Про пир на красной браге

А и будет пир на красной браге!

Сергей Есенин. «Марфа Посадница».

Часть I.

Чаcть II.

1. Зачин.

Тевтонский /1/ (Немецкий) Орден Пресвятой Девы Марии был основан в 1190 г., в ходе Третьего Крестового похода, при осаде сарацинской (мусульманской) крепости Аккона (Акры). Немецкие купцы из богатых северогерманских торговых городов Бремена и Любека (ставших основой Ганзейского союза) учредили, под названием «Ордена госпиталя (странноприимного дома) святой Марии тевтонов (немцев) в Иерусалиме», организацию, деятельность которой должна была первоначально ограничиваться уходом за многочисленными ранеными в боях и больными немецкими крестоносцами. Эта задача была поручена членам нового странноприимного Ордена («орденским братьям») монашеского звания. Впоследствии ведущая роль в Ордене перешла к рыцарям, которые приносили обет (т. е. обязательство) жить в бедности, целомудрии, послушании и силой оружия бороться за сохранение Святого Града Иерусалима под властью христиан (а впоследствии, после повторной потери Иерусалима христианами - за его возвращение под их власть). В 1198 г. папа (епископ) римский официально признал тевтонское странноприимное братство в качестве духовно-рыцарского Ордена римско-католической церкви под названием «Ордена Дома святой Марии Тевтонской», или «Тевтонского Ордена Дома святой Марии» (лат. : Ordo Domus Sanctae Mariae Theutonicorum). В период своего пребывания в Святой Земле (Земле Воплощения, т. е. главным образом в Палестине и Сирии) молодой Тевтонский Орден оказался не в состоянии сравняться в силе и влиянии с учрежденными там значительно раньше военно-монашескими Орденами храмовников (тамплиеров) и иоаннитов (госпитальеров). Сделавшись собственником многочисленных, однако разбросанных по всей Европе и Азии (главным образом, в Сирии, Палестине, Армении, Греции, Южной Италии, на острове Кипр и в Германии) земельных владений, полученных им в дар от светских и духовных властителей, Тевтонский Орден, во главе которого стоял Верховный Мастер, или Верховный Магистр (Гохмейстер) в скором времени направил свои усилия на создание, с использованием своего внушительного военного потенциала, собственного единого, централизованного государства, способного обеспечить рост его могущества в большей степени, нежели разрозненные, хотя и многочисленные, мелкие владения. Особо тесные связи с Германией побудили Тевтонский Орден отвлечь свое внимание от Святой Земли. В 1222 г. он, по приглашению короля Венгрии Андрея (Эндре) II (1205-1235), перенес свою деятельность в Се(д) миградье (Трансильванию), где король поручил тевтонским рыцарям защищать пограничную область Бурца от нападений язычников-куманов (кипчаков, известных у нас на Руси под именем «половцев») и обеспечить ее колонизацию христианскими поселенцами. Однако уже в 1225 г. Ордену «мариан» пришлось, под давлением венгерского короля, завершить этот эпизод своей истории, поскольку король (вообще-то весьма благоволивший соперникам «тевтонов» - иоаннитам) не пожелал терпеть существование автономной орденской области на территории своего королевства.

Еще до завершения се(д) миградской эпопеи «тевтонов», в 1222 г., их призвал на помощь польский герцог (князь) Конрад I Мазовецкий (1202-1247). Конрад, правивший, кроме Мазовии, также другой польской областью – Куявией (и являвшийся подданным императора «Священной Римской империи германской нации» Фридриха II Гогенштауфена) был не в состоянии, собственными силами положить конец набегам литовского (а не славянского, как многие пишут и думают /2/) племени язычников-пруссов (прутенов), постоянно нападавших на Мазовию (Мазовше) с севера. Ныне Мазовия - северо-восточная часть современной Польши (с центром в Варшаве, являющейся сегодня столицей всей Польши). Однако в описываемое время Мазовия составляла особую область, а польской столицей был город Краков, центр Малой (Юго-Восточной) Польши.

От заключительного этапа истории пруссов (XII-XIV вв. ) сохранилось немало погребений, позволяющих судить об уровне культуры - в том числе военной - прусских язычников эпохи их вооруженной борьбы с Тевтонским Орденом. Особенно богатые находки были сделаны немецкими археологами, раскопавшими в конце XIX в. прусское погребение близ Штангенвальде (на Куршской косе). Пруссы хоронили своих покойников (во всяком случае, представителей родоплеменной знати) в деревянных гробах, облаченными в нарядные одежды с дорогими украшениями (в числе которых было и немало монет Тевтонского Ордена). Мужчин погребали непременно с оружием - мечами, боевыми топорами и т. д. Не менее богатое прусское погребение было раскопано близ Гердауэна. Сделанные там археологические находки полностью подтверждают сообщение «Ливонской рифмованной хроники» (нем. : Livlaendische Reimchronik) о погребении прусских воинов, павших в бою с тевтонскими рыцарями в 1257 г., согласно которому прусские ратники были превосходно вооружены:

«Spere, schilde, brunes, pfert,
Helme, keyen unde swert,
Brante man durch ihr willen;
Damit solden sie stilen
Den tuefel in jener worlde dort»,

или, в переводе со средневерхненемецкого языка на современный русский:

«Копья, щиты, брони (кольчуги или панцири), лошадей,
Шлемы, палицы и мечи
Сожгли там по их воле;
Этим они должны были утешить (или: насытить)
Дьявола в мире ином».

В данном случае речь шла о другом принятом у пруссов способе погребения - путем трупосожжения. Интересно, что среди перечисляемого вооружения прусских «дикарей» упоминаются кольчуги, панцири, шлемы и даже такое дорогое по тем временам оружие, как мечи. В погребениях находили многочисленные конские скелеты с удилами, стременами и сбруей, отделанной металлом (чаще всего - железом). Оружие (мечи, секиры, копья и т. д. ), а также конская сбруя, стремена и шпоры прусских воинов часто инкрустировались серебром. Среди находок, сделанных в прусских погребениях, были особенно распространены подковообразные заколки-фибулы, а также бронзовые чаши, на которых были вырезаны фигуры ангелов и различные орнаменты (изделия христианских стран позднероманской эпохи).

Итак, эти якобы «дикие» пруссы на поверку были хорошо вооруженными, опытными в военном деле противниками, способными успешно противостоять тевтонским рыцарям не только на суше, но и на воде. У них имелись достаточно большие боевые корабли. Так, например, при осаде пруссами орденского замка Кенигсберг «тевтоны» потопили несколько прусских кораблей (которых было в общей сложности 5), пустив при этом на дно 50 прусских воинов.

Ведя боевые действия на суше, пруссы предпочитали тактику «малой» (партизанской) войны, часто используя засады, неожиданные нападения, стремительные набеги и т. д., однако не раз сходились с «тевтонами» и в больших полевых сражениях. Они нередко побеждали воинов Христовых, но, как правило, им не удавалось воспользоваться плодами одержанных побед. Обычно пруссы довольствовались тем, что могли вернуться домой с добычей.

Простые пруссы жили в бревенчатых избах, крытых камышом или соломой. Их домашняя утварь ограничивалась самыми необходимыми предметами.

Сказанное, разумеется, не относится к знатным пруссам (военным вождям и их дружинникам), жившим исключительно войной и привозившим из постоянных набегов на соседей богатую добычу.

Одежда пруссов, изготовленная чаще всего из шерстяных тканей, отличалась простым покроем и, судя по сохранившимся описаниям и изображениям, напоминала литовский народный костюм. В пище пруссы также были неприхотливы. В то же время они очень любили пиры с обильными возлияниями и обычно напивались допьяна. Те, кто были победнее, угощались на пирах хмельными медами, а те, кто побогаче - предпочитали алкогольный напиток покрепче, изготовленный из перебродившего кобыльего молока (короче говоря - кумыс), совсем как тюрки и монголы (а возможно - также ираноязычные кочевники сарматы,или аланы, влияние которых на вооружение, конскую сбрую, утварь и воинскую культуру пруссов подчеркивают многие исследователи; вероятно, аланы в эпоху Великого Переселения народов дошли до берегов Балтийского моря, смешавшись с предками пруссов и передав им свою воинственность – истории известно немало примеров такого рода). Подобно латышам, литовцам, русским и угрофинским народностям, пруссы очень любили париться в бане.

Ремесла у пруссов имелись, но находились в зачаточном состоянии. Они изготовляли для себя только самые необходимые предметы, а более художественные изделия приобретали путем обмена от соседей, находившихся на более высоком уровне развития. Так, они умели сами перерабатывать лен и шерсть в ткани, но предпочитали обменивать добытые на охоте меха на готовую шерстяную одежду, и в том числе на столь любимые ими ткани с вплетенными в них мелкими бронзовыми колечками.

Письменности пруссы не знали, поэтому изумлению их не было предела, когда христианские миссионеры показывали им, как при помощи букв можно передавать слова и мысли отсутствующих людей.

Пруссы, отличавшиеся исключительной храбростью на поле боя, обладали и другими привлекательными чертами национального характера. Так, в эпоху, когда христианские народы, как чем-то само собой разумеющимся, пользовались так называемым «береговым правом» (позволявшим прибрежным жителям невозбранно грабить корабли, выброшенные бурей на берег, а мореходов даже убивать), пруссы оказывали помощь морякам и купцам, потерпевшим кораблекрушение или преследуемым морскими разбойниками. Как писал в 1075 г. Адам Бременский: «Можно было бы сказать немало похвального об обычаях пруссов, если бы только они исповедовали христианскую веру».

И в самом деле, религия пруссов была связана с жестокими, варварскими обычаями, включая сожжение пленников живьем на кострах. Их представления о браке также свидетельствовали о крайне низком уровне культуры. У пруссов процветало многоженство. Жен покупали и считали собственностью мужей, которые использовали их для домашних работ и для любых других целей. По обычаю, якобы завещанному пруссам их первым верховным жрецом (криво-кривейте) Прутенем (Прутено или Брутено), мужьям разрешалось даже сжигать жен на костре, если те нарушали супружескую верность или заболевали, да и по целому ряду других причин. Если муж умирал, жены переходили в собственность его старшего сына. Бывало и так, что отец и сын, из экономии, покупали себе одну общую жену на двоих. Учитывая все данные обстоятельства, не представляется удивительным, что отцы (обладавшие неограниченной властью над детьми и над всеми членами семьи, включая и рабов) ), предпочитали убивать своих дочерей, чтобы не обрекать их на столь печальную участь. В одной из своих булл, изданной в 1218 г., (анти) папа Гонорий III упоминает жестокий обычай пруссов оставлять в живых только одну из своих дочерей, ради продолжения рода.

Что касается внешности пруссов, то они описываются как рослые, пропорционально сложенные люди вполне «нордического» типа - с голубыми глазами, белым цветом кожи и мягкими, светло-русыми или рыжеватыми волосами. Обычно они доживали до глубокой старости (если, конечно, не умирали в раннем детстве, ибо детская смертность была весьма высокой - впрочем, не только у пруссов), что говорит об их крепком телосложении и хорошей физической форме.

Язык пруссов был очень близок современным литовскому и латышскому языкам (то есть был не славянским, а балтским). Он оставался разговорным в Пруссии еще в эпоху Реформации, и первый светский герцог Пруссии, бывший Верховный магистр (Гохмейстер) Тевтонского Ордена Альбрехт фон Гогенцоллерн-Ансбах, повелел перевести лютеранский катехизис с немецкого языка на прусский. Однако уже в 1625 г. мало кто пользовался в повседневной жизни прусским языком.

Религия пруссов заключалась в поклонении силам природы. Как писали орденские хронисты, пруссы «в своих заблуждениях почитают всякое существо как бога: солнце, луну и звезды, птиц, четвероногих зверей и даже жабу». Правда, они поклонялись животным не как таковым, а как символам богов или потому, что те обитали рядом со святилищами.

Несмотря на нашедшие в эпоху Ренессанса широкое распространение представления о том, что главными богами прусских язычников являлись Перкунас, Потримпас и Пиколлос, документально подтверждено их поклонение, в эпоху христианизации Пруссии Тевтонским Орденом, только божеству Курхе. В послании Вармийского (Эрмландского) епископа папе римскому упоминаются также такие боги пруссов как Патоллус и Натримпе, наряду с другими «богохульными фантасмами», однако без указания их функций.

Поляки долго вели с пруссами пограничные войны, в которых успех склонялся то на одну, то на другую сторону. Наконец польский князь (а с 1025 г. - король) Болеслав Храбрый, вассал римско-германского императора Оттона III, в конце Х в. отвоевал у пруссов Хелминскую землю.

Именно при Болеславе отпрыск знатного и состоятельного чешского (богемского) рода Адальберт (по-чешски: Войтех, по-польски: Войцех) начал проповедовать среди пруссов христианство, что вполне соответствовало интересам Польши, надеявшейся, что, приняв христианскую веру, пруссы утратят хотя бы часть своей свирепой воинственности.

Адальберт начал свою проповедь среди пруссов словами: «Я - славянин и ваш апостол!». Почему-то некоторые историки делают неправомерный вывод о том, что пруссы были, якобы, не балтами, а славянами, как и святой Адальберт, именно на основании этих слов, хотя из них ничего подобного не явствует.

Узнав о цели прихода христианского миссионера, прусские язычники потребовали от него покинуть их страну. Тем не менее, он проповедовал среди пруссов в течение 5 дней, после чего был убит. Голова Войцеха была отсечена язычниками и насажена на длинный шест - в назидание всем проповедникам христианства...

Несмотря на мученическую смерть Адальберта, Болеслав Храбрый не отказался от мысли обратить пруссов в христианскую веру. По его просьбе миссию Адальберта продолжил немец Брун (Бруно или Брунон), отпрыск рода графов Кверфуртских (родственников римско-германского императора Оттона III). Однако в скором времени миссионер и 16 сопровождавших его «латинских» (римско-католических) монахов были обезглавлены прусскими язычниками в Восточной Пруссии.

Только в Мазовии пруссы, в ходе набегов, сожгли 250 церквей и 1000 деревень, убили около 20 000 и угнали в полон 5000 жителей. Даже учитывая известную склонность средневековых хронистов к гиперболизации, не подлежит сомнению, что число жертв прусских набегов было огромно. Раздробленное и слабое польское государство в целом, а уж тем более Конрад Мазовецкий в одиночку, были совершенно не способны сопротивляться воинственным пруссам, явно переживавшим период «пассионарного взлета» (выражаясь языком профессора Л. Н. Гумилева). Примерно в то же самое время ближайшие соседи и родичи пруссов – литовцы – в приливе сходной «пассионарности» присоединяли к своему небольшому княжеству одно русское княжество за другим, а другое сравнительно малочисленное племя лихих наездников, обитавшее на противоположном краю Евразийского континента – монголы (впоследствии названные татарами), в аналогичной фазе «пассионарного взлета» завоевали множество соседних государств, несравненно превосходивших монголов численностью, уровнем культуры, вооружением и т. д. Если бы не вмешательство Тевтонского Ордена, откликнувшегося на слезные мольбы Конрада Мазовецкого о помощи, прусские «пассионарии», «люди длинной воли», вполне могли железом и кровью создать в Европе новую державу, аналогичную татаро-монгольской, завоевав польские земли, Силезию, Чехию, Моравию, Венгрию, и... Но, как бы то ни было, благодаря своевременному вмешательству рыцарей Девы Марии, этого не произошло.

князь Конрад обещал вознаградить Тевтонский Орден за военную помощь Хелминской (по-немецки: Кульмской) землей и всей территорией Пруссии (которую, правда, еще предстояло завоевать).

Гохмейстер «тевтонов» брат Герман фон Зальца согласился не сразу. Он долго вел переговоры и торговался с Конрадом Мазовецким, обязавшимся, наконец, по Леслаускому договору 1230 г., передать Ордену Девы Марии всю Хелминскую землю (нем. : «Кульмерланд», Kulmerland, Culmerland) от Древенца до нижней Вислы.

Папа римский санкционировал миссию Ордена, а римско-германский император Фридрих II выданной в итальянском городе Аримине (Римини) специальной грамотой (так называемой «Золотой буллой Римини») даровал Верховному магистру «тевтонов» в Пруссии (которую, повторимся, еще предстояло завоевать) все права суверенного государя (в Леслауском договоре не было оговорено главенство Польши - а точнее говоря, Конрада Мазовецкого - над Тевтонским Орденом на дарованных ему землях; император Фридрих и папа римский воспользовались данным обстоятельством, объявив эти владения Ордена Девы Марии собственностью римско-католической Церкви).

Таким образом, Тевтонский Орден на своих прусских землях не являлся ленником, или вассалом, ни Конрада Мазовецкого, ни германского («римского») императора, получив полную автономию и избежав верховного владычества над собой «Священной Римской империи (германской нации) ».

В результате многолетней войны собравшимся со всей Европы крестоносцам под предводительством Тевтонского Ордена удалось, наконец, покорить Пруссию. Победы «тевтонам» обеспечивал именно постоянный приток крестоносцев со всей Европы. Особенно важную роль играли английские крестоносцы. В честь них основанный в 1230 г. «тевтонами» очередной замок был назван Георгсбургом, или Георгенбургом («Георгиевским замком», то есть «Замком святого Георгия» - небесного покровителя и заступника «веселой Англии»). Не менее активно участвовали в вооруженных паломничествах ратей Тевтонского Ордена в земли языческих пруссов также французские и шотландские крестоносцы (в частности, представители рода Сен-Клэров, или Синклеров).

При покорении Пруссии западными христианами вовсе не произошло геноцида прусского населения и замены его немецкими колонистами, как ошибочно полагают (а может быть - не столько полагают, сколько утверждают!) многие у нас и за рубежом.

Вопреки этим широко распространенным, но оттого не менее ложным представлениям, Тевтонский Орден совершенно не стремился к поголовному истреблению не только пруссов, но и других прибалтийских племен (и тем более - славян). В его задачу входило обращение язычников в христианскую веру, и это являлось как бы единственным оправданием всех его завоеваний. Большинство пруссов, приняв (пусть и не всегда и не совсем добровольно) Святое Крещение, продолжало жить на прежнем месте, хотя и под новыми, христианскими, именами, в качестве арендаторов орденских земель или горожан, составляя вспомогательные дружины Ордена Святой Девы Марии в военное время - подобно «чуди» (эстам-эстонцам) в орденской Ливонии. Эти прусские слуги Тевтонского Ордена (проживавшие частично в орденских замках, частично - в предоставленных им Орденом «мариан» на правах военного бенефиция (поместья) имениях, расположенных в сельской местности), именовались «витингами», «вейтингами» или «вайтингами».

«Тевтонам» (как, скажем, и Крестителю Руси Святому Равноапостольному Князю Владимиру Красное Солнышко) приходилось порой насаждать христианство огнем и мечом. Поэтому не представляется удивительным, что в 1260 г. на покоренных землях вспыхнуло восстание пруссов, продолжавшееся до 1273 г. Лишь ценой огромных усилий, большой крови и при помощи «гостей», то есть крестоносцев-«интернационалистов», съехавшихся для вразумления язычников со всех концов Европы, Тевтонскому Ордену удалось, наконец, подавить восстание пруссов (при помощи части прусской знати – «витингов» -, сохранивших верность христовой вере и Ордену, как своему «коллективному сюзерену»). Необходимо заметить, что среди пруссов еще до появления на их землях «тевтонов» шла ожесточенная борьба за власть между военными предводителями - «куни(н) гасами» - и языческими жрецами, приводившая во многих случаях к переселению прусских военных вождей с их дружинами в соседние земли - например, в Литву или в Новгород, где даже возникла целая «Прусская улица» /3/. Душой восстания против власти христианского Тевтонского Ордена были как раз языческие жрецы («криве») пруссов. Поэтому не представляется удивительным, что многие военные вожди пруссов принимали в этой борьбе сторону «тевтонов».

При достижении поставленной цели «орденские братья», как и все тогдашние «крестители», не слишком-то стеснялись в выборе средств. Покоренные пруссы были поставлены перед выбором: «Крещение или смерть» (нем. : Taufe oder Tod). В конце концов, они «покорились вере и братьям», по выражению орденского хрониста. После покорения пруссов начался процесс их постепенной германизации, сопровождавшийся колонизацией прусских земель переселенцами из Германии. Базой для нее являлась «Кульмская грамота» (нем. : Kulmer Handfeste) 1233 г., гарантировавшая будущим переселенцам - как крестьянам, так и горожанам - в прусские владения Тевтонского Ордена широкие права и заманчивые привилегии. Свои завоевания в Пруссии Орден закреплял и защищал, возводя все новые замки (бурги), которые первоначально представляли собой деревянно-земляные укрепления, а впоследствии (в особенности после восстания пруссов 1260-1273 гг. ) строились из кирпича или из камня. Крупнейшими из этих замков были Торн (1231), Мариенвердер (1233), Эльбинг (1237), Христбург (1247), Мемель (1252), Кёнигсберг (1252) и Мариенбург-на-Ногате (строительство которого началось в 1274 г. ). К 1283 г. пруссы были окончательно покорены и обращены в христианство.

В 1237 г. Тевтонский Орден включил в свой состав остатки Ордена братьев-меченосцев («бедной братии Христовой»), организованного в 1202 г. по образцу Ордена рыцарей Христа и Храма (храмовников-тамплиеров) и создавшего в Ливонии (на территории современной Латвии и части современной Эстонии) отдельное государство. Первым провинциальным магистром (ландмейстером) Тевтонского Ордена в Ливонии стал ландмейстер Пруссии Герман Бальк /3/. Включив в свой состав владения меченосцев, Тевтонский Орден к 1239 г. взял под свой контроль все Балтийское побережье. Орденское государство имело строго иерархическую структуру. Орденские земли (провинции) Пруссия и Ливония (Лифляндия) были разделены на административные и военные округа - комтурства (комтурии) или фогтства (наместничества) и пфлегшафты (имения). Каждым комтурством руководил конвент (совет), состоявший (в идеале) из 12 орденских «братьев-рыцарей» во главе с комтуром, или комментуром (этому званию в других духовно-рыцарских Орденах соответствовало звание командора или коммендатора). Комтур был облечен правом принятия решений (после предварительного обсуждения со своими собратьями) в рамках своей зоны административной ответственности. Заместителем комтура являлся «домовый комтур» (гаузкомтур, Hauskomtur), облеченный правом принятия решений в отсутствие (или в случае болезни) комтура. Сюзереном (верховным владыкой) орденского государства являлся глава Ордена Девы Марии - Верховный магистр (нем. : Гохмейстер, homeyster, Hochmeister), избиравшийся пожизненно Генеральным капитулом (Верховным Советом) Ордена. Верховный магистр являлся также Верховным главнокомандующим орденской армией. Генеральный капитул, избиравший Верховного магистра, состоял из 12 членов - представителей «братьев-рыцарей» -, в число которых входили:

1) 5 высших должностных лиц – «гроссгебитигеров» («великих повелителей», именуемых в русскоязычной исторической литературе также «великими советниками» и «великими лицами») - Ордена Приснодевы Марии из Пруссии,

2) ландмейстер (земский, или провинциальный, магистр) и ландмаршал (земский маршал) Ордена Приснодевы Марии из Ливонии;

3) дейчмейстер (германский, или немецкий, магистр, т. е. управитель орденскими владениями «тевтонов», расположенными на территории тогдашней Германии);

4) 4 наиболее авторитетных комтура.

Теоретически Гохмейстер Тевтонского Ордена был неограниченным, самодержавным правителем. Однако на деле в осуществлении функций управления Орденом Верховному магистру помогали упомянутые выше 5 «гроссгебитигеров», Grossgebietiger (именовавшихся порой просто «гебитигерами», Gebietiger, то есть «повелителями»), с которыми Верховный магистр, согласно орденскому уставу, был обязан совещаться при решении важных вопросов.

В число этих «гроссгебитигеров» (а не «гроссбегутеров», как почему-то утверждает в своем опусе современный белорусский компилятор А. Е. Тарас, о котором у нас еще пойдет речь) входили:

1) Великий комтур (нем. : Гросскомтур, Grosskomtur) - заместитель Верховного магистра, осуществлявшего верховный надзор над управлением страной и над резиденцией Ордена и Верховного магистра. В соответствии с кругом своих задач, Гросскомтур пребывал в столице орденского государства (с 1274 г. - в Эльбинге, а затем - в Мариенбурге-на-Ногате).

2) Верховный маршал (нем. : Оберстер маршал, Oberster Marschall, или просто маршал), отвечавший за все военные вопросы, включая вопросы вооружения и снаряжения. В XIV в. должность Верховного маршала была объединена с должностью комтура Кёнигсберга (вероятно, в связи с тем, что Кёнигсберг располагался в непосредственной близости главного - литовского - театра военных действий). В отсутствие Верховного магистра маршал становился верховным главнокомандующим орденского войска (в этом случае маршалу должен был подчиняться даже Великий комтур).

3) Верховный казначей (нем. : Оберстер тресслер, Oberster Tressler, или просто тресслер, Tressler), ответственный и подотчетный за все финансы Ордена Девы Марии. Его местопребыванием также был Мариенбург.

4) Верховный ризничий (нем. : Оберстер траппьер, Oberster Trappier, Oberster Drappier, или просто траппьер, Trappier, Drappier, именуемый иногда в русскоязычной исторической литературе Великим ризничим или Великим интендантом), отвечавший за одежду и обувь «тевтонов». Его должность была объединена с должностью комтура Христбурга.

5) Верховный госпитальер (нем. : Оберстер шпиттлер, Oberster Spittler, или просто шпиттлер, Spittler, нередко именуемый в русскоязычной исторической литературе Великим госпитальером или Великим госпиталарием), отвечавший за медицинскую службу, больницы и странноприимные дома (госпитали) Тевтонского Ордена.

Поскольку стабильной сухопутной связи между орденскими владениями в Пруссии и Ливонии не существовало, а большие размеры обеих орденских провинций (в особенности – более обширной и протяженной Ливонии) затрудняли эффективный контроль из прусского Мариенбурга, ландмейстер Ливонии (лат. : magister Livoniae или magister Livonie) фактически сам отвечал за ее судьбу. Заместителем и главным советником ливонского ландмейстера был ландмаршал. В истории Тевтонского Ордена его ливонский филиал, несмотря на свое подчинение пребывавшему в Пруссии Верховному магистру, сохранял достаточно самостоятельное положение, что, вероятнее всего, объяснялось фактом возникновения ливонского филиала Тевтонского Ордена на землях, завоеванных упоминавшимся выше Орденом братьев-меченосцев, основанным в 1202 г. Прибывавшие в Пруссию и проходившие там службу тевтонские «братья-рыцари» были родом, как правило, из Центральной и Южной Германии. «Братья-рыцари», прибывавшие в Ливонию, напротив, в большинстве своем были северогерманского и западногерманского происхождения.

Согласно уставу Тевтонского Ордена, «братья-рыцари» были обязаны неустанно вести вооруженную борьбу с «врагами Креста и Веры». Вступавшие в Орден рыцари - как правило, младшие сыновья представителей средне- и мелкопоместного немецкого дворянства -, приносили обеты нестяжания (бедности), целомудрия (безбрачия) и послушания. Однако не следует забывать, что они (по крайней мере, в большинстве своем) вступали в Орден Девы Марии не только ради спасения души. Очень многие из них связывали с этим судьбоносным решением возможность вести рыцарский (воинский) образ жизни, то есть воевать с неверными (а война с неверными еще со времен блаженного Августина признавалась церковью справедливой и богоугодной войной), получая при этом приличное рыцарю содержание на протяжении своей земной жизни.

Духовным окормлением членов Ордена занимались «братья-клирики» («братья-священники»), число которых на первых порах было невелико. Впоследствии именно «братья-священники» составляли капитул соборов и избирались на епископские кафедры в Кульмской, Помезанской, Эрмландской и Замландской епархиях (диоцезах), учрежденных в 1243 г. в завоеванной Пруссии. Только Эрмландскому епископству удалось сохранить относительную независимость от Тевтонского Ордена.

Отдельную группу или категорию («сословие», «чин») членов Ордена Девы Марии составляли «братья-сарианты» (нередко именуемые в русскоязычной военно-исторической литературе «оруженосцами»), соответствовавшие «вооруженным сервиентам» (лат. : servientes armorum), или «вооруженным сержантам» других военно-монашеских Орденов. Будучи совершенно полноправными членами Ордена (хотя и не рыцарского происхождения и звания), «братья-сарианты» (также приносившие упомянутые выше 3 орденские обеты), несли воинскую службу наравне с «братьями-рыцарями», отличаясь от них лишь несколько облегченными доспехами и вооружением. Число «братьев-сариантов» (нем. : «сариантсбрюдер», Sariantsbrueder, Sarjantsbrueder) Тевтонского Ордена в Святой Земле и в Пруссии превышало число таковых в орденской Ливонии.

От «братьев-сариантов» следует отличать «услужающих братьев» (нем. : «диненде брюдер», dienende Brueder), или просто «динеров» (нем. : Diener), то есть буквально «слуг» Тевтонского Ордена.

«Услужающие братья» были неполноправными членами Ордена Девы Марии. Они несли службу и выполняли различные работы в «орденских домах», а также нередко становились управляющими имениями Ордена на завоеванных территориях.

Власть Тевтонского Ордена распространялась также на его многочисленные, хотя и разрозненные, владения за пределами Пруссии и Ливонии - в Германии. Орденские владения в Германии были разделены на 12 земских баллеев (ландбаллеев). Непосредственное руководство ими входило в круг задач упомянутого нами выше германского магистра (дейчмейстера) Тевтонского Ордена.

Кроме того, Орден Девы Марии имел разрозненные земельные владения (баллеи), расположенные на территории Голландии (например, Утрехтский баллей, существующий до сих пор), Австрии, Италии, Богемии (Чехии), Греции, на острове Кипр и даже в Испании. Во главе каждого из этих владений стол особый земский комтур (ландкомтур), управлявший им под свою ответственность.

После завершения завоевания Пруссии Тевтонский Орден обратил свои взоры на Запад, стремясь соединить свои владения по суше с Германией. В результате он вступил в конфликт с Польским королевством. В этом конфликте Орден одержал верх и захватил Помереллию (Восточное Поморье), а также портовый город Данциг (Гданьск).

Верховный магистр Зигфрид фон Фейхтванген (1303-1311) перенес в 1303 г. свою резиденцию (и тем самым - столицу Ордена) поначалу в Эльбинг (по-польски: Эльблонг), а затем - в Мариенбург (по-польски: Мальборк, или Мальборг) на реке Ногате (на территории ливонских владений «тевтонов» имелся еще один Мариенбург, по-латышски: Алуксне). С этого момента должность ландмейстера Пруссии была слита с должностью Верховного магистра. После присоединения к орденским владениям Помереллии, Мариенбург стал географическим центром орденского государства, простиравшегося от Германии - через Пруссию - до Ливонии. Тем самым магистр продемонстрировал всему миру, что государство Тевтонского Ордена - самостоятельная и независимая держава. Благодаря своим гигантским размерам замок Мариенбург, резиденция Верховных магистров, стал наиболее зримым символом величия и могущества Тевтонского Ордена.

После завершения крещения прусских язычников Орден Девы Марии, в силу своего устава, был обязан найти новых язычников, с которыми он должен был начать священную войну за их обращение в христианскую веру. Весь XIV в. прошел под знаком вооруженной борьбы «тевтонов» с языческой Литвой. Эта борьба была кровавой и беспощадной с обеих сторон. Так, литовские язычники обычно сжигали взятых в плен рыцарей и «гостей» Тевтонского Ордена живьем на кострах (часто - вместе с их боевыми конями). «Тевтоны» вместе со своими союзниками также не щадили «поганых язычников».

Города, основанные на орденской земле, были обязаны в военное время выставлять вооруженные своих отряды купцов и бюргеров (горожан) в помощь Тевтонскому Ордену. Эти отряды горожан регулярно участвовали в походах на литовских язычников. Состоятельные купцы служили в полном рыцарском вооружении и доспехах, включая (к началу XV в. ) шлем с забралом типа «армэ» или «гундсгугель» (нем. : Hundsgugel, то есть «собачья морда»), составляя тяжелую конницу («рейсигов», Reisige, от слова «рейс(е) », Reise, означающего в современном немецком языке «странствие» или «путешествие», но означавшего в эпоху Средневековья «военный поход»), на тяжелых боевых конях. Городские ремесленники (члены цехов, или гильдий), владельцы небольших дворов (городских усадеб) несли военную службу в качестве конных (реже – пеших) арбалетчиков, в кольчугах или ламеллярных (пластинчатых) доспехах и «железных шляпах». Все граждане расположенных в тевтонских владениях городов регулярно проходили военную подготовку под руководством и надзором опытных орденских инструкторов. Так, город Эльбинг, в зависимости от ситуации, выставлял от 24 до 216 воинов, выступавших в поход под знаменем (баннером) орденского комтура Эльбинга (вместе с «тевтонским» гарнизоном расположенного в городе орденского замка). Однако в критических ситуациях в ополчение призывали всех горожан, способных носить оружие. В битве орденского войска с польско-литовской армией при Танненберге 15 июля 1410 г. пало 550 ополченцев из Эльбинга (это очень много, учитывая, что все население города в 1410 г. составляло 8000 человек).

Более крупные города обмундировывали своих ополченцев в налатники цветов городского герба и выводили их в поле под городским знаменем. Иногда отдельные отряды имели собственные «походные знамена» («аусцугсфенлейны», Auszugsfaehnlein). Города побогаче могли позволить себе также нанять солдат «на стороне», чтобы усилить этими контингентами наемников собственное ополчение.

К Крестовым походам («рейсам», Reisen) «тевтонов» на языческую Литву охотно присоединялись многочисленные светские рыцари из Германии, Англии, Франции, Чехии, Венгрии, Польши и из других стран христианской Европы. Многие из этих «(военных) гостей» Тевтонского Ордена преследовали идеалистическую цель обратить язычников в правую веру. Другие надеялись участием в Крестовом походе искупить свои грехи. Кроме того, быть посвященным в рыцари на поле боя с язычниками считалось весьма престижным.

Одним из этих крестоносцев-«интернационалистов» был, к примеру, французский рыцарь Филипп де Мезьер, служивший королю Кипра Петру I, автор известной поэмы «Сон старого пилигрима» (Songe de viel pelerin), сравнивавший походы в Литву с походами в Святую Землю (и мечтавший об организации новой «круассады» в Святую Землю с целью окончательного освобождения иерусалимского Гроба Господня от ига неверных), активно участвовавший в «рейсах» Тевтонского Ордена на Литву даже после принятия последней христианства (как известно, во многом формального).

Впрочем, говоря о «языческой Литве» описываемого периода, не следует упускать из вида следующее немаловажное обстоятельство.

К середине XIV в. в состав Великого княжества Литовского вошли покоренные язычниками-литвинами (летувисами), ослабленные татаро-монгольским нашествием при хане Батые и последующими татарскими набегами, западно- и южнорусские княжества (Витебское, Волынское, Киевское, Пинское, Полоцкое, Черниговское, Смоленское и др. ), население которых исповедовало христианскую веру в ее Православном варианте. В результате их подчинения литвины-балты (аукштайты и жемайты), исповедовавшие, в подавляющем большинстве своем, язычество, оказались национальным меньшинством в общем составе населения Великого княжества Литовского. Одной из причин подчинения православного населения Западной Руси литовским язычникам была политика относительной религиозной терпимости (если не сказать – индифферентности), проводимая литовскими князьями (часто и многократно менявшими веру по соображениям политической выгоды – подобно тому, как их языческие подданные многократно принимали крещение, чтобы задаром получить новую белую крестильную рубаху). Отдельные совершавшиеся литовскими язычниками казни православных христиан (в частности - Виленских мучеников, причисленных впоследствии Русской Православной Церковью к лику святых) или эксцессы вроде публичного сожжения на костре в Смоленске главы Русской Православной Церкви - митрополита Киевского и всея Руси Герасима - были скорее исключениями, подтверждавшими правило. Кроме того, воинственные князья Литвы (находившейся, подобно упомянутым выше пруссам и монголам, в состоянии «пассионарного подъема») достаточно успешно противостояли татарским ханам Золотой Орды, не только отражая их набеги, но и, в свою очередь, нанося им ощутимые контрудары, и тем самым побуждали западнорусских православных христиан охотно отдаваться под защиту Литвы. Так, Великий князь Литовский Ольгерд в 1362 г. разгромил сразу трех татарских ханов (или мурз, то есть князей) - Котлубая, Катибея и Бекера - и союзного татарам «салтана Димитрия» (так именует таинственного союзника татар с подозрительно православным именем русскоязычная «Хроника литовска и жмойтска») в битве при Синих Водах. А Великий князь Литовский Витовт в 1399 г., собрав под своими знаменами громадное войско (в которое, кроме чисто литовских и западнорусских дружин, вошли несколько сот польских и венгерских крестоносцев, а также военный контингент Тевтонского Ордена!), в союзе с Тохтамышем – ханом Золотой Орды, свергнутым ставленниками среднеазиатского завоевателя Тамерлана (Тимура, Темир-Аксак-хана, Тимурленга, Ленк-Тимура, «Железного Хромца»), чуть не уничтожил ослабленную нашествием Тимура Золотую Орду, но был разбит вассалом Тамерлана - новым золотоордынским ханом Темир-Кутлугом - и его полководцем Едигеем (Идигеем, Едике, Етике) в битве на реке Ворскле в 1399 г.

Поэтому нас не должен удивлять тот факт, что в литовском войске князя Витовта, сразившемся с армией Тевтонского Ордена в 1410 г. под Танненбергом, насчитывалось 36 (западно- и южно-) русских полков («хоругвей»). 7 русских хоругвей имелось, кстати, и в союзном литовцам польском войске (ибо Польша также присоединила к себе, после татарского нашествия, часть исконно русских земель).

Заметим в скобках, что именно попавшие под власть языческой Литвы западные и южные славяне, составлявшие подавляющее большинство воинов Великого князя Литовского Ягайлы (крещеного по православному обряду Яковом, но затем впавшим в язычество и позорно косневшего в этом язычестве, пока не принял, наконец, римско-католическую веру под именем Владислава), опоздав соединиться с полчищами золотоордынского темника Мамая, разбитыми войском под предводительством благоверного Великого князя Московского Дмитрия Ивановича в 1380 г. на поле Куликовом, «отводили душу», убивая своих раненых в Куликовской битве татарами «православных братьев по вере (и крови) » из средне- и восточно-русских княжеств, когда те после победы над Мамаем возвращались с обозом в Москву. Но это так, к слову... Желающих узнать больше леденящих кровь подробностей об упомянутых нами событиях отсылаем к древнерусским летописям (а тех, кому недосуг или лень копаться в летописях - к фундаментальным трудам покойного профессора Л. Н. Гумилева «Древняя Русь и Великая Степь» и «От Руси к России»).

За 31 год правления Верховного магистра Винриха фон Книпроде (1351-1382) Крестовые походы в Литву достигли своего апогея. Для этих военных предприятий, требовавших от своих организаторов немалых усилий и жертв, были характерны не столько полевые сражения, сколько постоянная необходимость преодолевать дремучие леса, бездорожье, болота, проблемы снабжения и логистики, и быть постоянно начеку (язычники, умевшие искусно приспосабливаться к местности, постоянно устраивали засады). Решить свою основную, стратегическую задачу - добиться установления постоянного и надежного сухопутного сообщения между Пруссией и Ливонией - Ордену так и не удалось.

В 1386 г. было официально объявлено о крещении Литвы в римско-католическую веру. Крещение Литвы (пусть даже чисто формальное) лишило Тевтонский Орден повода совершать против литовцев Крестовые походы с участием европейских «интернационалистов». А если быть еще точнее - крещение Литвы вообще поставило под вопрос целесообразность существования Тевтонского Ордена, основывавшего всю свою деятельность на необходимости обращения язычников в Христову веру.

3. Политическая ситуация в Прусском государстве Ордена к 1400 г. и причины Великой войны с Литвой и Польшей

В конце XIV- начале XV в. Тевтонский Орден, благодаря своей строгой организации, централизованному управлению и огромным доходам, находился в апогее своего могущества. За прошедшие 150 лет он создал на завоеванных и христианизированных, с огромными усилиями и жертвами, языческих землях орденское государство, которое, благодаря притоку колонистов, достигло завидного (для соседей) экономического процветания.

Немецкие колонисты, прибывавшие в орденские владения изо всех областей средневековой Германии – прежде всего, из Нижней Саксонии, Бранденбурга, Силезии и со средней Эльбы, постепенно слились с исконным населением – балтами-прус(с) ами – в один народ (впоследствии вошедший в историю Германии, Европы и мира под названием пруссаков). В то время, разумеется, еще рано было говорить о «национальном самосознании» в современном смысле этого слова (хотя в настоящее время мы, к сожалению, являемся свидетелями все большей эрозии этого чувства под влиянием идеологии «глобализма»). Однако всех этих людей объединяло чувство родства и своеобразного «государственного самосознания». Образ жизни «братьев-рыцарей» претерпел немалые изменения. Теперь их целью было уже не обращение в истинную веру и покорение язычников.

Тевтонский Орден превратился в организацию, обеспечивавшую достаточно безбедную жизнь в этом, посюстороннем, мире своим членам, становившимся все более властолюбивыми и высокомерными. Новые рыцари, принимавшиеся в Орден, по-прежнему были родом из Германии. Местных рыцарей – светских вассалов Ордена Девы Марии, получавших от него поместья на условиях военной службы – в число орденских «братьев-рыцарей» не принимали (вне зависимости от того, являлись ли они потомками обращенных в христианство прусских «кунингасов» или же крестоносцев-«интернационалистов», прибывших когда-то из Германии или других стран христианской Европы на подмогу «тевтонам» для покорения Пруссии).

Местное население орденской Пруссии рассматривало рыцарей-монахов Тевтонского Ордена, не имевших в Пруссии корней и сородичей, как чужаков. По Уставу «орденским братьям» запрещалось не только жениться (вообще, а на местных девушках и женщинах – в частности), но и водить дружбу с местными мирянами. Следует также заметить, что к описываемому времени в Тевтонский Орден вступали уже не только «пламенные идеалисты». Теперь все большее число «братьев-рыцарей» ожидало от вступления в Орден, прежде всего жизни, обеспеченной в материальном отношении. Другим, преисполненным доброй воли, в связи с их происхождением и воспитанием, полученным в далекой Германии, требовалось немало времени для того, чтобы ознакомиться с условиями и особенностями жизни в орденской Пруссии. Все это постепенно привело к окостенению традиционной, заданной Орденом системы.

Сложившуюся ситуацию не смогли преодолеть даже такие выдающиеся Верховные магистры как Винрих фон Книпроде или Конрад фон Юнгинген (1394-1407). В лучшем случае им удавалось только отодвинуть во времени наступление неизбежной катастрофы. Тевтонский Орден обосновывал легитимность (законность) своей власти тем несомненным фактом, что именно он заложил основы благосостояния и экономического процветания христианской Пруссии. Однако этот несомненный факт не мешал постепенному, но неуклонному упадку дисциплины и добродетелей Тевтонского Ордена. Эти противоречия и рост напряженности постоянно нарастали по всей орденской Пруссии. Крупные и богатые прусские города выражали все большее недовольство налогами, пошлинами и сборами (постоянно возраставшими после крещения Литвы, в результате которого заметно уменьшилось число «крестоносцев-интернационалистов» - «военных гостей» Ордена -, охотно поднимавших меч на литовцев-язычников, но не на литовцев-христиан). Из-за уменьшения притока «военных гостей» (нем. : Kriegsgaeste), Ордену пришлось прибегнуть к вербовке наемников, стоивших немалых денег, что, в свою очередь, потребовало повышения налогов и пошлин.

Кроме того, Орден по-прежнему сохранял за собой монополию на особо прибыльный экспорт различных природных богатств Пруссии, но в первую очередь - хлеба и янтаря (через свои торговые фактории в Мариенбурге и Кёнигсберге). Крестьянам во многих случаях приходилось выходить на безвозмездную барщину. Епископы зависели от Ордена в административном отношении и находились под его строгим контролем.

Упомянутые выше светские вассалы Ордена Девы Марии - потомки переселившихся в Пруссию европейских рыцарей и прусской родоплеменной знати – хотя и получали от Ордена поместья, находились в глухой оппозиции, поскольку «братья» не допускали их к участию в управлении Пруссией.

В Кульмской земле эти «земские рыцари» («ландриттеры, Landritter», или «ландесриттеры, Landesritter»,), мечтавшие получить такие же вольности, как польская шляхта, основали тайный «Союз (Общество) ящериц» (нем. : «Эйдексенбунд», Eidechsenbund), как орудие претворения в жизнь своих заговорщицких планов.

Именно в царившей в орденской Пруссии внутренней нестабильности следует искать ответ на вопрос, почему после разгрома армии Тевтонского Ордена и его союзников при Танненберге польско-литовским войском вся Пруссия почти без сопротивления покорилась победителям.

Не лучшим образом складывалась для Ордена и внешнеполитическая обстановка. В 1386 г. Великий князь Литовский Ягайло (Ягайла, Йогайла, по-польски: Ягелло) женился на наследнице польского королевского престола Ядвиге (Гедвиге), «отбив» ее, при поддержке польских магнатов, у жениха – маркграфа Бранденбургского Сигизмунда фон Люксембурга, будущего короля Венгрии и римско-германского императора (затаившего с тех пор лютую злобу на Ягайло).

Брачный союз князя Литвы и польской королевны представлял собой смертельную угрозу для Тевтонского Ордена. Благодаря браку Ягайло и Ядвиги фактически сложился военно-политический союз Польши и Литвы (окрещенной в одночасье по приказу Ягайло, как уже упоминалось выше). Формально факт крещения Литвы лишал легитимации существование Тевтонского Ордена, учрежденного с целью борьбы за обращение язычников в веру Христову. Отказ Ордена признать Литву, еще вчера откровенно языческую, истинно христианским государством, поскольку подлинного обращения литовцев в христианство не произошло, хотя и был, вероятно, не вполне необоснованным, не нашел поддержки у папы римского (откровенно радовавшегося распространению зоны влияния римско-католической церкви на огромную территорию Литвы), и не смог воспрепятствовать сокращению числа «военных гостей» - упоминавшихся выше «крестоносцев-интернационалистов», прибывавших в Пруссию (и – в меньшем числе – в орденскую Ливонию) для поддержки вооруженной борьбы «тевтонов» с литовцами. Кстати говоря, став польским королем, свежеиспеченный католик Владислав-Ягайло первым делом запретил своим подданным католического вероисповедания вступать в брак с русскими. Православным же подданным Ягайло было дозволено вступать в брак с «латынянами» лишь на условии принятия римско-католической веры, но ни в коем случае не наоборот. Впрочем, это так, к слову.

Орден пытался играть на противоречиях между Ягайло, именовавшим себя после принятия крещения по римско-католическому обряду (хотя при рождении он был окрещен по Православному обряду и наречен Яковом, а с течением времени впал в язычество) королем польским Владиславом II (1386-1434) Ягелло, и его двоюродным братом Витовтом, или, по-польски, Витольдом (1392-1430), принявшим после крещения (по римско-католическому обряду) имя Александр. Двуличный Витовт, предатель и перебежчик по натуре, неоднократно переходил с одной стороны на другую. В 1382-1384 гг. он сражался на стороне Тевтонского Ордена против Ягайло, в 1384-1389 гг. – на стороне Ягайло против Ордена, в 1389-1391 г. г. – на стороне Ордена против Ягайло, в 1392-1398 гг. – на стороне Ягайло против Ордена, в 1398-1401 гг. – на стороне Ордена против Ягайло, и лишь в 1401 г. окончательно перешел на сторону Ягайло.

Тевтонский Орден (вопреки традиционно возводимой на него напраслине) всегда строго соблюдал условия договоров и соглашений. А вот король польский и Витовт (которому Ягайло уступил титул и власть Великого князя Литовского – правда, лишь пожизненно) действовали лицемерными и коварными методами, несовместимыми с рыцарственным поведением и рыцарским кодексом чести «братьев» Тевтонского Ордена.

Согласно заключенному с «тевтонами» Саллинвердерскому миру (1398) Великий князь Литовский уступил Тевтонскому Ордену языческую область Жемайте (по-латыни: Самогитию или Самагиттию, по-польски: Жмудь). В обмен на эту территориальную уступку Витовт получил от Ордена военную помощь, необходимую ему для экспансии в восточном направлении и, в частности, борьбы с Большой (Золотой) Ордой.

Уступка Жемайте, казалось, означала осуществление давней мечты «тевтонов» о получении «коридора», соединяющего орденские владения в Пруссии и Ливонии. Самогития была включена в состав орденских владений на правах фогтства под управлением фогта (наместника) Генриха фон Швельборна. Однако, как уже упоминалось выше, в 1399 г. литовское войско Витовта (в составе которого сражался и воинский контингент Тевтонского Ордена) было наголову разбито татарами хана Темир-Кутлуга (вассала Тамерлана) и его полководца Едигея на реке Ворскле. Путь Витовту на Восток оказался закрытым. И Великий князь Литовский вновь обратил свой взор на Запад, что привело его к очередному конфликту с Тевтонским Орденом. В 1401 г. Витовт инспирировал восстание жемайтов против власти Ордена Девы Марии, оказав повстанцам вооруженную помощь. Военные действия велись с переменным успехом. Наконец Витовт в 1401 г. заключил с Орденом Ковенский договор, по которому подтвердил права «тевтонов» на Жемайте. Новым орденским фогтом Самогитии был назначен Генрих Кюхмейстер фон Штернберг.

Заручившись, в очередной раз, военной поддержкой Тевтонского Ордена, Витовт снова обратил свои взоры на Восток, задумав нанести удар по собственному зятю, Великому князю Московскому Василию Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского, успевшего, к счастью для Москвы, разгромить золотоордынские полчища Мамая на Куликовом поле в 1380 г. до подхода спешивших на помощь Мамаю литовских войск Ягайло. Однако история повторилась. Военные походы Витовта в 1406 и 1408 гг. на Москву не увенчались успехом. Решающее значение для Великого князя Литовского приобрело восстановление его власти над Жемайте. Любопытным в данной связи представляется упоминавшийся выше факт многократной перемены веры Витовтом, то принимавшим крещение, то вновь впадавшим в язычество. Однако все это, в конечном счете, не имело значения в глазах папы римского, однозначно признавшего Литву обращенной в христианство и запретившего Тевтонскому Ордену в 1404 г. организовывать дальнейшие Крестовые походы на литовцев.

К началу XV в. политическая конфронтация между Тевтонским Орденом и польско-литовской коалицией стала неизбежной. Орден оказался перед лицом врага, власть которого распространялась на собственно Литву, ряд присоединенных к Литве западнорусских княжеств и на Польшу. Эту коалицию, территория которой окружала орденские владения с 3 сторон, возглавлял беззастенчивый, расчетливый и преисполненный ненависти к Тевтонскому Ордену польский король. Ягайло получил от польских магнатов мандат положить конец властным притязаниям Тевтонского Ордена.

Постоянные трения возникали по вопросам прав владения Помереллией (именуемой в одних источниках Восточной Померанией, а в других - Западной Пруссией), приобретения Орденом в 1402 г. области Неймарк (Новая Марка), а также по поводу областей Дризен (Дрезденко) и Добрин (Добжинь). Упоминаемые обычно в данной связи экспансионистские устремления Тевтонского Ордена, якобы являвшиеся причиной предстоявшей Великой войны польско-литовской коалиции с «тевтонами», при ближайшем рассмотрении оказываются очередным мифом, поскольку покупка Орденом Новой Марки была осуществлена лишь после заявления прежнего владельца этой области, немецкого маркграфа Бранденбургского, согласно которому он, в случае отказа «тевтонов» купить у него Новую Марку, продаст ее Польше. А покупка Новой Марки Польшей означала бы, что кольцо окружения вокруг орденских земель замкнулось бы окончательно, отрезав владения «тевтонов» от Германии, являвшейся жизненно необходимой для ордена базой снабжения. В Жемайте шла непрерывная «малая война». Орден нисколько не заблуждался насчет активной помощи, оказываемой жмудским повстанцам Великим князем Литовским, в свою очередь, поддерживаемым польским королем. Все попытки «тевтонов» вбить военно-политический клин между Литвой и Польшей (или натравить их друг на друга) оказались, в конечном итоге, безуспешными. Тем не менее, государство Тевтонского Ордена, территория которого (общей площадью более 170 000 квадратных километров) простиралась от реки Одера (Одры) на западе до Финского залива на востоке, с 58 городами и 48 замками, достигшее пика своего размера и могущества, оставалось «твердым орешком» для всех, желавших попробовать его «на зубок».

30 марта 1407 г. приложился к роду отцов своих Верховный магистр «тевтонов» Конрад фон Юнгинген. К числу его несомненных заслуг относилось не только повышение благосостояния вверенных ему Богом земель, но и осуществление искусной политики, в ходе которой он умело защищал интересы Ордена (преимущественно дипломатическими средствами). Невзирая на требования многих «орденских братьев» начать превентивную войну против литовско-польской коалиции, не дожидаясь, пока она станет слишком сильной, мудрый Гохмейстер предпочитал «худой мир доброй ссоре». В таких случаях старый магистр, поседелый под шлемом и израненный в бесчисленных боях, говаривал: «Войну легко начать, но трудно закончить» (нем. : «Krieg ist bald angefangen, aber schwer beendet»). Перед своей кончиной он призвал «братьев» ни в коем случае не избирать новым Верховным магистром своего родного брата Ульриха. Тем не менее, 26 июля 1407 г. Генеральный Капитул – в первый и единственный раз за всю историю Ордена Девы Марии – единогласно избрал, после смерти прежнего Верховного магистра, его родного брата.

Новый Гохмейстер «тевтонов» Ульрих фон Юнгинген, рожденный в 1360 г., подобно своему умершему брату и предшественнику, был отпрыском знатного швабского рода, владения которого располагались в районе Боденского озера. В 1387-1392 гг. Ульрих был «кумпаном», или «компаном» («компаньоном», т. е., формально, оруженосцем, а в действительности - адъютантом) тогдашнего Верховного маршала «тевтонов» Конрада фон Валленроде (Валленрода), неоднократно принимая в этом качестве участие в походах на Литву. Дальнейшая карьера Ульриха выглядела следующим образом. В 1393-1396 гг. он был фогтом Замланда (Самбии), в 1396-1404 гг, - комтуром Бальги, а в 1404 г. был назначен Верховным маршалом, командующим всеми войсками Ордена (подчиненным лишь Верховному магистру). В этой должности Ульрих в 1404 г. участвовал в морской экспедиции «тевтонов» на остров Готланд, в ходе которой были разгромлены разбойничьи гнезда пиратов-«витальеров» и взят их главный оплот – город Висби.

Ульриху фон Юнгингену заметно не хватало хладнокровия и выдержки, свойственных его покойному старшему брату. Его явная склонность решать спорные вопросы преимущественно военными средствами, судя по всему, отвечала настроениям, господствовавшим к описываемому времени среди «орденских братьев», и, вероятно, явилась главной причиной его единогласного избрания Гохмейстером. Высшее руководство Ордена не сомневалось в неизбежности вооруженного конфликта с польско-литовской коалицией, и потому ему представлялось в высшей степени логичным избрать Верховным магистром именно воинственного Ульриха. Отвага и деятельная натура нового Гохмейстера заставляла Капитул надеяться на победу Ордена, под его предводительством, в грядущем вооруженном конфликте.

Сразу же после своего избрания Верховный магистр назначил комтура Меве Фридриха фон Валленроде (Валленрода) новым Верховным маршалом. Вскоре были сделаны новые назначения и в других сферах орденского руководства. Несмотря на свою воинственность, Верховным магистр поначалу попытался избежать конфронтации с польско-литовской коалицией дипломатическими средствами. 6 января 1408 г. Ульрих фон Юнгинген лично встретился с польским королем в тогдашней столице Польши – Кракове. Однако Краковская «встреча на высшем уровне» оказалась безрезультатной. Ни по одному из спорных вопросов «консенсуса» достичь не удалось. Обе стороны начали вооружаться, стремясь как лучше подготовиться к теперь уже неизбежной войне.

С начала 1409 г. эскалация военных действий в Самогитии стала нарастать. Все больше литовских военных отрядов спешило на помощь повстанцам-жмудинам. Орден направил ко двору князя Витовта посольство, потребовавшее от князя четкого заявления, как восстановить в Самогитии спокойствие и порядок. Витовт не удостоил «братьев» никакого ответа.

Тем не менее, Ульрих фон Юнгинген решил предпринять последнюю попытку к примирению.

Накануне праздника Святого Иоанна Крестителя к королю Владиславу II Ягелло в великопольский город Оборники явились, в качестве послов Верховного магистра, комтуры Торна и Старгарда. Послы пожаловались на то, что князь Витовт отнял у них Самогитию, хотя ранее открытой грамотой записал ее в вечный дар Ордену Девы Марии и отказался от всякого рода прав и притязаний на нее, а орденских наместников перебил или пленил. Ввиду безуспешности неоднократных попыток путем переговоров побудить Витовта вернуть захваченные земли и пленников, Орден вознамерился добиться восстановления своих попранных прав силой оружия, о чем и известил короля Польши. Изложив все это, орденские послы попросили польского короля объявить, намерен ли он помогать Витовту или же способствовать восстановлению попранной справедливости.

Ягелло дал уклончивый ответ, что соберет общий сейм (съезд) вельмож своего королевства и, посовещавшись с ним, даст магистру и Ордену Девы Марии ответ через послов. Недовольные этим ответом, «тевтонские» послы заявили, что их магистр и Орден готовы свято соблюдать договор о вечном мире с Польшей, заключенный между королем польским Казимиром и магистром Ордена, но, поскольку король польский Владислав не желает покинуть Витовта и намерен помогать ему в несправедливом деле, «то пусть рыцари и вельможи королевства Польского не гневаются на магистра и Орден, если, оскорбленный глубокой несправедливостью, он начнет войну против Польского королевства».

Информаторы, имевшиеся у Ордена при дворе Витовта, сообщили Ульриху фон Юнгингену, что Великий князь Литовский похвалялся «как только созреет хлеб на полях, пойти во главе жемайтов на Кёнигсберг», изгнать «проклятых крыжаков» (крестоносцев) «отовсюду огнем и мечом», и неустанно преследовать их, «пока они не добегут до моря и сами в нем не утопятся». Получив эту информацию, Гохмейстер направил польскому королю послание с просьбой дать разъяснение сложившейся ситуации. По прошествии долгого времени польский архиепископ Гнезненский Миколай (Николай) Куровский, привез магистру письменный ответ следующего содержания:

«Наш король и Великий князь Литовский – кровные родичи. Последний получил свою землю в дар от польской короны, поэтому наш король его не оставит, и окажет ему поддержку всеми своими силами, не только в этой войне, но и в любой другой беде».

Согласно польскому хронисту Яну Длугошу (1415-1480), автору латинской «Истории Польши» (Historia Polonica, основанной на латинской «Хронике конфликта», лат. : Сhronica Сonflictus, написанной через несколько месяцев после окончания Великой войны польским вице-канцлером Миколаем Тромбой), послы Владислава Ягелло, явившись в Мариенбург к Верховному магистру, дали ему на словах более развернутый ответ:

«Король польский Владислав полагает, что тебе и Ордену твоему небезызвестно, что Александр-Витовт, великий князь литовский, на которого ты принес жалобу по поводу отобрания Самагитской земли и прочих обид, хотя и знатнейший государь и связан с королем почти братскими кровными узами, однако является подданным Польского королевства и короля, и землю Литовскую и княжество получил только в силу королевского пожалования и лишь пожизненно. Поэтому не подобает королю и в настоящей войне, которую вы будете вести против князя Александра и земли литовской, и в любой другой беде покидать его, но, напротив, следует помогать ему всеми силами и средствами».

В ответ на угрозу Верховного магистра напасть на Литву архиепископ Гнезненский заявил, что в этом случае польский король нападет на Пруссию. Уяснив из ответа епископа, кто является главным врагом Ордена, Ульрих фон Юнгинген в гневе пригрозил пойти войной на христианскую страну. «Лучше я нападу на голову, чем на члены, лучше на населенную землю, чем на покинутую, и лучше на города и села, чем на леса, обратив оружие, назначенное против Литвы, на Польское королевство. Ведь больше пользы мне и моему ордену поразить голову, чем ноги, больше пользы пойти на возделанные земли, а не на поля, леса и чащи. Теперь мы видим, что этот ущерб в Жемайтской земле мы терпим из-за короля Польши и его козней, и более не из-за кого».

6 августа 1409 г. Верховный магистр Тевтонского Ордена Ульрих фон Юнгинген направил польскому королю посланцев с объявлением «файды» (феодальной войны), по-немецки: «фейдебриф» (Fehdebrief), чтобы военными средствами предотвратить нависшую над вверенными ему Богом Орденом и орденским государством смертельную угрозу.

4. Начало Великой войны и перемирие.

Гохмейстер Ульрих фон Юнгинген незамедлительно приказал укрепить пограничные замки и объявил общий сбор всех вооруженных сил Ордена Девы Марии. Для него не являлось секретом то обстоятельство, что собравшиеся в Литве под знамена князя Витовта многочисленные силы, в том числе татары, только и ждали приказа Витовта, чтобы начать вторжение в орденское государство. Поэтому ранней весной 1409 г. орденские курьеры, загоняя коней, разъезжали по владениям «тевтонов», спешно разнося по градам и весям следующую весть:

«Да будет ведомо всему честному люду, что, как нам стало известно, Витольд (Витовт – В. А. ) с великим войском намеревается сегодня или завтра вторгнуться в (нашу – В. А. ) страну. Поэтому мы настоятельно просим, чтобы каждый пребывал в готовности поспешить туда, куда ему прикажут, когда придет известие (о вторжении неприятеля – В. А. ).

Или, на тогдашнем немецком языке, именуемом филологами «средневерхненемецким»:

(«Wissentlich sei allen ehrbaren Leuten, wie wir Kunde haben, dass Witold mit einem grossen Heere in das Land will sprengen heute oder morgen. Hierum bitten wir fleisslich, dass jeglicher sich halte zuzujagen, wo man ihn befiehlt, wenn die Nachricht erfolgt»).

Это был приказ о мобилизации, адресованный следующим категориям подданных Тевтонского Ордена:

1) землевладельцам немецкого и прусского происхождения, обязанным Ордену военной службой, в зависимости от размеров своего поместья, в качестве тяжелых или легких кавалеристов;

2) стрелкам-ополченцам городов, расположенных во владениях Ордена (преимущественно немецкого происхождения).

3) поселянам немецкого и прусского происхождения, обязанным предоставлять для обоза орденского войска лошадей, телеги и возниц.

К середине августа 1409 г. мобилизация орденских войск была завершена. Фогт Новой Марки Арнольд фон Баден и маршал Ордена Фридрих фон Валленроде ожидали в Кульмской земле приказа Верховного магистра перейти границу и вторгнуться в Польшу. 15 августа Ульрих фон Юнгинген взял на себя верховное командование и вступил с войском в Добринскую землю. Маршал Ордена и комтур Бальги быстро овладели замком Добрин (бывшим центром Добринского Ордена, учрежденного князем Конрадом I Мазовецким с целью защиты от прусских язычников еще до призвания «тевтонов» и впоследствии слившегося с Тевтонским Орденом) и разрушили его. Города Рыпин и Липно почти без сопротивления сдались «тевтонам», осадившим сильно укрепленный замок Беберн (Бобровники). После пятидневной осады и интенсивного артиллерийского обстрела польский гарнизон Беберна сдался на милость победителей.

В стан Верховного магистра под Беберном явилось очередное польское посольство во главе с архиепископом Гнезненским, прибывшее с намерением начать мирные переговоры. В качестве предварительного условия Гохмейстер потребовал передать Ордену замок Зольторие (Злоторыю). Однако польское посольство не имело полномочий на выполнение подобного условия и потому покинуло лагерь магистра. Осада Злоторыи длилась 8 дней, после чего замок был взят штурмом и разрушен, а его гарнизон пленен. Боевые действия в других пограничных районах также развивались успешно для Ордена. В течение 8 дней комтуры Шлохау и Тухеля опустошили Крайнскую землю, разрушив замки Цемпельбург и Камин. Войска комтуров дошли до реки Нетце, взяли штурмом Бромберг (Быдгощь) и оставили там «тевтонский» гарнизон. Комтуры Остероде и Бранденбурга вторглись со своими войсками во владения князя (герцога) Ян(уш) а Мазовецкого. В наказание за союз князя с Польшей его земли были преданы огню и мечу. В ходе всех этих военных предприятий сопротивление, оказанное «тевтонам» польскими войсками, было достаточно слабым.

Менее успешным для Ордена был ход военных действий в Самогитии. Когда выяснилось, что Верховный магистр бросил главные силы «тевтонов» на Польшу, Великий князь Литовский Витовт собрал свои войска в районе Ковно (Каунаса) и повел их в Жемайте. Перед лицом подавляющего численного превосходства литовцев войска «тевтонского» комтура Самогитии были вынуждены оставить замки Фридбург, Дубиссу (Дубешу) и Раг(а) нит (Рагнету). Литовцы быстро завоевали всю Самогитию. Вслед за тем Витовт бросил свои рати на орденскую область Надравию, предавая все огню и мечу. Он осадил замок Мемель (Тройпеду, или Клайпеду), но овладеть им не смог. Оценив сложившуюся ситуацию, Верховный магистр решил обратить меч против Витовта. Взяв на себя оборону Кульмской земли, магистр приказал маршалу фон Валленроде, при поддержке войск комтуров Бальги и Бранденбурга, ударить по литовцам. Однако вспыхнувшие в орденском войске болезни и проливные дожди помешали успешному проведению этой операции. Маршал, отказавшись от наступления, принял решение, усилив свои войска контингентами комтуров Эльбинга и Христбурга, оборонять район Гогенштейна, Алленштейна и Гильгенбурга в Мазурской области.

Польский король Владислав Ягелло, ошеломленный тем, что Орден объявил ему войну, на этом первом этапе войны собирал силы в Польше. Его воеводы на границах были связаны приказом не вступать в широкомасштабные военные столкновения с орденским войском в отсутствие короля. В конце сентября 1409 г. Ягелло со своим войском подступил к Бромбергу. Ульрих фон Юнгинген во главе своей армии подошел к Швецу (Свеце). Обе армии разделяли теперь всего 2 мили. Однако каждый из противников, не ощущая себя достаточно сильным, ожидал подхода подкреплений, и потому до битвы дело не дошло. Наоборот, 8 сентября 1409 г., при посредстве польского союзника Ордена, поморского князя (герцога) Конрада IV Старого Олесницкого, было заключено перемирие сроком на 9 месяцев.

Урегулирование территориального спора между Орденом и Польшей было передано на рассмотрение Венцелю (Венцеславу или, по-чешски, Вацлаву) Люксембургскому, королю Чехии (1363-1419). До 1400 г. Венцель был также императором «Священной Римской империи (германской нации) » и потому продолжал пользоваться авторитетом высшего арбитра (в 1411 г. ему предстояло быть избранным римско-германским императором вторично). До вынесения королевского вердикта должен был сохраняться «статус кво». Действие заключенного перемирия распространялось и на Мазовию, но не на земли, подвластные Великому князю Литовскому Витовту.

Таким образом, Тевтонскому Ордену была предоставлена возможность направить свои главные силы против Витовта, вернуть себе Самогитию, разгромив (в идеальном варианте) своего главного противника – Великого князя Литовского – до истечения перемирия с Польшей и Мазовией, и избежать тем самым войны на два фронта. Однако орденское руководство упустило этот шанс (возможно, надеясь на ослабление Витовта в борьбе с внутриполитической оппозицией в самой Литве). В ожидании решения чешского короля обе стороны предпринимали всевозможные дипломатические меры, чтобы склонить в свою сторону «общественное мнение» христианской Европы. Противники отправляли в Германию и в Западную Европу одно посольство за другим, надеясь получить в свое распоряжение как можно больше союзников в предстоящей войне. Король Польши и Верховный магистр были убеждены в том, что заключенное перемирие не приведет к прочному и долгосрочному миру. В этот период дипломатической подготовки к новому витку военных действий маршал Валленроде совершил вторжение в Литву с намерением захватить в плен самого Витовта с его супругой. Те, однако, успели сбежать в последний момент, еле избежав пленения. Опустошив неприятельские земли, захватив множество пленных и богатую добычу («грабь награбленное»!), маршал беспрепятственно вернулся в орденские земли. После этого набега обе стороны стали еще более лихорадочно вооружаться.

15 февраля 1410 г. король Чехии Венцель огласил перед послами Ордена и Польши свой вердикт. Согласно его приговору, Самогития возвращалась Ордену, а Добринская земля отходила к Польше. Однако, вплоть до выяснения всех прочих, более мелких, спорных вопросов, управление Самогитией и Добринской землей поручалось представителю чешского короля. Польское посольство от имени своего короля объявило о несогласии с решением Венцеля, покинуло его столицу Прагу и не явилось на продолжение переговоров в столицу Силезии (принадлежавшей в описываемое время Чехии) - город Бреслау (Бреславль, Вроцлав), 4 июня того же года, нарушив предварительную договоренность.

По истечении срока перемирия летом 1410 г. стало окончательно ясно, что новой войны не избежать. Гохмейстер, не покладая рук, старался наилучшим образом подготовиться к войне с численно превосходящим противником. Он особенно торопился потому, что давно уже страдал катарактой и боялся окончательно ослепнуть до начала военных действий. Численному превосходству неприятеля Ульрих фон Юнгинген пытался противопоставить военно-технические инновации – в частности, увеличение численности крепостных, полевых и ручных бомбард (или, по-немецки, «бюксов»). В столице прусского государства Ордена – Мариенбурге-на-Ногате - пушкари круглые сутки отливали артиллерийские орудия. Пороховой завод работал также день и ночь.

В канун Святой Пасхи, 30 марта 1410 г., Верховный магистр произвел новые назначения чиновников, комтуров и «гебитигеров», чтобы иметь под рукой людей, способных и готовых бестрепетно встретить врага лицом к лицу, как подобает христианским рыцарям. Им были, в частности, назначены новые комтуры Христбурга, Торна, Бальги, Остероде, Шлохау и Неймарка. В дипломатической сфере также делалось все, чтобы в очередной раз заручиться поддержкой государей, традиционно симпатизировавших ордену.

31 марта 1410 г. Верховный магистр Тевтонского Ордена заключил оборонительно наступательный союз с венгерским королем-крестоносцем Сигизмундом (Жигмундом) Люксембургским (1387-1437), братом короля чешского Венцеля и будущим императором «Священной Римской империи (германской нации) ». Сигизмунд (давно затаивший, как мы помним, злобу на Ягелло, отнявшего у него невесту) обязался, в обмен на уплату ему «тевтонами» 300 000 дукатов (золотых монет), начать войну с польским королем Владиславом Ягелло в случае, если тот привлечет к войне с Орденом Девы Марии литовцев и татар (как врагов христианской веры). В случае общей победы Сигизмунда и Ордена над Ягайлой и Витовтом, «тевтоны» должны были получить Самогитию, Куявию, Добринскую землю, а Венгрия, в награду за оказанную Ордену военную помощь, – Бессарабию и Валахию. Кроме того, король Сигизмунд попытался привлечь Великого князя Витовта на свою сторону, предложив ему титул и корону короля Литвы, при условии расторжения Витовтом союза с Польшей. Однако переговоры на этот счет завершились безрезультатно.

Польские князья (герцоги) Щецинский и Олесницкий - потомки древних королей Польши из династии Пястов - приняли в конфликте сторону Тевтонского Ордена. Западно-поморским князьям Слупскому (Столпенскому) и Бригскому было направлено послание с просьбой предоставить в распоряжение Ордена рыцарей и кнехтов (воинов), которым «тевтоны» обязались выплачивать жалованье.

Верховный магистр «тевтонов» потребовал от ландмейстера Ливонии Конрада фон Фитингофа, или Фитингофена (1401-1413), расторгнуть заключенный между Ливонией и Литвой мирный договор, связать на «ливонском фронте» как можно больше литовских войск и направить рыцарей и воинов, не нужных для обороны Ливонии, в Пруссию, в распоряжение Верховного магистра. Однако Фитингоф ослушался Верховного магистра, и в дальнейшем в битве при Танненберге ливонские войска «тевтонов», вопреки мнению ряда историков (и в первую очередь – польского хрониста Яна Длугоша) участия не принимали (возможно, за исключением 1 «знамени», или «хоругви»). В пользу отсутствия ливонских «тевтонов» под Танненбергом говорит, между прочим, тот факт, что среди павших в этой битве «гебитигеров» Ордена Девы Марии не было ни одного ливонского, и среди захваченных польско-литовским войском «тевтонских» знамен (хоругвей) ни одно не могло быть идентифицировано, как принадлежащее ливонскому филиалу Тевтонского Ордена. Сорок седьмая «тевтонская» хоругвь, ошибочно атрибутированная хронистом Яном Длугошем как «хоругвь ливонских рыцарей» Тевтонского Ордена, была в действительности знаменем рейнцев (рыцарей-крестоносцев, прибывших на помощь Ордену Девы Марии из Рейнской области Германии).

Верховный магистр Ульрих обратился за военной помощью не только к ливонскому ландмейстеру своего собственного Ордена, но также к епископам Ливонскому (Рижскому), Курляндскому, Ревельскому, Дорпатскому (Дерптскому) и Эзельскому. Подобно ландмейстеру, епископы также не прислали в помощь Юнгингену ни единого человека.

Тем не менее, руководством Ордена, и в первую очередь – самим Верховным магистром – владело искреннее убеждение, что Орден сможет держать неприятеля под контролем. В пользу этого убеждения говорил общеизвестный факт глубокого взаимного недоверия между королем Владиславом Ягелло и Великим князем Витовтом. Задним числом Гохмейстера Ульриха упрекали в том, что они отдали стратегическую инициативу врагу, предпочитая пассивно ожидать его наступления. Однако вести наступательные действия Ордену представлялось невозможным, с учетом громадной территории польско-литовской коалиции. Опираясь на опыт кампании 1409 г., орденские стратеги ожидали серии сравнительно небольших, изолированных нападений неприятеля на орденские владения. Гохмейстер Ульрих надеялся отразить их по отдельности, опираясь на многочисленные, хорошо укрепленные орденские замки в тылу своей армии, сочетая оборонительные действия с наступательными, используя преимущества орденских войск в области организации и вооружения.

Оборону от литовцев северо-восточной части Пруссии в районе Мемель-Тильзит Гохмейстер поручил воинским контингентам комтура Рагнита Эбергарда фон Валленфельза, комтура Биргелау Пауля фон Дадемберга, комтура Рейна и комтура Мемеля Ульриха Ценгера. В результате все эти комтуры и их воинские контингенты не смогли принять участия в решающем сражении при Танненберге – обстоятельство, сделавшее соотношение сил в день битвы еще более невыгодным для Ордена Девы Марии.

Верховный магистр Ульрих фон Юнгинген принял решение собрать свои основные силы под стенами Швеца, являвшегося также сборным пунктом для прибывавших со всей Европы наемников и «военных гостей» Тевтонского Ордена (такие все-таки нашлись, невзирая на крещение Литвы).

На польско-литовской стороне фронта еще в декабре 1409 г. состоялось военное совещание Ягелло и Витовта в Бресте Литовском. Король и князь договорились летом 1410 г. объединить свои силы и нанести совместный удар в самое сердце орденских владений – Мариенбург. Главная цель Ягелло заключалась в захвате Помереллии, с целью дать Польше выход к Балтийскому морю, а главная цель Витовта - в завоевании Жемайтии и ее окончательном присоединении к Литве. Чтобы держать Орден как можно дольше в неведении о направлении главного удара, Ягелло и Витовт договорились о нанесении по «тевтонским» владениям сразу нескольких отвлекающих ударов. В районе сосредоточения сил были приведены в порядок дороги и мосты и организована крупномасштабная охота для пополнения запасов мяса, необходимого войскам в походе. Ягелло и Витовту удалось склонить к союзу с польско-литовской коалицией князей (герцогов) Ян(уш) а и Земовита Мазовецких.

Всем польским рыцарям, находившимся на службе иноземных государей (а некоторые из них сражались даже против мавров-мусульман в далекой Испании), было приказано присоединиться к войску короля Владислава Ягелло. Чтобы воспрепятствовать возможной агрессии со стороны Венгрии, в пограничном районе Сандеща был дислоцирован воинский контингент под командованием Иоанна (Яна) из Щекоцин. Вследствие этого обстоятельства большинство рыцарей в войске Ягелло под Танненбергом составляли выходцы из северных областей его королевства. Польский король навербовал немало иноземных наемников, в основном из Чехии и Моравии (согласно ряду источников, среди них был и молодой чешский рыцарь Ян Жижка из Троцнова - будущий вождь еретиков-таборитов), но также из других стран (если верить польским хроникам, то даже из Швейцарии – таким образом, чехи, моравяне и швейцарцы сражались под Танненбергом в рядах обеих противостоящих друг-другу армий). Вопреки ожиданиям и надеждам орденского руководства, литвин Ягайло, крестившись и сочетавшись законным браком с польской королевой Ядвигой, получил признание в Польше. Правда, Ядвига умерла в Кракове еще в 1399 г., но родила Ягелло дочь – наследницу престола -, что полностью узаконило его положение как польского короля.

Войско Витовта состояло, кроме собственно литовцев (аукштайтов), также из жмудинов (жемайтов), русинов (русских, или, с современной точки зрения, белорусов и украинцев), бессарабов, валахов, татар, армян и караимов (иудеев-неталмудистов, составлявших гвардию Великого князя Литовского), не считая отряда русских наемных воинов из Великого Новгорода, приведенных кормившимся там в качестве князя брата Владислава Ягелло, Семена (до крещения - Лингвена, Лугвена или Лугвения). Наличие в союзном войске жмудинов-язычников и татар-мусульман (крестоносцы привычно именовали их «сарацинами», а предводителя литовских татар хана Джелал-эд-Дина – по старой памяти, «Саладином»), казалось, подтверждало заявления «тевтонов» о том, что Ягелло и Витовт не гнушаются нанимать нехристей для войны с христианами.

Поляков и литовцев на протяжении многих лет готовили к неизбежному военному столкновению с Тевтонским Орденом, рассматриваемом ими в качестве главного врага. Подготовка к войне велась в обстановке строжайшей секретности, и руководство Ордена далеко не представляло себе ее масштабов. Военного конфликта подобных масштабов не случалось на протяжении предыдущих 70 лет. В ходе многочисленных походов в Литву дело обычно ограничивалось сравнительно небольшими стычками (хотя общее число жертв и разрушений в них было весьма впечатляющим). «Великий поход» объединенных сил польско-литовской коалиции был, по своим масштабам, необычным для описываемого периода, и оказался необычайно эффективным. Орден был застигнут врасплох, так что инициатива с самого начала оказалась на стороне его противников. Орденское руководство было вынуждено только реагировать на действия польско-литовских войск.

5. В преддверии решающей битвы.

24 июня 1410 г., по истечения срока перемирия, военные действия возобновились. Комтуры Шлохау и Тухеля совершили набеги на соседнее польское приграничье. В ответ польские отряды разграбили район Торна. Ягелло принял в Вольбоже венгерских послов - пфальцграфа (палатина) Николая (Миклоша) де Гара (Гарая) и Стибора (Сцибория) из Стибориц (Сцибожиц), предложивших ему, в надежде на возможность прочного мира, заключить новое, десятидневное, перемирие сроком до вечера 4 июля. Ничего лучшего польский король и пожелать не мог. Перемирие предоставило ему возможность спокойно собрать в единый кулак все свои силы, не опасаясь орденских войск.

И польско-литовская армия была собрана им в единый кулак – причем с планомерностью, далеко превосходившей сравнимые достижения других военачальников Средневековья. Польский король Ягелло выступил 26 июня из Вольбожа, 28 июня прибыл в Самице (Сеймицы), 29 июня – в Козлов. На следующий день он расположился со своей штаб-квартирой близ Червенского (Червиньского) монастыря. С юга на помощь королю подошли войска из Малой Польши, объединившиеся еще ранее с отрядами из Подолья (Подолии), Валахии и Бессарабии. С запада подошли войска из Великой Польши, форсировавшие Вислу по понтонным мостам, построенным из связанных вместе речных судов. С востока, продвигаясь вдоль реки Нарев, подошли литовцы, жмудь, татары Джелал-эд-Дина и русские отряды из Киева и Смоленска, 29 июня они переправились через Нарев. На севере мазовецкие войска только и ждали приказа соединиться с главными силами.

При оценке этих событий следует учитывать условия Средневековья. Тогдашние военачальники действовали порой импульсивно и эмоционально, но зачастую вполне логично и обдуманно. Гохмейстер получал противоречивые известия. Согласно поступавшим донесениям, литовцы собирали свои силы на востоке, а поляки – на западе. 27 июня прибыл гонец из Кенигсберга, сообщивший, что сильные литовские отряды вторглись в район Мемеля, подвергая его опустошению. Аналогичное известие пришло из Рагнита. Польско-литовский план сбить Гохмейстера с толку отвлекающими маневрами и диверсиями увенчался успехом. Значительные орденские силы были оставлены на востоке Пруссии, чтобы отразить ожидавшиеся новые неприятельские набеги. В этой связи Великому князю Витовту удалось заключить с ливонским ландмейстером новое соглашение, согласно которому Литва и Ливония обязывались не расторгать заключенный между ними ранее мирный договор в течение 3 месяцев. Заключение этого соглашения объясняется вовлеченностью ливонского филиала Тевтонского Ордена в конфликт с Псковом и Новгородом. В этих условиях ландмейстер Ливонии предпочел нейтрализовать литовцев, чтобы избежать войны на 2 фронта. Тем не менее, перед судом истории виновность провинциального магистра Конрада фон Фитингофа не подлежит сомнению - он открыто нарушил приказ своего высшего начальника, Верховного магистра Ульриха фон Юнгингена, сделав тем самым возможной беспрепятственную концентрацию польско-литовских войск перед началом наступления на орденскую Пруссию.

2 июля основные силы Ягелло и Витовта соединились, и союзное польско-литовское войско выступило в поход на север. За армией польско-литовской коалиции следовал громадный обоз, поскольку награбленных в Пруссии съестных припасов для снабжения огромного войска не хватало. Поэтому пришлось везти с собой на многочисленных телегах провиант. Большой обоз затруднял и замедлял продвижение войска. С наступлением вечера марш прекращался, и армия разбивала лагерь, окруженный укреплением из обозных телег (табора, или, по-немецки, «вагенбурга») для защиты лагеря от ночного нападения неприятеля. Будучи опытным и осмотрительным полководцем, Ягелло старался свести угрожавшие его войску опасности к минимуму. Ввиду лучшего знания «тевтонами» прусского театра военных действий («дома даже стены помогают»), польский король постоянно опасался засад. Что же касается Ульриха фон Юнгингена, то Гохмейстер был опытным воином, отвага которого перед лицом неприятеля была общеизвестна. Однако, с учетом его импульсивности, судьба кампании во многом зависела от способности Верховного магистра, не поддаваясь на провокационные методы ведения войны противником, не принимать поспешных, необдуманных решений.

Оба военачальника несли полную ответственность за свои армии, равных которым по силе и многочисленности история войн Ордена, Польши и Литвы еще не знала. Ситуация осложнялась проблемами обеспечения связи в тогдашних условиях и, как мы сказали бы сегодня «логистики». Судя по свидетельствам современников, воины обеих армий были уверены в том, что непременно одержат, с Божьей помощью, победу в своей справедливой и богоугодной борьбе.

Многие «братья» Тевтонского Ордена обладали богатым боевым опытом участия в малой войне с литовцами, набегах, наездах, мелких стычках и осадах неприятельских замков и крепостей. Однако опыта участия в больших полевых сражениях им (в отличие от большинства «военных гостей» Ордена Девы Марии), как правило, не хватало. Сказанное, впрочем, в значительной степени относится и к воинам противоположной стороны.

Впрочем, успешные походы в Самогитию и разгром пиратов-«витальеров» на Готланде в 1409 г. прибавили «орденским братьям» боевого опыта и значительно повысили их боевой дух и уверенность в превосходстве над любым противником.

Ведение боевых действий в значительной степени затруднялось сложными условиями местности - непроходимыми, дремучими лесами, знаменитыми Мазурскими болотами и многочисленными реками. Продвижение польско-литовского войска вдоль весьма немногочисленных (в описываемое время) дорог, судя по всему, приводило к немалым проблемам в плане организации, логистики и снабжения. Население немногочисленных деревень при приближении неприятельской армии вторжения бежало в леса, угоняя с собой скот и забирая по возможности съестные припасы и все более-менее ценное.

А тех, кто не успел бежать, как обычно в подобных случаях, ничего хорошего не ожидало. Медленно продвигавшиеся на север поляки и литовцы грабили и жгли деревни, убивали мужчин, насиловали женщин, а уцелевших угоняли в качестве пленников. Указания хронистов на многочисленные случаи грабежей, поджогов и осквернения храмов Божиих встречаются столь часто, что, вероятно, число данных эксцессов превосходили даже «нормальный уровень средневекового зверства» (по выражению братьев А. Н. и Б. Н. Стругацких в «Трудно быть богом»)... Даже польские рыцари пожаловались своему королю на немыслимые зверства и святотатства, творимые литовцами и татарами Витовта. Два литвина, укравшие из разгромленного храма церковную утварь, были повешены в виду всего войска (а по другим данным, Витовт вынудил их повеситься самим, причем осужденные, в процессе самоповешения, еще и торопили друг-друга). Однако, никакого приказа об изменении способа ведения войны на более мягкий из уст Ягелло не прозвучало, на основании чего можно сделать вывод, что творимые зверства совершались вполне сознательно, с целью выманить орденское войско в поле, спровоцировав его на преждевременное нанесение контрудара.

5 июля 1410 г. в стан короля Владислава Ягелло явились венгерские послы с поручением возобновить мирные переговоры. В качестве условия заключения мира король и Великий князь выдвинули требование безоговорочной передачи Добринской земли Владиславу Ягелло, а Самогитии - Витовту. Послы возвратились в штаб-квартиру Гохмейстера «тевтонов». До их отъезда Великий князь Витовт в присутствии послов и короля Ягелло провел парад своих войск, несомненно, с целью произвести устрашающее впечатление на венгров. 6 июля все войска были приведены в порядок и организованы. Каждому отряду («хоругви») было приказано следовать за своим предводителем и защищать его знамя (также именовавшееся хоругвью, как и отряд, выступавший под этим знаменем).

Владислав Ягелло приказал бойцам победнее (и, соответственно, хуже вооруженным) сражаться в середине своей хоругви. На следующий день была объявлена ложная тревога с последующим смотром войск, с целью проверки боеготовности армии. 9 июля войска польско-литовской коалиции, в ходе дальнейшего продвижения, взяли штурмом, разграбили и сожгли прусский город Лаутенбург. В тот же день Ягелло назначил мечника (гладифера) Краковского Зындрама (Зиндрама) из Машковиц Верховным главнокомандующим союзной армии. 9 июля, с целью упорядочить и обеспечить командование весьма разношерстным войском коалиции, при короле Владиславе Ягелло был также образован Военный совет в составе 8 человек. В совет вошли:

1) Великий князь Литовский Александр (Витовт) :

2) каштелян краковский Кристин (Крыштин) из Острова,

3) капитан (воевода) краковский Ян из Тарнова,

4) капитан (воевода) познанский Сендзивой (Свендивой) из Остророга,

5) капитан (воевода) сандомирский (сандомежский) Миколай (Николай) из Михалова;

6) коронный подканцлер Миколай (Николай) Тромба;

7) маршалок королевства Польского Збигнев из Бжезя,

8) камергер (подкоморий) Краковский Петр Шафранец из Песковой Скалы.

К 10 июля у Верховного магистра не осталось никаких сомнений в том, что объединенная армия его противников перешло в прямому совместному удару в направлении Мариенбурга. Последним естественным препятствием на пути к столице орденского государства была река Древенц (по-польски: Дрвенца), правый приток реки Вейхсель (Вислы). Защиту ее верховьев Гохмейстер поручил Верховному маршалу Ордена Девы Марии Фридриху фон Валленроде во главе орденских войск из Остероде, Страсбурга, Диршау, Брат(т) иана и Замланда. Эти силы представлялись Ульриху фон Юнгингену вполне достаточными для отражения нападения неприятеля. 8 июля поляки и литовцы взяли штурмом и сожгли прусские города Сольдау (Зольдау) и Нейденбург. Польско-литовское командование планировало форсировать реку Древенц в среднем течении, используя брод у Кауэрника. Разгадав их планы, Гохмейстер оставил в Швеце 2000 рыцарей и воинов под командованием Генриха Рейсса фон Плауэна (эти войска ох как пригодились бы Верховному магистру в битве под Танненбергом, с учетом численного превосходства неприятеля!), а сам с главными силами двинулся к Кауэрнику. Туда же подтянулся маршал Валленроде со своими войсками. Берег реки был укреплен палисадами и пушками, спешно доставленными на Древенц из Мариенбурга.

12 июля в лагерь польского короля в очередной раз явились венгерские послы, передавшие Владиславу Ягелло, что король Венгрии Сигизмунд Люксембургский разрывает с Польшей мирные отношения и объявляет ей войну, поскольку польская армия вторглась в союзную Венгрии орденскую Пруссию. Подобное поведение короля вытекало из его обязательств по заключенному с Ульрихом фон Юнгингеном договору об оборонительно-наступательном союзе. Ягелло из предосторожности приказал держать объявление Венгрией войны Польше в глубокой тайне, опасаясь деморализации своих войск в результате обнародования известия о перспективе войны с еще одним серьезным противником.

Получив данные об оборонительной позиции орденского войска, Военный совет союзников отказался от своего первоначального плана форсировать Древенц. Вместо этого было решено обойти укрепленную позицию «тевтонов» с востока. Отход был совершен в полной тишине, с соблюдением строжайших мер секретности. Поначалу Гохмейстер думал, что союзники решили отступить, и последовал за ними параллельно, вдоль другого берега реки. Однако 13 июля поляки и литовцы повернули на север, в направлении города Гильгенбурга. Несмотря на храброе сопротивление гарнизона, город был взят литовцами и татарами штурмом («на копье»). Взятие города сопровождался неслыханными зверствами, убийством всех горожан, изнасилованием женщин и девушек в церквях, пожарами и разрушениями. В тот же день 13 июля Гохмейстер принял решение изменить направление своего продвижения и занять позицию севернее расположения войска союзников. 14 июля орденское войско получило известие о злодеяниях, совершенных литовцами и татарами Витовта в Гильгенбурге. Эти известия вызвали у «тевтонов» и их союзников неудержимое желание отомстить «безбожным сарацинам». Они потребовали, чтобы Гохмейстер немедленно вел их на немилосердного врага. В ночь с 14 на 15 июля Ульрих фон Юнгинген повел свое войско на восток, чтобы вынудить польско-литовскую армию принять бой.

Данные разных источников о численности противоборствующих армий сильно расходятся. Минимальные цифры, приводимые историками, составляют 11 000 рыцарей и воинов на стороне Тевтонского Ордена и 17 000 - на стороне его противников. Максимальные – 83 000 (в том числе 50 000 прусских войск и 33 000 «военных гостей» и наемников из Германии и других стран Европы), из них 23 000 всадников, на стороне Тевтонского Ордена против 163 000 (в том числе 44 000 литовцев, 40 000 татар и 21 000 наемников из Чехии и других стран Европы), из них 66 000 всадников – на стороне Ягелло и Витовта.

Разумеется, приведенные выше максимальные цифры представляются нам совершенно неправдоподобными. Фантастически огромные цифры, которыми оперировали средневековые хронисты при описании численности противоборствующих армий, служили не для достоверного отображения фактов, являясь стилистическими средствами, чтобы подчеркнуть важность событий и опасности, которые приходилось преодолевать их участникам (впрочем, что уж там требовать от средневековых хронистов, если даже в изданном во второй половине «просвещенного» XIX в. романе «Огнем и мечом» Нобелевский лауреат Генрик Сенкевич, глазом не моргнув, живописал, как «двести тысяч железных немцев шли под Грюнвальдом на хоругви Ягелловы»!). Конечно, было совершенно невозможно (тем более – в условиях Средневековья) снабжать провизией и фуражом четверть миллиона воинов и боевых коней, управлять столь гигантскими массами в бою, да и вообще – разместить их на поле боя протяженностью менее 3 км. Однако, несмотря на многократное преувеличение средневековыми летописцами численности армий противников, они однозначно свидетельствуют, что поляки и литовцы обладали значительным численным превосходством над «проклятыми крыжаками».

6. Войско Тевтонского Ордена при Танненберге.

На стороне Тевтонского Ордена сражалось, по «усредненным» подсчетам, примерно 14 000 конных и около 6 000 пеших воинов. Доля «братьев-рыцарей» (носивших белые одеяния с черным крестом) и «братьев-сариантов» (носивших серые одеяния с таким же черным – а не «половинчатым», как часто думают и пишут! – крестом) Тевтонского Ордена в этом войске была сравнительно небольшой (так что упоминаемые в романе «Крестоносцы» Генрика Сенкевича «тысячи монахов-рыцарей», якобы обрушившихся под Танненбергом на поляков, являются плодом фантазии польского романиста).

В судьбоносной для Ордена битве приняло участие не более 300 «братьев-рыцарей» (причем свои знаменитые белые плащи они в битве, скорее всего, не носили, поскольку те стесняли их движения).

Известное изображение Верховного магистра Ульриха фон Юнгингена в развевающемся белом орденском плаще поверх лат на знаменитом батальном полотне польского художника Яна Матейко, посвященном битве под Грюнвальдом (и оказавшем решающее влияние на всех последующих художников-баталистов, книжных иллюстраторов и кинорежиссеров) датируется второй половиной XIX в. и основано на парадных портретах Гохмейстеров Тевтонского Ордена (самые ранние из которых датируются XVI в. и представляют их хотя и в длинном белом плаще с черным крестом на левом плече, но отнюдь не в боевой обстановке).

Известно, что длинные, до пят, украшенные черным крестом напротив сердца, белые плащи «братьев-рыцарей», так называемые «герренмантели», Herrenmantel, то есть «господские плащи» (как и серые плащи «братьев-сариантов», так называемые «сариантсмантели», Sariantsmantel) Тевтонского Ордена носились «орденскими братьями» в мирное время (поверх длинного «конвентуального» кафтана, именовавшегося по-немецки «конвентсрок», Konventsrock, Conventsrock). В бою же они носили поверх доспехов т. н. налатник (франц. : «сюрко», нем. : «ваппенрок» или «ваффенрок», то есть буквально «военный кафтан», белый у рыцарей, серый у «сариантов», с одинаковым черным крестом на груди, причем размер креста со временем увеличивался), с течением времени все более укорачивавшийся, а в начале XV в. среди них вошел в употребление т. н. «ленднер» - надевавшаяся поверх кольчуги толстая,стеганая суконная или кожаная, куртка, подбитая изнутри металлическими пластинами (которая у тевтонских «братьев-рыцарей» была белой, с черным крестом, причем поперечная перекладина креста в описываемое время проходила не на уровне груди, а на уровне пояса рыцаря).

При описании одного из эпизодов Танненбергской битвы польский хронист Ян Длугош указывает, что напавший на польского короля Владислава Ягелло тевтонский рыцарь Дипольд Кикериц (Кёкериц) фон Дибер был одет в «белый тевтонский плащ (так это место обычно переводят на русский язык). Но сам же Длугош указывает, что поляки называют этот плащ «якка»(jakka), от нем. «якке» (Jacke). Между тем, слово «якке»» (Jacke), сохранившееся в немецком языке по сей день, всегда означало и означает «жакет (нем. : Jackett, от франц. : jacquet) - куртку (с длинными или короткими рукавами), то есть не «плащ («мантель», нем. : Mantel), а именно cтеганый «гамбезон»!

На голое тело всякий член Тевтонского Ордена (а не только рыцарь) надевал льняную нижнюю рубаху и подштанники-«брухи» (Bruchen - от этого средневековго немецкого слова происходит наше современное слово «брюки»). Поверх нательной рубахи и подштанников надевались короткий, чуть выше колен, кафтан из плотной материи (нем. : «йоппе», Joppe) и штаны (точнее - две штанины, обычно из шерстяной материи, часто переходившие в чулки, и такая важная часть средневекового костюма, как гульфик, воспетый Франсуа Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле»). На голову надевалась матерчатая шапочка с завязками (напоминающая современный чепчик для грудных младенцев), поверх которой в мирное время носили капюшон-«гугель» (закрывавший также плечи и верхнюю часть груди), шапку, шляпу или берет, а в военное время - суконный или кожаный подшлемник. Поверх подшлемника надевали кольчужный капюшон-«гальсбергу» (нем. : Halsberge), также закрывавший голову, шею, плечи и верхнюю часть груди (оставляя открытым лицо, а иногда - только глаза).

В мирное время члены Ордена Девы Марии, находясь в дороге, могли носить длинный плащ без рукавов (в «орденском доме», то есть замке-монастыре, его ношение было обязательным). На случай дождя или снегопада полагался плащ-дождевик с капюшоном (нем. : «рейнмантель», Reynmantel). Зимние плащи и кафтаны имели подбивку из черной овчины.

Кафтан опоясывался кожаным поясом, на котором носили подвешенные на ремешках кошель-мошну, нож в деревянных, обтянутых кожей, или просто кожаных ножнах (этим ножом пользовались во время еды, употребляя его также для других бытовых нужд), длинный кинжал в ножнах и четки.

В военное время (а нередко - и в пути) поверх кафтана надевали кольчугу-«обергу» (нем. : «гауберге», Hauberge), именовавшуюся также «рингельпанцер» (нем. : Ringelpanzer, то есть «кольчатый панцирь»), а поверх кольчуги - либо:

1) кованый нагрудник, (нем. : «брустплатте», Brustplatte, то есть буквально: »нагрудная пластина», «эйзенбруст», Eisenbrust, или «эйзерне бруст», eiserne Brust, то есть буквально: «железная грудь»), закреплявшийся на ремнях, застегнутых пряжками (а иногда - также кованый наспинник), либо:

2) стеганый гамбезон, или, по-немецки, «польстервамз» (Polsterwams) - толстую, в несколько слоев сукна или холста, куртку на вате или конском волосе, либо:

3) упомянутый выше «ленднер», именовавшийся по-немецки также «платтенрок» (Plattenrock, то есть буквально: «кафтан с пластинами»).

Поверх доспехов рыцари носили знак своего достоинства - особый рыцарский пояс из металлических пластинок (у тех, кто побогаче, он был из серебра, позолоченный или золотой, украшенный богатой чеканкой). Рыцарям военно-монашеских Орденов по уставу запрещалось носить украшения, в том числе и подобные пояса, но к описываемому времени это правило явно соблюдалось далеко не всеми. Во всяком случае, упоминавшийся выше лужицкий рыцарь Дибольд фон Кекериц (Дипольд Кикериц фон Дибер), напавший в битве при Танненберге на самого польского короля Владислава Ягелло и сраженный насмерть то ли королем, то ли его канцлером Збигневом Олесницким, то ли рыцарями королевской свиты, был опоясан поверх белого «тевтонского» плаща (если верить «Истории Польши» Яна Длугоша) или белого кафтана (если верить роману «Крестоносцы» Генрика Сенкевича), а на самом деле (как мы убедились) - стеганого гамбезона - золотой перевязью (или поясом).

В пору наивысшего расцвета Ордена Девы Марии (около 1379 г. ) в нем насчитывалось всего 824 «брата-рыцаря» (считая Пруссию, Ливонию, Германию, Италию, Испанию и т. д. ). В 1400 г. в Пруссии насчитывалось около 600, а в Ливонии – не более 300 «братьев-рыцарей». Обычно в военное время в поход выступало не более половины «братьев-рыцарей», другая половина оставалась в составе гарнизонов орденских городов, крепостей, замков, попечительств («пфлегшафтов», Pflegschaften) и усадеб («гофов», Hoefe, то есть «дворов»).

Кроме того, в замках и крепостях оставались больные, раненые и не способные по каким-либо причинам нести службу с оружием в руках «орденские братья». Принято считать, что на одного «брата-рыцаря» приходилось до 10 других конных воинов Ордена («братьев-сариантов» и пр. ).

2000 «братьев-рыцарей», «братьев-сариантов» и воинов из состава постоянного войска Тевтонского Ордена были разбросаны по Пруссии, чтобы быть готовыми к отражению нападения неприятеля на других направлениях.

Главным оружием рыцаря были длинное, тяжелое копье и меч. Примерно с 1350 г. (судя по изображениям на рыцарских надгробиях) вошли в употребление «предохранительные» цепочки, один конец которых прикреплялся к рукояткам меча и кинжала (а нередко - также к шлему), другой же - первоначально к поясу, а затем - к панцирю на груди. Они служили своеобразной «страховкой» от потери в рукопашной схватке меча, кинжала или шлема.

Кроме копий и мечей, широко применялись боевые топоры, клевцы-чеканы (боевые молоты) и шестоперы. «Братья-рыцари» Тевтонского Ордена (а не только незнатные «братья-сарианты») охотно пользовались также арбалетами и ручными бомбардами-«гандбюксами» (вовсе не считая их, в отличие от «военных гостей» Ордена - светских рыцарей-крестоносцев - «низким оружием, недостойным дворянина»). Кинжалами добивали раненых супостатов, за которых не надеялись или по каким-либо причинам не желали получить выкуп.

«Военные гости» Тевтонского Ордена (вкупе со своей челядью) были родом, главным образом, из немецких областей «Священной Римской империи» - Вестфалии, Швабии, Саксонии, Мейсена, Гессена и Тюрингии -, а также из Богемии (Чехии), Моравии и Силезии, также входивших в эту империю.

Среди представителей знатных немецких (да и не только немецких) родов традиционно считалось особой честью «заслужить себе шпоры», сражаясь под знаменами Тевтонского Ордена в качестве его «гостей». Для имиджа рода было важно прославиться в боях с «неверными» и «язычниками». Хронисты повествуют об участии в битве при Танненберге, в качестве «военных гостей» Тевтонского Ордена Девы Марии, представителей германских, силезских и чешских аристократических родов фон Адельсбах, фон Бонин, фон Борзниц, фон Ведель, фон Гаммерштейн, фон Гаугвиц, фон Герсдорф, фон Дона, фон Зейдлиц, фон Калькрейт, фон Клингенштейн, фон Мальтиц, фон Ностиц, фон Паннвиц, фон Розенберг, фон Эйленбург и фон Цоллерн (представители которых впоследствии сыграли видную роль в истории - в первую очередь военной! - Пруссии и Германской империи под скипетром Гогенцоллернов, а также Австрийской империи под скипетром Габсбургов).

В отличие от членов Тевтонского Ордена, выделявшихся черным орденским крестом на белом поле, украшавшим их щиты, налатники и гамбезоны, светские рыцари орденской и польско-литовских армий внешне друг от друга почти ничем не отличались, будучи одеты и вооружены достаточно пестро. Именно поэтому король Владислав Ягелло перед Танненбергской битвой приказал своим бойцам прикрепить к доспехам, в качестве отличительного знака, пучки соломы (или, как сказано во II томе «Истории военного искусства» Е. А. Разина, «надеть соломенные повязки»). Странным образом, это обстоятельство не было учтено ни средневековыми иллюстраторами, ни Генриком Сенкевичем, ни Яном Матейко и авторами других батальных полотен, ни авторами исторических художественных фильмов на тему Великой войны...

Вооруженные силы самого Ордена Девы Марии были организованы по комтуриям (комтурствам). Они представляли собой постоянное войско, с которым даже в мирное время постоянно проводились тактические занятия с целью поддержания и повышения боеспособности. Все орденское войско подразделялось на 65 отрядов («знамен», «баннеров» или «хоругвей»). Каждый из этих отрядов выступал под собственным знаменем, также именовавшимся баннером, Banner, (по-немецки также: «фане», Fahne), или хоругвью) с гербом соответствующего комтурства. Название отряда, в отличие от самого знамени, под которым он выступал, мы далее будем, во избежание путаницы, давать в кавычках.

Самой распространенной формой боевого порядка орденского войска был так называемый «клин» (лат. : cuneus, нем. : Keil), «острие» (нем. : «шпиц», Spitz),«свинья» или «кабанья голова», острие которого составляли наиболее опытные рыцари, обладавшие самым лучшим вооружением, за которыми следовали всадники-«рейсиги» (нем. : Reisige, обычно – орденские «братья-сарианты») в тяжелом и среднем вооружении, оруженосцы (нем. : «кнаппен», Knappen), вооруженные копьями и мечами конные воины-кнехты, а также конные лучники и арбалетчики.

В описываемую эпоху главное знамя крупного военного отряда, состоявшего из нескольких более мелких подразделений, обычно именовалось «баннером» (как и сам этот крупный отряд). Каждое из входивших в «баннер» («знамя») более мелких подразделений выступало под своим собственным, меньшего размера, знаменем (именовавшимся по-французски: «пеннон», pennon,а по-немецки: «фенлейн», Faehnlein, то есть буквально: «маленькое знамя», «флажок», «фаньон», по-русски: «прапор»). Каждое из мелких подразделений, выступавших под этим «фенлейном»-«прапором», также именовалось по-немецки «фенлейн». Предводитель такого небольшого отряда-«прапора» именовался «прапорщиком». Изображения на полотнищах малых знамен-«фаньонов»-«прапоров»-«фенлейнов» не имели геральдического значения (например, на хоругви-фаньоне лучников Тевтонского Ордена были изображены 2 скрещенные красные стрелы на белом поле). Геральдические фигуры, изображенные на полотнище баннера, были расположены вертикально, параллельно древку. Командир отряда, выступавшего под баннером, именовался по-французски «баннеретом», banneret, а по-немецки «баннерфюрером», Bannerfuehrer (у поляков ему соответствовал хорунжий, то есть хоругвеносец).

Более старинной формой знамени, чем баннер, был так называемый гонфанон, чаще всего игравший роль главного знамени по отношению к баннерам. В отличие от изображений на баннере, расположенных параллельно древку знамени, геральдические фигуры или эмблемы на полотнище гонфанона располагались перпендикулярно древку.

Главным знаменем всего Тевтонского Ордена был стяг с образом его Небесной Покровительницы - Пречистой Девы Марии - с Богомладенцем Иисусом на руках и с гербом Ордена - черным крестом на белом щите. В своем описании битвы при Грюнвальде (Танненберге) Ян Длугош его не упоминает, но это, несомненно, связано с тем, что польский хронист описывал лишь те тевтонские прусские (тевтонские) хоругви, которыми победители завладели в качестве трофеев.

В битве при Танненберге знамена-хоругви Верховного магистра (Большое и Малое – последнее именовалось также «Гончей хоругвью», по-немецки: «Реннфане», Rennfahne, или «Лейферфане», Laeuferfahne), Большое знамя (Великая хоругвь) Ордена (являвшаяся одновременно знаменем Верховного маршала), Хоругвь Великого казначея Ордена Девы Марии и знамя-хоругвь Святого Георгия («военных гостей» Ордена) были гонфанонами, а, скажем, знамена-хоругви Великого комтура и Верховного ризничего (Великого интенданта) – баннерами.

Для сравнения: в союзном польско-литовском войске гонфанонами были Большая Краковская хоругвь (главное знамя всего польского войска), знамя-хоругвь польского короля Владислава Ягелло, хоругвь Мазовецкой земли и хоругвь Святого Георгия (Ежи).

Cледует заметить, что никаких достоверных данных об использовании орденской конницей столь распространенных в кинофильмах и на книжных иллюстрациях белых конских попон, да еще с черными крестами, до нас не дошло (как и достоверных данных о наличии на копьях «тевтонов» белых, с черными крестами, копейных флажков-прапорцев, именовавшихся впоследствии «флюгерами»). По-немецки копейный флажок (имевший обычно, хотя и не всегда, треугольную форму) именовался «вимпель» (Wimpel), т. е. буквально «вымпел» (светские рыцари обычно украшали свои копейные флажки родовыми гербами).

Отсутствуют и относящиеся к описываемой эпохе сведения о ношении «братьями-рыцарями» Тевтонского Ордена на шлемах султанов или плюмажей (вроде описанных Генриком Сенкевичем в романе «Крестоносцы» павлиньих или страусовых «чубов», которые благородный польский рыцарь Збышко из Богданца так мечтал поскорее сорвать со шлемов «тевтонских псов» и преподнести в дар своей возлюбленной Дануське, замученной впоследствии злокозненным «крыжаком»-сатанистом Зигфридом де Лёве). Дошедшие до нас изображения «тевтонов» в оперенных шлемах, как правило, датируются не ранее чем серединой XVI в. Точно так же на сегодняшний день не существует достоверных свидетельств сочетания на щитах «орденских братьев» (в отличие от светских вассалов, «военных гостей» и наемников Ордена Девы Марии) орденского герба с иными эмблемами. Скорее всего, щиты (во всяком случае, боевые) всех членов Ордена Девы Марии, вплоть до представителей его высшей иерархии, были украшены в описываемое время исключительно гербом Ордена - прямым черным крестом на белом поле.

Пехотинцы орденского войска (их также именовали по-немецки «орденсдинерами», Ordensdiener, то есть буквально «слугами Ордена», или просто «динерами», Diener, то есть «слугами») были вооружены длинными пиками, более короткими копьями, мечами, тесаками (дюссаками, иначе: фальшионами), боевыми топорами, а также арбалетами (которым «тевтоны» отдавали предпочтение перед луками). К 1410 г. в арсеналах Тевтонского ордена насчитывалось 4500 арбалетов и примерно миллион арбалетных стрел («болтов»). Следует заметить, что «тевтонские» луки и арбалеты, по свидетельствам современников, уступали сложносоставным (композитным) лукам, состоявшим на вооружении татар из войска Витовта, не только в скорострельности и в дальности стрельбы, но и в пробивной силе. Длинные татарские стрелы с большими и длинными наконечниками, выпущенные из татарских луков, летели на расстояние если и не до 1 километра (во что верится с большим трудом, все-таки лук, какой бы он ни был - не баллиста и не катапульта!), то уж, во всяком случае, на полкилометра и дальше, а на расстоянии 100 метров пробивали человека насквозь, нанося чудовищные, рваные раны. Согласно авторитетному мнению Л. Н. Гумилева, стрела из татарского лука, натягиваемого «до глаза», летела на 400, а натягиваемого «до уха» - на 700 метров. Особые бронебойные стрелы с гранеными узкими (или долотовидными) наконечниками не были, конечно, способны пробить рыцарские латы «готического» типа (который, впрочем, мог себе позволить далеко не всякий христианский рыцарь), однако пробивали широко-распространившийся к описываемому времени более легкий пластинчато-нашивной доспех (бригандину, по-немецки: «платтенрок», Plattenrock, или «ленднер», Lendner, упоминавшийся выше) не слишком большой толщины и легко пронизывали кольчугу.

Защитное вооружение «динеров» состояло из железных наголовий с полями (уже упоминавшихся выше при описании вооружения ополченцев подчиненных Ордену прусских городов, «железных шляп», или, иначе, шлемов-шапелей), надевавшихся обычно поверх кожаных или кольчужных подшлемников, кольчужных рубах с рукавами (а часто - также с кольчужными чулками), порой - также металлических нагрудников-кирас, наплечников, наручей, наголенников, наколенников и облегченных щитов («литовских» павез, о которых подробнее пойдет речь далее).

«Железные шляпы», вместо шлемов с забралом, нередко носили и «братья-сарианты» Тевтонского Ордена, чье защитное вооружение в остальном почти не отличалось от рыцарского.

7. Войско польско-литовской коалиции при Танненберге.

Чрезвычайно пестрое в этническом отношении союзное войско состояло (по «усредненным» подсчетам) из 22 000 конных и 8000 пеших воинов. Оно подразделялось на 90 «хоругвей» («баннеров», или «знамен»). Польская часть армии состояла из 56 отрядов (в том числе западнорусских – львовского, галицкого, перемышльского и др. ). Считается, что «хоругви» литовского войска были более многочисленными, чем у поляков (доходя в некоторых случаях, якобы, до нескольких тысяч бойцов). Тем не менее, наиболее боеспособное ядро союзной армии составлял (вопреки бредовым измышлениям плагиатора и компилятора А. Е. Тараса, отрицающего вклад в победу над войском Тевтонского Ордена кого бы то ни было из участников польско-литовской коалиции, кроме белорусов, не существовавших в описываемое время как народ или племя!) именно польский контингент (хотя в Польше и не было постоянной армии). Правда, для польской части союзной армии были характерны значительные различия в вооружении и боевой выучке. Тем не менее, большинство польских рыцарей ни в чем не уступало «братьям» ордена.

Наряду с главным оружием – тяжелым рыцарским копьем, они часто применяли в бою облегченные литовские копья-сулицы (применявшиеся, впрочем, в битве при Танненберге и бойцами орденского войска). В отличие от «тевтонских» и вообще немецких рыцарей, польские рыцари чаще применяли в ближнем бою не рыцарский меч, а палицу (булаву), чекан (боевой молот, клевец) и боевой топор. Деревянные щиты, обтянутые выделанной кожей и расписанные яркими красками, имели овальную или четырехугольную форму, нередко с вырезом в верхней части для вкладывания в него копья.

В отличие от немецкого и вообще западноевропейского дворянства, в Польше несколько дворянских (шляхетских) родов выступали под одним общим гербом (образуя так называемые «гербовые братства»). Чаще всего польские гербы представляли собой белые символы, эмблемы или геральдические фигуры на красном поле.

Стрелки из арбалетов и ручных бомбард (при Танненберге обе армии применяли огнестрельное оружие самого разного калибра, включая ручное) союзного польско-литовского войска (как и орденской армии) использовали, в качестве защитного вооружения, т. н. стоячий (станковый) щит (по-немецки: «зетцшильд», Setzschild), известный, между прочим, и татарам (под названием «чаппар») с прорезью-бойницей для стрельбы, украшенный геральдическими эмблемами (у орденских стрелков – тевтонским черным крестом на белом поле).

Многие представители польского мелкого дворянства – «шляхты» (от немецкого слова «гешлехт», то есть «род», «семейство») не обладали ни необходимым боевым опытом, ни необходимой боевой выучкой, ни надлежащим вооружением. Поэтому польский король пытался вооружить их на свои собственные средства. Кроме того, он повелел богатым князьям (магнатам) своего королевства помочь ему вооружить бедную шляхту. Судя по всему, многие простые шляхтичи не имели пластинчатых доспехов, которые покрывали бы их с головы до ног. Они были вынуждены обходиться кольчугой в сочетании с простым нагрудником, или же кожаной курткой, обшитой металлическими пластинками. Только состоятельные польские рыцари имели шлемы с забралом. Те, кто победнее, довольствовались простыми, недорогими и практичными «железными шляпами» (по-немецки: «эйзенгут», Eisenhut, по-французски: «шапель», chapel) – шлемами с полями, или сфероконическими шлемами восточно-европейского типа, оставлявшими лицо открытым.

Вооружение и доспехи большинства литовских воинов были типично восточно-европейскими. Только богатые и могущественные бояре могли позволить себе тяжелые доспехи. Широко распространены были железные или стальные шлемы-шишаки конической формы и кожаные панцири, а также типичные литовские щиты-павезы (в виде прямоугольника или трапеции, с выпуклым вертикальным желобом по оси), деревянные, обтянутые кожей и холстом и расписанные яркими узорами или гербами (польские шляхетские роды, в ходе заключения Городельской унии между Польшей и Литвой, породнились с литовскими знатными родами, зачислив представителей этих родов, принявших крещение по римско-католическому обряду, в свои «гербовые братства»; на православных подданных князя Витовта эта привилегия не распространялась, ибо «правоверные» католики-поляки не считали православных «схизматиков» равными себе, хотя при случае охотно принимали от них военную помощь).

Что же касается жмудинов, то они, судя по данным современных летописцев, были одеты в звериные шкуры и вооружены метательными копьями (сулицами-дротиками) и составными (композитными) луками – оружием, превосходно зарекомендовавшим себя в дебрях Самогитии (но не «каменными топорами», как почем-то утверждает вышеупомянутый А. Е. Тарас!).

Относительно союзников Ягелло и Витовта весьма лояльный к обоим высокородным литвинам Генрик Сенкевич (между прочим, сын крещеного литовского татарина) не скупится в своем романе «Крестоносцы» на, прямо скажем, не слишком лестные эпитеты. Так, татары на службе у Витовта, по утверждениям Нобелевского лауреата - «дикари, отличавшиеся неслыханной свирепостью - вид у татар был такой зловещий и дикий, что их скорее можно было принять не за людей, а за диких лесных чудовищ» (а ведь таковыми они представляются не какому-то окаянному «тевтонскому псу», а главному положительному герою романа «Крестоносцы» - безупречному во всех отношениях польскому рыцарю Збышку из Богданца). Вслед за татарами на страницах романа Сенкевича появляются другие союзники Витовта - «точно такие же дикие бессарабы с рогами на головах», «длинноволосые валахи, которые вместо панцирей покрывали грудь и спину деревянными досками с неуклюжими изображениями упырей, скелетов или зверей» и тому подобные «порождения Мордора» (выражаясь языком современного толкиниста).

В данной связи необходимо заметить (не вдаваясь в подробности и особенности вооружения и внешнего вида бессарабов с валахами), что в действительности татарские конники Витовта были вооружены в соответствии с золотоордынскими традициями, восходившими, с одной стороны, к традициям монголо-татарских войск Чингисхана и Батыя (Батухана), а с другой – к традициям мусульманских тюркских народов Средней Азии, в свое время покоренных монголо-татарами и включенными в их военную систему.

Почему-то принято считать, что сын согнанного с престола Тамерланом хана Золотой Орды и разорителя Москвы Тохтамыша, хан Джелал-эд-Дин («Саладин»), привел под знамена Витовта (под которыми сражались и «свои», литовские служилые татары) только конных лучников. Нам представляется, что данный вопрос требует уточнения.

Конные лучники в составе татарского контингента литовского войска действительно имелись. Их маленькие, верткие лошадки были мало пригодны в рыцарской конной рукопашной схватке (в которой тяжелые боевые кони топтали и сбивали грудью вражеских конец и всадников), но очень полезны при завязке боя и преследовании бегущего противника, собственном бегстве и всевозможным иррегулярных боевых действиях.

Татарские луки (как, кстати, и луки русских воинов Витовта и Ягелло) были весьма мощными (силой натяжения до 80 килограммов и более). О пробивной силе стрел, выпущенных из этих луков, мы уже упоминали выше. Стрелы татары хранили в узких колчанах из бересты (остриями вверх) либо в кожаных сумках (оперением вверх).

Легкая татарская (и литовская) конница Витовта компенсировала почти полное отсутствие этого рода войск в войске польского короля.

Однако, несмотря на всю важность конных лучников, нет никаких оснований исключать из состава татарского контингента Джелал-эд-Дина тяжеловооруженных конных копейщиков.

В «Летописце Даниила Галицкого» (Галицко-Волынская летопись. - СПб., 2005. - С. 90) содержится весьма любопытный эпизод при описании первого полевого сражения русских князей (поддержанных половцами) с монголо-татарами - знаменитой битвы на Калке в 1223 г. :

«Данилъ же выеха напередь, и Семеонъ Олюевичъ и Василко Гавриловичі, потькоша в полкы татарскіа; Василкови же збоденьну бысть, а самому Данилу вбоденьну бывшю в перси».

Из данного фрагмента древнерусской летописи следует, что волынские знатные воины выехала впереди своих боевых порядков сразиться на копьях – «потькоша в полкы татарскіа», но сами были поражены копьями – «збоденьну бысть», «вбоденьну бывшю».

Так что представление о наличии в многоло-татарсаких войсках тяжеловооруженных конных копейщиков даже в начальный период их появления в христианской Европе, полностью соответствуют действительности.

Татары часто применяли «рыцарский» таранный удар копьями, чему немало письменных свидетельств, и у них в боевых порядках было кому таранить копьями (достаточно вспомнить конный копейный поединок между русским воином-монахом Пересветом и золотоордынским багадуром Челубеем перед началом Куликовской битвы).

Выпустив в противника свой запас стрел (благодаря большой убойной силе стрел и отменной меткости стрелков от татарских стрел всегда было много убитых и раненых), ордынские лучники (как, впрочем, и лучники войск Тамерлана, египетских мамелюков и турок-османов) предоставляли возможность довершить разгром противника тяжело и средне вооруженным конным копейщикам. До атаки копья висели у этих татарских «рыцарей» за правым плечом, закрепленные кожаными петлями у плеча и ступни. Копья имели либо узкие граненые «бронебойные», либо более широкие уплощенные наконечники, иногда с расположенным под клинком крючком (чтобы стаскивать неприятельских всадников с коня, как багром). Под наконечником копья были украшены бунчуками из конских волос и узкими флажками с треугольными косицами. По одной из версий, Верховный магистр Ульрих фон Юнгинген был убит в конном поединке татарским царевичем Багардином, сыном хана Джелал-эд-Дина и внуком хана Тохтамыша (впрочем, согласно иным источникам, Багардин - Баха-эд-Дин - был не золотоордынским изгнанником, а предводителем литовских служилых татар). Думается, подобное могло произойти лишь в случае, если знатный татарин не уступал Гохмейстеру «крыжаков» ни в наступательном, ни в оборонительном вооружении.

Оружием ближнего боя татарам служили не только сабли (отнюдь не серповидные, а достаточно слабо изогнутые), но и мечи, а также булавы, шестоперы, боевые топорики и боевые ножи (которыми добивали раненых). Имелись на вооружении также арканы.

Если легкие татарские конники имели, в качестве защитного вооружения, отнюдь не «кожухи» или «овчины» (вопреки описаниям Генрика Сенкевича и картинам Яна Матейко &Со), а, главным образом, длинные, скроенные наподобие халатов, стеганые панцири-тегелеи (нередко с подбоем из металлических пластин, наподобие западной бригандины-«платтенрока», или «ленднера»), то тяжелая татарская конница была защищена ламеллярными доспехами-куяками (часто надевавшимися поверх кольчуги), и кольчато-пластинчатой стальной броней, с металлическими наручами и поножами, щитами с металлическими умбонами и шлемами различных типов с кольчужными бармицами, наносниками и забралом (порой в форме личины, то есть стилизованного человеческого лица, зловеще улыбавшегося противнику в бою - впечатление, производимое подобными личинами в натуре - во время фестивалей военно-исторической «железной» реконструкции гораздо менее приятно, чем при рассматривании их на картинках - уж поверьте, уважаемый читатель, личному опыту автора).

Нередко татарские конные копейщики были вооружены еще и луком со стрелами. Их кони часто были, как и всадники, надежно защищены полными кольчужно-пластинчатыми доспехами (а не только стальными налобниками). А вот в том, что конские доспехи имелись в орденском войске – по крайней мере, при Танненберге! – существуют весьма серьезные сомнения.

Как уже упоминалось выше, в состав союзной польско-литовской армии под Танненбергом насчитывалось 43 (южно- и западно) русских (сегодня мы сказали бы «русских, украинских и белорусских») полка-«хоругви». 7 из них входили в состав польской, а 38 – в состав литовской части союзного войска. Укажем для сравнения, что чисто польскими (по национальному составу) в союзном войске было только 42 «хоругви».

Русские воины союзной армии были вооружены по-русски (как, собственно, и следовало ожидать). Подчиненные Александру-Витовту и Владиславу Ягелло южно- и западнорусские князья привели свои дружины, состоявшие из тяжелой конницы («кованой рати»). Дружинники были вооружены мечами, саблями, боевыми топорами, копьями, дротиками-сулицами (имевшимися, кстати, также у татар и у воинов орденской армии), луком со стрелами, булавами, шестоперами-перначами и кистенями (боевыми гирями, подвешенными к рукоятки на цепи или ремне). Мечи были западноевропейского типа (как у бойцов орденского войска, польских рыцарей, литовских бояр и дружинников), сабли – татарского типа. Имелись на вооружении также кинжалы, в том числе длинные кончары с граненым клинком. Копья имели в основном неширокое гранено-уплощенное острие.

В комплект русского защитного вооружения описываемого периода входили шлем (конический или сфероконический, обычно увенчанный шариком, с кольчужной, войлочной или кожаной бармицей), броня и щит. Под «броней» понимался достаточно широкий спектр доспехов различного типа – кольчужных, ламеллярных (из стальных пластинок, соединенных ремешками или шнурками), пластинчато-нашивных (из металлических пластинок, нашитых на тканую или кожаную основу). Кольчуги в описываемое время делались в основном из широких плоских колец (такой тип кольчуги именуется «байдана»). Воины победнее ограничивались кольчугой, воины побогаче надевали поверх кольчуги доспехи других типов. Грудь богатого воина часто дополнительно защищалась т. н. «зерцалом» - стальным диском, крепившимся к нагрудной части панциря. Для защиты ног в описываемое время служили кольчужные чулки и металлические наголенники. Щиты западнорусских воинов под Танненбергом были самой различной формы – треугольные, круглые, каплевидные (наследие домонгольской эпохи) и «литовские» павезы.

Приводим ниже боевое построение союзной армии при Танненберге.

Часть I.

Чаcть II.