А. А. Червен-Водали

Это был человек полный сил и большой энергии. Человек инициативы, предприимчивости и умения не только говорить, но и с увлечением делать то, что составляло предмет его убеждений. Он был популярным нотариусом в Твери. Его знали, ему доверяли и ценили. Он был одним из тех местных деятелей и культурных людей, которые оживляли довольно серое существование нашей провинции в предшествовавшие войне годы. Война и начавшееся вместе с ней оживление общественной деятельности выводят А. А. из спокойного течения провинциальной жизни и ставят его в первые ряды активных деятелей по оказанию помощи раненым и по организации помощи армии. Он с жаром отдается общественной работе, оказываясь в самом центре её. Организует эту работу в Твери и, по уполномочию местных органов, принимает деятельное участие в создании и организации в Москве Всероссийского Союза Городов. Он является представителем Твери на съездах союза и неизменно избирается в состав Главного Комитета союза. Общественная работа для А. А. была его стихией. Здесь он преображался, постоянно вносил инициативу, новую мысль, настойчиво проводил намеченные планы и обнаруживал практическую деловитость.

После февральских дней вступил в отправление своих обязанностей новый состав гласных Московской городской Думы, избранный еще в конце 1916-го года, но не допущенный к работе министром Н. А. Маклаковым. Новая Дума избрала новый состав городской Управы. В состав членов последней был избран А. А. Червен-Водали.

После большевицкого переворота А. А. принял деятельное участие в торгово-промышленной организации Москвы и в Совете общественных деятелей. От этой последней организации он входил в так называемую «девятку», которая послужила основанием возникшему в скором времени «Правому Центру». Несогласный с уклоном этого Центра в сторону немецкой ориентации, А. А. вместе с другими вышел из неё и был одним из основателей «Национального Центра». Он деятельно участвовал в работах этой организации и вместе с другими её членами переехал сначала в Киев, потом в Одессу и Екатеринодар. Там он принялся за работу по составлению проектов гражданского устройства местностей, которые занимала Добровольческая армия, вложив много энергии и знания в работу по пересмотру Городового Положения. Когда же из Сибири товарищи по к.-д. партии и по организации Национального Центра потребовали, чтобы к ним ехали лица, которые могли бы помочь в работе по устройству дезорганизованной жизни Сибири, А. А., вместе с Н. К. Волковым и П. А. Бурышкиным, отправился в далекий путь.

В Сибири А. А. вступил в состав правительства адмирала Колчака. Но было уже поздно. Предпринятое дело освобождения безнадежно погибало. Все усилия спасти дело, вдохнуть в него отлетавшую от него душу, вернуть ему силу и поступательное движение, были безрезультатны. Оставалось или, признав дело проигранным, отступить, или решить, что в некоторых случаях отступать нельзя и, как на войне, нужно оставаться в бою до конца, ибо того требует долг.

Очевидно, так понял и совестью своей воспринял положение А. А. Червен-Водали, когда добровольно передал себя в руки своих политических противников.

В те дни он был во главе остатков правительства Колчака. Он мог уйти вместе с другими. Последние поезда, хотя и с большим риском, но все еще отходили от Иркутска. Его уговаривали уехать. Но он признал своим долгом пойти в город и вступить в непосредственные переговоры с захватившими власть эсерами. Он был арестован и посажен в тюрьму. А через несколько дней эсеры сдали город большевикам. ..

В «Известиях Сибревкома» № 2, 1920 г., помещен своеобразный отчет о том, как происходил «суд» над членами правительства Колчака.

Суд происходил в «громадном здании Омских железнодорожных мастерских 20 мая 1920 года. В составе суда — Павлуновский и члены: Косырев, Байков, Мамонтов и Щепинкин».

«Самозванное правительство, — по словам отчета, — предстало перед народным судом в следующем составе: Червен-Водали, Шумиловский, П.Н. Краснов, Морозов, Преображенский, Ларионов, Степаненко, Жуков, Писарев, Болдырев, Клафтон, Гришина-Алмазова, Цеслинский, Ячевский, Грацианов, Пальченко, Молодых, Дмитриев, Карликов, Введенский, Василевский, Новомбергский, Третьяк. За исключением Гришиной-Алмазовой — все министры и их товарищи. (Многие из перечисленных лиц никакого отношения к правительству Колчака не имели.). Обвинитель Гойхбра, защитники Бородулин, Айзин и Аронов. Третьяк, бывший министр труда, эс-эр, обзывает колчаковское правительство шайкой воров, бандитов и мошенников. Судебное разбирательство продолжается 10 дней».

Далее в отчете перечисляются 13 пунктов, «во время суда доказанных обвинений». Чего тут только нет! Тут и обвинение в «объявлении царского гимна «Коль славен» национальным гимном», тут и «восстановление царского Андреевского флага». Тут и «ложное осведомление других стран о советской России (клевета о зверствах, насилиях, святотатстве, кощунстве, обобществлении женщин)». Тут и «наем иностранных разбойничьих шаек, чехословаков, поляков и пр...».

По отношению к А. А. Червен-Водали оказались «доказанными» и следующие пункты обвинения: «убийство отдельных неугодных правительству лиц, вроде расстрелянного Новоселова ... атаманский переворот или свержение эсеровской «директории» и провозглашение единоличным правителем Колчака»... Как известно, эти события, включая и «атаманский переворот», произошли в то время, когда А. А. Червен-Водали был на юге России и не помышлял еще о поездке в Сибирь.

«Обвинитель в своей заключительной речи, — говорится далее в отчете, — спросил: «Какого наказания достойны преступники-«колчаковцы»? — на что присутствующие воскликнули: «Смерти!».

После этого «подсудимые Червен-Водали, Шумиловский, Ларионов и Клафтон — подвергаются высшей мере наказания — расстрелу. Остальные подсудимые приговариваются к лишению свободы и общественным работам на разные сроки. Гришина-Алмазова оправдана».

Приговор этого своеобразного «суда» был приведен в исполнение над А. А. Червен-Водали, А. К. Клафтоном, Ларионовым и Шумиловским в ночь с 22 на 23-е июля 1920-го года.

Мне довелось видеть письмо, написанное А. А. Червен-Водали за два часа до расстрела.

Письмо поразительное. Почерк твердый, мужественный, не обнаруживающий ни волнения, ни упадка духа. А содержание этого коротенького письма производит неотразимое впечатление. Он пишет своей жене и малолетнему сыну. Он знает, что сейчас его поведут на казнь... Он знает, что у него сейчас насильно отнимут жизнь... И у него нет ни воплей отчаяния, ни проклятий, ни призывов к мщению... Он посылает жене и сыну свою любовь, свое благословение, свое последнее прости. Идя на смерть, он свидетельствует о своей глубокой вере в правоту дела, за которое боролся и за которое умирает...

Поистине, русские люди умеют быть верными своему долгу и совести. Поистине, русские люди умеют умирать.