ВИКИНГИ НЕ УМИРАЮТ

Викинги не умирают. Они уходят в Вальгаллу, чтобы перегруппироваться.

Вальпургий Шахмедузов

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

В переводе на русский язык слово «викинги» означает «люди заливов» (от их излюбленной тактики устраивать неприятельским кораблям засады в заливах) или, по другому толкованию, «люди битвы, «рубаки», «воители».

Днем начала «эпохи викингов» традиционно (хотя и весьма условно) считается 8 июня 793 года по Р.Х. В этот достопамятный день к островку Линдисфарн у восточного побережья Шотландии причалили ладьи необычной постройки - с высоко задранными носом, украшенным грозно ощеренной драконьей головой, и кормой, под большими алыми парусами. Всего через мгновение монахи местного монастыря, вышедшие встретить незваных гостей, очутились в адском пекле. Сошедшие на берег вооруженные до зубов свирепые белокурые исполины в железных шлемах, с длинными копьями, кроваво-красными щитами, мечами и секирами, с ужасным, львиным рыком ринулись на штурм монастыря. Охваченные священным боевым неистовством, они выли по-волчьи и ревели по-медвежьи, визжали по-кабаньи, свирепо скалились, дико вращали глазами и грызли в бешенстве собственные щиты. Своими грозными секирами заморские пришельцы разнесли в щепы ворота монастыря и вмиг разграбили церковное имущество, тщательно обшарив все углы. Всех, кто пытался оказать им сопротивление, русые гиганты убивали на месте или же, под оглушительный хохот, выгоняли на берег и топили в море, не забыв при этом снять с них одежду, столь ценную в «полнощных странах» Северной Европы.

В мгновение ока, белокурые и рыжие пришельцы, забив захваченный монастырский скот, побросали туши на свои драконоголовые корабли и вместе с добычей бесследно исчезли в морской дали.

Здесь мы, с позволения уважаемых читателей, на миг прервем нить нашего повествования, чтобы сделать немаловажную оговорку. Разумеется, среди норманнов и, в частности, викингов, попадались не только «белокурые бестии» и «Эйрики Рыжие», но и «Гальвданы Черные», а, попросту говоря - брюнеты. Представления о «нордических людях» («истинных арийцах») как о сплошь голубоглазых и длинноголовых гигантах появились в чисто умозрительных представлениях кабинетных теоретиков-«ариософов» XIX века, от которых расовые идеологи гитлеровского национал-социализма позаимствовали эти представления скорее по инерции, чем по глубокому внутреннему убеждению. Не случайно сам Адольф Гитлер - ярко выраженный брюнет круглоголового (брахокефального) альпийского типа (хотя и голубоглазый) абсолютно не соответствовал критериям «нордического» или арийского человека, а вот многие финны или эстонцы, язык которых не имел с индогерманской (индоевропейской) семьей ничего общего - соответствовали.

С нападения неведомых дотоле морских разбойников на остров Линдисфарн, повергнувшего в ужас весь тогдашний европейский мир, началась столь кровавая для Ойкумены (как именовали античные греки, а позднее - византийцы обитаемую часть Земли, именуемую римлянами Земным Кругом - Орбис Террарум) эпоха завоеваний викингов. Набег на Линдисфарнский монастырь был лишь началом и прелюдией к набегам северных пиратов на цивилизованные страны тогдашнего мира.

Более 500 лет держали мир за горло эти «рыцари открытого моря», для которых корабль был тем же, чем конь - для «кентавров» Аттилы, Горки Булги и Чингисхана. Не случайно в поэтических висах - героических песнях, сложенных дружинными певцами-скальдами, для описания корабля использовалось поэтическое сравнение («кеннинг») «морской конь»! Свои разбойничьи походы викинги начинали от далеких фьордов исхлестанного штормами, изобилующего коварными рифами Норвежского побережья. Причем морские набеги норманнов почти всегда были на редкость результативными.

Каким захватывающим было, вероятно, зрелище ладей викингов, взлетавших на белопенные волны, напоминавшие серебристую гриву Слейпнира, восьминогого скакуна «Отца богов» - одноглазого Одина, на чьем копье Гунгнире держится весь мир! Над резными драконьими головами форштевней с острыми зубами и высунутыми жалами языков трепетали раздуваемые ветром алые купола могучих парусов. На бортах, словно шляпки гигантских гвоздей, сверкали алые, подвешенные вплотную друг к другу щиты. Как, должно быть, ликовали друзья, увидев издали приближающийся могучий флот викингов, и как, должно быть, дрожали в бессильном гневе их насмерть перепуганные недруги! Устрашающий эффект наверняка усугублялся разверстыми драконьими пастями, драконоподобными очертаниями самих кораблей и их вызывающе яркой, кричащей раскраской.

Судя по знаменитому «гобелену из Байё», запечатлевшему одну из самых выдающихся военно-морских операций раннего Средневековья - переправу и высадку в Англии потомка викингов - герцога Нормандии Вильгельма Завоевателя - в Англии в 1066 году - почти каждая доска обшивки норманнских кораблей были выкрашены другим цветом. Не менее резкими цветовыми контрастами отличались окраска парусов и щитов. Но щиты норманнов были ярко окрашены лишь с внешней стороны, а с внутренней стороны всегда были белыми. Если щиты были повернуты внутренней стороной наружу, это означало, что норманны приближаются с мирными намерениями - что, впрочем, случалось весьма нечасто, да и то не раз использовалось как коварная уловка - «нордическая хитрость», по любимому выражению Адольфа Гитлера.

Вильгельм Завоеватель был прямым потомком предводителя викингов Рольфа (Хрольфа или Хрольва) - основателя Нормандского герцогства в устье реки Секваны (Сены), на территории (Западно-) Франкского королевства (нынешней Франции). Отчаявшись от постоянных неудач в борьбе с «северными людьми», франкский король Карл Простоватый (видимо, и впрямь не страдавший избытком ума), заключил с Рольфом мир, выдал за него свою дочь принцессу Гизелу и передал предводителю викингов во владение королевские земли на побережье Ла Манша (которыми Рольф фактически уже и без того владел, без всякой королевской грамоты, завоевав их собственным «копьем кровавым и мечом звенящим», по выражению знаменитого скальда-викинга Эгиля Скаллагримссона). Со своей стороны, Рольф принял христианство, признал себя вассалом короля Карла и уже на «законных основаниях» вступил во владение завоеванной областью, получившей с тех пор название Нормандии - по захватившим и заселившим ее норманнам. Как писал наш замечательный поэт граф Алексей Константинович Толстой в своей «Песни о походе Владимира на Корсунь»:

И шлет в Византию послов ко двору:

- Цари Константин да Василий!

Смиренно я сватаю вашу сестру,

Не то вас обоих дружиной припру,

Так вступим в родство без насилий!

Вообще, история норманна Рольфа очень напоминает историю потомка викингов (осевших уже не на франкской, а на славянской земле) князя стольно-киевского Владимира (Володимера) Красное Солнышко из рода Рюрика Ютландского, или, как его именовали дружинники-варяги - «конунга Вальдемара»).

Что делать с Владимиром? Вынь да положь!

Креститься хочу да жениться!

Не лезть же царям, в самом деле, на нож?

Пожали плечами и молвят: - Ну, что ж!

Приходится ехать, сестрица!

Мы знаем, что Владимир, как и Рольф, в конце концов добился своего:

Свершился в соборе крещенья обряд,

Свершился обряд обвенчанья,

Идет со княгиней Владимир назад,

Вдоль улиц старинных да светлых палат,

Кругом их толпы ликованья.

В 1066 году от Рождества Христова потомок Рольфа (в крещении - Роллона или Ролло) - Вильгельм Завоеватель - завладел и Англией, разгромив в битве при Гастингсе короля англосаксов Гарольда Годвинсона, в крови которого также текла норманнская кровь и ядро войско которого составляла дружина норманнов-«хускарлов» (менее чем за месяц перед этой битвой павший при Гастингсе король Гарольд разгромил в битве при Стэмфордбридже войско считающегося многими историками «последним викингом» норвежского короля Гаральда Прекрасноволосого, павшего в кровавой сече - вот как переменчива военная фортуна). С тех пор норманнские львы (сохранившиеся и в гербе Нормандского герцогства - нынешней французской провинции Нормандии) - вошли в английский герб. Эти три золотых льва на красном поле норманнского щита указывали на происхождение Вильгельма Завоевателя от Роллона - родича древних датских конунгов.

Датские короли также имели в гербе трех львов, перекочевавших со временем и на герб основанного датскими крестоносцами в земле язычников-эстов города Ревеля, или, как называли его эсты, «Датского града» (эст.: Линданисе, или Таани Линна - нынешней столицы Эстонии - Таллинна), а с него - и на герб независимой Эстонской республики. Тем не менее, три золотых льва на червленом поле стали, после завоевания Англии норманнами Вильгельма, считаться, в первую очередь, английскими.

Собственно говоря, нападения норманнских викингов на Англию начались гораздо раньше. Еще в 794 году по Р.Х. «северные люди» напали на монастыри Ярроу и Вермут на восточном побережье Англии. В 795 году викингами был разграблен монастырь Святого Коломбы на острове Иона. Действуя по принципу: «Бей и беги!», они налетали внезапно, наносили удар и столь же мгновенно исчезали с добычей. В 797 году норманны опустошили остров Мэн с древним монастырем, посвященным Святому Патрику - покровителю Ирландии. В 800 году, известном как год коронации франкского короля Карла Великого в Риме из рук папы римского короной императора Запада (то есть восстановленной Западной Римской империи), викинги завладели Фарёрскими островами. Как писал один франкский монах-современник, очевидно, не чуждый античной образованности: «Эти дикие звери идут по полям и холмам... жгут, грабят и опустошают все - жестокие орды, беспощадные когорты и смертоносные фаланги». По всему христианскому миру в церквях молились: «Избави нас, Господи, от ярости норманнов» (лат: «De furore normannorum libera nos Domine»).

Впрочем, справедливости ради следует заметить, что история повторяется. Не столь уж далекие предки этих истово молящихся в храмах, насмерть перепуганных норманнскими викингами крещеных франков и бургундов, лангобардов, готов, англов, саксов и ютов всего пару столетий тому назад сами наводили ужас на римлян и греков, точно так же возносивших в церквях молитвы тому же Богу, умоляя спасти их от ярости германских варваров! А всего через пару столетий после окончания «эры викингов» потомки этих самых викингов, крещеные датчане, перепуганные морским разбоем новых вышедших на историческую сцену пиратов - прибалтийского племени куршей-куронов (давших название Курляндии-Курземе), в свою очередь будут истово молиться у престола Всевышнего о том же самом: «От куршей избави нас, милостивый Господи Боже!» (датск.: «Fra kurerna bevare os milde herre Gud»).

В-общем, как писал граф А.К. Толстой в своем поморском сказании «Боривой»:

И епископ с клирной силой,

На коленях в церкви стоя,

Молит: - Боже, нас помилуй,

Защити от Боривоя!

Поначалу жертвы нападений викингов знали о нападавших лишь то, что те, переправившись через море, пришли с далекого Севера, из страны, «где, утомившись, заканчивается свет», как писал в те времена один высокоумный и многоученый книжник. Поэтому-то храбрых и жестоких язычников прозвали «норманнами», или «северными людьми». В дальние заморские походы, на разбой и грабеж, в торговые экспедиции или в наемники-варяги к правителям других стран, а также на поиски новых земель для поселения отправлялись прежде всего самые смелые и сильные из северных германцев. Именно этих «людей длинной воли» соотечественники называли «викингами», от слова «вик» (залив), ибо, как мы уже знаем, излюбленной тактикой северных морских разбойников были засады на неприятельские корабли в заливах.

«Неведомой» для линдисфарнских монахов, англосаксонских и франкских летописцев землей был Скандинавский полуостров («остров Скандза» греко-римско-готских хронистов) и полуостров Ютландия (откуда был родом первый русский князь Рюрик) - земли, на которых сегодня расположены такие мирные и буржуазно-благополучные королевства Швеция, Норвегия и Дания. На их суровых побережьях, во фьордах и на островах, в тяжелых природных условиях, в далеко отстоявших друг от друга селениях, а чаще - укрепленных крестьянских хуторах-усадьбах («гардах») - вели изнурительную, каждодневную борьбу за выживание свободные северогерманские общинники («бонды») - рыбаки, охотники, землепашцы и скотоводы. Их суровый мир всецело принадлежал мужчинам. Глава рода обладал неограниченной властью над младшими мужчинами, женщинами, детьми и рабами («треллами»).

Норманны - общие предки «нордических» народов, то есть современных датчан, шведов, аландцев, фарёрцев, норвежцев и исландцев (языки которых и ныне весьма сходны) - общались между собой практически на одном и том же наречии, условно именуемом «древнескандинавским», «древненорвежским» или «старонорвежским» («древне-северным») языком (нуррён), особенную близость к которому сохранил современный исландский язык. По свидетельствам современников, норманны, вследствие большого сходства языков, могли свободно общаться на своем языке также с англосаксами.

Главной целью всякого норманна была власть. Необходимо было не только захватить ее, но и сохранить, каждодневно доказывая свое право на власть. Всякое проявление слабости считалось среди норманнов позором, а трусость - преступлением. На этих воззрениях «северные люди» воспитывали свою молодежь. Ни собственная, ни, тем более, чужая жизнь не имели в глазах «нордического человека» большой ценности. Знаком особой милости богов считалось счастье погибнуть в бою с мечом в руке, призывая имя «Всеотца» Одина и его братьев Вил(л)и и Ве, как подобает доблестному мужу. А вот мирно скончаться в собственной постели, «как корова в хлеву», «соломенной смертью», почиталось величайшим позором. Бесстрашные мужи, павшие с оружием в руках на поле боя, в сопровождении прекрасных и божественных воительниц - валькирий (выбравших среди убитых самых храбрых) отправлялись прямиком в небесный чертог «Альфатера» Одина - Вальяскьяльву или Вальгаллу (Валгаллу) пировать и веселиться по ночам и сражаться друг с другом с утра до вечера, в ожидании финальной битвы с силами Зла, Мрака и Хаоса в день «Сумерек (Гибели) богов» (а также людей и всего мира) - Рагнарёк. Таким образом, воины, доблестно павшие в бою, не умирали в собственном смысле этого слова, возрождаясь после физической смерти на земле в Валгалле для новой жизни. Умершие же жалкой и позорной «соломенной смертью» отправлялись в унылый мрак царства мертвых - Гелль.

В этой связи нельзя не согласиться с мыслью, совершенно справедливо высказанной современным отечественным историософом Анатолием Ивановичем Макеевым, согласно которой нордические культы были «способны привлекать к себе людей особого типа – образно говоря, «типа викинга», воина. Дополним сказанное словами современного исследователя Александра Алексеевича Хлевова, позаимствовав их из его весьма ценной работы «Феномен северной дружины»:

«Состояние войны – привычное и естественное состояние общества эпохи Средних веков. Вооруженный человек, безусловно, находился в центре «линий напряжения» той эпохи, являя собой единственную реальную силу. Критерий оценки вооруженных сил может быть только один – эффективность. И по этому решающему показателю войска викингов остаются для своей эпохи если не недосягаемым, то все же образцом: ни Европа, ни Азия не смогли создать альтернативных воинских формирований, способных положить конец деятельности северных отрядов или устойчиво удерживать инициативу в своих руках. Движение викингов не было остановлено – оно прекратилось само (курсив наш – В.А.) в силу, прежде всего, внутренних причин».

По мнению Александра Хлевова, причина описанной сверхэффективности северных дружин лежала, прежде всего, «в области духа, в исповедуемой ими религии. Он подчеркивает ключевое значение «дружинной идеологии с собственными критериями поведения и кодексом чести, со специфическим культом (повышенная популярность в среде викингов Одина и Тора, своеобразное и уникальное представление о посмертном воздаянии для избранных воинов в форме «казарменного рая» Вальгаллы)

Со временем у северных германцев сложилось нечто похожее на сословия: «ярлы» (благородные, знатные люди), «карлы» (свободные мужчины-воины) и «треллы» (рабы). Но до установления подлинного сословного общества, с четкими и почти непреодолимыми рамками между сословиями, было еще далеко. Все важнейшие вопросы решало народное собрание - «тинг» (у континентальных германцев - «динг»; немецкое слово «динг», как, кстати и родственное ему английское слово «тинг», означает «вещь» - между прочим, древнерусское слово «вещь» является близкородственным слову «вече», т.е. народное собрание древних славян). Кстати, частичка «тинг» сохранилась, в качестве окончания, в названиях парламентов современных североевропейских государств: норвежский парламент называется «стортинг» (правильно: «стуртинг), т.е. «большой (великий) тинг»; датский парламент - «фол(ь)кетинг» («народный тинг»); исландский парламент - «альтинг» («всеобщий тинг»); и только парламент Швеции (как наиболее «онемеченной», в силу особенностей исторического развития, скандинавской страны, именуется «риксдаг», по аналогии с немецким парламентом-рейхстагом).

На тинг сходились все свободные мужи, непременно с оружием, в первую очередь - с копьями и щитами. Копье (атрибут верховного бога Одина-Вотана, охранявшего своим копьем все договоры) считалось главным оружием всякого германца. Не существовало у норманнов (в отличие, например, от древних кельтов) и особого священнического сословия («профессионального» жречества). Обязанности жрецов («годи») выполняли, как бы «по совместительству, представители светской родоплеменной знати, являвшиеся, прежде всего, воинами (как, впрочем, и всякий свободный мужчина). О существовании у древних (и, в частности, северных) германцев жреческой касты «арманов», якобы передававших свои священнические функции по наследству, исторически подтвержденных сведений не сохранилось (вопреки утверждениям австро-немецкого «народнического» философа конца XIX-начала ХХ веков Г(в)идо фон Листа, о котором у нас еще пойдет речь на следующих страницах этой книги).

Что же гнало норманнов в открытое море? Что превращало оседлых «бондов» в лихих викингов, почитавших «чужую головушку - полушкой, да и свою шейку - копейкой»?

Во-первых, суровая Скандинавия с ее скалистыми горами, занимающими большую часть территории, бедными, неплодородными почвами и нехваткой пригодной для обработки земли с определенного момента, в результате демографического взрыва, оказалась не в состоянии прокормить всех обитавших на ней людей.

Во-вторых, рассказы бывалых мореходов о богатствах монастырей, церквей и городов по ту сторону моря манили туда все новых искателей добычи и славы, готовых покинуть родные скалы и самим попытать счастья.

В-третьих, в Скандинавии со временем начала медленно, но верно укрепляться власть королей («конунгов»), стремившихся подчинить себе не только свободных «бондов»-«карлов», но и местную знать - «герсиров» (родоплеменных вождей) и «ярлов» (знатных предводителей дружин). Между тем, каждый из них, имевший хотя бы небольшую дружину - «гирд» у датчан и норвежцев (а также у англосаксов), или «грид» у шведов (это обозначение гребной дружины аналогично по значению древнерусскому «гридь»; производное от которой - «гридница» - означало пиршественную палату, в которой веселился князь-конунг со своими «гридями»-дружинниками) и хотя бы один корабль, сам почитал себя «королем» (хотя бы и «морским») и при первой же возможности стремился избежать подчинения «королю сухопутному».

В-четвертых, вероятнее всего, в дело вступил «фактор пассионарности», говоря словами покойного Льва Николаевича Гумилева, властно звавший за собой «людей длинной воли».

Уже давно и хорошо знакомые с морем, ветрами и непогодой, норманны, быстро снискавшие себе славу лучших мореходов подлунного мира, еще до начала собственно «эпохи викингов», в VII веке по Р.Х., научились строить свои знаменитые быстроходные ладьи, столетием позже прозванные жителями парализованной страхом Европы «морскими драконами». Сами викинги именовали их просто «драконами» («драккарами»), и именно для усиления сходства со сказочным чудовищем украшали носы своих «длинных кораблей» искусно вырезанными из дерева драконьими головами. Все «драккары» викингов приводились в движение сидевшими на веслах гребцами-дружинниками («гирдманами», «гридями») и управлялись с помощью кормила («штира», или «штюра») - большого рулевого весла, расположенного с правой стороны. Кормчий, или рулевой («штирман», «штюрман», «стирман», «стюрман» - от этого происходит наше русское слово «штурман») правил «драккаром», повернувшись спиной к левому борту. В 1880 году такой «драккар» был найден при раскопках норманнского могильного кургана в Гокстаде, на южном побережье Норвегии.

Эта узкая, длинная, с малой осадкой ладья имела 23,8 метра в длину, 5,25 метров в ширину и 1,75 метра в высоту, косо срезанный киль, высокие борта из прочных дубовых досок, 32 вытесанных из сосны весла (длиной 5,5 метров, с лопастями шириной 12 сантиметров), грациозные нос (форштевень) с драконьей головой и корму (ахтерштевень). Ладья приводилась в движение 16 парами гребцов, защищенных от вражеских стрел и метательных копий круглыми или каплевидными щитами, закрепленными на бортах с внешней стороны (кроме того, за счет прикрепленных к бортам щитов викингов во время плаванья повышалась высота бортов), а при попутном ветре на ней ставили 1 прямой широкий прямоугольный парус (площадью около 70 квадратных метров), чаще всего алого цвета. Гребных «банок» (скамей для гребцов) не было, и каждый викинг-«гирдман» сидел на своем «сундуке мертвеца» (выражаясь словами героев бессмертного пиратского романа «Остров сокровищ» кумира нашей юности Роберта Льюиса Стивенсона!), припасенном для пожитков и добычи. Мачта ставилась в укрепленный на киле дубовый степс (при необходимости ее убирали и шли на веслах).

Когда «драккар» норманнов, рассекая пенные морские волны, шел под своим огромным алым парусом, отверстия для весел задраивались. При особенно сильном волнении в море и в дождь викинги натягивали над головами полотно, поскольку палуб «драккары» викингов не имели. На мачте викинги обычно поднимали значок или флаг с изображением ворона - вещей птицы Одина, служивший им знаменем в боях на море и на суше (нередко флаг на мачте заменялся металлическим флюгером с изображением того же ворона, указывавшим заодно направление ветра).

Как писал граф А.К. Толстой в уже цитировавшейся нами «Песни о походе Владимира на Корсунь»:

Готовы струги, паруса подняты,

Плывут к Херсонесу варяги;

Поморье, где южные рдеют цветы,

Червленые вскоре покрыли щиты

И с русскими вранами стяги.

Спустя 13 лет после этой находки по образцу «гокстадской ладьи» был построен точно такой же «драккар», мореходные качества которого были незамедлительно опробованы на просторах Атлантики. Даже в самых неблагоприятных погодных условиях «морской дракон» летел над гребнями волн легко и плавно, как птица. При попутном ветре ладья викингов была способна развить под парусом скорость до 9,3 морских миль (17,2 километров) в час.

Расстояние от Бергена в Норвегии до Ньюфаундленда - места первого поселения норманнов в Америке (4800 километров) «морской дракон» проделал всего за 27 дней. Такой «драккар» легко мог взять на борт 70 человек, 400 килограммов оружия, 2500 килограммов провианта и полтонны других грузов. В те времена упадка кораблестроения (даже в Ромейской, или Византийской, империи - наследнице высокоразвитой греко-римской цивилизации античности!) никто, кроме викингов, не умел строить такие корабли. Именно поэтому, кстати, за всю эпоху викингов никто из их противников не оказался в состоянии организовать ответный морской поход на Скандинавию.

Жизнь викингов была связана с кораблем настолько тесно, что их предводители - «морские короли» - приказывали даже хоронить себя в своих «драккарах». После смерти отважного мореплавателя его «морского коня» вытягивали на берег, укладывали в него покойника со всеми почестями - вместе с оружием и важнейшей утварью - после чего опускали корабль-саркофаг в глубокую могилу, закладывая ее сверху каменным сводом. Впрочем, существовал и другой обычай, согласно которому корабль с покойником поджигали и выпускали в море на волю волн.

Наряду с «длинными (боевыми) кораблями», у викингов имелись и транспортные суда - так называемые «змеи» («шнеки»), использовавшиеся для перевозки переселенцев в новые земли - на Фарёрские и Оркнейские острова, в Ирландию, Англию, Исландию, Гренландию, Америку (Винланд, Винландию), реже - в континентальную Европу.

Возвращавшиеся «к родным скалам» из морских походов викинги своими захватывающими рассказами о богатых заморских землях и наглядными доказательствами истинности рассказанного в виде добычи увлекали за море все новые полчища соплеменников. Вскоре флотилии их кораблей появились у берегов Европы под предводительством «морских королей», избранных викингами за личное мужество и опытность в военном деле. В 839 году один из них, норвежец Торгейс, провозгласил себя «королем всех иноземцев в Ирландии».

Из года в год викинги продолжали совершать набеги на восточное побережье Англии. В 839 году 350 «морских драконов» вошли в устье Темзы. Викинги захватили Лондон и разграбили епископскую резиденцию Кентербери. Знаменитый викинг Рагнар Лодброк («Кожаные Штаны») сделался королем Шотландии.

Обшарив вдоль и поперек Атлантическое побережье Европы, викинги пустились вверх по большим рекам, предав огню города по рекам Сене, Сомме и Гаронне, Ахен, Кельн, Трир, Майнц, Вормс, Бинген и Ксантен (легендарную родину героя «Песни о Нибелунгах» - Зигфрида, именуемого у норманнов Сигурдом Драконоубийцей). Туда, где выныривала из морских волн хищно оскаленная драконья голова, приходила большая беда. Один из франкских летописцев-современников писал: «Сам Бог послал этих одержимых из-за моря, чтобы наказать франков за грехи»», и добавлял: «В морях они ищут себе пропитание: ведь они суть обитатели моря!»...

«Взяв на копье» город Ахен, откуда еще не так давно правил своей Западной империей Карл Великий, викинги разграбили императорский дворец и превратили императорскую часовню в конюшню. Восточным франкам удалось изгнать их лишь в 891 году, при короле Людовике (Людвиге) Немецком, прославленного за эту победу в героической песни «Людвигслид».

Лишь тот достоин именоваться морским королем, кто никогда не спал под закопченным потолком и никогда не осушал свой рог с медом у домашнего очага.

Так говорит «Круг земной» («Геймскрингла») - классическое произведение исландской литературы, сочинение скальда Снорри Стурлусона - об этих полных неиссякаемой энергии людях моря, начавших в эпоху распада родовых отношений на свой страх и риск вести войны, вторгаться с побережья в чужие страны и завладевать заморскими землями. Среди многочисленных трофеев викингов можно было найти и выломанный замок от городских ворот Парижа, и колокол Сен-Жерменского аббатства. Впрочем, таким же манером знаменитые «Корсунские врата» попали в Хольмгард-Новгород - вотчину потомков славного викинга Рюрика, основателя Древнерусской державы (вошедшей в историю под названием «Империи Рюриковичей» - так ее именовал, в частности, Карл Маркс - или «Киевской Руси»).

Вступая в бой с безумною отвагой, пренебрегая ранами и опасностью, бросались они на врага, порой без шлемов и щитов, не страшась грозящей гибели, ибо знали, что павших в бою небесные девы валькирии умчат на крылатых конях в чертоги Одина.

Зубастые драконьи головы с высунутыми языками беспрестанно появлялись не только у берегов Альбиона. Неукротимое морское племя одолело на своих «драккарах» и грозный Бискайский залив, и Гибралтар, и Средиземное море, оставив за собой кровавые следы и на Сицилии, и в Леванте. Маршруты других морских набегов викингов вели в Балтийское и Белое моря. В то время как норвежские викинги (собственно норманны) избрали своей главной мишенью земли западных и восточных франков (соответственно, будущих французов, голландцев, бельгийцев и немцев), а датские викинги (даны) - в основном Англию, шведские викинги-варяги проникли по большим рекам далеко вглубь Руси, добрались до Черного моря, перемежая нападения на византийские города со службой цареградским императорам в качестве наемных солдат.

Эти азартные морские кочевники, окружившие свою плавучую родину - корабль с драконьей головой - поистине сверхчеловеческой любовью, оставили многочисленные рунические надписи не только на берегах Малой Азии и Северной Африки, но и на восточном побережье Америки.

Но викинги не только грабили, но, как всякие пираты, торговали награбленным. И в этой связи необходимо подчеркнуть, что становление древнерусской государственности происходило именно на путях «из варяг в греки» (как и «из варяг в арабы»), характеризуясь высочайшей степенью межэтнических и межкультурных контактов. Именно торговые пути явились стержнем, вокруг которого сложилась уже упоминавшаяся выше Древнерусская держава - «Империя Рюриковичей» -, причем главную роль в этой торговле играли (согласно «Повести временных лет») именно скандинавские викинги («варяги-находники из Заморья»).

Не случайно этот легендарно-героический период русской истории совпадает по времени с «эпохой викингов» в Европе (879-1066). Варяги, обладавшие современным оружием, сочетавшим скандинавские традиции с достижениями «Римской» (а на деле - франкской) империи Каролингов и высокую транспортную культуру (их «драккары», как уже говорилось выше, в данную эпоху не знали себе равных) прорывались к сакральным и материальным ценностям Византии и арабского Востока - чего стоят одни только морские налеты на «ромейскую» столицу - «Второй Рим» - Царьград-Константинополь, Берда’а, Севилью! -, вовлекая по пути в этот процесс славянские и финно-угорские группировки пассионариев, «людей длинной воли».

И очень скоро, путем социально-этнического взаимодействия, через взаимопроникновение разных уровней духовной и материальной культуры, скандинавские воины-купцы слились с частью родоплеменной славяно-балто-угрофинской знати, дав начало возникновению нового этносоциума под названием «русь» - широкого надплеменного (хотя, на первых порах, и характеризующегося очевидным преобладанием норманнского элемента) дружинно-торгового общественного слоя, сплотившегося вокруг князя-конунга и образующего его «гридь»-дружину, войско, звенья раннефеодального аппарата власти, заселившего города «Русской земли» безотносительно к племенной принадлежности и защищенного княжеской «Русской правдой» («Правдой роськой»).

В своих дерзких по замыслу и молниеносных по воплощению в жизнь разведывательных походах в нелюдимые полярные моря к берегам Новой Земли, Шпицбергена, Гренландии, в Баффинов и в бурный Бискайский залив викинги шли неудержимо - сквозь штормы, плавучие льды, мрак, туман и лютый холод, не имея ни компаса, ни других, даже простейших мореходных инструментов, хорошо известных мореплавателям позднейших времен. Днем им указывало путь Солнце, ночью - Полярная звезда (которую сами викинги именовали «Путеводной»). Впрочем, согласно новейшим исследованиям, викинги якобы ориентировались в пасмурную погоду с помощью кусочков магнитной руды. Кто знает?

Но свойственные всем норманнам «нетерпенье и тяга к перемене мест», необузданный нрав, нежелание повиноваться и обостренное чувство чести, выливавшееся в драчливость - все это чаще всего мешало «сынам Севера» закрепить свои завоевания. Виной тому были также беспрестанные распри и раздоры, когда брат то и дело обнажал меч на брата. Так, к примеру, поселения викингов в Гренландии оказались опустошенными вовсе не вследствие успешных нападений эскимосов («скрелингов»), а из-за междоусобиц. Впрочем, в целом ряде случаев (в Нормандии, Англии, Ирландии, Шотландии, Южной Италии, Сицилии и на Руси) «морским королям» удалось сделаться феодальными властителями над коренным населением, веру, язык и культуру которого они, впрочем, очень быстро перенимали.

Как писал о норманнской экспансии в своем фундаментальном труде «Формирование человека» ректор Гейдельбергского университета доктор Эрнст Крик - один из ведущих историков Германии 20-40-х годов прошлого века:

«Викинг - тип первобытного воина из свободных крестьян, выделившийся в результате свободного развития расовых инстинктов. Избыток сил нашел разрядку в героическую эпоху викингов с VIII по XI века. Переселения народов похожи на извержения вулканов, но переселения северных германцев во многих отношениях уникальны. Это был взрыв первобытного субъективизма, не имеющий себе подобных. Эти крестьянские сыновья отправлялись в поход небольшими группами, вольными союзами, и каждый считал себя завоевателем мира на свой страх и риск. Они заселили северные страны вплоть до Гренландии, охватили Европу с четырех сторон, создали стабильные государства в России, Исландии, Франции, Англии и Италии. Их посылало не государство; наоборот, у себя на родине они бежали от сильной власти, например, норвежского короля Гаральда Прекрасноволосого, но, в конечном счете, сами основывали государства. И, несмотря на это, героическая эпоха викингов являет собой картину бессмысленной растраты сил благородной крови...

Норманнам не хватало внешних естественных рамок и внутренних связей, задатки для образования великих империй были, но все упиралось в отдельную личность, со смертью которой каждый опять становился сам по себе».

Как совершенно правильно указывал современный российский медиевист-скандинавист Александр Евгеньевич Мусин, реальным местом образования «руси» стал район «Старой Ладоги, как зоны контактов славян и скандинавов в контексте финноугорского субстрата». И лишь к началу XII века название «русь» утратило свое значение социального термина, окончательно растворившись, как слой, в массе восточного славянства и оставив ему свое название и самосознание, что и ознаменовало сложение древнерусской народности (аналогично тому, как потомки норманнов Роллона и Вильгельма Завоевателя примерно к этому же времени окончательно растворились в среде франко-бретонского населения, войдя вместе с ним, под именем «нормандцев» в состав складывающейся французской нации).

Как писал Эрнст Крик в «Формировании человека»:

«Когда северный субъективизм нашел в христианстве средство самоопределения, а короли в церковной организации - средство образования государства, сила экспансии была исчерпана, и Север снова оказался в изоляции. Северные германцы были во всем противоположны римлянам: Рим воспитывал надежную государственность, методично расширял свои владения, подчинил Я государству; норманны же были гениальными дикарями, в своих завоеваниях они не следовали никакому плану и произвольно оставляли завоеванные позиции, стремились к личной славе, власти и добыче. Норманны растворялись в завоеванных народах: через несколько столетий они романизировались ими русифицировались».

Хотя даже с принятием христианства нравы варягов изменились далеко не сразу (они и веру в Единого Бога проповедовали даже среди соплеменников не столько кротким Евангельским словом, сколько мечом, копьем и топором - не зря атрибутом Крестителя Норвегии конунга Олава Святого стала, наряду с Честным Животворящим Крестом, боевая секира!), общество неумолимо изменялось, и в нем все меньше места оставалось для викингов и их безумно храбрых «морских королей». И постепенно «морские драконы» с ярко раскрашенными бортами, увенчанными блестящими щитами, с алыми парусами и угрожающе разинувшими пасти, грозно приподнятыми над волнами драконьими головами, перестали бороздить моря. И ворон Одина на мачтах кораблей уступил место иным эмблемам.

Так конунг Норвегии (с 1103-1123 год) Сигурд I Крестоносец (Йорсалафари, что означает в переводе с древнескандинавского языка нуррён на русский «плаватель в Иерусалим») отправился отбивать Святую Землю (Землю Воплощения) от сарацин (или, по-русски, «сорочин», как тогда называли в Христианском мире мусульман) уже под знаменем Креста (кстати говоря, именно осевшие во Франции, Англии и Италии норманны были основной движущей и ударной силой Крестовых походов). На биографии этого последнего викинга (хотя таковым обычно считают другого норвежского конунга, павшего в 1066 году в битве с англосаксами Гарольда Годвинсона в битве при Стэмфордбридже под городом Йорком - Гаральда Прекрасноволосого, женатого на русской княжне из рода Рюриковичей Елизавете, дочери Великого князя Киевского Ярослава Мудрого, сына уже не раз упоминавшегося нами выше потомка Рюрика - Крестителя Руси Владимира Красное Солнышко) стоит, пожалуй, остановиться несколько подробнее.

В 1107 году Сигурд I отправился со своим войском, посаженным на множество кораблей, в Крестовый поход, чтобы оказать военную помощь Иерусалимскому королевству, основанному в Земле Воплощения крестоносцами. На своем морском пути в Святую Землю он сражался с повсеместно теснившими христиан сарацинами под Лиссабоном в Португалии, на многочисленных островах Средиземного моря, в Палестине, посещал графа сицилийских норманнов Рожера II в Палермо, Иерусалим и, разумеется, Царьград-Константинополь (по-норманнски: Миклагард). В 1110 году Сигурд I вместе с королем-крестоносцем Балдуином I Иерусалимским выбил сарацинский гарнизон из богатого портового города Сидона (нынешней ливанской Сайды). В 1111 году Сигурд I Крестоносец вернувшись из Святой Земли в Норвегию, перенес столицу в город Конгхелле (нынешний шведский Кунгэльв), где построил крепость, в собор которой передал на хранение частицу Истинного Животворящего Креста, полученную им в дар от Балдуина I Иерусалимского. В 1123 году конунг Сигурд Йорсалафари направил крестоносцев в Смоланд крестить тамошних язычников. В период Сигурда I Крестоносца в Норвегии была основана Ставангерская епархия и введена церковная десятина.

Сигурд I Крестоносец был женат на русской княжне из рода Рюриковичей - Мальмфриде (Малфриде) Мстиславовне, дочери Великого князя киевского Мстислава Владимировича Великого, сына Владимира Мономаха и Гиты Уэссексской (дочери упоминавшегося выше последнего англосаксонского короля Гарольда Годвинсона, разбившего в 1066 году при Стэмфордбридже норвежского конунга Гаральда Прекрасноволосого и разгромленнного в том же году при Гапстингсе герцогом Нормандии Вильгельмом Завоевателем, потомком Ролло-Роллона). От брака Сигурда Йорсалафари с Малмфридой Мстиславовной родилась дочь - Христина Сигурддаттер (дочь Сигурда).

Зять Мстислава Киевского Сигурд I Йорсалафари приложился к роду отцов своих в 1130 году и был похоронен в церкви Халлвардскирхен города Осло (нынешней столицы Норвегии).

Здесь конец и Господу нашему слава!