ДВЕ МАССОВЫЕ ДАВКИ В МОСКВЕ

В истории России 1896-1953 годов было немало горя и бед. Но особо выделяются три, если можно так сказать, пары трагедий, которые, несмотря на довольно значительные промежутки времени, разделяющие эти события, носят чуть ли не идентичный характер. Перечислим их.

1. Два расстрела демонстраций: так называемое, «кровавое воскресенье» 9 января 1905 года в Петербурге и расстрел демонстраций в поддержку Учредительного Собрания в Петрограде и Москве 5 января 1918 года.

2. Два расстрел рабочих на золотых приисках на реке Лена: в 1912 году и еще один расстрел там же в 1938 году.

3. Две массовые давки в Москве: на Ходынском поле в 1896 году и такая же давка во время похорон Сталина в марте 1953 года.

Помимо вполне определенного сходства, все три пары трагедий имеют одно различие: если события 1896-1912 годов широко известны гражданам СССР, а затем и России, то все, что произошло после 1917 года было накрыто плотным покрывалом секретности.

Попробуем, по мере сил, заглянуть под это покрывало и поговорим сегодня о двух массовых давках в Москве.

ХОДЫНКА

14 (26) мая 1896 года состоялось Коронование Императора Николая II и Его Супруги, после чего по всей стране устраивались торжества с раздачей подарков.

В Москве празднество проводилось 18(30) мая. Для этого было решено выделить Ходынское поле. Служившее учебным плацем для войск московского гарнизона, поле до этого неоднократно использовалось для народных гуляний. По его периметру были построены деревянные павильоны для бесплатной раздачи 30 000 ведер пива, 10 000 ведер меда и 400 000 подарочных продуктовых наборов, в которые, кроме фунтовой сайки, колбасы, вяземского пряника и различных сладостей, входила памятная коронационная кружка с вензелями Их Величеств.

Народные гуляния были назначены на 10 утра, но уже накануне вечером на поле стали прибывать огромные толпы людей со всей Москвы и окрестностей. Большинство явились целыми семьями.

К 5 утра на Ходынском поле собралось не менее 500 000 человек. Когда по толпе пронесся слух, что на всех подарков не хватит, народ ринулся к ларькам. Полицейские, которых было около 2000 человек, не смогли сдержать напор толпы. Среди людей начались драки за подарки, появились первые задавленные. Возникла паника, которая только усугубила ситуацию.

Очевидец, писатель и журналист В. Гиляровский (1855-1935), так описал произошедшее: «Вдруг загудело. Сначала вдали, потом кругом меня. Сразу как-то… Визг, вопли, стоны. И все, кто мирно лежал и сидел на земле, испуганно вскочили на ноги и рванулись к противоположному краю рва, где над обрывом белели будки, крыши которых я только и видел за мельтешащимися головами. Я не бросился за народом, упирался и шел прочь от будок, к стороне скачек, навстречу безумной толпе, хлынувшей за сорвавшимися с мест в стремлении за кружками. Толкотня, давка, вой…»

Вот еще свидетельство: «Толпа вскочила вдруг как один человек и бросилась вперед с такой стремительностью, как если бы за нею гнался огонь... задние ряды напирали на передние, кто падал того топтали, потеряв способность ощущать, что ходят по живым еще телам, как по камням или бревнам. Катастрофа продолжалась всего 10-15 минут. Когда толпа опомнилась, было уже поздно». (Ольденбург С.С. - Царствование Императора Николая II — Белград, Издание Общества Распространения Русской Национальной и Патриотической Литературы, 1939 — стр.61)

В итоге, в результате массовой давки, по официальным данным, погибло 1379 человек, еще несколько сот серьезно пострадало.

О случившемся доложили московскому генерал-губернатору Великому князю Сергею Александровичу и Императору Николаю II. Поле было убрано и очищено от всех следов разыгравшейся трагедии. К 14 часам прибыл Император, встреченный криками «ура» и пением гимна.

Министр финансов Сергей Юльевич Витте (1849-1915) вспоминал:

«Вскоре приехали великие князья и государь император, и, к моему удивлению, празднества не были отменены, а продолжались по программе: так, массою музыкантов был исполнен концерт под управлением известного дирижера Сафонова; вообще все имело место, как будто никакой катастрофы и не было. Только на лице государя можно было заметить некоторую грусть и болезненное выражение лица. Мне представляется, что если бы государь был тогда предоставлен собственному влечению, то, по всей вероятности, он отменил бы эти празднества и вместо них совершил бы на поле торжественное богослужение.» (Витте С. - Воспоминания — Том 2 — М, Издательство социально-экономической литературы, 1960 — стр.69)

Однако празднества продолжались. Вечером Государь Николай II с Супругой посетили бал во французском посольстве. Это было вызвано внешнеполитическими соображениями.

Вот свидетельство фрейлины Веры Владимировны Клейнмихель (1877-1948):

«Французский посол умолял в виду страшных расходов согласиться хотя бы просто на раут. Государя, не без большого труда, умолили появиться с Императрицей, хотя бы ненадолго на рауте... На Государе, что называется, лица не было. Он весь осунулся, был бледен как полотно. В молчании они прошли по залам, кланяясь собравшимся. Затем прошли в гостиную маркизы Монтебелло (жены французского посла — Ю.Б.) и очень скоро отбыли во дворец. Французы были в отчаянии, но, кажется, и они поняли, что требовать большего... было невозможно.» (Клейнмихель В. Фрейлина — В тени царской короны)

Надо заметить, что тираж газеты «Русские ведомости», в котором присутствовала статья В. Гиляровского о трагедии, пыталась арестовать полиция. Однако сделано это не было.

После расследования трагедии были отправлены в отставку московский обер-полицмейстер Власовский и его помощник. Погибшие были похоронены за государственный счет, их семьям были назначены персональные пенсии. Императорская чета пожертвовала в пользу пострадавших 80 000 рублей. 19 мая Государь с Государыней и московским генерал-губернатором Великим князем Сергеем Александровичем посетили Старо-Екатерининскую больницу, в которой оказывали помощь раненым на Ходынском поле; 20 мая — Мариинскую больницу.

В 1896 году в Москве на Ваганьковском кладбище на братской могиле был установлен памятник жертвам давки на Ходынском поле по проекту архитектора И.А. Иванова-Шица с выбитой на нем датой трагедии: «18-го мая 1896».

Здесь уместно будет привести еще один фрагмент из воспоминаний Витте, посвященный трагедии на Ходынском поле:

«Когда Ли Хунчжан (китайский государственный деятель и дипломат — Ю.Б.) вошел... и я подошел к нему, он обратился ко мне через переводчика... со следующим вопросом:

- Правда ли, что произошла такая большая катастрофа и что есть около двух тысяч убитых и искалеченных?

Так как, по-видимому, Ли Хунчжан знал уже все подробности, то я ему нехотя ответил, что да, такое несчастье произошло.

На это Ли Хунчжан задал мне такой вопрос:

- Скажите, пожалуйста, неужели об этом несчастье все будет подробно доложено государю?

Я сказал, что не подлежит никакому сомнению, что это будет доложено, и я даже убежден, что это было доложено немедленно после того, когда эта катастрофа случилась.

Тогда Ли Хунчжан помахал головой и сказал мне:

- Ну, у вас государственные деятели неопытные; вот когда я был генерал-губернатором Печелийской области, то у меня была чума и поумирали десятки тысяч людей, а я всегда писал богдыхану, что у нас благополучно, и когда меня спрашивали, нет ли у вас каких-нибудь болезней, я отвечал: никаких болезней нет, что все население находится в самом нормальном порядке.

Кончив эту фразу, Ли Хунчжан как бы поставил точку и затем обратился ко мне с вопросом:

- Ну скажите, пожалуйста, для чего я буду огорчать богдыхана сообщением, что у меня умирают люди? Если бы я был сановником вашего государя, я, конечно, все от него скрыл бы. Для чего его бедного огорчать?

После этого замечания я подумал: ну, все-таки мы ушли далее Китая.» (Витте С. - Воспоминания — Том 2 — М, Издательство социально-экономической литературы, 1960 — стр.68-69)

Печаль о погибших не могла остановить течение государственной жизни и уже 21 мая по тому же Ходынскому плацу маршировали войска. Что касается коронационных торжеств, то они завершились 26 мая.

Кстати, торжества сопровождались, по традиции, изданием манифеста со всевозможными льготами для народа — понижением налогов, прощением недоимок на общую сумму до 100 миллионов рублей, смягчением наказаний и различными пожертвованиями, в том числе 300 000 рублей на студенческие общежития. (Ольденбург С.С. - Царствование Императора Николая II — Белград, Издание Общества Распространения Русской Национальной и Патриотической Литературы, 1939 — стр.61)

ПОХОРОНЫ СТАЛИНА

Советский «аналог» - давка во время похорон Сталина 6 и 8 марта 1953 года. Трагедия, о которой долгое время большинство граждан СССР даже не подозревало.

5 марта 1953 года, во многом благодаря усилиям своих ближайших подельников – Берии, Хрущева, Маленкова и Булганина – скончался «товарищ» Сталин. О случившемся гражданам сообщили по радио 6 марта в 4 часа утра.

В этот же день тело усопшего было выставлено в Колонном зале Дома Союзов для прощания. В 16 часов пришли первые желающие проститься с вождем.

Однако еще около шести утра в центр города вошла колонна грузовиков с солдатами спецбатальонов МВД. Солдаты становятся вдоль и поперек всех больших и малых центральных улиц. Грузовики образуют баррикады. На улице Горького (сейчас — Тверская – Ю.Б.) появляется танковая колонна. Танки усиливают баррикады из грузовиков в ключевых точках.

Тем временем, огромные массы людей стремятся попасть в центр города. О маршруте движения народа к Колонному залу, где выставлен гроб с телом, по радио не сообщают. Граждане идут и повсюду натыкаются на автомобильно-танковые баррикады.

Что именно толкало людей к телу почившего вождя, в списке «достижений» которого миллионы умерших от голода в 1928-1932 и 1946-1947 годах, сотни тысяч расстрелянных за все годы его безраздельного правления, миллионы заключенных в лагерях и колониях ГУЛАГа?

В. Голованов: «Мы никогда ничего не поймем про эти дни, если станем считать траурные толпы бессмысленными, зомбированными именем Сталина идиотами. Среди тех, кто шел хоронить Сталина, немало было тех, кто Сталина не любил. И вообще не в Сталине дело. Важнее — и об этом упоминают все рассказчики - «ощущение события», предчувствие новой истории, изменившегося времени. Впервые изменившегося за столько лет.» (Голованов В. - Агония)

В почетном карауле, вместе с другими видными советскими писателями, стоял и Илья Эренбург (1891-1967). Он вспоминал:

«Сталин лежал набальзамированный, торжественный... Люди проходили мимо, многие плакали, женщины подымали детей, траурная музыка смешивалась с рыданиями. Плачущих я видел и на улицах. Порой раздавались крики: люди рвались к Колонному залу. Рассказывали о задавленных на Трубной площади. Привезли отряды милиции из Ленинграда. Не думаю, чтобы история знала такие похороны. Мне не было жалко бога, который скончался от инсульта в возрасте семидесяти трех лет, как будто он не бог, а обыкновенный смертный; но я испытывал страх: что теперь будет?.. Я боялся худшего.» (Эренбург И. - Люди, годы, жизнь — Том 3 — М, Текст, 2005 — стр.278)

И еще — элементарное. Люди никогда не видели Сталина живым и хотели посмотреть хотя бы на мертвого.

Постепенно основная масса людей скопилась в районе Трубной площади. В этом месте соединяются Петровский, Рождественский, Цветной бульвары, Неглинная и Трубная улицы. Прошел слух, что именно от Трубной площади проще всего попасть на Большую Дмитровку (в то время — Пушкинскую — Ю.Б.). Поэтому огромные человеческие потоки устремились к ней.

Причиной давки послужило то, что попасть на Пушкинскую улицу «к Сталину» можно было только коленцами с Трубной площади, где были выгорожены тяжелыми военными машинами два узких прохода на Неглинку. Вся Трубная была запружена, а проходы шириной в тротуар — вдоль линии домов по ту и по другую сторону площади — были к тому же изогнуты буквой Г. И вот здесь, на сгибе, народ в основном и давился. Это, так сказать, принципиальная картина.

Теперь, точности ради, надо сказать, что давок на Трубной было, как минимум, две. Когда народ просто побежал в центр со всех сторон – а это было после утреннего сообщения по радио, - на Трубу с трех бульваров скатилось сразу огромное количество людей. А поскольку с Петровского и с Рождественского бульваров толпа бежала еще и под гору, то тут и возникла первая кромешная давка. (Голованов В. - Агония)

Толпа постоянно прибывала. Упавшим помочь было невозможно, их затаптывали насмерть.

Очевидец Евгений Евтушенко (1932-2017):

«Помню дом, где теперь театр-школа современной пьесы, - там на углу был светофор, на котором было насмерть распято несколько человек на моих глазах. Насмерть!

В каких-то местах приходилось просто поджимать ноги, потому что шли по мясу. Помню грузовик и офицера, которому передавали детей. Потому что и с детьми бежали... Детей там передавали по рукам, над толпой. Еще помню картину, которую мне не забыть никогда: трясущееся лицо офицера, которому погибающие люди кричали: «уберите грузовики!», «уберите грузовики!». То, что поставили грузовики, это было преступление. Ну, люди и трещали на этих углах грузовиков. И этот офицер чуть не плакал... И только отвечал: «указания нет». Вот это я запомнил. Указание было — поставить, а не убрать. И вот тогда я понял, что это значит - «указания нету». Несчастный человек!» (Голованов В. - Агония)

Очевидец Татьяна Большакова (1940 г.р.):

«Толпа напирала, слышались крики и вой. Я случайно оказалась прижата к витрине булочной. Кто-то разбил витрину, и толпа рванулась в булочную. Вскоре отверстие было завалено прилавками. Народ внутри сидел молча, никто не плакал. Снаружи раздавались ужасные крики. Сотрудники булочной начали нас выпускать через окошко для приемки хлеба во внутренний двор.»

Но так повезло далеко не всем.

С. Смирнов: «Скопление людей было так велико, что возникли ужасные давки. Это были самые настоящие человеческие трагедии. Людей вжимали в стены домов, разбивались магазинные витрины, рушились заборы и ворота. Мужчины пытались спастись на фонарных столбах, но срывались вниз и оказывались под ногами толпы. Кто-то выбирался из плотной массы и полз по головам. Другие ныряли под грузовики, но солдаты не пускали их на другую сторону. Толпа качалась из стороны в сторону, как один огромный живой организм.» (Смирнов С. - Похороны Сталина)

Очевидец Людмила Дашевская (р.1930) о себе и какой-то бабушке, своей соседке в толпе:

«И мы дошли как раз до ворот генеральной прокуратуры, 15-й номер по Дмитровке — здесь давка была совершенно жуткая, и тогда мужчины взяли ее, повесили на решетку ворот и сказали: «Держись, бабуля! Держись и рук не разжимай». — «А как же я пройду?» — «Никак уж ты не пройдешь. Ты самое главное не упади, чтобы тебя не задавили».

И вот с этого места наш участок не сдвинулся ни на полметра. От 32-го до 20-го номера мы шли с шести часов вечера до одиннадцати, до двенадцати. То есть не шли, а стояли на месте и давили друг друга. В это время, я знаю, мальчишки, ребята, молодые люди по крышам пробирались и еще на эту толпу сверху сваливались.»

Поэт Герман Плисецкий (1931-1992) написал в 1965 году, вспоминая пережитое:

«Труба, Труба! В день Страшного Суда

ты будешь мёртвых созывать сюда:

тех девочек, прозрачных, как слюда,

задавленных безумьем белоглазым,

и тех владельцев почернелых морд,

доставленных из подворотен в морг

и снова воскрешённых трубным гласом ...»

Давка на Трубной площади случилась 6 марта. С наступлением ночи людской напор ослабел.

С. Смирнов: «Раздавленные тела закидывали в грузовики и вывозили из города. Там их закапывали в общие могилы. Примечательно то, что среди пострадавших находились такие, которые приходили в себя и просили оказать им медицинскую помощь. Но это означало, что раненых нужно доставлять в больницы. В этом случае о массовой давке узнал бы весь мир, что, естественно, бросило бы неприглядную тень на похороны Сталина. Поэтому раненых закапывали вместе с мертвыми.» (Смирнов С. - Похороны Сталина)

Большинство раздавленных свозят в Лефортовский морг. Он всех не вмещает и трупы лежат прямо на снегу.

Официальных сообщений о трагедии, естественно, не было, но слухи о множестве жертв разнеслись по всему городу.

7 марта двери Колонного зала были закрыты для обычных посетителей, пропускали только официальные делегации. Желающие увидеть тело Сталина собирались в стихийные очереди, так сказать, занимали места в ожидании, когда проход снова разрешат. Давка продолжалась, но достоверных данных о жертвах именно в этот день нет.

И все же, именно 7 марта 1953 года, писатель М. Пришвин (1873-1954) пишет в своем дневнике: «Сталина перенесли в Колонный зал. На улицах ни проезду, ни проходу, люди давят друг друга. Ходынка.» (Пришвин М.М. - Дневники 1952-1954 — С-П, Росток, 2017 — стр.305)

8 марта вдруг объявляют, что по многочисленным просьбам трудящихся в последний раз открывается доступ к телу товарища Сталина. По сути, это провокационное объявление. У многих появляется ощущение, что они упускают шанс. 8 марта пускают не через Трубную, а через улицу Чехова. Узкая старая московская улица забита толпой, как и в первый день. Над толпой сплошной гул криков и стонов. (Исторические хроники с Николаем Сванидзе. 1951-1953 — С-П, Амфора, 2014 – стр.51)

Очевидец Юрий Гримм (1935-2011):

«Прежде я имел опыт динамовских «давок», когда конная милиция пускала болельщиков по узкому коридору к вестибюлю станции метро. В давке надо прижать руки к груди, стать как можно выше на цыпочках, а лучше, по возможности, подпрыгнуть — толпа тебя мгновенно сдавливает и несет куда нужно. Ноги могут и не касаться земли. И стараться при этом, чтобы тебя не притерло к стене. То, что мы испытывали сейчас, было во много раз страшнее: толпа вела себя наподобие океанских приливов и отливов. Сначала она потащила нас к противоположной стене улицы; потом — несколько шагов назад, от цели нашего похода. Назад — особенно опасно, так как люди спотыкаются, теряют обувь, а подобрать ее невозможно. Потом пауза — и какая-то невиданная энергия уже несет нас к ограде и сдавливает с такой силой, что мне, привычному к «давкам», становится не по себе. Потом опять пауза и уже под напором задних рядов нас тащит вперед: мы терлись своей одеждой о грязный чугун, кирпичную кладку, водосточные трубы, еле держащиеся в скобах. На середине улицы была опасность попасть в открывшийся люк. Если крышка люка сдвигалась, то колодец быстро доверху наполнялся провалившимися людьми, по которым волей-неволей приходилось ступать идущим следом. Подвернувшему ногу и упавшему помочь уже никто не мог — затопчут. Неизвестно, сколько времени мы двигались по улице Чехова. Но наконец нас вынесло на Страстную площадь: здесь все вздохнули свободно. Справа открылось пространство для выхода из этого ада. Здесь стояли и сидели где попало растерзанные, приходящие в себя и ждущие своих люди. Они пытались привести себя в божеский вид и поскорее вернуться домой. В направлении Пушкинской улицы двигалась толпа самых отчаянных, решивших идти до конца.» (Голованов В. - Агония)

Существуют свидетельства, что смертная давка продолжалась и на самой Красной площади, также оцепленной тяжелыми автомобилями и войсками.

А в Колонном зале полным ходом шло прощание с вождем, в котором участвовали те, кому по чину было не положено давиться с обычными гражданами на обычных московских мостовых.

Перед гробом Сталина в почетном карауле, в числе других, стояли «товарищи» Берия, Хрущев, Маленков и Булганин. Шли видные представители предприятий и министерств. Шли иностранные делегации «братских» партий. Китайская делегация внесла венки лично от «товарища» Мао Дзэ-дуна.

Кстати, о китайцах. После ходынской трагедии прошло 57 лет. И если в 1896 году Витте оптимистично замечал, насколько Россия ушла дальше Китая, то в 1953 году сознание правящих верхушек обеих стран снова подровнялось. Что ни говори, а жизни простых «пролетариев» никогда ничего не стоили по сравнению с нервными клетками очередного богдыхана, ну или тех, кто возглавлял движение к мировой революции…

В итоге, трагедия 6 и 8 марта 1953 года превосходит по числу жертв трагедию на Ходынском поле 1896 года.

По самым скромным подсчетам погибло от двух до трех тысяч человек. Но, скорее всего, подлинное число погибших было еще больше. И число это до сих пор засекречено.

И еще одно: если в 1896 году к жертвам привела паника, длившаяся 10-15 минут, после чего был наведен порядок, то в 1953-м люди давили друг друга и погибали в течение, как минимум, двух дней.

Прощание со Сталиным прекратилось около полуночи 8 марта.

А на следующий день, 9 марта 1953 года, на Красной площади состоялись похороны.

После траурного митинга гроб с телом почившего «гения всех времен и народов» был занесен в Мавзолей. В 12 часов над Кремлем был произведен артиллерийский салют. За звуками траурного марша последовали гудки московских промышленных предприятий, и во всей стране начались пять минут молчания.

Затем, под звуки гимна СССР, над Кремлем подняли спущенный после смерти Сталина Государственный флаг Советского Союза.

Новые руководители страны, среди которых особой энергией выделялись «товарищи» Берия, Хрущев, Маленков и Булганин, отправились делить министерские портфели. Граждане же расходились по домам. Улицы вычищали.

В отличии от событий 1896 года, советские газеты ни о каких жертвах давки не написали ни слова, ни одного журналиста, подобного В. Гиляровскому, в советских редакциях не нашлось. Начальник московской милиции или те, кто руководил созданием автомобильно-танковых баррикад на улицах города, в отставку отправлены не были.

Никаких персональных пенсий семьям погибших и пожертвований пострадавшим назначено не было. Разве что, похороны в общих могилах можно было бы назвать похоронами за государственный счет. Вот только в большинстве случаев никто не сообщал родственникам, где покоится прах их близкого человека. Более того, в течение многих дней после похорон Сталина, люди искали своих родных, не вернувшихся домой. Чаще всего они находились в больницах или моргах. Причем, последних зачастую можно было опознать лишь по остаткам одежды. О посещении больниц с пострадавшими «товарищем» Хрущевым и другими ответственными партийцами, естественно, не могло быть и речи.

Советские «историки» и пропагандисты скромно умалчивали про трагедию 6 и 8 марта 1953 года, предпочитая рассказывать «встречному и поперечному» про Ходынку и «кровавый царский режим».

Что же касается простых советских граждан…

После того, как Сталина поместили рядом с Лениным в мавзолее, в народе сочувствовали: «Что ж это, Владимир Ильич? Какую тебе свинью-то подложили!» (Мирек А. - Красный мираж — М, «Печатный дом «Каскон»», 2012 — стр.209)

И это - очередной удивительный успех советской пропаганды: в глазах народа один кровопийца оказался лучше другого.

Интересно также, что когда Хрущев решился вынести тело Сталина из Мавзолея, оставив Ленина в одиночестве, это было сделано в ночь с 31 октября на 1 ноября 1961 года. То есть в Хеллоуин.

Сделано это было в обстановке строгой секретности. Красную площадь, под предлогом репетиции парада 7 ноября, оцепили. От комендатуры Кремля были выделены шесть солдат для рытья могилы и восемь офицеров, чтобы вынести сталинский гроб из мавзолея в лабораторию, где до этого дня научные сотрудники наблюдали за состоянием обоих забальзамированных квартирантов мавзолея.

Глава особой комиссии по перезахоронению Сталина, Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, член Президиума ЦК КПСС Н.М. Шверник (1888-1970), распорядился снять с мундира покойного Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, а заодно, очевидно, в целях экономии, заменить золотые пуговицы мундира на латунные. После чего все те же восемь офицеров вынесли сталинский гроб из лаборатории и опустили на дно приготовленной могилы.

И здесь, в могиле «вождя всех народов» у Кремлевской стены, по приказу все того же Н.С. Хрущева, поверх гроба положили две железобетонные плиты. Неужели боялся «дорогой» Никита Сергеевич, что «отец, вождь, друг и учитель» Иосиф Виссарионович попытается выбраться?