готовящийся вспыхнуть в Англии так называемый «Ульстерский мятеж» и т. д.

Но в это же время все австрийские газеты, как по команде, заняли необычайную позицию: за деяние, совершенное двумя австрийскими подданными, должно ответить сербское государство *). Тезис выставлен был в Вене на следующий же день после убийства, т. е. тогда, когда никакого следствия не было еще и начато. Затем германские газеты, тоже как по команде, усвоили не менее возмутительную формулу: австро-сербский конфликт должен быть локализован. Это обозначало собой, на простом языке, обязанность Европы не вмешиваться в репрессивные меры, какие бы ни были приняты Веной по отношению к Белграду.

Примечание: *) В настоящее время уже выяснилось, что Австрия собиралась объявить войну Сербии еще в 1913 году, как заявили о том в парламенте Джолитти, в Италии, и сэр Эдуард Грей, в Англии. Таким образом, становится ясным, что убийство Франца-Фердинанда—не причина войны, а лишь—предлог.

Австрия присваивала себе право обратить Сербию в вассальное государство, а Германия требовала, чтобы Европа осталась бесстрастным свидетелем того, как убивают маленькое государство.

Если бы эта комбинация удалась, то германизм, конечно, торжествовал бы. Это был бы неслыханный в дипломатической истории триумф.

Самый кризис стал развиваться с молниеносной быстротой, постепенно превращаясь из австро-сербского конфликта в русско-австрийский.

10 июля, в 6 часов вечера, австрийский посланник в Белграде передал сербскому правительству ультиматум, прибавив на словах, что, в случае непринятия этого ультиматума в сорока восьмичасовой срок, он, барон Гизль, со всем составом миссии выедет из Белграда.

Нота, переданная австро-венгерским посланником сербскому правительству, гласила следующее:

«18 (31) марта 1909 г. сербский посланник в Вене сделал по приказанию своего правительства императорскому и королевскому правительству следующее заявление:

Сербия признает, что права её не были затронуты совершившимся фактом, созданным в Боснии и Герцеговине, (присоединение этих провинций к Австрии) и что, следовательно, она будет сообразоваться с теми решениями, которые будут приняты державами по отношению к ст. 25 Берлинского трактата.

Подчиняясь советам великих держав, Сербия обязуется впредь отказаться от того положения протеста и оппозиции по вопросу об аннексии, которое она занимала с прошлой осени, и обязуется, кроме того, изменить курс своей настоящей политики по отношению к Австро-Венгрии, чтобы впредь поддерживать с названной державой добрососедские отношения.

Между тем история последних лет и в частности прискорбное событие 15 июня доказали существование в Сербии революционного движения, имеющего целью отторгнуть от австро-венгерской монархии некоторые части её территории.

Движение это, зародившееся на глазах у сербского правительства, в конце концов дошло до того, что стало проявляться за пределами территории королевства в актах терроризма, в серии покушений и в убийствах. Королевское сербское правительство не только не выполнило формальных обязательств, заключающихся в декларации 18 (31) марта 1909 г., но даже не приняло никаких мер, чтобы подавить это движение.

Оно допускало преступную деятельность различных обществ и организаций, направленную против монархии, распущенный тон в печати, прославление виновников покушения, участие офицеров и чиновников в революционных выступлениях, вредную пропаганду в учебных заведениях, наконец, оно допускает все манифестации, которые могли возбудить в сербском населении ненависть к монархии и презрение к её установлениям.

Эта преступная терпимость королевского сербского правительства не прекратилась даже в момент, когда события 15 прошлого июня показали всему миру её прискорбные последствия. Из показаний и признаний виновников преступного покушения 15 июня явствует, что сараевское убийство было подготовлено в Белграде, что оружие и взрывчатые вещества, которыми были снабжены убийцы, были доставлены им сербскими офицерами и чиновниками, входящими в состав народной «одбраны», и что, наконец, переезд преступников с оружием в Боснию был организован и осуществлен начальствующими лицами сербской пограничной службы.

Указанные результаты расследования не позволяют австро-венгерскому правительству сохранять долее то выжидательное и терпеливое положение, которое оно занимало в течение ряда лет по отношению к действиям, намечавшимся в Белграде и пропагандировавшимся оттуда в пределах территории монархии.

Эти результаты, напротив, возлагают на него обязанность положить конец пропаганде, являющейся постоянной угрозой для спокойствия монархии. Для достижения этой цели австро-венгерское правительство находит вынужденным просить сербское правительство официально заявить, что оно осуждает пропаганду, направленную против австро-венгерской монархии, то есть всю совокупность тенденций, входящих в состав этой пропаганды, и что оно обязуется принять все меры для подавления этой преступной и террористической пропаганды».

Дабы придать особо торжественный характер этому обязательству, королевское сербское правительство опубликовало на первой странице официального органа от 13—26 июля нижеследующее заявление:

«Королевское сербское правительство осуждает пропаганду, направленную против Австро-Венгрии, то есть совокупность тенденций, имеющих конечной целью отторжение от австро-венгерской монархии частей её территории, и искренне сожалеет о прискорбных последствиях этих преступных действий.

Королевское правительство сожалеет, что сербские офицеры и чиновники сербские участвовали в вышеупомянутой пропаганде и скомпрометировали таким образом те добрососедские отношения, поддержать которые королевское правительство торжественно обязалось в своей декларации от 18 (31) марта 1909 года.

Королевское правительство, порицая также действия населения некоторой части Австро-Венгрии, считает своим долгом формально предупредить офицеров и чиновников и все население королевства, что отныне оно будет принимать самые суровые меры против лиц, виновных в подобных действиях, которые правительство всеми силами будет предупреждать и подавлять.

Это заявление будет немедленно объявлено войскам приказом его величества короля по армии и будет опубликовано в официальном военном органе.

Королевское правительство, кроме того, обязуется:

1. Не допускать никаких публикаций, возбуждающих ненависть и презрение к монархии и проникнутых общей тенденцией, направленной против её территориальной неприкосновенности.
2. Немедленно закрыть общество, называемое «Народная Одбрана», конфисковать все средства пропаганды этого общества и принять те же меры против других обществ и учреждений в Сербии, занимающихся пропагандой против австро-венгерской монархии. Королевское правительство примет необходимые меры, чтобы воспрепятствовать образованию вновь таких обществ.
3. Незамедлительно исключить из действующих в Сербии программ учебных заведений как в отношении личного состава учащих, так и в отношении способов обучения все то, что служит или могло бы служить к распространению пропаганды против Австро-Венгрии.
4. Удалить с военной и административной службы вообще всех офицеров и должностных лиц, виновных по отношению к австро-венгерской монархии, имена которых австро-венгерское правительство оставляет за собою право сообщить сербскому правительству вместе с указанием совершенных ими деяний.
5. Допустить сотрудничество в Сербии австро-венгерских органов в деле подавления революционного движения, направленного против территориальной неприкосновенности монархии.
6. Произвести судебное расследование против участников заговора 15 июня, находящихся на сербской территории, причем лица, командированные австро-венгерским правительством, примут участие в розысках, вызываемых этим расследованием.
7. Срочно арестовать коменданта Воя Танкосича и некоего Милана Цыгановича, чиновника сербской государственной службы, скомпрометированного результатами сараевского расследования.
8. Принять действительные меры к воспрепятствованию оказания содействия сербскими властями в незаконной торговле оружием и взрывчатыми веществами через границу и уволить и подвергнуть также суровому наказанию чинов пограничной службы в Шабаце и Лознице, виновных в том, что оказали содействие руководителям сараевского покушения, облегчив им переезд через границу.
9. Дать австро-венгерскому правительству объяснения по поводу совершенно не могущих быть оправданными заявлений высших сербских чинов как в Сербии, так и заграницей, которые, несмотря на занимаемое ими официальное положение, позволили себе после покушения 15 июня высказываться в интервью во враждебном по отношению к австро-венгерской монархии тоне.
10. Без замедления уведомить австро-венгерское правительство об осуществлении указанных в предыдущих пунктах мер.

Австро-венгерское правительство ожидает ответа королевского правительства до 6 часов вечера в субботу 12—25 текущего месяца».

К этому ультиматуму было приложено извлечение из предварительного следствия, произведенного сараевским судом. В качестве главных виновников двойного убийства 15 июня указывались: Гаврило Принцип, Неделько Цабринович, Милан Цыганович, Трифко Грабец, Раде Попович, Родивой Грбич и Войя Танкосич. Все эти обвинения, кроме относившихся к непосредственным участникам преступления, Принципу и Цабриновичу, излагались в указанном документе совершенно бездоказательно.

Для оценки австрийского ультиматума достаточно сослаться на два отзыва английских дипломатов, которые в то время официально объявляли себя совершенно незаинтересованными ни в каких сербских делах.

Сэр Эдуард Грей выразился так: «Я никогда прежде не видал, чтобы одно государство могло обратиться к другому независимому государству с документом такого невероятного свойства».

Сэр Морис де Бунзен, английский посол в Берлине, тотчас же после прочтения ультиматума, телеграфировал в Лондон, что «австрийская нота формулирована таким образом, чтобы сделать её принятие совершенно невозможным, так как она имеет необычайно вызывающий характер».

11 июля русский министр иностранных дел С. Д. Сазонов телеграфировал в Вену о том, что он просит австрийское правительство продлить срок, поставленный Сербии для ответа, так как было совершенно ясно, что в оставшиеся до срока ультиматума 36 часов невозможно надлежащим образом рассмотреть австрийский ультиматум и сделать Сербии целесообразные советы умеренности. Русское предложение являлось пробным камнем для выяснения вопросов: ищет ли Австрия войны или мира? Почти одновременно в Петроград была получена следующая телеграмма сербского королевича-регента на имя Государя Императора:

«Вчера вечером австро-венгерское правительство передало сербскому правительству ноту относительно покушения в Сараеве. Сербия, в сознании своих международных обязательств, заявила с первых дней ужасного преступления, что она осуждает это злодеяние и готова открыть следствие на своей территории в том случае, если следствие, которое ведется австро-венгерскими властями, докажет соучастие некоторых её подданных. Но требования, заключенные в ноте австро-венгерского правительства, несовместимы с достоинством Сербии, как независимого государства, и излишним образом для неё унизительны. Требуется, между прочим, в категорической форме, от нас декларация правительства в официальной газете, приказ короля по армии, в котором мы осуждали бы враждебный дух против Австрии и вместе с тем мы высказали бы себе самим упреки за преступное попустительство по отношению к нашим будто-бы коварным проискам; далее нам ставят условием присутствие австро-венгерских чиновников в Сербии как для совместного участия с нашими в следствии, так и для наблюдения за остальными мероприятиями, указанными в ноте. Нам дают 48-часовой срок для принятия всего, в противном случае австро-венгерская миссия выедет из Белграда. Мы готовы принять те требования Австро-Венгрии, которые совместимы с положением независимого государства, а также и те, кои Ваше Величество нам посоветуете принять, мы строго накажем всех тех, участие коих в покушении будет доказано. Среди требований находятся и такие, которые вызывают и перемены в нашем законодательстве, и для сего нам необходимо время. Срок назначен слишком короткий. Австро-венгерская армия сосредоточивается около нашей границы и может нас атаковать по истечении срока. Мы не можем защищаться. Посему молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее. Ваше Величество дали нам столько доказательств Своего драгоценного благоволения, что мы твердо надеемся, что этот призыв найдет отклик в Его славянском и благородном сердце. Я являюсь выразителем чувств сербского народа, который в эти трудные времена молит Ваше Величество принять участие в судьбах Сербии.

(Подп.) Александр».

На эту телеграмму последовал следующий ответ Государя Императора:

«Ваше королевское высочество, обратившись ко мне в исключительно тяжелую минуту, не ошиблись в чувствах, которые Я питаю к вам, и в Моем сердечном расположении к сербскому народу.

Настоящее положение вещей привлекает Мое самое серьезное внимание, и Мое правительство принимает все усилия, дабы устранить настоящие затруднения. Я не сомневаюсь в том, что ваше высочество и королевское правительство проникнуты желанием облегчить эту задачу, не пренебрегая ничем, дабы придти к решению, которое, сохраняя достоинство Сербии, предупредило бы ужасы новой войны.

Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели. Если же, вопреки Нашим самым искренним желаниям, Мы в этом не успеем, ваше высочество можете быть уверены в том, что ни в каком случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии.

(Подп.) НИКОЛАЙ»

Наш поверенный в делах в Сербии г. Штрандман по поводу телеграммы Государя Императора телеграфировал С. Д. Сазонову следующее:

«Я сообщил текст Высочайшей ответной телеграммы на имя королевича Александра Пашичу, сербскому министру-президенту, который, прочтя ее, перекрестился и сказал: «Господи! Великий Милостивый Русский Царь!» Затем он обнял меня, не в силах сдерживать охватившее его волнение».

12 июля, утром, русское правительство выступило с официальным сообщением о том, что Россия «озабочена наступившими событиями», и что «русское правительство зорко следит за развитием сербско-австрийского столкновения, к которому Россия не может оставаться равнодушной.

С момента опубликования этого правительственного сообщения обнаружилось резкое расхождение немецкой точки зрения на необходимость «локализации» и русской—на невозможность «оставаться равнодушными».

Несколько позднее в Вене кн. Кудашев имел разговор с бар. Маккио, генеральным секретарем министерства иностранных дел; последний категорически заявил, что Австрия отказывается дать какое бы то ни было продление срока ультиматума. Тогда кн. Кудашев указал, что действия Австрии, разославшей великим державам объемный сборник обвинительных против Сербии документов и не дающей этим державам времени для подробного рассмотрения досье, «противоречат международной вежливости». Бар. Маккио ответил, что «бывают обстоятельства, когда интересы государства не позволяют быть вежливым».

После полудня сэр Эдуард Грей выступил с предложением четверной конференции в составе Франции, Италии, Великобритании и Германии. Это предложение тотчас же было принято русским правительством, итальянским и французским, но германское правительство заявило, что, по его мнению, такая конференция представляла бы собой третейский суд между Россией и Австрией и что Германия не может согласиться на конференцию иначе, как по предложению Австрии. К тому же конференция не нужна, «так как, по полученным сведениям, между Россией и Австрией уже завязались непосредственные переговоры».

Начало этих переговоров было положено официальным заявлением австрийского правительства, сделанным в Петрограде и удостоверявшим, что «Австрия не собирается присоединить никакой части сербской территории».

Для правильной оценки этого заявления нужно иметь в виду, что одновременно из Рима было получено официальное сообщение о том, что, по имеющимся достоверным сведениям, Австрия собирается гарантировать свое положение временным «занятием части сербской территории и всей Салоникской железной дороги».

До истечения 48-часового срока Пашич передал бар. Гизлю ответ сербского правительства на ультиматум следующего содержания:

«Королевское сербское правительство получило сообщение императорского и королевского правительства от 10 сего месяца и убеждено, что его ответ устранит всякое недоразумение, угрожающее испортить добрососедские отношения между Австро-Венгерской монархией и королевством сербским.

Королевское правительство сознает, что протесты, заявленные как с трибуны скупщины, так и в сообщениях и действиях ответственных представителей государства, протесты, которым был положен конец декларацией сербского правительства от 18—31 марта 1909 г., не возобновлялись по отношению к великой соседней монархии ни при каких случаях и что с того времени, как со стороны сменявшихся королевских правительств, так и со стороны их органов не было сделано никакой попытки, имевшей целью изменить как политическое, так и юридическое положение вещей, созданное в Боснии и Герцеговине.

Королевское правительство констатирует, что в этом отношении императорским и королевским правительством не было сделано никаких представлений, за исключением лишь представления относительно одной учебной книги, на которое императорское и королевское правительство получило совершенно удовлетворительное объяснение.

Сербия неоднократно давала доказательства своей миролюбивой и умеренной политики в течение балканского кризиса и лишь благодаря

Сербии и той жертве, которую она принесла исключительно в интересах европейского мира, этот мир был сохранен.

На королевское правительство не может быть возложена ответственность за манифестации частного характера, каковыми являются статьи в газетах и мирная работа обществ—манифестации, которым рассматриваются почти во всех странах, как нечто обыкновенное, и которые, в виде общего правила, стоят вне официального контроля, тем более, что королевское правительство во время разрешения целого ряда вопросов, возникших между Сербией и Австро-Венгрией, проявило чрезвычайную предупредительность и достигло благодаря этому разрешения большинства этих вопросов на пользу обеих соседних стран.

Вследствие этого для королевского правительства явились тягостной неожиданностью утверждения, будто лица из сербского королевства участвовали в подготовке покушения, совершенного в Сараеве.

Правительство ожидало, что оно будет приглашено к участию в расследовании всех обстоятельств, касающихся этого преступления, и было готово доказать действиями полную свою корректность в деле преследования всех лиц, относительно коих ему были бы сделаны соответствующие сообщения.

Следуя, таким образом, желанию императорского и королевского правительства, королевское правительство изъявляет готовность предать суду всякого сербского подданного, не взирая на его положение и ранг, в соучастии которого в сараевском преступлении ему были бы предъявлены доказательства.

В частности, оно обязывается опубликовать на первой странице официального органа от 13—26 июля нижеследующее заявление:

«Королевское сербское правительство осуждает всякую пропаганду, направленную против Австро-Венгрии, т. е., всю совокупность тенденций, стремящихся к конечной цели—к отторжению от австро-венгерской монархии входящих в её состав территорий, и искренно сожалеет о прискорбных последствиях этих преступных действий.

Королевское правительство сожалеет, что некоторые сербские офицеры и чиновники участвовали, согласно сообщению императорского и королевского правительства, в вышеупомянутой пропаганде и, таким образом, скомпрометировали те добрососедские отношения, поддерживать которые королевское правительство торжественно обязалось своей декларацией от 18—31 марта 1909 г.

Правительство, которое порицает и отрекается от всякой идеи или попытки вмешательства в судьбу жителей какой бы то ни было части Австро-Венгрии, считает своим долгом формально предупредить офицеров, чиновников и всё население королевства, что отныне оно будет применять самые суровые меры против лиц, виновных в подобных действиях, к предотвращению и подавлению которых сербское правительство приложит все усилия. Заявление это будет объявлено сербской армии приказом, данным от имени его величества короля его королевским высочеством наследником королевичем Александром, и будет опубликовано в ближайшем номере официального военного органа».

1) Королевское правительство обязывается, кроме того, внести в первый же нормальный созыв скупщины в закон о печати постановление, согласно которому возбуждение ненависти и презрения к австро-венгерской монархии, а равно все публикации, общая тенденция которых была бы направлена против территориальной неприкосновенности Австро-Венгрии, будут подвергаться самым суровым карам.

Правительство обязуется при предстоящем в близком будущем пересмотре конституции внести в ст. 22 конституции изменения, предоставляющие возможность конфискации вышеупомянутых печатных произведений, что ныне согласно точному смыслу ст. 22 конституции не представляется возможным.

2) Правительство не имеет никаких доказательств, и нога императорского королевского правительства ему их не доставляет, в том, что общество «Народна Одбрана» и другие подобные общества совершили до настоящего времени какое-либо преступное деяние этого рода в лице кого-либо из своих членов.

Тем не менее королевское правительство соглашается на просьбу императорского и королевского правительства и закроет как общество «Народна Одбрана», так и всякое другое общество, которое стало бы действовать против Австро-Венгрии.

3) Королевское сербское правительство обязуется безотлагательно устранить из народного образования Сербии всё, что служит или могло бы служить к распространению пропаганды против Австро-Венгрии, как только императорское и королевское правительство сообщит ему факты и доказательства существования этой пропаганды.

4) Королевское правительство равным образом изъявляет согласие удалить с сербской службы лиц, виновность коих в деяниях, направленных против территориальной неприкосновенности австро-венгерской монархии, будет доказана судебным расследованием.

Правительство ожидает, что императорское и королевское правительство сообщит ему дополнительно имена этих офицеров и чиновников, равно как и сведения о совершенных ими деяниях, в целях производства вышеуказанного расследования.

5) Королевское правительство, со своей стороны, должно признаться, что оно не отдает себе ясного отчета в смысле и значении просьбы императорского и королевского правительства о том, чтобы Сербия обязалась допустить на своей территории сотрудничество органов императорского и королевского правительства, но заявляет, что оно допустит сотрудничество, соответствующее нормам международного права и уголовного судопроизводства, равно как добрососедским отношениям между обоими государствами.

6) Королевское правительство, разумеется, считает своей обязанностью произвести расследование относительно действий тех лиц, которые могли бы быть замешаны в заговоре 15 июня и находящихся на территории королевства; что касается участия в этом расследовании агентов австро-венгерских властей, которые были бы откомандированы с этой целью императорским и королевским правительством, то королевское правительство не может на это согласиться, так как это было бы нарушением конституции и закона об уголовном судопроизводстве.

Однако в конкретных случаях сообщения о результатах упомянутого следствия могли бы делаться австро-венгерским органам.

7) Королевское правительство распорядилось в самый день вручения ему ноты принять меры к аресту коменданта Войслава Танкосича; что же касается Милана Цыгановича, подданного австро-венгерской монархии и состоявшего до 15 июня кандидатом на должность в управлении железных дорог, то он еще не мог быть допрошен.

Королевское правительство обращается к императорскому и королевскому правительству с просьбой соблаговолить сообщить в обычной форме и в возможно непродолжительном времени предположения виновности, равно как доказательства виновности, если таковые имеются, добытые до настоящего времени произведенным в Сараеве следствием для производства дополнительного расследования.

8) Сербское правительство усилит и расширит меры, принятые в целях воспрепятствования незаконного торга оружием и взрывчатыми веществами через границу. Само собою разумеется, правительство немедленно распорядится производством расследования и сурово покарает должностных лиц пограничной службы на линии Шабац—Лозница, нарушивших свой долг и допустивших переезд через границу виновников сараевского преступления.

9) Королевское правительство охотно даст объяснения по поводу заявлений его должностных лиц, как в Сербии, так и за границей, сделанных после покушения, в интервью и носивших, согласно утверждению императорского и королевского правительства, враждебный по отношению к монархии характер, как только императорское и королевское правительство сообщит ему инкриминируемые выдержки из этих заявлений и докажет, что заявления эти были действительно сделаны должностными лицами; со своей стороны королевское правительство также озаботится получением доказательств этого факта.

10) Королевское правительство уведомляет императорское и королевское правительство о приведении в исполнение указанных в предшествующих пунктах мероприятий, поскольку это не сделано уже настоящей нотой, немедленно по воспоследовании распоряжения и осуществлении каждой из этих мер.

В случае если бы императорское и королевское правительство не было бы удовлетворено настоящим ответом, королевское сербское правительство, признавая отвечающим общим интересам не спешить с разрешением настоящего вопроса, готово, как всегда, пойти на мирное соглашение или путем передачи этого вопроса на решение Гаагского международного трибунала или великих держав, участвовавших в выработке декларации, сделанной сербским правительством 18-31 марта 1909 года».

Для всякого непредубежденного человека было ясно, что ответ Сербии мог вызвать войну только в том случае, если она была предрешена в Вене. Когда в Париже австрийскому послу было сообщено содержание сербского ответа, то он не скрыл своего изумления по поводу того, что австрийский посол в Белграде Гизль им не удовлетворился.

Ознакомившись с содержанием сербского ответа, бар. Гизль в 6½ часов вечера заявил, что он выезжает со всем составом миссии из Белграда и прерывает дипломатические сношения.

13 июля Австрия объявила мобилизацию. В ответ на это в Петрограде заседавший днем совет министров постановил мобилизовать 13 корпусов против Австрии; мобилизация должна быть объявлена только тогда, когда ее признает нужной министр иностранных дел, причем последнему предоставляется продолжать переговоры с Австрией и даже после занятия Белграда. Г. Сазонов вызвал австрийского посла и имел с ним продолжительный разговор. Указав на неудовлетворительную редакцию некоторых частей австрийского ультиматума, русский министр иностранных дел предложил послу ходатайствовать в Вене, «чтобы он был уполномочен войти с русским министром иностранных дел в частный обмен мыслей, для совместной переработки некоторых статей австрийской ноты 10 июля».

14 июля переговоры, главным образом, сосредоточились в Берлине. Русский поверенный в делах, явившись к министру иностранных дел, просил его поддержать в Вене русское предложение о немедленном начале частных австро-русских переговоров. Фон Ягов заявил, что «он не может советовать Австрии уступить». Не менее отрицательный ответ получен был и французским послом, который от лица своего правительства предлагал дополнить английское предложение о четверной конференции формулой: «преподать в Вене и в Петрограде совет о том, что желательно воздержаться от всякого акта, который ухудшил бы существующее положение вещей». Фон Ягов отнесся к этому предложению «резко отрицательно». Но при этом он категорически заявил, что «русская мобилизация против Австрии вызовет соответственную мобилизацию и в Германии».

15 июля, таким образом, первоначальный австро-сербский конфликт приобрел уже значение не только общеевропейского, но и мирового вопроса. В полдень австрийское правительство опубликовало следующее объявление войны Сербии:

«Так как королевское сербское правительство не ответило удовлетворительным образом на ноту, переданную ему австро-венгерским посланником в Белграде 10/23 июля 1914 года, императорское и королевское правительство вынуждено само выступить на защиту своих прав и интересов и обратиться с этой целью к силе оружия. Австро-Венгрия считает себя с настоящего момента на положении войны с Сербией».

Грохот австрийских орудий, приступивших на другой же день после объявления войны Австрией Сербии к бомбардировке Белграда, послужил как бы сигналом к началу Великой войны.