Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Сухоручкиной Антонины Сергеевны

Глава 1

Я помню, как в 1941 году, уже война началась, мы с сестрой и бабушкой Фимой были дома. К нам зашла председатель сельсовета Наталья Мишина и бабушке говорит с надрывом: « Давай косу». Мишина часто ходила по домам и требовала различные сельскохозяйственные инструменты и не возвращала их. В то время люди были пугливые, и у них можно было что угодно отобрать, законов никаких не было. Люди еще помнили, как раскулачивали и отбирали имущество. Бабушка Фима, расставив руки, сказала: « С места не сойду. Вон пошла». И выгнала Мишину из дома. Что для крестьянина была коса? Это жизнь, это возможность заготовить сено. Многие люди, у кого были коровы, берегли косы и припрятывали их.

Умные люди в Дубровке не шли во власть, поэтому у власти оказались недалекие люди. Семья Мишиных в селе была самая неуважаемая. Над ними никто не издевался, но когда началось раскулачивание, они были в первых рядах. Две сестры, Прасковья и Полина, участия в этом не принимали. Полина вышла замуж и уехала в Москву. А вот Наталья и Анастасия были коммунистками. Наталья ходила по селу смело, храбро, большими шагами, широко размахивая руками. Ведь она была хозяйка села и, что она скажет, то все должны были делать. Анастасия Андреевна была препартийная до невозможности. Одним словом, эти две сестры были активными участниками раскулачивания. А село там, раскулачивать – то было некого. Кого там раскулачивать- то было?

Вот моя покойница мама рассказывала: "На активе Мишины наметят кого-то раскулачить и направляют посыльную к ним в дом сообщить об этом. Идет посыльная и кричит: «Федосья, нынце тебя раскулацивать будем». В Дубровке вместо «ч» произносили «ц». Актив заседал в конторе. Когда в село въезжаешь, на левой стороне, как ехать в Акулово стоит большой кирпичный дом. Он и сейчас жив этот кирпичный дом. Его разделили на две квартиры, а раньше там было три квартиры. Там был сельсовет. Там было управление колхоза. Вероятно, там же и было волостное правление.

(По архивным данным, сестры Мишины родились в семье Андрея Ивановича Мишина из Дубровки и Евдокии Петровны Молодцевой из Акулова. Фамилии Земцев, Тепцев и Молодцев, упоминаемые в метрических книгах, в 20 веке стали звучать и писаться как Земцов, Тепцов и Молодцов. Дядя сестер, Михаил Петрович Молодцев, проживал в Акулове).

Примечание:

1. Мишина (Молодцева) Евдокия Петровна (1873), дочь Петра Зотиковича/ ГАРО.Фонд 627. Опись 245, дело 325

   
   

2. Молодцев Михаил Петрович (1870), сын Петра Зотиковича/ ГАРО.Фонд 627. Опись 245, дело 309

   
   

( (В 1929-1930 годах Мишина Наталья Андреевна работала в Ижевском районном комитете ВКП(б) районным женским организатором, где она активно выступала с докладами и отчетами. 

Отчет Мишиной за апрель 1930 года о состоянии работ делегатских собраний/ ГАРО. ФП-2, опись 1, дело 184

ОКРУЖКОМ ВКП(б)  Массовый отдел

Сектору делегатских собраний

3 районный комитет Рязанского округа Московской области 6 апреля 1930

Ижевский Райжен_орг сообщает о состоянии работ делегатских собраний

1. Участие делегаток в коллективизации - созвано было бригад 37 в количестве 175 женщин. В комиссиях содействия- 40 женщин. Завербовано делегатками 280 хозяйств, проводилась групповая агитация за колхозы, ездили в экскурсию в старые показательные колхозы. Знакомились с внутренним распорядком колхоза.

   
   

1. Весенняя посевкомпания, участие в сортировании делегаток и женщин активисток. Просортировано семян -  16328 кг, ссыпано в семфонды - 16328 кг, к протравливанию еще не приступлено, будет проводиться перед севом. 

   
   

2. Участие в утильсырье – сдадено утильсырья 12402 кг.

   
   

Вступило в партию 22 колхозницы,  из них 12 делегаток.

1. Проработано программных вопросов теоретических -  5, практические вопросы увязывались планово с местными организациями, в большинстве вопросы заострялись по коллективизации.

   
   

2. Ликвидация неграмотности силами делегаток - обучено 17 неграмотных делегаток.

   
   

3. Количество делегатских собраний - 72.

   
   

4. Организовано дополнительно 2 делегатских пункта.

   
   

Райжен_орг Мишина)

(Ижевский районный комитет Рязанского округа Московской области. 19 марта 1930 года/ГАРО.ФП-2-1-184.

Окружком ВКП(б) – Массовый отдел

Сектору делегатских собраний.

О проведении Международного коммунистического  женского дня 8 марта Ижевский Райженорг сообщает следующее:

1. 5 февраля по всем ячейкам и делегатским пунктам разосланы директивные письма и план работы о проведении 8 марта.

   
   

2. До 8 марта проведены собрания профсоюзниц и колхозниц, где были заслушаны доклады: " Культурный быт женщин в колхозе", "Участие женщин в социалистическом строительстве", "Дошкольное воспитание".

   
   

Намечены детучреждения организовать : детяслей – 10, дет.площадок - 31. Намечены детясельные курсы женщин с 1 апреля по 16 апреля с охватом 40 человек.

Собрано средств в пользу « Мать и дитя» делегатками по подписным листам на сумму 130 руб. 48 коп.

К дню 8 марта подано заявлений женщинами о вступлении в партию - 30,  из них 22 чел. приняты. 8 заявлений осталось еще не разобранными.

Был произведен отсев делегаток неработоспособных. Их оказалось 12 человек /середнячки/.

К 8 марта были выпущены стен-газеты, а также материал помещен в газете «Ленинский путь».

К 8 марта создана санитарная комиссия в количестве 20 чел. женщин.

Обучено силами делегаток 15 чел. неграмотных делегаток.

Произведено выдвижение женщин: животноводом - 1 чел., продавщицей в Ижевское о-во П-лей-1 чел., и в Правления колхозов членами правления - 5 чел.

7 марта были проведены торжественные заседания с постановкой докладов:"Международное положение".

8 марта были проведены собрания женщин с постановкой доклада: "Значение Международного женского дня 8-е марта и наши достижения». После докладов были постановки спектаклей литературных вечеров под лозунгом « Культурный быт в колхозах».

Райженорг Мишина

Управделами  РК Нечаева).

Глава 2

До 1940 года в здании богадельни был роддом. И все дубровские роженицы рожали там. Там же с сестрой родились и мы. Фельдшера звали Аким Сергеевич. Он жил на Поповке с сестрой и ее мужем- летчиком. В роддоме работал еще один фельдшер и акушерка. Вообще, на моей памяти, три фельдшера, которые работали в богадельне. Был еще фельдшер Лунин Александр Иванович.

Богадельню построили в 19 веке при церкви. Там жили нищие и болезные люди, за которыми некому было ухаживать. На чьи деньги содержалась богадельня, я не знаю, возможно, ее содержали Голицыны или церковь. Как раньше строили, можно судить, даже по зданию богадельни, которое и в разрушенном состоянии, выглядело как маленький екатерининский дворец. Там такие большие помещения, огроменные окна на север и на юг, полукруглые рамы.

Фото. Здание богадельни в Дубровке.   

    
 

Перед войной роддом в богадельне закрыли, а туда поселили рабочих совхоза, у которых не было жилья. Там было пять квартир. В одной квартире оставили медпункт. Была акушерка, но рожали уже дубровчанки в Тырновской участковой больнице, где было несколько палат. Там был стационар, там был врач, и была акушерка. Добирались туда на лошади, иногда на тракторе, позже после войны появились машины-полуторки, но это была редкость. Тырновская больница обслуживала, кроме Дубровки, Акулово, Полтавку, Елизаветинку, Тырново, Инякино, и может быть, Крыловки - лесные деревушки. Я тоже рожала в 1962 году в Тырновской больнице, хотя в это время уже училась в Москве, вышла замуж и жила в студенческом общежитии. Моя мама считала, что мой ребенок должен жить с бабушками, а не в общежитии.

Позже медпункт переместили из богадельни в Дубровскую школу, где он занимал одну комнату, один класс. Туда ходили на прием к фельдшерице, которая там же и жила, в школе. Так как после войны много домов в Дубровке опустело, те, кто жили в богадельне, покинули свое жилище и переместились в свободные дома, где отсутствовали жители. Все-таки богадельня находилась на кладбище, жить там было некомфортно, огородов не было. Хотя раньше были рады и этому жилью. После того, как Дубровский сельсовет упразднили и объединили с Тырновским, Тырновская администрация и решала, кому там жить.

Фото Панина Сергея Александровича:

1. Церковь Святого Николая Чудотворца в Дубровке, рядом кирпичное здание богадельни. 2014 год. 

   
   

  

1. Николаевская церковь в Дубровке. 2017 год. 

   
   

 

Глава 3

Моя свекровь, Анастасия Ивановна Сухоручкина, в девичестве Пчелинцева, была верующим человеком, ходила из Дубровки пешком в Оптину пустынь и хотела уйти в монастырь. Но ее мать, Мария Ивановна, запретила дочери стать монашкой и настояла, чтобы она вышла замуж. Ее свадьба с Николаем Ивановичем Сухоручкиным состоялась в 1928 году. Но венчались они уже не в Дубровской церкви, а в Свинчусе. Поэтому, я думаю, что церковь в Дубровке закрыли в 1928 году, после чего ее разрушили.

В этот последний год, когда церковь работала, все иконы безбожники, так называемые, повезли сжигать на ферму. И вот, когда я была председателем приходского совета, и церковь уже снова стала функционировать, то пришло три иконы, ранее находившиеся в Никольской церкви. Это икона Александра Невского. Ее из Полтавки принесла Эмма Васильевна. Когда везли сжигать иконы, икона Александра Невского упала и старушка подобрала и сберегла ее. Икону, конечно, тоже подпортили. Она была полукруглой сверху, зачем-то отпилили этот полукруг, видимо, он мешал кому-то. Лида Егоркина, она не дубровская, но вышла замуж и стала дубровской. Она принесла икону Рождества Пресвятой Богородицы, икона изготовлена на мягком материале и была позолочена. А также фрагмент от царских ворот от алтарной части «Тайной вечери», небольшой фрагмент, но настоящий.

Не помню, в каком году церковь в конце 18 века сгорела, и вместо нее построили деревянную церковь с кирпичной колокольней. Высокая колокольня с очень большим колоколом была построена впритык со зданием церкви. Колокольню разобрали на кирпичи, колокол разбили. Куда пропал колокол, никто не знает, это все исчезло. Церковь разобрали по бревнышку и построили из нее столовую и контору в Инякинском МТС. Но я это не видела. Я еще не родилась, когда все разорили.

В Дубровках было всего две церкви. На кладбище была сельская, а в парке была Голицынская, домовая церковь, куда крестьяне не ходили.

Информация из книги Добролюбова И. В. «Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упраздненных... .» 1891. том 4. стр. 182-183.

« В 1783 году Никольская церковь сгорела; согласно просьбе кн. Голицына и других прихожан, дана была благословенная грамота на построение, вместо сгоревшей, вновь каменной церкви на более удобном месте. В июле 1784 года тот же Голицын в прошении своем прописывал «… вместо каменной построить деревянную церковь, на том же месте, на котором и каменную воздвигнуть благословения просили, а именно - от прежней сгоревшей церкви погоста расстоянием на 462 сажени в храмонаименование «Рождества Пресвятой Богородицы»…Голицын «берется строить церковь на свой собственный кошт (счет)», ….которая, и освящена была в 1790 году. … В 1850 году Богородицерождественская церковь значилась домовою…..Существующая ныне в с. Дубровках Николаевская церковь построена в 1792 году….».

(По архивным данным, церковь Рождества Пресвятой Богородицы начала функционировать с 1791 года, и в ней крестили, венчали и отпевали Голицынских крестьян /ГАРО.Фонд 627, опись 245, дело 22)

(По архивным данным, метрические книги велись с 1783-1789 годы. По ним видно, что Николаевская церковь в эти годы работала непрерывно. Там служили в разное время: иерей Иван Лаврентьев, иерей Степан Никитин и иерей Федор Яковлев. /ГАРО.Фонд 627, опись 245, дела 15-20 за 1783-1789 годы)

Кроме этого, Голицыны построили церковь в Наследничьем. Это от Дубровки километров пятнадцать. Кстати сейчас там церковь отреставрировали, там нет куполов, просто, сделали крышу, колокольня сохранилась. По - моему, рязанская церковь шефствует над этим поселением и церковью. Там же поселились не один, а несколько священников. Купили дома и живут там.

Мой прадед, Никита Кузьмич Губанихин, был старостой церкви лет десять. В 1914 году его утвердили, и есть об этом какие-то исторические документы. Церковь при нем процветала. Все иконы и образа были золоченые. Алтарная часть была деревянной, может, архитектурно не очень, но внутри она была богатой. До какого времени он служил, я не знаю, но, во всяком случае, когда еще до коллективизации, ходили по селу, взыскивали зерно. Наверно, во времена продразверстки, ночью пришли к этому деду домой, в нижнем белье поставили его к погребу, наставили оружие и требовали у него деньги, так как он в церкви служил, думали, что у него много денег. Дед, конечно, ничего не имел, и они ушли ни с чем. На третий день он умер от перенесенного стресса.

Фото из семейного альбома Прошляковой А.В. Губанихины Никита Кузьмич 67 лет и его жена Мария Трофимовна 66 лет. 15 сентября 1913 года. Снимок сделан на память своим детям и внукам.  

Рядом с нашими могилами,  где похоронены мама,  папа, бабушки, дедушки  и все наши родственники  стоит в ограде очень крепкий литой крест  без надписи. Мы всегда думали,  что здесь похоронен прадед Никита Кузьмич Губанихин. И вот недавно Угольников Евгений Евгеньевич раскопал эту могилу и нашел в земле табличку: « Здесь похоронен Губанихин Никита Кузьмич».

(По данным 10 ревизской сказки за 1858 год в Дубровках проживали:

Аника Поликарпович Губанихин, 57 лет,

его жена, Степанида Ивановна, 53 лет, 

сын Аники от первой жены, Кузьма, 35 лет,

жена Кузьмы, Домна Владимировна, 23 лет,

сын Кузьмы от первой жены, Никита, 11 лет, 

брат Аники, Максим Поликарпович Губанихин, 47 лет,

жена Максима, Акилина Климовна, 46 лет,

дети Максима Михаил, 26 лет,Арина, 12 лет,Екатерина 6 лет,

жена Михаила Максимовича, Авдотья Никитина, 28 лет,

и сыновья Михаила: Петр, 6 лет, и Павел, 1 года,

сыновья  Максима: Архип, 15 лет, и Григорий, 9 лет/ГАРО. Фонд 129-54-45).

 

Я тоже 13 лет отслужила в церкви. Когда строили церковь в Дубровке, я, как Председатель приходского совета, писала десятки писем в газпромовские организации. И они откликнулись. Прислали нам деньги, которые мы истратили на пристройку трапезной, на строительство колокольни, колокола, выложили плитку вокруг церкви, ворота сварили хорошие металлические на кладбище. Епархия и государство денег не давали. Это все давальческие деньги и средства верующих. В 2004 году меня избрали старостой Дубровской церкви. Мы с мужем, Сергеем Николаевичем, Поклонный Крест строили, все расчищали, ворота ставили, и сейчас там все нормально. Работали во имя Господа Бога. Единственно, переживаем за развалины богадельни, которую никто не берется отстроить.

Примечание:

1. Губанихин Никита Кузьмич (1846), сын Кузьмы Аникеевича /ГАРО, Фонд 627, Опись 245, дело 144.

   
   

2. Губанихин Кузьма Аникеевич (1823), сын Аникея Поликарповича, крестьянина господина Муханова /ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 63.

   
   

3. Губанихин Аникей Поликарпович  умер в феврале 1889 года (от старости - так в документе) /ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5.

   
   

4. Аника Поликарпович был зятем Данила Марковича Губанихина. Видимо, по фамилии Данилы, семья стала Губанихиными. (ГАРО. Фонд 129-46)

   
   

5. Данило Марков Губанихин, крестьянин Бестужевых (1782-1846), и Феврония Михайлова (1782-1844) имели дочь Анну (1805).

   
   

Глава 4

Известно, что и в Наследничьем школа содержалась на средства Голицыных. Княгини же содержали школу для девочек и в Дубровке. Всего в Дубровке было две школы: мужская земская и женская начальная. Девочек учили княгини правильно говорить не «цугун», а «чугун», «рогач», а не «рогац». То есть приучали их произносить «ч» вместо «ц». Отучали от цоканья.

Моя свекровь, Анастасия Ивановна, не цокала потому, что была не из Дубровки. А у моей бабки Фимы было дубровское наречие. Например, приходит к нам домой Прошлякова Шура, ее внучка. Бабка Фима хватает ее за ворот и говорит: « О! Цертова родня. Поцему не пришита пуговица? Ты же девушка». В Дубровке с этим цоканьем боролись княгини. 

По рассказам нашей соседки, Екатерины Павловны Щербаковой, княгини Голицыны часто ездили в Салаур. Это примерно 10 км. от Дубровки. Во-первых, потому что они дружили с графинями, жившими в Салауре, а во-вторых, они там брали чистую воду из родника, находившегося рядом с церковью. Церковь была деревянной, но сейчас ее, по-моему, там нет. Вода в роднике проходит через известняк и поэтому очень чистая. Княгини считали, что вода из этого родника лучше, чем вода в Дубровке. 

(Салаур- родовое имение дворян Олениных. В Касимовском краеведческом музее имеется зал, в котором представлены предметы мебели из усадеб Голицыных и Олениных. Так как национализация имений Олениных и Голицыных происходила практически в одно и то же время, то мебель из обеих усадеб была вывезена в Касимов и размещена в одном месте без актов приема и передачи. До сих пор о многих предметах мебели невозможно с уверенностью сказать, из какой усадьбы они были вывезены. 

Фото. Касимовский музей. Предмет мебели из усадьбы.   

 
Моя бабушка Евфимия происходила из старинного Дубровского рода Пылаевых. Ее отец, Никифор Филиппович Пылаев женился на Марии Ларионовне Луниной и у них были дети: Дмитрий Никифорович, Евдокия (Авдотья) Никифоровна, вышла замуж за Шацкова,  Степанида Никифоровна, вышла замуж за Смирнова Федора Ивановича из Касимова,  моя бабушка Фима и еще двое. Всего было 6 детей от первого брака. А от второго брака – Ольга,  бывшая замужем за Григорием Корнешовым, которого убили на войне. Я его никогда не видела. Но Ольга была вдовой.  И брат Ольги - Василий Пылаев. Семья Пылаевых была очень дружная. Они всегда общались друг с другом и ходили  друг  к другу в гости.

(По архивным данным:

1. Пылаева Мария Ларионовна (1849-1915), дочь Лариона Григорьевича Лунина/ ГАРО, опись 281 и 245, дела 168 и 101).

   
   

Ларион Григорьевич, Емельян Григорьевич, Василий Григорьевич, Степан Григорьевич – сыновья Григория Владимировича Лунина (1804-1862), крестьянина господина Карпова.

1. Отец Григория Владимировича, Владимир Васильевич (1779-1860), сын Василия Матвеевича/ГАРО. Фонд 129, опись 32)

   
   

В 19 году княгинь Голицыных, которые доживали свой век в Дубровке, выгнали, вывезли часть их имущества в музей, а другую часть растащили. Кому, что надо, те заходили и находили себе, что им нужно и забирали. Все стояло бесхозным. Вообще, расправились, как в песне: « Весь этот старый мир разрушим... кто был ничем - тот станет всем». Сначала имение пустовало. Потом Голицинское поместье разделили пополам. Из части, которая выходила в парк, сделали склад, где хранили зерно.

Если в церквях других сел держали складские помещения, где стояли веялки и прочий сельскохозяйственный инвентарь, то в Дубровке это не прижилось. Дубровская церковь находилась на кладбище, и это было неудобно. Горки. Все это затруднительно. Кроме этого в Дубровке было много других помещений, более удобных: это Голицынские склады, они до сих пор живы. Там, я не знаю сколько, около десятка дверей и большие кладовки, которые были специально сделаны для хранения зерна.

А во второй части имения была изба-читальня, сельская библиотека и клуб. Построили сцену. На сцену притащили алтарные деревянные занавесы, которые окружают Царские врата в церкви. В 50-е годы вынесли алтарь, Царские врата и на сцену клуба водрузили, как декорацию для спектакля. Поставили деревянные скамейки, стульев не было, ну и дальше веселились. Все это было до 1958 года.

У Голицыных была конюшня, до сих пор цела, и на козырьке цифры выложены из кирпича. Сейчас ее содержат, не как скотный двор, или как конюшню, а там теперь машинный двор.

План. Конюшня князей Голицыных. Вторая половина 19 века. Село Дубровка. Касимовский историко-культурный музей-заповедник. На рисунке изображены фрагменты, архитектурные элементы здания конюшни. В первой части -часть крыши, помещение конюшни в разрезе. Ниже: принцип кирпичной кладки, ворота, соединительные механизмы/Наталья Елманова" Усадьба Голицыных в селе Дубровка"       

При Голицыных в парке была площадка для гольфа. В наше время эту площадку использовали для игры в футбол и баскетбол. А сейчас, вообще, ничего нет, ни одного человека. 

Кроме этого, Дубровка имела помещение Голицынской столовой, не столовой, а кухни, которая находилась не в доме, а стояла отдельно в 100 метрах от имения. Это было красное здание, многокомнатное, с большой русской настоящей печкой. Это я даже еще видела. Сейчас от кухни только стены стоят, разорили все в пух и прах, потом подожгли, и все сгорело там. Никто этот поджог не расследовал. Кому это надо? Ну, сгорела и сгорела, ну и точка. Значит, кому-то кирпичи понадобились. Давай кирпичи оттуда доставать будем. Пчельник в барском саду тоже сожгли. Это все не на охране. Это никому не надо было. Только сейчас, вроде, стали интересоваться историей, как-то что-то искать, что осталось от Голицынского имения. 

В Дубровке была кирпичная ограда барского сада, кирпичная ограда Голицинского парка, кирпичная ограда на кладбище. Если начать копать по краю, сразу попадаешь на фундамент кирпичной стены. Все это было сделано из красного кирпича. Все разорили.

А сейчас в бывшем доме Голицыных все рухнуло. Крышу сняли. Был директор совхоза, я не знаю, зачем ему нужно было это. Он раскрыл здание и вытащил с рабочими оттуда полы. Какие же там были доски у Голицыных! Толщина каждой доски из пола сантиметров 15-17. Так вот, пол вытащили, и стали туда возить песок. Чтобы не пол там был, а какой-то земляной навал. Забросали туда песок, и работа прекратилась. Больше ничего там не сделали. Все вытащили до нуля, оставили одни стены с дырками, и все так оставили. А кто будет делать, за какие деньги? Местное хозяйство всегда находилось на нуле. Никакого дохода там не было никогда. И колхозы, и совхоз потом, присоединили к Тырново, а им, вообще, до "фонаря" было, что хотите, то и делайте. Хотите рушить, ну и рушьте. Мишиной тогда уже там не было.

Кирпичные стены княжеского дома в имении Голицыных в Дубровке.  

Когда я стала работать в Дубровке, я установила Поклонный крест на могиле  Голицыных. Я знала,  где находится их могила, так как пацаны,  постарше нас,  все там раскопали и лазили в этот склеп, в котором был кирпичный свод.   Мальчишки тоже знали,  где находится могила князя, так как это передавалось из уст в уста,  из поколения в поколение.

Место захоронения Голицыны помечали курдинером, живой изгородью. Могилы обсаживали кругом кустарниками и деревьями вместо ограды. Они имели прямоугольную или квадратную форму. Выше липового квадрата – « курдинера» ограда из живых растений.

(Вдоль границы Дубровок и Акулова шла живая межа. В 1779 году по указу Екатерины 2 было проведено генеральное межевание по спорам деревень Касимовского уезда, в том числе Дубровок и Акулова, землемером поручиком Алексеем Вердеревским.  Он установил межевые столбы и вырыл межевые ямы по полутора сажени в глубину. Туда за разлитием полой воды были положены 5 камней и уголья. Сверху ямы были покрыты дерном и напоминали собой небольшие земляные курганы «вышиной от горизонта два аршина». Возле предписанного столба была установлена астролябия. «В селе Дубровки внутри дачи есть писцовая церковная земля церкви Николая Чудотворца с ее пашенной землей и прочими угодьями, которые состоят во владении священно- церковно- служителей». Если идти по межевой линии из Дубровок в Акулово, то направо будут церковные земли села Дубровки. При межевании был иерей Иван Лаврентьев, Федор Яковлев, Степан Никитин, поверенный Голицына Ф.А. служитель Григорий Смирнов, Бестужев-Рюмин и его крестьянин Моисей Емельянов и др./ ГАРО. Фонд 892)

Глава 5

Моя мама, Мария Павловна Губанихина, родилась в 1908 году в семье Павла Михайловича и Наталии Дмитриевны Самсоновых. Так как молодежь в Дубровке не оставалась, ее родители уехали всей семьей в Иркутск на заработки. Павел Михайлович был бондарь и делал бочки под омуль. Жили они там прекрасно, пока не началась гражданская война. Как говорила бабушка, жили они там до войны очень хорошо, у нее были такие сарафаны, такие шали, платки, мяса ели вдоволь. У бурят заказывали целую тушу коровы или бычка или большого теленка. Посты соблюдали, естественно, но там и грибов полно было, это же тайга, а уж рыбы, какой только не было. Все они могли купить, так как у них были деньги. На столе всегда были рыба, и мясо, и грибы, и ягоды, и все что угодно. Бабушка Наталья в Иркутске держала мини - столовую, готовила и кормила одиноких мужчин. Пельмени, котлеты делали всей семьей, то есть, Наталья Дмитриевна и две девчонки: Анна и Мария. Иван же с малолетства уже держал в руках соответствующий инвентарь и мог сделать любой бочонок. Он уже научен был, потому что жил среди мастеров высокого класса. Он был очень самостоятельный. И как говорили, что он один в 12 лет добрался из Дубровок в Иркутск.

Жили они в Иркутске хорошо и зарабатывали тоже хорошо. Дед, Павел Михайлович, работал на фирме «Нобель». Нобель владел заводами в Прикаспийском районе, где нефть была, на заводе делали бочки. Это сейчас металлические бочки, а тогда деревянные были емкости. Этот Нобель занимался, я бы так сказала, сохранностью нефти. На Байкале тоже была его фирма, и они делали бочки от ведерочка маленького до огромного бака с одноэтажный дом. Такие делали емкости, деревянные, в которых хранили нефть. Когда началась гражданская война, мама рассказывала, что такая обстановка была в Иркутске. Это было что-то. Когда там наступал белый генерал Колчак, в Иркутске целыми домами вымирали от холода  дети. Зимой детский дом полностью остался без отопления. Дети от мороза застекленевали в кроватках.  Колчак доводил людей до умирания.

Мой дед Павел был ни за красных, ни за белых, ни за кого. А вот его сын Иван был за красных. Иван Павлович Самсонов, мамин брат, остался в Иркутске, так как он поддерживал большевиков и погиб. И никто не искал его больше. То были жуткие времена.

Семья Самсоновых бежала из Иркутска от Колчака, от гражданской войны и вернулась в Дубровку.

Здесь моя мама вышла замуж за моего отца, Сергея Ивановича Губанихина. За несколько лет до этого, Сергей Иванович, женился на Анне Павловне Самсоновой, сестре моей мамы. Через полтора года Анна Павловна умерла от скоротечной чахотки, в те годы чахотка очень косила людей. Детей у них не было. После смерти жены Сергей Иванович продолжал навещать свою гостеприимную тещу, Наталью Дмитриевну. Ему приглянулась Мария, и он уговорил ее выйти за него замуж.  Когда мама стала встречаться с моим отцом уже клуб был, они встречались в парке. Моя мама принимала участие в спектаклях. Когда в Дубровках еще устанавливалась Советская власть, в селе действовал любительский театр.  Скорее всего, театр был создан еще при Голицыных. Помещение князей было занятное,  с огромными подвалами. Моя мама даже в подполье Голицынского дома спускалась. Под полом здания были огромные пустые помещения, и, когда мама во время игры роняла туда мячик, она туда спускалась.

В 1934 году у моей мамы родилась первая девочка Верочка, умерла от дизентерии. В 1936 году у матери родился мальчик, умер от пневмонии в грудном возрасте. В 1937 году родилась я, в 1939 году моя сестра Нина, в 1941 году родилась Клавдия.

Моя бабушка, Наталья Дмитриевна, в девичестве Земцова, родилась в Акулове и имела брата Леонтия. Была еще сестра, но я про нее ничего не знаю. Тимофей Земцов - наш родственник. Но по какой линии я тоже не знаю.Наталья Дмитриевна поехала в 1937 году в Тырново на субботний базар. Много людей туда ехало, и все забрались в кузов грузовика. Так как шофер был пьяный, машина перевернулась. Моей бабушке оторвало руку по локоть. В Тырновской больнице ей хотели ампутировать руку до плеча, но она отказалась. Рана на руке зажила. Бабушка держала корову, и все хозяйство было на ней. На работу она не ходила, но если она шла в лес, то назад несла полную корзину грибов.

Во время войны моего отца призвали на фронт. Маму вместе с другими женщинами села направляли делать лесозаграждение. Место, где они пилили лес, назывался Ушинский разъезд. Деревья пилили не под корень, а на уровне одного метра от земли. Верхнюю часть деревьев потом складывали на дрова. Когда они не делали лесозаграждение, то пахали землю на лошадях. С нами, детьми, в это время была бабушка Фима.Мы оставались с бабушкой, как голодные галчата, а она думала, чем нас накормить, в лучшем случае, если была капля молока. В детский сад нас не брали, так как у нас была бабушка. А у тех, у кого была бабушка, в детский сад не брали.Маленькую Клавдию застудили, так как нечем было топить, у нее была свинка, которая ее и задушила. А мать в это время валила лес, делала противотанковые заграждения. Уходили они туда на несколько дней. И вот мать ушла валить лес, когда девочка была здорова и оставалась с бабушкой, и когда мать пришла из леса с распиловки, девочку уже обмыли. Отодрали две доски от какого-то хлева, построгали, и получился гробик. Сейчас бы у нас еще одна сестра младшая была. Но, увы.

Евфимия Никифоровна Губанихина, моя бабушка, очень рано осталась без мужа. Я даже ничего о своем дедушке, Иване Никитовиче Губанихине, не знаю. Он бондарил в Астрахани, куда выезжали целые семьи дубровчан. От Ивана Никитовича у нас остались уникальные бондарские инструменты: наструги прямые и гнутые. Евфимия занималась воспитанием своего сына Сергея. Мальчик был очень способный, и учитель сказал, что его нужно учить дальше. Однако, прадед Никита ответил: « Нет. А кто пахать будет»? В 1917, 1918, 1919 году в Дубровке были частники. Дубровскую землю делили между собой на едоков, делили на яровые, на озимые и делили каждый год. Было единоличное хозяйство у всех до 28 года, а потом началась другая жизнь. Там уже Советы появились.

После того, как умер Губанихин Никита Кузьмич, главой семьи стала бабушка Фима. В 30-е годы она была домохозяйкой и нянчила внуков. Умерла Евфимия во время войны от приступа язвы.

Жена Никиты Кузьмича, Мария Трофимовна, была из Наследничьего. Мы знали об этом потому, что, как сенокос, к нам из Наследничьего приходил мужчина, приносил нам подростковые лапти и говорил моей маме: « У нас в Наследничьем свои же там».Это был Можин Василий и лапти он называл «Лапоточки». Он  же приходил  в гости и к нашей бабушке Пылаевой, так как был родственник Губанихиным.

(По данным 10 ревизской сказки за 1858 год в Верхнем Наследничьем проживали:

Тимофей Митрофанов Можин. 50 лет

его жена, Федосья Никитина, 32 года

внук, Василий Корнеев, 11 лет. А также:

Никита Иванович Можин, 37 лет

его жена, Татьяна Васильевна, 36 лет

их дети: Варвара 16 лет, Дарья 9 лет, Акулина 6 лет, Арина 3 лет /ГАРО. Фонд 129-54-45).

Примечание:

1. Мать Никиты Кузьмича Губанихина, Варвара Зотовна (1821), дочь Зота Григорьевича Ситникова из Дубровок, перебравшегося в Наследничье. Крестная Варвары - княжна Прасковья Сергеевна Голицына/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 58

   
   

2. Губанихина Евфимия Никифоровна (1872), дочь Никифора Филипповича Пылаева/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 319

   
   

3. Губанихин Сергей Иванович (1906), сын Ивана Никитовича Губанихина/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 48

   
   

4. Можин Иван Митрофанович (1804), сын Митрофана Ивановича, крестьянина г-жи Бестужевой, имел сына Корнея/ ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 63.

   
   

(По архивным данным / ГАРО. Фонд 349-1-1.

1861 года ноября 9 дня  временно-обязанный крестьянин Князей Голицыных села Носледничье Дмитрий Егоркин принес жалобу на своего родственника того же села временно-обязанного крестьянина Князей Голицыных Никиту Ивановича Можина в наше Волостное Правление о недосмотрении его, Можина, Егоркин понес большие убытки, сгорел его дом и согласились они меж собой по обоюдному согласию разделить дом Можина пополам с Егоркиным и жить мирно, друг на друга не гневаться).

Глава 6

В Дубровке жили, помимо православных, баптисты, старообрядцы, атеисты, была знахарка. Ее звали Колдаиха. Это был приезжий человек в Дубровку. Она не местная, был куплен дом, и она жила в нем одна. Вот она владела чем-то. Она могла остановить болезнь, и многие жители Дубровки ходили к ней заговаривать, например, рожу. Сын ее жил в Акулове. Умерла она давно. Дом ее сломали. Снесли его полностью, и даже места того нет. Теперь там понастроили дома, в которых живут другие люди.

Баптистов и старообрядцев хоронили отдельно, у них были свои кладбища. Если у старообрядцев была своя молельня, то у баптистов молельни не было, они собирались в большом доме, где и молились. Баптисты же спокойные, они читают Евангелие, читают, читают и все. Во всяком случае, в жизни все очень сложно, я опять про свою семью.

Свекровь моей бабушки, Натальи Дмитриевны, Аграфена Самсонова, верующая была истово, уж очень верующая.Мама мне рассказывала так, что были очень голодные годы, и бабка Аграфена испекла из последней муки просвирки и понесла в церковь причащаться. Почему-то батюшка не взял у нее просвирки, не благословил их. Произошел скандал. Бабка Груша обиделась на священников и ушла в баптисты. И умерла, как баптистка. Где ее хоронили, я не знаю. На православном кладбище баптистов не хоронили. Где-то у них отдельно уголок был.

Аграфена Андреевна Самсонова, моя прабабушка по материнской линии. Я не знаю ее происхождение и из какой она семьи. Мама говорила мне, что она сирота. Еще девочкой ее взяли к себе в имение Голицыны на воспитание. Она жила, конечно, не у князей, а в службе. Питалась на кухне, ее одевали и обучали всему. Агриппина (Аграфена) была очень умная, очень умелая, в меру грамотная, и вот она там в имении возрастала, пока не вышла замуж за Михаила  Самсонова. А прадед мой был бедный и имел кличку « Серая капуста». То есть семья не могла себе позволить есть белую очищенную капусту в щах. А ела ее с листьями, которые росли в огороде. Говорили, что прадед гонял Аграфену, если, что не по нему, мог и побить ее, часто поругивал бабку за то, что она не дружит с невесткой Натальей. Или за то, что подала на стол горячие щи и не остудила. Если щи жирные, то пар от них не идет, и дед мог обжечься. За это дед половником избивал Аграфену.

Жила семья Самсоновых на Большом селе. Агриппина знала все, умела все, ткать умела прекрасно, так что про нее говорили, что она «на все руки», и наша мама «на все руки». Моя мама все умела, так как уже в детстве от бабушки все получила. Агриппина общалась только со священниками, пока на старости лет не крестилась в баптисты.

Бабушку Груню я помню смутно. Очень сметливая старушка была. Прадед Михаил умер раньше, я его не видела. Аграфена жила с семьей сына Павла одним домом. Умерла в 40-х годах 20 века в 90 лет. К Самсоновым ходило много людей. Наша бабушка Евфимия Губанихина была очень строгая. К нам не очень-то ходили. А Самсоновы были гостеприимные. У них была большая семья. Варили большой- пребольшой чугун щей, жирных на праздник. Пока из церкви придут все члены семьи, бабушка Груня уже всех накормит, так как к ней все нищие шли, все бедные, и она всех кормила. Ее сын, Павел Михайлович Самсонов, был обеспеченный, он был классный бондарь и имел достаток.В детстве, когда я была еще маленькая, года четыре, я одна ходила к Самсоновым. У них там много было чего интересненького. Шашки они привезли из Иркутска. Доска была такая стеклянная, и там такие не фигурные, а резные квадратики были. Бабушка и дедушка меня только по головке гладили. Они очень добрые были. Когда прабабушка Аграфена умерла, в доме осталась одна моя бабушка, Наталья Дмитриевна (1876). Она жила на Новом селе, если идти от реки по правой стороне будет околица, которая шла на ферму. Третий или четвертый дом. Изба у нее была отдельно, длинный коридор и свободная горница. И у меня какие-то смутные воспоминания остались, как будто бы к ней приходил мужчина по фамилии, напоминающей Шолохов, и искал себе жилье. так как своего дома в Дубровке у него не было. В 50-е годы бабушка переехала к нам жить в Степакино.

(В 1888 году в Дубровках с семьей проживал Михаил Васильев Самсонов/ГАРО. Фонд 709).

(Михаил Васильев Самсонов (октябрь 1856), сын Василия Иванова Самсонова.  /ГАРО. Фонд 627)

(Василий Иванов, пасынок Степана Артамонова Самсонова\ГАРО)

(По архивным данным, Агриппина Андреевна Самсонова, была двоюродной сестрой Акулины Васильевны Ульянкиной (Луканиной), и вместе со своим мужем и сыном Павлом крестила ее детей). /ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5, 6

Примечание:

1. Самсонова Агриппина Андреевна (1858), дочь Андрея Нестеровича Луканина и Евдокии Ларионовой Аксеновой/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 230

   
   

2. Луканин Андрей Нестерович (1828-1888), сын Нестора Севастьяновича/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5 и фонд 627, опись 245, дело 69

   
   

3. Аксенова Евдокия Ларионовна (август 1827), дочь Лариона Ильина Аксенова и Евдокии Васильевны Шацковой / ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 68.

   
   

Глава 7

Мой отец, Сергей Иванович Губанихин, имел льготу, и его на фронт призвали только в 1942 году. И он пропал, пропал, никаких известий от него не было. В 1946 году он прислал нам письмо о том, что он сейчас в России, то есть в Советском Союзе, что писать о себе подробно не может, что претерпел все, что возможно перетерпеть. Он был в плену, но не в Германии, а где-то под Германией на каких-то работах. После того, как его освободили, ему сказали, что теперь надо родине послужить. Его направили работать на шахту, где-то в Перми, не знаю где, так как он не любил об этом рассказывать. На шахте он устанавливал подпорки, чтобы ходы в шахте не рухнули. У нас с ним восстановилась переписка. Через год его отпустили. О своей жизни там, он, единственно, что сказал: « Вон там стоит ведро, в котором хрюшке помои носят. Теперь я могу любую корочку хлеба в пойле для хрюшек поймать и съесть». Если он раньше капризный был по еде, то когда пришел оттуда, готов был корочку хлеба в помойном ведре поймать и съесть. Вот такой голод пережил. Все это не прошло даром. Сергей Иванович всегда был слабый здоровьем, имел больные легкие. И домой уже вернулся с открытой формой туберкулеза. Он умер в 1950 году, но перед этим он успел еще какое-то время поработать бригадиром. Бригадиром он работал с самого основания колхоза с 1929 года. Что значит работать бригадиром в колхозе? Это нужно посылать на работу людей, которым не платили за работу ничего, просто ноль. Сколько я помню отца, он все время ходил по полю. Сажень такая двухметровая на плече у него. Сажень это две палки, соединенные палкой поперек. Расстояние от одной палки до другой 2 метра, а соединяются палки конусом вверху, как бы для руки, и вот он идет и перекручивает раз, перекручивает второй раз и потом умножает на 2. Так он измерял этой саженью, кто, сколько отработал, кто, сколько прополол, кто, сколько отнес, отвез и так далее.

Так как это было после войны, это было время голодное, в колхозе были люди злые. Усталые, измученные женщины и вдруг, значит, пришел Сергей Иванович и посылает их на работу. «Тебе надо, иди и работай». Он так переживал, так переживал, ужасно, что ему приходится заставлять работать людей. Вот, например, он говорил: «Мария, тебе сегодня нужно то-то сделать, серп бери и иди жать». Техники никакой не было. Были лобогрейки, так называемые: лошадь запряжена, два колеса и три такие штуки, похожие на пилу с деревянными зубьями. Деревянные зубья вставлены примерно метра по полтора. И идет лошадь и там передача такая, эти деревянные штуки до земли сгребают, например, скошенную рожь и собирают в тугой волок. Это называется «лобогрейка». Значит, женщины собирают скошенную рожь, а они должны это связывать в снопы. Снопы ставят, потом идет лошадь, которой на воз складывают эти снопы и везут их на ток, где стоит молотилка и начинают молотить зерно. Слово «лобогрейка» образовано от слова « лоб», так как лошадь идет быстро, а женщина идет медленно, поэтому у нее лоб мокрый, так как она не может угнаться за лошадью. Поэтому у нас говорили: « Сегодня на «лобогрейку» идем». Эти послевоенные колхозы - что-то жуткое. Ноль платы за труд, ни грамма зерна, а про деньги и, вообще, говорить нечего.

(Вот как писали в газете " Колхозный призыв" от 1 июля 1950 года о тех, кто отказывался работать в колхозе бесплатно:                                                                

                                                                      Отсиживаются дома

В Дубровском колхозе " Борьба" некоторые колхозницы во время весеннего сева не выходили на работу, ссылаясь на отсутствие детских яслей. Теперь детские ясли организованы, но несмотря на это колхозница Покалина Л. по-прежнему не выходит на работу. Не выходит на работу Пылаева М. - жена бригадира 4 бригады. Не выходит также на работу колхозница Урляпова П., ссылаясь на болезни. Между тем на своем приусадебном участке она работает от зари до зари. Колхозница Герасева А. не выработала с начала года ни одного трудодня и отсиживается дома. Эти лодыри дезорганизуют трудовую дисциплину в колхозе, вызывают законное возмущение со стороны честных колхозниц. Правлению колхоза надо заставить этих лодырей в такую горячую пору сенокоса и прополки посевов работать в колхозе.

                                                                                                                              Филиппкин Т. 

Газета " Колхозный призыв" от 19 сентября 1950 года:

                       

                                                             Срывают сдачу овощей государству

Колхоз " Борьба", Дубровского сельсовета, в текущем году должен сдать государству 88,5 тонн овощей. Однако, на 15 сентября колхоз сдал всего 41 центнеров или 4,6% к плану. В колхозе есть все возможности выполнить установленный план по овощезаготовкам. Но председатель колхоза тов. Загребелин недооценивает сдачу овощей государству и не принимает необходимых мер для скорейшего и полного выполнения плана. В колхозе, например, плохо обираются огурцы, они стареют, а государству не вывозятся. Медленно сдаются помидоры и морковь. Колхозников огородной бригады отрывают на другие работы, а подготовкой овощей к сдаче государству не занимаются. В прошлом году колхоз "Борьба"не выполнил план заготовки овощей, между тем немало помидор поморозилось. Об этом, видимо, тов. Загребелин забыл и снова повторяет прошлогодние ошибки. Правлению колхоза надо принять все меры, чтобы план овощей государству был выполнен полностью и в ближайшие дни.

                                                                                                    Ф. Дрозков, зав. Тырновским заготпунктом).

В это время ели полевую зимнюю, перезимовавшую в земле картошку, отмывали этот крахмал, все это высушивали, толкли, добавляли в сырую картошку, которую терли на терке и пекли из них лепешки. А летом мы были главными заготовщиками в семье. Ходили по реке с корзинками из ивы, начинали пугать рыбу, и она набивалась в корзинки. Собирали болотный чеснок, черемшу обыкновенную, щавель. Это было наше детство. Это было наших отцов и матерей питание. Родители были очень закабалены: вставали в 4 часа утра, затапливали печку, в чугунах варили корм и уже остывшим в 7 часов утра кормили корову и овец. Дров не было, только ивовый хворост. Холод, сколько нужно было этого хвороста, чтобы согреться. Хорошо, если был швырок - это березовые короткие поленья, пеньки.  Государство требовало в качестве налога куриные яйца. А чем кормить кур? Только сеном и картошкой, зерна не было. А яички государству сдай. Поросята были валютой. В нашей округе они были дешевые, а мама возила их продавать в Шатуру, где они были подороже. Мы заказывали грузовик. Многие в Дубровках держали свинок. Свинка опоросилась, и ей молоко давали,  и после этого ее нужно было овулять, чтобы хрюшка два раза в год приплод приносила. В колхозе всего один хряк был. Свинофермой заведовала Анастасия Андреевна Мишина. Вот мама пригонит свинку на конец Старого села к ферме, хрюшка уже вошла в охоту, а если хрюшка вошла в охоту, ее надо срочно спаривать. И вот мама просит " Настя, выпусти хряка". А Настя говорит: " Не выпущу ". И мама уговаривает ее, что если свинка "переломается и ей не будет в охоту, она уже не подпустит к себе хряка, и ничего не получится. Надо все во время делать". И только, когда мама заплачет, Анастасия выпускала хряка. А часто она издевалась и выпускала хряка поздно, хрюшки рождались поздно, когда они уже никому не нужны были, и вряд ли их кто-нибудь купит. Мы жили с хрюшками в одном углу. Хрюша храпит, а мы на нарах, а бабушка на печи. Бабушка была высокая, а на печи можно было спать только согнувшись. Родители сами сеяли лен, пряли его, льняную нить (дратву) протягивали через вар. Просмолив эту нитку, подшивали ею валенки. Эта нитка не гнила и быстро сохла, когда валенки промокали. Когда отца не стало, мать, чтобы посадить картошку, собирала для этого людей. В колхозе была одна только лошадь, она стояла в конюшне, но  ее не давали. Мама запрягалась вместо лошади, Маруся Хоменко, Дуся Щербакова, может быть, Наталья Ивановна Прошлякова сохой вспахивали землю и сеяли картошку - 40 соток. Это была наша основная пища. Я считаю, что виноват в том, что мы так плохо жили, строй, который уничтожил частную собственность и обложил налогами крестьян. Когда была частная собственность, крестьянин заботился о ней. Сейчас есть частная собственность на землю, только она уже никому не нужна, огороды заросли травой. Сейчас все можно купить в магазине. 

Глава 8

Имеется в Дубровке здание, в котором всегда была школа. Только теперь там располагаются жилые помещения, а до революции там была земская школа. А девчонки учились отдельно, по крайней мере, до тех пор, пока княгини Голицыны были здесь.

(В метрической книге за 1906 год упоминается имя сельской учительницы Дубровского женского училища Левашовой Александры Степановны из Тульской губернии Епифановского уезда./ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 48).

(Из документов Касимовской уездной земской Управы /ГАРО, Фонд 34-1-1001.

" В селе Дубровках жителей мужского пола 796. Дубровское мужское училище открыто в 1842 году.

Законоучитель местный священник Михаил Ефимович Палицын окончил курс в Рязанской Духовной семинарии. От сельского общества получает за это 30 рублей.

Учитель Дубровского мужского училища Тимофей Афанасьевич Харитонов окончил курс в Рязанской учительской семинарии. В Касимовском земстве работает с 1883 года. В Дубровской школе с 1886. Получает 40 рублей от сельского общества и 200 рублей от земства.

В селе Дубровках 809 душ женского пола. Частное Дубровское женское училище открыто в 1872 году.

Законоучитель местный священник Михаил Ефимович Палицын окончил курс в Рязанской Духовной семинарии. От сельского общества получает за это 30 рублей.

Учительница Агриппина Егоровна Володина окончила курс в Чепелевской учительской семинарии. В земстве с 1884 года, в Дубровках с 1885 года.

От земства получает 250 рублей").

И вот, где сейчас «черный дом» на углу, когда в Дубровку въезжаете, по этой улице, на которой дома стоят с одной стороны. Это местечко называется Култук. Был барский сад и, значит, по краю были дома, дорога была, околицы, все это было. Но одно голицынское здание находилось на повороте, как на Акулово поворачивать по асфальту. Здесь стоял большой - пребольшой деревянный дом с большими помещениями. Ну, когда-то в начале советской власти, когда стали организовывать детские сады и ясли, женщины работали в барском саду и выращивали там овощи и не только овощи. Когда у Голицыных все это отобрали, в этом деревянном здании учились девочки грамоте отдельно от мальчиков, и потом там был детский сад и детские ясли. «Черный дом» он назывался потому, что горел. Жила в нем Морета, она чеченка, но замуж вышла, жила в Дубровке и работала на ферме. Ну, оставили без присмотра печку, и все полыхнуло. А что такое деревянное здание? Сгорело все напрочь, одна зола осталась. Моя мама тоже училась в этой школе. Для мальчиков 4 класса было обязательным, ну а дальше, кто как сможет. У папы тоже было 4 класса. Как правило, мальчики раньше больше, чем 4 класса не оканчивали.

(По архивным данным:

В 1912 году общий почтовый адрес: Дубровки, почтовое отделение Рязанской губернии имели Дубровское, Наследническое, Свинчуское земские училища/ГАРО, Ф34-1-402)

В Дубровскую школу мы ходили с сшитыми тряпочными сумками - портфелями, которые застегивались внизу. Только в пятом классе мне купили портфель. Это было в 1949 году. Я пошла в школу в галошах из камеры, которые были приклеены на валенки. Их называли "резиновые лодочки", и они постоянно скользили. Уроки делали поздно вечером, ждали, когда мама придет с работы. Тогда были керосиновые лампы, и без мамы мы не могли включить керосиновую лампу. Листы тетрадей сшивали нитками. Мама где-то доставала лощеную бумагу, кто-то на Поповке присылал посылки из послевоенной Германии. Если бы не это -  мы бы писали на газете. Чернил не было. Химический карандаш растворяли  и использовали как чернила. Перо привязывали на палочку, а эти самодельные чернила на бумаге оставляли пятна.  Наш сосед, Николай Хоменко, воевал и дошел до Германии. Оттуда он присылал толстые тетради с лощеными страницами в клеточку и линейку, а также цветные карандаши. Мы бегали к соседям смотреть коробки, в которых было 24 карандаша, а мы раньше такого никогда не видели.  Николай Денисович приехал в Дубровку из Украины, из города Винницы и погиб в Германии.

(Хоменко Николай Денисьевич

Дата рождения: __.__.1910

Дата поступления на службу: 28.06.1941

Место призыва: Шиловский РВК, Рязанская обл., Шиловский р-н

Воинское звание: гв. ефрейтор

Воинская часть:  4 оатрп ГСМ 5 гв. тк

Дата подвига: 20.08.1944-13.10.1944

Наименование награды: Медаль «За боевые заслуги» /https://pamyat-naroda.ru)

Я окончила в Дубровской школе 7 классов, а дальше училась в Юште за 20 км от Дубровки потому, что только в Юште была десятилетка. Шура Корнешова, Шура Михалева, Вера Урляпова и я самая маленькая. Вот туда мы ходили. Без дороги. Не каждый день, а только в субботу и воскресенье. В субботу идем домой что-нибудь в сумочку положить, в мешочек и за плечи повесить чего-нибудь из еды. Что могли, то и клали. В воскресенье на шесть дней мы уходили в Юшту и жили в интернате, но это только слово «интернат», на самом деле, это были койки с соломенными матрасами, холодные, плохо отапливаемые помещения, школьные классы. Мы жили в школьном здании. Некоторые классы отдали под жилье. Там стояли койки с матрасами, набитыми соломой. И в лучшем случае у кого-то была какая-то подушка и какое-то одеяльце. Была плита, а в плите большой-пребольшой котел вмазан, его подтапливали, и он грел воду. И вот в таком котле нам варили суп: вода, картошка и соль. Один раз в день нас кормили этим супом, а потом каждый питался тем, чем может, у кого что есть. Жили там тереховские, дубровские, тырновские и акуловские девочки. Мальчики жили отдельно, а учились вместе, классы были общие. С нами учиться в Юшту ходили дубровские мальчики –Шульгин Миша и другие. Они, к сожалению, все уже поумерли. Они потом все офицерами стали. Хорошие ребята, служили Родине, все как положено.

Я в Юште училась до 1953 года. Умер Сталин. Некоторые учащиеся плакали, да и не только учащиеся. Мои родители не плакали. Они были такие замученные, что им было не до этих слез. Свою тяжелую жизнь никто в Дубровке не связывал со Сталиным, об этом никто никогда не говорил, так как было много доносительства. И люди могли просто так ни за что пропадать. Поэтому вслух никогда никто ни о чем не говорил. В колхозах не платили ничего, продуктов никаких не давали, даже гороха какого-либо, чтобы суп сварить, или пшена какого-либо, чтобы хоть похлебку заправить. Но людям объясняли, что нужно куда-то все отправлять, что где-то люди хуже нас живут. И зерно все отвозили на склад и отправляли, и все овощи, которые выращивали в колхозе. Все отправляли, мы этого ничего не видели. Когда была революция, люди еще не осознавали, что происходит. А вот, когда началась коллективизация и раскулачивание, это самая черная полоса для крестьянства. Кто-то бежал из села, кто-то оставался здесь и по ночам ходил подкармливать свою лошадку, так как не мог видеть, как она голодает в колхозе. Мама говорила, что сначала все было плохо, а потом как-то все стабилизировалось. Привозили зерно прямо к дому, телегу овса привезут и говорят: "Забирайте". Перед войной люди стали жить лучше. Жизнь, вроде наладилась, жить стало веселее.

(Протокол совещания Секретарей Райкомов ВКП(б) Рязанской окружной парторганизации от 26-27 февраля  1930 года/ ГАРО. ФП 2-1-216

Тов. Горин (Шиловский район):                      

По раскулачиванию взято 328 объектов, от которых по нашему расчету, должно быть изъято имущества на сумму 600 тысяч рублей. Сюда относятся, главным образом, лица ранее не дообложенные тем или иным путем обманувшие наши органы. При раскулачивании имели место отдельные ошибки в том, что иногда затрагивали середняка и недобирали у кулака. Некоторым пришлось кое-что возвращать. Но немного. Сейчас дано задание проверить имущество у кулаков и сдать его на сохранение под расписку самому же кулаку. Путем раскулачивания достигнуто то, что у многих выбита материальная база и устойчивость....

По району у нас раскулачено 345 хозяйств. Имеются перегибы, были задеты середняки. Но эти перегибы мы на ходу исправляли. У нас есть один хутор, где все крестьяне являлись почти помещиками /пользовались по 5-6 десятин земли/ и уполномоченным был поставлен вопрос о раскулачивании всего поселка. У нас есть ряд сел, где хозяйства в большинстве своем выше середняцких. Так что при практическом осуществлении раскулачивания приходится задумываться над разделением кулацкого хозяйства от середняцкого).

У нас, когда отец пришел с фронта, сказал матери: « Мария, ничего не надо, дай девчонкам образование. Пусть они выучатся». И она этот завет исполняла, несмотря ни на какие нужды. Надо было меня послать в Юшту, она отправляла меня в Юшту. Надо было, потом в Инякино нас вдвоем с сестрой отправить, и я ходила в одном пальто 4 года. Там открылась десятилетка, и я училась там один год. Как-то мы шли в Юшту: Шульгин, Шура Корнешова, Маскин Сергей. Был разлив. А сапогов не было, ноги мокрые, и я серьезно заболела, у меня была пневмония с осложнением. По состоянию здоровья я доучивалась с сестрой с 39 годом.Мы были первый выпуск Инякинской школы. 1956 год. Мы жили в Инякине в интернате для девочек. Здесь было питание, кроватки, матрасики тоже соломенные, подушечки у кого какие. Печку топила баба Фекла. Она же была нашей сторожихой в этом интернате. Каждый ставил сам себе чугунок. В чугунок бросалась крупа, картошечка, там какой-то кусочек мяса, масла ложечку. Наутро приходила тетя Люба, затопляла большую печь, ставила эти чугунки в печку, и к нашему подъему в наших чугунках уже что-нибудь сварилось. Мы ели, но не все, оставляли на обед. А в обед нам давали четвертинку хлеба. Ходили на пекарню в Инякине. Школа договорилась, что нам на четверых давали одну буханку. Резали ее на четыре части, пока мы этот кусочек получали, пока до интерната дошли, мы уже все съели.

Глава 9

Я уехала из Дубровки в 1956 году. Сестра уехала на Чукотку, вышла замуж, а я уехала в Москву и окончила там институт. Вышла замуж, родила ребенка. Нянчить его помогали мне моя мама Мария Павловна, которая брала его на ночлег, а днем его качала прабабушка, Мария Ивановна Пчелинцева. Она жила уже у Сухоручкиных. Анастасии Ивановне, матери моего мужа, было некогда. Она была искренне верующей, по всем церковным праздникам ходила, знала все обедни, все службы.

Анастасия по праздникам, на Пасху и на Рождество, не выходила на работу, несмотря на то, что за это могли посадить.

В селе жили сестры Катковы, которые раньше были певчими в церковном хоре. У них собирался весь православный народ, который хотел молиться. И Анастасия вела всю службу. Она пела, она читала по-старославянски, она знала шрифт один и другой, и ее ничего не останавливало.

Мария Ивановна Пчелинцева, бабушка моего мужа, была не дубровская, а из села Ириц. Она была сирота, и как она говорила: «Меня полшестнадцатого отдали замуж», то есть в пятнадцать с половиной лет. А ее муж, Иван Филатович Пчелинцев, тоже из Ириц, был красавец-гуляка, работал милиционером. Мария Ивановна родила ему двух сыновей: Василия, Александра и Настю. Сыновей у нее всех поубивало во время войны. И когда ее муж умер, то дочь Анастасия взяла ее к себе. Интересы у матери и дочери были разные. Мария Ивановна была более такой современной, она не была упертой, истинно верующей, что если что-то нельзя, значит, нельзя, ни ребенку, ни взрослому. Она сирота, и ее никто не воспитывал, она вела себя свободно. Например, Настасья держала пост, а бабушка Маша, как придется. В такое голодное время Анастасия соблюдала все посты. Ей, видимо, Господь помогал. В юности она твердо решила для себя быть монашкой и стала бы ей, если бы ее мать, Мария Ивановна, не употребила над ней власть и не выдала ее замуж за Николая Ивановна Сухоручкина. Свекор имел образование 4 класса и работал рыбаком и в кузнице.

Фото. Сухоручкины Анастасия Ивановна и Николай Иванович.   

Анастасия родила пять детей. Семья огромная - 7 человек, нищета была. У Сухоручкиных корова почему-то все время давала мало молока. А еще нужно государству сдать, я сейчас не помню, 300 литров в год, по-моему. Вот как-то раз подоили корову, всем по чашечке молока налили, а у моего будущего мужа Сергея чашечка упала, разбилась, и молочко разлилось, и он рыдал из-за чашки молока. Это ребенок. Такая большая семья, всем по чашке молока и все, больше нет. Сергей помнил это всегда и говорил: «Надо же, я рыдал из-за чашки молока». Ну, помимо молока, конечно, у них еще были щи из лебеды, желуди.

(Статья Н. Сухоручкина в газете "Колхозный призыв" от 22 июля 1950 года.

                                  

                                             Успешное проведение хлебоуборки - большой вклад в дело мира.

Все колхозники нашей сельхозартели дружно подписались под Стокгольмским Воззванием. Мы с величайшей радостью отдали свои голоса за мир, за счастье каждого честного человека. Мы мирные люди. Мы строим города, воздвигаем светлые здания школ и клубов, сажаем сады и парки. Советские люди самоотверженно трудятся, чтобы скорее построить коммунистическое общество. Я с горячим желанием поставил свою подпись под Стокгольмским Воззванием. Я знаю цену мира. Во время второй мировой войны, развязанной Гитлером, мне довелось пройти многие сотни километров по полям битвы от родной Волги до Германии. Страшное горе матерей, слезы детей и женщин, развалины и пепелища на месте городов и сел, - вот, что видел я, и это слишком живо в моей памяти.  Мы победили лютого врага человечества и снова вернулись в родные места, чтобы заняться созидательным трудом.

За послевоенные годы преобразился и окреп наш колхоз. На наших фермах сотни голов скота, у нас есть пасека и сад, быстрыми темпами растет культура села. С каждым днем улучшается жизнь колхозников, богатеет наше артельное хозяйство. Хороший урожай зреет в этом году на наших полях. В колхозной кузнице, где я работаю, весь день идет работа. Сейчас мы завершаем ремонт уборочных машин. Я и кузнец Алексей Слепов за короткое время отремонтировали жатки и зерноочистительные машины, подготовили на время уборки хлебов специальный инструментальный ящик. В случае поломки жатки или какой-либо другой машины ремонт будем производить прямо на месте. 

Сейчас все колхозники еще и еще раз проверяют, все ли хорошо подготовлено к урожаю, нет ли где какого упущения. У нас одна цель, одно желание - бороться за умножение богатства сельартели, за укрепление могущества советского государства. Мы знаем, что успешное проведение хлебоуборки будет большим вкладом в дело мира. Потому каждый из нас горячо стремится к тому, чтобы жатву и обмолот вести усиленными темпами, досрочно выполнить план зернопоставок. 

Мы за мир. Мы вместе со всеми честными людьми мира гневно требуем от американских империалистов:

- Прочь руки от Кореи. Наш голос - голос миллионов. Пусть он прозвучит громким предупреждением обнаглевшим агрессорам.

                                                                                                 Н. Сухоручкин, молотобоец колхоза "Борьба").

(Сухоручкин Николай Иванович

Дата рождения: 1908

Место рождения: Рязанская обл., Шиловский р-н, с. Тырново

Наименование награды: Орден Отечественной войны II степени

Дата документа: 06.04.1985

Автор документа: Министр обороны СССР/Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru).

Фото из семейного альбома Сухоручкиной А.С. Сухоручкин Николай Иванович с сыновьями. Сергей Сухоручкин справа. Дубровка. 

 

 

Мы с мужем, Сергеем Николаевичем Сухоручкиным, одного года рождения, вместе катались с горки на санках. До 7 класса мы
учились в одном классе. Сережа учился хорошо. Он был отличник, у него была одна четверка. И ему бы дальше в институт нужно было идти, но, семья была большая. Ему полмешка картошки дали родители и отправили учиться в среднюю школу, которая находилась в Шилове, а меня мама отправила в Юшту. Мы-то были бедные, все-таки Сухоручкины с папой жили. И вот, у Сергея эту картошку кто-то всю съел, и он пошел по вагонам. Садился в электричку и просил, кто что даст. Его засекли и донесли отцу: «Ваш малый ходит по вагонам». И отец посадил его на сани и отвез к знакомым в другой район, где он сидел всю зиму и плел корзины. У этих людей детей не было, и мать Настя договорилась с ними, чтобы они взяли Сережу к себе и научили его хорошо плести корзинки. Когда я смотрю фильм « Урок французского», то думаю, что это фильм про моего Сухоручкина.

А весной его отправили в техническое училище на токаря. Он поехал в Рязань. У него был хороший аттестат, одни четверки и пятерки. Его взяли в училище, выдали ему шинель, брюки и фуражку, и он приехал в Дубровку такой счастливый, такой нарядный, и вот мы стали ухаживаться. Это было восьмой класс. Он окончил техническое училище хорошо. Шесть лет мы с ним встречались. Окна в окна глядели друг на друга. Мы же были соседи и жили напротив друг друга в Степакине.

Мария Павловна всю жизнь отдала нам. Она была очень больной человек, но не любила лечиться. У нее была Базедова болезнь, была большая щитовидка, можно сказать, она ее и удушила. И она разрушила ей сердце. Она умерла рано. Ей было 70 лет. Отпевали ее Катковы. Можно сказать, что Катковы отпевали всю Дубровку с момента закрытия церкви и до 1990 года.

Глава 10

Иван Филатович Пчелинцев. Если бы он меньше «принимал на грудь », то он бы не утонул на берегу. Ведь он ездил в Шилово, сошел с катера, выпивший, все пошли, пошли, пошли, а он там по берегу решил подняться, там же крутой берег в конце села, куда катер приставал всегда, и упал пьяный головой к волне. Он даже не в воде был, а на берегу лежал, и его захлебнула волна. То есть волна доставала его голову. Ну, пьяный человек не мог встать. А ведь он был первым милиционером в Дубровке в годы становления Советской власти и организации колхозов. Вот такая нелепая смерть.

(Первым милиционером в Дубровке был Корнешов Н.Л.

"Дубровскому Волвоенкому.

На отношение Ваше от 15 апреля 1919 года за № 475 Волостной Совет сообщает, что револьвер у Корнешова был отобран милиционером Н.Л. Корнешовым и сдан бывшему военному комиссару Мешкову, а куда он впоследствии направлен, Волвоенком обязан выяснить. Егоркин"/ГАРО. Р2689-1-8).

Сухоручкины были местные. Мой муж, Сергей Иванович, в детстве жил с родителями и дедушкой и бабушкой: Иваном Васильевичем и Екатериной Афанасьевной Сухоручкиными. Иван Васильевич был злой какой-то, и мы его побаивались. Баба Катя была помягче, а дед Иван был очень жесткий.

(По архивным данным:

В Дубровках проживал Лаврентий Иванов Сухоручкин. Его сын Спиридон венчался с Ириной Петровой в 1803 году. Умер в 1847 году. Их сын Влас венчался  с Домникой Васильевой в 1838 году. В Дубровках проживали их сыновья: Кирило, Степан и Василий Сухоручкины

/ГАРО. 9 перепись населения. Василий венчался с Ириной Федосеевой в 1870 году/ГАРО. Фонд 627.

А вот про своего деда Ивана Никитовича Губанихина я практически ничего не знаю. Его жена, моя бабушка Фима, местная. Ее девичья фамилия Пылаева.

(По архивным данным, Иван Никитович Губанихин (1871) в возрасте 17 с половиной лет и Евфимия Никифоровна Пылаева (1872) поженились в январе 1889 года. Свидетели на свадьбе из Дубровок: Петр Елисеевич Луканин, Матвей Федотович Негодяев, по невесте Петр Афанасьевич Московкин и Иван Емельянович Лунин/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5).

В детстве я жила в том же кирпичном доме, где и сейчас живу, в Степакине, в доме Никиты Кузьмича Губанихина.

(Предположительно, что Никита Кузьмич Губанихин проживал в доме своего прадеда, Поликарпа Дмитриевича?, в Степакине или в доме своего другого прадеда - Данилы Марковича Губанихина.  По метрическим данным, Поликарп Дмитриевич?, крестьянин господ Бестужевых и Данило Маркович Губанихин тоже крестьянин господ Бестужевых. Вероятно, Степакино принадлежало до 1820 года госпоже Бестужевой, после 1820 года господину Муханову/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 53).

Мы дружили только своей улицей от Поповки до Калтука. Мои подружки: Хоменко Анна, она умерла рано, Шура Сухоручкина, так как она училась плохо, уехала в няньки в Москву и работала там домработницей. Все мы вместе играли, но только с детьми своего района.

(По архивным данным, в 18 и до середины 19 века крестьяне одного господина могли жениться только на крестьянках этого же господина. Браки между крестьянами разных господ были редки).

Соседи наши - Щербаковы. Баба Катя, вероятно, была дочкой священника, но об этом старались не говорить. Семья у нее была большая. Они все разъехались. Их время так подтолкнуло – кто в Питер, кто в Харьков, кто в Шилово, кто куда. Ее дочь работала в блокадном Ленинграде. Александра Яковлевна Щербакова умерла, наверно. от туберкулеза. Рядом с нами также жили - Самсоновы. Анна Семеновна, в девичестве Филина,  отличалась одеждой и питанием от всех деревенских тем, что за погибшего на фронте мужа, она и ее дети от государства получали хорошую помощь. Ее сын. Анатолий, конечно, богатенький по сравнению с нами, учился до 7 класса со мной вместе.  Потом он учился в Шилове и снимал там квартиру. На это у них были деньги за погибшего отца. Валя и Анатолий были очень умные и учились на отлично. Когда Самсоновы купили этот дом деревянный в Степакине, он принадлежал агроному, и, вообще, этот дом переходил из рук в руки, и хозяева его часто менялись. Но Самсоновы здесь жили долго. Также недалеко от нас жили Ларюшкины. Ларюшкиных раскулачили за то, что они работали в Голицынской усадьбе  у княгинь. Их кирпичный дом разделили на три части и поселили туда бездомных.  У  Ларюшкиных   была большая семья. Глава семьи, Александр Александрович, воевал. Старшие дети уехали в Москву, а Екатерина, жена Ларюшкина, оставалась во время войны с малышами. Потом они продали свой дом какой-то москвичке. Она пыталась как-то его отремонтировать, но безуспешно,  и сейчас он постепенно разваливается. Вряд ли его кто-то купит. Скорее всего, он скоро превратится в гору кирпичей.

Я помню Зину Морозову. Она была очень грамотная, что-то преподавала в педучилище. Она жила за богадельней. На Поповке жила Лукерья Семеновна Палицына  и ходила в гости к бабе Кате Лебедевой.   

Это сейчас здесь никто не живет, даже летом деревня пустует.  Раньше в Степакине над оврагом стоял Самсонов дом, потом Мишин дом, потом Маша, забыла ее фамилию, потом Сухоручкин дом, потом Хоменко дом, потом Слепов дом, потом еще один дом разрушили, Степановы, Путилина тетя Настя со своей свекровью Дарьей Антоновной,  и был у нее сын Саша. Потом все исчезли, и дома их даже нет.

Фото из семейного альбома Сухоручкиной А.С. Дом Сухоручкиных. 1958 год. Дубровка. Степакино.

Колодцы в Дубровке нужно было как-то назвать и вот назвали: Горохов, Урляпов, а дальше был Поповский родник, который был под погостом. Там священники жили и пользовались этим колодцем. Был еще сельский колодец, но за водой ходили на Поповский родник. Родников было несколько. Родник – это бьет из-под земли водная струя, узкая, и вот к нему прикладывают руки. А потом опускают под нее сруб, получается родник, такой, как колодец. Сельские колодцы располагались вдоль улицы, их было много. Эти колодцы, эти родники поддерживали, обихаживали, так как их иногда заливала полая вода. Вода из реки разливалась во время половодья, и эти родники иногда уходили в полую воду. Срубы делали глубокие, чтобы вода не мутная была. Эти родники: которые были под парком, потом Урляпов, потом не очень хороший Слепов, напротив огорода Слеповых располагался. Там глубокий овраг идет и напротив этого оврага тоже был родничок. Тоже можно было водички набрать, попить. Но вот эти колодцы, Горохов и Урляпов, пользовались большим спросом, ходили с улиц к этим родникам за водой. Когда был сенокос, воду брали из родников, потому что на сенокосе готовили пищу. На селе все колодцы были глубокие.

Вот там, где жили Тимакины, там были журавли, там, где были журавли, это неглубокие колодцы, а что касается нашей улицы, там, где мы проживаем, тут глубина колодца 25 метров. И вот таскать в бочку ведра из нашего колодца с помощью веревки и барабана было очень тяжело. Веревка была 25 метров. Цепь-это дорого, нужно было бы кузнецу заказывать. Вот мать говорит, чтобы мы воды натаскали, вот берем веревку, ведро и идем к колодцу. Общей веревки не было, каждый носил свою веревку. Веревка крупная, тяжелая, ну вот так и носили, вроде ничего.

Кирпичный завод был на реке. Глину  там же обжигали, сначала готовили дрова, чтобы обжигать, для этого брали помощников. Моя мама подрабатывала на реке на кирпичном заводе. Там был горн, в котором обжигали кирпичи. Их сначала  формировали из глины ногами и высушивали. Это было частное предприятие Сметаниных.  Они были из Юшты, но в Дубровке им понравилась вода и глина. Они жили на Большом селе, были доступные, ребята собирались, общались, но были небогатые. Добродетельные люди, трудяги. Все ноги у них были в болячках,  так как они мяли глину ногами.  За то, что они брали работников,  их раскулачили.  

Глава 11

                                             

Я была крещена в детстве. Мои крестные родители: Наталия Ивановна Прошлякова и Николай Иванович Смирнов. Дома на Пасху мы красили яйца. Но это были только ритуалы и обряды. Мама не молилась. Мама вкалывала. Мы ее видели только утром и поздним вечером. Маме молиться было некогда. Она и баба и мужик. 

Моя мама, моя будущая свекровь Анастасия Ивановна, моя крестная Наталья Ивановна Прошлякова,  Зинаида Маскина, Шульгина Анастасия работали в Госсортучастке на лошадях извозчиками. Каждой женщине была предназначена лошадь. У Анастасии был мерин Благой. У Прошляковой - кобылка Сима. А у мамы кобыла Вьюга, и если кобыла  забеременеет и  что-то случится с ее, неродившимся детенышем, то отдашь своего теленка. Шульгина, спокойная женщина, что ей скажут, то она и делает. Хренов Гавриил с Поповки тоже начал работать в сортучастке, но у него что-то не получилось. В Госсортучастке также работал агроном Лапин,  помощница агронома, Анна Федоровна Лапина, жена агронома, Михалев Федор Петрович и конюх, дед Степан Ульянкин. Госсортучасток – это было государственное предприятие, а не колхозное. Там платили, но и дисциплина была жесточайшая. Там все сеялось по делянкам. Например, рожь три-четыре сорта. Выделялась земля в небольших объемах, и там на каждой делянке сеяли рожь какого-то одного сорта. После того, как закончили сеять, не дай Бог, чтобы на другую делянку с сеялки  попало зернышко другого сорта ржи. Это было очень строгое земельное сельскохозяйственное предприятие и подчинялось оно агростанции, находившейся в Шиловском районе. Бригадир вел учет, сколько они скосили. Зерно сеяли и выращивали здесь под руководством агронома,  Александра Лапина, который на войну не ходил, так как был без левой руки. А   потом зерно везли на агростанцию, и  там его изучали агрономы.

Я помню этих женщин, которые там работали. Им было положено 2 кг зерна и какие-то деньги. Но денег не давали, а зерно давали только, чтобы в картошку добавить горсть муки. Зерно мололи на Акуловской мельнице. Работали без выходных, если даже заболел. А после работы ехали за хворостом за реку, чтобы протопить дом ивовыми ветками. Никаких дров березовых, сосновых, ничего этого не было. Мама просит Лапина: " Александр Алексеевич, дров нет". Он говорит: " Ну, ладно. Дам вам лошадь". Вот даст лошадку,  и надо было ехать и рубить этот хворост,  привозить  и этим топить.  Целый день мама с фермы, которая была у реки и где были скотные дворы, везла навоз к лесу, где сортучасток имел поля.  Вот сколько километров каждый день нужно было пройти. Лошадь везет навоз,  а они, эти женщины, идут рядом с лошадью, чтобы разгрузить этот навоз в поле, и не один раз нужно было сходить к этой реке. Женщины, которые не могли на лошадях работать, сидели в здании, которое сейчас разрушено, и у них были такие дощечки и они перебирали зернышки, калибровали их - какие семенные, какие бракованные, и всю зиму этим занимались, а наши матери всю зиму возили сено и навоз  без обеда и  отдыха.  А вечером с керосиновой лампой подшивали валенки. Они всегда были закутаны платком, закрывавшим лоб, в мужских ватных штанах и валенках зимой. Больно вспоминать про их жизнь.

Фото. Наталья Ивановна Губанихина с лошадью. 

 

Я бы даже сказала, что Госсортучасток это была тюрьма.  Агроном Лапин был такой жесткий, издевался над ними, что, когда моя мама умирала, и он пришел к ней проститься,  то она лежала на кровати, повернувшись к стене, и даже не повернулась к нему.  

В доме Губанихиных всегда были иконы. Бабушка Фима была верующей. Но на ней было все хозяйство и дети,  и ей некогда было молиться.  Погреб снегом набивали  и там хранили молоко, масло,  квашеную капусту, огурчики.  Снег в погребе не таял, так как дом был  нетопленый. 

В школе было самое безверие. 1 сентября я пришла в школу, в третий класс. К нам прислали молодую  учительницу, Валентину Петровну, которая перед этим работала два года в Акулове.  А у моей сестры, Нины, учительница была Елизавета Филипповна.   Елизавета Филипповна выстроила на улице линейку. Подходит ко мне и спрашивает высоким голосом: « А где сестра»? «Дома», - ответила я. «А почему она в школу не пришла»? « Мама не пустила». « Почему»? «А я не знаю». «Иди,  иди сейчас же и приведи ее». А моей сестре Нине еще не было 7 лет, так как она родилась в октябре.   И я пошла со слезами домой и говорю:  «Мама, сказали Нину в школу привести». Я привела сестру  за руку на линейку,  и ее зачислили в школу.  На шее у нас висели крестики. Елизавета Филипповна подошла к Нине и,  подцепив пальцем веревочку с крестиком, сказала: « Что ты здесь подвесила»? После этого все дети сняли крестики с себя. И в дальнейшем,  если в школе видели на шее веревочку с крестиком, пальцем подцепляли,  вытаскивали и стыдили.  Кличка Елизаветы Филипповны в школе была " Лизепа". В нашем доме уже никто не молился. 9-10 классы окончили и  ничего к религии не испытывали.

Я всю жизнь мечтала стать медиком. Касимовское медицинское училище. Там давалось среднее образование. Фельдшер, медсестра, акушер - вот такие там были специальности. Фельдшерско-акушерское училище -  вот куда я поступала после окончания 10 классов. На экзамене я получила тройку,   мне не хватало баллов, и по конкурсу  я не прошла.  И что теперь? Идти в колхоз  на ферму?  Из нас пытались сделать доярок, телятниц,  но покойница наша мама сказала: «Только через мой  труп. Вы не пойдете в колхоз больше. Хватит того, что я погибаю, надорвавшись на этой работе. Это не работа, а  каторга». Пришлось поступать в культпросветучилище. 

Фото из семейного альбома Сухоручкиной А.С. Губанихина Антонина в Шацком культпросветучилище. 1956 год.    

Там я  училась вместе со своей троюродной сестрой, Ниной Луниной, вместе  в Шацке снимали одну квартиру с ней, в одном чугунке одну похлебку ели. Учились полтора года.  В культпросветучилище помимо клубной программы был предмет « Антирелигиозная пропаганда». Там читали курс лекций о том,  как бороться с верующими людьми и церковью, на Пасху и Рождество устраивать концерты, затевать различные увеселительные мероприятия, чтобы отвлекать людей от церковных праздников.  Я приехала в свой Дубровский клуб  и проработала там месяц или два. Селом руководили в то время Мишины. Они не помогали. а больше вредили селу, нормальные люди от них отварачивались. Через некоторое время меня пригласили на курсы повышения квалификации в Рязань. Эти  6-месячные курсы проводил Областной дом народного творчества. Нам предоставлялось общежитие, и  преподавание здесь было гораздо на более высоком уровне, нежели в культпросветучилище. Здесь давались глубокие знания, связанные с профессией: театральная, музыкальная, организаторская работа.

После этих курсов я попала в Шиловский районный Дом культуры,  сначала методистом, и потом  меня назначили директором Шиловского районного Дома культуры (РДК). Опыта никакого не было, было страшновато, но работа была интересная и увлекательная. Большой хор из 50 человек,  струнный оркестр, танцевальный коллектив. В основном мальчишки были в этом коллективе, девочки тоже были, но  балетмейстер больше занимался с мальчишками. Коллективы имели большой успех. РДК проводил,  в том числе и антирелигиозную работу. Церковь в то время в Шилове использовали как техническое нефтепроливное сооружение, там была нефтебаза. Я жила на частной квартире, и мне положено было 6 кубометров дров, которые я сразу же отвезла в Дубровку. Раньше мама топила ивовым хворостом, который рос за рекой. Однажды мама поехала за хворостом. Дело было в марте, лед еще на реке был крепкий, но кое-где образовались полыньи, особенно, со стороны села. Мама нарубила хворост, сложила его в сани и направилась домой. Уже ближе к берегу лошадь провалилась в полынью, а сани оставались на льду. Мама прыгнула в ледяную воду и топором разрубила гужи у хомута, это позволило лошади выпрыгнуть из воды. Матушка вылезла из воды по грудь вся мокрая и повела лошадь домой.  Потом взяв другую лошадь и  крепкую, толстую веревку "ужище",  переоделась в сухое белье и пошла за санями с хворостом. Лошадь стояла на берегу, а мама дошла до саней, привязала к ним веревку и с помощью нее вывезла этот воз. Так трудно маме доставались дрова, поэтому я привезла к ней 6 кубометров дров из Шилова, которые были положены мне. Мишины чуть не "лопнули", что девка Губанихина дров машину привезла, что вдруг мы были пацанками, а тут вдруг на высоте оказались. После этого они больше на маму не накидывались, но написали на меня  жалобу в райисполком о том, что я привезла дрова в Дубровку и тем самым неправильно использую топливо, выделенное для Дома культуры. Они думали,  что я украла эти дрова. Вот, что было в то время счастьем для девушки моего возраста - не брошь какую-нибудь купить, а дров привезти.

С Мишиной мне пришлось столкнуться еще раз. В Шилове она устроилась в поссовет и руководила там. А потом стала проверять билеты в Доме культуре. Когда я стала директором РДК, я ей сразу предъявила претензии, что она неправильно отрывает билетики, а Александру Ивановичу Французову, зав. Шиловским отделом культуры, сказала: " Мы совместно работать не сможем, так как я в ее глазах никто". " Уберем", - ответил мне Французов. " Антонина, танцы в Доме культуры проходят, ты там денежки набери, купи бутылку и что-нибудь закусить. Так мы Мишину проводим на пенсию". Мы накрыли стол, собрали всех работников Дома культуры и проводили Мишину, как старейшего работника. Это было в 1965 году.

Я поступила в Институт культуры в Москве и проучилась там 5 лет. 5 год  - это уже была работа и защита диплома. Училась очно,  и ухитрилась выйти замуж и родить сына на третьем курсе. Между тем я сдала сессию за третий курс. И четвертый курс я уже училась, а мой мальчик был с бабушками в Дубровке. А вот пятый курс я уже работала в Рязани в  Областном Управлении культуры  инспектором в отделе культпросветработы. И там я очень быстро продвигалась. Были командировки, ездила по области, смотрела, как работают местные Дома Культуры. Через полтора года меня повышают. Я становлюсь старшим инспектором. Потом меня назначают заведующей отделом культуры  горисполкома города Рязани. А потом отдел культуры Рязанского обкома КПСС. В  Обкоме я проработала 7-8 лет. Там нас была два работника и заведующая. Один работник, Барановский Владимир Иванович,  занимался управлением кинофикации и библиотеками, а у меня - клубные и театральные учреждения по всей области.  Работать в Обкоме было непросто, так как вначале был только один отдел - идеологический.  Только потом появился отдел науки и уже потом отдел культуры.  Так вот отдел пропаганды и агитации, так как он был организован самым первым, считал себя самым главным в работе обкома, а мы уже в последнюю очередь.

Фото из семейного альбома Сухоручкиной А.С. Сухоручкина Антонина Сергеевна. 

 

Фото из семейного альбома Сухоручкиной А.С. В обкоме партии Сухоручкина Антонина  Сергеевна и Вера Степановна Черникова, зав. отделом. 1970 год.  

 

Дубровский клуб уже в конце 70 годов никто не посещал, молодежь вся разъехалась, некого было веселить, клуб не топился,  и работника там не было. Любительский театр существовал только до войны, а во время войны и после войны был только колхоз: грузи, вези, валяй, корми скотину. Все это мерзко, гадко и трудно, и людям все равно уже было или рушить или…не знаю что. Во время гражданской войны люди тоже не хотели  идти воевать неизвестно за кого и за что. Тем более еще была такая кутерьма, сегодня за Советскую власть, а завтра неизвестно за кого. Дезертирства в селе не было, просто люди не ходили и не служили в Красной армии.

 (Из отчетов о ходе Культурно-Просветительных работ с. Дубровок с 14 ноября 1918 года по 21 ноября 1919 года можно узнать о том, что в селе Дубровки организован драматический кружок. В марте в кружке 57 человек, в апреле 79 человек. Деятельность кружка выражается в чтении лекций и постановке спектаклей.  Лекции устраивались в школе: " О жизни растения" и "О современном моменте". В марте-апреле были поставлены пьесы " Аз и Ферт" Федорова и "На узелки" Похвиенева. 2 марта поставлена пьеса " После думского заседания", 3 марта - пьеса "Юбилей", 12 марта - "Восставшие", в мае - " Не живи как хочется". Организована библиотека, в которой имеются: политических книг -122 экз., литературных- 92 экз., научных -121 экз. В марте в библиотеке уже есть два отдела: беллетристики - 397 экз. и политический - 356 экз. Получаются газеты: "И.В.Ц.И.К", " Правда", "Беднота" и журналы "Еженедельник Правды" и "Внешкольное образование", в апреле дополнительно получаются "Касимовские известия", " Положение трудового крестьянства", " Коммунар", " Голос трудового крестьянства". Газеты выписываются из Центра из Москвы и  привозятся инструктором по внешкольному образованию. Посетителей в библиотеке в среднем 10 человек ежедневно, в марте - 10-15 человек, в апреле - 5 человек.

" Коммунистическая ячейка  в Дубровке организована, но не зарегистрирована в Касимове, поэтому не может проявлять свою деятельность. Клуб и школа грамотности не организованы. Для того, чтобы кружок работал нормально, необходимы опытные инструктора, направляющие работу лектора, литература, материальные средства, освещение". В марте-апреле в Дубровке организована школа грамотности. Ее деятельность - в обучении чтению, письму и другим предметам.  Во второй половине апреля " за неимением керосина и ввиду последних дней Великого Поста никаких собраний не устраивалось. Для работы кружка требуются силы, книги, освещение, опытные руководители". В мае отчеты о ходе Культурно-Просветительной работы приостановлены, так как многие члены кружка мобилизованы на войну"/ГАРО. Фонд Р-2689-1-2. 

Помимо этих отчетов в Касимовский Комиссариат поступали отчеты Военного Комиссара Дубровской волости Мешкова С.А.:

"Агитация слабая за отсутствием агитаторов. В целях агитации, вербовки и призыва в Красную армию неудовлетворительное за отсутствием хороших агитаторов. Отношение населения к агитации, мобилизации и вербовке - равнодушное. Библиотека имеется. Доходов от спектаклей на Культурно-Просветительные цели Военного Комиссариата никаких ввиду отсутствия сцены/ Сведения о деятельности Дубровского Волостного Военного Комиссариата на 13 января 1919 года/ ГАРО. Фонд Р-2689-1-3.

В Дубровку из Касимовского Агит.Просвет.Отдела:

"Прошу сообщить получается ли газета " Известия Народного Комиссариата по военным делам". Если нет, то прошу указать причину неполучения.

Всем сельским Советам расклеивать газеты, особенно " Бедноту" по два экземпляра на видном месте в центре селения...Настоящее предписание предлагается провести в жизнь немедленно, в противном случае виновные привлекаются к ответственности"

ГАРО. Фонд Р-2689-1-2.

В связи с тем, что должность волостного военного руководителя была отменена с 1 июля 1919 года, отчеты в Касимовский военкомат в отдел Полит.Просвет. стал писать делопроизводитель Муратов Иван Павлович: " Доношу, что с 25 сентября по 25 октября 1919 г. устройство митингов, бесед, чтений, лекций и спектаклей не было. Никаких противосоветских выступлений за отчетный период в волости не замечалось. 26 октября с\г в Дубровской волости заведующим Упродкомом тов. Аксеновым был устроен митинг на тему коммунистической партии и о текущем моменте, на митинге слушателей было много. В день Октябрьской революции т.е. 7 ноября с/г был поставлен в селе Дубровка спектакль " Не все коту масленица", сочинение Островского. Перед началом действия учителем внешкольного образования тов. Кисловым была сказана речь на тему о значении Советской власти.

4 декабря в селе Дубровка был Культурно-Просветительным кружком поставлен спектакль: " Сама себя раба бьет, коль нечисто жнет" и " Проводы новобранца". За отчетный период в волости противосоветских выступлений не замечалось. 22.12.19 г."ГАРО. Фонд Р-2689-1-2).

Когда клуб в 70-е годы закрыли, библиотека еще работала какое-то время. Заведующей  Дубровской библиотекой была Егоркина Анна Дмитриевна, в девичестве Пылаева. Вся молодежь из Дубровки разбежалась. Не платили ничего. И наши родители сказали: «Бегите отсюда все».

Обком рухнул в 1993 году. Первым ликвидировали отдел культуры. ЦК партии дал указание сократить все отделы культуры в обкомах. В 1994  я уже перешла на курсы повышения квалификации работников культуры директором. Работники культуры в то время были самая низкооплачиваемая категория граждан. Да и артисты. У артистки театра драмы зарплата была 80 рублей. Работа на курсах мне нравилась. Я приглашала на курсы культросветработников разных категорий: клубных, библиотечных. Проводила им экскурсии, возила в Москву. Но потом тоже сказали, что  такая отрасль в культуре не нужна,  и тоже закрыли. В 1995 году я пошла на пенсию. 

В это время уже помягчел климат в отношении религии.  Стали открываться церкви. Уже работала патриархия. Рязанская епархия в Успенском соборе в Кремле стала вести службы. И раньше, за то, за  что наказывали и осуждали, стали приветствовать. Изменилось отношение к церкви, по телевизору стали показывать, как наши руководители  стоят на службе.  И по телевизору я стала слушать пасхальные и ночные рождественские  службы. Хотелось посмотреть,  как идут настоящие службы.  Любопытство повело меня в церковь.

В 1997 году мы с Сергеем Николаевичем собрали чемоданы и приехали в Дубровку ремонтировать дом. До этого дом пустовал, полностью разрушился и через щели между бревнами светило солнышко. Мы купили пчел и занялись пчеловодством.

Глава 12

В 2004 году  Струев Александр Иванович  и Силкин Александр построили часовенку. Вырыли котлован и построили круглую часть современной церкви и там же воздвигли алтарь. Сделали Царские Врата и  два входа. Помещение не отапливалось, зимой было очень холодно. И вот эта кругленькая часть церкви, я не знаю, как ее назвать, «копеечка», что ли, была тесновата, так как людей в Дубровке еще тогда было много. А в это время  уже шло широкомасштабное движение строительства новых церквей. И в 2004 году решили сделать приход в Дубровке. Приехал Шиловский священник Иоанн Мартын, отец Николай Соколов из Инякина и наш Тырновский отец Владимир. И мне пришлось бегать, собирать списки людей, которые ходатайствуют открыть Николаевскую церковь  в селе Дубровка и оставить ей название прежней церкви. Нужно было строить более просторное помещение для нового храма. И мы решили с Угольниковыми, Вячеславом Ивановичем и Евгением Евгеньевичем, пристроить к этой кругленькой части еще одно помещение. И получилась колокольня и трапезная. Все делали своими силами. Сосновый лес у нас на Баранихе очень хороший. Кооператив разрешил срубить там  30-40 деревьев, и из них сделали колокольню и эту пристройку. Алексей Иванович, директор Инякинского училища, привез из Инякина  белые камни из фундамента нашей старой церкви. Колокольня старого храма была сделана из красного кирпича, а фундамент из Касимовского белого камня. Деревянную часть старой церкви нам Инякинское училище так и не вернуло, но зато теперь под пристройкой  лежат намоленные камни прежней Николаевской церкви. Ее закрыли в 1928 году, а разобрали и увезли в Инякино в 1955 году.

Старая Никольская церковь располагалась на том месте, где сейчас установлен Поклонный крест.  Но как мы устанавливали его? Епархия сказала,  что Поклонный крест должен стоять на основании старой церкви. Но где находились прежняя церковь? Большая часть кладбища, приблизительно, где находилась Никольская церковь,  была превращена в помойку. Мы стали расчищать это место,  вывезли 8-9 тележек мусора. Я мобилизовала дубровских и акуловских мужиков, чтобы они вырубили все кустарники,  деревья и потом бульдозером разровняли эту площадку. Стали копать наугад. Мне какая – то невидимая сила подсказала: «Копать нужно здесь». И каково было наше удивление, когда на ровной земле после бульдозера  Алексей Николаевич Хоменко попадает на алтарную стену старого храма. И как бы все случайно получилось. После этого  моя вера утвердилась окончательно.  Поклонный крест сделали в Рязани и установили его  в алтаре старой церкви.

Из Воронежа мы привезли 5-6 колоколов и один маленький пропал. Он, конечно, особой роли не играл для звона. Но все равно. В церкви холодно,  пристраиваем котельную. Проводим газ и ставим котел.  В храме становится тепло. Все это делали: Сидорин Сергей, Сухоручкин Сергей, Хоменко Алексей.

30 октября 2004 года мы пригласили Владыку Павла из Рязани вместе с хором освятить престол. Люди не могли уместиться в здании церкви. И потом был обед для архиерея. Ему нужно было угодить, так как он не все ест. Из моего дома мы вытащили всю убогую мебель, поставили вместо нее столы, приготовили еду.

Вторую часть церкви: колокольню, пристройку освящаем в 2005 году. Опять приглашаем архиерея, только Дионисия из Касимова. Уже Рязанская Епархия была разделена на три. И мы уже подчинялись Касимовской епархии. Дионисий даже не знал, что в Дубровке есть церковь. И, когда его привезли в первый раз, он очень удивился,  что в Дубровке есть такая церквушечка, внутри вся нарядная, и там есть престол, и все сделано по канонам. Когда мы стали освещать эту церковь, пришлось мне сделать все по церковным параметрам.  Вот этот престол. Это была для меня такая мука, где какие зарезы, эта веревка 50 метров, которым опутан этот престол. В этом мне помогал отец Иоанн из Инякина. Потом его перевели в Шилово,  и сейчас он служит в Шиловской церкви.

Фото из семейного альбома Прошляковой А.В. Возле Никольской церкви в Дубровке. 

 

Нужно сказать, что когда Голицыных разоряли, люди в Дубровке относились к ним по-божески, без всякого азарта такого, что мы, мол, вас куда-то. Нет. Никого, никуда. Голицыны помогали людям, и люди помогали Голицыным. Ведь никто ничего не говорит.

(Во время пожара в Голицынском имении дубровчане не дали огню распространиться и смогли вовремя его потушить. 

"Дело судебного следователя Рязанского окружного суда 1 участка Касимовского уезда о поджоге в усадьбе князя Голицына в мае 1914 года /ГАРО. Фонд 641-1-0436.

" С 1 на 2 сего мая в час ночи в имении князя Павла Павловича Голицына при селе Дубровка, той же волости,возник пожар, коим уничтожено: деревянная изба 6х6 аршин, крыша  и все цветы оранжереи и деревянная пристройка к дому 12х4 аршин, с находящимся в ней имуществом.Сгоревшая деревянная пристройка соединялась непосредственно с каменным домом, почему через дверь последнего дым проник внутрь дома и сильно испортил стены дома, картины, мебель и книги. Пожару не дал распространиться и проникнуть в дом собравшийся народ. Сгоревшие постройки застрахованы нигде не были. Убытку причинено на 5000 рублей. Оранжерея и изба находились в парке в 110 шагах одна от другой, до избы же от дома через проезжую дорогу 90 арш. Изба и оранжерея сгорели одновременно, а затем через 5-10, когда собрался народ, загорелась деревянная пристройка к дому. Пожар возник по заявлению заведующего усадьбой от поджога. На месте никаких вещественных доказательств не обнаружено, и кто совершил поджог - неизвестно".

Подозревали в поджоге наемного рабочего при конюшне Васюкова Андрея Иванова из Чучковской волости Сапожковского уезда села Деревягино, который проживал вместе с женой в имении князя Голицына. Но за недостаточностью улик дело было прекращено).

В Дубровке была такая небольшая кучка людей, которые готовы были  «горло перекусить»: Мишины, Курноска.  Зачем им это надо было, я не знаю.  

Сейчас в деревне никого нет. В Дубровке уже все практически рухнуло. Голицынский дом рухнул, даже крыши нет. Все разорили.

( По данным Википедии численность населения Дубровки резко менялась:

1. В 1658 году в Дубровках проживали 118 человек (Писцовые книги по Шацку и Касимову за 1658-1659 гг..)

   
   

2. В 1859 году в Дубровках проживали 1502 человека.

   
   

3. В 1886 году в Дубровке проживало 1566 человек, в Акулово -693, в Наследничьем -908 человек
4. В 1890 году - 4252 человека (видимо, вернулись с отхожих промыслов).
5. В 1897 году в Дубровках проживали 1034 человека.

   
   

6. В 1906 году в Дубровках проживали 1680 человек, в Наследничьем-971.

   
   

7. В 1989 году в Акулове-75 человек
8. В 1992 году в Дубровке проживали 135 человек.

9. В 2010 году в Дубровке проживали 98 человек, в Акулово -29, в Наследничьем-31/https://ru.wikipedia.org).

Фото. Сухоручкина Антонина Сергеевна у себя дома в Степакине. Дубровка.     

 

Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Угольниковой Нины Сергеевны

    Сейчас я живу в Акулове, так как здесь же в Дубровке живет моя сестра, Антонина Сергеевна Сухоручкина. Мой сын построил новый дом, на том месте, где жили родители моего мужа – Угольниковы.  Мне здесь нравится.

Фото Панина С.А. Деревня Акулово. 2012 год.    

В детстве мы жили с бабушкой Фимой, Евфимией Никифоровной Пылаевой. Росли в строгости. Во время войны люди были очень загружены, поэтому нас лишний раз никто не мог приласкать,  даже погладить по голове, только, когда заболеешь.  Когда свекровь умерла, мама взяла к себе в дом свою мать, Наталью Дмитриевну Самсонову (Земцову). Бабушка была  добрая. Она покупала нам пряники и ситро. Иногда она открывала свой расписной сундук и разрешала нам надевать платья длинные со стеклярусом,  и мы  в них танцевали.

Фото из семейного альбома Прошляковой А.В. Похороны Натальи Дмитриевны Самсоновой. Слева стоит - Прошлякова Наталья Ивановна, в центре Мария Павловна Губанихина и ее дочери Антонина и Нина. Справа Смирнов Константин.     

На похоронах моей бабушки Натальи мы с Тоней и с мамой  стоим в белых платках. Я не знаю, вряд ли, это какой обычай надевать на похороны белые платки, просто, что было, то и надели. В Дубровках некоторые надевали на похороны черные платки, некоторые белые. Беднота была. Какие были дома платки, такие и надевали. Трудно это связать с тем, что у мордвы был национальный обычай надевать на похороны белые платки или,  что в допетровской Руси похороны воспринимали как праздник – рождение в вечной жизни и тоже надевали белые платки, или, что в Европе приняты черные платки, а в азиатских странах больше белые – не знаю. Что было, то надели. 

Председателем сельсовета во время войны была Мишина Наталья Андреевна. Из 4 сестер Мишиных одна Поля была замужем и жила в Москве. Остальные 3 сестры были старыми девами.

Фото из семейного альбома Кучаевой Л.А. Мишина Пелагея Андреевна со своим мужем Щербаковым Михаилом Яковлевичем.     

Над Мишиными население подсмеивалось. Когда я училась в 5 классе,  у нас забава такая была, что мы  пугали их.  

Мальчишки привязывали на нитку картошку и вешали над их окном,  сами же прятались в овраг. Потом они подергивали эту нитку, и картошка стучала в окно.  Мишины не обращали на это внимание, а если выглядывали в окно, мальчишки им тыкву показывали, в которой была зажжена свечка. Так играли наши мальчишки - Коля Хоменко, Юля Урляпов, Женя Иванов, сейчас уже никого из них нет в живых.  Или телегу с дровами у Мишиных пускали с горки.  Наталья Андреевна была вредная. А мальчишки слышали  плохое про Мишину от взрослых, и вот так издевались над ней.

Мне тоже про Мишиных рассказывала моя свекровь, Пелагея Корнеевна Угольникова. У всех сестер Мишиных была куча денег, которые они держали на сберкнижке. Когда кто-нибудь из сестер умирал, они  не завещали свои вложения друг другу,  а говорили: «Кто дал, тот и взял. Пусть все государству отойдет».  

Отец моей свекрови, Левин Корней Евдокимович, был партийный, раскулачивал людей,  работал с Мишиной,  и много про нее знал.   Он рассказывал, что 2 княжны Голицыны отдали все свое имущество и просили Мишину оставить им только дом. В доме были витражи, окна выходили в парк и на Оку. Княжны любовались природой.  Господский сад -200 деревьев. Возле дома был  храм. Но Мишина не пошла им навстречу.  « К цорту Голицыных. Всех к цорту», - сказала Мишина, произнося вместо «ч» - «ц». Княгинь выгнала Наталья Андреевна. Но это, может быть, было не в 1919 году, а позже, в 30-е годы. Они приезжали или  их родственники, и  просили оставить им только дом.

Сам Корней Евдокимович Левин (1874) из Инякина, уехал работать в Питер. Когда рабочих посылали поднимать село, проводить продразверстку,  он вернулся на родину и женился на акуловской Анне. Анна была очень красивой. Детей у них было много. Иван Корнеевич работал директором школы во Владимире или под Владимиром. Павел Корнеевич работал в газете « Комсомолец». Вера Корнеевна – фельдшер, окончила Рязанское медучилище и воевала вместе со своим мужем Потехиным из Подмосковья. Евдокия Корнеевна….И еще были дети.

( По метрическим данным, Вера (1914), дочь Корнилия Евдокимовича Левина из Спасского уезда, села Инякино, и Анны Ивановны./ГАРО, опись 281, дело 93)

Иван Васильевич Угольников, отец моего мужа, из Наследничьего.

(По данным 10 ревизской сказки за 1858 год в Нижнем Наследничьем числятся : Денис Семенович Угольников, 37 лет, отдан в рекруты;

его брат Алексей Семенович Угольников умер в 1855 году;  Степан Семенович Угольников, 54 лет, и его жена Марина Калинина, 29 лет, и сын Степана, Степан Степанович Угольников, 30 лет. У Дениса сыновья Федот и Сергей /ГАРО, Фонд 129-54-45). 

( В 1888 году в Нижнем Наследничьем проживали  с семьями:  Денис Семенов Углев, Федот Денисов Углев,  Григорий Афанасьев Угольников/ГАРО. Фонд 709)

( Во время Гражданской войны Василий Иванович Угольников служил в Красной армии.

"В июне 1919 года были отправлены на военную службу:

Угольников Василий Иванович (1889)

Слепов Матвей Яковлевич (1893)

Когаков Елисей Архипович (1888)

Корешков Григорий Алексеевич (1900)

Якушов Иван Тимофеевич (1898)

Ульянкин Иван Егорович (1889) ...."/ГАРО. Фонд р-2689-1-7)

Вместе со своим будущим мужем, Угольниковым Евгением Ивановичем, мы учились в одном классе.   Классы в то время были разношерстные. В одном и том же классе учились дети 1935 года рождения и дети 1939 года рождения. В Акулове мой муж окончил  4 класса,  а с пятого класса Евгений ходил в Дубровскую школу  и все время сидел впереди меня со своим другом Николаем Хоменко. Вот сейчас обоих похоронили. Николая привезли из Клина, так как он просил похоронить его на Дубровском кладбище. 10 класс мы окончили в Инякине.

Фото из семейного альбома Сухоручкиной Антонины Сергеевны. Первый выпуск Инякинской школы. 1956 год. Слева Тая Панина и Нина Губанихина, справа вторая Антонина Губанихина. В верхнем ряду двенадцатый Корнешов Володя, тринадцатый - Якушев из Акулова. Анна Мишина - пятая слева. Второй ряд - учителя. Третий слева внизу - Коля Хоменко. Седьмой - Евгений Угольников.    

 

Евгений Иванович Угольников окончил летное училище,  и в 1961 году его направили на Мыс Шмидта Магаданской области, где он работал техником.  В 1963 году я приехала к нему в поселок, нигде не работала, так как негде было женщинам работать. Там я беременность выносила и родила девочку. В поселке жили чукчи. Они приходили в аэропорт и обращались ко всем так: « Товарищ лейтенанта, горячая вода есть»?  У чукчей были разные шкуры животных, пушнина. Им хотелось выпить. А в поселке был сухой закон. Водку или шампанское в воинской части давали только по большим праздникам или на день рождения по предъявлению паспорта. Приходил корабль раз в год  в навигацию, привозил продукты, лук, морковь и картофель  сушеные, консервы, молоко сухое или консервированное, сгущенку. Летом там было +5. Это тундра. Никакой растительности. Вода только снеговая. Моя жизнь там прошла, а сейчас там  взрывают, расчищают.  А там ведь раньше был аэродром, аэропорт, школа-восьмилетка для чукчей, госпиталь, Дом офицеров, примитивно все,  но все же была жизнь. А теперь там все бросили.

В 1965 году Евгений Иванович поступил в ракетную Академию.  Сначала он служил в летных войсках, после Академии в ракетных войсках, а потом работал на космос. Каждый раз, когда ракету запускали, переживания были, как бы там что не отказало. Последняя должность у него была военпред. При заводе был военным представителем. 

Я была председателем женсовета, работала в исполкоме, в райкоме партии в Рязани.

В школе у нас до 7 класса был очень хороший учитель Григорий Алексеевич Сизов. Он в нас душу вкладывал. Научились мы все на его велосипеде кататься. Как зима, всех нас обеспечивал лыжами, и под горкой делал лыжню 3 км или по барскому саду слева. Лыжи были на валенках. Валенки вставляли в ремень и пристегивали их к ремню резинкой. Григорий Алексеевич с нами возился. В ту пору он был не женат,  и его мама все время ругала его: « Гриша, ну опять ты с ними». Видимо, его пожилая мама просила его что-то для дома сделать, а он с нами проводил время.  Он строил нас и вел в лес, мы пололи сосновые саженцы, и хоть какая-то копеечка шла на школьные ручки и альбомы. Вот такой был удивительный человек. Он был нашим классным руководителем, потом уехал в Рязань и там женился. А его брат был учителем в Акулове и вместе со своей женой учил детей до 4 класса. 

Я в это время проживала в Степакине в том доме, в котором сейчас живет моя сестра Тоня. 

Фото. Дом Сухоручкиной Антонины Сергеевны. Дубровка. 2019 год.     

  

Рядом с нами жили Анатолий Иванович Самсонов, Царствие ему небесное, и моя подружка, Валентина Ивановна, которая сейчас живет в Челябинске. Анна Семеновна Самсонова (Филина), их мать. Она получала хорошую пенсию за погибшего мужа. Валя - моя ровесница с 1939 года, а ее брат, Анатолий, моряк, капитан 2 ранга, ровесник моей сестры Тони, он с 1937 года. Он окончил Севастопольское морское училище. С Валей девочками мы ходили на Пасху сначала к моей бабушке Наташе, она нас угощала, а потом шли к ее бабушке Васюте, которая нам всегда давала семечками в кармашки. Так было принято, что на Пасху всегда  давали по яичку и семечки. Тетя Васюта в то время уже жила одна,  деда не было. Валя поступила в Рязанский мединститут. На первый же "поход  к покойнику" она упала в обморок в мертвецкой и сказала:  « Все,  я учиться не буду». Уехала в Касимов и окончила там индустриальный техникум. И ее отправили в Челябинскую область, где она преподавала в детской колонии. Там же она встретилась со своим будущим мужем, который там тоже преподавал. Они поженились и уехали в Челябинск.

С другой стороны от нас в Степакине жила бабушка-долгожитель, Екатерина Павловна Щербакова, которая прожила 103 года, а потом вместо нее жила в этом доме ее дочь, тетя Дуся Щербакова, которая тоже прожила 102 года и  умерла на 103.

(По метрическим данным:

Екатерина Павловна  (1881) была замужем за Яковом Васильевичем Щербаковым.  Крестными их  детей были: Санкт-Петербургский мещанин Дмитрий Митрофанович Степанов,  жена сына священника Гликерия Семеновна Палицына,  Алексей Павлович Лебедев, сын  священника/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дела 116, 84.

Екатерина была дочерью священника Дубровской церкви Лебедева Павла Поликарповича).

Если стоять лицом к нашему дому, то  с левой стороны жили Щербаковы, а с правой Самсоновы. А дальше Степановы, у них большая семья. Через дорогу, в противоположном порядке, на бугре, там жили Мишины и другие Самсоновы: Александра Андреевна. Теперь уже многих домов нет, например Ларюшкиных.

Фото из семейного альбома Угольниковой Н.С. Угольникова Нина Сергеевна. 

Крестьянская родословная села Дубровка и Акулова в воспоминаниях Угольникова Вячеслава Ивановича

Глава 1

Как появились Дубровки и окрестные деревни?

Были три барина.  Если со стороны Полтавки ехать, через Култук слева сад проехали и вперед. Направо в сторону Акулова был один барин. Налево к Оке по центральной улице - Голицыны.  В Степашкине был один барин, в центре Дубровки были Голицыны, а на Старом селе был еще один барин. Те баре, которые были справа - были из Борка.  И фамилия их была то ли Левицкий, то ли типа что-то такое.  Это было в середине 19 века. 

(По метрическим данным в Дубровке проживал человек по фамилии Левицкий. Александр Васильевич.

Левицкий венчался в 1910 году в Дубровской церкви с Елизаветой Ивановной Скормириной. Иван Васильевич Скормирин, дьякон Никольской церкви в Дубровках/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 67).

Голицыны сначала Старое село купили, а потом Степашкино (Степакино). Было три барских усадьбы, одну Голицыны имели, а две других усадьбы они купили.  Одним словом, Голицыны имели две центральные усадьбы в Дубровке и в Акулове.  А неугодных, которые вороватистые были, тех, которые ленивые были, выпивали, их потихонечку расселяли сначала в Полтавку, потом в Павловку, потом в Наследничье, а потом в Нарезку. 

( Дело с явочной челобитной вотчины помещика Голицына села Дубровок Шацкого уезда на воровских людей. 28 августа 1740 года/РГАДА. Фонд 453.

Выборный сотский Еремей Леонтьев вотчины Алексея Ивановича Голицына и его жены, вдовы, Дарьи Васильевны села Дубровок обращается с челобитной к государыне Анне Ивановне.

Служители Андрей Федорович Караев и его жена украли из дома княгини Дарьи Васильевны в Дубровках вещи: серьги алмазные, цена 17 рублей, серьги изумрудные -6 рублей, перстень золотой, в нем 7 алмазов, цена 20 рублей, перстень золотой-7 рублей 50 копеек, шапка парчовая с золотом и т.д.,всего на 75 рублей и у приказчика Дмитрия Одинцова на даче Петра Михайловича Салтыкова в селе Ижевском на сумму 60 рублей...

К челобитной приложен реестр взятых разбойниками вещей: предметы женской и мужской одежды, белье, оловянная посуда и т.д, всего на 6 страницах). В изъятых украденных вещах много битого хрусталя и других сломанных предметов. По воле Божьей Андрей Караев болен, а жена его....)

Уже перед самой революцией своим отпрыскам Голицыны давали деревни на житие.  Но все наследники Голицыных жили в Дубровках.  Но район кормления должен же был быть. Опять - таки поборы собирали. И поэтому эти деревни заселяли и создавали условия, чтобы люди туда переезжали жить. За каждым последышем закреплялась деревня, и доход он оттуда получал.

(Представители рода Голицыных, начиная с князя Федора Алексеевича, принимали активное участие как в судьбе Дубровского владения, так и Касимовского уезда в целом. Они развивали производство, устраивали для детей крестьян школы и содержали их на свои средства, строили церкви и общественные здания, осваивали земли и устраивали на них новые поселки путем переселения крестьян. Так в 1 половине 19 века были образованы:

-деревня Сергиевка (на речке Средник - около хутора Аделино) путем переселения крестьян из Дубровок в 1826-30 году.

-деревня Полтавка - переселение крестьян из деревни Акулово в 1823 году.

-село Наследничье Верхнее, деревня Наследничье Нижнее, деревня Косой Поселок - переселение крестьян из Дубровок. Легенд об этих поселках несколько; например, по одной из них, туда переселяли семьи наиболее ленивых крестьян, пьяниц и бездельников..

-Аделино, хутор - переселение крестьян из Дубровок. По легенде получил название в честь княгини Аделаиды Строгановой (Голицыной).

-Павловка - переселение крестьян из деревни Акулово.

Переселение крестьян было вызвано просто банальной нехваткой земли для возделывания в окрестностях Дубровок и Акулова, и в связи с ростом крестьянского населения / Кондрашов А.И. Материалы по истории села Дубровка). 

(Вероятно, до 16 века, вплоть до присоединения Рязанского княжества к Московскому в 1521 году, Дубровки и Акулово не существовали. Старые карты Касимовского уезда/ взято из открытых источников.                

Глава 2

По матери я бабушку не знаю, потому что она рано умерла, когда моей маме было 13 лет.  Мою маму звали Пелагея Корнеевна Левина, в замужестве Угольникова.  А мою бабушку звали Анна Ивановна Левина, и она была из Акулова. Возможно, она была в девичестве Федосова.  Мой  дядя про Федосовых мне что-то говорил. Мои дяди и тети по матери: Левин Иван Корнеевич,  Левина Евдокия Корнеевна, Павел Корнеевич, Вера Корнеевна. Так вот мой дядя Павел Корнеевич мне про Федосовых говорил. Никиту Каллистратовича Федосова я помню.  Мне было  лет 5 или 6, когда  мне подарили коробочку с шашками и картонку с шашечной клеточкой.  Я ходил по деревне и искал себе партнера поиграть.  Я  любил приходить к Никите Калистратовичу, и почему мне это врезалось в память, потому что Никита  Калистратович был одним из тех призывников,  которые служили в армии 25 лет. Есть такая песня: " Как меня моя родная мать провожала, так и вся моя семья набежала". Ведь за 25 лет  в те времена, когда Россия каждый год с кем-то воевала, домой  никто через 25 лет не возвращался.  А Никита  Калистратович, один из немногих, который вернулся  в деревню, и он был единственным, кто вернулся через 25 лет. И вот он пришел, а в его доме живут, все нажито, огород имеется, все ухаживается, дети,  а тут нате вам - приходит братик.  Где ему жить?  Они выделили ему комнату, прорубили дверь, окно было или не было, даже не знаю,  комната небольшая, как кухня, метров 6-8.  И вот в этой комнате жил бывший солдат. Его в армию молодым взяли, у него жены-то не было.  Или может она была, но когда я познакомился с Никитой Калистратовичем, ее уже не было, и даже про нее никогда не слышал. И про то, что его жена работала у Голицыных и заработала у них немного золота, а ее дети из этого золота себе зубы сделали, об этом я никогда не слышал. Если жена Никиты Каллистратовича заработала золото у Голицыных, почему тогда он прозябал в нищете?  И какие дети у него были? Как их зовут? Я об этом ничего не знаю. Никита Калистратович делил дом с Земцовыми.  Сестра Земцовых вышла замуж за Федосова. Скорее всего, его Федосовы впустили в дом. А в этом доме жила его сестра, муж которой был Земцов. Или с Федосовыми? Но про Федосовых я ничего не знаю, а вот Земцова потом переедет в Дубровку.  И у нее будет дочь и зять,  и они потом жили в Николаеве.  А Василий Земцов жил рядом, толи влево, толи вправо, там переулочек есть.

( По архивным данным:

В августе 1906 года у крестьянина Никита Евстратьевича Федосова и его законной жены Анны Фоминичны рождается дочь Елисавета. Восприемники:...Иванович Федосов и девица Пелагея Фоминична Панина. 

В 1910 году крестьяне деревни Акулова Никит Калистратович Федосов и Наталья Андреевна Федосова становятся крестными у Спирякина из Полтавки.

Никит Калистратович Федосов (1874), образование 2 класса, женился на Анне Фоминичне Паниной? Их дочь Вера родилась в 1914 году и умерла в 1915. Ее крестные были: Павел Иванович Федосов и Матрена Андреевна Дроздова.  В 1917 году родился сын Александр, его крестные были Павел Иванович Федосов и девица Анна Ивановна Дроздова,  в 1923 году родился сын Николай, который учился в ФЗУ в Туле и там умер до войны. У Никиты Каллистратовича был еще один сын Александр (1928)/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дела 101, 110, 67 и ГАРО.Ф-Р-4963.Опись1, дело 6.

Возможно, что Дмитрий Никитич Федосов, родившийся в 1904 году в деревне Акулово, награжденный в годы войны медалью " За отвагу", был сыном Никиты Каллистратовича Федосова/https://pamyat-naroda.). 

( По архивным данным Алексей (1815), сын Тараса Никифоровича Федосова, имел сыновей Лариона и Игната. Сын Лариона, Иван, (1866-1913)/ ГАРО. Фонд 627). 

Поэтому моя бабушка Анна Ивановна либо Федосова, либо Щукина. Именно, про Щукиных и Федосовых рассказывал мне  Павел Корнеевич.

( По архивным данным, в Акулове в 1862 году проживал Василий Павлов Щукин (ГАРО. Фонд 349-1-1) 

( Иван (1838), сын Василия Павлова и Дарьи Петровой. Его восприемники - Екатерина Павлова и Калинник Федосов/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 93) 

( Дмитрий (1863), сын Ивана Васильевича/ГАРО. Фонд 627, опись 245).

( Иван (июль 1890), сын Дмитрия Ивановича Щукина из деревни Акулова, запасного бомбардира 3 батареи Лейб-Гвардии 2 Артиллерийской бригады и его законной жены Варвары Васильевны. Восприемники: крестьяне из Дубровок Иван Стефанович Гуров и Евдокия Григорьевна Тимакина/ГАРО. Фонд 627).

(Брат Василия Павловича, Иван, женился на Акулине Макаровне Луниной и имел сына Ивана).

(По архивным данным /ГАРО. Фонд 341-1-1:

Ноябрь 1862 года. Временно-обязанный из крестьян деревни Погорей господина Оленина мальчик Антон Сергеев принес Волостному Правлению жалобу, что он, проживая в деревне Акуловой у крестьянина Василия Павловича Щукина, которому без всякой причины деревни Акуловой временно-обязанные из крестьян мальчики Елисей Уваров и Тимофей Шарутин нанесли ему побои.

Волостные судьи деревни Акуловой Ермолай Дроздов и села Дубровок Осип Феоктистов решили: в пример другим мальчикам за их буйный поступок наказать обоих розгами по 10 розог, а с отца Елисея Уварова, как зачинщика, взыскать 2 рубля серебром штрафу на удовлетворение Антона Сергеева).

Глава 3

А мой дедушка по матери -  Корней Евдокимович Левин из Инякина перебрался в Акулово.  Когда я учился в 9 классе  или в 10 учительница в Инякине говорила мне, что мы с ней дальние родственники. Но я пропустил это мимо ушей. В Инякине есть разные улицы, и вот она с Озерной. 

Про Мишиных я никогда не слышал, а бывшую ревком Курноску я знал. Она была любовницей моего деда Корнея Евдокимовича Левина.  Он же рано остался без жены., рано овдовел. Сам же дед жил 82 года. А детей деда поднимала моя мать, Пелагея Корнеевна, как самая старшая.  Старший сын у них был Иван Корнеевич, потом моя мать, потом еще один брат и две сестры.  Корней Евдокимович был коммунистом,  и Курноска тоже. На этой почве они и сошлись.  Они вместе на партконференции ездили в Шилово. У меня даже их фотографии есть. Там весь актив, человек 50, и дедушку на этих фотографиях я узнал,  а Курноску нет.  Мой дед устанавливал советскую власть в Акулове. Вот, например, в клубе идет собрание. Он  был в деревне главным наряду с председателем.  Никакой должности у него не было, просто коммунист и все.  А так разнорабочий, умный, много читал, гармонист и советчик. А председателем в колхозе был Левый – Молодцов Андрей Афанасьевич.

Фото из семейного альбома Угольниковых. Левины Анна Ивановна (1877-1927) и Корней Евдокимович (1874-1958).   

Глава 4

Я родился в Акулове в 1947 году. В Дубровках  из нашего поколения 1947 года рождения еще жив Вася Негодяев, а в Акулове я один остался.  Мой отец  Иван Васильевич Угольников был из Наследничьего. 

В свое время,  в 1991 году,  один из моих подчиненных, не моих, а из параллельного факультета, сказал, что в Оренбурге в списке АТС половина книжки Угольниковы, а я - то это дело прошляпил, хотя был в солидном возрасте.  И скорее всего мой дед Василий Иванович оттуда, потому что по внешнему виду он степняк.  Я знаю, что Угольниковы раньше жили в Дубровке и в Полтавке тоже. И вот я очень жалею, что  даже в 40 лет а я не воспользовался и  не узнал, что это за город или небольшой городишко в Оренбургской области,   где одни Угольниковы живут.  Потому что нас воспитали манкуртами. Есть книга Чингиза Айтматова, в которой рассказывается легенда о манкуртах. Было племя жуаньжуанов, малочисленное, злобное, воинственное, сильное, ярое. Они нападали, захватывали в плен молодых юношей и зрелых мужчин, состригали с их головы волосы острым ножом вместе с кожей и кровью  и надевали им на голову шкуру только что освежеванного барашка и бечевкой перетягивали.  Пленного выбрасывали в степь под солнце на недельку без еды, без всего. В это время солнце эту шкуру высушивало, давило на голову, волосы прорастали и втыкались в эту шкуру, возвращались назад  в череп, протыкали кожу, потом опять,  то есть кошмарное издевательство. И когда  приходил благодетель, который пленил этого  юношу, он давал ему воду, еду. Этот человек уже был в беспамятстве, ничего не помнил ни о себе, ни о ком,  единственно, что он видел благодетеля, который его спас, его накормил. Так жуаньжуаны уничтожали память пленных, которые становились манкуртами. И вот нас воспитывали такими же манкуртами, которые не знали ни родства своего, ни своих предков. Если раньше княжеские, дворянские, и, вообще, родовитые  фамилии вели свою родословную, то мы и наши родители ни к чему этому не были приучены.  Я только сейчас начал пытаться своих внуков хоть чему-нибудь вразумить, правда, не особенно результативно. 

Глава  5

Мои предки жили в Нижнем Наследничьем.

Вырезка из газеты " За коммунистический труд" из семейного архива Ульянкиной В.В. Село Наследничье 70-е годы. Фотоэтюд М. Владимирова.    

 

Верхнее Наследничье - это со стороны Павловки, а Нижнее Наследничье - со стороны Полтавки, но расстояние  между  одним и другим Наследничьем - 800 метров, и они не делятся, не так как Акулово и Дубровки.  Это одно и тоже.  Это как центральная улица Дубровок и Старое село.

Так как я  жил в Акулове, а мой дед жил в 10 км от нас в Наследничьем, то я бывал у них редко. Помню его смутно, он был бондарем, ездил бондарить в Дербент, а бабушку звали Мелания Терентьевна.  Она из Наследничьего. Ее девичья фамилия -  Мелентьева.  Фамилия косовская, наследничья, то есть из Косого  поселка. Когда я приезжал к дедушке с бабушкой, я помню, что все поля были засеяны, люди работали в колхозе и на своем участке. Это сейчас деревню развалили. 

Что такое Наследничье?  Это как Дубровки.  Заезжаешь со стороны Полтавки и в сторону Нарезки, Аделина,  и одна улица в селе  - Центральная.  Левее от этой Центральной улицы овраг, и там как раз находится Верхнее Наследничье.  А между ними церковь, в которой я помню, трактора, грязные запчасти, трактористы чумазые и в храме ремонтная мастерская этих тракторов.    Храм  этот был разломан в советские времена, сейчас  восстановлен, шикарный и действующий. Храм в Наследничьем восстанавливался на средства Федерального бюджета, не исключено, что и областного и районного бюджета, так как очень много средств было вложено в восстановление этого храма.  Почему стали восстанавливать храм?  После того, как отменили  6 статью в Конституции о влиянии партии, то… Я прочитал, что когда Гитлер  за пять месяцев с начала войны подошел к Москве, то на занятых им территориях были восстановлены более 1200 храмов, церквей и приходов, и когда это до Сталина дошло,  он выпустил попов, которых держали в тюрьмах, и которые еще остались живы. Гитлер заходя на нашу территорию, восстанавливал то, что было прежде до большевиков, и поднимал тем самым свой авторитет.  И тогда у первых большевиков к религии начался пересмотр  отношения. И  когда закончились первые большевики еще ленинской гвардии, последним настоящим большевиком был Хрущев. А Хрущев был при Сталине в фаворе. Когда шла коллективизация, когда шла борьба с врагами, он с Украины столько  присылал расстрельных списков, что Сталин их потом в два раза уменьшал.  А потом в архивах работали целые команды  и ретушировали подпись Хрущева под этими расстрельными списками. 

Глава  6

Вот эту церковь в Наследничьем еще Голицын построил, тот который Лев.  Но не только Лев, там не одно поколение Голицыных было.  Наиболее популярен из них Лев Сергеевич, тот, который  на рязанских яблоках хотел сделать  вино, соперничающее  с шампанским  из Франции. В Дубровках у него возле школы был сад около 2 гектаров,  но когда ничего не получилось, тогда он купил Абрау - Дюрсо, и нынешнее Абрау – Дюрсо  изначально заложилось и возводилось на винограднике. Шикарное вино,  и погреба эти, и подвалы  в Абрау - Дюрсо, это Дивноморск и Краснодарский край.  Это озеро, шикарная вода, в горе вырыты  пещеры, и оборудовано хранилище для бутылок, постоянная температура там поддерживается естественным образом.  Абрау -Дюрсо - это вино такое.  Про Голицына Льва Сергеевича я читал достаточно много. 

(Лев Голицын родился 24 августа 1845 года в Стара-Весь Люблинской губернии Польского царства/https://zen.yandex.ru/media/rodoslovie)

( В 1870 году император Александр 2 издал указ об учреждении удельного имения в Абрау-Дюрсо. 

В 1891-1898 годах Голицын   занимал пост главного винодела Удельного ведомства. В 1894 году им было начато строительство подземного винного завода туннельного типа. В это же время он создал винодельческое хозяйство Абрау-Дюрсо; в 1894-1900 годах в Абрау-Дюрсо построены здание завода и 5 подвалов-туннелей, проложена шоссейная дорога к Новороссийску.

С 1902 года Голицын - почетный член, а с 1911 года - председатель Комитета виноградарства Императорского общества сельского хозяйства Южной России.

В 1913 году в связи с ухудшением здоровья, затруднительным финансовым положением и желанием сохранить уникальное хозяйство Голицын принес в дар Николаю II часть своего имения Новый Свет с землей (113 га), коллекцией вин, заводом шампанских вин и подвалами.

Последний приют князь нашел в Новом Свете - он похоронен в склепе на виноградниках/ https://tsargrad.tv).

Фото, сделанные в Абрау-Дюрсо:

Бюст Льва Сергеевича Голицына.  

Подвалы и тунелли винного завода в Абрау-Дюрсо.      

В Дубровках подвалов с вином не было, а про подвалы были только слухи, что, якобы, под клубом подкопы были. Это все слухи, ОБС (одна бабушка сказала). 

(Некоторые исследователи считают, что владельцем имения в конце 19 века был также Лев Сергеевич Голицын (1845-1915) - известный винодел, меценат и коллекционер......Во многих источниках его биография расписана по годам, но упоминания его как владельца села нигде не приводится. Кроме того, он принадлежал совсем к другой ветви Голицыных...А путаница происходит вследствие того, что Лев Сергеевич имел поместье в Муромском уезде в местности (урочище) под названием Дуброво, но никакого отношения к Дубровкам Касимовского уезда он не имел/ Кондрашов А.И. Материалы по истории села Дубровка). 

Глава  7

О том, что Лев Сергеевич Голицын наш земляк и что его жена похоронена в Дубровках, я прочитал в книге Федина.

("В парке у Голицыных находилась домовая церковь. Чуть поодаль располагались их родовые захоронения в виде склепов. Потом захоронение было разграблено, осквернено. Здесь похоронена жена Л.С.Голицына княжна Орлова-Денисова Мария Михайловна (1856-1909)/ Федин В.О. " Инякино и близлежащие населенные пункты. Страницы истории. 2-е издание.2014 год.).

Виктор Осипович написал книгу " Инякино и близлежащие населенные пункты. Страницы истории."

Фото. Обложка книги Федина В.О. Книга издана в 2012 году. 1 издание.  

Было три выпуска этой книги.   Вначале Дубровке было посвящено несколько страниц. Во втором выпуске Виктор Осипович, наверно, включил тот материал, который ему Антонина Сергеевна Сухоручкина дала, а потом в Дубровке  Виктор Дунин возмутился, почему у Федина про ветеранов других сел написано, а про Дубровку не написано. И в 3 издании книги Федина уже про ветеранов Дубровок есть.  При презентации книги присутствовал сам Патриарх. 

Одна страничка в книге посвящена деревне Акулово.  

И несколько листов посвящены Дубровкам:    

Фото. Страницы из книги Федина о Льве Сергеевиче Голицыне.      

Фото. Страницы из книги Федина о строительстве нового храма в Дубровке.    

(Из книги Федина В.О. " Инякино и близлежащие населенные пункты. Страницы истории", 2014 год, 2 издание, стр. 383-384:

" В Дубровке заметно проявилось классовое расслоение крестьян. Одни выделились в мелкую буржуазию, став землевладельцами, лавочниками (кирпичный завод, завод молочных продуктов), бакалейщиками, почтовиками, перекупщиками, ростовщиками. В селе было пять больших и малых торговых лавок. Другие крестьяне к этому времени разорились и обеднели.  Остальные были середняками. Жилые постройки - наглядное проявление расслоения крестьян. Дом Ларюшкина, бывшего последнего управляющего в имении Голицына возвышался над Никольским оврагом. Красивый кирпичный дом по вечерам светился многочисленными окнами. 

Ниже под склоном Никольского оврага пристроилась хибарка Василия Степановича Разина. Разин был безземельным, безлошадным, жил промыслом, изготовляя веревки разной надобности. Все его богатство состояло из большого колеса для скручивания пеньки в веревку.

В самом низу Никольского оврага была лачуга многодетной Дарьи Емельяновны Путилиной, разорившейся крестьянки, которую прозвали "разоренкой". Она пробивалась сапожным ремеслом. Сапоги тачала отменные, любую обувь латала мастерски. 

Много интересного из прошлого с.  Дубровка хранилось в памяти старожилов. Богатая событиями история страны проходит через судьбы многих моих односельчан.... 

Например, один из прадедов Володихиных - Егор Ильич-участник Крымской войны (1853-1856). Вернулся с фронта без ноги. Мастерски умел рассказывать о трудных сражениях, боевых товарищах. Участник русско-турецкой войны 1877-1878 г.г. Захар Петрович Кубынин любил вспоминать об освобождении Болгарии от турецкого господства, о том, как общая борьба с угнетателями подружила болгарский и русский народы. Среди тех, кто прошел русско-японскую войну 1901-1905 г.г. был Степан Васильевич Кубынин. В годы Гражданской войны власть Советов воевали 50 дубровчан".

Глава  8

У моего друга мать - Анна Михайловна Сидорина (1911), а его отец - Сергей Сидорович  Сидорин (1909) пришел с фронта и умер.  И Анна Михайловна осталась молодой вдовой.  Так вот мать Сергея Сидоровича Сидорина и бабушка моего друга  была девочкой у князей Голицыных. Тетя Ганя (Агафья).  Девичью фамилию я ее не знаю, а жила она на Свинчусе.  И вот она у Голицыных работала девочкой.  Туда брали малолетних  от 8 до 12 лет, и ее постепенно готовили, чтобы она  прислуживала в их барском дворе.  И по мере ее взросления ее стали допускать к настоящей работе. Она сначала только подметала, а потом она уже и готовила. Тетя Нюра рассказывала такой случай:  « Ганю поставили поварихой готовить еду.  А там была основная повариха, а она была вспомогательной". Я не знаю, кто в то время из Голицыных жил в Дубровке, так как Лев Сергеевич уже уехал в Краснодар. "И вот ей барыня говорит: « Ганечка, вот у тебя грибной супчик похуже, чем у той опытной поварихи.  На утро в 5 часов утра тетя Ганя  пришла к началу готовки, и цель ее была посмотреть, как грибной суп готовит опытная повариха.  И увидела "изюминку". Вот когда та сушеные белые грибы очистила, промыла, и чтобы песок не прилип к грибам, она отмачивала их в воде. И промыла она эти сушеные грибы, вынула их, еще раз очистила и порезала. А куда девать воду, в которой мыли грибы? Раз и выплеснули, а вместе с ней выплеснули значительную часть растительного белка, находящегося в грибах.  А как делала эта женщина? Она взяла марлечку в несколько слоев, процедила, грязь выбросила,  а эту воду  вылила в ту жидкость,  в которой будет вариться первое". 

Я бабушку Ганю помню. Старушка в черном платке, в черной  юбке и черной кофте. Очень спокойная,  очень  неразговорчивая, молчаливая, то есть воспитанная девочка.  Я ее в Свинчусе видел,  и в Акулово она сама приезжала к Сидориным.  Люба Сидорина, наверно, об этом больше знает. А вот бабушка Любы и моя бабушка по отцу - родные сестры. 

В Дубровках из старожил  я знал "Рыбачку", тетю Дуню Кучаеву (Щербакову). Она рядом с Антониной Сергеевной Сухоручкиной жила.  Тетя Дуся, Евдокия, после войны осталась без мужа, и она рыбачила,  кормить  детей надо было. У нее прозвище "Рыбачка".  Она вот умерла в позапрошлый год в возрасте 104 лет. И умерла при светлой памяти. Вот она бы могла  что-то  рассказать.

Между Свинчусом и Акуловым есть дорога через лес в сторону Починок. Там есть Святое озеро. И там есть поселок Борок. А если подальше туда справа к Шилову, там будет Погари, а дальше Илебники. В Борках жила известная певица Плевицкая , не исключено, что Тамара Синявская из того же рода.  Они как раз из Борков. В Москве главный художественный руководитель Большого императорского театра тоже из Борка.  Про Тамару Синявскую я сказал с оговоркой. А вот художественный руководитель императорского театра - это очень высокий пост, и эта Плевицкая по непроверенным данным, по разговорам, это уже через Наследничье, что не исключено, что Синявская тоже в дальнем родстве с этими людьми из Борка. Но это непроверенные данные. Это мне мой двоюродный брат об этом рассказывал. Он помнит, как бабки на эту тему рассуждали, что вот Синявская, что, мол, у нее родственники в Павловке живут.  Борок, Павловка – здесь все перемешано. Вот эти бабки говорили, что в Павловке, а я увязываю более древние и более известные имена и вот уже провожу аналогию.

 

Глава  9

Клуб был в Акулове. Голицыны построили в Акулове школу и клуб. В 1975-77 году решили обновить интерьер Акуловского клуба. И захотели денежек собрать с района, чтобы выделили на ремонт, а им ответили, что ни школа, ни клуб на балансе не числятся. Тогда пошли по кругу, собрали денег, и в том числе моя мамуля благоустраивала интерьер клуба. Если спиной встать к дому Угольниковых, то впереди переулочек, который спускается под гору, а слева клуб. Сейчас от него ничего не осталось. "Глобус" в Тырнове, местный бандит, вместе с главой сельсовета продали этот клуб одному рязанскому, они сюда наезжали, и однажды родственник застрелил родственника, и с тех пор здесь никто не появлялся. Здание пустует. И когда позвонили хозяину этого здания, а он без руки, и говорит: "Я уже этим ничем не занимаюсь. Разговаривайте с сыновьями". Сейчас это здание - жилой дом, огороженный забором. Раньше был клуб, и никакого забора не было, и никакой усадьбы не было, ни спереди,  ни сзади. Была горка, на которой мы катались, и клуб, где мы все постоянно общались. Голицыны везде в своих имениях строили клубы, чтобы людям не слоняться по углам. Сейчас где встречается наша молодежь? В Малом овраге, в Большом овраге, жгут костры, кормят комаров, и к какой культуре они приобщаются? А так я еще застал, когда зрелые мужики участвовали в спектаклях. При Голицыных, под каждый праздник в барском доме в Дубровках, был театр. Раньше об этом все дубровчане знали. Местные жители, то есть барские дети, барин с барыней, прислуга, все участвовали в спектаклях, и  потихонечку, это, как волны  от камушка брошенного в воду, распространялось по всем остальным местным жителям. И я помню,  как зрелые мужики, под 50 лет, еще на сцене выступали, например, Кузнецов Владимир Семенович, Саранцев Николай Васильевич, однорукий, по кличке Бог, без правой руки.   Акуловские мужики сами ставили в своем клубе спектакли. Я даже помню спектакль « Лошадиная фамилия» по Чехову. Потом, когда я учился в школе, мы тоже ставили спектакли  и делали концерты в клубе.

(Отчет о деятельности клуба в Акулове с 6 февраля по 27 марта 1919 года.

В деревне Акулово организован кружок. Число членов в кружке - 18 человек. Деятельность кружка выражается в устройстве чтений лекций, газет и танцевальных вечеров. Для нормальной работы кружка необходимы организованность и средства. Собеседования и лекции были устроены в школе, так как больше подходящего здания нет. Собеседования велись на тему " Трудовая школа и ее значение". А лекции читались по гигиене и литературе учительницей школы. Из Москвы получаем "Известия". В Акулове организован художественный кружок. С 11 по 27 марта 1919 года членов кружка в Акулове - 11 человек. Требуется организованность, средства, снабжение кружка литературой и керосином.

                                                                                           Председатель Н. Голубин" / ГАРО.Фонд Р 2689-1-2)

( В советское время клубы иногда использовались для антирелигиозной пропаганды.

                                      Постановление секретариата ОК ВЛКСМ от 04.04.1930 года.

Анти-пасхальная кампания в текущем году проводится как широкая массовая кампания под следующими основными лозунгами:

- За укрепление обороноспособности страны против гнусной провокации хищников империализма во главе с папой Пием 11.

- За ускорение индустриализации страны, за укрепление социалистического соревнования, за коллективизацию сельского хозяйства и лучшее проведение весеннего сева.

- За разоблачение контрреволюционной сущности религии, действительности церковников и сектантов.

- За укрепление и усиление работы Союза воинствующих безбожников....

Всем ячейкам принять активное участие в организации анти-пасхальных вечеров, проводимых в клубах, избах-читальнях,.. где через художественные формы (спектакли,хоровые выступления, частушки, агитсуды, декламации и т.д.) отобразить подлинное лицо религии, как тормоза социалистического строительства и культурной революции, осветив моменты классовой сущности пасхи.

Одновременно провести проверку постановки антирелигиозной пропаганды в школе по линии клубно-кружковой работы...

Начать проведение повседневной антирелигиозной работы среди молодежи(беседы,доклады в общежитиях,красных уголках, клубах,избах-читальнях, во время обеденных перерывов....

Всячески содействовать отказу от приема попов на дому, от церковных треб, от религиозных обрядов...

Наряду с этим секретариат предупреждает, что при проведении кампании не должно быть допущено каких-либо административных мер (закрытие церквей без согласия на это населения, срыв службы в церкви, недопущение каких-либо оскорблений религиозных чувств верующих...

Секретариат ОК считает необходимым устройство анти-пасхальных массовых гуляний на полянах, в городе и деревне с устройством в ночь под пасху бесплатного киносеанса. Устройство антирелигиозных карнавалов и демонстраций в городе и деревне в проводимой кампании отменяется / ГАРО. Фонд П2-1-106.

Глава  10

Церковь на кладбище снесли в хрущевские времена, в 50-е годы.  Это было приблизительно в 1956 году.  Почему я так думаю? Потому что Хрущев, когда встал у «руля» в 1953 году, еще не был в силе. И только во второй половине 50-х годов начались новые репрессии против попов.   Что происходило в 50-х годах? Это еще были времена Берии. Когда мой отец и моя мать за «палочку» работали в колхозе от зари до зари за трудодень. Трудодень в Акулове - собираются люди, одно время в правлении собирались, одно время собирались рядом с конюшней, бригадир дает задание и разошлись.  В 9.00 и до 18.00, кто получил задание в лесу копать яму – траншею, он берет с собой еду и работает сутки до 18 часов.  Кто работает поближе, он домой может на часик прийти, поесть, потом вернуться и продолжить работу.  За это тебе ставят «палочку» и попробуй кто вякни.  Полстраны сидело в тюрьме, все благосостояние сделано рабской силой крестьян, в советское время крестьяне были рабами, без денег и без прав, за счет сидящих в тюрьме за дело, не за дело, в основном, за безделье, и за счет труда военнослужащих. Вот и все благосостояние. После войны, начиная с 1945 по 1955 годы, страну подняли за 10 лет, после того, как все было разрушено.

О сносе церкви на Дубровском кладбище я знаю по рассказам, как все это происходило, и кто участвовал, так как это частенько вспоминалось в разговорах.

В Акулове в то время проживали:

-Кузнецов Владимир Семенович (1924), коммунист, был председателем колхоза. Во время войны был в плену, и поэтому ему надо же было о себе как-то заявлять. 

-Кузьмин Николай Васильевич, бригадир в Акулове, тоже был в плену во время войны.

-Павел Денисович Голубин (1932), сын Дениса Тимофеевича Голубина, по прозвищу «Панярка», был ярый еретик и охаивал все.

-Герасев Петр Михайлович - коммунист и ярый антибожественник.  Был атеистом, таким же как Голубин Павел Денисович. 

Господь все видит, и Владимир Семенович травой закончил и Пашка. Именно эти два человека принимали активное участие в сносе церкви.  Кто принимал решение о сносе церкви? Снести церковь в Дубровке было дано указание сверху.  Дали команду из района по разнарядке председателю, председатель дал команду управляющему, управляющий дал команду бригадиру. Бригадир назначил Кузнецова, Голубина Пашку, Виктора Петровича Панина, который во время войны правую руку повредил, и Дмитриева (Димитрова) Василия Акимовича, так как   он был коммунистом, председателем колхоза.  Но Димитров больше поболтать, а вот исполнять и поджигать, это Голубин и Кузнецов, Панярка главный.  Они разбивали угол церкви, подбивали туда деревяшки и зажигали их. Выбивали камни и на место выбитого камня ставили деревянные напиленные бревна, чтобы церковь не завались сразу и не убила кого-нибудь, то есть укрепляли. После того как разбили, облили бензином, подожгли, и когда эти деревяшки сгорели, церковь завалилась.  Церковные камни вывезли в Инякино для МТС. Потом, уже в наше время, кое-какие камни вернули снова в Дубровку для новой церкви. Почему никто не выступил против – вякнуть не могли.  Все боялись.

Глава  11

Весной, снег сошел, и я, ноги в резиновые сапоги, и с тяпкой в поле и с корзинкой.  По этой грязи по колено, и тяпкой выковыриваешь землю, нашел разложившуюся картофелину, ее с грязью берешь и в корзину, а найдешь целую, у которой кожура сохранилась, а внутри - то крахмал, достаешь ее и несешь домой. Это я так копал.  А Татьяна Никитична Голубина (1902) за такую картошку отсидела три года. Сгнившую картошку с колхозного поля в этой грязи выкапывала, чтобы принести домой, промыть, грязь выбросить, а из оставшегося крахмала сделать блины и накормить детей, а у нее было 6 детей. И председатель колхоза Левый поймал ее на этом поле и посадил ее за это на три года.  А в деревне говорили, что он Татьяну посадил, потому что она не «легла» под него. Она же осталась одна без мужа. А когда Левый умер, то его могилу осквернили, и долго она стояла оскверненной. 

(Голубин Иван Тимофеевич. Красноармеец, __.__.1899. Рязанская обл., Шиловский р-н, дер. Акулово , Место службы: 323 сд. Рядовой 3 стрелковой роты. Пропал без вести 04.03.1943 Орловская обл., Людиновский р-н, с. Букань/ https://pamyat-naroda.ru). 

Усанов Федор Евстафьевич, один из немногих имеющий Орден Красной Звезды в Акулове.  Федя Усанов.  А его дядя, Егор Федорович Усанов (1905), богатырского телосложения, который вернулся из тюрьмы подслеповатый, жил один с матерью Феодосией.  Из заключения писал письма матери: «Все продай, кроме Библии». У нас был бывший учитель Акуловской школы, постоянно они спорили по поводу религии и доказывали друг другу.   Учитель доказывал, что Бога нет, а тот аргументированно доказывал, что Бог есть.    Вот у Егора дебаты были с этим учителем.  

Вернулся он из лагерей и вечно кричал, ругался и охаивал Левого. Это был Егор Усанов. Два раза он обмораживался, ходил по снегу разувши, так как немного «сдвинулся» в тюрьме. Не немного, а сильно.  За нашим огородом силосную яму копали, в которую траву, зеленую массу, складывали, а потом засыпали землей, и получалась очень хорошая еда коровам. Котлован этот метра 4 в диаметре и глубиной метра 3. Так вот Егор такой сильный был, что один за день выкапывал такую яму. У нас в Акулове есть гармонист - Голубин Саша, и вот Егор ему песню написал, я ее недавно нашел. Это Гаранян и Шлягер «Песня сибирских бродяг».  Там есть такие слова:

-  Взгляните на него…

Лицо морщинами покрыто

Ему ведь нет и 20 лет 

Немало горя пережито.

Мороз и ветер от реки,

а он в поношенной шинели

на деревяшке без руки

стоял голодный на панели….

Это вот Егор Усанов написал. А закончил жизнь он следующим образом.   Он пошел в лес и пропал. Никакой головы его не находили. Это уже болтовня. Что произошло? Левого уже к тому моменту не было, он к тому времени умер, но, может, он еще и был жив, но был уже старым и дряхлым.  Пошел Егор в лес и пропал. И через 10 дней погнали коров в лес. Коров ы стали мычать и нападать на что-то, пастух подошел, а оказывается человек лежит. Это было летом, и тело настолько раздулось, что коровы приняли его за животное. Они на него рогами, и тело его искромсали. 

Фото С.А. Панина. Акулово. 2018 год.  

   

Крестьянская родословная села Дубровка и Акулова в воспоминаниях Пчелинцева Евгения Александровича

Глава 1

Я родился в 1939 году в июне.  Мою мать звали Пелагея Никитична Дадонкина (1909).  У нее мать – Дарья. Мой дед- Никита, отчество не знаю. Такое время было, что я только одно знаю, что он был бондарем, ездил в Баку, бочки делал для нефти.  Я помню его, он был такой старенький, с бородой, приходил к нам в дом в Дубровках. Наш дом находился рядом с сельсоветом, кирпичным домом, напротив Калтука. И если прямо идти под гору и к речке, и у нас там два дома было: наш дом и Урляповых.  Наш дом был деревянный. 

 Мой отец погиб на фронте. С моей матерью у меня никогда никаких разговоров об отце не было. Я потом размышлял, почему так. Только портрет висел на стенке в военной форме.  Я не знаю, то ли у нее что-то задубело на душе.  И я потом даже стал подозревать, что он немножко попивал, это я так предполагаю. Вот почему она никогда мне о нем не рассказывала. После мы остались втроем, но где-то чего-то в разговоре, но никогда не вспоминали отца.  Почему?  Спрашивается, почему? Я вот и у бабушки, Марии Ивановны Пчелинцевой, спрашивал. Она–то, конечно, про сына положительно говорила, то есть она даже сказала мне, что я был четвертый в семье, последний, и он, видимо, все-таки попивал, и она даже хотела меня бортануть. Аборт сделать.   Первая моя старшая сестра Люба (1931), потом Антонина (1933), потом Владимир (1937) и я. И мать так рассуждала, трое детей уже есть, хватит.  Мне было все равно. Вторая сестренка моя Антонина умерла в детстве от воспаления легких.  Но я ее практически не помню.  Это заболевание лечилось плохо.  Врача у нас не было, только фельдшер. В детстве у меня ухо «текло», и мать водила меня к фельдшеру.  Но я не помню даже, где у нас фельдшерский пункт был. 

 Мать рассказывала, что когда делали коллективизацию, то ли год был такой, то ли удача какая, но в  первые годы были хорошие урожаи. Я думаю потому, что земля была ухоженная, за ней следили, возили навоз в поля, все смотрели, и вовремя убирали урожай. Урожай получили в колхозе, расписали по трудодням, и хлеб развозили согласно трудодням, на телеге подвозили прямо ко двору мешки с зерном к каждому дому.  Из сада мешками возили яблоки людям, которые работали в колхозе за трудодни, и их хорошо оплачивали. Так что до войны люди жили более - менее нормально, кроме тех семей, которых отправили в Архангельск или в Коми. Коми имеет большую площадь.  Столица - Сыктывкар. Но это ближе к югу, а Воркута тоже Коми, но от Сыктывкара 1000 км.  Во время войны случились большие морозы, сады замерзли. Забрали мужиков на войну, пахать, сеять, все это начало дряхлеть. После войны, когда всех здоровых мужиков поубивали, остались одни женщины. Женщины в то время пели: " Я и баба, я - мужик, я и лошадь, я и бык". Вот такая припевка была. Женщина в то время была и мужиком и бабой. А так село у нас было хорошее, люди хорошие, из колхоза не уезжали, потому что не было паспортов. Паспорта не давали. Единственное, выезжали, и то на время, молодые женщины и девушки на разработки торфа в Подмосковье, сушили его и делали из него брикеты. Назывались " торфушками".  Торф добывали, как топливо.   Наши девушки ездили туда на заработки, а может, их насильно туда посылали, я не знаю этот момент.

Также мать рассказывала, что Дубровка раньше была очень крепким селом, много богатых людей было, хорошее место, много построено кирпичных домов и напротив них кирпичные амбары.  Видимо, завод кирпичный был на Оке, там глину добывали и делали кирпичи.  В одном из амбаров жила моя тетя по линии матери, жена брата матери, тетя Дуня, а ее дочь звали Мария Евгеньевна Дадонкина (1925). Моя двоюродная сестра. Она работала почтальоном, детей у нее не было.  Я приходил к ней на Пасху. Мы с пацанами говорили: «Иисус воскрес» и взамен получали крашеное яйцо.  Кто пирожок, кто конфету даст. Но Мария Евгеньевна уже умерла. А почему Мария Евгеньевна была намного старше меня? Потому, что я был последний в семье, и мать была последней у Дадонкиных. У нее было 5 или 4 брата: Федор (1903), Владимир, Василий, Петр, Евгений, а она одна единственная девочка, младше всех, и ее, конечно, баловали.  И все ее братья женились. У каждого своя семья, много родственников.

У матери еще была сестра тетя Дуня, которая жила в Култуке. Она была ей сестрой только по отцу от первого брака, так как дед был женат 2  раза. Евдокия Никитична, 1895 года рождения.

 (По архивным данным:

Никита Петрович Дадонкин (1864) и Мария Ильинична Данькина (1870), дочь Ильи Григорьевича Данькина от первого брака.

Их сын: Андрей (август 1891), крестные Никита Ильич Данькин и солдатка из Акулова Дарья Петровна Уарова / ГАРО. Фонд 627).

Владимир Никитич Дадонкин (1901) милитаризован по постановлению Совобороны 10. 10. 1919 года.

Евдокия Никитична Дадонкина 18 лет венчалась в 1914 году с Василием Михайловичем Данькиным 22 лет в Дубровке/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 93).

Дом тети Дуни сгорел в Калтуке, и ее забрали в Москву. Были люди, которые приезжали из Москвы отдыхать в Дубровку, а жили у нее. Я у нее в Москве в этом здоровом пятиэтажном доме был один или два раза проездом. Она жила в Москве на «птичьих правах» у этих людей, которые когда-то у нее гостили, а они были ученые, профессора, и ее взяли к себе в качестве садовницы. Она с ранней весны работала у них в саду, а зимой жила с ними в одной квартире в Москве на улице Горького дом 8. Их дом не вписывался в новую архитектуру Москвы, не в ряду стоял, и его какими-то техническими средствами перетаскивали, передвигали как-то   Но у них лифт там был. А для меня, сельского пацана, попасть в  такую  квартиру! Хозяйка была директором какого-то института, то ли иностранных языков, она встречала видных иностранных гостей в Москве.  С ними еще жили прачка и кухарка. Моя старшая сестра Люба чаще там была, и ей прачка, которая постирушкой у них занималась, жаловалась и ворчала, что вот: «ходют всякие к ним, а потом пропадает белье». А профессорша- то, хозяйка этой квартиры, по–моему, Анна, ездила за границу, привозила всякое модное в те времена белье женское, вплоть до трусов, дорогое, нейлоновое, шелковое. Это все раньше было в диковинку, все привозилось из-за границы, и вот прачка говорит, что вот кто-то там приходил, а потом пропадают вещички кое-какие, за которые она, как прачка, в ответе. А ей приходилось стирать за хозяевами. А потом пропадает. То ли на Любу подумали, то ли еще на кого. Но хозяева, особенно он, когда моя мать к ним приезжала, мне тогда было лет 16, в первый раз я приехал, такая квартира, все блестит, не знаешь, куда сесть, как в туалет сходить. Я на горшок там садиться боялся. В Дубровке - то за сараем можно, а когда холодно и в сарае, где животные: корова, телок. У нас же туалета не было. Отца не было,  мать одна. Вот так жили. 

Еще у меня двоюродная сестра была Мария Федоровна Дадонкина. Она работала в школе учительницей.  Ей было 23 года, она немного меня учила, и даже тетрадку к нам в дом приносила, карандаши, и я рисовал,  так как я в школу не ходил, до 8 лет сидел дома, а потом ей подвернулся какой –то мужчина,  а ему было 46 лет. А он был с изъяном, глаза у него были кривые, косоглазие   у него было большое. И у нее, по-моему, тоже было какое-то небольшое косоглазие.  Я помню, они пришли к нам, вроде, моя мать ей была крестной.  А у Марии больше, кроме нее, никого не было. Она сиротой была.  А задача крестной, быть вместо матери.  Они пришли вдвоем к нам, как бы благословение от нее получить. Я помню, мать меня послала в огород сорвать вишню. Мне было примерно 8 лет. Потом они поженились и уехали в Узбекистан.  И от нее приезжал сын, тоже кривой на глаза.  Его мать из Узбекистана прислала к нам в гости, как на лужайку бычков выпускают на откорм. А кормиться-то у нас было нечем. И сама Мария к нам приезжала.  Она даже как-то стала похожа на южных людей, раздобрела и была полной. Мария приглашала мою мать к себе,  и та даже хотела к ней ехать. 

Глава  2

На отца пришла похоронка, что вот где-то погиб, и где-то его закопали.  Где-то в болотах Карелии. Пинские болота,  это где? Это ближе к Белоруссии. Но я точно не знаю. Я как-то не озадачивался этим вопросом, потому что жили мы без отца, бедные были. Сестра моя несколько раз порывалась поехать туда, где погиб наш отец- Александр Иванович Пчелинцев. Мечтала найти его могилу или захоронение, но не получилось. Все были заботы какие-то, да и к тому же все это было непросто найти.

(Александр Иванович Пчелинцев (1906).

Место рождения: Рязанская обл., с. Ирицы

Место призыва: Шиловский РВК, Рязанская обл. Шиловский район

Место службы:741сп128сд

Рядовой (стрелок). Убит. Дата смерти: 16.06.1942

Похоронен: Ленинградская область, Мгинский р-он. Д. Нижняя Назия (братское кладбище). Жена – Пелагея Никитична. с. Дубровка/ЦАМО. Фонд 58. Опись 818883. Дело 255).

У моего отца был еще брат – Василий Иванович. Василий Иванович офицером был, погиб на войне. В похоронке написано – пропал без вести.

(Василий Иванович Пчелинцев (1911).

Место рождения: Рязанская обл., с. Ирицы

Воинское звание: сержант.

Место призыва: Шиловский РВК, Рязанская обл. Шиловский район 12.06.1941

Пропал без вести. Пленен 17.07.1941. г. Орша. Шталаг 2н(302). Лагерный номер 3724. Погиб в плену 19.12.1941. Похоронен Грос Борн Баркенбрюгге. Мать – Мария Ивановна.с. Дубровка.

/ЦАМО. Фонд 58. Опись 977521. Дело 1865).

Жена его Клава, а сын Саша. Они жили через стенку от нас, но их уже нет в живых. У нас был пятистенный дом. Когда мой отец женился, часть дома дедушка отдал ему.  А потом стал пристраивать еще одну комнату для себя, а середину отдал Василию Ивановичу. Мы жили все вместе под одной крышей.  Но потом я уехал, и этот дом продал Александр Васильевич, который был на 2 года моложе меня, после того как выучился на учителя и не уехал в Лесное под Шиловым. Сначала математиком был, так как кончал физмат в Рязани, а потом военруком.   Я был у него в общаге, когда он учился, потом он у меня был.  Клавдия, скорее всего, была не местная. Василий Иванович, кажется, ее откуда-то привез. Также как мою бабушку из Ириц привез мой дедушка. Мой дедушка Иван Филатович Пчелинцев сам оттуда.

Еще у моего отца была сестра Настя.  Анастасия Ивановна  вышла замуж за Николая Ивановича Сухоручкина. И единственно, кто вернулся с войны, это муж тети Насти.  Дядя Коля после войны работал в кузнице, которая была  недалеко от нашего дома. 

Фото. Сухоручкин Николай Иванович. Дубровка.  

Эту кузницу построил,  организовал и все сделал мой дедушка Иван Филатович. Он хотел, чтобы два его сына, Василий и Александр, были кузнецами. Для этого он привез семью кузнеца из Касимова и отдал ему полдома, чтобы он жил и учил его сыновей кузнечному ремеслу.  А  сыновья –то не вернулись с фронта. И вот когда стало раскулачивание, отдал  дедушка эту кузницу в колхоз, потому что если бы он ее не отдал, то его бы сослали на север. Поэтому нас не раскулачивали в 30-е годы, а вот кирпичный дом, который рядом с нами, в котором потом был сельсовет, контора, раньше там жил какой-то богатый человек, как мне бабушка рассказывала, их раскулачили и сослали на север.  Больше этих людей никто не видел.

Мои бабушка и дедушка жили по левому порядку, как идти к кладбищу, рядом с председателем сельского Совета – Мишиной Натальей Андреевной, которая потом работала в Шилове партийным секретарем.  И на глазах у них людей раскулачивали,  везли на санях в Шилово, потом в Архангельск зимой отправляли и с концами. А потом их добро делили.  А добра- то в нашем селе было много. Много богатых людей было, потому что расположение села, и лес, и поля, речка и князь Голицын, и все это было в порядке, и люди тогда жили хорошо. И когда людей отсылали в Архангельск, то дом и все их добро переходили в распоряжение Комитета бедноты, состоящего из одних подвыпивших голодранцев и большевиков, и командовал этим Комитетом сельский Совет. И потом раздавали беднякам то, что было в сундуках. В первую очередь, когда делить начинали, это как в  кино «Свадьба в Малиновке»,  когда он делил: « Это тебе, а это мне. А это тоже мне и это все тоже мне». Что похуже, отдавали беднякам. И вот моя бабушка, Мария Ивановна, видела, как уезжают в Архангельск хорошие работящие люди, которые на своем горбу заработали столько, а у них все отобрали, и корову и лошадей, а самих сажают в сани и езжайте. Бабушка знала этих людей. Сельский человек горбится, а тут приходят, дали им пистолет, кожаную тужурку,  и  они  говорят: «Ну- ка, где у тебя запасы, а, ну, давай, рабочий класс надо кормить». Вот я читал книгу, как пришла эта ячейка отбирать хлеб у хозяина, ищут у него, где он запрятал то да се, все во имя революции, рабочий класс  голодует, надо  ему помочь, И они с пистолетами, поэтому отбирают у людей хлеб чуть ли не до последнего. А кому это понравится, если он это своим горбом заработал, ночью не спал, где караулит, где пахать надо, он заранее землю знает, где и  как, он с весны до осени работал, не покладая рук, и потом у него все отобрали и украли. Поэтому, особенно, рабочий класс,  он не прирос к земле,  он на заводе отработал, ушел  и ждет зарплату,  а крестьянин все время думает: "А вдруг пойдет дождь, а вдруг  мороз сильный", он должен все предвидеть, укрыть, спрятать,  чтобы это не испортилось, он  ночами не спит, и вот в книжке написано, что  пришла эта ячейка отбирать,  а там мужики, которые покрепче собрались, так называемые, кулаки. Они их схватили, главного связали, положили на стол, разрезали  ему живот, насыпали туда зерна  пшеницы и зашили. А у нас Рязанская область частично занимает черноземную зону, где выращивают свеклу и зерновые все.  Мишины были не одни, они приглашали с района милиционеров, и те приезжали и забирали. Мне кажется, что мой дед Иван Филатович был милиционером после войны. Но я никогда его милицейскую форму не видел. Может, до войны это было. Бабушка моя была верующей. И она говорила мне, что в церкви раньше колокол был, но его сбросили антихристы, так она называла коммунистов- большевиков.  Я помню церковь на кладбище. Я залезал наверх, там такая лестница была, деревянная, высокая.  Страшно было, потому что церковь уже была разоренная, старая и заброшенная. И лестница была плохая. И еще я помню, как я сверху кинул стекло, которое под ногами валялось, сверху вниз, интересно было, как оно разобьется, а оно воткнулось в землю торцом и не разбилось.

Фото из семейного альбома Сухоручкиной А.С. Мария Ивановна Пчелинцева.

 

 Глава 3

Нам говорили, что это раньше было имение Голицыных, а которых Голицыных - я не знаю. Бабушка и дедушка Дадонкины говорили, что при них в парке дорожки были посыпаны каменой крошкой красной. И все было культурно. А потом барский сад. Так вот кирпичная стена барского сада, которую разобрали во время войны на печки всякие, на фундамент, кому надо. Село было крепкое. Кирпичная стена барского сада была сделана капитально, видимо, был кирпичный завод. Так что про Голицыных я только мельком слышал. А что за Голицыны, не знаю. Скорее всего они московские Голицыны, из Москвы.

(Возможно, Федор Алексеевич Голицын родился в Москве и какое-то время там жил. В Москве на углу  Страстного бульвара и Петровки находился особняк, в котором жил его дядя, Сергей Васильевич Гагарин.

В 1754 году, вдова, княгиня Дарья Васильевна Голицына, 45 лет, и ее сын, Иван Алексеевич, 26 лет, считались прихожанами церкви Николы Чудотворца Явленного в Москве на Арбате/ Исповедные и духовные росписи.

Также Дарья Васильевна Голицына умерла в Москве в 1780 году 17 января и похоронена в подмосковной вотчине князей Гагариных селе Мишино, которой тогда владел ее брат, Сергей Васильевич Гагарин/Метрические книги Москва. Пречистенский сорок. за 1780 год).

Вдова, княгиня, Дарья Васильевна Голицына (Гагарина)  после смерти мужа Алексея Ивановича была владелицей частью Дубровок до 1755 года, после чего в результате раздела, Дубровкой стал владеть Федор Алексеевич Голицын.

 И Дарья Васильевна Голицына, и ее сын, Федор Алексеевич, в основном, привозили дворовых людей в Дубровку из Звенигородского уезда Угожского стана села Головково, которое было вотчиной  князя Ивана Алексеевича Голицына. Он  построил здесь в 1701 году церковь во имя Николая Чудотворца. В 1720 году он передал это село своему сыну Алексею Ивановичу, а тот передал его своему сыну Петру Алексеевичу.

 А также Московского уезда Гоголева стана села Сумароково. Это сельцо как приданное перешло от Якова Петровича Шаховского его дочери Анне Яковлевне, жене Федора Алексеевича. 

А также Московского уезда Васильцова стана села Гиреево.

Суздальского уезда Сухода Кондырева стана села  Анково

Тихон Козьмин куплен в Галицком уезде.

Также дворовые люди привозились из села Троицкое Есенецкого стана Веневского уезда, ныне Тульская область, доставшегося Федору Алексеевичу по разделу в 1755 году, и жена одного из дворовых была взята в доме помещика Степана Васильевича Лопухина.

 

Но дворовые люди привозились и из других мест, как например, из Нижегородского  уезда села Ш… « написанные в последнюю ревизию в том селе за означенным господином моим». Жили они в селе Борок.  Видимо, у Дарьи Васильевны в селе Борок была своя доля.

   

(Вероятно, крестьяне Ивана Алексеевича Голицына из Дубровок ездили в Нижегородскую губернию, как работники. В документе 1725 года староста села Дубровок в своем доношении просит исключить 13 крестьян Ивана Алексеевича Голицына из двойного подушного оклада. " По сказке 1719 года у моего помещика написаны крестьяне: Анания Осипов 40 лет, Савелий Яковлев 19, Матвей Лукьянов 25, Иван Иванов, сын Семёнов, Филипп Титов 17, Максим Фролов 20, Яков Никитин 15, Федор...30. и по сказке 1722 года Иван Осипов 25 лет, и в деревне Акулово по сказке 1719 года Михаил Иванов 17, Трифон Венедиктов 30, Дмитрий Логинов 30, да по присланному письму из Нижегородской губернии Никита Протасов сын Клешнин 25". Из-за того, что в письме были ошибки в имени и отчестве, например, вместо Федора, Федул, Иван Иванов сын не Семёнов, а  сын Емил..., Трифон Венедихин, а по сказке 1722 года Никита Протасов сын Клешнин записан как Потапов по отчеству. Из-за этого им начислили двойной подушный оклад....."По присланному письму из Нижнего об освидетельствовании душ в подушном окладе...в означенном селе...крестьянина Максима Лазарева Савва Измайлов, который в прошлом 1719 году, отданный в рекруты из солдат. ...Максим Лазарев..семи ..из трёх дворов...В 1719 году Савва Измайлов послал со ста семи дворов, а в поданных сказках 1719 года написано ,что им...За господином же моим написано письмо из церкви дьячки того же села Федор Уваров сын Григорьев и Савелий Евтифьев...и доношением написаны в подушном окладе за стольником Алексеем Ивановичем Нарышкиным в том же селе Дубровках, как и за господином моим/ РГАДА. Фонд 1425, опись 1, дело 53, листы 3-7.

(В 1909 году старшина Дубровской волости - Григорьев/ГАРО/.

Некоторые  крестьяне деревни Акулова и Дубровки были переведены в  деревню Никольские Ключи Шацкого кезда, вотчины Дарьи Васильевны/ РГАДА. 3 перепись населения).

 

Потом барский парк, ну, его барским уже назвать нельзя. Там столько было деревьев и кустарников. Мы там с пацанами паслись. Особенно, там ирга, орешник. Ирга была очень крупная, росла кустарниками, что мы с пацанами прямо залезали туда в яму и ели ее. Эту ягоду еще называли « девичья отрава» то ли в шутку, то ли это, ну,  типа такого, что ее девкам есть нельзя, только пацаны могут есть. И мы с пацанами ползали по этим кустам и питались этим подножным кормом.   Потом уже там на колхозной  пасеке в саду работал мой брат Владимир. У брата было два сына: Александр и Сергей. Сергей живет в Дубровках, а Саша живет в Тырнове. У каждого семья есть. И они уже деды. Так вот Владимир до этого в колхозе работал водителем на молоковозе, возил молоко с дойки в Тырново, где был молочный завод. Он и сейчас есть.

Мне вот самому интересно. Голицыных ведь было много в Москве. И барский сад и барский парк, все это было под командованием Голицыных.  Про клуб я слышал, что это был дом Голицыных. Я выступал в клубе,  там какой-то праздник был: то ли октябрьской, то ли первомайский.  Я выступал на сцене, а играл на гармони наш учитель по русскому языку и  литературе Сизов.  Он бывший матрос. Он учил четырех девочек, которые со мной учились,  танцевать чечетку. Ведь он, как моряк, служил на корабле.  И я к ним примкнул танцевать.

В кино и на концерты в клуб мы лазили с улицы по подземному ходу. Потихонечку под полом  пробирались, доску убирали, вылезали за сценой и незаметно проходили в зал.  Там ход не один был, мы лазили со стороны парка. Проверяющий билеты на улице  пропускал за деньги, а мы же без денег. Правда, в последнее время я пристроился воду приносить  для движка, который электричество вырабатывал.  И вот как в машину воду заливают, чтобы двигатель не перегревался, и я воду приносил киномеханику. За это я бесплатно проходил.  И когда движок работал, я принюхивался,  немного пахло бензином. Но тогда запах от бензина был приятным, даже ароматным. Не такой как сейчас, потому что теперь  туда добавляют много разных примесей.  

Глава 4

(Родословная Дадонкиных. Здесь приводятся не все члены семьи Дадонкиных, а только те, о которых упоминается в рассказе Пчелинцева Е.А).

Евдоким Киреев Дадонкин ( по переписи 1834 года ему 66 лет) имел сыновей Алексея и Игната. У Игната и Марии сыновья: Борис и Петр. Борису в 1834 году - 20 лет, а Петру -17 лет/ГАРО,  8 ревизская сказка. 

У Петра Игнатьева от первой жены Неонилы Герасимовой есть сын Иван и дочь Мария/ ГАРО. 10 ревизская сказка. 

От второй жены Матрены Нестеровой сын Никита (1864)/ГАРО. Фонд 627, опись 245).

В Дубровках жила еще одна семья Дадонкиных, но я о них ничего не знал. 

(По документам Дубровского сельского Совета Шиловского района Рязанской области, в похозяйственных книгах с 1943 по 1945 г.г. основных производственных показателей в Дубровке проживали:

Дадонкин Евдоким Иванович (1871), бондарь, сторож

Его дочь - Дадонкина Любовь Евдокимовна (1901), посыльная колхоза, умерла.

Его дочь- Дадонкина Анна Евдокимовна (1909), помощник врача, проживала до войны во Владивостоке, потом с сыном Вячеславом Викторовичем (1941) проживала в Дубровке и работала фельдшерицей, акушеркой в Дубровском роддоме, 10 января 1948 года выбыла в Чучковский район. 

Его сын - Дадонкин Степан Евдокимович (1911). РККА. 

Дадонкин|Додонкин Степан Евдокимович родился дд.мм.1911. Воинское звание: сержант тех. службы. Награды: Медаль: «За боевые заслуги»/https://1418museum.ru

Его сын - Дадонкин Владимир Евдокимович (1906) и его жена - Прасковья Семеновна (1897).

Додонкин|Дадонкин Владимир Евдокимович. дд.мм.1906 — дд.мм.гггг. Место призыва. Шиловский РВК, Рязанская обл., Шиловский р-н. Дата призыва. дд.мм.1941/https://1418museum.ru. 

Его сын - Дадонкин Емельян Евдокимович (1891) с женой Прасковьей Петровной (1892) и детьми: Владимиром (1919), Александром (1925), Петром (1927), Иваном (1930), Василием (1935) /ГАРО.Ф-Р-4963.Опись1, дело 6). 

У моей бабушки Дарьи Федоровны сестра в Акулове жила, Федосья Федоровна Земцова. Как-то я приехал с Рязани на каникулы, и там в Дубровке мне приглянулась одна девушка.  Такая оформившаяся, такая красивенькая, акуловская. Я взял велосипед у Сухоручкиных, и мы с ней стали кататься на велосипедах. И вот проезжаем мимо по тропинке близко от окон,  и эта бабуля в окно увидела нас,  потом она меня остановила, когда я уже был один, и сказала: " Ну что, зайди".  Я остановился, зашел.  Она мне говорит: " Вот эта девочка, с которой ты катаешься,  она из нехорошей семьи, у нее и мать и тетка  гулящие". А эта, с которой я катался, она совсем молоденькая, такая сформировавшаяся, интересная девочка,  она в то время училась в шестом классе, но уже была такая созревшая. Мне-то уже было чуть ли  не 19 лет  после первого курса.  И меня эта бабушка узнала и меня предупредила, как бы я не был опрометчив с этой девочкой,  потому что, как это говорится, яблоко от яблони не далеко падает. Так мне эта бабушка сказала. Эта бабушка эту девочку знала больше, чем я. Вот ведь как предупреждают. И она меня немного знала по своей сестре. 

А вторая сестра моей бабушки, Фекла Федоровна Дадонкина, работала в Дубровском колхозе. По поводу того, что она была баптистка, я не знаю. А вот у нас в поле было кладбище, где хоронили баптистов.  Моя бабушка по отцу  Мария Ивановна говорит моей бабушке по матери Дарье, которая была у нас дома: " Ты, Дарья – то, Богу не молишься". Дело в том,  что Мария Ивановна была верующей,  а потом была ведущей в доме Катковых, к которым приходили бабули  и молились там. Мария  Ивановна к ним ходила не просто как рядовая, а чего-то уже там была из старших.  А Дарья отвечает: "Откуда ты  знаешь? Я в душе-то больше тебя молюсь".    А потом я услышал, что моя бабушка Дарья относится к баптистам.  А баптисты не собирались нигде.

Мать моя уже ни во что не верила, а только любила ходить в церковь слушать песнопения.  Но Бога она никогда не вспоминала, и ни разу я не видел, чтобы она рукой хоть раз перекрестилась. Однажды в сердцах она сказала после того, как на что-то обиделась:" Если бы бомба упала на нас, то она бы никого не пожалела  и бедных и богатых". То есть она сравнила нас с богатыми. То есть бомба бы сравняла и бедных и богатых, все бы умерли, потому что очень тяжело мы жили. Я помню, что все время хотел есть. Из- за голодания, от нехватки витаминов, сливочного масла и хорошей еды у меня был рахит. Большой живот и кривые ноги. У меня до сих пор ноги кривые. Но другие-то, их мало было, но они жили получше.

Раньше моя бабушка Дарья  жила  на Большом селе.  А после смерти мужа перешла к нам жить, к дочери.  И она жила у нас на печке. Дедушку-то я хоронил, а вот бабушку, по-моему, без меня похоронили.  Дедушку хоронили  уже после войны.  Я тогда был пионером. Я шел впереди похоронной процессии, туда, в сторону Акулова на кладбище. И я шел впереди этой колонны, тогда народу еще порядочно было,  и нес икону. Так как я был пионером, то это было неприлично.  Мою голову подвязали теплым серым платком, вроде, как девочку, так как было прохладно.  Мне дали икону и задание нести ее. Такая была установка.  А я был командиром пионерского отряда всей  школы. Мы носили  галстук или значок пионерский.  И когда нас выстраивали, такой был клич: "Пионеры, будьте готовы к борьбе за дело Ленина - Сталина! Будьте готовы"!  Руку прикладываешь  к виску,  и мы отвечаем хором пионервожатому школы: " Всегда готовы"! Это сейчас понятно, что мы так плохо жили благодаря Ленину. А тогда мы этого не знали. Революцию-то кто совершил под руководством нашего дорогого и  любимого Владимира Ильича?  Он был дорогой и любимый наш.  Так нам внушали в школе. Ленин немного пожил, а потом был Сталин.  

Глава 5

Мы с пацанами бегали по парку, по саду, стайка ребят, так сказать, безотцовщина. Мы- это большинство в Дубровках, у которых  отцы не вернулись. 

Друзья моего детства: Женя Корнешов (1939), Евгений Григорьевич, Женя Иванов (1938), Евгений Иванович, и Женя Пушкин, Евгений Леонидович.  В то время что-то много Женей было. С Пушкиным мы в одном классе учились, а с Ивановым, он на год впереди меня учился.  У Корнешова отца не было, у нас отцов не было, все мы были безотцовщины. У Иванова я тоже отца никогда не видел. Сестра его Катя со мной училась. Она помоложе его. Мать его, тетю Дусю, я помню. Она ко мне благоволила, дояркой работала и говорит мне: "Приходи, Женя, ко мне на дойку, молока попьешь". Пушкин Женя приехал  с семьей из Москвы. В их семье, по-моему, было 5 детей. В Москве, видимо, тяжелее жилось, и они приехали в Дубровки. Отец его в Дубровках работал,  на машине ездил.  А жили они  недалеко от магазина.  Иногда на рыбалку с Пушкиным ходили. Рыбу острогой ловили. Ну, это уже все мохом покрылось. Был такой случай. 

Острога - это такое старинное  приспособление для рыбной ловли.  Если рыболовный крючок выпрямить и покрупнее сделать  и штук 5 этих зубьев вместе соединить с разрывом. Рыбу ловят также удочкой, ее подсекут,  и все, рыба уже попалась. И вот мы плыли на лодке по речке, я  светил, когда стемнело, и рыбу я видел, как она ходит. Светить можно  электрическим фонариком, но тогда это была роскошь для нас. Поэтому мы делали факел : наматывали что-нибудь  на палку, этот пучок мазали  соляркой или керосином и поджигали. Я сидел на носу лодки и светил,  одной рукой держал факел, а другой рукой держал острогу наготове.  Лещ или щука, раз ее, а она убежала от тебя. Не успел. Единственный раз мы с Пушкиным ловили острогой рыбу. Больше мы не ловили. Это, вообще-то, запрещенный вид рыбной ловли.   

Тимакин Александр Яковлевич проявлял ко мне, вроде, отеческую заботу, дал мне ружье. "Давай, - говорит, - постреляй". А я еще тогда пацаненком был. Я газетку повесил на баню и один раз стрельнул. 

Мой брат Владимир дружил с дядей Васей Пылаевым, водителем.  Тот его в машине катал,  и вот мой брат прилип к нему и знал все про него. Владимир тоже хотел стать водителем, а дядя Вася ростом такой рослый, высокий был.  И Владимир все время возле него крутился и считал его родным  дядей, наставником, учителем.  Но он ему был чужим дядей. И вдруг этого дядю Васю вызывают на суд в Шилово. На алименты на него женщина подала, у которой две дочери. Она говорит, что это от него.  И, по-моему, ее фамилия была Пылаева. Мой брат тоже поехал с ним. Одна девочка Пылаева училась со мной, а вторая Пылаева, постарше, с моим братом училась. Присудили алименты. Хотя в колхозе немного платили, но что-то платили.  Я немного в колхозе во время каникул  работал практически на всех работах, например, на уборке урожая.  Мне немного заплатили за это.

У моего брата был друг - Егоркин, по прозвищу Беляк. Я его фотографировал, так как у меня был фотоаппарат дешевенький, простенький, то ли "Юпитер", то ли "Юность".  Я тогда занимался немножко фотографией. Ну, как немножко? Получилось так, что я фотографировал и друга брата и его сына. И когда я занимался этой фотографией, мне нужен был свет нормальный, чтобы  проявлять, печатать фотографии. А свет у нас в то время был, но с перерывами. И было сложно, где-то в обед часа на два давали этот свет, и нужно было уловить этот момент, потом закрыться где-то, и чтобы было темно, и чтобы фонарик был, чтобы проявлять фотографии, и это была трудность. В доме у нас была электрическая лампочка. Был дизель, который вырабатывал эту электрическую энергию. Но его, видимо, ненадолго включали, только на дойку. Но и керосиновые лампы были. 

В какой-то год, в какой не помню, где-то в начале 50-х годов, зимой, смотрю, на санях везут мороженую рыбу, и не одна лошадь везет, а много лошадей, как раньше на поля зимой возили навоз со скотного двора, чтобы урожай был хороший. А тут везут рыбу и сваливают ее на поля. Река Ока у нас протекает, раньше она была глубокая,  пароходы по ней ходили, рыба хорошая ловилась.  И течение реки идет вниз к городу Горькому, а в Горьком река впадает в Волгу. Оказывается,  какой-то химкомбинат, который  ближе к Рязани,  спустил эту ядовитую жидкость в реку,  и рыба поплыла мертвая, и ее ловили неводом. А у нас в колхозе была рыболовецкая бригада. Таких колхозов не найдешь нигде.  И вот рыбу выбрасывали на снег, она замерзала, и потом везли ее на поля, как удобрение. На вид она была хорошей рыбой, а есть ее нельзя было, она вонючая была. А на поля ее везли, потому что со временем яд в рыбе убавлялся, так как все приходит в прах. Такой вот случай был неприятный.  Хорошо, что хоть лошадей дали. Для личного хозяйства лошадей не очень- то давали, разрешение председателя надо было просить,  потому что это колхозное имущество. Кто - то заслуживал этого или кто-то уж очень плохо жил, им разрешали брать лошадей,  так как раньше лошадь, это как машина сейчас.  И если что-нибудь или кого-нибудь надо было отвезти, разрешение нужно было, чтобы взять казенную  колхозную лошадь. А навоз возили на быках. Один бык там запорол насмерть, убил женщину возле скотного двора, когда она его запрягала. Видимо, она ему чем-то не понравилась, может, стукнула его, и он отомстил.

Глава 6

Мы кормились  так: весной я ходил на  картофельное поле, и когда после половодья вода уходила,  я ходил с ведром и собирал картошку.  Там, где трещины в земле, там картошка, которая уже перезимовала в земле, которая перемерзла, и она от этого черная, но в ней остался крахмал.  И вот из этого крахмала мать пекла оладушки и блины.  Мать объясняла такую жизнь войной. После войны в деревню вернулась десятая часть мужиков. Остальные остались в земле. 

Мы ходили с матерью воровать мякину. Когда зерновые косят, потом снопы делают, их потом  привозят на молотилку,  и зерно молотят.  Зерно  из колосьев высыпается, овес или пшеница,  рожь. Мякина это труха.  Это оболочка с колосьев. Это, как в семечках выплевываешь  шелуху,  от зерновых тоже самое, и ее много там. И вот мы ночью с пустыми мешками приходим, насыпаем себе  эту мякину,  отходы от молотилки,  и потом смешиваем с картошкой вареной,  и кормили этим гусей и поросенка. Вроде, в этой мякине были какие-то остатки от зерновых.  Мать боялась, потому что за такие дела в суд могли подать, оштрафовать сильно. Нельзя было. И все так жили.  Мы, школьники, после того, как на полях убрали зерновые, ходили по полю и собирали колоски.  Был такой закон о колосках. За эти дела судили. Украл ты корзинку свеклы, и чтобы не было повадно другим, это было обнародовано, делали показательный суд,  то есть этого человека судили по всей строгости, чтобы другие боялись.  

Мать чаще работала в полевой и овощной бригаде, а также с Аксиньей Мишиной, я ее помню.  Как-то  моя мать занимала у нее взаймы деньги.  Нужно было же штаны кому-то из нас купить, или сестру мою отправить в Подмосковье,  или еду какую-то, а у нас из денег была только пенсия за отца, погибшего на фронте. На троих детей нам давали 72 рубля в месяц. Потом мать отдала Аксинье деньги с процентами. Раньше в Сбербанке в городе рабочим был твердый процент, если тебе дают взаймы. 3 процента годовых, а сколько сейчас? И Мишина дала матери деньги под три процента. А после того, как отдашь, еще "спасибо" сказать ей надо и поклониться, что она дала, выручила. Ну кто даст еще? Она дала по-дружески, так как вместе с ней работала.

Раньше продуктов в магазине не было, купить было негде, если не выходишь на работу, наказывали. Хлеб был по карточкам. На все были большие налоги: на молоко, на картошку, на шерсть, на яйца. Каждый год мать сдавала государству 300 литров молока и  100 яиц. Коров с лугов пригонят в обед,  и тут же мать доит молоко во фляги, себе ничего не берет, только если рано утром или поздним вечером для себя что –то надоит. Всю шерсть с овцы сдавали, а самим связать носки и варежки не из чего. Если гусей имеешь, мясо нужно сдавать. К нам домой приходил налоговик Максим Акимович Урляпов, требовал сдавать то, что положено, и ругал, если не сдавали, и обещал, что в следующий раз к нам придут  и отвезут в Шилово  в милицию за то, что мы не выполняем план  по сдаче налогов, за то, что мы саботажники.  А в Шилове бы нас оштрафовали и посадили бы в кутузку. Такая политика была.  Закон такой был, и ты хоть удавись, но выполни план.  А Максима Акимовича так вести себя жизнь заставляла. Это была его работа. Если бы он не делал своего дела, его бы посадили в кутузку. Он умер глубокой осенью. Как-то его гуси с реки домой не пришли.  Вдоль берегов река уже покрылась льдом, и гуси не могли выйти на берег. Максим Акимович полез их выручать. Было мелко, и он ушел далеко.  Он дорогу им через лед делал, так как они не могли выпрыгнуть на лед. И Максим Акимович замерз.   

За Оку мы ходили за дровами с санками. Дров нам колхоз не выдавал. Мы сами должны позаботиться об этом. Как-то мы с матерью поехали за дровами, еле-еле выбила она  лошадь с телегой, а было строго, воровать нельзя,  как в песне поется: "Все это наше, все это мое", а на самом деле ничего подобного. Мать договорилась с лесником Слеповым Алексеем. Он был обходчиком, который смотрел за порядком, чтобы никто не воровал. А если разрешали что-то, где-то срубить, то документ давали. И вот Слепов нам разрешил собрать сухие сучки или валежник, который упал.  С топором я залез на сосну, смотрю сухие сучки,  главное, чтобы они были сухие. И я начал рубить.  Сучок обломился,  я об его край ногой зацепил, и мне сучок величиной с большой палец врезался в икру ноги, прямо туда в ткань. Я бросил всю эту работу,  мать говорит:"Давай побыстрее в фельдшерский пункт", который был на кладбище в богадельне, и фельдшер вытащил этот сучок, забинтовал мне ногу, и все. Вот  такой случай был. Но след от бывшей раны остался. Помню, что как-то украли мы, и мать боялась, что лесник придет и оштрафует нас. А как-то я березовые дрова колол, которые были куплены. Я замахнулся колуном, а там была бельевая веревка, топор зацепился за нее, и он меня по щеке стукнул. Удар был сильный. Так что чуть себя не убил. А вот еще случай был, как мы ездили летом за дровами, трактор был и телега,  и ездили мы втроем: Сергей Сухоручкин, его отец,  Николай Иванович,  я и тракторист. Я помню, что когда Николай Иванович с войны вернулся, то меня печеньем угостил.  С войны привез.  Таких возвращенцев, как он, было мало. А остальные полегли. И мы каких-то дров напилили, сушняк, сухостой, мелкая сосна,  и привезли дрова к нам домой. Я уже большой был. Потом я эти дрова колол,  так что дрова мы привезли неплохие. А когда мы ехали обратно, мы сидели на прицепной телеге,  и  пошел такой град, вся земля была в градинах, а мы распаренные, работали в поте лица,  а тут нас ледяным градом. И чтоб не замерзнуть,  я слез с этой повозки и бежал, под ногами лед, а был я босиком.  Обуви у нас приличной не было, и я  ездил босиком в лес дрова рубить. Приехал домой. Естественно, замерз. Мать сразу водку на стол,  обычай такой, когда дело завершили, надо  выпить. Мать специально в магазине водку покупала для таких дел: картошку копать, огород пахать. Мой двоюродный брат Сергей, он на 2 года постарше меня, потом женился на Антонине Сергеевне, а она очень умная женщина и ,конечно, знает больше всех по истории Дубровки.  Она раньше работала начальницей областного управления, если перевести на теперешний,  то она была министром культуры Рязанской области, и  я даже удивляюсь, как она так продвинулась. У нее в поколении прадедушка был священником, и дед что-то по этой части, и когда она снова вернулась в Дубровку из Рязани, то занялась устройством церквушки, что на кладбище. Она  очень долго оформляла это в законном порядке через райцентр,  я представляю себе то время, и вдруг она делает церковные дела. И вот после этого града я все-таки простудился. Заболел, потому что я не выпил водку и не прогрелся изнутри. Все выпили по стакану, а  я не стал, отказался, и на утро стал кашлять.   

Глава 7

Вот я что хочу сказать по части водки. 

Как-то я хотел поехать в Дубровку со своей сестрой Любой. Это было лет 10 тому назад, и я хотел поехать именно с ней, потому что она старшая и больше меня знала,  кто, что, где,  вот так вот. И мне самому это было интересно. Но она меня опередила и поехала туда одна, а потом сказала мне: "Хорошо, что ты не поехал, а то бы расстроился". Я думаю, что она расстроилась, скорее всего, из-за взаимоотношений нашего младшего племянника  Сергея  с его тещей. Племянник, мне кажется, попивал, и я даже знал, что Сергей живет со своей тещей неладно. Она даже мне на это жаловалась,  все - таки я дядя, и типа, чтобы я повоздействовал  на него. Она мне так и сказала, что " если он еще раз поднимет руку на мою дочь"...  Раньше теща жила в Шилове, а потом переехала к дочери в Дубровку.  Жены двух моих племянников были студентками какого- то техникума, учились на  агрономов или пчеловодов, приехали на практику в наш совхоз. В это время родители этих племянников работали на пасеке, и так получилось, что они приехали на практику и тут остались. Мужьев здесь нашли.  

С 8 лет я учился в Дубровской школе – семилетке.  8, 9, 10  классы в средней школы Инякина, очень большое село.  Мы туда ходили. 

А в 1957 году  после окончания Инякинской  средней школы я уехал в Рязань поступать в железнодорожное училище. Вместе со мной поехали мои одноклассники, Анатолий Егоркин и Маскин  Александр. Я учился на электромеханика, электрика,  а эти двое, один на электромонтера в одном со мной училище, а Маскин учился при заводе ТКПО, так называемом, тяжелого кузнечно - прессового оборудования.  

С одноклассниками мы договорились, что 1 января на Новый год встретимся в Дубровке. И мы собрались. Комната была холодная, не топленная, но свободная.  Была водка, но еще холоднее. И вот мы выпили по 150 грамм, чтоб согреться, да не тут-то было. У меня гланды так заболели, что я потом 3 дня влежку был.  Заболел от того, что было холодно и холодная водка. После этого  выпивона я сильно болел.

Когда  я узнал, что мой брат женится, я поехал на его свадьбу. Владимир женился на местной дубровской девушке со Старого села, Вере Казанцевой. Свадьба была по старинке. А я все эти действия  фотографировал, как выносили сундук с ее дома с постельными принадлежностями  и ставили его на телегу, запряженную лошадями, потом как везли его, и когда подъезжали к нашему двору, то нас не пускали, веревку натягивали и требовали пропуск в виде водки.  Такой был обычай. И вот внесли этот сундук, тут народу много было, пели песни, перед домом плясали. Потом зашли в дом,  и началось застолье.  Любопытные бабы в окна заглядывали, бабкам же было интересно, кто, что. Со стороны родителей жениха моя мать была и со стороны невесты оба ее родителя.

Дедушка мой, Иван Филатович, пил, и неплохо пил. И брат мой Владимир сильно пил, даже лечился от алкоголизма в Рязани в психиатрической больнице, куда его по знакомству взяли. Он уже сам добровольно пошел лечиться, потому что  ему стало казаться, что его черти душат. И он надел парадный костюм, который никогда не надевал раньше. Где в колхозе надевать костюм –то? Не те времена были. Собака не видела, как он уходил в парадном костюме, а когда  он через месяц приехал назад, собака не узнала его. Но он не сразу вернулся из психбольницы в Дубровку, а через свою Тырновскую больницу. Поэтому, когда я в училище учился, мой брат в Рязани лечился от пьянства. И вот я  был под впечатлением того, что мой дедушка захлебнулся, утонул в Оке по пьяни, и Владимир пьяный возвращался на машине из Шилова и разбился, машина перевернулась, а у него был его собственный такой козлик с брезентовым верхом, о котором он мечтал с детства. Под Новый год его придавило насмерть ровно в 2000 году, ой, нет, в 1980 году. 

А вот еще был случай. 

Когда я учился в институте в Архангельске,  меня принял директор камнерезного завода и послал меня на побережье Баренцова моря в поселок Индиго собирать агат. Со мной было 3 рабочих.  Директор назначил меня, как политработника, хотя я никогда не был в партии. Мы туда добирались вертолетом, моторной лодкой.  По дороге, тот, кто нас вез, на удочку поймал рыбу, тут же ее разрезал и сильно посолил, и покуда ехали мы часа три, она стала готова. Мы ее стали есть, но я как - то не привык такую сырую рыбу есть. Мы поставили палатки на берегу и стали собирать камни. На побережье среди гальки мы находили большое количество агата. Он такого цвета, как в сравнении: "  глаза, как агат". Мы его даже вырубали зубилом из скал. За месяц мы набрали целую тонну, и когда у нас кончилась еда, мы ружьем чайку убили и варили ее  в котелке. Когда стали есть этот суп, то это была настоящая уха, потому что чайки питаются рыбой, а потом нам привезли еду.  Я написал отчет, а директор назначил меня старшим, потому что я не пил водку. Я был для сдерживания, чтобы рабочие там сильно не пили.

Глава 8

2 года я учился в училище в Рязани. Нас там обували, одевали и кормили.  Мы ходили в шинелях, в рабочих ботинках и жили в одной большой комнате на 50 человек, видимо, барак какой-то, в котором стояли койки. Нас таких, как я, было пятеро. Мы были сироты, у которых погибли отцы во время войны.  У нас было трехразовое питание. Нас кормили в училище, но так, чтобы только выжить и не умереть с голода. Когда я приезжал в Дубровку домой,  мать пекла драчёну: картошку сварит,  пожмет ее,  сверху смажет яичной жидкостью и запечет.  Это единственное, чем мать меня могла угостить, и то, если картошка была не гнилая.  И я ел ее и ел, и мне все казалось мало и мало, и я все хотел есть и есть.

По окончании училища я получил направление на завод  и работал там. Не на "железке", а на заводе.  Раньше, чтоб прописаться, было сложно.  Прописка была нужна обязательно. А чтоб прописаться, ты должен где-то работать в городе, а чтобы устроиться  работать,  ты должен быть прописан в городе. И ни туда и ни сюда. Такая была установка. В Москве и в Питере невозможно было прописаться.  В Рязани я снимал "угол" у частника, жил там и работал. Раньше прописку не спрашивали, и у меня никаких трудностей не было. Я жил на частной квартире, и многие тогда так делали,  и у меня к тому же уже тогда паспорт был.

На заводе я немного поработал, а потом чувствую, что мне там не очень.  Там мы устанавливали выпуск новой счетно - электрической машины. Раньше завод выпускал машинки подобно арифмометру, кассовые аппараты для магазинов, а потом перешли на ЭВМ. Такие заводы были только в Москве и Рязани.  В Москве немцы помогали оборудовать такой же  завод – счетно-аналитический. И, вообще, эта машина туго шла. Зарабатывали плохо. И я чувствовал, что меня вот - вот заберут в армию. Возраст-то у меня уже превысил. Я  только в 18 лет в училище поступил, когда его окончил, мне было 20, а другие ребята моего возраста уже служили, и у них к  концу срок службы подходил.  Тогда 3 года служили. И я завербовался в Архангельск, и, думаю, что я там долго работать не буду, так как меня заберут в армию. А после армии видно будет. Так я решил посмотреть белый свет. Когда бабушка, отцова мать, узнала, что я еду туда, она мне говорит: " Да ты что, туда же раскулаченных отправляли в ссылку, а ты сам едешь туда". 

Я устроился работать в лесу. Потом пошел в контору  и попросил направление в  институт от предприятия. В институт я пытался поступить еще в Рязани, но не прошел по конкурсу. В Архангельске был заочный институт, и я подумал,  что если уж я в заочный институт не могу поступить, то где мне.  Я сдал экзамены, и мне пришла бумага, что меня приняли.  Но к новому году меня  забрали в армию, и я служил в Латвии, недалеко от Риги, в ракетных войсках.  Однажды мы поехали на учения в Казахстан. Наш батальон погрузился, целый состав с ракетой и всеми машинами, которые заправляют ее горючим. Поехали, и что интересно, что на станции, к которой мы подъезжали, я встретил акуловского паренька, с которым я учился в одной школе, но ниже меня классом, по фамилии Молодцов. Я ему дал милицейскую свистушку, в которой шарик внутри, и она очень сильно  свистит. Он рассказал мне, что им дали отпуск, а служил он в Германии, и кто в Германии служил, и они хорошо отстрелялись, их всех отпустили в отпуск. И я все думал:" Надо же, я служил в России, а он в Германии, а встретились с ним на учениях в Казахстане".   

Из армии меня демобилизовали, и я решил посмотреть Север, любимый,  крайний Север, это я так утрирую. Я  вернулся в институт в Архангельске, учился там 4 года, окончил его  и получил направление в Котласский район.  Проработал там три года,  раньше после института нужно было 3 года отрабатывать. Потом я работал лесничим по восстановлению и охране лесов. Наша задача была - лес восстанавливать.  Но сажали деревьев мы мало. Самое главное было - отводить делянки для лесорубов леспромхозов. У нас были постоянные лесорубы, а один из них даже уезжал в Шилово. В Шилове он по договору устроился на завод,  а завод был подземный, скрытный, военного значения. Поработав там, он вернулся. Не понравилось ему,  что нужно спускаться под землю, надевать форму, и он сказал мне: " Лучше быть на свободе, чем под землей работать". Он, видимо, один поехал, семью оставил, ну, хотел подзаработать больше денег. Наверно, он все-таки немножко был шиловский, раз он там все знал. А в лесу нужно работать каждый день, мороз, дождь, все равно тебя везут на эту делянку. Эта делянка приблизительно  500 метров ширины и 500 метров длины. Такую площадь вырубает леспромхоз,  и потом, по идее, мы должны были этот лес восстановить, но это только на бумаге было. На самом деле,  это место зарастало всякой дрянью: березами и  осиной, так называемым мусорным лесом. Лесорубы вырубали все подчистую, и нам  нужно было сажать сосну и ель, они были нужны и востребованы. Для этого давали план лесхозам,  чтобы занимались посадками,  в питомниках выращивали рассаду в виде маленьких елочек от 20 см. высоты. Мы что-то пытались на своем участке восстановить,  но не получилось.

Плюсом в Советском Союзе было то, что билеты на самолет были дешевые. Благодаря этому я 2 раза с семьей слетал на Черное море под жаркое солнышко и теплый песочек.  Жили мы, конечно, не в каком-нибудь отеле, а на частном дворе у кого-то на квартире. Это было в середине 70-х годов, год не помню, но дети у меня тогда были еще маленькие: 2-3-5 лет.  И еще плюс был в том, что если ты на севере проработаешь два года, тебе к зарплате прибавляли 8%, отработаешь еще 3 года,  тебе уже 20% прибавляется,  и так до 50%. У тебя зарплата больше, нежели в Средней полосе, в той же Рязани. Вот на севере так придерживали людей.  Уходишь ты на другую работу без согласия, теряешь эти проценты. Поэтому люди держались на одном предприятии.