Новый подход – не мультикультурность, когда все равны, а учет особенностей каждой культуры

Я недавно вернулся из Лейпцига с подготовительного заседания "Петербургского диалога-2013», который состоится в декабре. В это время там отмечалось 200-летие Битвы народов. На громадном поле, как у нас Бородино, показали реконструкцию сражения: стреляли пушки, передвигались люди... Потом был парад на Ратушной площади. Красиво. Когда сто лет назад праздновали победу коалиции над Наполеоном, в Лейпциге поставили громадный памятник. Французов тогда на праздник не пригласили, на этот раз они были.

Битва народов – повод для размышлений о едином взгляде на историю. На одном из предыдущих "Петербургских диалогов» я как-то предложил отметить Битву при Лейпциге, потому что это одно из немногих событий, где русские были с немцами заодно. На что господин Лотар де Мезьер, председатель германской части диалогов, поправил: русские вместе с Пруссией. У этой войны было много нюансов. С одной стороны, воевали русские, прусаки, австрийцы, частично шведы. С другой – французы, саксонцы, баденцы... Саксонцы и баденцы перешли на сторону русских и прусаков, но не все, король этого не сделал.

Можно сказать, произошло освобождение Германии от Наполеона. Другая точка зрения – немцы воевали друг с другом. Сами они считают, что освободительного движения не было: дрались феодальные властители между собой, саксонцы с прусаками. В разговоре кто-то из немцев сказал: тогда вы, русские, нам помогли. Что значит помогли? В русской армии было 120 тысяч, остальных много меньше. И погибло русских гораздо больше. Вот и попробуйте написать единый учебник истории.

Есть ощущение: не только мы переживаем период новых трактовок истории. Условно говоря, "постсоветский» период кончается во всем мире. Начинает проглядывать нечто другое. В частности, мы говорили на встрече с немцами, что появляются маргинальные силы, которые влияют на политику государств и международные отношения. Недавний пример: у нас резко испортились отношения с Голландией. Почему? Гомосексуалисты или гринписовцы тому виной, возможно, что-то другое. Я имею в виду, это не политика голландского и русского правительств. В Германии часто звучит: у нас испортились отношения с Россией. Начинаем разбираться, в чем это проявляется. Ничего подобного, о нас там особенно плохо не говорят и не пишут. Но стиль подачи информации теми, кто не принимает решений на государственном уровне, создает впечатление, что ситуация ухудшается.

До поездки в Германию я был в Армении. Там, на мой взгляд, тоже наступает новый этап осмысления постсоветского периода. Есть план новых культурных связей между нашими странами. Возобновляются совместные археологические раскопки на холме Кармир Блур. Будем копать то, что не завершено, издавать материалы, создадим современную базу данных по раскопкам, которые вошли в мировую историю.

Формально перед Арменией стоит выбор: Европейский или Таможенный союз. Президент Армении Серж Саргсян сказал мне мудрую вещь: всю жизнь мы разделяли одни и те же ценности с Европой. Но есть ценности, а есть историческая память. Мне кажется, историческая память становится важным аргументом в размышлениях.

Одновременно с Битвой народов исполнилось 200 лет Гюлистанскому мирному договору (см. Гюлистанский трактат). Россия одновременно шла на Париж и завоевывала Закавказье. В результате мирного договора русско-персидской войны значительная часть Закавказья присоединилась к России. Сегодня там три независимые республики. Русско-иранская война будто забыта. Но сейчас, когда мы смотрим на события в Сирии, Иране, эта часть русской истории начинает волновать умы. Много пишут о Чечне. Есть более широкий аспект политики России в этом регионе, который приобретает особое значение в связи с обострениями в Турции, Сирии, Иране. Русско-турецкие и русско-иранские войны, отношения между странами, проблемы решенные и нерешенные...

Трактовка исторической памяти – задача музеев. Делать это надо осторожно. При единстве подходов к истории возможны разные трактовки событий, которые имеют право на существование. Музей это разнообразие должен осваивать. Важно, как об этом рассказывать.

На предстоящем "Петербургском диалоге» собираемся обсуждать, как мы в Европе, России и Германии показываем не европейские культуры. Например, как это делают Эрмитаж, "Форум Гумбольдта», который сейчас строится в Берлине, Кунсткамера. Надо обсуждать, не какие мигранты, а какие мы. Как воспринимаем чужие культуры, как о них рассказываем, какие делаем акценты, чем восхищаемся, что нам не нравится. Новый подход – не мультикультурность, когда все равны, а учет особенностей каждой культуры.

Качественные изменения, думаю, музеи должны уловить. Уловить в новой музейной политике и отразить на новых площадях и пространствах.

В связи с предстоящим "Петербургским диалогом» мы обсуждали с немцами тему меценатства. Меценатства как высокого уровня гражданской ответственности. Дело не в том, что богатые обязаны делиться. Общество должно содержать культуру. Для этого есть три источника: государственный аппарат, бизнес и люди. Люди вносят вклад тем, что покупают билеты.

Эпизод из жизни Эрмитажа. В печати появились заголовки "Эрмитаж повышает цену на билеты». Музей сближает стоимость билетов для иностранцев и российских граждан, чтобы сохранить возможность бесплатного посещения для трети своих посетителей. Это сделано для тех, кто ценит существующие в музее льготы. И для того, чтобы убрать вызывающее раздражение различие в стоимости билета для граждан России и иностранцев. Разница в цене раздражает тех, кто покупает полный билет. Того, кто покупает не полный, оказывается, раздражает необходимость предъявить документ.

У бизнеса своя роль в поддержке культуры. Это не социальные обязательства или добрая воля, а гражданская ответственность. Мы только что заключили соглашение с банком ВТБ. Речь не о строительно-реставрационных проектах, а, скорее всего, о приобретении экспонатов. Новый этап после постсоветского периода, новые задачи, возможно, более трудные. Легко дать деньги на реставрацию картины, труднее купить картину. Еще неизвестно, получится это или нет. Мы будем обсуждать с ВТБ проекты, связанные с развитием музея, с расширением коллекций, с большими выставками. Раньше нужно было выживать, поэтому мы не просили денег на большие выставки. Находились отдельные меценаты, в них заинтересованные.

Еще один привлекший мое внимание заголовок – "Рядом с атомной станцией "Фукусима» мог быть филиал Эрмитажа». Пора писать историю музея последних двух десятилетий. Она расскажет о том, как трудно создавать уникальные эрмитажные центры-спутники. Мы не собирались открывать центр в Фукусиме. Я это название услышал после того, как там произошла авария. Переговоры в Японии с нами вел специальный фонд, одним из его участников была компания, которая занималась безопасностью атомных объектов. Подходящее место для центра, которое нас могло удовлетворить, найти не смогли. Речь шла о Токио и исторической части Хиросимы, где можно работать, не мешая местным музеям. В результате мы центр создавать не стали, а продолжили систему выставок. Японская сторона, чтобы подтвердить свою заинтересованность, выступила благотворителем и оплатила работы на фондохранилище в Старой Деревне. Напомню, это был момент, когда рушилось все: финские строители работали в долг на миллионы, государственных денег не поступало, мы бились за финские кредиты. Тогда и пришли деньги от японской стороны, причем поступили они прямо в банк. Сложные процессы создания центров требуют усилий и материальных затрат.

Время изменилось. Теперь, когда мы ведем переговоры с заграницей, выставляем финансовые условия, без которых разговор не может идти вперед. Другой уровень центров, их роль другая и подход другой.

Новый постсоветский этап прослеживается везде. Происходят качественные изменения, которые влияют на жизнь, в том числе музейную, на отношение между странами. Ощущения "почти на пальцах», может быть, для кого-то еще не убедительные. Но они есть.