Ронов Александр Никитич.

На момент декабрьского восстания отставной корнет Лейб-Гвардии Уланского полка.

Из юнкеров Лейб-Гвардии Уланского полк переведен в корнеты того же полка — 19.1.1820.

В ноябре 1820 Ронов сделал донос на Н. Д. Синявина (см.), обвиняя его в принадлежности к тайному обществу, однако доказать этого не смог и за «поступки, несвойственные офицерскому званию», уволен от службы — 5.12.1820 и выслан в г. Порхов под надзор полиции.

В всеподданнейшем на высочайшее имя письме от 24 февраля Ронов изъяснил, что в ноябре 1820 года капитан, тогда поручик лейб-гвардии Финляндского полка Синявин говорил ему, что некто сын Перетца приглашает их вступить в какое-то тайное общество, занимающееся конституциею. Не дав на то согласия своего, Ронов объявил о сем следственному приставу Батурину. Тотчас после сего был потребован к графу Милорадовичу и подтвердил сказанное, но Синявин отрекся от означенных слов, утверждая, что некогда он приглашал Ронова в масоны. Граф Милорадович сказал Ронову, что он солгал, возлагал на него открыть то общество. Потом приказано ему отправиться в Стрельну, где по прибытии был арестован. Видя себя обиженным и обесчестенным, он вызвал Синявина на дуэль, но оная, по уклонению Синявина и по принятым от него мерам, не состоялась. Наконец все сие имело следствием то, что по высочайшему приказу 5-го декабря 1820 года он отставлен от службы с тем, чтобы впредь никуда не определять, и выслан из столицы в г. Порхов под наблюдение полиции. Потом позволено ему жить при его матери. В то же время Перетц между прочим показал, что однажды Синявин, проговорившись об обществе Ронову, был под следствием, но успел оправдаться. Напротив сего Синявин при допросе в Комиссии и на очных ставках с Роновым и Перет- цом показал и подтвердил следующее: что Ронов, бывши с ним знаком и слышавши в разговорах о тайных обществах, существовавших в Италии и Испании, вздумал, что Синявин уже все знает и даже про тех, кои явились и в России, и донес о сем графу Милорадовичу, вследствие чего он, Синявин, был допрашивай генерал-майором Горго- лием и самим графом, пред которым находился и на очной ставке с Роновым, где утвердил ту истину, что он никогда ни к какому тайному обществу не принадлежал, о существовании оных в России никогда не знал и показанного Роновым никогда не говорил. После того Ронов раз пришел к нему в 1-м часу ночи не в настоящем виде и наделал шуму, почему он, Синявин, просил генерала А.С. Чаликова о избавлении его от таковых посещений Ронова и за сим уже не видал его. Глинка на вопрос о сем деле показал, что однажды в продолжение сует по Семеновской истории генерал Васильчиков приехал к графу Милорадовичу. Граф, позвав Глинку, сказал: «Ну, вот этот Батурин! Его подбил полицейский шпион, а он стянул с меня 700 рублей, чтобы потчевать уланских офицеров и выведывать. Но уланы спокойны и офицеры в истории совсем не участвуют; Ронов — молодой мальчик, а Синявин оказался прав». После, когда по приказанию графа Глинка отвозил бумаги к графу Кочубею, то сей последний сказал ему: «Доложите графу Михайле Андреевичу, что об известном деле о Ронове я имел щастие донести от себя государю императору».

По Высочайшему приказу определен поручиком в Староингерманландский пехотный полк — 16.7.1826.

В 1846, состоя в должности заседателя С.-Петербургской уголовной палаты в чине отставного штабс-капитана, обратился с прошением на имя Николая I, что он «не вознагражден по службе за

донесение

в 1820 г. о существовании тайного общества, через пять лет подтвердившегося происшествием 14-го декабря 1825 г.», и просил о пожаловании его из означенного чина прямо в 7 класс соответственно занимаемой должности, но в этом ему отказано.