Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Тимакина Н.П.

В Томске есть улица, названная в честь академика Владимира Дмитриевича Тимакова.

(Владимир Тимаков родился 9 (22 июля) 1905 года  в селе Пустотино (ныне Кораблинский район, Рязанская область) в крестьянской семье/ Электронный сайт https://ru.wikipedia.org).

Когда мы с отцом проходили мимо этой улицы в Томске, он говорил: " Возможно, Владимир Дмитриевич приходился нам каким-нибудь дальним родственником. В Рязанской области фамилия Тимаков очень распространена. А Тимакин и Тимаков это видоизменение одной и той же фамилии". 

В детстве мы с сестрой любили слушать рассказы отца. Просили его рассказать нам сказку. И он нам рассказывал сказку о своей жизни.

Глава 1

Родился я в Рязанской области, в селе Дубровка Шиловского района 14 декабря 1929 года. Жили мы в деревянном доме из двух комнат в переулке между Старым селом и Большим селом. В доме были зимняя комната и летняя комната. Нас было трое детей, и спали мы на печке. Родители спали на кровати. Рядом с домом была пристройка, где жили две коровы, гуси, куры, овцы, поросята. Два раза в день мама выгоняла их на водопой. Гуси были очень кусачие. Только наклонишься над грядкой с ягодами, обязательно сзади гусь подкрадется и ущипнет. Огород у нас был большой - 15 соток. Чего там только не было - картошка, свекла, огурцы, помидоры, ягоды разные. Помню, бабушка, мамина мама, придет к нам, разведет костер на улице, обложит его кирпичами, поставит на кирпичи медный таз и варит варенье. Мы, дети, сидели вокруг и ждали, когда бабушка начнет мешать варенье и даст нам облизать ложку. На горе, где церковь, было кладбище. За кладбищем были дома. Так что кладбище как бы находилось внутри села. Село было большое и называлось селом, так как в нем была церковь. Церковь Святого Николая.

Отец мой, Тимакин Петр Яковлевич, работал ветеринаром, лечил животных. Мать, Тимакина Анна Дмитриевна, училась в Касимове на портниху, а в доме вела хозяйство. Мои младшие сестры Валя и Тамара были дружны и всегда играли вместе. Тамара 1937 года рождения была очень красивая. Да к тому же, еще и умная. Часто ее можно было увидеть разговаривающей с людьми, которым она давала советы, и все восхищались ее рассудительностью. Мой дедушка, Тимакин Яков Федорович, был сторожем на пожарке. Пожарка находилась напротив школы. Там стояли лошади с телегами и бочка воды для тушения пожара. Дедушка боялся хоть на минуту отлучиться с пожарки, поэтому мы и бабушка Анна регулярно приносили ему покушать на работу. Часто к нам в гости приходил мой дядя Владимир. Он любил нашу семью. И жили мы очень хорошо.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. Тимакин Коля в шапке из выхухоли (подарок дяди). Декабрь 1939 года. Дубровка. Самая первая фотография.  

 

  

Но однажды к нам домой пришла одна женщина, о которой в селе говорили, что она колдунья, что якобы она могла вылечить заговорами любую болезнь у скотины, при этом она жгла волосы, шерсть животного или щетину. Но чаще она не лечила, а наводила порчу, и поэтому ее все боялись. И вот она пришла к нам в дом и села возле двери. К ней подошла моя младшая сестренка Тамара и стала с ней разговаривать. «Такая маленькая и такая умная. Да еще и красавица. Такие долго не живут. Умрет она скоро», - сказала эта женщина. Мать, услышав такие слова, стала прогонять ее из дома. Но колдунья не спешила уходить. Подойдя к окну, она показала на комнатное растение герань. Все подоконники у нас были заставлены горшками с цветами. Мать любила цветы, но герань у нас в доме почему-то всегда была чахлая и с желтеющими листьями, а в том году расцвела, покрылась множеством огромных цветов. Колдунья посмотрела на цветущую герань и сказала: « Не к добру это. Уезжать всей вашей семье нужно отсюда, бросайте дом и бегите, куда глаза глядят. Иначе всем вам не быть в живых». Мать ей не поверила и захлопнула за ней дверь. А вскоре началась война. Отца и его трех братьев забрали на фронт. Бои шли под самой Москвой. В одном из сражений возле отца разорвался снаряд. Контуженный, он потерял сознание, упал, и был засыпан мерзлой землей. А зима в 1941 году была очень лютая. Когда к вечеру санитары стали собирать трупы погибших солдат для захоронения в братской могиле, моего отца тоже вместе со всеми отвезли в морг. Ночью отец очнулся, на ощупь нашел дверь и стал стучаться. Открыли ему дверь в морге только под утро. Он был весь промороженный. Его лечили от менингита, и после больницы он вернулся домой. Сколько радости было, когда мы снова увидели отца. Ведь в другие дома села приходили похоронки за похоронками. А потом мой отец заболел. Он лежал в Тырновской больнице, но у меня была уверенность, что если отец вернулся с фронта, значит, от болезни – то он точно оправится.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П.  Тимакин Коля. Дубровка. 1942 год. 

 

Я хорошо помню этот день. Было лето. В синем небе светило солнце. В парке заливались птицы. Сначала я сидел на скамейке, сочинял стихи и записывал их в толстую тетрадь. А потом я шел по тропинке домой и пел сочиненные мной песни. Очень радостно было на душе. И вдруг навстречу мне идет женщина из нашего села и со слезами на глазах говорит мне: « Коля, а отец-то твой умер». А потом я заболел тифом и моя бабушка по матери, и дедушка по отцовской линии. Мы втроем лежали в одной палате, я между ними. В бреду бабушка шептала мне:« Коля, помни, ты Голицын». Что она имела в виду, я не знаю. Может то, что раньше наше село было имением князя Голицына, а моя бабушка там работала ключницей. Правда, мне бабушка в детстве говорила, что Голицыны хотели ее забрать с собой в Ниццу, но она отказалась. Потом я потерял сознание. Когда я снова очнулся, бабушки и дедушки в палате уже не было. А моя мать в коридоре разговаривала с врачом обо мне. В углу стоял приготовленный для меня гроб. А бабушку и дедушку уже схоронили. Я снова потерял сознание. Мне казалось, что внутри моей головы сидит огромная лягушка и пытается прыгнуть, но не прыгает. Через некоторое время я поправился и выписался из больницы домой.

Но нас ждала новая беда. Заболела дифтерией младшая сестренка Тамара. Тырновская больница находилась в 6 километрах от нашего села. Дороги были плохие, и автобусы туда не ходили. Я собрал все игрушки из дома, разные картинки, книжки и пошел пешком к ней в больницу. Но уже не застал ее. В тот момент, когда нянечка пошла за ужином и заговорилась там с кем-то, маленькая Тамара встала с кровати и вышла во двор посмотреть заходящее солнышко. Был октябрь. Вероятно, надышавшись холодным воздухом, сестренка ночью умерла. Когда хоронили ее, личико ее было розовое, как будто она только что уснула.

Началось голодное время. Мать завернула мясо коровы и положила на санки. « Вот, Коля, мясо коровы. Отвези в соседнюю деревню, отдай нашим родственникам». Я взял санки и пошел. Иду, иду, уже темнеть стало, а деревни не видать. А вскоре и сама дорога пропала. А тут еще снег пошел, совсем ничего не видно. Стал я всматриваться вперед, вижу, впереди лес темнеет. А из леса множество огоньков сверкает. И тут я услышал протяжный вой. Стая волков, сверкая глазами, двигалась на меня. Видимо, учуяли запах коровьего мяса. Я развернулся назад и побежал. Когда я оглянулся, я увидел, что волки меня окружают с двух сторон. Несколько из них подбежали ко мне совсем близко, но напасть не решались. Один уже так осмелел, что бежал рядом со мной, и я слышал его дыхание. Я приготовился к худшему. « Главное, чтобы они сразу вцепились мне в горло. Когда умру, не страшно, что они меня съедят. Хуже, если они живого начнут есть, и я буду видеть и чувствовать, как они грызут мои ноги». Я бросил санки, закрыл глаза и пошел быстрым шагом. Через какое-то время я посмотрел назад и увидел, как волки набросились на санки и дрались друг с другом, а про меня, вроде, забыли. И тут я вдали увидел огни деревни. Только к ночи я пришел в незнакомую мне деревню и постучался в первый попавшийся дом. Дом был большой, добротный, в окне горел свет. Я заглянул в окно и увидел огромного мужчину, который снимал со стены берданку. « Дяденька, откройте, я заблудился, за мной волки гонятся.» «Уходи прочь, а не то, застрелю» - услышал я в ответ. Ночевать меня пустила какая-то очень бедная женщина, дом, которой напоминал сарай. Она напоила меня горячим чаем, а утром проводила до дома.

После войны наше село опустело. Каждый второй, кто ушел на фронт, не вернулся. Погиб на войне и мой дядя Владимир.  Да и новое подрастающее поколение покидало село. Многих ребят, моих ровесников, забирали на восстановление Москвы после войны.

Меня же не оставляла мечта - учиться дальше. Я хотел, как отец лечить животных, людей, чтобы никто никогда не умирал. А из школьных предметов мне больше всего нравилась история. И вот стал я проситься у матери, чтобы она отпустила меня в Спасск. Там я хотел поступить в педагогическое училище. Мать не хотела, чтобы я покидал дом. После этого я заболел пневмонией, и мечту стать учителем истории стал забывать. Однако, книги об истории, особенно, Древнего мира, я знал наизусть. Я стал с товарищами встречаться в парке, и однажды мать нашла у меня в кармане табак. В этот день у меня с матерью произошел серьезный разговор. « Вот что, Коля, я тебе скажу. Бери быка, иди в поле, паши, там и кури, можешь пить, можешь кричать на быка матом, только чтобы я этого никогда не видела и не слышала». « Прости меня, мамочка, пожалуйста, я обещаю тебе, что никогда не буду курить, пить, ругаться матом, только отпусти меня учиться». Мать задумалась и говорит: « Как я тебя отпущу? Тебе нужно костюм, одежду разную сшить, а у нас нет денег». « Мамочка, ничего мне не надо. Я буду учиться, и у меня будет стипендия. На нее я и куплю себе одежду» После этого я встал перед ней на колени, и мать меня отпустила.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П.  Тимакин Коля справа. 1947 год.  

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. Тимакин Коля второй слева. 1948 год.

 

 

В Касимове я поступил в медицинское училище. Годы учебы пролетели незаметно. После окончания училища меня направили работать фельдшером в Михайловское, потом по комсомольской путевке на Сахалин. Сахалин меня поразил своей необыкновенной природой – сопки и море. Видел сивуча и осьминогов. Все это меня впечатляло. По вечерам я гулял по сопкам и продолжал сочинять стихи. Был 1950 год. Только недавно закончилась война. На Сахалине было много военных. Но и японцев можно было увидеть. Как- то раз в одной из своих прогулок по сопкам я встретил 2 японцев. В руках у них был нож. Они прошли мимо меня, как будто не заметили. А через некоторое время в газете появилось сообщение, что в этом месте был найден мертвым советский военный. И, вообще, часто наши солдаты пропадали в этих местах.

 

Я работал рентгенологом в Южно-Сахалинске. Раньше это был японский город Тоёхара. Жил в домике, который построили японцы. Дома у них были сделаны из такого материала, что напоминали фанеру. Рядом с моей комнатой, за стенкой, жил капитан. С капитаном у нас сложились хорошие отношения, и в знак дружбы он разрешил мне сфотографироваться в своей капитанской фуражке. Жена его, Пильва, была очень красивая, и капитан ее постоянно ревновал. Однажды после работы я лежал в кровати и услышал крики Пильвы и грубую брань капитана. И в этот момент я увидел в нескольких сантиметрах от своего виска торчащий из стены кортик. Вероятно, разгневанный капитан кинул кортик в свою жену, а нож, пройдя легко сквозь фанеру, оказался рядом с моей головой.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. Тимакин Николай в капитанской фуражке. 1951 год. Южно-Сахалинск.

  

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. Тимакин Николай. 1951 год. Южно-Сахалинск.

  

  

Домой я возвращался очень поздно. Помимо работы, я еще учился в Южно-Сахалинском учительском (педагогическом) институте на историческом факультете.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. Учительский институт. Южно-Сахалинск. 5 ноября 1951 года. Нижний ряд в центре: Жеребцов Борис Александрович, заместитель директора по научной работе Сахалинского областного краеведческого музея, рядом Люляков Петр Кириллович, заведующий кафедрой истории Учительского института. В верхнем ряду в центре Тимакин Н.П.

 

  

И вот однажды меня вдруг осенила мысль, что я давно не писал писем матери. Я вложил в конверт свою фотографию и написал на ней письмо. Вернувшись домой, как обычно, в двенадцатом часу ночи, я лег спать. Но не успел я погасить свет, как увидел в углу мать. Она стояла, сложив на груди руки, и что-то говорила. Я мог разобрать только свое имя: « Коля, Коля…». Я включил свет, ее образ стал исчезать и совсем пропал. Я попытался опять заснуть и погасил свет. Мать снова стояла в углу и что-то говорила. Только при включенном свете ее образ растворялся. Когда стало светать, я увидел сидящим за столом отца. Он, молча, курил и смотрел куда-то вдаль. Утром принесли телеграмму, что моя мать умерла. Ехала на машине в Шилово, машина перевернулась, удар пришелся на голову, и мать мгновенно скончалась.

  

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П.   Николай Тимакин - студент Томского педагогического института. 1953 год. Томск.  

Глава 2                                                                                            Биография

                               50 лет трудовой деятельности академика Тимакина Николая Петровича

Тимакин Н.П. родился 14 декабря 1929 года в с. Дубровка Шиловского района Рязанской области. В 1948 году окончил медицинское училище и по комсомольской путевке был направлен в Южно-Сахалинск. Работая там рентгенологом, он одновременно учился в Южно-Сахалинском учительском (педагогическом) институте. Трудовую деятельность начал в Западной Сибири в Томском областном противотуберкулезном диспансере рентгентехником -лаборантом в 1952 году, затем продолжил ее в клиниках Томского мединститута.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П.:

1. Томский областной противотуберкулезный диспансер. 1952 год . Тимакин Н.П. слева в верхнем ряду. 

   
   

      

    2.Томский областной противотуберкулезный диспансер. 1952 год . Тимакин Н.П. в центре верхнего ряда.

  

   

В 1959 году окончил Томский медицинский институт, клиническую ординатуру(работал врачом-терапевтом),аспирантуру на кафедре факультетской терапии того же института (1959-1964 г.г.)

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. Тимакин Николай Петрович. Томск. 1959 год.  

 
С 1964 по 1979 г. работал старшим научным сотрудником, заведующим отделом спектрального анализа и микроэлементов ЦНИЛ ТМИ.

Фото. Н.П. Тимакин - зав.отделом спектрального анализа и микроэлементов. ЦНИЛ ТМИ.   

  

      

Фото.  Здание ЦНИЛа ТМИ. г.Томск. 

  

   

Защитил кандидатскую диссертацию на тему «Картина красной крови, содержание микроэлементов(Fe,Cu) и витамина В12 в сыворотке крови в отдаленные сроки после резекции желудка».Кандидат медицинских наук с 1965 года. Утвержден в звании старшего научного сотрудника по гематологии в 1968 году. Курировал научную проблему«Биологическая роль микроэлементов и значение их в медицине».С 1977 года по 1979 годы работал старшим преподавателем на кафедре биофизики медико-биологического факультета ТМИ.

После избрания по конкурсу, с 1979 по 1986 год работал заведующим кафедрой профпатологии Новокузнецкого ГИДУВа и одновременно соруководителем, впервые организованного в Сибири , под эгидой СО АМН СССР « Межведомственного профпатологического научно-учебного практического объединения». Член проблемной комиссии по профпатологии при АМН СССР,он курировал подготовку и усовершенствование врачей Сибири и Дальнего Востока по охране здоровья трудящихся и профилактики профессиональных заболеваний среди рабочих угледобывающих и металлургических предприятий. С 1986 по 1998 годы –доцент, а затем профессор на кафедре медицины НГПИ (КузГПА).Одновременно, с 1996 до 2003 г. он работал профессором на кафедре экологии и естествознания НФИ КемГУ по курсам«Экология человека», «Основа медицинских знаний», «Социальная экология».
Известный ученый в области экологии человека и биологической роли микроэлементов, талантливый педагог, профессор Тимакин Н.П. создал свое направление в Западной Сибири. Он принимал активное участие в подготовке свыше 15000 специалистов(врачей, учителей, экономистов, юристов, геоэкологов) в вузах Сибири. Им выполнено и опубликовано в печати 185 научных работ по внутренним болезням, гематологии, валеологии, медицинской генетике, профпатологии и экологии человека. Будучи научным руководителем,подготовил 10 кандидатов наук, двух клинических ординаторов по профпатологии и организации охраны здоровья рабочих угольных и металлургических предприятий Кузбасса.

Работы академика Тимакина Н.П. получили признание научной общественности. За цикл опубликованных работ по проблеме« Биологическая роль микроэлементов, значение их в медицине и экологии человека»избран действительным членом ( академиком)МАНЭБ. За серию научных трудов« Актуальные проблемы экологии человека и охрана здоровья населения в Кузбассе»избран членом-корреспондентом МАИ при ООН и советником РАЕН. Он являлся председателем научной комиссии «Экологическая медицина и валеология» ЗСО РАЕН.
Несмотря на свой полувековой трудовой юбилей, Николай Петрович продолжает активно трудиться: выступает с научными докладами на всероссийских научно-практических конференциях, конгрессах и международных форумах.Он удостоен почетного звания Лауреата премии «Золотой диплом 2000 и 2001»Международного Форума по проблемам науки, техники и образования в области экологии человека и здравоохранения.
В 2002 году избран членом-корреспондентом Академии педагогических и социальных наук за подготовку научных, педагогических кадров и других специалистов по вопросам охраны здоровья учащихся. В2001 году организовал Южно-Кузбасский научный экологический центр Алтайского филиала МАНЭБ, руководителем которого является до настоящего времени. В состав Центра входит 7 академиков– руководителей научных секций. Тимакин Н.П. награжден медалями « За доблестный труд», « Ветеран труда», почетными грамотами МАНЭБ, РАЕН, администрации Кемеровской области за научные работы в области экологии человека и здравоохранения в Кузбассе.

2002 год.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П.:

Фото.  Студенческая группа Лечебного факультета Томского Медицинского института. Тимакин Н.П.(нижний ряд слева). 1956 год. 

 

  

Фото. Студенческая группа Лечебного факультета Томского Медицинского института. Тимакин Н.П.(нижний ряд второй слева). 1957 год 

 

Фото. Работа в клинике Томского мединститута. Врач Тимакин Н.П. 1963 год.  

Фото. Клиническая ординатура. Тимакин Н.П. справа.          

Фото. Клиническая ординатура под руководством академика Яблокова. Д.Д. Яблоков в нижнем ряду. Тимакин Н.П. над ним в верхнем ряду.  

   

Фото. Будущие академики: Тимакин Николай Петрович и Карпов Ростислав Сергеевич на демонстрации 7 ноября 1971 года. Томск   

 

Фото. Конференция в Риге. Старший научный сотрудник Тимакин Н.П., профессор Гольдберг Д.И., профессор Гольдберг Е.Д.    

Фото. Конференция в Риге. Гольдберг Евгений Данилович— профессор кафедры патофизиологии Томского медицинского института., профессор Гольдберг Даниил Исаакович, старший научный сотрудник Тимакин Николай Петрович. 

   

     

Фото. Республиканский семинар заведующих ЦНИЛ. г. Томск. Тимакин Н.П. в центре. 

 

  

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. Тимакин Н. П. 1980 г. 

   

Фото. Тимакин Н.П.-зав. кафедрой профпатологии, доцент. 1983 г. Новокузнецк.
    

 

Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Ульянкиной Марии Максимовны

Мой отец всегда хотел хоть что-нибудь  узнать о своем деде Дмитрии Гольцыне. Он обратился в архив за справкой о рождении своей матери, надеясь, что там есть данные об ее отце и был очень расстроен, узнав, что Шиловский архив сгорел, а вместе с ним сгорели метрические книги за много лет. В Рязанском архиве подтвердили, что, вероятно, информация, содержавшаяся в этих книгах, утрачена безвозвратно. Я поняла, что рассказы людей, это единственный источник информации о жизни людей того времени. В Москве проживала моя дальняя родственница Мария Максимовна Ульянкина. Во время наших телефонных разговоров она часто вспоминала о своей жизни в Дубровке и разрешила мне записать ее воспоминания.

Глава 1

"Сегодня мне исполнилось 97 лет. Что-то я очень хорошо помню, а что-то, вообще, забыла. Я хорошо помню твою прабабушку Гальцыну Пелагею Алексеевну. Моя мама и твоя прабабушка были ровесницами, может, небольшая разница в возрасте. Моя мама дружила с ней и ходила к ней в гости. Один раз она меня взяла с собой. А у твоей прабабушки жили серые гуси. А я была очень маленькая, что гуси были с меня ростом. Один гусь напал на меня, и я не знаю, как он глаза мне не выклюнул. Вот какие были серые гуси. Я присутствовала на свадьбе твоей бабушки Анны Дмитриевны с Петром Яковлевичем в мае 1929 года.

А, вообще, я родилась 21 февраля 1920 года в Дубровке. Жила с бабушкой Егоркиной Ириной Федоровной. Моя бабушка родилась в 1864 года в Акулове в семье Федора Гавриловича Дроздова и Марии Ефимовны.

(Один день, 20 августа 1872 года, из жизни Федора Гавриловича Дроздова по документам Дубровского Волостного Правления./ГАРО, Фонд 349, опись 1, дело 2

«1872 года Августа 20 дня

Деревни Акуловой крестьянин Федор Гаврилов Дроздов предъявил иск к крестьянину деревни Акуловой Максиму Федорову Лунину по расписке на сумму 8 рублей 50 копеек, которые Лунин по требованию его ему не уплачивает. Причем представил расписку, из которой видно следующее:

« 1869 года мая 19 дня по сей расписке состою должен по счету деревни Акуловой Федору Гаврилову Дроздову 8 рублей 50 копеек серебром, которые обязуюсь заплатить ему по первому требованию без суда и отговорок по сей расписке. Деревни Акуловой Касимовского уезда временно-обязанный крестьянин князя Голицына Максим Федоров руку приложил».

….Лунин сознал себя должником Дроздову 8 рублей 50 коп, но в число оных им заработано крупорушкой 1 рубль. Затем следует, уплатить Дроздову 7 рублей 50 копеек, каковые он не платит потому, что Федор Дроздов брал у покойного его отца весы, как-то коромысло и гири, которые не возвратил, когда таковые возвратит, тогда он и уплатит ему деньги.

Против сего Дроздов объяснил, что гири у отца Максима он не брал, а брал лишь одно коромысло, которое обязуется возвратить.

Волостной суд в составе Ивана Ефремовича Покалина, Семена Семеновича Тимакина, Степана Казанцева и Ивана Афанасова находит:

1.Что крестьянин Лунин доказательств о взятии крестьянином Дроздовым гирь-весов не представил.

2.Что отец его, Лунин Федор, еще в 1867 году (умер), а счет они имели с Дроздовым в 1869 году, после смерти отца, по которому сознал себя должным и сознал обязанным уплатить, не упоминая о гирях, следовательно, несомненно, Лунин находится должным Дроздову и определяет взыскать с крестьянина ….Лунина 7 рублей 50 копеек, а Дроздова обязать возвратить Лунину коромысло от весов, а что касается до гирь, взятых будто бы Дроздовым у Лунина, по недоказательству Лунину отказать».

«1872 года Августа 20 дня

Деревни Акуловой крестьянин Федор Гаврилович Дроздов предъявил иск к крестьянину деревни Акуловой

Ивану Григорьевичу Дроздову на сумму 20 рублей. Причем объяснил следующее: Крестьянин Иван Дроздов за покупку у него дома не доплатил ему 20 рублей и затем при отъезде на заработки в мае сего года всей суммы выдал ему расписку и собственноручно подписал, которую Дроздов представил. Из расписки видно следующее:

«1872 года мая 21 дня закупленного у моего дядюшки Федора Дроздова половины его дома следует доплатить 20 рублей серебром, а если возвратит ковер, то еще следует доплатить 8 рублей 72 копейки, в том и подписался

И. Дроздов».

К сему Федор Дроздов добавил, что ковер, упомянутый в расписке он возвратить не желает, почему и просит взыскать с Ивана Григорьева Дроздова двадцать рублей серебром, а так как он сам Иван находится в отсутствии, то вызвать в суд его мать для подтверждения правильности иска.

По предъявлении матери Ивана Григорьева Дроздова, Авдотьи Игнатьевой, иска, предъявленного Федором Дроздовым, Игнатьева оный сознала справедливым. Но только заявила, что из оной суммы следует вычесть за лошадь, братую Федором Дроздовым года два назад и оная утоплена. Против сего Федор Дроздов заявил, что лошадь им была в счет зачтена, когда он имел личный счет с Иваном Григорьевым и что за зачетом оной осталось за ним 20 руб, что достоверяет расписка, писанная 21 мая 1872 года.

1872 года Августа 20 дня Волостной суд в составе судей: Ивана Покалина, Семена Тимакина, Степана Казанцева и Ивана Афанасова после слушания сторон нашел, что заявление крестьянки Авдотьи Игнатьевой насчет зачета за уплату долга братой и утопленной лошади Федором Дроздовым принять нельзя, потому что лошадь брата года два назад. А расписка в должной сумме выдана Иваном Федору только в мае сего года, следовательно, означенная лошадь между ими в счет включена, почему и определил: признать Ивана Григорьевича Дроздова должным крестьянину Федору Дроздову двадцать рублей, которые с него изыскать…посылки им Иваном через почту денег».

«1872 года августа 20 дня, деревни Акуловой, крестьянин Федор Гаврилович Дроздов предъявил на обсуждение Волостного суда следующее обстоятельство: родной брат его, Иван Гаврилов Дроздов, остался ему должен пятьдесят пять рублей, в чем и выдана от него собственноручная расписка 1864 года августа 1 дня с обязательством уплатить по первому требованию. В противном случае, он, Федор, волен взять у него из имения. После выдачи сей расписки брат его Иван отлучился по паспорту и до сего времени в место жительство не возвращался и находится в безызвестной отлучке, почему Федор Дроздов просит взыскание должных братом его Иваном ему денег обратить на строения его, Ивана, состоящие в деревне Акуловой. Причем представил подлинную расписку, которая следующего содержания:

«1864 года Августа 1 дня остаюсь я должен своему родному брату серебром пятьдесят пять рублей, каковую сумму забрано мною у него в разное время на необходимые предметы, в таком случае обязуюсь ему заплатить по первому его требованию, не доводя судебных мест.

А в противном случае, если я буду уклоняться платежа, то волен он, Федор Гаврилов, взять у меня что-нибудь из моего имения, движимого и недвижимого, по оценке посторонних людей, в чем дал и подписуюсь Иван Гаврилов Дроздов».

По случаю безвестной отлучки Ивана Гаврилова Дроздова, а также и отсутствия сына его на заработках, вызвано никого не было.

1872 года Августа 20 дня Волостной суд по обсуждению заявления крестьянина Федора Дроздова по предмету иска к брату Ивану Гаврилову Дроздову, находящемуся в безызвестной отлучке, нашел, что по случаю его безвестной отлучки, Ивана Гаврилова Дроздова, по отсутствию сына его, нельзя определить взысканию через продажу их строений, находящихся в деревне Акуловой, а предоставить те строения Федору Гаврилову Дроздову в обеспечение его иска впредь до личного свидания Федора Дроздова с сыном брата, находящегося в отсутствии, за целостью коих обязан иметь надзор сам Федор Гаврилович Дроздов»).

Примечание:

1. Дроздов Федор Гаврилович (1829), сын Гаврилы Леонтьевича из Акулова/ ГАРО Фонд 627,опись 245, дело 70

   
   

2. Дроздова Мария Ефимовна (1828), дочь Ефима Климовича Болдина/ ГАРО Фонд 627,опись 245, дело 69

   
   

3. Дроздов Гаврила Леонтьевич (1793-1843), сын Леонтия Петровича, крестьянина господина Голицына из Дубровок./ГАРО Фонд 627, опись 245, дело 23 и дело 116

   
   

4. Леонтий (июнь 1766), сын Петра Дмитриевича, крестьянина Федора Алексеевича Голицына/ ГАРО, Фонд 627. 
5. Дроздов Иван Гаврилович (1823), сын Гаврилы Леонтьевича из Акулова/ГАРО Фонд 627, опись 245, дело 63

   
   

6. Крестьянин Ф.А. Голицына, Петр Дмитриевич, имел трёх сыновей: Павел (1763), Леонтий  (1766), Ефим (1777). Иван Ефимович Дроздов  имел двух сыновей:Петра (1837) и Ивана. Иван Иванович имел сына Петра (1862).

Фотографии:

Фото . Памятник Дроздовым Федору Гавриловичу и Марии Ефимовне на Дубровском кладбище. Фото сделано в 2018 году. 

 

   

Глава 2

У моей бабушки был старший брат Петр. Петр Федорович Дроздов был военный, запасной рядовой Стрелкового Его Императорского Величества батальона. Дроздовы были не крепостные и могли разъезжать по городам. Федор Гаврилович Дроздов родился в Акулове, но ездил в город Томск, и у него там был свой магазин швейных машин Зингер.

Фото из альбома Лопатиной Е.М. Магазин швейных машин Зингер, принадлежащий Дроздову П.Ф. г. Томск.  

Фото из семейного альбома Дроздовой О.А. Петр Федорович Дроздов. Томск.      

 

Моя бабушка Ирина тоже ездила везде и жила одно время в Грузии. У бабушки в Акулове был свой дом. Но после того, как она вышла замуж за Ивана Егоркина, она постоянно жила в Дубровках.Моя мама Нина Ивановна Егоркина, 1886 года рождения, вышла замуж за Ульянкина Максима Ивановича, 1883 года рождения.

Фото из альбома Ульянкиной М.М. Ульянкины Нина Ивановна и Максим Иванович.     

После свадьбы мои родители стали жить в красном кирпичном доме. Там несколько было семей Ульянкиных. Они женились, рожали детей, расходились, уезжали, умирали. Один родитель скончался, остались дети, родитель женился вновь, и опять появлялись дети. Потом другой родитель скончался, женился и опять дети. Много сводных детей было. Трудно сказать, кто там кому был родственник. Но в Дубровках был только один дом Ульянкиных. Все Ульянкины всегда жили в этом доме. В доме всегда было полно людей.

Мои родители жили в деревянном доме, который находился на пригорке. Часто бывало моя мама сядет на скамейку возле дома и любуется открывающимся видом на реку. У отца была родная сестра Ирина и брат Егор. Дядя Егор (Георгий) был моложе отца, помогал ему на сенокосе и возил нас, ребятишек, на лошади. У него была своя лошадь. И жил он отдельно от нас.

Нас у родителей было четверо. Два старших брата: Петр и Николай, и мы с сестрой Шурой - двойняшки родились в один день.

Фото из семейного альбома Ульянкиной М.М. Ульянкина Шура, Костя Тарасов, Лиза Качалина.

 

  

В нашей семье часто рождались близнецы. Так у моего старшего брата Николая тоже родились 2 мальчика - близнеца.Они потом умерли. Второй раз у него снова родились два мальчика – близнеца.

 

А брат Петр Максимович Ульянкин погиб на фронте. Мой брат Петр, 1911 года рождения…. Может он родился в Томске? Я не знаю.

Фото из семейного альбома Ульянкиной М.М. Петр Максимович Ульянкин. 1941-1942 год. 

 

Фото.

донесение

о гибели Ульянкина Петра Максимовича / obd-memorial.ru 

   

Сестра Шура, Ульянкина Александра Максимовна, в Баку вышла замуж за военного, по фамилии Баженов и уехала с ним в Ташкент. Шура, когда ее муж собрался ехать заграницу, много узнала из истории своей семьи. Дело в том, что перед поездкой заграницу, в КГБ стали разбираться в биографиях родственников. Оказывается, наша мама, и ее сестра Маланья родились в городе Боржоме. А третья сестра Настя родилась в Дубровках. Позже Анастасия уехала в Томск к дяде матери и там вышла замуж за Любечанского. У них была дочь Нонна, 1920 года рождения. Она окончила медицинский институт в Москве, стала врачом. Воевала во время войны. В последнее время жила со своей матерью в Свердловске. Вторая сестра матери Маланья вышла замуж за Корнешова.

В Дубровке было две артели: рыбацкая и бондари. Бондари разъезжали по разным городам. Мой отец, Максим Иванович, был бондарь по профессии. В революцию он был офицером, воевал за красных, потом вернулся в Дубровки. Когда вся бригада бондарей уехала в Баку, он уехал вместе с ней. В Баку были нефтеперерабатывающие заводы. Нужны были бочки, и их бригада стала там работать. Отец устроился на завод бондарем, на заводе делали тару. За ним туда уехала вся наша семья. Так я вместе с семьей в 1930 году уехала из Дубровок в Баку. Мы жили в Шаумяновском районе. Связь с Дубровкой не прекращалась никогда. Вместе с нами в Баку жила сестра матери Маланья Корнешова, а также семья Ульянкиных из Дубровок: сын Якова Николаевича Иван со своей матерью Евдокией Васильевной. Иван Яковлевич Ульянкин был призван на фронт и погиб. Говорили, что они являются нам дальними родственниками, хотя так можно сказать обо всех Ульянкиных в Дубровке. Я ездила на каникулах проведать бабушку Ирину в Дубровке. Моя сестра Шура ездила чаще. Последний раз я была в Дубровках в 1938 году и прожила там месяц. Еще мои родители поддерживали дружеские отношения со Щербаковыми и Слеповыми, считали их родственниками.

Моя биография очень короткая. Закончила 10 классов в Баку. Поехала учиться в Москву, поступила в институт, не окончила, началась война, меня распределили в Дзержинск Горьковской области. Потом Министерство оставило меня в Москве. Я работала в Министерстве химической промышленности главным технологом, получила двухкомнатную квартиру на 5 этаже, в которую я сразу же в 1962 году перевезла своих родителей. Сначала умерла сестра отца – Ирина Ивановна. В 1968 году умер мой отец, Максим Иванович. Потом умерла жена Николая Максимовича, моего брата. Потом Николай Максимович умер в июле 1972 года. Моя мама умерла в октябре 1972. Неожиданно ей стало плохо с сердцем. Я вызвала скорую помощь, но уже было поздно. После смерти матери у меня случился инфаркт сердца. Выйдя из больницы, я сразу же поменяла свою двухкомнатную квартиру на однокомнатную, так как в прежнем доме не было лифта, и тяжело было подниматься на 5 этаж. Это было в 1972 году. После выписки из больницы мне запретили работать в министерстве, так как моя работа была связана с командировками. Своих родителей я похоронила на кладбище в Москве, в двух остановках от станции метро "Бабушкинская".

2017 год.

В Списке лиц, имеющих право в выборах в Государственную Думу по Городскому избирательному собранию в Томске в 1906 году числятся Дроздов Петр Федорович и Дроздов Александр Федорович/ elib.tomsk.ru. Предположительно, Александр Федорович ранее жил в Астрахани.

По спискам домовладельцев Томска на 1908 г. Петру Федоровичу Дроздову принадлежал дом по ул. Магистратской, 31. На 1915 он уже был приобретен Г. Е. Сибирцевым.....Дроздов Петр Федорович умер 28 апреля 1916 г., отпевался в Духовской церкви, похоронен на Вознесенском кладбище 1 мая 1916 г. Некролог о нем от имени жены, детей и внуков дан в газете "Сибирская жизнь" от 30 апреля 1916 г./взято из открытых источников.

( Многие бывшие крестьяне князя Голицына во второй половине 19 века становились купцами. Вероятно, в этом была помощь самого князя).

Примечание::

1. Егоркина Ирина Федоровна (май 1864) / ГАРО Фонд 627,опись 245, дело 272

   
   

2. Дроздов Петр Федорович (август 1858) , Его крестный Софроний (Софрон) Григорьевич Дроздов( (1843), купец, двоюродный брат Петра (предположительно жил в Астрахани) /ГАРО. Фонд 627,опись 245, дело 230. У Софрония был сын Иван (1862)
3. Петр Федорович Дроздов по духовному завещанию передал в церковь села Дубровки Кас.у. 4000 рублей.(РЕВ 1913).   / Кузнецов И.В. Дроздовы в Рязанской губернии 
4. Петр Федорович Дроздов занимался торговлей стеклом, красками, канатами, снастями, печами и каминами, фурнитурой для окон и дверей и другими товарами. Первоначально под магазин арендовались площади в доме по ул. Миллионной 7, потом в собственном доме по ул. Магистратской 31. После покупки нового имения и строительства каменного здания, торговля была переведена в него. 4 июня 1908 года Дроздов подал прошение в Томскую Городскую управу на постройку двухэтажного каменного дома с подвалом, а 25 июля 1908 года на постройку двухэтажного деревянного флигеля с брандмауэром.7 февраля 1911 года он занял под залог недвижимости 10000 рублей у Андрея Макаровича Коркина, а 7 февраля 1913 года оформил ссуду в Общественном Сибирском в Томске банке Поповых. Каменный  дом и деревянный двухэтажный флигель сохранились до настоящего времени/

5. Фото. Здание бывшего доходного дома крестьянина Дроздова П.Ф. на улице Розы Люксембург 16.Томск. 1956 год. Автор неизвестен.
 

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. . Ульянкина Мария Максимовна.   

Фото из семейного альбома Ульянкиной М.М. Справа- Ульянкина Мария Максимовна. На обратной стороне фотографии надпись" Дорогой тете Ирине 27 февраля 1964 года. Маша".  

  

Фото. Ульянкина Мария Максимовна.  

Фото из альбома Ульянкиной М.М. Ульянкина Мария Максимовна  

 Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Тимакиной Валентины Петровны

Глава 1

Я до сих пор помню лицо женщины, склонившейся над моей детской кроваткой. Светлые волосы и добрые, любящие глаза. Это была моя прабабушка Акилина Васильевна. В деревне ее звали Акулина. Когда моя мать куда-нибудь отлучалась, она всегда оставляла меня с ней. Прабабушка брала меня к себе домой, занималась со мной, учила всему. Иногда к ней кто-нибудь приходил в гости, я пугалась и начинала кричать. До замужества прабабушка носила фамилию Луканина.

 (По архивным данным, ее дед Нестор Севастьянович Луканин имел жену, Евдокию Власовну, и много детей. Один из них, Василий Нестерович, был отцом Акулины.

Луканин Василий Нестерович(1823-1889), сын Нестора Севастьяновича /ГАРО,Фонд 627, опись 281, дело 5 
Луканин Нестор Севастьянович (октябрь 1799-1874), сын Севастьяна Борисовича /ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 30 и дело 332 
Луканина (Тамгина) Евдокия Власовна (март 1799-1855), дочь Власа Тимофеевича /ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 30 и дело 210). 

Илья Иванов Тамгин? - дворовый человек Ф.А. Голицына  в 1762 году прибыл в Дубровки из сельца Самороково Гоголева Стана Московского уезда/ РГАДА.

Акулина родилась в 1851 году в Дубровке.  У Акулины был брат, постарше ее лет на шесть, Григорий. Они были дружны друг с другом. И сына Григория, Емельяна, бабушка Акулина любила, как собственного. Такая сильная дружба между их семьями привела к тому, что сын прабабушки Акулины, Емельян Алексеевич Ульянкин, женился на Прасковье, дочери своего двоюродного брата Емельяна Григорьевича Луканина. Все были против этой свадьбы, так как считалось недопустимым браки между родственниками. Но между тем это произошло. У них родились 2 девочки: Анна и Александра. Емельян Алексеевич Ульянкин, 1892 года рождения, участвовал в составе 404 пехотного Камышинского полка в Первой мировой войне. В 1916 году был ранен в левую руку и вернулся домой.

(Участие в Первой мировой войне: 

Ульянкин Емельян Алексеевич, ранен/контужен, выбыл: лазарет 101 пехотной дивизии, место рождения: Рязанская губ., Касимовский уезд, Дубровская вол., Место службы: 404-й пехотный Камышинский полк, рядовой, Дата события: 07.07.1916/

сайт «Памяти героев Великой войны 1914-1918», gwar.mil.ru)

Погиб во время Гражданской войны.

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Ульянкин Емельян Алексеевич слева в военной форме.    

          

 Его жена Прасковья Емельяновна вышла второй раз замуж за Григория Григорьевича. Так как Емельян Ульянкин со своей женой Прасковьей жил у своей матери Акулины, туда же Параша привела и своего нового мужа. Григорий Григорьевич взял фамилию жены и стал Ульянкиным. Отношения старших дочерей Параши не складывались с отчимом. Часто Шура плакала и уходила из дома. Между тем Параша родила еще пятерых детей от Григория: Володю (1926 года), дочь Таю, сына Юлия (Юлю) 1930 года рождения, дочь Клару и сына Геннадия. Судьба всех детей Параши сложилась по-разному.

Анна (Нюра), старшая дочь Параши, родилась в конце 1915 года, когда ее отец уже был на войне. Моя бабушка Пелагея Алексеевна Гальцына была ее крестной матерью. Судьба Нюры трагична. Она утонула. Дело было на сенокосе еще до войны. Во время обеда она всегда спала, а тут ей вдруг неожиданно захотелось искупаться в Оке. Ее все останавливали, мол, давай все вместе позже пойдем. Но она уже убежала к реке. Прошло время обеда, она так и не вернулась. Ребята ее искали целый день, а она выплыла на второй день уже трупом.

Вторая дочь Александра Ульянкина родилась в 1918 году. Однажды, когда я приезжала в Дубровку устанавливать памятник матери, бабушке и сестре, мы с ней вместе возвращались домой. Это было до 1972 года. Точно не помню когда. Шура жила в это время у тети Раи в Дубровке. Она мне рассказала о своей судьбе, о чем я раньше не знала. Шура всегда увлекалась спортом и участвовала во многих соревнованиях. Как-то раз ее пригласили на соревнования, проходящие в Москве. Это было еще до войны. В перерывах между соревнованиями, Шура много гуляла. Как-то сидела она в одном из московских парках на скамеечке и плакала, вспоминая свою последнюю ссору с отчимом. Она давно не ладила со вторым мужем своей матери Григорием. К ней подошел мужчина и ласково заговорил с ней. Узнав, что она не хочет возвращаться домой из-за отчима, он пригласил ее работать в кремлевской больнице санитаркой или помогать в столовой. Там же ей было, где жить. Шура согласилась. Так Шура стала там работать и жить с этим мужчиной. Все было хорошо до того, пока Шура не забеременела, и не родила мальчика. Этот мужчина жениться на ней не хотел. Родив ребенка, Шура уехала в Дубровку. А когда сыну исполнилось 10 месяцев, она повезла его в Москву показать отцу. Шура надеялась, что увидев ребенка, он вернется к ней. А тот увез ребенка к своим родственникам, и как Шура не требовала у него, не искала мальчика, больше ребенка она никогда не видела. Позже Шуру познакомил со своим сотрудником ее брат Владимир, который работал у Королева. Мужчина жил с тремя детьми один. И Шура стала жить с ним в Химках. Каждое лето приезжала она со своим мужем и его тремя детьми в Дубровку. Детям очень нравилась Дубровка. И они предпочитали ей отдых на Черном море. Останавливались они у ее тети Раисы Емельяновны Тимакиной (Луканиной). К тому времени ее мать Прасковья уже умерла, а в доме Акулины оставался ее отчим Григорий.

Дом бабушки Акулины был кирпичный. Рядом были дома Урляповых и Корнешовых. Первые Урляповы, потом Корнешовы, потом Ульянкины. Дом находился в центре Дубровки. Посередине в переулке Тимакины, Самсоновы, Лукашины, Михалевы, Катковы (кирпичный дом). Далее поле, ну как бы островок, точнее луг. Через дорогу деревянный дом Ульянкиных, где жила Мария Максимовна с родителями. Ты представляешь, как это было? Большое село. Магазин. Почта. Через дорогу дом Катковых, Самсоновых, Луканиных, Михалевых, Катковых. Поле. Тимакины напротив Самсоновых. Дом Ульянкиной Марии Максимовны. В переулок заходишь – дом Катковых, Урляповых…дом Акулины. Там все жили. В этом же доме родилась моя бабушка Пелагея. В этом же доме провела свое детство моя мама.

Шура Ульянкина часто приезжала в Дубровку. До войны она останавливалась у моей бабушки, а после войны приезжала в Дубровку к Раисе Емельяновне. В последнем письме она писала мне о том, что окружена большой любовью со стороны мужа и его дети от первого брака, почитают ее как родную мать, но состояние ее здоровья сильно ухудшилось. Больше писем я от нее не получала.

Третий сын Параши – Владимир Григорьевич Ульянкин жил и работал у Королева. Дочери Параши Клара и Тая уехали в подмосковный город, где шьют, ткани разные выпускают. Орехово-Зуево, наверно, точно не помню. А Парашин сынок Юля ходил со мной в один детский сад. Я помню, как он дарил мне букеты из полевых цветов. Это уже был последний год в садике перед школой, Юле было лет семь. Ему кто-то сказал, что родственники пошли к реке или поедут на пароме. Юлий выскочил из ворот детсада и побежал на Оку. Паром уже отплыл. Юля оказался в воде, то ли он хотел доплыть до парома, неизвестно. Одним словом, Юля утонул. Последний сын Параши Геннадий жил в Касимове. Григорию Ульянкину было одиноко одному жить в Дубровке, и он уехал в Касимов. Акулина умерла летом 1936 года. Даты я говорю приблизительно.

Я хорошо помню ее племянника Емельяна Григорьевича Луканина. За несколько лет до войны моя мама вечером возвращалась домой. Мой отец Петр Яковлевич был ветеринаром и часто уезжал. И в этот день отец уехал по работе. И вот мать видит, что на снегу недалеко от ее дома кто-то лежит. Была зима, сильный мороз и ледяной ветер. Мать подошла ближе и увидела там дядю Емельяна. Она начала его трясти, звать, но он не откликался. Мама подумала, что он выпил в гостях, и по дороге упал. Она притащила из дома санки, погрузила туда Емельяна и привезла к себе домой. « Немного полежит, придет в себя и пойдет домой» - решила она. Мать положила его на длинную скамью, и он три дня лежал, не вставая. Потом поднялся и ушел.

Жена Емельяна Григорьевича, Екатерина Яковлевна, родила ему 6 детей: помимо Параши у них была Раиса, Пелагея и 3 сына: Иван, Сергей и Александр. Пелагея Емельяновна Луканина была, по-моему, второй дочерью после Параши. Параша где-то в 1894 году родилась. Потом Пелагея. А третья сестра Раиса родилась в 1915 году. Такая большая разница в возрасте между сестрами. Поэтому Пелагея была крестной матерью своей сестры Раи. Пелагея вышла замуж за Ивана Самсонова. У нее было две дочери Шура и Лида. Лида в детстве неудачно упала и стала инвалидом. Шура уехала в Москву и забрала с собой сестру. Лида умерла в Москве в 1953 году. Я узнала об этом от Раисы Емельяновны. Как-то мы вместе с ней возвращались из Дубровки в Москву. Раиса на следующий день должна была отправиться к дочери в Севастополь. Я стала приглашать ее заночевать у меня. Однако она мне сказала: «Нет, я уж к своим. Они на проспекте Мира живут». К ним Раиса ездила часто.

 Фото из семейного альбома Голубевой Т.В.  Лидия Ивановна Самсонова        

Когда Пелагея умерла от туберкулеза, ее муж, Самсонов Иван Петрович, женился на другой. И у них в 1932 году родился мальчик – Сергей. Мы учились в школе с ним в одном классе. По молодости он ухаживал за мной. В жизни ему не повезло, залез по глупости в колхозный пчельник, и ему дали два года тюрьмы, а там его убили. Мне так рассказывали, а как на самом деле было - я не знаю.

Примечание:

Ульянкина Акулина Васильевна, в девичестве Луканина (1851), дочь Василия Нестеровича / ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 182. 
Ульянкин Емельян Алексеевич (1892) / ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 6 
Ульянкина Анна Емельяновна (1915) / ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 1015. 
Ульянкина Александра Емельяновна (1918) / ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 116 
Фото из семейного архива Тимакина Н.П.: Дом Ульянкиных в Дубровке.Приблизительно 1962 год 

Глава 2

В 1954 году я приехала из Баку в Дубровку на три дня. Остановилась у дяди Сани Тимакина. Мы уже договорились с тетей Шурой Паниной ехать в Томск, и я ждала, когда она за мной зайдет. Вдруг заходит Володька Луканин, он приехал из Крыма из Севастополя, где он служил и остался там жить. Он начал обнимать меня и говорить, как рад встрече. Я даже удивилась этому, так как в детстве мы всегда играли с Володькой на улице, вместе в школу ходили, Володя был младше меня на год, но я только сейчас от него узнала, что мы родственники. В архиве есть данные, что родителей матери моей бабушки Пелагеи звали Ксения Тимофеевна и Василий Нестерович Луканины. Также у Акулины помимо брата Григория были еще сестры Мария и Феодосия. Мария вышла замуж за Петра Корнешова, и у них была дочь Анна. Бабушка Поля рассказывала мне , что ее двоюродный брат Луканин Емельян Григорьевич имел детей: Прасковью, Пелагею, Раису. С ними бабушка дружила, была крестной у Анны, дочери Прасковьи, и во всем помогала ей. А про сыновей Емельяна Григорьевича мы как-то ничего не знали. Я только потом узнала, что у него был сын Иван. Я его никогда не видела, говорили, что он погиб.

Я хорошо помню, как мы в детстве играли с Володькой и его братом Сашкой и другими детьми. Один ведущий, старший прятал всех за дровами или в дровах. И вот дежурный должен был всех найти, считалось, что он нашел клад. А еще мы брали большие санки и катались все вместе с горки, которая находилась возле дома Прошляковых, летом ходили купаться или собирали землянику в кувшин. Раньше там были заливные луга. Ока выходила из берегов и заливала эту землю. Там такие урожаи ягод были, словами передать нельзя. На этих заливных лугах трава росла в рост человека. За год там три раза покос делали. Повсюду стояли стога сена. А потом по распоряжению Хрущева эти земли перекопали и посадили там кукурузу. Я так плакала, когда увидела те места, где мы собирали ягоды. Все было черное, все перекопано, а земляничные корни были вывернуты из земли и давали такую черноту. На меня это произвело ужасающее впечатление.

Последний раз я видела Владимира Ивановича Луканина в 1994 году. У его матери в Дубровке был дом, который позже купили Степановы. Потом в письме где-то мне написали, что Владимир Иванович умер в Севастополе несколько лет тому назад.

В детстве я садилась на скамейку и слушала рассказы старушек. Можно сказать, подслушивала. Раньше в деревне люди знали про своих родственников все до седьмого поколения. Знали, кто и когда родился, женился, где и как умер, какие события происходили у кого, и потом вечерами садились на скамейку и рассказывали друг другу эти истории. От Прошляковой я узнала, что моя бабушка Пелагея была ключницей у двух княгинь Голицыных. Мне стало это интересно, и я завела записную книжку, где стала все записывать. Эту тетрадь я хранила всю жизнь, а сейчас после переезда не могу найти.

Отец моей бабушки Пелагеи, Алексей Иванович Ульянкин, родился в Дубровке в 1852 году в семье Ивана Павловича и Ксении Яковлевны. Дед Ивана Павловича, Минай Аникин, был из рода Корнешовых, но Иван Павлович взял фамилию своей матери Анны Филипповны, дочери Филиппа Алексеевича Ульянкина. Про своего прадедушку Алексея Ивановича я знаю совсем немного. Женился на моей прабабушке Акилине Васильевне Луканиной в возрасте 19 лет. У них было много детей. Но некоторые дети умерли в младенчестве. Трое детей: Ольга, Пелагея и Емельян дожили до взрослого состояния. Прадедушка умер в 1918 году, и я его никогда не видела.

Фото из семейного альбома Тимакина Н.П. (не подписано). Предположительно Акулина Васильевна Ульянкина (Луканина) со своей дочерью Пелагеей. Дубровка. 

 

 

Моя бабушка, Гальцына (Ульянкина) Пелагея Алексеевна, родилась в 1883 году в Дубровке. Вышла замуж за Гальцына Дмитрия и уехала с ним на заработки в Уфу. В 1906 году у них родился сын Петр. 

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Гальцын Петр. Дубровка.   

 

Дмитрий Гальцын умер в Уфе скоропостижно, оставив жену, которая должна была вот-вот родить второго ребенка. В 1907 году родилась моя мать – Анна Дмитриевна Гальцына.

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Гальцына Анна. Дубровка.  

 

После смерти мужа бабушка Пелагея вернулась в Дубровку. Через некоторое время стало понятно, что Анна больна. Врачи осмотрели ее и поставили диагноз – врожденный порок сердца. Ей запретили всякие физические нагрузки и дали вторую группу инвалидности. Когда старшему сыну исполнилось 10 лет, Лунина позвала бабушку Пелагею поехать с ней на заработки в Баку. Там Лунина уже была не раз и сейчас оттуда приехала в очередной отпуск. Пелагея оставила детей у своих родителей и поехала в Баку. В Баку Лунина привела ее в семью англичан и спросила для нее работу. Они как увидели Пелагею и говорят: « Такую красавицу обязательно возьмем. Нам такие красивые нужны». В доме англичан Пелагея выполняла любую работу, которую ей давали. Она и нянчилась и убиралась, и готовила еду. Там он научилась профессионально готовить.После революции 1917 года эта английская семья собралась уезжать. Они звали Пелагею с собой в Англию, но она из-за детей, которые были у ее родителей, отказалась ехать с ними и вернулась в Дубровку. Английская семья отдала Пелагее много вещей. Она все оставила в Баку у знакомых, а в Дубровку взяла лишь фарфоровый сервиз. Когда же она собралась ехать в Баку за остальными вещами, ее не пустили революционные солдаты. Позже, когда я уже сама жила в Баку, мне удалось посетить дом, в котором жила эта английская семья. Дом был двухэтажный, находился за парком Низами, дальше нужно было подняться немного в горочку. Случилось это так, что брат Марии Максимовны, Николай Максимович Ульянкин решил жениться. Это был его второй брак, так как первая его жена умерла. Свадьбу решили сыграть в этом доме. И после свадьбы Нина Ивановна Ульянкина, мать Николая, сказала мне: « В этом доме у англичан работала твоя бабушка, после революции они звали ее уехать с ними, но она отказалась, так как в Дубровке у нее оставались дети».

Бабушка вернулась в Дубровку и работала поваром в сельской больнице. Больница находилась в доме, где раньше жили священнослужители. Но так как церковь закрыли, священников там уже не было. Также в Дубровке был родильный дом. Бабушка готовила и там еду. И в детском саду готовила. Приезжали на лето в пионерлагерь дети из Рязани отдыхать и жили в здании школы. И им готовила бабушка Поля до тех пор, пока одна девочка из пионерлагеря не утонула в Оке. После этого пионерлагерь закрыли.После работы бабушка приходила к нам и все делала у нас по дому. Моя мать была больна и иногда даже не могла ходить. Пелагея готовила еду, доставала сено для коров и корм для поросят, убиралась по дому. Свою корову бабушка привела к нам. То есть у нас было 2 коровы, наша и бабушкина. В обязанности моей матери входило только доить двух коров и выгонять 2 раза в день кур, гусей и поросят на водопой. Остальное все делала бабушка.

Вечером она брала меня с собой, и мы шли в дом Ульянкиных. Как я помню, там лежал старый дед, он уже не мог вставать. Это был дядя Ваня Ульянкин. Сын его погиб либо в гражданскую, либо в 1 Мировую.

(Предположительно, сын Ивана Ивановича Ульянкина, Алексей Иванович.

Участие в Первой Мировой войне:

Ульянкин Алексей Иванович, умер от ран, выбыл: д. Грузятино, 25.06.1916, Место рождения: Рязанская губ., Касимовский уезд, Дубровская вол., Место службы: 284-й пехотный Венгровский полк, ефрейтор/ сайт «Памяти героев Великой войны 1914-1918», gwar.mil.ru.

По данным Володихина В.И. - Алексей Иванович Ульянкин погиб во время Гражданской войны). 

Бабушка ухаживала за этим дедом очень бережно и нежно. Кто он был ей? Я тогда не знала. Также и на похороны его бабушка брала меня с собой. Сейчас – то я уже знаю, что это был ее дядя, так как у ее отца был брат Иван Иванович Ульянкин. Когда Иван Иванович умер, бабушка Поля справила ему пышные поминки, и больше она в тот дом ни разу не заходила.

Потом мы шли с бабушкой к Ирине Федоровне Егоркиной, матери Нины Ивановны Ульянкиной. Так как Максим Иванович и Нина Ивановна в 1930 году уехали в Баку, они просили мою бабушку присмотреть за ней. Помимо этого Пелагею приглашали на все свадьбы, похороны, поминки готовить кушанья. С собой она всегда брала меня. Также мы ходили с бабушкой к Клавдии Данькиной, которая умирала от туберкулеза. Клавдия Никитична была замужем и жила на Большом селе. Когда она умерла, ее мать, тетя Оля, приходила к нам и горько плакала о ней.

Дом бабушки Поли был деревянный и находился напротив дома Прошляковых, через дорогу. С Шурой Прошляковой мы были ровесницами. Я родилась весной 1932 года, а она осенью этого же года. Мы дружили, и когда я приходила к ней в гости, я всегда заходила к бабушке. В саду у бабушки росли груши, крупные, желтые, сладкие. До сих пор не могу забыть их вкус. В доме стоял большой шкаф, в котором красовался фарфоровый сервиз. Естественно, что мы ели так же, как и все в деревне, деревянными ложками, а суп наливали в металлические тарелки. А сервиз берегся только для гостей и по большим праздникам.

Бабушка была хозяйственная. У нее всегда были запасы продуктов: муки, конфет. Из Баку она привезла прибор для приготовления мороженого. Иногда она нас угощала мороженым, которое она делала сама, добавляя туда разные ягоды. Она была приветливая, общительная, и к ней не раз сватались. Я помню, как ухаживал за ней дядя Петя Гранаткин из Шилова. Жена у него умерла, а дети были взрослые и жили отдельно. Вот и стал он приезжать к бабушке в Дубровку. Стал ее дом ремонтировать, а потом предложил ей выйти за него замуж. Пелагея благоволила к нему, но замуж выйти отказалась из-за того, что у нее больная дочь и, ей нужно помогать. Когда в 1948 году дядя Саня Тимакин привез меня в Шилово, чтобы посадить на поезд, на ночь мы остались у дяди Пети Гранаткина. В Шилове у него была квартира. Узнав, что я уезжаю, он заплакал, обнял меня и сказал: « Не езди туда. Там ты никому не нужна. Оставайся здесь, я буду вам помогать». Больше я его не видела.

В 1942 году от тифа умирает мой отец. Не успели его похоронить, как заболевают тифом бабушка Пелагея, дедушка Яков, мой брат Коля, моя сестра Тамара и моя мать. Их положили в Тырновскую больницу. 24 июля 1942 года моя бабушка Пелагея умерла.

Примечание:

1. Ульянкин Алексей Иванович (1852-1918) / ГАРО. Фонд 627,опись 245, дело 196 и опись 281, дело 1162.

   
   

2. Ульянкин Иван Павлович (1829) / ГАРО. Фонд 627,опись 245, дело 703.

   
   

3. Ульянкина Анна Филипповна (1804)/ ГАРО. Фонд 627,опись 245, дело 414.

   
   

4. Ульянкин (Корнешов) Павел Минаевич (1804)/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 41

   
   

Фото из альбома Тимакиной В.П.  Гальцына Пелагея Алексеевна.  

 

Глава 3

В 1980 году мой брат Коля приехал из Томска со своей дочкой ко мне в гости. Мы с ним давно не виделись, и было много радости по поводу встречи. Целыми днями Коля ходил с дочкой по театрам, музеям, на выставки, показывал ей Москву и посещал спортивные соревнования (тогда в Москве проходила Олимпиада). И вот остался последний день до их отъезда, и я повезла их к Марии Максимовне Ульянкиной познакомиться, так как Коля ее никогда не видел. Нина Ивановна Ульянкина часто приезжала в Дубровку со своей дочкой Шурой, а Маша как-то не приезжала. Правда, только может в 1938 году они приехали в Дубровку всей семьей, их там так много было. Они заходили в гости к бабушке Пелагее, чай с вареньем пили. Наверняка, там Коля был, все-таки самый любимый внук бабушки. Коля тетю Нину хорошо знал и Шуру тоже. А вот с Машей пришлось их познакомить.

И вот за столом у Маши стали вспоминать Дубровку, вспомнили родственников. Коля тут говорит: «Надо же, крепостное право создало удивительное явление, когда деревни полностью состояли из родни. В течение 300 лет люди были вынуждены жить на одном месте, как бы в замкнутом пространстве, уехать они никуда не могли, и им приходилось жениться на тех, кто жил в одной с ними местности. Поэтому получается, что во многих семьях кто-то был наш родственник, живший или в 19 или в 20 веке. Просто разная степень родства. Многие семьи переплетались друг с другом родственными связями по нескольку раз. Вот в нашем рождении участвовали семьи с 4 фамилиями из одной деревни: Тимакины, Панины, Гальцыны, Ульянкины. А если посмотреть с уровня прабабушек и прадедушек? Уже 8 семей из одной деревни».

Тут Мария Максимовна стала размышлять, не являемся ли мы родственниками по линии прадедушек. Дело в том, что ее отец Максим Иванович Ульянкин, родился и вырос в том же доме, где жили все наши родственники Ульянкины. Мария Максимовна рассказала нам про брата нашего прадедушки Алексея Ивановича.

Иван Иванович Ульянкин родился в 1864 году в Дубровках. У него с женой Александрой Ивановной (в девичестве Лукашиной) были сыновья Егор (1899) и Иван (1893). Все мужчины в семье были по профессии бондари. Сын Иван работал бригадиром в колхозе «Борьба». С наступлением войны оба брата были призваны на фронт. Один из них погиб. Воевал также и Алексей, внук Ивана Ивановича. Он был 1927 года рождения.

И тут я вспомнила этого Алексея. Когда мы с девчонками ходили колядовать, мы заходили в дом Ульянкиных. Постучались в дверь и громко закричали: "Накануне Рождества к нам приходит Коляда". Алексей открыл дверь нам и вынес какие-то сладости. А еще я его видела уже в Баку, Он приехал в гости к каким-то своим родственникам, которые жили в Черном городе. В Баку были такие районы: Черный город, Белый город. Он приехал не один, а с Петей Корнешовым, и еще были ребята. Алексей Ульянкин сначала хотел остаться в Баку, но ему что-то не понравилось, он уехал в Москву и там женился.

Вспомнили мы и про его дядю Егора Ивановича Ульянкина. Он дружил с нашей бабушкой Полей и ее сестрой Ольгой. В 1915 году Ольга попросила их обоих быть крестными у ее сына Николая.

Сестра моей бабушки, Ольга Алексеевна Ульянкина, 1885 года рождения, вышла замуж за Данькина Никиту Ильича и родила от него 8 детей: Клавдию, Наталью, Александру, Марию, Полину, Раису, Алексея, Николая.

(Данькин Никита Ильич – участник Первой Мировой войны. На сайте «Памяти героев Великой войны 1914-1916» имеется информация о том, что Данкин Никита Ильич, 38 лет, старший фейерверкер 72 артиллерийской бригады получил огнестрельное ранение 30 сентября 1914 года и отправлен на лечение в Таганский госпиталь города Москвы).

Дети Никиты Ильича, Алексей и Николай, тоже воевали во время Великой Отечественной войны. Оба вернулись с войны с наградами. Возможно, что Николай Никитич Данькин участвовал в русско-финской войне, так как он 8 лет был в армии. Когда же он вернулся в Дубровку, его девушка из Свинчуса вышла замуж за другого, не дождалась его. В расстроенных чувствах Николай собрал чемодан и тут же уехал в Ленинград, где и остался жить. Умер он в Ленинграде приблизительно в возрасте 60 лет.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Данькин Николай Никитич. 

  

 

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Люба Орлова из Свинчуса. 

 

 

 
 

Фото. Николай Никитич Данкин со своей семьей в Ленинграде. 1948 год.   

 Второй сын Никиты Ильича, Алексей Никитич Данькин, прошел всю войну. Потом его направили на войну с Японией. Когда он вернулся в Дубровку, то женился на Самсоновой Шуре, которая его всю войну ждала. Такая у них была сильная любовь.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Данькин Алексей Никитич и его супруга - Александра Павловна Данькина (Самсонова)

    

Раньше Шура жила напротив Тимакиных, была их соседкой, потом купила дом у Михалевых. После свадьбы они уехали на Камчатку, где Алексей в то время служил. Там же у них в 1951 году родился сын Олег. Отслужив на Камчатке, Алексей с семьей вернулся в Дубровку. В 1968 году Алексей Данькин утонул. А было это так. Алексей Данькин на Троицу пошел купаться с детьми и еще кто-то там был. Целая компания. Расположились они на берегу. А надо сказать, что Лешка был веселый, все время шутил, дурачился, смеяться любил. И пошел он купаться, недалеко, возле берега. И стал кричать: « Я тону». Ему никто не поверил, думали, что он дурачится, и не стали его спасать. Там был его взрослый сын Олег. А Алексей, оказывается, на самом деле тонул. Его труп выкинула волна на следующий день возле Свинчуса.

Вспоминая про тетю Олю, я рассказала Коле и Маше, как в 1942 году, когда все мои заболели тифом, я жила у тети Оли. Бабушка Поля уже умерла, хоронила ее тетя Оля, так как моя мама была в больнице. И я одна оставалась в доме. Сначала тетя Оля ходила проведывать меня, а потом забрала к себе. Она жила возле кладбища. Там был овраг. И нужно было подняться наверх. Если из Акулова идти, проходишь овраг, 4 дом по правую сторону. У нее был хороший дом, добротный. 2 большие комнаты и длинный коридор. Она жила не одна, а с дочкой Александрой (1912). Когда началась война,Шура ездила копать окопы. Видимо, там простыла и заболела. Шура умерла осенью 1942 года, а тетя Оля умерла в мае 1943. Если зайти на Дубровское кладбище, и все идти прямо и прямо до конца, там будет могила, где похоронены тетя Оля, ее муж Никита, и их дети: Александра и Алексей.

Потом Коля рассказал, как он тяжело болел тифом, и я вспомнила то время. Какое было тяжелое время! Не передать словами. Мать заболела тифом, когда была беременна и должна была вот-вот родить. В больнице она родила то ли уже мертвого ребенка, то ли он умер через несколько дней после рождения. Я не знаю. Это был мальчик. И его похоронили в одной могиле с дедушкой Яковом и моим отцом Петром. На могильном памятнике должно было все быть записано. Мать, Коля и Тамара вышли из больницы в конце августа. После болезни, они были исхудавшие, изнеможенные, долгое время учились заново ходить, так их болезнь подкосила.

Моя сестра Тамара после болезни совсем не походила на себя. Тамара Петровна Тимакина родилась в 1937 году, единственная в нашей семье некрещеная. В то время уже священников не было, церковь была закрыта, и крестить было некому. Девочка была очень красивой. Большие карие глаза, белая, нежная, бархатистая кожа, длинные шелковистые светло-русые волосы, даже еще светлее. У моей матери и у бабушки Поли были длинные волосы по пояс, черного цвета, мягкие, роскошные. У Тамары были такие же волосы, только светлые. Когда она была еще совсем маленькая, старшие девочки уносили ее куда-нибудь и играли с ней, как с куклой. Она еще такие движения делала, как будто она кукла, и они наиграться с ней не могли. Девочки уносили ее к себе домой, а мать потом ходила по всей деревне и разыскивала ее. В 3, 5 года она уже говорила так, как никто другой. Очень была умная. Как начнет что-то рассказывать, или объяснять – все диву давались. Во время войны был голод и по деревням ходили побирушки, просили что-нибудь поесть. Вот Тамара однажды стала с ними разговаривать, что-то стала рассказывать им. Так они после этого матери сказали: «Она долго жить не будет, таких умных и красивых Бог быстро забирает». Тамара ходила в ясли, потом в детский сад, пока не заболела тифом. Тамара выздоровела, снова пошла в садик. Но проходила в него недолго. Осенью 1943 года она заболевает дифтерией. Никто в садике и в деревне не заболел дифтерией, только она одна. Ее снова положили в Тырновскую больницу. Там она месяц лежала. Перед выпиской моей матери позвонили и сказали, что девочка поправилась и ее можно забрать домой. Мать пошла в сельсовет, чтобы ей дали лошадь. Ей не дали. Только, сказали, что лошадь будет завтра. Ночью матери приснился такой сон. В комнате много нарядных детей в красивых одеждах. Мать среди детей стала звать Тамару. Тамара была в прекрасном платье. А так как была война, нищета, да еще мать сама шила, мать подивилась красивым нарядам дочери. Вышел мужчина и сказал, если вы хотите забрать Тамару, нужно снять с нее все наряды. Мать сказала, что нет, уж пусть она пока будет в нарядах. А утром позвонили и сказали, чтобы она везла гроб, так как девочка умерла. Оказывается, в тот день перед выпиской нянечка пошла за ужином,заговорилась с кем-то, да еще свет выключила в палате. Тамара лежала одна, было темно и страшно. Девочка встала и вышла на улицу. Был октябрь, она надышалась холодным ветром, видимо, простыла, началось осложнение на сердце, и ночью она умерла.

Примечание:

1. Данькин Николай Никитич (1915)/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 101

2. Ульянкин Иван Иванович (1864)/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 272

2. Данькина Александра Никитична (1912)/ ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 77

   
   

3. Данкин Никита Ильич / сайт «Памяти героев Великой войны 1914-1916», gwar.mil.ru

   
   

Фото. Наградной лист Данкина Алексея Никитича./ Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru]«Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне» 

 

Глава 4

В деревне мы были совсем не защищены от погодных явлений. Мария Максимовна рассказывала мне, что когда она была еще маленькая, во время грозы от удара молнии загорелся дом. Пламя перекинулось на другие дома. Все взрослое население было в поле. Когда люди прибежали в Дубровку, уже сгорело пол деревни. Это было в середине 20-х годов.

А на моей памяти летом 1943 года был сильный смерч. Так как наша крыша была сверху покрыта соломой, солому разнесло от сильных порывов ветра. Мать продала все свои вещи и вещи бабушки Пелагеи, чтобы покрыть крышу. У нас дома стоял ткацкий станок. Он складывался, разбирался как-то. Мать ткала полотно, а потом шила из него одежду и все вещи для дома. Вот их-то и продавала мать в трудных ситуациях.

Я часто бывала у двоюродной сестры своей матери, тети Наташи Луниной. Тетя Наташа со своим мужем Николаем Алексеевичем жили в одной половине дома, а в другой половине родители ее мужа, Екатерина Михайловна и Алексей Николаевич. Я помню, как не приду к ним, дед все на крылечке сидит, а бабушка Катя обед готовит. Позже мне тетя Наташа рассказывала, что однажды свекор, как обычно, сидел на крылечке. Неожиданно погода переменилась. Началась гроза. Молния ударила прямо в свекра. Когда прибежали люди, его сразу же закопали в землю, чтобы из него вышел электрический ток. Так всегда делали в деревне, когда в человека попадала молния. Но Алексей Николаевич уже был мертв. Не знаю, когда это произошло, то ли до того, как они получили похоронку на своего сына Петра Алексеевича Лунина, погибшего в 1943, или позже. Наверно, до войны. Так как во время войны их второй сын Николай Алексеевич был в трудовом лагере в городе Молотов, где и умер.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Петр Алексеевич Лунин. 11 июля 1932 года.    

 

Зимы 41 и 42 годов были очень холодными. Стоял страшный холод. Температура доходила до – 42 С. Дров не было, так как дрова давали только тем, кто работал в колхозе. Пока отец был жив, он работал в колхозе, и мы получали дрова. А когда он умер, мать из-за болезни не работала, и мы ничего не получали от колхоза. Мы с Колей ходили в лес, собирали разные щепочки, ветки и тем топили. А мать с Тамарой сидели в нетопленой избе и ждали нас. Я ходила в валенках, у которых не было подошвы. Вместо подошвы были резиновые калоши.

Недалеко от нашего дома был Горохов колодец, из которого мы набирали воду. Вода там идет из глубины, поэтому вода в колодце не замерзала даже в самые сильные морозы. Многие люди почитали это место святым. Раньше у многих в садах росли груши, яблони, вишня. Ближе к урожаю, мы ребятишки, лазили по огородам, и набирали себе полакомиться. В первые годы войны во время сорокаградусных морозов сады погибли. Люди с горечью выкорчевывали деревья, которые уже не приносили плодов. Единственно, кто в деревне не выкопал свои деревья в саду, это были Катковы. Через несколько лет деревья снова стали плодоносить и давать сладкие большие груши и яблоки, такие, какие сейчас продают в магазине. Мать часто водила меня к сестрам Катковым, считала их близкими родственниками.  Они жили в кирпичном доме, на углу нашего проулка напротив Маши Ульянкиной. Сестры Агриппина (Груша) (1892) и Зина (1901) были инвалидами 2 группы и жили вместе со своим отцом. Их мать Гальцына Акилина Георгиевна (1860) к этому времени уже умерла, и я ее никогда не видела. У Груши и Зины были еще сестры, но они вышли замуж и жили отдельно.

Иван Иванович Катков (1861) имел сестру Екатерину. Она была замужем за Сергеем Ивановичем Ульянкиным (1854-1911), троюродным братом моего прадедушки Алексея. Груша и Зина Катковы родились слепыми. Груша была полностью слепой, а Зина различала только тени. Между тем это не помешало Зине учиться, и она даже закончила 1 класс школы. Сестры все делали по дому самостоятельно. Груша готовила обед на ощупь, варила борщ, топила печку. Зина воду носила, сажала в огороде овощи, доила корову, ходила в магазин за продуктами. Моя мама любила сестер Катковых и часто посещала их. У сестер были прекрасные голоса, и они очень хорошо пели. Груша и Зина знали много молитв наизусть. Их приглашали на похороны, и они отпевали умерших. Иногда дом Катковых называли « Молельный дом». Я помню, как они отпевали мою маму. Последний раз я видела их в 1954 году.

Примечание:

1. Гальцына Акилина Георгиевна (1860)/ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 241
   2. Катков Иван Иванович (1861) / ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 248
   3. Ульянкин Сергей Иванович (1854-1911) / ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 206 и ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 69
   4. Лунин Петр Алексеевич (1906-1943)/ОБД «Мемориал»

   
   

Глава 5

Я родилась 23 апреля 1932 года в селе Дубровка Шиловского района Рязанской области. Мать говорила мне, что я родилась 22 апреля, в этот день какой-то праздник был. А в Шилове мне дали свидетельство о том, что я родилась 23 апреля.

В раннем детстве я сильно простудилась от того, что, оставшись одна дома, я забралась в ведро со льдом, которое мать оставила у двери. В нем я играла с кусочками льда до тех пор, пока мать меня оттуда не вытащила. Я перестала видеть и ничего не слышала. В деревне такую болезнь называли золотушка. Мать продала все свое приданое, чтобы вылечить меня. Возила меня в районную больницу, в Рязань, в Москву. Врачи только руками разводили. Мать решила лечить меня народным средством. Каждое утро давала мне пить свекольный сок. Поила меня помногу, чуть ли не до рвоты. Но я поправилась. По настоянию фельдшера я еще пила рыбий жир.

В Дубровке был фельдшер – Аким Сергеевич Кротков. Такой хороший, добрый, внимательный. К нему ехали за помощью со всей округи, присылали лошадей из Свинчуса, Полтавки, Павловки и из других деревень. Он всех лечил. Как-то помню, когда я была маленькая, заболел Коля. К нему вызвали Акима Сергеевича. Я, узнав, что к нам сейчас придет фельдшер, легла рядом с Колей и накрылась одеялом. Аким Сергеевич посмотрел Колю, сказал родителям, как его лечить, а потом снял с меня одеяло и спрашивает: « Ну, а у тебя что болит»? Я ему говорю: « Пузо». Аким Сергеевич поправляет: « Может, у тебя животик болит»? Я ему отвечаю: « Нет, пузо».

Жил Аким Сергеевич в кирпичном доме за кладбищем. Там три кирпичных дома было, так он жил посередине. У него было две дочери. Одна Шура, Александра Акимовна Терешина, в школе работала учительницей. Потом она с дочкой уехала из Дубровки. Когда Аким Сергеевич умер, к нему на похороны столько народа пришло. Так хоронили его, как генерала, какого. Все плакали, потому что очень любили его.

После него у нас фельдшером был Никит Игнатович Вальков. Замечательный фельдшер, столько добра людям сделал. Шура Прошлякова рассказывала мне про своего братика Васика, который упал не то со стога, не то с сушилы. Она так говорила: «Васик хряпнулся головой, его вырвало. Вальков дал ему лекарство от сотрясения мозга. Васик пришел в себя и неделю лежал дома. Он уже и чувствовал себя хорошо. Мы думали, что он поправился. К нему учительница приходила, и на следующий день Васик собрался в школу. Стал собираться и упал, после этого он впал в кому. Пришли сестры Катковы, соборовали его, и он умер».

Мы жили в деревянном доме. В доме у нас всегда жили кошки. Кошки плодились, и котята расползались по всему дому. Только сядешь на кровать, а под одеялом котенок сидит. Наденешь пальто, а в кармане другой котенок. Сунешь ногу в валенок, а там еще котенок. Какое горе для нас было, когда одного котенка случайно прищемили дверью. Столько слез было. После этого мать не разрешила нам держать в доме кошек.

Я любила гулять по Дубровке. Село было большое. Домов 250-270. Из них 70 были кирпичные. Я доходила до церкви.

Вокруг церкви и приходского кладбища был кирпичный забор, а сверху как бы металлическая сеточка, так что перелезть через забор было невозможно. Можно было зайти только в ворота. За забором вдоль кладбищенской стены стояли березы, аккуратно посаженные на одинаковом расстоянии друг от друга.

В сторожке сидел сторож и охранял и кладбище и церковь. Здание церкви было кирпичное, и я любовалась, как оно было красиво построено. Сама церковь была открыта, а попов не было. Я заходила в здание церкви и рассматривала иконы.  Деревянный домик сторожа находился внутри кладбища недалеко от гранитного памятника Дроздовым. Кладбище было большое, так как здесь хоронили не только дубровчан, но и из Акулова и из Полтавки, так как своего кладбища у них не было. Когда я уезжала из Дубровки в 1948 году, церковь еще была. Ее разрушили позже. Как мне рассказывала Тимакина Раиса Емельяновна, наши дубровчане не хотели ее ломать. А все началось с того, что решили в Дубровке строить сельскохозяйственное училище. А кирпича не было. Решили сломать церковь и из этого кирпича строить училище. Стали требовать, чтобы кто-нибудь забрался на колокольню и скинул колокол. Все были против. Согласился один мужчина из Акулова. Когда он стал снимать колокол, то не удержался, упал и разбился насмерть. Дубровчане отказались от постройки сельскохозяйственного училища в Дубровке, и его построили в Инякине из кирпича нашей церкви.

Мой брат, Коля Тимакин, дружил с сыном Марии Васильевны Шушкиной, Александром, и часто ходил с ним в кино. Иногда и я ходила в кино. В большом кирпичном двухэтажном голицынском доме сделали клуб. Там была библиотека, проводились танцевальные вечера, показывали фильмы. Во время войны в этом доме был детский сад.

Люди старшего поколения говорили, что Голицыны всегда очень хорошо относились к своим крестьянам. В Дубровке были князья Александр Васильевич и Владимир Васильевич Голицыны. Они охотно соглашались быть крестными отцами у крестьянских детей и потом заботились о своих крестниках. Тетя Наташа Лунина, двоюродная сестра моей матери, рассказывала мне, что когда ей было лет 8, это было до революции, в деревню приезжал князь Голицын. Когда он еще только подъезжал к деревне, его уже бежали встречать крестьяне. Собралась вся деревня, окружили его, радостно приветствовали, а он раздавал всем подарки, конфеты разные.

Тетя Наташа была старшей дочерью Ольги Алексеевны Данькиной и много знала про историю села. Родилась она в 1902 году, всю жизнь прожила в Дубровке и умерла в 1991 году. Похоронена вместе с матерью и отцом. Ее старший сын Михаил Николаевич Лунин (1924-1944) погиб на фронте. Второй сын Алексей Николаевич (1926) имел Орден Красной Звезды. Вернувшись с фронта, уехал в Москву. Ее дочь Валя (1930) была дружна с моим братом Колей.

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Валентина Николаевна Лунина. 8 марта 1950 года. Свердловск.   

 

Помню, как в Голицынском парке мы с девчонками гуляли. Там стояла такая небольшая церквушка, где иногда шли службы и отпевания. Церковь потом разобрали. Я – то плохо помню эту церквушку, больше мне Мария Максимовна про нее  рассказывала. Там было много кустов сирени. Так вот мы с девочками бегали, играли там, и стали прыгать. Неожиданно мы провалились. Это было какое-то помещение, отделанное мрамором. Склеп что-ли. И тут мы увидели саблю, ножик и еще что-то из золота. Мы взяли их и стали думать, что с ними делать. Если домой взять, то в дом какой девочки. Так как нас было трое. Решили отнести в сельсовет. Все вещи отдали председателю сельсовета Наталье Мишиной. Это было во время войны.

А за несколько лет до войны, в 1937 году, родственник князя Петра Голицына, приезжал в Дубровку. Говорили, что его племянник. Он приезжал под другой фамилией из Москвы с предложением построить фабрику игрушек. На свои деньги он закупил кирпич, навез песка. Началось строительство кукольной фабрики. Он провел электричество, радио, построил родильный дом. В Голицынском парке поставил скамейки, обустроил площадки для концертов, установил столбы с проводами, так что зимой Голицинский парк полностью освещался, а также улицы освещались, и в домах был свет. Когда началась война, все стало рушиться. Мужчин не было, чтобы заменить подгнившие столбы. Все стало растаскиваться. Я сама видела, как сначала аккуратно сматывали провода со столбов, потом столбы выкапывали и распиливали на дрова. После войны родственник Голицыных, приехал и увидел, что все разрушено и растаскано. Он сказал: « Если не умеете ценить добро, я вам больше ничего делать не буду». Три  раза дубровчане ездили к нему в Москву и просили вернуться, но он отказался.

(У племянника князя Петра Павловича, Сергея Павловича Голицына, был псевдоним - Галич)

Фото взято из открытых источников. Дом в Москве на улице Большая Никитская 5 принадлежал родителям Александры Николаевны Голицыной (Мещерской), жене Павла Павловича Голицына. Она здесь родилась и жила вплоть до замужества в 1887 году.    

 

 

Последним владельцем дома был брат Александры Николаевны, князь Петр Мещерский.

(До своего отъезда из Советской России в 1922 году Александра Николаевна Голицына проживала с детьми в доме Марии Владимировны Катковой по адресу Никитский бульвар 7а. В этом здании сейчас располагается музей " Дом Н.В.Гоголя").

Фото. Дом Гоголя на Никитском бульваре. 1890-1910 год/ взято из открытых источников.  

 

Вечером после прогулки я шла домой. Если света в доме не было, я заходила в дом напротив, к Шуре Самсоновой. Там я сидела у окошечка и ждала, когда в нашем доме зажжется свет.

Коля больше времени проводил с мальчишками. Он любил подвижные игры, занимался спортом, мог стоять на голове и легко ходил на руках. Любимым его занятием было плавание. Целыми днями летом мальчишки проводили время на реке.

Там было такое возвышенное место, с которого ребята прыгали в воду. И вот один мальчик нырнул, а обратно не выплыл. Мальчишки подняли панику, позвали взрослых мужчин. Те долго ныряли, чуть ли не прощупывая все дно реки, пока не наткнулись на старый плуг, который торчал острием вверх. К несчастью, мальчик прыгнул именно в это место, как бы воткнувшись головой в острую часть плуга. Плуг вытащили, выбросили, но больше в этом месте никто не купался.

Много людей тонуло в реке. Очень опасны были водовороты. На первый взгляд вода в реке тихая, спокойная гладь. А внутри водоворот. Как-то Коля пришел домой весь мокрый, озябший и говорит мне: « Ты только матери ничего не говори. Я ведь только что не утонул. Попал в воронку, чувствую, засасывает вниз на дно. Ребята спасли, вытащили вовремя из воды».

Мой отец, Тимакин Петр Яковлевич, родился в 1910 году в семье Тимакина Якова Федоровича и Анны Федотовны. Работал ветеринаром в колхозе. Когда началась война, отец получил повестку в военкомат. Призывников не сразу отправляли на фронт, а вначале они проходили месячные учения. Учения проходили под Москвой, где-то совсем рядом с линией фронта. Точно я ничего не могу сказать, так как мы не успели об этом расспросить отца. И толи на учениях в последний день перед отправкой на передовую, толи уже в первый день на передовой он простудился, когда его засыпало мерзлой землей от разорвавшейся гранаты. Его контузило от взрывной волны, он пролежал в окопе несколько часов. Его откопали и отвезли в больницу в Москве, где он лежал без сознания несколько суток. Уже решили, что он не выживет, и отнесли его в морг. Там он пролежал какое-то время. Утром в морг санитары пришли забирать умерших. Тут они увидели, что наш отец пришел в себя и сидит на скамье. Отец нам позже рассказывал, что он очнулся в морге ночью, стал стучать в дверь, но ему никто не открыл. Его опять поместили в больницу. Диагноз: воспаление мозговых оболочек. Менингит. Он не воевал. Его комиссовали домой, так как он был очень болен. Мы радовались возвращению отца, но видно было, что болезнь его не отпустила. Взгляд у него был отсутствующий, в никуда. Как будто бы он не здесь.

Но обстановка на фронте оставалась тяжелой. Стали призывать и старых и больных. Стали гонять и отца, вызвали в Рязань на комиссию, чтобы он подтвердил свою болезнь. Его положили снова в больницу. Подтвердили диагноз. В больнице он подхватил тиф. Возвращался в Дубровку из Рязани пешком, так как дороги перекрыли. Боялись наступления немцев. Транспорта не было, и отец добирался три дня окольными путями через лес. Домой вернулся с высокой температурой. Его положили в Тырновскую больницу. Умер 10 июля 1942 года.

Моя мама хотела его похоронить рядом с могилами ее родственников. Но бабушка Анна, мать отца, настояла, чтобы его похоронили отдельно. Она же потом делала памятник из нержавейки с оградой. Дедушка Яша рыл могилу. Раньше никаких ритуальных служб не было. Могилы рыли родственники умершего или нанимали мужчин из села. Во время войны, когда мужчин на селе не было, могилы рыли женщины.

В конце июля умер от тифа отец Петра, Тимакин Яков Федорович. Когда моего отца Петра хоронили, его положили в гроб побритым. Когда в эту же могилу стали хоронить дедушку Яшу, заинтересовались, как отец стал выглядеть после лежания в гробу. Достали его гроб и открыли. Отец был весь обросший, с бородой, как у старого деда. И очень походил на своего отца Якова. И вот они лежат оба в гробу, и как одно лицо, как будто два одинаковых человека. Очень похожи были друг на друга. Их могила находилась недалеко от могилы моей матери, чуть ближе к церкви, приблизительно от церкви 40 шагов. Когда я устанавливала памятник матери в 1972 году, я искала, искала могилу отца, но так и не нашла.

Примечание:

1. Лунин Михаил Николаевич (1924-1944) )/Электронный сайт « Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне»

   
   

2. Лунин Алексей Николаевич (1926) / Электронный сайт « Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне»

   
   

Фото. Наградной лист Лунина Алексея Николаевича/ Электронный сайт « Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне»

                                                           

Фото. Тимакины Яков Федорович и Анна Федотовна 

 

 

 Глава 6

Моя прабабушка Анастасия Георгиевна Панина жила в Акулове, но часто ходила в Дубровку проведывать своих родственников. В семье мы ее звали бабушка Настя. Она плохо видела и всегда ходила с палочкой. Заходя в дом, бабушка Настя стучала палочкой о порог, и только потом входила. Иногда она заходила к нам. Однажды, будучи маленькой, я, не предупредив родителей, убежала в Акулово к бабушке Насте. Она жила там, в семье своего сына Николая Федотовича Панина и его жены Уваровой Марии Ивановны.

Помню, как я с бабушкой в тот вечер лежала на печке. Помню Николая Федотовича. Мария Ивановна что-то вязала, в доме были сыновья Николая: Владимир, Петр и Павел. Старшие дочери Николая Федотовича уже были взрослыми и жили отдельно. Родители искали меня по всей округе, потом нашли у прабабушки.

Анастасия Георгиевна Панина родилась в 1866 году в семье Георгия Яковлевича и Прасковьи Андреевны. В Акулове было много семей Паниных, и все они были родственниками. Георгий Яковлевич (1826-1910) был сыном Якова Герасимовича из Акулова, а Прасковья Андреевна (1825), дочерью Андрея Ивановича Погорелкина из Дубровок.

Младшая сестра Прасковьи Андреевны, Матрена, вышла замуж за Савелия Иудовича Голубина из Полтавки. Бабушка Настя поддерживала тесный контакт с семьей своего двоюродного брата Сергея Савельевича и его детьми: Михаилом, Иваном и Никитой. Ни один семейный праздник, ни одно торжество не обходилось у Голубиных без Паниных, у Паниных без Голубиных. Анастасия Георгиевна попросила жену Сергея Савельевича, Меланью Павловну, быть крестной матерью своего сына Николая. Позже Николай Федотович попросил жену Ивана Сергеевича Голубина, Анну Ивановну, быть крестной матерью его дочки Веры. Крестный сын Анастасии Георгиевны, Иван Сергеевич Голубин, был участником Первой Мировой войны. К сожалению, пока он был на фронте, у него сначала умерла жена, а потом его дочь Екатерина. Брат Ивана, Михаил, в 1913 году становится крестным отцом сына Анны Федотовны, Александра Тимакина. Их третий брат, Никита Сергеевич Голубин, во время Первой Мировой войны служит в лейб-гвардии Кексгольмского полка, получает ранение в руку в 1915 году возле местечка Смаргонь и возвращается домой в Полтавку.

(Информация из Книги Памяти Коми - 8 ч.1: Воркутинское отделение УхтПечлага:

Голубин Петр Сергеевич, 1915 г.р., русский, место рождения: Московская обл., Шиловский р-н, д.Полтавка; место проживания: по месту рождения. Арест. 28.03.1937г. Приговор: 17.05.1937г.; Военным трибуналом Московской обл.; ст. 58-10 ч.1 УК РСФСР; срок: 5 лет лишения свободы, 3 года п/п Воркута. Освобожден 29.05.1942г./ Покаяние: Коми республиканский мартиролог жертв политических репрессий. Возвращенные имена: Список жертв). 

(По архивным данным, род Голубиных происходит от Крысана (Крысанфа) (Хрисанфа) Иванова, у которого были дети: Емельян, Никифор, Матвей, Иуда, Андрей и другие. Андрей Крысанович (Крисанович) родился в Акулове в 1806 году. Крысан Иванов умер в деревне Полтавы в марте 1838 года в возрасте 98 лет. Его внук, Савва (1834), родился в Дубровках в семье Иуды Крысанфовича и Степаниды Антоновны. Впоследствии Савелий Иудович всю жизнь прожил в Полтавке. Другие дети Крысана (Хрисанфа) жили в Акулове. / ГАРО. Фонд 627. Опись 245, дела 93, 84, 43).

Прабабушка Настя была неграмотной. Когда она видела, что я несу домой тяжелые ведра с водой, она укоризненно качала головой и говорила: « Не носи тяжелые ведра. Надсадишься. Ты девочка, тебе еще рожать надо». Одевалась она, как и все в деревне, в льняную одежду. Бабушка Настя мне рассказывала про это так: «Вот лен пожнут, обработают, сделают из него нитки и ткут. Из льняного материала шьют одежду. Одежда изо льна очень удобная, в жару в такой одежде прохладно, а в холодное время тепло. Всю одежду мы раньше шили сами, купить-то было негде. Сапоги валяли из овечьей шерсти. Если весной стричь овечек, то из такой шерсти мы вязали шарфы, кофты, а из шерсти после осенней стрижки можно было только сапоги валять, потому что осенняя шерсть быстро сваливается».

Николай Федотович Панин, брат моей бабушки Анны Федотовны, родился в семье Федота Яковлевича и Анастасии Георгиевны Паниных. До женитьбы Федот Яковлевич носил фамилию Терехов, а потом взял фамилию жены и стал Паниным.

Все мужчины в семье Паниных были воинами, если можно так сказать. Во время войны на фронт ушли Николай Федотович (1892), его старший сын Владимир (1920), средний сын Петр (1922), младший сын Павел (1924). У бабушки Насти в Акулове был двоюродный брат, Андрей Никифорович Панин, у которого было три сына: Иван, Федор, Петр. Панин Федор Андреевич, крестный Анны и Николая Паниных, был участником Первой Мировой войны, а его сын Михаил погиб в 1943. Погиб в 1943 и младший сын Николая Федотовича, Павел.

Второй раз я была в Акулове уже, будучи девушкой, когда была свадьба Владимира Панина. Тогда уже с фронта вернулся Николай Федотович и Петр Николаевич. Они работали в колхозе, который назывался «Победа». Владимир Николаевич пришел со службы, где провел всю войну. Владимира в семье называли « Моряк». Возможно, что он служил где-то на флоте. Его невесту звали Валентиной, и она была из Акулова. Бабушка Настя к тому времени уже хозяйством не занималась. Доили корову, убирались по дому, работали в огороде жены ее внуков – Раиса и Валентина. Как я уже говорила, Мария Ивановна и ее дочери вязали занавески, скатерти, покрывала, платки, шали.

За день до похорон моей мамы, прабабушка Настя пришла ко мне и осталась ночевать. Утром я встала и начала умываться. Бабушка Настя остановила меня и сказала: « Никогда не умывайся водой. А вот видишь, окна запотели. Проведи рукой по запотевшему окну и умойся. Кожа на лице всегда будет чистая и гладкая». Еще она мне сказала, что у Петра и Владимира растут два мальчика, которых обоих назвали Юриями. Прабабушка Настя умерла 20 февраля 1951 года.

Владимир Николаевич Панин уехал с семьей в Астрахань и работал там шофером. Петр Николаевич занялся пчеловодством, и люди из близлежащих деревень приходили е нему покупать мед. Последний раз, когда я была в Дубровке, в 1994 году, в моих планах было посетить Петра Николаевича и купить у него мед. Но пока я обошла всех родственников, у меня не хватило времени забежать к нему. Потом мне в письме написали, что он скончался в сентябре 1994 года.

Примечание:

1. Панин Георгий Яковлевич (1826-1910) / ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 67 и фонд 627, опись 281, дело 67

   
   

2. Панина Прасковья Андреевна (1825) / ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 65

   
   

3. Панина Анастасия Георгиевна (1866) / ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 285

   
   

4. Панин Николай Федотович (1892) / ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 6

   
   

5. Панин Павел Николаевич (1924-1943) / Электронный сайт ОБД Мемориал http://obd-memorial.ru/html/index.html

   
   

6. Панин Федор Андреевич (1875)/ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 5

   
   

7. Панин Михаил Федорович (1922 – 1943) / Электронный сайт ОБД Мемориал http://obd-memorial.ru/html/index.html

   
   

8. Голубин Иван Сергеевич (1891)/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 6

   
   

Фотография из семейного архива Панина Петра Николаевича:

1.На фотографии слева изображен Панин Петр Николаевич. 

 

 

2.Фото. Панин Петр Николаевич. Акулово.  

 3. Фото.Уведомление о приеме Голубина Н.С. в лазарет. 1915 год. 

Глава 7

Война для меня началась с того, что приехала грузовая машина и забрала моего отца и других мужчин села. Потом закрыли больницу, где работала моя бабушка.

Потом помню, как мать стоит посреди комнаты и возмущается: « Дров нет, как еду приготовить?». И тут кто-то в окно стучится. Глянули в окно, а там отец стоит. Мать кинулась к нему навстречу, обнимает, целует его. А он ей говорит: « Не переживай. Дров-то я тебе достану». Потом отца не стало.

Помню, как ночью мать, я и Коля пошли в Голицынский парк. Спилили там березу и потащили к себе домой, чтобы хоть как-нибудь согреться. Оглянулись, а сзади нас сидят 10 волков и смотрят на нас. Я давай плакать, страшно было. Мы березу бросили в овраг и убежали домой. На следующую ночь тайком вытащили эту березу из оврага, принесли домой, и какое-то время обогревались. Но что одна береза, она быстро сгорела. Мать больше не топила печь. Принесла откуда-то железную печку, и ее можно было топить щепочками, которые мы с Колей приносили из леса.

Корова у нас отелилась. Нам сказали, если отдадите теленка колхозу для фронта, то мы выделим вам участок, где вы будете косить траву для коровы. Теленка забрали и выделили участок. А кто косить – то будет? Мать больна, Коле 13 лет, а мне 10.

Я удивляюсь, как наши женщины в деревне выжили во время войны. В деревне не было ни одного мужчины. Если только какие очень старые. Всю работу в колхозе делали женщины. Все село было разделено на участки. В каждом участке бригадир. Бригадиры тоже были женщины. Они получали на совещании задание, что нужно сделать, потом обходили всех по домам и говорили, кто и что будет делать. На работу женщины уходили в 8 часов утра и приходили поздно вечером. А у всех дома детишки, скотина, огород, дом. В 4 часа утра нужно было встать, подоить корову. В огороде нужно сажать, полоть, поливать. Детей нужно покормить, убраться в доме. Люди почти – что не спали. Единственно, что им в поле разрешали часок поспать после обеда.

Председателем сельсовета в то время была Наталья Мишина. Мне очень нравилось сочетание слов "Наталья Мишина", и позже я свою дочку назвала также. На самом же деле, Мишина была очень жестокой. Люди в селе часто обижались на нее, так как в 30-е годы она давала сведения на односельчан, кто как живет и кого нужно раскулачить. А во время войны она в селе была хозяйка , вела себя развязно, жила вместе с сестрами, но те были помягче и подобрее.

В голодное военное время волки совсем осмелели и спокойно ходили по деревне. Недалеко от нас жила тетя Нюра Каткова. Она работала в рыболовецкой артели и возвращалась всегда домой в 3 часа ночи. Как-то ночью идет она с работы мимо нашего дома и видит, как волк заглядывает к нам в окно. Вскоре волки нашли дыру в крыше загона, где жили наши овцы, залезли к нам во двор и всех овец загрызли. Уцелели несколько овечек. Уж как я берегла их. Шерстку их мыла и расчесывала. Мама сказала мне, что потом из их шкурок она мне сошьет шубку. У меня ведь не было никакой одежды. Овечек мы отдавали пасти пастухам в стадо Большого и Старого села. Было еще и другое стадо. Как-то пастухи, толи заснули, толи заговорились, но часть овец, в том числе и наши, отстали от основного стада. Вечером пастух пригнал стадо, я ищу своих овец, ищу, нет их. Вместе с пастухом пошли разыскивать заблудившихся овец. А потом нам сообщили, что их загрызли волки. Как я плакала, и билась руками и ногами. Еле пришла в себя.

Во время войны мы, как и все другие, очень голодали. Осенью мы с Колей ходили по полю, хорошо, если найдем картошку, морковку. А вот май и июнь были самые тяжелые месяцы. Все запасы с прошлого года закончились, а нового урожая еще нет. Голод. До сих пор май ненавижу. Щавель и глоток молока, вот и все наше питание. Однажды мы с Колей решили сходить на речку, собрать ракушки и отварить их. Кто-то из односельчан увидел нас и рассказал про это нашей бабушке Анне Тимакиной. А мы как раз в этот момент пришли к бабушке, молоко принесли, так как коровы у нее не было. Вот она спрашивает нас: « Говорят, что вас на берегу видели и что вы ракушки собираете». А мы с Колей скрывали, говорим ей: « Нет. У нас бабушка все хорошо». Она нам насыплет бобов, гороха в руку, и мы рады.

В Голицынском саду была пасека. И кто был членом колхоза, приносил туда подписанные банки или другую посуду. Им туда наливали мед. А нам, как не членам колхоза, мед был не положен. Раньше, когда еще отец был жив и работал в колхозе, нам на телеге привозили трехлитровую банку меда и ставили на крыльцо. Банка могла стоять на крыльце, сколько угодно, никто никогда не возьмет.

Моя мать ежегодно сдавала государству бесплатно 360 литров молока, только за то, что у нее была корова. Если бы она не платила этот налог, то у нее бы отобрали корову. Также нужно было сдавать определенное количество овечьих шкурок, и другие были налоги.

Мы с Колей, начиная с мая и до поздней осени, каждый день собирали крапиву для поросят, так как у нас было два поросенка. Крапиву мы ставили в печь и запаривали. Одного поросенка мы использовали на мясо, а другого поросенка отдавали государству. Во время холодов поросята жили в доме вместе с нами. В сильный мороз и теленок спал у нас за кроватью.

Один мужчина жил у нас в селе. Он как-то раньше других мужчин вернулся с фронта. Его назначили собирать налоги с населения. Так он доводил людей до самоубийства, последнее отбирал. После его посещения многие травились, вешались, в окно выкидывались от безысходности, нечем детей было кормить. Даже при нем в петлю лезли. У этого человека были гуси. Как-то гуси пошли на реку и уплыли очень далеко. Он подошел близко к воде и стал их зазывать, чтобы они вернулись. А дело было осенью, где-то вдоль берега уже был лед. Этот мужчина сделал несколько шагов к своим гусям и провалился в яму. Когда он почувствовал, что тонет, он стал громко кричать. Собралось много людей, все стояли и просто смотрели. Когда прибежал кто-то с веревкой, было уже поздно. Люди потом говорили: « Конечно, ему можно было помочь, только никто не стал этого делать». Так односельчане ненавидели его за его должность. Я там не присутствовала, мне про это рассказали.

В нашей семье было три любови. Дедушка Яша любил семью дяди Сани Тимакина. Бабушка Анна больше любила семью Ивана Тимакина. А дядя Володя любил нашу семью. Часто к нам приходил в гости и играл с нами. Оставался ночевать. Его призвали в армию в 1938 году. С фронта от него не было никаких известий. По крайней мере, до моего отъезда из Дубровки в 1948 году, никто в нашей семье, в том числе и бабушка Анна, не знал, как и где погиб Владимир. Я писала письма в архив, в музей. Только недавно я узнала про его судьбу.

Владимир Яковлевич Тимакин. Родился 18 марта 1917 года в селе Дубровка в семье Якова Федоровича и Анны Федотовны Тимакиных. Русский, образование 2 класса, холост. Беспартийный. Был призван на фронт Спасским РВК г. Спасска Рязанской обл. Старший сержант. Место службы: 19 стрелковый полк. В 1943 году награжден медалью « За оборону Ленинграда». Умер от ран 31.01.1944 в Ленинградской области д. Молосковицы. Кладбище там же. Есть и еще такая информация: «Василий Яковлевич Тимакин, 1917 года рождения. Беспартийный. Русский. Призван на фронт Спасским РВК г. Спасска Рязанской обл. Место службы 19 сп ( стрелковый полк) Ленинградского фронта. Дата подвига 16 января-17 января 1944 года разведчика взвода пешей разведки старшего сержанта Тимакина Василия Яковлевича за то, что он в бою за деревню Дятлицы 16 и 17 января 1944 года, действуя в составе разведгруппы, доставил ценные данные о противнике, чем помог в управлении боем. Награжден медалью «За отвагу» 18 января 1944 года». Мне кажется, что это говорится о Владимире Тимакине, просто имя написано неправильно. Не может же быть, что в одном полку Ленинградского фронта в одно и то же время воевали 2 старших сержанта Тимакина, 1917 года рождения, из Рязанской области, один Василий Яковлевич, другой Владимир Яковлевич. Дело в том, что в Сергиевке - 2 жил человек по имени Василий Яковлевич Тимакин (1906), тоже был награжден, был шофером, дошел до Берлина и после войны вернулся домой.

В такое тяжелое военное время мы старались скрасить серые будни хоть какими-нибудь развлечениями. Один раз мы с Шурой Прошляковой надели на себя взрослые одежды матери и бабушки, длинные черные юбки, разрисовали себе лица сажей и пошли в таком виде на Оку. А там рыбачили наши деревенские ребята. Сначала они растерялись, увидев нас, а потом бросились за нами. Мы бежим, путаемся в длинных юбках, и обе упали в крапиву. А потом поднимаемся друг к другу спиной, оборачиваемся и, увидев друг друга, так испугались, что стали кричать, такие мы были черные и страшные.

Примечание:

1. Тимакин Владимир Яковлевич (1917)/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 110

   
   

2. Тимакин Владимир Яковлевич (1917-1944) / Электронный сайт Память народа.

   
   

3. Тимакин Василий Яковлевич (1917) / Электронный сайт //pamyat-naroda.ru]«Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне»

   
   

4. Тимакин Василий Яковлевич (1906) / Электронный сайт ://pamyat-naroda.ru]«Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне»

   
   

5. Тимакина (Панина) Анна Федотовна (1890)/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 6

   
   

Глава 8

Зимой снег засыпал дома в Дубровке по самые крыши. Утром проснешься, темно, хочешь выйти на улицу, а дверь не можешь открыть. Потом кто-нибудь в селе выберется из своего дома, начинает откапывать себе дорогу, потом начинает откапывать своих соседей и т.д.

Для нас, ребятишек, было время веселья. В огороде снег лежал с человеческий рост. Внутри сугробов лопатой мы делали помещения, дома. У нас там были целые комнаты. Из снега мы делали столы, стулья, диваны.

А потом шли на колхозный двор. Там стояли большие сани, в которые запрягают лошадей. Мы брали эти большие сани и шли с ребятишками кататься с горки. Снежные горки были высокие, и в санях умещалось несколько человек. Как правило, это были братья Луканины: Володька и Сашка. Их отец Иван Емельянович, троюродный брат моей матери, и их старший брат Николай были на фронте. Одни говорили, что Иван Емельянович погиб на войне, другие говорили, что он вернулся с фронта весь израненный, долго болел и умер дома от полученных ран. Его старший сын Николай Иванович в конце войны вернулся из госпиталя, так как тяжело был ранен в плечо. Сашка был старше меня, 1927 года рождения, поэтому больше дружил с Колей.

Коля также дружил с Сашей Луниным. Их любимым занятием было ходить по деревне и петь песни, до двух часов ночи распевали под гармошку. Пели они красиво и песен знали много. Это сейчас, если кто будет идти и петь песни, сразу заберут в полицию, а раньше это воспринималось хорошо. Люди сами выходили из домов и присоединялись к поющим. Позже Александр Лунин закончил Спасское медучилище и работал фельдшером в Дубровке.

Однажды нас пригласили на поминки в первый дом от парка, где жил Иван Григорьевич Ульянкин. У него были три старшие девочки и один мальчик. Хоронили какую-то бабушку. Я думаю, что, может,они были нам какими-то родственниками, раз пригласили на поминки.

Наискосок от дома Луканина Ивана Емельяновича жили тетя Маша и тетя Параша. Мама нас водили к ним иногда в гости. Это были родные сестры Емельяна Григорьевича Луканина, двоюродные сестры моей бабушки, Мария Григорьевна Урляпова и Прасковья Григорьевна Крехова. Им уже в то время было за 70 лет. Они жили в одной части старого дома, построенного еще до революции. В другой половине дома жила еще какая-то семья. Старушки были верующими и исповедовали баптизм. Позже Коля самостоятельно приходил к ним и расспрашивал про их религию. Потом шел к сестрам Катковым: Зине и Груше и их расспрашивал про религию, так как они придерживались православия. Он хотел найти различия, чем отличаются друг от друга эти религии. Все это он записывал, так как думал, что это ему пригодится при поступлении на исторический факультет.

До войны мы с бабушкой часто ходили к Гуровым, так как бабушка дружила с ними. Они приходились нам родственниками по линии Луканиных. Их деревянный дом был четвертым к парку, как заезжаешь в наш проулок. После того, как они все разъехались, Гуровы продали свой дом Федору Григорьевичу Каткову. Федор Григорьевич Катков и мой дедушка Яша приходились друг другу четвероюродными братьями, поэтому я тоже часто бывала у них. Федора Григорьевича я помню плохо, а вот его жену Нину Михайловну я знала хорошо. Я даже была на свадьбе их дочери Татьяны, которая вышла замуж за Маскина, а также я дружила с их сыновьями Шуриком и Сережкой. У Нюры Катковой, дочери Федора Григорьевича от первого брака, был сын Анатолий. В школе учился на отлично, потом уехал из Дубровки учиться дальше и даже, говорили, написал диссертацию.

В селе еще была семья Луканиных. Возможно, они были наши родственники, но очень дальние. Может с 18 века. Мы их практически не знали, только слышали о них. Отца звали Иван Васильевич. Все 4 сына его воевали: Александр, Алексей, Василий, Сергей. Сергей Иванович погиб.

Через два дома от тети Оли Данькиной жила семья Самсонова Ивана Петровича. Его первая жена Пелагея Емельяновна Луканина, сестра тети Раи, умерла еще приблизительно в 1930 году. Их старшая дочь Шура уехала, и я ее даже никогда не видела. А младшую дочь Лиду я часто встречала на улице.  От второй жены Александры Андреевны у Ивана Петровича был сын  Сергей, с которым мы учились в одном классе. Я ему нравилась. К нам в гости Сережка приходил со своей мамой. Наши мамы общались между собой, а мы с Сергеем сидели рядом и слушали их. Когда я была в гостях у тети Оли, то Сергей приходил туда, и мы играли там с другими ребятишками. Отец Сергея погиб на войне.

Родители крестики не носили, и мы с Колей тоже. Я не помню, чтобы у нас дома были иконы, не помню, чтобы родители или бабушка молились. Не помню, чтобы мы с родителями в церковь ходили, так как Николаевская церковь в селе уже не работала. А раньше, до революции, в селе было 2 церкви. Но все религиозные праздники мы отмечали. Мама пекла куличи на Пасху, но, конечно, не во время войны. Красили яички луковой шелухой. Мама специально для Пасхи хранила мясо поросенка и готовила его на праздник. Ночью в большом доме собирались люди с яичками и куличами. Слепые сестры Катковы пели церковные песни, к ним подносили яички с куличами, они что-то шептали над ними, и считалось, что они теперь освященные. На следующее утро вся деревня собиралась на улице. Брали березу, снимали с нее кору и делали ее гладкой. Дерево клали под уклон. Потом начинали катать яички, как с горки. Внизу кто-то клал свои яички. Если катящееся яйцо задевало лежащие внизу яйца, тот человек брал себе все яйца, если яйцо катилось мимо, то все яйца забирал тот человек, который положил яйца внизу. Через неделю на Красную Горку всей деревней шли на кладбище.

Особенно, торжественный день был в декабре, день Святителя Чудотворца Николая, тем более это был престольный праздник, так как церковь села Дубровка была названа в честь Николая Чудотворца.

В этот день устраивались гуляния, жители Дубровки выходили на улицу с санками.

Я помню, как однажды мы в этот день ходили к сестрам Катковым. У нас в деревне их называли « Святые». Там уже были какие-то старушки. Мы с Колей сидели в прихожей на лавке и слушали, как они все вместе пели молитвы. Как правило, мы всегда засыпали под эти церковные песни. Потом проснулись, когда Зина вышла из комнаты. Мы пошли за ней и наблюдали, как она за поросенком ухаживает, а потом вместе с ней пошли в магазин за продуктами. Зина протягивала деньги за покупки, а продавщица сдавала ей сдачу. Продавщица знала, что Зина слепая, но ее никто никогда не обманывал. В войну в магазине почти - что ничего не было, а после войны там всегда можно было купить хлеб и сахар-песок. Продавались и другие продукты, вещей не было.

Мама ходила к Катковым, как к себе домой, называла их двоюродными сестрами. Часто я одна приходила к ним. У них было две комнаты. Зайдя в дом, я громко говорила: « Я Валя». Они узнавали меня по голосу. Груша начинала водить руками по столу, по скамейке, по шкафу. На ощупь находила тарелку и ставила ее на стол. Потом из шкафа доставала что-нибудь вкусненькое. Они спрашивали меня, как мы живем. Я отвечала. Потом они мне что-нибудь рассказывали. Сестры Катковы были нам родственниками не только по линии Гальцыных, говорили, что Катковы являются нам дальними родственниками по линии Тимкакиных. Вероятно, они были четвероюродными сестрами дедушки. Но несмотря на это мой дедушка Яша и его сыновья никогда не дружили с сестрами Грушей и Зиной.

Про родителей дедушки Яши у нас в семье никто ничего не знал. Вероятно, он провел свое детство с дедом Матвеем Тимофеевичем Тимакиным и бабушкой Ксенией Семеновной, в девичестве (Егоркиной).

(По метрическим данным:

Ксения (22 января 1833), родилась в семье Семена Ивановича Егоркина и Матрены Никитичны Катковой (В метрической книге отец ошибочно записан, как Семен Тихонович. Человек с таким именем и отчеством в Дубровке не проживал/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 83.

Семен Иванович Егоркин (апрель 1808), сын Ивана Ивановича/ГАРО. Фонд 627, опись 245).

( Из документов Дубровского Волостного суда/ ГАРО. Фонд 349-1-1

" Апрель 1864 года:

Временно-обязанный крестьянин Князей Голицыных, села Дубровок,  Семен Иванов Егоркин,  объявил жалобу Волостному Правлению на временно-обязанного крестьянина села Наследничьего,  Филимона Иванова Карнешева,  в том, что последний сделал первому без причины ушибы своеручно, чему были видны следы, как на лице, так и на других частях тела Егоркина.

По сделанному дознанию оказалось, Филимон Иванов действительно поступал буйно с крестьянином Семеном Ив.

Егоркиным, чему свидетелями села Дубровок Павел Онисимов Тишечкин и Яков Погорелкин.

Волостные судьи, крестьяне с. Дубровок,  Петр Игнатов, Иван Никитин, Степан Маськин, деревни Акуловой Ермолай Дроздов, Прохор Ларионов, Иван Чурбанов, приняв во внимание жалобу Егоркина и свидетельство Тишечкина, Погорелкина и имея ввиду и то, что Филимон Карнешев, как человек, давно состоит на замечании в дурном поведении, постановили: по таковым проступкам на основании 102 статьи Общего положения наказать Филимона Карнешева розгами до двадцати ударов.

В чем и подписуемся, а вместо вышеозначенных волостных судей по безграмотству и личной просьбе крестьянин села Дубровок Трофим Григорьев (Данкин) руку приложил").

Яков Федорович Тимакин женился на Анне Федотовне Паниной, и они уехали на заработки в Астрахань. Возможно, что их первый сын, мой отец, Петр Яковлевич, родился в Астрахани в 1910 году.

Фото. Тимакины Яков Федорович и Анна Федотовна в Астрахани 1909-1910 г.г.

   

  

Потом Тимакины вернулись в Дубровку, и дедушка Яша стал работать посменно со своим напарником на " пожарке". " Пожарка" представляла собой небольшое помещение, где стояли лошади и бочки с водой. Дежурили днем и ночью, так как пожар мог возникнуть в любое время. Мы с Колей приносили дедушке в обед на работу молоко.

Я привыкла работать с детства. По дому все делала сама, так как мать не могла ничего делать. Училась всему у соседей. Рядом с нами жила Шура Самсонова, которая потом вышла замуж за двоюродного брата моей матери Алексея Никитича Данькина. Как-то раз я пришла к ней в гости и увидела, как ее мать, тетя Васюта, белит печку. Я ее спрашиваю: « Тетя Васюта, а у вас еще осталась побелка»? Она мне дала побелку, и я побелили печку у нас дома. Потом я увидела, как она навоз мешает, как удобряет землю и тоже пошла домой и все так сделала, как она. Мать вышла с котом из дома, увидела, что я копаюсь на огороде, стала гнать меня домой. Ей было жалко, что я такая маленькая, а занимаюсь тяжелым физическим трудом. Несмотря на то, что мать мне не разрешала работать на огороде, я все равно все делала и привыкла трудиться. В 2 часа ночи лягу спать, а в 4 часа уже веду корову в стадо.

Во время войны все школьники работали в колхозе: пололи, поливали, помогали сено косить и картошку копали весь сентябрь и октябрь, в школу шли только с ноября. Помню, что была пионеркой, только школьной формы и галстук я не носила, так как очень тяжело жили. У нас даже мыла не было, чтобы помыться. Золу заваривали, и когда она отстоится, ей мылись в тазике дома. Изредка ходили в баню к тете Шуре Самсоновой или к дяде Сане. Там стояли бочки: одна с золой, а другая с горячей водой. И мы золу смешивали с горячей водой и мылись ею вместо мыла. Потом ополаскивались чистой водой.

Если кто-нибудь из деревни едет в город или район, привезет оттуда хозяйственное мыло, дадут кусочек, чтобы стирать. А туалетное мыло мы никогда не видели. Стирали тоже в зольной воде. Потом белье раскладывали на снег, и оно лежало у нас подолгу. Зимой весь огород был заложен бельем. Потом отец собирал это белье и шел полоскать его в Оке. Белье от золы и снега становилось белоснежным. Так мы отбеливали скатерти, полотенца, занавески. Все они были льняные. На каждом огороде одну сотку выделяли под выращивание льна. Когда лен зацветал и колыхался на ветру - это было потрясающе красиво. Потом лен собирали. Я не знаю, как его обрабатывали, но потом мать из него делала нитки и ткала на станке разные вещи.

Несмотря на то, что самим кушать, было нечего, платили налог, потому что понимали, что кормить армию надо. Мама ежегодно сдавала 360 яичек, так как у нас было 6 курочек. Что делать? Все для фронта, все для победы. Про победу мы узнали по объявлению на весь район. Позвонили в сельсовет и объявили. Было утро. Я еще спала, и вдруг меня Коля будит: « Валь, а Валь, война закончилась».

Примечание:

1. Луканин Сергей Иванович (1913-1944)/ Электронный сайт "Память народа".

   
   

2. Самсонов Иван Петрович (1901-1944)/ Электронный сайт " Память народа"

   
   

Фото. Наградной лист Луканина Николая Ивановича.Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru «Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне»   

 

Глава 9

Я помню, что когда закончилась война, собрали из села ребят, человек 15, примерно 1928, 1929, 1930 годов рождения, тех, кто не попал на войну по возрасту и отвезли в Рязань. Там их обучали строительному делу, а потом направили на восстановление Москвы. Многие в Москве и осели, получив там квартиры.

У Коли же была мечта учиться дальше - стать учителем или врачом. Я все по дому делала, за коровой ухаживала. Весь огород я сама сажала. Коля же утром возьмет книжки и уйдет в парк заниматься. А потом сказал матери, что хочет ехать в Спасск поступать в педагогическое училище. Он хотел стать учителем истории. Мать не хотела его отпускать. Тут приходит Валентин Володихин, с которым Коля договорился ехать в Спасск. Коля собрал вещи и уже стал спускаться с лестницы, и упал в обморок. Фельдшер осмотрел его и поставил диагноз: крупозное двухстороннее воспаление легких, нужно ехать в Тырновскую больницу. Коля отказался от больницы, сказав, что, « если умру, то дома». И фельдшер Вальков Никит Игнатович некоторое время жил с нами, пока Коле не стало лучше. Кстати, сын Валькова, Анатолий учился в Спасском педучилище. Позже мне рассказали, что фельдшера Валькова расстреляли из-за жалобы на него местной жительницы из Акулова. 

(Вальков Анатолий Никитич (1925), сын Никиты Игнатовича, старший лейтенант медицинской службы, 4 ТА БрянФ; 8 вдбр. Награды: 

Медаль: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг./https://1418museum.ru).

 

Фото. Вальков Анатолий Никитич.   

( По словам Валькова Анатолия Николаевича, Вальковы родом из Тырнова. После тюрьмы  за неудачный аборт Никит Игнатович жил с женой на Советской улице недалеко от Тырновской больницы. Фельдшером он уже не работал, но оказывал помощь всем нуждающимся. 

" Дядя Никит (1887) приходился моему  отцу, Николаю Ивановичу Валькову (1908), двоюродным братом. Однажды я поранился в школе пером, и чернила попали мне под кожу. Началось заражение крови. В Тырновской больнице мне предложили отрезать руку, так как она уже вся была синяя. Я пришел к дяде Никиту, и он сделал мне укол из очень большого шприца и сказал, чтобы я минут 15 не пил. Так повторилось три раза. Я поправился. Также на золотой свадьбе отца с матерью, я пришел из армии в 1968 году или это до армии было, не помню в каком году это было. Много водки было выпито. Кто-то налил отцу спирт, отец выпил. А всегда, когда выпьешь спирт, нужно выдохнуть и, чтобы не обжечь горло, выпить воды. И отец взял стакан воды, а там вместо воды оказался чистый спирт. И он задохнулся. Если бы дядя Никит не оказал ему первую медицинскую помощь, я не знаю, что бы с ним было. А потом дядя Никит отпаивал его молоком. Еле-еле отца откачали").

Глава 10

Через год Коля стал снова проситься у матери, чтобы она его отпустила учиться. Встал перед ней на колени, умолял, и она его отпустила. На этот раз Коля уже решил поступить в медицинское училище в Касимове и учиться на фельдшера.

В Касимов Коля плыл на пароходе два дня. Многие дубровские наши ходили в Касимов пешком. А если плыть на пароходе, то это больше занимает времени, так как река Ока имеет извилистый характер. Зимой пароходы не ходили, и на Новый год Коля к нам пришел из Касимова пешком. Столько радости от встречи, а дома даже поесть было нечего. К Коле пришли мальчишки в гости, окружили его, особенно, те, кто помладше и сидят-ждут, что он им расскажет. Человек десять собралось на крыльце, были там и его ровесники и даже старше его: Лукашины Володька и Шурка, Михалев, Московкин Славка, Сычи приходили и другие.

А Коля любил сочинять сказки, напридумывает всякое, они слушают его, раскрыв рты. Так, например, что один человек на ночь отстегивал свою искусственную деревянную ногу и ставил ее в угол, а ночью нога стонала. 

Или  вот он начинает им рассказывать, что в небесах, на Солнце и на планетах живут другие существа. Они походят на нас, но не такие, как мы. Раньше эти существа жили на Марсе, но вынуждены покинуть были свою планету, так как она изменила свое положение, наклонилась, и они стали падать с нее. Часть существ попала на Землю. Так как на Земле другие условия жизни, их тела изменили свою форму, и они утратили часть своих способностей, в том числе и летать. Они превратились в людей. Коля говорил им то, что приходило к нему в голову, свои мысли, которые облекал в форму фантазий. Или вот я запомнила один рассказ, а у него было таких рассказов уйма. « Однажды жила - была одна девочка. Она жила одна, родителей у нее не было. Как-то ночью она проснулась от заунывного пения, которое доносилось с улицы. Она встала и подошла к окну. Из окна она увидела, что, спускаясь с горки, прямо к ее дому идет процессия из людей, одетых во все черное. В одной руке они держали зажженные свечи, а другой поддерживали гроб. Они шли медленно и пели какую-то грустную заунывную песню. Девочка отошла от окна и легла снова спать, но через некоторое время в дверь ее дома постучали. Девочка спросила: « Кто?». Ей ответили: « Мы пришли за тобой». Она открыла дверь и впустила пришедших в дом. Люди в черном поставили гроб на стол. Их лиц девочка рассмотреть не могла, так как они были закрыты длинными капюшонами. Они подняли девочку и положили ее в гроб, закрыв крышкой. Потом с той же заунывной песней они вышли с гробом и свечами из дома и направились дальше. Больше этой девочки никто не видел».

Вот такой Коля был фантазер.

Видимо, насмотрелся похоронных процессий, когда с июля 1942 по октябрь 1943 года наша семья похоронила: отца, бабушку Полю, ее сестру тетю Олю, дочь тети Оли - Александру, дедушку Якова, Тамару. Помню еще, как дядю Володю Лунина хоронили, гроб из дома выносили. И как их всех отпевали сестры Катковы, вот и сочинил сказку. У Коли была толстая тетрадь, куда он записывал свои стихи и сказки. Я ее берегла и везде возила с собой. Потом я отдала ему эту тетрадь, а он ее потерял.

Как-то уже после войны люди узнали, что в Инякине появился поп, который служит в церкви. А в это время умер отец у Валентина Володихина, друга Коли, с которым они все время обнявшись, ходили. Валентин пригласил попа из Инякина отпевать своего отца, Ивана Степановича. На похороны пригласили и Николая. После отпевания Коля начал разговаривать с попом и так его заинтересовал, что потом, когда попа приглашали в Дубровку, он приходил к нам в гости и оставался беседовать с Колей. Несколько раз заходил к нам, когда Коля был в Касимове и поп спрашивал, когда Коля снова будет в Дубровке. Попу очень понравилось с ним беседовать.

Как мы были рады двум-трем дням, которые Коля провел с нами в новогодние праздники. Но как горько было смотреть, когда он уходил от нас в сорокаградусный мороз в летних ботиночках, одет кое-как, с ведром картошки на санках. Что стало с этой картошкой в мороз, ведь до Касимова Коля шел восемнадцать часов.

После отъезда Коли мать стала чувствовать себя хуже. Однажды я увидела сон, что мать лежит на полу вся черная. На следующий день мать подоила корову и возвращалась с дойки домой. Шла не одна, а с соседской бабушкой и о чем-то разговаривала с ней. Навстречу им идет женщина, поздоровалась. А мать смотрит, что у порога ее дома что-то лежит завернутое. Мама поставила ведро с молоком, развернула сверток, а там кусок хлеба. Так раньше в деревнях подклад делали. Она, конечно, выбросила. Я не знаю, может, прикасаться к нему нельзя было. Но после этого она совсем слегла. Разговор был, что кто-то колдовал на нас. Коля тоже подтверждал это. То, что где-то в округе живет колдунья, мы с Колей слышали от его друга Пашки. По-моему, его так звали. Пашка жил вдвоем со своей бабушкой недалеко от Дубровки. Пашка рассказывал нам, что его бабка ведьма, потому что постоянно какие-то заговоры шепчет и колдует. А сейчас пришло ее время умирать. А так как ведьмы просто так умереть не могут, им надо свое колдовство передать, поэтому она мечется по дому, стонет, причитает. Пашка, чтобы она ему свое колдовство не передала, убежал из дома, спрятался в огороде и в окно смотрел за бабкой. Видит, как из трубы дым повалил черный, хотя печь не топили. После этого бабка затихла. «Ну, значит, умерла», - решил Пашка.

Мать тоже рассказывала случай из своего детства. Когда она еще была маленькой, она гуляла по Дубровке в компании девчонок и мальчишек. Вдруг им навстречу бежит огромная свинья. Мальчишки погнались за ней и стали ее избивать. Кое-как эта свинья убежала от них. А на следующий день одна женщина в селе вышла из дома вся избитая и перевязанная.

И еще один дубровский мужчина рассказывал так, что идет он по лесу, а взади него свинья увязалась. Он обернулся, и ему даже показалось, что взади на него несется огромный ком, состоящий из волос. Он идет быстрее, и свинья  не отстает. Тогда он побежал, и свинья побежала за ним, догнала его и кинулась к нему под ноги. Этот мужчина упал и головой ударился об камень, но, видимо, не сильно. Поднял он голову и видит, что кто-то по дороге удаляется от него. Присмотрелся он и узнал женщину из своей деревни, которую все считали колдуньей. Но это так было давно, я этот рассказ помню настолько смутно, что как бы не солгать, толи за ним свинья бежала, толи клубок волос катился. 

Жили колдуньи, и не только в Дубровке. Коля рассказывал, что в Касимове он с товарищем снимал комнату у старушки. Как-то вечером, когда ребята занимались, старушка вошла к ним в комнату с двумя стаканами воды и поставила их на стол. « Хотите увидеть своих будущих жен?» - спросила она их. Любопытство овладело ребятами. «Вот два кольца. Бросьте каждый кольцо в свой стакан и смотрите в него. Там вы увидите свою будущую жену. Но только в зеркало не смотрите, там будет черт. Если вы его увидите, он выйдет из зеркала и задушит вас». Коля посмотрел в кольцо и увидел смутный облик девушки. Он так испугался, что выскочил из комнаты. Через несколько минут он услышал истошный крик своего товарища. Парень выскочил из комнаты, весь взбудораженный и кричал: « Я видел. Я видел». Потом, когда он успокоился, он рассказал, что в кольце он очень отчетливо видел гроб, а на нем лежала свадебная фата. В ужасе он поднял глаза и увидел в зеркале черта. Он был большой, с рогами, во все зеркало и смотрел на него. После этого он закричал.

Я, да и Коля тоже, не были верующими людьми. Но внутренне всегда понимали, что существует еще и какой-то другой мир, потусторонний, отличный от реального, необъяснимый законами физики и математики.

Любопытство, желание узнать, что будет в будущем, свойственно всем людям. Мы так в деревне, чтобы узнать что-нибудь про своего будущего мужа, с девчонками сапоги или старые валенки кидали. В какую сторону показывает носок сапога, оттуда будущий супруг придет. Или вот у тети Наташи Прошляковой корова отелилась, и теленок находился в задворке. Он был рыжий. Кроме него там были овцы. Так вот мы с закрытыми глазами протягивали руку в этот задворок, и какой волосок вытащишь, такого цвета будут волосы у мужа. Например, вытащишь рыжий волосок теленка, значит, муж будет рыжий. Если овечий волосок, то у мужа будут светлые или черные волосы. Или раскидывали инструменты на пол: молоток, щипцы, ножницы и другие. Потом завязывали глаза, и какой инструмент схватишь первым, такая профессия будет у мужа или у тебя.

После того, как Коля уехал учиться, мать совсем расхворалась. Я уже говорила, что моя мать страдала пороком сердца. Я помню, когда мы были еще совсем маленькими, лежим на печке я, Коля и Тамара. А мать с отцом спали на деревянной кровати. И вдруг мы проснулись от какой-то суеты. Смотрим, как отец взял на руки мать и вынес на улицу. Ей стало плохо, сердце остановилось. Потом отец снова занес ее в дом и положил на кровать. Сам сел за стол и заплакал: « Что я буду делать один с тремя детьми? Не умирай, пожалуйста». Мать вздохнула и открыла глаза.

И тут, после отъезда Коли, наша бабушка Аня как будто что-то почувствовала своим материнским сердцем и пошла к нам домой. Я в это время была в школе. Бабушка увидела, что мать лежит на полу, а рядом валяются таблетки и бутылочки из-под лекарств. Отравиться хотела. Вызвали фельдшерицу, Варвару Афанасьевну, вызвали меня из школы. Кое-как ее отходили.

После того, как ураган снес крышу, сколько не топи, в доме всегда было холодно. Иногда я просыпалась ночью от страшного холода, вставала, одевалась и шла среди ночи к своей крестной матери Вере Дадонкиной греться. Вера Николаевна Дадонкина, двоюродная сестра моего отца, накормит меня всегда супом и положит среди своих девчонок в самую середину под теплое одеяло. Тетя Наташа Прошлякова тоже, как только я ночью постучу, всегда откроет, уложит меня рядом с Шуркой, обогреет. Всегда хорошо относились ко мне. 

Вера Николаевна Дадонкина (Панина), я ее называла своей второй матерью, родилась 20 сентября 1913 года в семье Николая Федотовича и Марии Ивановны Паниных. Муж Веры, Додонкин Петр Никитич, не вернулся с войны. Вера жила в Дубровке вместе со своими тремя дочерями: Тамарой, Таисией и Валей. Позже старшая дочь Веры, Таисия, Тая, 1934 года рождения, приезжала ко мне в гости и мы ездили вместе в Чехов к Любе Пчелинцевой, ее двоюродной сестре по отцу. У Петра Дадонкина была сестра Полина, которая вышла замуж за Пчелинцева. Люба Пчелинцева была их дочерью. Тая вышла замуж в Львове. Там и осталась. Мужа ее там убили. Сейчас и она уже умерла.

У Веры Николаевны Дадонкиной, была сестра Анна Николаевна Мезина (Панина). Нюра, двоюродная сестра моего отца, родилась 5 сентября 1918 года в Акулове в семье Николая Федотовича и Марии Ивановны Паниных. Ее крестным был мой дедушка – Яков Федорович Тимакин. Анна вышла замуж за Ивана Петровича Мезина и жила в Дубровках в доме напротив сельсовета, возле детского сада, в семье родителей мужа. Петр Иванович Мезин, отец Ивана, работал в колхозе. Колхоз образовался в 1929 году. Брат Ивана Петровича, Николай, погиб на фронте. Еще до войны Анна Николаевна и Иван Петрович Мезины уехали в Ленинград, где Иван работал шофером. Иван Петрович не вернулся с войны. Анна какое-то время жила в Акулове с матерью. Вероятно, была бездетной. Потом продала дом и уехала в Николаев к своей сестре Шуре.

Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Мезина Анна Николаевна с мужем. Подпись на обратной стороне:" Маме и папе от Ани и Вани. 10 октября 194? г".     

 

Не только мужья сестер Паниных погибли на фронте. Очень много мужчин не вернулось с войны в Дубровку. Когда Серафима Михайловна Московкина с ее 7 детьми получила похоронку на своего мужа, она сошла с ума: ходила за овцами и в тарелку складывала их помет. Потом ставила тарелку на стол и говорила: " Вот детки, я вам еды принесла".  

Примечание:

1. Додонкина Вера Николаевна (1913) / ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 84

   
   

2. Додонкин Петр Никитич (1907-1942) / ОБД «Мемориал»

   
   

3. Мезина Анна Николаевна (1918) / ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 11 6

   
   

4. Мезин Иван Петрович (1912-1943) / ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 77 и ОБД «Мемориал»

   
   

5. Мезин Николай Петрович (1919-1941) )/ ОБД «Мемориал»

   
   

Фото документа о смерти Мезина Ивана Петровича/ ОБД "Мемориал"  

 

Глава 11

Моя мать получила письмо от своего брата Петра. Мы очень обрадовались письму, так как думали, что дядя Петя погиб на фронте. В письме он писал, что из-за тяжелого ранения в руку он оказался в госпитале в Ашхабаде и там женился. Он знал, что бабушка умерла, и хотел на деньги, вырученные от продажи дома, купить квартиру в Ашхабаде. В письме он просил мать продать дом и деньги выслать ему.

И тут приехала тетя Нина Ульянкина. Она каждое лето из Баку приезжала в Дубровку. Мать ее, Ирина Федоровна Егоркина, умерла в 1943 году. Ее похоронили рядом с родителями: Федором Гавриловичем и Марией Ефимовной Дроздовыми. Сначала тетя Нина сдавала свой дом, но после того, как его стали растаскивать, она его продала. А в период своего пребывания в Дубровке жила у своей родственницы, Нины Герасевой. Моя мама показала ей письмо от дяди Пети. Нина Ивановна сразу же написала письмо Петру о том, в каком бедственном положении мы оказались, и попросила его взять меня к себе. В ответном письме дядя Петя согласился и обещал устроить меня учиться.

Мать продала дом Пелагеи. Его купил какой-то одинокий мужчина и жил там один. Из разговоров старушек, я поняла так, что мать продала дом какому-то потомку Голицыных, который изменил свою фамилию. Он был под другой фамилией. « И как она его нашла?» Это слова старушек. Я после услышанного несколько раз подходила к бывшему дому бабушки и хотела заглянуть в лицо нового хозяина. Но мне это не удалось, так как он все время поворачивался ко мне спиной. Меня интересовал вопрос, почему этот мужчина купил дом моей бабушки сразу, как только мама дала объявление. Он как-будто что-то знал. Дело в том, что моя бабушка, умирая от тифа в Тырновской больнице, сказала Коле, что в углу под ее домом, то ли в саду, зарыты золотые монеты, деньги. Коля, оправившись от болезни, перерыл у бабушки весь огород и сад и так ничего не нашел. Мама нам ничего не рассказывала, но мы откуда-то знали, что бабушка Пелагея вышла замуж за потомка Голицына, который сменил свою фамилию на Гальцын, и они уехали в Уфу, так как начались революционные волнения 1905 года. И потом я слышала об этом от старушек, сидя на скамеечке.Позже, когда я приезжала в Дубровку в 1994 году, я все же попыталась узнать, кто этот мужчина, который купил дом бабушки Поли. Спросила у тети Шуры Маскиной, но она мне только сказала, что он купил себе еще и второй дом, недалеко от дома тети Нины, жены Максима Ивановича. Больше узнать ничего не получилось.Деньги за проданный дом мама поделила поровну. Одну половину взяла себе, а другую половину выслала Петру.

Чтобы ехать мне в Ашхабад, нужны были деньги на дорогу. Золотое кольцо бабушки Пелагеи хранилось у матери. Мать отдала его Нине Ульянкиной и та забрала его себе на память о бабушке. За кольцо она дала 300 рублей на дорогу мне в Ашхабад. Позже, в 1966 году, тетя Нина предложила мне забрать золотое кольцо бабушки, а я ей сказала, что сейчас я еще только расплатилась за кооператив, и у меня нет денег. Вот чуть позже я отдам деньги и заберу кольцо. А потом, когда я привезла тете Нине деньги, она сказала, что она его потеряла, Золотое кольцо было настоящее, из чистого золота, не то, что сейчас, не то золото, не то еще что-то.

В дорогу Раиса Емельяновна Тимакина сшила мне красивое платье. Она, вообще, очень хорошо шила. В конце августа 1948 года я была готова к отъезду. Дядя Саня Тимакин попросил колхозную лошадь с телегой и повез меня в Шилово, откуда шли поезда во все направления. За телегой бежали деревенские девчонки и горько плакали, провожая меня.

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Тимакина Валя.   

 

 На следующий день дядя Саня посадил меня на поезд. В купе сидели мужчины огромного роста не то цыганской, не то кавказской внешности. Я сильно испугалась и схватилась за дядю Саню. Дядя Саня пошел к выходу, а я вцепилась в его одежду и тащилась за ним по вагону. Поезд уже тронулся. Он оттолкнул меня и спрыгнул с поезда на полном ходу. Вскоре страшные дядьки из купе вышли, а на их места сели военные. Они достали какие-то крупные ягоды, и стали их есть. Я их спрашиваю: « Что это вы едите?». Они рассмеялись и ответили: « Это виноград». Я вышла из купе и пошла разговаривать к проводнице. Так мы проехали несколько остановок. Когда я вернулась в купе, вместо военных сидела женщина, которая, показав мне на большую гроздь винограда, сказала: « Это тебе просили передать». Мы приехали в Ташкент. Оказывается, что в Ташкенте нужно было компостировать билет. Денег у меня не было. Бесплатно компостировали только студентам по студенческому билету. Я сидела на вокзале, не зная, что делать. Тогда я не знала, что в это время Шура Баженова, сестра Марии Максимовны, жила со своим мужем в Ташкенте. Тогда про семью Ульянкиных я знала совсем мало. Не знаю, сколько дней я провела на вокзале в Ташкенте.

Я подолгу стояла возле кассы и жалобно смотрела на кассиршу. Наверно, пожалев меня, она прокомпостировала мне билет. 9 дней я добиралась из Шилова до Ашхабада. В Ашхабад поезд должен был прибыть вечером, а пришел днем. На вокзале меня никто не встречал. Я решила самостоятельно идти по указанному на конверте адресу.

Город состоял из каких-то лачужек и клетушек и мало походил на город. Все смотрели на меня, оглядывались, провожая взглядом, потому что я не похожа была на местных. Я стала спрашивать у прохожих, куда мне идти, но все пожимали плечами и отмалчивались. Потом подошел ко мне мужчина и сказал: «Видишь вон ту трубу. Туда иди, никуда не сворачивай. Никого не слушай. И придешь туда, куда тебе надо». Дом, в котором жил дядя Петя, больше походил на сарайчик. Дядя Петя был очень расстроен, что ему выслали мало денег за проданный дом, и он на них не может купить себе квартиру. Дядя Петя жил со своей женой Нюсей и ее матерью. Нюся была беременной на последнем месяце. На следующий день меня повели на базар. Конечно, до этого я никогда не видела такого обилия овощей и фруктов. А так я по городу не ходила, пыталась куда-нибудь устроиться работать, меня никуда не брали. В ночь с 5 на 6 октября в Ашхабаде произошло землетрясение. Мы уже все спали. Первой что-то почувствовала тетя Нюся. Она закричала: « Петя, Петя» и стала будить его. И тут обвалился потолок в центре. Я лежала на кровати возле стенки, укрывшись одеялом. Бабушка, Нюсина мать, спала в коридорчике. Дядя Петя схватил Нюсю и понес из дома. Порог стал уходить у него из-под ног, он упал, накрыв собой Нюсю. Сверху на него упала балка и сильно ударила его по пояснице. Через силу он встал и вынес Нюсю на улицу. Там уже были машины, которые отвозили людей к самолетам. Посадив Нюсю в машину, дядя Петя вернулся домой. Я лежала под одеялом и уже задыхалась. На меня ничего не упало, но воздух был наполнен частицами цементной пыли, штукатурки, глины и еще чего-то. Когда дядя вытащил меня на улицу, я уже не дышала. Он сделал мне искусственное дыхание и как-то откачал меня. Коридорчик, в котором спала бабушка, уцелел, и бабушка была жива и невредима. На улице через каждые 10 шагов лежали трупы. Машины отвозили людей, оставшихся в живых. Нюся улетела в Ташкент и там родила 15 октября Юру. После землетрясения люди говорили, что в горах образовалось отверстие в два километра вглубь земли.

Мазанку, в которой мы жили, нужно было восстанавливать. Дядя работал днем на заводе, а вечером мы с ним ремонтировали дом, он объяснял, что и как нужно делать. Потом я уже сама все делала без дяди с помощью кирпичей и раствора. Начались сильные морозы. Доходили до -35 градусов. Вода в ведре замерзала. Вернулась Нюся с маленьким ребенком из Ташкента. Тетя Нина решила забрать меня в Баку. Дядя Петя купил мне билет до Красноводска, и я поехала.

Позже дядя Петя приезжал к нам в Баку. Он с другом ехал куда-то по путевке отдыхать и заехал к нам. Он хорошо знал Максима Ивановича, и весь вечер просидел с ним за столом в оживленной беседе. Историю дяди Пети мы хорошо знали в семье. Когда он еще жил в Дубровке, он дружил с одной девушкой. Однажды эта девушка поехала на мельницу, и мельник ее задержал допоздна. Она осталась там ночевать. Вскоре выяснилось, что она беременная, и сказала, что была с Петей. Был официальный суд, на котором Петя сказал, что у него с этой девушкой никогда ничего не было. Доказать он ничего не смог, так как раньше генетической экспертизы не было. Ему присудили алименты. Обиженный на несправедливость суда, Петр уехал из деревни в неизвестном направлении. Мы ничего не знали о нем, пока он нам не написал письмо в 1948 году. А алименты на ребенка платила его мать Пелагея из своей пенсии все 18 лет.

Через 25 лет после моей поездки к дяде Пете я получила телеграмму от Юры, что дядя Петя умер. В это время я лежала в больнице с воспалением легких и не смогла поехать на похороны. В Ашхабад мы собрались с Толиком только в 1975 году по приглашению тети Нюси. Перед этим заехали к Марии Максимовне в Москву. Там была Нонна. Узнав, что я еду в Ашхабад, она упросила нас заехать в Ташкент к Шуре, сестре Марии Максимовны. Из Свердловска Нонна привезла огромную банку варенья из черной смородины и просила передать Шуре. В Ашхабаде тетя Нюся уже жила в квартире, а не в мазанке. Она рассказала нам, как умер дядя Петя. С Нюсей мы ходили на кладбище. Меня поразило, что над могилкой Петра стоит не крест, а какой-то домик.

Фото из семейного архива Тимакина Н.П. Петр Дмитриевич Гальцын со своей женой. Ашхабад. 

 

Фото из семейного архива Тимакиной В.П. Петр Дмитриевич Гальцын, его сын Юрий и жена Нюся. Ашхабад. 

 

Глава 12

Дядя Петя купил мне билет, и я отправилась в Баку. До Красноводска я ехала поездом. Дальше нужно было билет прокомпостировать, так как до Баку можно было добраться только на корабле. У меня с собой не было денег. Я же не знала, что в Красноводске живет Николай Максимович Ульянкин, брат Марии Максимовны. Он работал начальником участка, начальником управления на строительстве предприятий нефтепереработки. 3 дня я голодная сидела на вокзале Красноводска и не знала, что делать. Одной женщине, сидевшей рядом со мной, понравилось мое платье, которое мне сшила Раиса Емельяновна в дорогу. Я продала ей это платье и смогла на полученные деньги прокомпостировать билет на корабль. Мы плыли по Каспийскому морю примерно 19 часов и приплыли в порт города Баку. В порту меня никто не встретил. 2 дня я сидела на вокзале, не зная куда идти. Там был буфет, возле которого я проводила все время. Я не ела уже несколько дней. Наконец, за мной пришли. Дело в том, что тетя Нина в это время была в Красноводске на похоронах жены Николая Максимовича. Максим Иванович тоже не сразу получил телеграмму, так как был на заводе. А когда получил телеграмму, растерялся, ведь он не знал, кого встречать, до этого он меня никогда не видел. Потом приехала Маша со смены, она работала в Сумгаите и сутки работала, сутки отдыхала. Максим Иванович отдал ей телеграмму, и она пошла меня встречать.

Максим Иванович получил от завода двухкомнатную квартиру в доме барачного типа. В этом доме было много таких квартир, квартиры  шли друг за другом. Возле дома Максим Иванович сделал пристройку и душевую. В пристройке было очень уютно, как и в доме. Там одно время жили дети Максима Ивановича, а когда они выросли и уехали, Максим Иванович сдавал пристройку другим людям. Дом находился недалеко от нефтеперерабатывающего завода имени Сталина. Именно на этом заводе Николай Максимович начал свою трудовую биографию, работая там слесарем, и одновременно учился в Бакинском вечернем нефтеперерабатывающем техникуме. Максим Иванович работал на бондарке, это завод такой, где делали тару. Когда он пошел на пенсию, то работал кладовщиком на этом же заводе.

Раньше Максима Ивановича я видела только в раннем детстве и совсем не запомнила его. Он носил бороду и усы. И я, как только его увидела, стала звать его дедулей. Он был очень недоволен этим, мол, какой я тебе дедуля. А потом привык. Смирился. Так я и звала его всегда - Дедуля. Я постоянно спрашивала его, кем он приходится моей бабушке двоюродным или троюродным братом. А он нахмурится и ничего мне не отвечает. Я опять пристаю к нему: « Дедуля, а кто был мой дедушка?» Максим Иванович строго посмотрит на меня и молча, отвернется. Так я и не знала, кем мне приходится Максим Иванович. Только однажды я подслушала разговор на кухне. Максим Иванович рассказывал о своем деде. Дед Ульянкин был два раза женат. Со своей первой женой он прожил недолго, года три-четыре. Вроде, у них был сын Александр. Потом жена умерла, и он женился во второй раз. Про Максима Ивановича говорили разное. Маша говорила мне, что он в 1930 году вместе со своей бригадой уехал из Дубровки в Баку, чтобы работать на бондарке. Другие говорили, что он воевал на Дальнем Востоке и его направили в Баку, где он и остался.

Нина Ивановна не работала. По своей природе, как сейчас называют, она была « сова». Всю ночь она не спит, гуляет по городу или сидит на веранде, не хочет спать. А в 6 часов утра она засыпала и спала до 2 часов дня. Потом готовила обед для Максима Ивановича. И так изо дня в день. Один раз она устроилась на работу, но через неделю уволилась оттуда, так как засыпала на рабочем месте. Нина Ивановна хорошо готовила. Каждое воскресение к ним в гости приходила Ирина Ивановна, сестра Максима Ивановича. Нина Ивановна накрывала большой стол, сама пекла пироги, блины. Стол был заставлен разными явствами. 

Больше всего в семье Ульянкиных любили читать. Когда Максим Иванович приходил с работы, он клал в сетку прочитанные книги и шел в библиотеку. Оттуда он возвращался с новыми книгами. Маша и Нина Ивановна в свободное время тоже просиживали за книгами. 

Мария Максимовна не окончила институт в Москве из-за начавшейся войны. Ее распределили в Дзержинск.

Потом она вернулась в Баку. На Черногородской улице жили две старушки из Дубровки. Маша их иногда навещала и там познакомилась с их племянником Александром, со своим будущим мужем. Когда я только приехала в Баку, мы с Машей поехали к ним в гости. Старушки жили в отдельном доме с двумя комнатами недалеко от нас, всего две остановки. Так я узнала, что муж Маши тоже из Дубровки. Впоследствии, когда Алексей Ульянкин приезжал в Баку, он останавливался у них и жил с ними какое-то время.

После свадьбы, Саша, муж Маши, уехал от своих теток и поселился у Нины Ивановны и Максима Ивановича. Александр был музыкантом и ездил на гастроли с выступлениями. Однажды Машу вызвали в Москву в министерство улаживать какие-то дела по работе. Месяц она была в Москве, а когда вернулась в Баку, то муж ее на вокзале не встретил, и дома его тоже не оказалось. Его тетки не знали, где он находится, думали, что он готовится к спектаклю. Мария пошла на почту дать телеграмму подругам в Москве, что она благополучно добралась до Баку. По дороге она встретила своего мужа, который обнимал другую женщину. Мария тут же развелась с ним. Александр несколько раз приходил к нам, просил на коленях у нее прощения, и обещал, что такое больше не повторится, но она ответила ему: « Если ты не мог подождать меня месяц, то, что говорить о дальнейшей жизни». Мария Максимовна больше не была замужем. Уже когда она была на пенсии и жила в Москве, в ее квартире раздался телефонный звонок. Звонил брат Александра, который тоже проживал в Москве. Он сказал, что к нему приехал брат из Баку и хочет с ней увидеться. « Я не буду с ним встречаться», - сказала Мария и положила трубку. Я присутствовала при этом разговоре и спросила ее, зачем она так ответила. Маша сказала: « У него другая семья, а я его еще очень сильно люблю».

Когда Маша развелась с мужем, то жила с нами в Баку, а на работу ездила в Сумгаит. Уезжала на сутки. Как-то она поссорилась с начальством в Сумгаите и решила уволиться. Но для того, чтобы уволиться, нужно было получить разрешение от министерства. Она поехала в Москву за разрешением, а ее там оставили работать. Маша переехала в Москву и работала в Министерстве до 1972 года.

Сначала в Москве Маша жила на съемной квартире и работала в Министерстве химической промышленности главным технологом. Потом от Министерства она получила двухкомнатную квартиру и перевезла туда своих родителей. Работа Марии Максимовны была связана с командировками. 3 месяца она жила в Японии, 3 года в Германии, потом в Болгарии. В 1972 году она должна была ехать в Америку, но из-за медицинской справки, что у нее слабое сердце, ей пришлось оставить работу.

Мария поддерживала тесные связи со своей двоюродной сестрой Нонной, дочкой Анастасии Ивановны, сестры матери. Они были ровесницы. Лето они проводили вместе в Дубровке у своей бабушки Ирины Федоровны Егоркиной, летом 1938 года обе были в гостях у моей бабушки. А так часто переписывались.

Фото из альбома Ульянкиной М.М. Любечанская (Егоркина) Анастасия Ивановна.   

Нонна Кирилловна Любечанская (1920) окончила медицинский институт в Москве и стала врачом. Во время войны Нонна была старшим лейтенантом медслужбы 3 и 1 Украинских фронтов. Старший Ординатор Хирургического отделения Хирургического Полевого Подвижного госпиталя 1001. Имела Медаль « За боевые заслуги (1943) и Орден Красной Звезды (1945). После войны Маша получила от нее письмо и поехала к ней в Нальчик в Кабардино-Балкарию. Когда у Нонны умер муж, она часто посещала Машу в Москве. Я ее там не раз видела. Также Маша часто посещала тетю Анастасию и Нонну в Свердловске. Но не все было так гладко между ними. Однажды я была возмущена Машиным поступком. Несмотря на то, что они учились в институтах в одно время в Москве, дружили друг с другом и всегда были вместе, как-то, раз Нонна на день Победы хотела приехать в Москву для встречи с сослуживцами, а Маша отказалась ее принять, сославшись на плохое самочувствие. Сама же Маша в этот день поехала к друзьям в Ивантеевку и отмечала там 9 Мая.

Фото из альбома Ульянкиной М.М. Любечанская Нонна Кирилловна

 

 

Так Маша поступала не раз. Я помнила, как в  детстве меня бабушка Поля часто приводила  в дом к одной женщине, которая жила на Старом Селе. Она часто водила меня к ней, как к какой-то родственнице. В первом доме от реки жили Ларюшкины, во втором доме жили Родины. А потом был дом этой женщины, которую звали Анастасия, третий дом от реки.  Она приходилась родственницей и Марии Максимовне. В 2014 году, когда  я была у Маши, к ней позвонили сыновья этой женщины из Киева. После заварухи, случившейся на Украине, в это время, многие русские люди хотели уехать оттуда. И вот ребята этой женщины позвонили к Маше узнать, есть ли возможность перебраться им в Москву. Конечно, эти ребята уже преклонного возраста, я не знаю, сколько им было лет. Маша ответила уклончиво, сославшись на нездоровье. Больше они не звонили. Я почему запомнила про эту тетю Настю, потому что Тимакины, дедушка Яков и бабушка Анна, были против, чтобы их сын Петр женился на моей матери. Они прочили ему в невесты вот эту Анастасию. И в доме Тимакиных была война, после чего Петр все-таки женился на моей маме. А тетя Настя уехала в Баку, вышла там замуж, муж погиб, она вышла второй раз и родила двух сыновей. Что произошло с ее домом в Дубровке, я не знаю. Но вместо него долгое время было пустое место. Потом на этом пустом месте построил дом Александр Лунин, фельдшер. Так как прошло много времени,  я забыла фамилию этой женщины, и как зовут ее сыновей. Мария Максимовна и Нина Ивановна навещали тетю Настю и в Дубровке и в Баку. Анастасия тоже часто приходила к ним в гости.   

Мария Максимовна умерла в 2017 году.

Фотография из архива Прошляковой Александры Васильевны:

1. Фото. Тимакина Валя. 

   
   

  

Обратная сторона фотографии  

2. Фото из семейного альбома Ульянкиной М.М. Семья Ульянкиных: Верхний ряд слева направо - Шура, Ирина Ивановна, сестра Максима Ивановича, Николай, Мария. Нижний ряд слева направо - Петр, Нина Ивановна, Максим Иванович. 

   
   

 

Глава 13

В Дубровке я закончила 6 классов. Из-за болезни в школу я пошла позже своих сверстников. Училась плохо, часто пропускала занятия, так как после смерти бабушки и отъезда Коли все хозяйство легло на меня, я и картошку сажала, огород полола, за коровой ухаживала. Хотя у моей мамы было образование 2 класса, она мне всегда помогала делать домашние задания. Наша школа располагалась посреди села, недалеко от нашего дома. В школу дети приходили учиться из всех соседних деревень. Как я училась, можно рассказать одним эпизодом. Как-то меня учительница попросила принести из учительской географическую карту для урока. Захожу я в учительскую, а там за столом сидят все учителя и проверяют тетради. Тут вскакивает учительница по русскому языку и, показывая на меня, говорит: «Вот эта ученица, единственная в классе, написала сочинение на двойку». А тут из-за стола поднимается учитель математики и говорит, показывая на меня: « Вот эта ученица, единственная в классе, которая решила все примеры правильно в контрольной работе». Наш учитель Григорий Алексеевич все время хотел понять, почему я пишу с ошибками. По математике и по физике я всегда училась хорошо. Он мог неожиданно подойти к моей парте на уроке и спросить любое правило, и я ему отвечала наизусть. И вот он приглядывался ко мне, приглядывался, а потом сказал мне, что я делаю ошибки, потому что у меня плохая зрительная память, так как я не запоминаю написание слов при чтении.

В Баку я продолжила учебу в школе. Учила азербайджанский язык, но он мне не нравился. Мне наняли учителя русского языка. В Бакинской школе я вступила в комсомол. И была старшей по комсомольской линии.

Фото из альбома Тимакиной В.П. Баку. 2 октября 1950 г. Парк Низами в Большом театре. Тимакина Валя и Мария Максимовна Ульянкина. 

 

У Максима Ивановича и Нины Ивановны было 2 сына: Петр и Николай. Оба родились в Томске. В Томске у дяди Нины Ивановны, Дроздова Петра Федоровича, был свой магазин швейных машин. Нина Ивановна с мужем ездили в Томск и подолгу жили у дяди.

Сын Максима Ивановича, Петр, был хорошим архитектором, окончил институт и работал в Москве. Когда Петя еще учился, он помогал своему брату Коле писать диплом. Началась война. Петр ушел на фронт. Был командиром саперной роты. Руководство, там, где он работал, написало письмо, чтобы его, как хорошего специалиста, отозвали с фронта. Получили разрешение, чтобы Петр вернулся в Москву. В тот день, когда письмо с разрешением пришли в воинскую часть, Петр погиб.

Николай Максимович Ульянкин (1912). С 1942-1951 год работал в Красноводске. Его как хорошего специалиста даже не призывали на фронт во время войны. Позже он стал начальником Орского монтажного управления треста « Нефтезаводмонтаж».Будучи еще молодым человеком, Николай был сильно влюблен в одну девушку по имени Люба. Она жила в Баку в том же двухэтажном доме, где моя бабушка Поля до революции работала у англичан. После того, как эта богатая семья покинула Россию, дом был заселен другими людьми, в том числе в одной из комнат жила семья Любы. Николай часто уезжал по работе, был в командировках. В Баку его познакомили наши, дубровские, с девушкой Соней. Соня приходилась семье Ульянкиных какой-то дальней родственницей. За ней уже ухаживал молодой человек, военный, и хотел на ней жениться. Однажды Николай пришел к Соне в гости и застал там ее ухажера. Между ними произошел серьезный разговор, в конце которого молодой человек сказал Николаю: « Не видать тебе ее, как своих ушей». У Николая взыграла гордость. Она зашел в комнату девушки и предложил ей выйти за него замуж. Соня сразу же согласилась. Они поженились и уехали в Красноводск по месту работы Николая. Люба, узнав, что Николай женился, тоже вышла замуж, через некоторое время развелась, и жила одна в Баку.Однажды Соня заболела гриппом, но продолжала ходить на работу, и как-то вернувшись с работы, легла на кровать и умерла. Николай похоронил жену, рассчитался на работе и уехал в Баку. Не заходя домой, он направился сразу к Любе. Через некоторое время они поженились.

Фото из альбома Ульянкиной М.М. Николай Максимович Ульянкин. 

 

Фото. Служба в армии. Январь 1938 года. Баку. Филонович П.Э., Ульянкин Н.М.. Малахов В.Е, Дахно В. И.  

 

Фото из семейного альбома Ульянкиной М.М. На обратной стороне надпись: " Это фото в минуты досуга за игрой в нарды с тов. Малахов Владимир с газетой Павлик Филонович артист БРТ  и с кием Виктор Дахно. Коля".   

 

Две дочери Максима Ивановича – Маша и Шура родились в Дубровке в один день 21 февраля 1920 года. Шура имела фармацевтическое образование и работала заведующей аптекой. С ее будущим мужем Баженовым Сергеем Александру познакомил в Баку наш, дубровский, Щербаков Михаил. Щербаковы были из Дубровки и жили в проулке, после того, как пройдешь сад, парк Голицынский, там есть проулок. Дядю Мишу Щербакова забрали на войну, он там был офицером. С Баженовым он вместе толи воевал, толи служил где-то в Бореславле. После войны они продолжали дружить. В Баку я часто ездила на трамвае к Щербаковым в гости, а также Нина Ивановна с Максимом Ивановичем часто посещали их. Шура вышла замуж за Баженова и уехала с ним в Ташкент, где жила мать Сергея. Мать Сергея была очень болезненная женщина, и Шура терпеливо ухаживала за ней 8 лет. Я помню, как Шура приезжала к нам в Баку с двумя маленькими сыновьями. В 1975 году в Ташкенте я посетила Шуру по просьбе Нонны. Вместе с мужем мы из Ашхабада прилетели в Ташкент, чтобы передать Шуре банку варенья из ягод, которые Нонна собрала в собственном саду. Банка была очень большая и в какой-то момент она у нас выскользнула из рук и разбилась. Пришлось извиняться перед Шурой. Вместо переживаний по поводу разбитой банки Шура повела меня на рынок, накупила баклажан, нажарила их и разложила по банкам. Банки уложила в коробку и собрала нас в дорогу. В это время вернулся ее муж Сергей, который в то время ездил на Саяно-Шушенскую ГЭС к сыну. Его сын Александр на Саяно-Шушенской ГЭС работал главным инженером. Сергей долго не хотел отпускать нас, предлагая вместе с ним болеть за футбольную команду. Шура была очень внимательная и отзывчивая. Когда она узнала, что меня 18 августа 2000 года машина сбила, и я сломала ногу, она мне написала кучу писем, старалась поддержать меня.

Вообще, в Баку жило много наших дубровчан: Ульянкины, Лунины, Щербаковы, Слеповы, Корнешовы, Когаковы.

У Максима Ивановича была родная сестра, Ирина Ивановна Ульянкина. Она очень дружила с моей бабушкой Пелагеей. В Дубровке она вышла замуж за Корнешова, и они уехали на заработки в Астрахань. Там ее муж погиб, попав под трамвай. Ирина Ивановна уехала к брату в Баку и там вышла замуж второй раз. Говорили, что Ирина Ивановна была в Персии. Так как она хорошо шила, ее приглашали богатые семьи. Она жила у них какое-то время, они ее кормили. Тетя Ирина обшивала всю их семью и, получив за это деньги, переезжала в новую семью. Я к ней часто приходила в гости, так как она жила недалеко от Максима Ивановича. Она относилась ко мне с любовью, шила мне бесплатно разную одежду. На лето тетя Ирина приезжала в Москву и жила у Маши по нескольку месяцев. Однажды я приехала к Маше в гости в тот момент, когда у нее гостила Ирина Ивановна. Так пока я была у Маши, она нашила мне огромное количество всякой одежды для моей маленькой дочки. В Баку Ирина Ивановна заболела раком. К ней приехала женщина из Дубровки и ухаживала за ней. Перед смертью тетя Ирина дала телеграмму Маше, просила ее приехать. Маша приехала, и Ирина Ивановна умерла у нее на руках. Мария Максимовна похоронила ее. Это было в 60-е годы. Позже Мария Максимовна специально ездила в Баку навестить ее могилу, но не нашла ее.

Также в Баку жила тетя Маланья, сестра Нины Ивановны. Они были двойняшками и родились в один день. Маланья Ивановна Егоркина в Дубровке вышла замуж за Корнешова. Он был в Дубровке из того дома на Старом Селе, что напротив Урляповых, рядом с домом баптистов, тети Маши и тети Параши. Маланья родила 6 детей: трех сыновей и трех дочерей и с мужем уехала в Баку на заработки. Сыновей я ее не видела. А трех дочерей ее: Шуру, Клаву и Нюру я знала. Жили они недалеко от тубдиспансера. Нужно было пройти через поселок. Однажды я решила их навестить. Дядя Вася, муж Маланьи, уже к тому времени умер и она жила одна с детьми. Когда я зашла к Маланье, она накрывала на стол. В это время в дом вошла Шура.

«Доченька, миленькая, я только что с рынка пришла, купила мясо, сварила тебе вкусный супчик. Но и себе одну поварешку супа налила»,-ласково обратилась Маланья к дочери.  «Ну, как,  не подавилась»? - грубо спросила ее Шура. Я встала и ушла. Больше в гости я к ним не ходила и Шуру не видела.

С Нюрой я виделась уже у Марии Максимовны. Из Баку она перебралась жить в Москву и часто приходила к Маше в гости. Нюра была развязная, хулиганистая и выпивала. К Маше в гости приходила и Клава со своим сыном Игорем. У Игоря был необыкновенно красивый голос,  и он пел на концертах в хоре.

Фото из альбома Ульянкиной М.М. Корнешова (Егоркина) Маланья Ивановна и Ульянкина (Егоркина) Нина Ивановна  

После окончания 7 классов я пошла работать на завод, куда устроил меня Максим Иванович. Одновременно поступила в техникум и училась на электрика. На бондарке я работала на подхвате: была уборщицей, сидела в охране, потом на станке работала, а после работы оставалась, там доски привезут, а их разбирала, раскладывала аккуратно. Мне за это платили. А после работы бегу домой, хватаю ведра и на колонку за водой. Колонка находилась под горой, но вода там не всегда была. Вот и бегаешь от одной колонки до другой, ищешь, где вода есть. Принесу воды и бегом на учебу в техникум. Когда я получила первую зарплату и стипендию, 120 рублей, Нина Ивановна сказала мне, будешь мне все деньги отдавать и питаться вместе с нами. Я сказала: «Нет. Питаться я буду отдельно. А часть денег я буду высылать матери в Дубровку. Маме нужно заплатить за то, чтобы ей полы помыли и воду принесли. Мать на инвалидности,  и врачи запретили ей тяжелые физические нагрузки». Тогда Нина Ивановна сказала мне: « Будешь платить мне 60 рублей за квартиру и все делать по хозяйству». Я согласилась. 50 рублей я высылала матери, а 60 рублей отдавала Нине Ивановне.

Маме я часто писала письма. Однажды мне приснился сон: « Лес. Кругом Ягоды. А мать дом строит. Я стала ей помогать». И тут я проснулась от того, что принесли телеграмму от дяди Саши о том, что мать умерла. Я получила отгул на заводе, села на поезд Баку-Москва. Потом доехала до Рязани, до Шилова, потом до Тырнова, а далее пешком. Всю дорогу я плакала, а когда дошла до магазина в Дубровке, упала. Кто-то помог мне дойти до дома.

На пороге мне на плечо прыгнул кот. Еще котенком мы с мамой подобрали его кем-то брошенного, замерзшего, голодного. Мать обогрела его, накормила, вылечила, и он остался у нас жить. Как-то 2 месяца его не было.

Мать приходит к тете Наташе Луниной и говорит ей: « У меня такое горе. У меня кот пропал». Тетя Наташа не поняла ее. У нее заботы, как бы успеть и на работу сходить, и еду приготовить, и по хозяйству что-то успеть сделать, а тут кот пропал, подумаешь. Тетя Наташа в колхозе была дояркой и свинаркой одновременно. Ухаживала за скотиной, каждую корову нужно было обмыть, накормить, убрать за ней, вычистить их стойла. А в колхозе-то коров штук 200 было.

Через 2 месяца кот вернулся и снова стал жить у матери.

Кот вцепился мне в плечо и громко жалобно мяукал. Так мы с котом плакали на крыльце некоторое время, а потом вошли в дом. Мама лежала в гробу в холодной летней комнате. В другой зимней теплой комнате находились бабушка Настя Панина и другие старушки. Не помню, может быть, там были сестры Луканины, тетя Маша и тетя Параша. Они уже продали все вещи в доме и корову, организовали похороны, накрыли стол для поминок. Тут я услышала мычание нашей коровы Милки. Я выглянула в окно и увидела корову возле нашего дома. Она громко и заунывно мычала. Бабушка Настя сказала мне, что после того, как они продали корову, Милка, каждый раз, проходя мимо нашего дома, подходит к нему и жалобно мычит. Даже животные оплакивали мою маму. Возле магазина я увидела мужчину, который купил у матери дом Пелагеи. Он долго провожал взглядом нашу похоронную процессию.

Мне рассказали, как умерла мать. Она должна была ехать в районную больницу в Шилове для подтверждения своей инвалидности в том, что у нее врожденный порок сердца, и она является инвалидом детства. В этот же день из Дубровок в Шилово ехала грузовая машина с капустой. Шофер предложил подвезти всех, кому нужно ехать в Шилово. Другого транспорта не было, и мать согласилась. Толи водитель был пьяный, толи не справился с управлением, но машина перевернулась, мать ударилась головой и умерла. Это случилось 4 ноября 1950 года.

После похорон все полотенца, скатерти, занавески и другие вещи, которые ткала и шила моя мама, я забрала себе на память о ней. Также я взяла тетрадь Николая со стихами, которая хранилась у матери. В обратный путь меня провожал сын троюродной сестры моей матери Прасковьи – Владимир Григорьевич Ульянкин. Я была рада увидеть Владимира снова, так как после того, как он в 1943 году ушел на войну, я его больше не видела. Он воевал на Белорусском фронте. Также и его отец Григорий Григорьевич Ульянкин тоже был призван на фронт. Владимир помогал мне хоронить маму. А потом проводил меня до Рязани и посадил на поезд.

В Баку я продолжала учиться и работать. Помню, что когда я уже работала в монтажном управлении, в окно я увидела толпу народа. Люди шли и горько плакали. Это было после смерти Сталина. На работе все тоже плакали и, утирая слезы платком, говорили: « Как мы теперь будем жить без Сталина? Он в такой страшной войне победил, и смог за короткий срок разрушенную страну восстановить»

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Максим Иванович Ульянкин с усами стоит. Сидит вторая слева - его жена Нина Ивановна. Валентина Петровна Тимакина сидит справа за женщиной с ребенком.    

В техникуме я училась 4 года и, не закончив его, заболела. Как-то я простыла, у меня поднялась температура, и я пошла в поликлинику. После осмотра врач чуть ли не крикнул: «Сделать снимок. Срочно. Без очереди и сразу в больницу». Дело в том, что от простуды легкие уже не работали.

Меня направили в тубдиспансер для осмотра. Я долго лежала в больнице, а после выписки мне рекомендовали делать уколы. Николай Ульянкин, брат Марии Максимовны, приехал в Баку и дал мне деньги на лекарства.

После этого врач сказал мне, чтобы я срочно уехала из Баку, так как мое заболевание легких может превратиться в туберкулез. Климат в Баку такой, что способствовал развитию болезни. И я срочно защитила диплом и уехала из Баку. Как мне потом рассказывала Нина Ивановна, что врач несколько раз приходил к ней и узнавал о моей судьбе.

С Ниной Ивановной и Максимом Ивановичем я увиделась уже в Москве, куда они переехали из Баку к своей дочери Марии. Я к этому времени вернулась с мужем из Владивостока и поехала к Маше в гости. Максим Иванович встречал меня на остановке. Когда он увидел меня, он расплакался и начал обнимать меня, так как очень любил меня. Он расспросил меня, где и как я живу, записал адрес. Позже я узнала, что Максим Иванович два раза приезжал ко мне в гости, но меня не было дома. Он ничего не говорил Маше и Нине Ивановне и ездил ко мне тайно. Очень хотел посмотреть, как я живу. До вечера он не мог ждать, пока я приду с работы, так как тогда Маша и Нина Ивановна хватятся его.

Потом, когда Максим Иванович начал болеть, Маша дала мне телеграмму, что дед совсем стал плох. Я приехала к нему. Узнав, что я приехала, он встал с постели, так как все время лежал. Умылся, побрился, одеколоном попшикался, и стал обнимать и целовать меня, так очень любил меня. Через некоторое время Маша сообщила нам, что Максим Иванович умер. Я с мужем приезжала на его похороны. Нина Ивановна умерла позже. Так совпало, что у моего мужа был день рождения 25 октября, и он пригласил много людей со своей работы, а также и родственников. А Нина Ивановна умерла 24 октября. Поэтому мы после похорон сразу уехали, и день рождения тоже прошел очень грустно. И Максима Ивановича и Нину Ивановну похоронили в Москве на Бабушкинском кладбище.

Примечание:

1. Ульянкин Петр Максимович (1911-1943)/ ОБД «Мемориал»

   
   

2. Щербаков Михаил Андреевич (1917) / ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 110

   
   

Биография Николая Максимовича Ульянкина/Электронный сайт Кавалеры (краткая иформация о награждённых)

УЛЬЯНКИН НИКОЛАЙ МАКСИМОВИЧ (1912 - 1972)

Техник-механик. Почетный строитель РСФСР. Заслуженный строитель РСФСР. Родился в Томске. Окончил Бакинский вечерний нефтеперерабатывающий техникум (1937). Трудовую деятельность начал в 1930 году слесарем на нефтеперерабатывающей заводе им. Сталина (Баку). По окончании техникума и службы в армии работал мастером, старшим прорабом в тресте "Азнефтекомпрессорстрой" (Баку). В 1942-1951 гг. - начальник участка, начальник управления на строительстве предприятий нефтепереработки в г. Красноводске. С 1951 года - начальник Орского монтажного управления треста "Нефтезаводмонтаж". В 1955 назначен начальником Сызранского МУ треста "Нефтехиммонтаж". В 1963-1972 - управляющий трестом "Нефтехиммонтаж". Непосредственно руководил строительно-монтажными работами в Сызрани, Тольятти, Куйбышеве и других городах Самарской обл. Награжден орденами "Знак Почета", двумя орданами Трудового Красного Знамени, Большой Серебрянной медалью ВДНХ.

Фото из альбома Ульянкина Н.М. Ульянкин Николай Максимович.  

Глава 14

В Баку я два месяца лежала в больнице. Потом прошла осмотр в тубдиспансере. Врач порекомендовал мне срочно уехать из Баку, иначе у меня разовьется туберкулез. Я не знала, что мне делать и куда ехать. Родителей у меня уже не было, а где находился брат Коля на тот момент, я не знала. Было лето 1954 года. Нина Ивановна и Ирина Ивановна, сестра Максима Ивановича, собрались ехать в Дубровку. Я поехала с ними. Страх того, что я заболею туберкулезом и буду никому не нужна, не покидал меня ни на минуту. Я знала, что в Дубровке живет Татьяна Лунина, троюродная сестра моего отца. В девичестве ее фамилия была Корнешова. В селе говорили, что Лунины и Корнешовы наши родственники. Но как и по какой линии Татьяна была троюродной сестрой отца я не могу объяснить. Ее сын, Александр, был моим крестным отцом и жил в Баку. Я приезжала к нему в гости, и мы с его приемной дочерью ходили гулять в парк и в кино. Его родная дочка была еще совсем маленькой. В Баку я неоднократно обращалась к Александру Владимировичу за денежной помощью, и он мне никогда не отказывал.

1. Лунин Александр Владимирович (1912), сын Владимира Андреевича Лунина/ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 77

   
   

Муж Татьяны, Владимир Андреевич Лунин, участник 1 Мировой войны, был крестным отцом у Владимира Яковлевича Тимакина, моего дяди. Владимир Андреевич был двоюродным братом моего деда Якова, так как его мать Тимакина Евдокия Матвеевна и Федор Матвеевич, отец моего дедушки, были братом и сестрой. У них была еще сестра – Елена Матвеевна Тимакина , которая вышла замуж за отставного солдата Корнешова Василия. Но Татьяна Яковлевна была из другой семьи Корнешовых и не была связана с Еленой Матвеевной родственными узами. Младший сын Татьяны Яковлевны и Владимира Андреевича, Василий, был призван на фронт. Василий Владимирович Лунин, ст. лейтенант 287 сд, заместитель командира минометной роты был убит в 1943 году и захоронен в Орловской области

Из родственников в Дубровке, которые болели туберкулезом, я знала двоих: Клавдия, дочь Данькиной Ольги Алексеевны, умерла от чахотки и Татьяна Яковлевна Лунина. Тетя Таня жила в деревянном доме через два дома от дяди Сани Тимакина. И я пошла к ней. Еще до войны врачи ей поставили страшный диагноз: туберкулез. Лечение не помогало, и вскоре врачи сказали, что жить ей осталось совсем недолго. Ее муж, дядя Володя, узнав об этом, подолгу сидел на крылечке и плакал. Как-то мимо его дома шли побирушки и попросили у него хлеба. Дядя Володя вынес им еду, и пока они ели, он рассказал им про свое горе, о том, что его жена умирает от туберкулеза. Побирушки дали ему совет собрать майскую крапиву и корни настоять толи на водке, то ли на спирту. Точно рецепт я не помню. Но дядя Володя сделал так, как ему говорили побирушки, и стал поить этим настоем жену. Когда я в детстве приходила к тете Тане, у нее на окне стояла трехлитровая банка с этим настоем. Уже и дядя Володя давно умер, а Татьяна по-прежнему была жива и к врачам уже больше не обращалась.

По приезду в Дубровку я остановилась у дяди Сани Тимакина. Дело в том, что после того, как мать умерла, дом в Дубровке, в котором мы жили раньше, дядя Саня продал, так как после войны пустые дома разворовывались. Людям не на чем было привезти дрова, лошадей нет, вот и растаскивали пустующие дома. Поэтому нужно было срочно продать дом.

В это время люди стали переделывать кирпичные амбары, построенные еще до революции, в жилые дома. Так сделал дядя Саня. Так сделали его соседи Рудаковы. У них было пять дочерей, да еще сестра самого Рудакова, Екатерина. Они жили в деревянном доме, а амбар у них был кирпичный. Вот и переделали они кирпичный амбар и стали там жить. Самого Рудакова я не помню, он не вернулся с фронта. Помню только его жену, тетю Настю, с дочками. Старшую дочь звали Шура. Вторая дочь, Валя, моя ровесница, вышла замуж в Тырново. Все дочери уехали из Дубровки.

За Рудаковыми был дом Корнешовых, в котором жила моя подружка Клава.

За их домами жили Погорелкины, Казанцевы, Урляповы. Всего в Старом селе было домов тридцать: Якушевы, Лунины, Прошляковы, Катковы, Луканины, Тимакины и другие. Дубровка состояла из несколько частей. Если идти от реки, проходишь Старое село, за ним идет Большое (Новое) село до школы или скорее до клуба, рядом с барским садом местечко Култук, потом Степакино вплоть до кладбища, далее Поповка, состоящая из нескольких домов, где жили священники до революции. Поповка располагалась через дорогу от кладбища. А потом через два километра начиналось Акулово.

Деньги за проданный дом дядя Саня отдал мне и сказал, что Коля живет в Томске, и чтобы я отдала ему половину денег за дом.

После этого я пошла в гости к тете Наташе Луниной. Она на тот момент жила одна со своей свекровью. В доме у нее был идеальный порядок. Как только я пришла к ней, она сразу же замесила тесто и стала готовить блины. Блины у нее получились очень пышными и какими-то рассыпчатыми. Я спросила у нее, как я ей удается делать такие вкусные блины, на что она мне сказала, что этому ее научила моя бабушка Пелагея Алексеевна. Вместо молока она в тесто добавляла сыворотку. Поэтому ее пироги получались такими пышными. Тетя Наташа еще сказала мне, что мою бабушку Пелагею в Баку пригласила сестра ее мужа Анна. Анна Алексеевна Лунина вышла замуж за Емельяна Андреевича Луканина. Во время войны тетя Наташа с детьми и семья Емельяна Андреевича жили в Алатырском крае Чувашской АССР. Емельян Андреевич был призван на фронт и там погиб. Блины были настолько сытными, что после первого блина есть больше не хотелось. Я поблагодарила тетю Наташу и отправилась к дяде Ване.

Смотрю, по дороге идет симпатичный статный юноша с такой же симпатичной девушкой. « Здравствуй Валя!» - говорит он мне. Я покачала головой: «Не знаю Вас». « Да я же Коля Егоркин». Я опять покачала головой. « Да Калмык я». И тут я его сразу вспомнила. Дело в том, что у нас в деревне у всех были прозвища. И по прозвищам людей лучше знали, чем по именам. В детстве Коля Егоркин часто играл с нами. Их мать одна воспитывала 3 сыновей. Он был какой-то смешной. И вот его прозвали «Калмык». У меня было прозвище «Слепая», так как я плохо видела в детстве. Вспомнила я и про Сыча. «Сыч»- это тоже прозвище одного из мальчишек в нашей деревне. Вот прозвище его помню, а фамилию нет. Сычами их семью прозвали еще до нас люди старшего поколения. Как-то раз, это еще было до моего отъезда из Дубровки, моя корова Милка убежала от меня, и нашла я ее в кустах сирени, где мы с девчонками в склеп провалились. Я ей говорю: « Мила, Мила, постой. Не уходи». Она опять убежала. И тут сзади ко мне Сыч подкрался, схватил меня и давай обнимать, целовать. Чувствую, что отбиться от него не могу. И тут моя Милка, как замычит « Му-у» и мордой Сыча начала толкать прочь от меня, пока он не ушел. Так корова меня спасла.

( По традиции дубровские князья Голицыны давали своим детям прозвища. Вероятно, эту традицию переняли крестьяне  от своих господ. Отрывок из книги Голицыной А.Н. " Когда с вами Бог" :

"Своих детей, так же как и отца их, княгиня Александра Николаевна никогда не называла по имени. Все они имели прозвища. Так, старший сын Сергей звался Гунном (Гунчиком), от уменьшительно-ласкового имени Сергун – Сергунчик, его брат Николай – Лапом (от франц. слова lapin – кролик), старшая дочь – Агой, Мария – Масолей, Екатерина – Тюрей, Софья – Фугой, а младшая, Александра, имела даже два прозвища: Алека и Ловсик"./ А.Н. Голицына " Когда с вами Бог. Воспоминания". 2017 год.

Мой отец, Тимакин Николай Петрович, родившийся в Дубровке, часто мне с сестрой давал различные прозвища. Это были непостоянные прозвища, а ситуативные. Например, после просмотра фильма " Капитан Тенкеш", несколько дней мы ходили с такими именами: Таня -Тэнкиш, Ира - Иркиш, Неля (моя мама)- Нэлькиш, а отец - Колькиш.  Но чаще всего, отец называл нас гуннами. Мы с сестрой спрашивали: " Почему мы гунны"? Отец отвечал, что "гунны вместе со своим вождем Атиллой вторглись в Европу, а вы как гунны. Меня бабушка звала Гунном. Как вы думаете, почему"? Мы не знали. Так княжеская семья  Голицыных, проживавшая в Дубровке, повлияла на привычки дубровчан (примечание Киселевой И.Н.).  

(Александра Николаевна Голицына вспоминала, что однажды к ним приходил в гости брат ее прабабушки Екатерины Андреевны Карамзиной, поэт, князь Вяземский Петр Андреевич (1792–1878), друг Пушкина. В конце своего визита он сказал Александре, что в семье Вяземских есть такой обычай - давать прозвища/ А.Н. Голицына " Когда с вами Бог"). 

Глава 15

А за мной до моего отъезда из Дубровки ухаживал Шурка Лукашин. Придет ко мне и сидит, сидит у нас дома. Я его спрашиваю: «Чего сидишь-то?». А он отвечает: «Ну, у всех мальчишек есть девчонки, у которых они сидят, ну и я тоже должен у кого-то сидеть. Вот я и хожу к тебе». Шурка жил напротив нас, рядом с Самсоновыми. Его мать, Екатерина Николаевна Лукашина, троюродная сестра моего отца, ровесница моей матери, работала в колхозе. Мужа я ее никогда не видела, а с Шурой вместе я ходила в школу. Иногда с Шуркой мы приходили после школы к ним домой. В доме было две комнаты. Тетя Катя всегда посадит меня за стол и всем поровну с Шуркой и Володькой наливает мне суп. Знала, что я голодная, все-таки у меня мать не работала. А после войны самые голодные годы были. И я все время голодная ходила. Дело в том, что нам как-то не везло. Однажды мать собрала яички, чтобы их сдать в качестве налога и положила во дворе, а сама в дом пошла. А кто-то, видимо, зашел во двор и забрал все яйца. Я не знаю, как мать расплатилась с налоговиком. И тут она договорилась с одним мужчиной из нашего села, он жил в переулке между Старым и Большим селом, чтобы он дрова привез. Дело в том, что дядя Володя работал в колхозе и имел право запасаться дровами. Он привез, а мать ему шубу отца отдала за это. Дядя Володя ушел, а Раиса Емельяновна в сельсовет нажаловалась, что моя мать незаконно приобрела дрова, так как она не работает в колхозе, и ей не положено. К нам тут же приехали и все дрова забрали. Я не знаю за что, но почему-то Раиса Емельяновна мою маму ненавидела. 

И я, то к Прошляковым приду, мне тетя Наташа всегда тарелку супа нальет, то моя крестная Дадонкина тетя Вера всегда меня покормит, когда я к ней приходила. А вот тетя Васюта Самсонова ни разу мне не предложила покушать, хотя она нам была какая-то очень дальняя родственница, а может и нет.  И вот я накушаюсь везде, приду домой, а мать дома одна голодная сидит. Тетя Катя Лукашина всегда нам помогала, чем могла. Коля, мой брат, дружил с ее старшим сыном Володей, а я с Шурой.

Как-то раз я стою вечером возле своего дома и смотрю, как Шурка корову на улице доит. И вдруг началась гроза. Такой сильный гром, молния. И не знаю, почему Шурка вылил на себя ведро молока, грозы что ли испугался. А тут тетя Катя с работы приходит, а он весь в молоке. Так как Володя Лукашин был с 1930 года, его забрали, как и всех его ровесников на восстановление Москвы после войны. Потом он забрал с собой и Шурку. А когда им дали квартиру в Москве, Володя забрал с собой и мать туда. Уже, когда я стала постарше, за мной стал ухаживать Владимир Володихин. Мы дружили с ним, ходили вместе на танцы, он провожал меня до дома, предлагал жениться. Он в это время служил в армии. А его брат, Сашка, уж очень хотел. чтобы мы были вместе. Потом Нина Ивановна сказала мне, что мать Володи, Аксинья, была против нашего брака.  

Примечание:

1. Лунин Василий Владимирович (1922-1943) / ОБД « Мемориал»

   
   

2. Луканин Емельян Андреевич (1898-1943) / ОБД « Мемориал»

   
   

3. Тимакин Матвей Тимофеевич (август 1832-1916). сын Тимофея Сафоновича / ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 81 и опись 281, дело 107

   
   

4. Тимакин Федор Матвеевич (1865)/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 280

   
   

5. Корнешова (Тимакина) Елена Матвеевна (1867)/ ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 287

   
   

 Глава 16

Дядя Ваня Тимакин жил на Большом Селе, недалеко от школы.

Фото. Бывший дом Тимакина Ивана Яковлевича. Дубровка.   

Его жена, тетя Маня, Мария Павловна, была удивительно доброй женщиной, очень хорошо к нам относилась. Когда я зашла к ним, дяди Вани не было дома. Был только Сергей, младший сын Ивана, и бабушка Фима, мать Марии. Она плохо слышала, немного заикалась и от этого ее речь была невнятной, но при этом она была очень внимательна ко мне. Дом их, по сравнению с теми домами, где я была в Дубровке, был очень богатый. Кирпичный дом, кирпичный амбар и другие постройки все тоже были кирпичными. В доме было несколько комнат и большая зала.

Иван Яковлевич Тимакин родился в Дубровке 2 сентября 1911 года в семье Анны Федотовны и Якова Федоровича. Во время войны воевал и имел Орден Отечественной войны 2 Степени.

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Тимакины Иван Яковлевич и его жена Мария Павловна.  

Средний сын Ивана Яковлевича, Тимакин Анатолий (1937), был красивый, добрый, всегда готовый помочь, очень внимательный.

Старшая дочь Ивана Яковлевича, Зина Тимакина, училась в школе в одном классе со мной и Клавой Тимакиной. Дело в том, что в селе жила еще одна семья Тимакиных. Они, если и были нам родственниками, то дальними. Их отец Дмитрий Иванович Тимакин (1900) погиб на фронте. Он имел жену Марию Андреевну, сына Николая и трех дочерей: Шуру, Нину и Клаву. Клава была моей ровесницей, а ее брат Николай был ровесником моего брата Николая.

(В 1888 году в Дубровках с семьями проживали: Феодосий Андреевич Тимакин с сыном Иваном (1865), Матвей Тимофеевич Тимакин,его брат Иван Тимофеевич Тимакин (1846),  Андрей Иванович Тимакин с сыном Иваном (1869), Тимофей Кузьмич Тимакин и др /ГАРО, Фонд 709). 

Когда нас учительница вызывала к доске, всегда называла нас по имени. К Клаве Тимакиной я ходила в гости, она жила через дом от дома Ивана Тимакина. За домом Ивана Тимакина находился дом соседей Пакалиных. У них было много детей. За их домом уже жили однофамильцы наши –Тимакины. Я не помню девичью фамилию Марии Андреевны, может Щербакова. Ее двоюродная сестра, Анастасия Яковлевна, дочь Якова Николаевича Ульянкина и Евдокии Васильевны Щербаковой, вышла замуж за своего четвероюродного брата Ульянкина Ивана Ивановича. Моей бабушке Пелагее Анастасия Яковлевна тоже была четвероюродной сестрой, а Иван Иванович Ульянкин двоюродным братом. Я про Щербаковых и про родство Анастасии Яковлевны плохо знаю, не могу сказать точно. Просто я заметила, что пока был жив дед Иван Иванович Ульянкин, Клава практически не общалась со своим троюродным братом Алексеем Ульянкиным. А как деда похоронили, так она не выходила от них. Сейчас-то уже и Николая и его трех сестер нет в живых.

Клава Тимакина вышла замуж и уехала из Дубровки, а ее старшая сестра Шура, которая вышла замуж за Кондрашова Виктора Игнатовича, жила в том же доме после смерти своей матери. Возможно, что Кондрашовы тоже были наши родственники. Отец Виктора Игнатовича, Игнат Кузьмич, был троюродным братом моей бабушки Пелагеи, так как его бабушка Анна Нестеровна была Луканина.

Моя бабушка, Анна Федотовна, из всех внуков и внучек больше всего любила Зину. По крайней мере, мне так казалось.

Фото из альбома Тимакиной В.П. Тимакины : Валя, Зина и Анна Федотовна. Дубровка. 1950 год.  

Когда я уехала в Баку, Зина часто писала мне письма, называя меня " любимой сестрой".

Фото из альбома Тимакиной В.П. Тимакина Зина. 1950 год. Шилово.  

   

Фото. Обратная сторона фотографии. 

 

 В Баку мне парней десять предлагали выйти замуж. В том числе и Алексей Ульянкин. Но я сразу же отказала ему, так как вся Дубровка знала, что у него был роман с моей двоюродной сестрой Зиной Тимакиной. Что у них там произошло, почему они расстались, я не знаю. Но когда я приехала в Дубровку и встретилась с Зиной, я ей сразу же сказала о том, что Алексей предлагал мне замужество, но у нас с ним ничего не было.

Сначала Зина дружила с Васькой Герасевым. А его потом забрали в Подмосковье обучать строительному делу для восстановления столицы. И он уехал.  А Лешка Ульянкин пришел из армии и стал ухаживать за ней. А вся деревня-то знала, что она дружила с Герасевым.

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П.  Зина Тимакина,. 

 

 

Фото из семейного альбома Лукашиной Л.В. Герасев Василий Григорьевич с женой. 1973 год.  

 Потом Зина вышла замуж за мужчину не из Дубровки. Тетя Катя Рудакова предложила им жить у нее с тем, чтобы они ухаживали за ней. Впоследствии ее дом принадлежал бы им. Но через некоторое время между ними произошел конфликт. Молодые съели у нее какие-то яйца без спроса, она разозлилась на них и выгнала из дома. Зина с мужем уехала жить в Астрахань к его родственникам.

Примечание:

1. Тимакин Иван Яковлевич (1911)/ ГАРО. Фонд 627, опись 281. дело 69

   
   

2. Лукашина (Луканина) Анна Нестеровна(февраль 1831), дочь Нестера Севостьяновича Луканина/ ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 74

   
   

Глава 17

На следующий день я направилась к сестрам Катковым.

Раньше я всегда думала, что если и есть у нас родство с Голицыными, то только по линии моего дедушки, Дмитрия Гальцына. К сожалению, о нем не сохранилось никаких документов : ни свидетельства о рождении, ни свидетельства о браке, ни свидетельства о смерти. Была легенда, что в семье Гальцыных был незаконнорожденный ребенок. По архивным данным, Ирина Устиновна Гольцына, в двадцать один год незаконно родила мальчика, которого назвала Георгий. Думали, что она родила от Голицына. Ирина Устиновна замуж больше не выходила, умерла в сорок семь лет от простуды. Может, благодаря этому мальчику и фамилия у моего дедушки и у его родственников стала Гольцыны. Но это легенда.

( Богатые люди часто давали своим незаконнорожденным детям усеченные фамилии.

"В царской России дети, рожденные вне брака, навсегда получали соответствующее клеймо в виде фамилии, которая словно «сообщала» социуму происхождение своего владельца. И если благородные родители наделяли таких своих отпрысков усеченными фамилиями, все-таки указывающими на происхождение их рода……" /                                   

Источник: Как по фамилиям на Руси определяли бастардов

© Русская Семерка russian7.ru-- )

Меня всегда интересовало происхождение фамилии Гальцын. Раньше эта фамилия писалась как Гольцын. Почему фамилия изменилась на Гальцын, в селе говорили так, что люди боялись перед революцией и в советское время иметь фамилию сходную с фамилией князей Голицыных и поменяли букву в написании фамилии. Но непонятно тогда, почему моя бабушка Пелагея Алексеевна уже в начале 20 века носила фамилию Гальцына с буквой «а».

(В метрических книгах конца 19 века встречается вначале написание Гольцын с четким написанием второй буквы «о». В дальнейшем встречается написание этой фамилии с нечетким написанием не то «а», не то «о». А уже в последующих написаниях четко написана буква «а». Возможно, составитель метрических книг своим почерком невольно изменил фамилию. Может, из-за акающего произношения.

Еще в 1834 году в ревизской сказке 8 переписи в одном и том же документе встречаются разные написания фамилии князей, то Голицын, то Галицын/ГАРО. Фонд 129-32)

Был жаркий июльский день, и я пошла на реку купаться и загорать. Там была Вера Казанцева. Она сказала мне: «Ты так хорошо выглядишь! Там, наверно, всё Баку на голове стояло потому, что все были влюблены в тебя». Я ей ответила в шутку: « Да, десять парней предложили выйти замуж, только я всем отказала».

В детстве я дружила с Верой, Тоней и Милой Казанцевыми. Их отцы, дядя Ваня и дядя Вася, братья, жили вместе в кирпичном доме, поделенном на две части. Василий Иванович и Иван Иванович воевали. Толи дядя Вася, толи дядя Ваня, кто-то из них не вернулся с фронта. Я все время путаюсь, кто из них погиб на войне. Позже Вера, дочь Ивана Ивановича, вышла замуж за Володьку Пчелинцева. Они построили дом рядом с родственниками Владимира и там жили.

У отца Веры был двоюродный брат Петр Акимович Казанцев. Старшая сестра Груши и Зины – Варвара родилась в 1888 году в семье Ивана Ивановича и Акулины Георгиевны Катковых. У Варвары дом сгорел. Когда ее сын Петр вернулся с фронта, так как он воевал, мать его умерла, а дома нет. Одно время он жил с сестрами Катковыми, Зиной и Грушей, а потом уехал в Ленинград. В Ленинграде с ним произошел несчастный случай – он попал под трамвай и погиб. Их дом находился на Старом селе, вот проулок, как подниматься на Большое село, один проулок был наш, а во втором проулке был дом Варвары Катковой, который сгорел. Он был деревянный и находился рядом с домом Урляповых. Ее дом был седьмым от дома сестер Катковых. У Петра свадьба собиралась. Я помню, что до моего отъезда в 1948 году Петр еще жил в Дубровках. А в 1950 году он уже погиб в Ленинграде.

Мой троюродный брат, Петр Акимович Казанцев (1923), гвардии сержант, командир отделения 38 отдельной роты охраны, награжден медалью. В наградном листе написано: « Во время наступления армии до Бухареста, показал себя, как командир, смелым и находчивым. Не терялся при обстрелах противника, сохранял хладнокровие. Участвовал по уничтожению мелких групп противника, встречавшихся на пути продвижения отделов штаба армии. Товарищ Казанцев – волевой командир. Хорошо владеет методикой обучения. Требовательный к своим подчиненным. Морально устойчив. Предан делу партии Ленина-Сталина и Советской Родине. Достоин правительственной награды медали « За боевые заслуги».

Наградной лист и алфавитная карта Казанцева Петра Акимовича/ Электронный сайт Память народа. https://pamyat-naroda.ru

 

    

У Акулины, матери сестер Катковых, была сестра Агрипина. Их мать, Татьяна Яковлевна, приходилась нам родственницей по линии Тимакиных. Агрипина вышла замуж за Герасева Ивана. Дочь Агрипины, Анисья Ивановна Герасева, вышла замуж за Михаила Герасева. Их сыновья воевали. Николай погиб на войне. Петр вернулся с фронта и проживал в Акулове. Вторая дочь Агрипины, Мария Ивановна, вышла замуж за Хохлова Василия Михайловича. Их семья уехала из Дубровки в Хабаровский край.

Василий Михайлович Хохлов участвовал в Первой Мировой войне в составе 431 пехотного Тихвинского полка. Его сын, Хохлов Иван Васильевич, погиб в марте 1945 года в Венгрии. Может, они были нашими родственниками. Но мы о них ничего не знали.

Про все это я узнала недавно. Когда я жила в Баку, я расспрашивала Максима Ивановича Ульянкина про своего деда Гальцына. Я размышляла так: моя бабушка Пелагея Алексеевна и Максим Иванович ровесники, жили рядом, дружили и тесно общались друг с другом. Значит, Максим Иванович должен был бы знать, за кого вышла замуж Пелагея. Но Максим Иванович на мои вопросы не отвечал, а Нина Ивановна, его жена, сказала мне, что мой дед пришлый, не из Дубровки, поэтому они про него ничего не знают. Мне было только непонятно, почему моя мать сестер Катковых называла двоюродными.

Позже я думала, что если родство с Голицыными не по линии дедушки Дмитрия, то значит, Голицыной была сама бабушка Поля. Возможно, что нужно искать следы родства с Голицыными в семье Луканиных.

(Родословная Гольцыных, проживавших в Дубровках:

Прохор Васильевич Васюков родился в Акулове в 1779 году в семье Василия Степановича. Крестьянин князя Голицына Прохор Васильевич женился в январе 1798 года на Екатерине Яковлевне,  дочери Якова Ивановича Гольцына. В их браке родились дети: Акилина, Матрена, Ефим, Нестор, Устин, Клим. У Устина Прохоровича были дети: Екатерина (1832), Ирина (1835), Егор (1837), Дарья (1840), Максим (1842). У Ефима были сыновья: Василий и Иван. Егор Устинович женился в 1855 году на Татьяне Яковлевне Тимакиной, дочери Якова Сафоновича. Их дети: Акулина (1860), Агрипина (1870) и предположительно Дмитрий/ГАРО. ФОНД 627, опись 245).

(В 1888 году в Дубровках проживали с семьями: Егор Николаев Гольцын, Егор Устинов Гольцын, Николай Климентьев,  Гольцын, Иван Ефимов Гольцын, Василий Ефимов Гольцын/ ГАРО. Фонд 709)

Потом я направилась в гости к тете Шуре Паниной, крестнице моей бабушки Анны Федотовны, которая в это время в Акулове находилась в отпуске. Александра Николаевна Панина, 1915 года рождения, двоюродная сестра моего отца, дочь Николая Федотовича и Марии Ивановны Паниных. Она была замужем за Иваном Антоновичем Хреновым, военным по профессии, и ездила с ним из одного города в другой в командировки. У Ивана Антоновича был еще брат Василий. Видимо, фамилия Хренов звучала неблагозвучно, и братья договорились сменить свою фамилию на Марсовых. Я пошла к ним в гости. Шура с мужем жили у родителей Ивана в большом красном кирпичном доме, самом первом в Акулове. Поговорив со мной, Шура узнала, что я собираюсь ехать в Томск к брату. Дядя Ваня, ее муж, подполковник, тоже в это время служил в Томске и после отпуска должен был снова ехать в Томск. Мы договорились, что я еду с ними. Поездом мы сначала доехали до Москвы, где у дяди Вани жили родственники, родом тоже из Акулова. Их квартира находилась в подвальном помещении. Из окна была видна проезжая дорога, а сверху располагался магазин. Три дня мы гостили у них, а потом поехали в Томск. Дядя Ваня служил в почтовом ящике Томск 7, закрытом городе, который теперь называется Северск.

Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Александра Николаевна Марсова (Панина) и ее муж Иван Антонович. 1954 год.  

Коля встретил меня на вокзале и повез к себе, а дядя Ваня и тетя Шура поехали к себе. Позже я узнала, что через год дядя Ваня пошел на пенсию и вместе с женой уехал на Украину в город Николаев. Больше я их не видела.

Примечание:

2. 1. Гольцын Георгий Николаевич (1856), сын Ирины Устиновны Гольцыной/ ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 214

      
      

   2. Гольцына Ирина Устиновна (1835-1882), дочь Устина Прохоровича/ ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 85 и ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5

      
      

   3. Каткова Варвара Ивановна (1888), дочь Акилины Георгиевны Гальцыной /ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5

      
      

   4. Герасева (Гальцына) Агрипина Георгиевна (1872), дочь Георгия Устиновича / ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 319

      
      

   5. Герасева Анисья Ивановна (1890), дочь Агрипины Георгиевны Гальцыной /ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 6

      
      

   6. Герасев Николай Михайлович (1926-1944), сын Герасевой Анисьи Ивановны /ОБД «Мемориал»

      
      

   7. Хохлов Василий Михайлович /сайт «Памяти героев Великой войны 1914-1916», gwar.mil.ru

      
      

   8. Марсов (Хренов) Иван Антонович (1910-1965)/ ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 6

      
      

   9. Марсова (Хренова) (Панина) Александра Николаевна (1915), дочь Николая Федотовича Панина/ ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 101

      
      

   10. Гальцына (Тимакина) Татьяна Яковлевна (январь 1837), дочь Якова Сафоновича)/ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 90

       
       

Фото из архива Марсовой Светланы Васильевны:

1.Марсов Иван Антонович. Май 1941 года  

Марсов Иван Антонович. Март 1943 года  

 

3.      Марсов Иван Антонович. 1947 г. г. Новогрудок.   

Марсов И.А. со своей женой Александрой Николаевной. февраль 1949 года. Новогрудок.   

 

.Отрывок статьи из Шиловской газеты про подполковника Марсова Ивана Антонович  

 

6-8. Наградные листы Марсова И.А./ Электронный сайт « Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой войне»  

    

 

3. 9.       Заявление Хабаровскому военному комиссару от Хохлова Василия Михайловича, проживающего в Петропавловском рыбзаводе, о поиске своего сына, военнослужащего, Хохлова Ивана Васильевича. 1946 г.  

 

Наградной лист Герасева Петра Михайловича/ Электронный сайт « Память народа. Подлинные документы о Второй Мировой 
 

Глава 18

В Томске Коля снимал комнату, и какое-то время мы жили там. Я отдала половину денег за дом и пошла знакомиться с городом. Прежде всего, я обратила внимание, что в городе было много учебных заведений: училищ, техникумов, институтов и Университет. Коля учился в мединституте на 2 курсе. Я расспросила Колю, как он жил на Сахалине. Он рассказал мне не то сказку о своей жизни там, не то на самом деле так было. Я не знаю.

На Сахалине он неплохо зарабатывал. Коля купил себе шубу, меховую шапку, костюм, часы и другие необходимые вещи. На вокзале он встретил парня, которому негде было жить. Этого человека обокрали, у него не было денег, чтобы купить еду, и он буквально умирал с голоду. Коля пожалел его, пригласил его к себе жить, отдал свою одежду и две недели его кормил. А однажды Коля вернулся с работы, а в доме ничего нет. Все деньги и вещи унес этот человек и скрылся.

Коля неохотно рассказывал о себе. И вот когда его очень просишь рассказать что-нибудь, он начинает фантазировать:

«На Сахалине со мной произошел такой случай. Как-то я стою на остановке и жду автобуса. Уже стемнело, а автобуса все нет. Я оглянулся, на остановке, кроме меня, автобус ждали один мужчина с девочкой и еще какой-то человек, который стоял поодаль возле дерева и я его никак не мог разглядеть. Прошло еще какое-то время. Вот мужчина подходит ко мне и спрашивает, нет ли у меня прикурить. Я отвечаю ему, что не курю. Он говорит мне: « Так хочется курить, а папирос нет. Тут рядом ларек, я пойду куплю папиросы». Я пошел с ним, чтобы сократить время ожидания автобуса. Ларек находился совсем недалеко. И мы вернулись на остановку минут через 10. Девочки на остановке не было. Отец стал метаться в поисках дочери. Тут подошла еще какая-то женщина, которая сказала, что видела, как мужчина несет девочку к реке. Мы побежали к реке. На берегу на корточках сидел тот человек, которого я видел возле дерева на остановке. Он разводил руками по воде, и круги на воде были какого-то темно-красного цвета. « Где моя дочка?» - закричал убитый горем отец. Человек медленно повернул голову к нему и тут я увидел, что у него на лице шерсть, да и руки у него были какие-то лохматые. В это время подошел автобус, а так как это был последний автобус, я побежал на остановку. Укладываясь в постель, я никак не мог забыть лица этого существа. Мне все больше стало казаться, что это был не человек. Усталость взяла свое, и я стал засыпать. И вдруг, чувствую, что под одеялом кто-то трогает мою ногу. Я встал, включил свет, нет никого, только лег, опять, чувствую, что, кто-то взял мою ногу и тут резкая боль. Хочу встать, а не могу, сил нет. Я присмотрелся и в темноте увидел возле моей кровати какое-то черное существо, и я заснул. Утром на ноге я обнаружил как бы надрез, из которого чуть- чуть продолжала капать кровь. Что это было, я не знаю». Я тоже не знала, правду Коля говорит или фантазирует.

На Сахалине Коля окончил Южно-Сахалинский учительский институт, исторический факультет и его назначили директором школы, но перед тем, как приступить к работе, он взял отпуск и поехал в Дубровку. В поезде у него резко поднялась температура, и его сняли с поезда и положили в больницу. Возможно, что у него что-то было с легкими, как и у меня. После этого он оказался в Томске. Устроился работать в Противотуберкулезный диспансер рентген-техником, подрабатывал на скорой и одновременно поступил в Педагогический институт на исторический факультет и многие экзамены сдал экстерном. Коле понравился город, особенно, он любил гулять в сквере, по Университетской роще возле здания мединститута. Однажды он сидел на лавочке и к нему подсел на скамейку немолодой человек и завел беседу. Коля рассказал ему о себе, о том, что он учится в педагогическом институте на историческом факультете. Даниил Исаакович, так звали этого человека, предложил Коле оставить Педагогический институт и поступить в Медицинский. Коля покачал головой: « Там нужно сдавать английский язык, а я в школе учил немецкий». « Не волнуйся, ты только сдай все экзамены, а за английский я похлопочу за тебя». Николай сдал все экзамены и поступил в институт. Даниил Исаакович Гольдберг на тот момент был заведующим кафедрой патофизиологии и с первых же курсов взял Николая к себе на кафедру.

Я тоже хотела поступить в медицинский институт и стать врачом. Я окончила подготовительные курсы. После этого нужно было пройти медкомиссию. Никакого туберкулеза у меня не нашли, но зато зрение у меня оказалось 40 на 60. Один глаз видел у меня на 40 процентов, а другой на 60 процентов. Из-за этого мне не разрешили поступать в медицинский институт.

Я устроилась работать на завод, который был филиалом завода, находящегося на почтовом ящике. От города до Томска-13 нужно было ехать автобусом один час. Через некоторое время меня перебросили на почтовый ящик, дали общежитие и сделали на подстанции дежурной. Подстанция была большая, и мое рабочее место находилось далеко в лесу. От общежития до работы нужно было идти через лес минут двадцать. В лесу можно было встретить беглых заключенных, поэтому провожать меня вызвался один молодой человек по имени Анатолий. Дело в том, что недалеко от места, где я работала, стояла воинская часть. Там я и познакомилась с Толиком, со своим будущим мужем. Он занимался боксом и часто участвовал в играх между 

воинскими частями. Видимо, я ему понравилась, и он мне предложил выйти замуж. Мы расписались, и в январе 1957 года окончательно уехали из Томска.

Примечание:

Фотографии из семейного альбома Тимакина Н.П.:

1. Научный кружок под руководством Д.И. Гольдберга. ТМИ. В нижнем ряду крайный слева - Тимакин Н.П., в центре -Гольдберг Д.И. Справа от Гольдберга сидит супруга Тимакина Н.П. - Нинель Сергеевна. В верхнем ряду над Гольдбергом Д.И -Галина Даниловна Гольдберг. 1956 год. Томск. 

   
   

 

2.. Научный кружок под руководством Д.И. Гольдберга. ТМИ. Томск. Верхний ряд : Слева вторая -Тимакина Нинель Сергеевна, четвертая -Гольдберг Галина Даниловна. Нижний ряд: слева второй Тимакин Николай Петрович, четвертый Гольдберг Даниил  

3. Научный кружок под руководством Д.И. Гольдберга. ТМИ. Томск. Верхний ряд : В центре - Тимакин Н. П. Рядом  -Гольдберг Е.Д... Нижний ряд -  в центре   Гольдберг Даниил Исаакович.

4. Научный кружок под руководством Д.И. Гольдберга. ТМИ. Томск. Справа - Тимакин Н. П. 

 

4. Фото. Валентина Тимакина со своим будущим мужем Анатолием. 1956 год Томск. 

Фото.Мишин Анатолий и Валя Тимакина. Томск. 

 

Глава 19

Позже я часто ездила в Дубровку. Всегда останавливалась у дяди Сани Тимакина. Как-то вырвалась на несколько дней. Приехала и сразу заболела. Не то грипп, не то простуда, но температура была высокая. Пошла на прием к фельдшеру. А фельдшером в Дубровке тогда был Сашка Лунин, наш родственник. Выписал мне таблетки, и я стала их принимать. Улучшений нет. Видимо, нужно было несколько дней принимать, а времени мало, решила лечиться сама. Купила в магазине водку, заварила чай из трав, добавила туда мед и еще чего-то туда положила. Все смешала и выпила разом. Залезла на горячую печь и уснула. Проснулась вся мокрая, голова кругом. Подняться не могу, с печки слезть боюсь, вдруг упаду. А тети Раи не было дома, она куда-то уехала. Вернулся дядя Саня с охоты, помог мне слезть с печки, села я на стул и почувствовала себя здоровой. А на следующий день уже уезжать нужно было.

Фото из альбома Тимакиной В.П. Раиса Емельяновна и Александр Яковлевич Тимакины 

 

Александр Яковлевич Тимакин, названный в честь Святого Александра, празднуемого церковью 30 августа, родился в Дубровке 23 августа 1913 года в семье Якова Федоровича и Анны Федотовны Тимакиных. Участник Великой Отечественной войны. Награжден медалью « За отвагу». Был ранен в руку и ногу. Александр Тимакин после войны работал егерем и состоял на государственной службе. Ездил по лесам, запрещал браконьерничать, отстреливал волков. Был известный волчатник, так как первоочередная задача на тот момент была отстрелять как можно больше волков, которые нападали на стада коров и овец.

Я помню, один раз Коля отправился в Касимов получать стипендию. Он ушел, а я через некоторое время за ним вдогонку. 

Пробежала километров пять, и вдруг мне навстречу выбегает волк. Я как закричу, волк остановился напротив меня, стоит и смотрит, видимо, не знает, что делать. И тут дядя Саня выходит из кустов. Он, оказывается, охотился на этого волка.

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П.: Александр Яковлевич Тимакин после очередной охоты. 21 января 1952 года. 

 

Я помню дочку дяди Саши, Лиду. Лида часто посещала сестер Луканиных: Марию Урляпову и Прасковью Крехову. Когда она с кем-нибудь ссорилась, то говорила: « Отдайте мою курицу, отдайте моего поросенка, и я пойду к мамашам». Мамашами Лида называла тетей Машу и Парашу. 

Фото из альбома Тимакиной В.П. Семья Тимакиных: Тамара с сыном, Раиса Емельяновна, Тоня и Александр Яковлевич. Дубровка. 

 

 Потом я в Дубровку уже с Толиком, со своим мужем, приезжала. Пришли мы как-то с ним к тете Наташе Луниной. Она попросила нас собрать ягоды с вишневого дерева. Собираем мы с Анатолием, а сами восторг не можем скрыть, такие ягоды крупные, сочные, и так их много. Собрали ягоды со всего дерева, получилось целое ведро.

Несем его тете Наташе, а она нам говорит: « Это для вас. Везите ягоду домой». Нам как-то неудобно стало. Мы ей хотели помочь, но она настояла на том, чтобы мы забрали вишню с собой. Я взяла у нее адрес ее сына Вячеслава. Слава жил на станции Столбовая в Чеховском районе, недалеко от Подольска. Там была военная часть, военный городок. Их квартира в деревянном доме на первом этаже находилась возле станции. Я стала часто проведывать его семью, приглашала к себе в гости.

Я заказала памятник на могилу матери, ограду и, по просьбе Марии Максимовны, ограду для ее родственников по линии Дроздовых. Анатолий нанял машину, туда погрузили памятник и ограды и поехали в Дубровку. На машине ехали часов пять с остановками для отдыха. Пока мы были на кладбище, водитель, который нас вез, ходил рыбачить на Оку в Акулове. Ему очень понравилось.

Как-то в один из своих приездов я решила навестить Александра Ивановича Лунина, вспомнила, как он с Колей на каникулах песни распевал на все село. В 1954 году я его видела, мне кажется, что он тогда еще неженатый был, работал фельдшером, дом построил кирпичный возле Родиных. Вот я и думала: « Проведую-ка я его». А мне тетя Рая говорит: « Не ходи туда. Его там нет". « Ну, тогда я Катковых навещу», - подумала я. Но Раиса Емельяновна сказала мне, что они умерли. 

Уже потом я узнала, что сестры Катковы завещали свой дом своим племянницам Когаковым.

У сестер Катковых была сестра Анна. Анна Ивановна жила на Большом селе, третий дом, дорога на Тырново, через один дом от Ульянкиных. Анна вышла замуж за Елисея Архипповича Когакова, троюродного брата моей прабабушки Акулины. Бабушка Акулины и бабушка Елисея, Дарья и Евдокия Власовны Тамгины, были сестрами. У Елисея еще была сестра Татьяна, которая вышла замуж за Федота Алексеевича Покалина.

Елисей Архиппович – участник Первой Мировой войны. На сайте «Памяти героев Великой войны 1914-1916» имеется информация о том, что Когаков Елисей Архиппович, 1889 года рождения, рядовой лейб-гвардии Драгунского полка ранен и поступил с Савеловского вокзала в городское отделение 388 г. Москвы на улице Н-Басманная 11 сентября 1915.

После возвращения с войны Елисей женился и его жена, Анна, родила ему шестерых детей. Старшая дочь Мария уехала работать в Баку прислугой. Вслед за ней уехала в Баку вторая дочь Клавдия и работала там в столовой. Вышла замуж за охранника. По национальности он русский был. У них родилось двое детей или четверо, не помню точно. Но в семье что-то не ладилось, муж ее ревновал, были конфликты. Это мне Мишка рассказывал. Миша Когаков был братом Клавы. Вернувшись с фронта, он уехал в Баку к своей сестре Клаве и какое-то время жил у нее. Миша стал часто приходить к нам в гости. Пригласил меня в театр. Мы с ним по городу гуляли. А потом я задала вопрос Нине Ивановне: « Что это Миша к нам так часто ходит?». « Разве ты не знаешь, что он жениться на тебе хочет», - ответила мне Нина Ивановна. Это не входило в мои планы. Во-первых, он был старше меня, во-вторых, родственник, да и, вообще, я в то время замуж не собиралась. И вот он придет к нам в гости, я собираюсь и ухожу и так несколько раз. Потом Миша приходить к нам не стал. Клава, его сестра, не выдержав ссор в семье, бросила мужа и детей и решила вернуться в Дубровку. На вокзале в Баку ей стало плохо. Кое-как она добралась до Дубровки, обратилась к врачу, но состояние ее не улучшилось. В момент помрачения сознания она выкинулась из окна и умерла от кровопотери из больших порезов от оконного стекла. Младшая сестра Миши, Анюта, Анна, приблизительно моя ровесница, тоже уехала в Баку. Остались в Дубровке только две сестрички – Вера и Лида.

Примечание:

1. Когаков Елисей Архиппович(1889)/ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 5

   
   

2. Тимакин Александр Яковлевич (1913)/ ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 84

   
   

Глава 20

Как-то в августе 1972 года мы всей семьей, я, Толик и моя дочь Наташа, собрались ехать в Дубровку. А к нам приехал Коля, мой брат. Он всегда, когда был на семинарах или симпозиумах в Москве, всегда заезжал к нам. И он поехал с нами. Наверно, для него это был первый раз после того, как он уехал из Дубровки в 1949 году. До Шилова ехали поездом, а потом на пароходе. Остановились, как всегда, у дяди Сани. Он нас расположил в доме, а сам с тетей Раей спал в чулане. Чтобы не беспокоить тетю Раю, мы у них только ночевали, а так целый день ходили на реку, гуляли по Дубровке, посещали родственников и знакомых. Зашли на кладбище, и Коле очень понравились памятник, и ограда на могиле у матери. Мы с ним пропололи траву, навели там порядок, возложили цветы. По-моему, Коля был доволен.

Потом пошли к тете Наташе Луниной. Помню, как мы сидели у нее за столом до трех часов ночи возле открытого окна, откуда доносился аромат цветущих растений. Тетя Наташа рассказывала нам свои воспоминания о князе Голицыне, что у него был кирпичный дом, который содержали рабочие, и Голицын платил им за это. О том, что крестьяне часто приходили к князю за помощью, когда нуждались в деньгах, например, на постройку дома. И Голицын безвозмездно давал им деньги, что очень нравилось крестьянам. князь Александр Васильевич Голицын даже был крестным отцом у нашего родственника Николая Андреевича Ульянкина. В общем, тетя Наташа делала вывод, что крестьяне были рады жить рядом с Голицыными. Потом она говорила, что в Дубровке до революции очень много народа жило, несмотря на то, что большое количество семей были на заработках в других городах. Ну, Коля, добавил, мол, что все-таки Дубровка была центром Дубровской волости, в которую входили Полтавка, Павловка, Сергиевка и другие деревни.

(В архиве имеется документ « Ведомость о людях православного вероисповедания бывших и не бывших у исповеди и Святого Причастия за 1893 год». Там написано, что в Дубровках проживало в 1893 году 2114 человек православного вероисповедания./ГАРО, Фонд 627, опись 152, дело 15.

Впервые в метрических книгах село Дубровки упоминается в 1751 году./ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 1 .

Современная деревня Акулово впервые упоминается в метрических книгах в ноябре 1756 года как деревня Акуловой господина Голицына в единственной записи, что в этой деревне у Павла Кириллова родился сын Матвей. /ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 2. 

Второй раз упоминание о деревне Акуловой в метрических книгах относится к 1772 году./ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 7.

И только с 1779 года деревня Акуловой упоминается в метрических книгах постоянно.

В 1795 году по данным 5 ревизской сказки у гв. ротмист.Федора Алексеевича сына Голицына в деревне  Акуловой проживает 336 душ, в Дубровках - 521 душа.

28 января 1808 года по духовному завещанию имение Федора Алексеевича Голицына переходит его племяннику, Сергею Ивановичу Голицыну. /ГАРО. Фонд 129-7-37. 

В 1810 году Сергиевка еще только строилась, но там уже жили крестьяне./ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 47. Сергиевка была построена Сергеем Ивановичем Голицыным.

Первое упоминание о Полтаве, Павловке, и Наследничьем в метрических книгах относится к 1834 году/ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 84.

Но несмотря на это в ревизской сказке за 1834 год встречаются такие записи о крестьянах, как: " Переведены в 1826 году здешней округи в новопоселенную деревню Полтаву", " Переведены в 1827 году в Нижнее Наследничье", " Переведены в деревню Павлова в 1826 году". Это говорит о том, что Верхнее и Нижнее Наследничье, Полтава и деревня Павлова были построены во второй половине 20-х годов. Иногда даты, указанные в метрических книгах, не совпадают с датами, указанными в ревизских сказках. Например, в 8 переписи указано, что крестьянин Иосиф Ефимович умер в 1826 году, а по метрической книге он умер в марте 1831 года или крестьянин из Акулова Леонтий Степанович по 8 переписи умер в 1824 году, а по метрическим данным он умер в декабре 1825 года в возрасте 95 лет.).

Потом тетя Наташа вспоминала о том, как они жили во время войны, что после войны она жила в Дубровке и работала в колхозе. В 60 лет она пошла на пенсию в размере 12 рублей в месяц. У тети Наташи мы встретили ее сына Алексея.

Когда проходили дом Ульянкиных, вспомнили, что здесь родились наша мама и бабушка. Мы зашли туда, и комната и коридор, все как было раньше. Потом я вспомнила и рассказала Коле про "Маньку с кривым глазом", которая жила на Новом селе, если идти к реке, то ее дом находился за домом тети Наташи Луниной.  В деревне мне кто-то сказал, что она строила планы на моего отца, интересовалась им. Но я ее видела только один раз. Это было до войны. Как-то мы шли с отцом и встретили ее. Мой отец представил ей меня: « Это моя дочь», и мы пошли дальше.

        

Мы с Колей очень любили свою первую учительницу, Марию Васильевну Шушкину. Ее все любили и очень уважали. И было принято, что если кто из ее учеников уезжал из Дубровки, а потом возвращался, то он в первую очередь шел в гости к Марии Васильевне и рассказывал ей о себе. Мы с Колей тоже зашли к ней. В доме был ее муж, Пимыч. Ему в то время уже было за 70 лет, не секрет, что он был старше своей супруги на 10 лет и очень любил ее. Мария Васильевна предложила нам чай, но мы отказались, просто посидели с ней и рассказали о том, как складывалась на тот момент наша жизнь.

Дядя Ваня Тимакин, Алексей Лунин со своей матерью, мы с Колей и Анатолием, дядя Саня со своей женой Раей полдня гуляли по берегу Оки, фотографировались и любовались закатом. Тетя Рая рассказала, что наши места настолько привлекательны, что космонавты, увидев это место с неба, решили здесь проводить свой отпуск. В том месте, как идти из Тырново, бьет источник с родниковой водой. Все космонавты, до одного, приезжали в это место отдыхать. Ставили здесь палатки, купались, загорали, а в Дубровку приходили молоко покупать. Коля спросил у тети Раи про Петю Корнешова, так как они были ровесники, учились вместе. Петя, поработав немного в Баку, вернулся в Дубровку, женился на своей любимой девушке из Акулова и стал с ней жить в доме на окраине Дубровки, как въезжать в село.

В Дубровку на лето приехала дочь моей крестной Веры Николаевны Дадонкиной, Тая, со своим сыном. Владимир очень понравился моей дочке Наташе. Она потом еще долго вздыхала по нему.

Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Лесик Владимир Николаевич, сын Таисии Петровны

 

Через несколько дней нашего пребывания в Дубровке утром я встала и слышу громкий разговор. Дядя Саня и тетя Рая

ссорились. Тетя Рая, очень боевая по характеру, наступала на дядю Саню, что, мол, из-за того, что мы приехали, она не может принять своих племянников. Дело в том, что мы не могли ни у кого больше остановиться, так как у Шуры Прошляковой летом всегда был полон дом народу, к тете Наташе Луниной тоже приезжали племянники, дети и внуки. И я вмешалась в разговор тети Раи и дяди Сани: « Мы с Толиком давно мечтаем купить дом. Если кто-нибудь в Дубровке будет продавать дом, у меня к Вам, тетя Рая, большая просьба, сообщите мне, пожалуйста. И мы вас больше не будем беспокоить своим приездом». Как-то я услышала, что наша учительница Шушкина Мария Васильевна с мужем собирается дом продавать. Да и, вообще, много домов в Дубровке продавалось. И я надеялась, что тетя Рая сообщит мне об этом. Но тетя Рая мне ничего не говорила, хотя мы об этом договаривались с ней. К моему сожалению, и когда она свой дом продавала в Дубровке, она тоже не предложила его мне купить, хотя это был дом моего дедушки.

Жена Александра Тимакина, Раиса Емельяновна, родилась 24 октября 1915 в семье Емельяна Григорьевича и Екатерины Яковлевны Луканиных и была троюродной сестрой моей матери. У нее был красивый голос, она хорошо пела и могла искусно шить вещи. После того, как ее три дочери: Тамара, Лида и Антонина уехали жить в Крым, тетя Рая решила продать дом в Дубровке и перебраться с мужем поближе к дочерям. Дядя Саня уже был в преклонном возрасте и не хотел никуда уезжать. Все родственники уговаривали тетю Раю не везти дядю Саню в Крым, так как перемена климата могла плохо сказаться на его здоровье. Муж ее второй дочери, художник Михаил Михайлович Глотов, встал перед тетей Раей на колени и сказал: « Я был во многих местах, объездил всю страну, но такой красивой природы, как здесь, я нигде не видел. Пожалуйста, не продавайте дом». Но тетя Рая была настырной и настояла на своем. Московкины купили дом дяди Саши. Когда Александр Тимакин умер в Севастополе, тетя Рая приезжала в Дубровку за справками и какими-то документами. Она шла от Тырново и очень громко голосила по умершему дяде Сане так, что слышала вся деревня. Во весь голос кричала она: « Зачем я продала дом, здесь все родные, а там все чужое, а я никого не послушалась и туда уехала».

Примечание:

1. Ведомость о людях православного вероисповедания бывших и не бывших у исповеди и Святого Причастия за 1893 год/ГАРО, Фонд 627, опись 152 , дело 15

   
   

2. Метрическая книга Касимовского уезда за 1810 г./ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 47

   
   

3. Метрическая книга Касимовского уезда за 1834 г./ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 84

   
   

4. Тимакина (Луканина) Раиса Емельяновна (1915) /ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 101

   
   

Фотографии из архива Тимакина Н.П.

 

1. 1. Фото. Дубровское кладбище. Памятник Гальцыной П. А., Тимакиной А.Д., Тимакиной Т.П. 1972 г. 

      
      

 

 Фото.Тимакин Николай Петрович и Тимакин Александр Яковлевич. Дубровка. 1972.  

 

Фото. Дубровка. На берегу Оки Тимакин Александр Яковлевич, Тимакина Валентина Петровна, Тимакина Раиса Емельяновна, Лунин Алексей Николаевич, Лунина Наталья Никитична, Тимакин Иван Яковлевич, Тимакин Николай Петрович. 1972 год. 

 

Фото. Дубровка. На берегу Оки. Лунин Алексей Николаевич, Тимакин Николай Петрович, Тимакин Иван Яковлевич, Лунина Надежда Никитична, Тимакина Валентина Петровна, Тимакина Раиса Емельяновна, Тимакин Александр Яковлевич. 1972 год. 

 

Фото. Дубровка. На берегу Оки. Тимакин Александр Яковлевич, Тимакин Николай Петрович, Тимакина Валентина Петровна, Тимакина Раиса Емельяновна, Лунина Наталья Никитична. 1972 год.  

 

Глава 21

Однажды мы с Толиком приехали в Дубровку и побыв немного, собрались уезжать. Вместе с нами до Москвы собралась и Раиса Емельяновна. Оттуда она хотела ехать в Крым к своим дочерям. Дядя Саша оставался в Дубровке. И вот в дом Тимакиных приходит Екатерина, старшая дочь налоговика Максима и Прасковьи Емельяновны Урляповых. Раиса Емельяновна говорит ей: " Останешься вместо меня в доме, каждый день приходи и присматривай за хозяйством". Екатерина была старше меня на пять лет и только что вернулась в Дубровку. После замужества она куда-то уезжала. Ее мужа, военного, убили его же сослуживцы, утопив его, а Екатерина вернулась в родное село. Я сделала вывод, что Екатерина приходится какой-то родственницей Раисе Емельяновне. Я вспомнила, как в детстве мы играли с Володей Ульянкиным, который с родителями жил недалеко от дома налоговика Максима, и когда Максим стал тонуть, толи сам Владимир пытался спасти его, принес веревку, но было поздно, толи это был отец Володи - дядя Вася Ульянкин. Это я помню очень смутно. Может,  что-то говорю неправильно. Говорили, что Володя Ульянкин приходится нам родственником. А кто Владимиру был Максим - налоговик, друг, сосед или родственник его жены, Прасковьи Емельяновны? Я не знаю. Прасковья Емельяновна была баптисткой,старше моей матери на два года и к ней часто приходила Раиса Емельяновна. 

От тети Раи мы узнали, что дядя Ваня заболел и лежит в Тырновской больнице. Мы с Анатолием поехали в Тырново и посетили его. Больше я его не видела. Как мне рассказали, что после выписки Иван Тимакин полез за сеном, упал с лестницы и умер. Это было в 1989 году.

Фото из альбома Тимакиной В.П. Анатолий Федорович Мишин, Иван Яковлевич Тимакин, Валентина Петровна Тимакина, Александр Яковлевич Тимакин. Дубровка.  

 

В 1991 году мне позвонил Слава Лунин, который тогда жил на станции Столбовая и пригласил меня на поминки. Было 40 дней, как умерла его мать, Наталья Никитична Лунина. Я была расстроена, почему меня не пригласили на похороны тети Наташи. Я бы обязательно приехала в Дубровку, так как к тете Наташе я относилась как к родной матери. На поминках я увидела сестру Вячеслава Тамару и его брата Алексея.

Как-то я зашла в Пенсионный фонда и сижу на скамейке, жду очереди. Ко мне обращается женщина, и в ней я узнаю Дусю, мою коллегу по работе. Она принесла справку в Пенсионный фонд, что она работала во время войны. Разговорившись со мной, она удивилась, что я до сих пор не имею удостоверения « Труженик тыла». Через некоторое время ко мне на работе подошел работник месткома. Был вечер пятницы. Он спросил меня, работала ли я во время войны. Я ответила, что да. « Тогда срочно езжай на свою родину, возьми справку о том, что ты работала в тылу, и чтобы в понедельник во вторую смену ты уже была на работе». Это было в 1994 году. На поезде я доехала до Шилова, утром села на катер до Тырново. На пристани я увидела машину. Я подошла и спросила молодого человека, не едет ли он в Дубровку. Он сказал, что, именно, туда едет. Он представился мне, что его зовут Сергей Гонтарь, сын Тамары Петровны. Я сказала ему: « Тогда вези меня к себе прямо домой». По дороге Сергей рассказал мне, что живут они в доме своей бабушки Веры Николаевны Дадонкиной, и что его мать сейчас находится в больнице. Сергей познакомил меня со своим отцом, и я побежала дальше. У Шуры Прошляковой в доме было полно народу, много родни приехало. И я направилась к Мане Тимакиной. Бабушка Фима к тому времени уже умерла в возрасте 95 лет. Побыла я у Мани недолго, увидела там своего двоюродного брата Сергея, поговорила с его матерью минут 20 и убежала. Нужно было думать, где остановиться, ночевать–то ведь где-то надо. На дороге я увидела тетю Нину Герасеву. Тетя Нина была родственница Нины Ивановны Ульянкиной, жены Максима Ивановича. И, когда моя бабушка Пелагея Алексеевна умерла и, некому было ухаживать за Ириной Федоровной Егоркиной, матерью Нины Ивановны, то Нина Герасева жила с Ириной Федоровной до 1943 года, вплоть до ее смерти. Муж Нины Герасевой погиб на фронте, а ее сын женился и жил где-то в Подмосковье. Она приезжала к нему, останавливалась у Марии Максимовны в Москве. Я ее часто там видела. Тетя Нина стояла на дороге и держалась за голову.

Она узнала меня. « Больно, больно», - кричала тетя Нина. Тут подошла к ней ее дочь Валя, моя ровесница. Она была беспомощна и растерянна, так как не было ни лошади, ни машины, чтобы отправить мать в больницу в Тырново.

Я пришла к Шуре Маскиной. Муж Шуры, Федор Александрович Маскин, погиб на фронте. У них был единственный сын Владимир, мой ровесник. Шура Маскина всегда называла меня « Сноха». Так я ей нравилась, что она хотела, чтобы я была ее снохой. Владимир был на огороде. Он долго не мог узнать меня, смотрел, смотрел на меня, а потом говорит: « Валь, ты что-ли?». Володя жил в Москве, а в Дубровку приехал ухаживать за матерью. Шура уже все время лежала, не поднималась. Я объяснила ей, что приехала за справкой, что я участник трудового фронта. Шура подписала мне заявление, что я работала в колхозе во время войны.

После мне нужно было, чтобы это заявление подписала Шура Самсонова и я пошла к ней. Получив ее подпись, я зашла в магазин и там увидела свою подружку детства Клаву Корнешову. Клава была старше меня на год. Она жила недалеко от дяди Сани Тимакина. Ее отец, Федор Павлович Корнешов, воевал. Я его совсем не помню. Мать Клавы, Ольга Якушева. Еще с ними бабушка жила. У бабушки был отдельный дом на Старом селе напротив Луниных. У ее сына Василия рано умерла жена, оставив ему три дочки: Валю, Шуру, Тоню. Потом уже дочки, по-моему, уехали в Рязань, а Василий жил один, и все Старое село видело, как Василий каждый вечер бегает к Шуре Маскиной, у которой муж на фронте погиб. Все думали, что они скоро поженятся. Дом Шуры Маскиной находился возле дома моей бабушки. Вспомнив об этом, я спросила Клаву:« Ты сейчас, где живешь»? «В Ленинграде», - ответила она. Так хотелось со всеми повидаться, обо всем поговорить, а времени не было. Я уже бежала в Тырново, так как сельсовета в Дубровке уже не было. В Тырновском сельсовете мне подписали, нужно было еще получить подпись в Шилове. В Дубровку я вернулась поздно ночью и остановилась на ночлег у Шуры Самсоновой.

Шуру Самсонову я знала, чуть ли не с рождения. Самсоновы жили в доме напротив нас – мать Шуры, тетя Васюта, и ее четверо детей: Василий, Шура, Петр и младший Сергей. У Сергея были очень светлые волосы, и мы с девчонками бегали за ним и кричали: « Серый, белый, кто тебя сделал». Он бегал за нами, и нам было интересно. Шура Самсонова была 1920 года рождения и дружила с Шурой Ульянкиной, сестрой Марии Максимовны. Сергей Павлович Самсонов воевал, и как мне потом рассказала Шура, он, вернувшись с фронта, уехал в Рязань.

На следующее утро мы с Шурой пошли на кладбище. Она мне рассказала, что там, где кончается кладбище, раньше стоял большой кирпичный дом, в котором было много комнат. Там жили священнослужители. Потом там была больница, был зубной врач. Я это уже плохо помнила. По дороге мы зашли к жене ее брата Василия. Вспомнили про Толика Негодяева. Выходишь на Большое село – кирпичный дом их. Толик Негодяев - такой веселый, добрый, жизнерадостный, всегда с юмором. Все время шутил: « Ну что вы думаете, что я самолет не сделаю? Да запросто. Если я детей могу делать, то самолет подавно». Проходя мимо его дома, решили к нему зайти. А у него в доме никого не было и все было закрыто.

Мы с Шурой шли и рассуждали, насколько наше село было богатым. Очень много кирпичных домов. А ведь кирпич был дорогой, да его еще и привезти нужно было. Откуда жители села доставали его? С транспортом было туго. До сих пор мне непонятно это.

На кладбище я искала могилу отца, дедушки Якова и бабушки Анны Тимакиных. Они все вместе были похоронены. Так прошел день, и нужно было уезжать.

В автобусе я увидела Владимира Ивановича Лунина, нашего дальнего родственника, брата Александра Лунина. Вместе с ним я училась в одном классе. Он ехал в Рязань за такой же справкой, как и у меня. Вова рассказал мне про какое-то постановление, что справку могут получить только те люди, которые родились до войны и были работоспособные до мая 1945 года. Удостоверение труженика тыла не могут получить люди, родившиеся после 9 мая. Я не совсем поняла смысл того, что он говорил, якобы раз я родилась в апреле 1932 года, я могу получить это удостоверение, а так как он родился на месяц позже меня, он не может получить это удостоверение. В голосе Владимира я даже почувствовала обиду на меня, мол, вместе работали в колхозе во время войны, мне положено, а ему нет. Так мы разговаривали с Владимиром, пока я не заметила на себе чей-то пристальный взгляд. Присмотревшись внимательно к женщине, которая рассматривала меня, я узнала в ней тетю Нюру Казанцеву. Она ехала не одна, а с племянницей своего мужа, Василия Ивановича Казанцева, Верой. Так как в школе мы с Верой часто тыкались, я не стала к ним подходить, хотя видела, что Анна Игнатьевна узнала меня. Ее муж, Василий Иванович, в конце жизни ослеп, и тетя Нюра с горя начала пить. В молодости тетя Нюра и тетя Мария, которая жила в Марьиной деревне между нашим домом и домом Буянова Ивана Яковлевича, никак не могли поделить между собой одного и того же мужчину, которого обе любили. В результате тетя Нюра осталась в Дубровке, а тетя Мария вынуждена была уехать. Во время войны она то приезжала, то уезжала снова. Когда тетя Мария уехала окончательно, в ее доме жила Анастасия Михайловна Гришанкина, зав. Дубровской почтой.

В Пенсионной фонд я отдала справку, и мне оформили удостоверение с 2000 года, что я труженик тыла. Я отработала на военном заводе 47 лет в должности инженера, делала чертежи.

Фото из архива Марсовой С.В.

1. Катер по реке Оке. 1980 -1990 годы. 

    

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Валентина Петровна Мишина (Тимакина). Подольск. 

 

Фотографии из семейного альбома Тимакиной В.П., которые она прокомментировать не смогла:

Фото. Похороны утонувшего мальчика. Дубровка.30-годы.  

 Фото. Подпись на обратной стороне. "Тимакин"     

 

Фото. Пристань.   

Фото. На обратной стороне надпись " Тимакиной".      

 

2018 год.

 Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Луниной Тамары Николаевны

 

Глава 1

Я два раза возила свою маму в Ленинград. Мы приезжали к ее брату, Николаю Данькину, который жил в районе Ржевки. Мы шли с ней в Исаакиевский собор, мама смотрела на купол и восклицала: «Такой же, как раньше в нашей церкви Дубровской. Как будто один и тот же человек строил». Мы заходили в собор, мама рассматривала иконостас, золотые фрески, иконы и восклицала: « Такие же, как в нашей Дубровской церкви». Я вспоминала нашу церковь. Она была каменная, высокая, внутри очень светло. Мы с мамой приходили туда, чтобы получить просо за трудодни. В церкви находился склад, а Шура Самсонова, жена Алексея Никитича Данькина, работала там кладовщиком. Она насыпала нам два глубоких совка проса, и мы шли домой.

Моя мама, Лунина Наталья Никитична, в шестнадцать лет нанялась работать в усадьбу Голицыных. Она помогала убираться по дому, собирала яблоки, сортировала и укладывала их. Там был садовник, который наблюдал за ее работой, чтобы все было аккуратно и правильно сделано. Потом эти яблоки отправляли в Санкт-Петербург. Голицыны платили ей за это деньгами. В конце рабочего дня ей насыпали полную сумку яблок и говорили: « Угостишь родителей». В усадьбе жили две сестры Голицыны, одна постарше, другая помладше. Детей у княгинь не было. Княгини были « сама доброта». Они заходили в крестьянские дома, спрашивали, не голодает ли кто, у всех ли есть необходимая одежда и обувь, не болеет ли кто. Они навещали больных, приносили им еду « с барского стола», не брезговали их кормить и давать им лекарства. Прислуга у них была немка. Она хорошо вышивала «ришелье». В доме Голицыных все было вышито ею: полотенца, скатерти, занавески, покрывала. Она приглашала деревенских девочек и бесплатно обучала их вышиванию. Моя мама тоже ходила к ней. Самого князя мама никогда не видела. 

Фото с электронного сайта https://www.geni.com 

князь Голицын Петр Павлович в имении Терны в 1911 году.  

Умер в возрасте 61 года в Каннах, Приморские Альпы, Прованс-Альпы-Лазурный берег, Франция.

    

Еще мама говорила, что Голицыны были хорошими господами. Ведь не все господа были такие, как они.

Заведовал хозяйством бурмистр. Мама называла его "Бурмист". Он был из местных. Когда сестры Голицыны уехали из Дубровки, они с собой ничего не взяли. И имение стали разворовывать, кто, что успел взять. Бурмист и приближенные к княгиням нахапали больше всех. Бурмист и старинный самовар прихватил с собой. Но может он имел на это право, ведь он был управляющий имением.

У моей мамы была крестная. Ее, по-моему, звали Полина, а ее церковное имя – Пелагея. Она была сестрой моей бабушки Оли. Полина уехала в Баку и там жила у одних богатых людей в качестве кухарки. У них была дочка. Полина жила у них как своя, как близкая родственница. Они ее с собой брали в Англию, в Швецию, в Норвегию. Моей бабушке она писала оттуда письма и удивлялась, что дома там не запирают, так как никто не ворует. Из-за границы Полина маме присылала подарки. Это были очень богатые люди. Когда они поняли, что в России назревает революция, они уехали в Англию, оставив ее хозяйкой в доме. Полина поехала проведать детей в Дубровке, а когда вернулась в Баку, дом был разграблен.

Не знаю как, но она оказалась в Персии. Она переписывалась с моей бабушкой, Ольгой Алексеевной Ульянкиной, по мужу Данькиной и моей мамой Натальей. Это, точно, была сестра моей бабушки. Однажды крестная прислала маме из Персии черный шарф из тонкого материала с узорами, который весь просвечивался. Он был такой большой, что из него можно было сшить платье. Этот шарф долгое время хранился у нас, и только недавно я его разрезала на платки.

Полина писала, что у нее там есть домик и сад, где растут апельсины и мандарины. Кроме этого, она высылала моей бабушке регулярно 15 рублей золотом, а бабушке на почте выдавали 15 рублей бумажных, на которые она ничего не могла купить. Тогда Полина посоветовала ей, получать эти деньги в Москве через Торгсин. В Торгсине бабушка на эти деньги покупала все, что нужно и привозила в Дубровку. Ее письма с адресом хранились у бабушки Оли до тех пор, пока Алексей Данькин, брат моей мамы, не разорвал их и не сжег. Раньше за то, что у тебя есть родственники заграницей, могли посадить в тюрьму или не взять в армию. Алексей этого очень боялся, потому что в то время считалось позором, если ты не служил в армии.

Но это, вероятно, была не бабушка Коли Тимакина. Так как Пелагея Алексеевна Гальцына вернулась из Баку в Дубровку, и много помогала моей маме и бабушке. Моя мама дружила с тетей Нюрой Тимакиной, мамой Коли.Она к нам часто в гости ходила, мы к ней. Внешне она была похожа на свою мать Пелагею, а ее сын Коля копия своей матери. Вообще, они втроем были похожи друг на друга. Тетя Нюра была очень смелая и ничего не боялась. Вела себя независимо. Мама рассказывала, что во время войны к ней бригадир приходил в дом и говорил, чтобы она шла на работу. А она отвечала: «Не пойду. У меня сердце больное». И не ходила на работу, не работала в колхозе. Она жила одна и когда умерла, то мама хоронила ее. Я помню, как ее хоронили.

Глава 2

У бабушки Оли был двоюродный брат - Луканин Емельян Григорьевич. В Дубровке он построил дом, в который потом вселилась Курноска.  В одной части дома жила она, а в другой части жил сын Емельяна - Александр. В доме были дети, к которым в гости приходила Тамара Тимакина. Как-то кончился керосин в лампе, и они налили бензин, который вспыхнул. Тамара и мальчик заливали огонь до тех пор, пока Тамару не увезли в больницу в Тырново. После Курноски в первой части дома стала жить ее дочь Зина, а во второй части уже жили Шарутины. Когда Зина продала свою часть москвичам, они очень красиво отстроили дом. Москвичи также предлагали Шарутину продать им его часть дома, но он отказался. Отец Шарутина умер, Сережа погиб в автомобильной катастрофе. У Миши дров не было, и он устроил пожар. Дом сгорел. Очень жаль, такой красивый дом был.

 

Фото. Бывший дом Луканина Емельяна Григорьевича. Дубровка.   

Сколько я помню бабушку Олю, у нее были черные волосы и большие, жгучие, черного цвета глаза. Она была круглолицая. Все дети у нее были красивые. Как мне мама рассказывала, самая красивая из Данькиных, была тетя Клава, которая умерла от туберкулеза. Она даже в гробу не потеряла своей красоты.  

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н.  Клавдия Никитична Лунина (Данькина) в гробу. Дубровка. Приблизительно 1939 год.    
    

У Маруси тоже были черные глаза. А вот у моей мамы и ее сестры Раи глаза были голубые, небесного цвета. Они говорили: « А мы светлые, в Данькиных пошли».

Про своего деда Никиту Ильича Данькина я знаю немного. Мама рассказывала, что в 1923 году у него случился аппендицит. Его оперировали в Касимове, который находился в 60 верстах от Дубровки. Когда его поехали забирать из больницы, то взяли сани. Дорога была ухабистая, неровная, кроме этого река разлилась и затопила большое пространство проезжей части, что невозможно было проехать. Была сильная качка и, видимо, от нее у Никиты воспалился кишечник. Он умер дома, как все считали, от того, что в санях его сильно качало.

Фото документа Данкина Никиты Ильича.

 

У моей бабушки было восемь детей: Наталья (1902), Маруся, Поля, Шура, Клава, Николай, Алексей, Раиса.

Маруся уехала в Орехово-Зуево, работала на ткацкой фабрике, вышла замуж и имела сына и дочь. Поля вышла замуж за Ивана Негодяева и уехала с ним в Свердловск. Они жили в Свердловске и там же умерли. Сейчас там же умер  и их сын – Владимир Иванович, остался только сын Андрей.

Александра на трудовом фронте рыла окопы и валила лес. Рая вышла замуж за капитана или майора, не помню. Его звали Анатолий, и он был очень красивый, служил в Румынии и, они какое-то время там жили, потом приехали в Дубровку, а потом уехали к Поле в Свердловск. Раиса не взяла фамилию мужа, а осталась Данькиной.

Алексей Никитич, уходя на фронт, дал обещание Шуре Самсоновой, что как только он вернется с войны, то женится на ней. А его после окончания войны направили воевать с японцами. Потом на Камчатку. И вот он в отпуск приехал в Дубровку, женился на Шуре, и снова уехал в Петропавловск-Камчатский. Шура позже рассказывала, как она долго добиралась на пароходе к мужу и какого страха натерпелась во время этой поездки, когда из воды появлялись киты и рыбы разные выскакивали. Они попали в шторм, чудом уцелели. С Камчатки они приехали в Дубровку уже с двумя детьми.

Глава 3

Мои предки ездили на заработки в Астрахань и Одессу.

Фотографии из семейного альбома Т.Н. Луниной, сделанные в Астрахани и Одессе.

  

 

 

 

 

                  

Мои родители тоже раньше ездили на заработки в другие города, например, в Махачкалу, Астрахань и так далее. Вместе с отцом бондарничали и мои старшие братья Миша и Алеша.  Однажды мой отец вернулся с заработков и застал свою жену больной. У нее был толи артроз, толи полиартрит, толи ревматизм. Она лежала, стонала, боли адские были, и она не поднималась с постели. Мой отец пошел к  Акиму Сергеевичу. Врач пришел и говорит: « Да. Николай, давай спасать Наташу. Я сейчас ходил к Егору Ванину. Егора мы не спасем. Я сделаю лекарство. Приходи к 2 часам за лекарством». И за лекарством пошла бабушка Оля. Пришла она к 2 часам, а жена его говорит: "Аким Сергеевич спит". А бабушка Оля не уходит и настаивает: « Аким Сергеевич сказал прийти к 2 часам». Жена ушла в комнату. Через некоторое время выходит Аким Сергеевич и ругает жену: « Да ты что? Там человек умирает» и дал бабушке Оле мазь. Бабушка Оля посмотрела на баночку с мазью и спросила: « Так мало»? А он говорит: « У вас много было мази. Что помогло? Нет. А теперь вот этой мазью намажьте все тело, закутайте ее всеми шалями и одеялами, и пусть спит».   И мама моя спала два дня. Потом пришел Аким Сергеевич и сказал: "Руки не мочить в течение года". И мой папа все делал по хозяйству, мыл, стирал, и через год моя мама выздоровела. А у других деревенских женщин, которые болели этой болезнью, ноги и руки скрючились, и они не могли ходить и все время только сидели. Так Аким Сергеевич вылечил мою маму.

Перед тем, как прийти к моей маме, врач посетил Егора Васильевича Ванина. Он был мужем сестры Николая - Александры. Егор был слаб здоровьем, сердечник, умер в 25 лет от порока сердца. Тетю Саню отдали замуж за Егора, может быть, зря. После его смерти она осталась вдовой. 

Ваниных раскулачивали. Василий Федорович Ванин считался зажиточным крестьянином. Ванины были в Дубровке почитаемыми людьми.  Но я ни Егора, ни Василия, уже никого не застала.

(Ванин Василий Федорович, родился в 1877 году, в Рязанской области, в Шиловском районе, в селе Дубровка, колхозник(конюх колхоза). Арестован 25 апреля 1933 года. Приговорен Тройкой при ПП ОГПУ Московской области 7 июня 1933 года по статье 58-10 УК РСФСР к трем годам высылки в Северный край. Реабилитирован Рязоблпрокуратурой по Указу Президиума Верховного Совета СССР (ПВС СССР) от 16.01.1989 г./ Книга памяти Рязанской области).

(По документам Дубровского сельского Совета Шиловского района Рязанской области, в похозяйственных книгах с 1943 по 1945 г.г. основных производственных показателей имеется хозяйство Ванина Василия Федоровича, глава семьи, 1877 года рождения, образование 2 класса.

В состав хозяйства входят: 

Анастасия Феоктистовна, жена, 1875 года рождения, неграмотная

Алексей Васильевич, сын, 1910 года рождения, образование 3 класса, слесарь в Москве, умер.

Евдокия Корнеевна, сноха, 1912 года рождения, образование 3 класса.

Анатолий Алексеевич, внук, 1935 года рождения.  

Федор Павлович Ванин (1836-1889), сын Павла Федоровича /ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 86, опись 281, дело 5.

После войны Александра Алексеевна работала в госсортучастке и проживала вместе со своей свекровью, Анастасией Феоктистовной, которая умерла 7 февраля 1948 года /ГАРО.Ф-Р-4963.Опись1, дело 6). 

(Предположительно, Анастасия Феоктистовна была дочерью Марфы Архиповны и Феоктиста Антоновича Шацкого из Полтавки, умершего в 1916 году в возрасте 70 лет. Брат Анастасии, Василий Феоктистович Шацков, жил на Полтавке, а ее сестра, Пелагея Феоктистовна Погорелкина, жила в Наследничьем).

Мою тетю, Александру Алексеевну (1904), сестру моего папы, мы  звали «крестной». Она была крестной у моей сестры, а мы ее все звали крестной, и она откликалась.  Она жила в большом каменном доме.  В Дубровке ее звали - тетя Саня Ванина, а еще ее звали колдуньей. Свекровь нашей тети мы звали бабушкой Настей. Святая женщина была. Я ее каждый раз поминаю, пишу записки о ней в церкви. Она всему селу помогала. Она была знахарка. Она заговаривала на руках экзему, тиф. Меня тетя Настя вылечила. Она меня называла так: «Живенький мой ручеечек пришел». Я бежала из школы, мне было 7 лет,  и не добегала до своего дома, и тетя Настя мне руки отогревала между своих ног. « Живенький мой ручеечек, ну, как ты замерзла». Она была очень добрая. Один раз я к ней прихожу, а она мне говорит: « Томочка, что у тебя с лицом»? А у меня на лице куринки появились. И я к ней приходила вечером на закате солнца и утром рано, когда солнце встает. И она заговорила эти куринки,  и с меня все - все слезло. Ничего не осталось.

Она помогала всем. Корова  заболеет, она идет, отходит.  Председатель колхоза Загребелин пришел,  упал к ней в ноги и говорит: « Баба Настя, я коммунист.  Если у меня погибнет стадо коров, меня либо расстреляют, либо посадят в тюрьму. Коровы подыхают от сибирской язвы. Помоги. Я слышал, что ты помогаешь многим. Я отблагодарю тебя, чем хочешь».  Это было при мне. Это был великий мор коров.  Толи в конце войны, толи в первые годы после войны на коров напала эта болезнь. Я хорошо это помню. Баба Настя шла ночью в стадо, ходила вокруг этого стада и читала. Что? Молитву или какой заговор она знала?  Она помогла коровам. Заговор был сильнейший. У Колдаихи тоже сила заговора была очень сильной. Но ни Колдаиха, ни баба Настя никому вреда не делали. Раньше председателей назначал райком партии. Назначал коммунистов, куда пошлют, туда и едешь. Вот в 50-60 годы прислали к нам председателем главного ветеринарного врача Шилова. И Загребелин, это тоже был, назначенный председателем колхоза, коммунист. Коммунистов рассылали по колхозам, чтобы они поднимали сельское хозяйство. Им давали партийное задание: « Подними колхоз».  А Загребелин пришел с войны раненый, и его назначили к нам в колхоз председателем, потому что здесь не осталось никого из мужчин. Фамилия Загребелин почему-то мне запомнилась. Она у нас дома часто повторялась. Мама с ним работала. Был такой мужичок.  Бабу Настю он отблагодарил, привез ей дров зимой за то, что она вылечила все стадо. Оказывается, есть заговоры от сибирской язвы.

(Загребелин Степан Давыдович. Дата рождения военнослужащего -  1915 год. Время поступления на службу: 06.1942. Место призыва: Шиловский РВК, Рязанская обл., Шиловский район. Воинское звание на момент награждения:гв.ст.лейтенант. Место службы:289 гв. сп 97 гв.сд 1 УкрФ. Награды: Медаль: «За освобождение Праги», Медаль: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», Орден Красной Звезды, Орден Отечественной войны II степени, Орден Отечественной войны I степени, Орден Красной Звезды. Дата совершения подвига:14.04.1944).

Фото документа " Описание подвига"/https://pamyat-naroda.su/awards  

 

История участника ВОВ: Загребелин Степан Давыдович|Давидович.

Родился 28.03.1915 года в селе Безбородки Полтавской области. Переехал в Рязанскую область в детстве. В 1941 году пошел

воевать, прошел до Чехословакии. Во время войны получил звание офицера. Закончил войну капитаном. По окончании войны вернулся в р/п Шилово Рязанской области. Работал председателем колхоза/https://1418museum.ru/heroes/30774243.

Фото. Загребелин Степан Давыдович.   

Загребелин Степан Давыдович (1915-2003), житель: Рязанская обл., Шил. р-н., пгт. Шилово, ул. Мичуринская д.13 /https://rosgenea.ru/familiya/zagrebelin).

Глава 4

Я родилась 14 декабря 1937 года. В Дубровке мы жили в доме папы на  Новом Селе. Сейчас это улица Голицына 78. Наш дом называли « домом Мельяновых». В детстве я не понимала этого и обижалась, когда меня окликали: « Тома Мельянова, постой». Я не останавливалась, не оборачивалась, и откликалась только, когда меня называли Лунина. По архивным данным, мой дед Алексей Николаевич Лунин, был сыном Николая Емельяновича и внуком Емельяна Григорьевича. Вероятно, Емельян Григорьевич Лунин и его жена Мария Григорьевна Каткова вместе с детьми проживала в доме, который стоял на этом месте. А может и в этом же доме, так как дедушкин дом, в котором мы жили, был деревянный и очень ветхий. В деревне часто Емельянов звали Мельянами. На Старом селе в четвертом доме от реки проживала бабушка Поля Пылаева. Она была сестрой моего дедушки Алексея. Мама иногда водила меня к ней в гости. А сестры моего папы постоянно навещали ее. 

Мама рассказывала, что дедушку нашего, Алексея Николаевича Лунина, тоже в 30-е годы раскулачивали. Дед любил очень лошадей. И он в праздник любовался, когда лошади едут, перебирая ногами, на показе. У него было 3 лошади. Видимо, их отобрали.

(Именной список коневладельцев, имеющих две и более работоспособных лошадей в Дубровской волости в 1919 году.

1.Егоркин Григорий Васильевич - 3 лошади, число едоков - 10, имущественное положение - средняк.

2.Луканин Емельян Григорьевич - 2 лошади, число едоков - 9, имущественное положение - средняк.

3.Самсонов Михаил Степанович  - 2 лошади, число едоков - 5, имущественное положение - средняк.

4.Малухин Михаил Павлович - 2 лошади, число едоков - 5, имущественное положение - средняк.

5.Сметанин Василий Павлович - 3 лошади, число едоков - 8, имущественное положение - средняк.

6.Корнешов Василий Никитович - 2 лошади, число едоков - 6, имущественное положение - средняк.

7.Пылаев Кузьма Леонтьевич - 3 лошади, число едоков - 12, имущественное положение - средняк.

8.Пылаев Дмитрий Никифорович - 3 лошади, число едоков - 9, имущественное положение - средняк.

9.Корнешов Леонтий Дмитриевич - 2 лошади, число едоков - 6, имущественное положение - средняк.

10.Пылаев Яков Никифорович - 2 лошади, число едоков - 5, имущественное положение - бедняк.

11.Слепов Яков Сидорович - 2 лошади, число едоков - 12, имущественное положение - средняк.

12.Гуров Иван Степанович - 3 лошади, число едоков - 6, имущественное положение - средняк.

13.Кондрашов Кузьма Исаевич - 3 лошади, число едоков - 9, имущественное положение - бедняк.

14.Ульянкин Григорий Данилович?- 2 лошади.

15.Лунин Алексей Николаевич - 3 лошади, число едоков - 12, имущественное положение - средняк.

16.Ломтев Даниил Александрович - 3 лошади, число едоков - 10, имущественное положение - средняк.

17.Луканин Василий Гаврилович - 2 лошади, число едоков - 15, имущественное положение - средняк.

18.Покалин Сергей Егорович - 2 лошади.

19.Пылаев Алексей Максимович - 6 лошади, число едоков - 5, имущественное положение - средняк.

20.Герасев Иван Матвеевич - 2 лошади.

21.Герасев Петр Иванович  - 2 лошади, число едоков - 4, имущественное положение - средняк/ ГАРО. Фонд Р-2689-1-3)

А что там еще  раскулачивать? После раскулачивания у них ничего не осталось. Один тулуп, на котором они спали и в который одевались. А семья была -  тринадцать человек. Еще бабушка жила с ними, мать Алексея Николаевича. Мама как-то ее называла на М.  Матрена или Марфа, не знаю. И что она из Починок. Мама говорила о ней, что она вот тут сидела, вот тут спала. Когда мой отец женился, дом огородили  перегородкой. У отца было два окна, у бабушки три окна было. Другие дети Алексея Николаевича уже разъехались. Перед раскулачиванием моя мама успела закопать возле дома толи золотые, толи серебряные ложки. Но потом их не нашла. Я думаю, что наши соседи Ситниковы видели, где и как мама закапывала.

Мамин же дом, где жил дед Никита Данькин, находился в Степакине. Недалеко от него был дом сестер Мишиных. Мама старалась избегать общения с Натальей Мишиной, так как у нее был характер самодурки, она всем вредила, и ее все боялись. Она всеми командовала, что хотела, делала, и на все вопросы отвечала: « Для вас я Советская власть». За ее плохой характер в селе ее никто не уважал. Бабушка Оля общалась с Натальей Мишиной, так как приходилась? ей троюродной сестрой. Но точно я этого не знаю.

Точнее Мишина говорила так: " Я вам и мать. Я вам и Советская власть".  Про Мишину сочиняли анекдоты. Например, рассказывали: " Приехал человек из района и спрашивает:" Где тут у вас председатель сельсовета"?. А его переспрашивают:" А, Телка что-ли?" и показывают ему на ее дом. Он приходит к Наталье Андреевне и говорит: "Это Вы товарищ Телка"? А Мишина отвечает: "Нет. Это мое прозвище. Меня так в народе зовут". Мишину и Курноску народ не считал за людей. Уж слишком много зла они сделали. У моего папы сдохла колхозная лошадь, а кто-то сказал, что он ее бил. То есть наврали, а ничего сказать было нельзя, и он не мог ничего доказать. За это его сослали с женой и двумя детьми в Задубровье в качестве трудовой повинности. Там папа работал на крахмальном заводе. Позже брат мне рассказывал о том, что там их родители кормили вкусным белым киселем, то есть молоко заваривали с крахмалом. До войны в Дубровке такого крахмала не видели. 

(По архивным данным невозможно сказать, что Наталья Мишина была троюродной сестрой Ольги Алексеевны. Мишины и Луканины жили в Степакине и были соседями. Василий Нестерович Луканин, муж Ксении Тимофеевны, был крестным Андрея Ивановича Мишина, отца Наталии. Иван и Матвей, дети Тимофея Андреевича Мишина, -  поручители на свадьбе Луканиных и восприемники их детей. Ксения Тимофеевна - восприемница дочери Матвея Тимофеевича Мишина, Марии, которая потом вышла замуж за Андрея Никифоровича Панина из Акулова.

  Но несмотря на очень близкие отношения между семьей Луканиных и семьей Мишина,  Ксения Тимофеевна Луканина, бабушка Ольги Алексеевны, возможно, не являлась дочерью Тимофея Андреевича. Предположительно, Ксения Тимофеевна родилась не в Дубровках, так как запись о ее рождении в дубровских метрических книгах отсутствует, а в записи о бракосочетании написано, что ее отец -  Тимофей Васильевич. 

  У Тимофея Андреевича Мишина была дочь Анна (1821). Может, Ксению Тимофеевну крестили с именем Анна?).

Примечание:

1. Лунин Григорий Владимирович (1804), сын Владимира Васильевича, крестьянина господина Карпова.

   
   

2. Лунин Емельян Григорьевич (1830), сын Григория Владимировича

   
   

3. Лунин Николай Емельянович (1854) , сын Емельяна Григорьевича, запасный унтер-офицер лейб-гвардии, билетный фейерверкер

   
   

4. ишин Андрей Иванович (1870), сын Ивана Тимофеевича / ГАРО, Фонд 627, опись 245, дела 71, 206, 309 и опись 281, дело 5

   
   

Глава 5

У моей бабушки Кати, хоть она была из Мелихова, была родня в Дубровке – Александра Николаевна Якушева со Старого села. Кем ей приходилась тетя Саша – я не знаю, но они как-то роднились. Толи нам Якушевы были родней по дедушкиной линии, кто-то из Якушевых рядом похоронен с нами, с дядей Лешей Данькиным. Толи Александра Николаевна была сестрой моего дедушки, Алексея Николаевича Лунина. Ну, это я не знаю, могу только додумывать. 

(По метрическим данным: 

Николай Емельянов Лунин (1854)  и  Матрена Иванова (1852), дочь Ивана Никитина из села Занины Починки вступили в брак в октябре 1872 года.  Поручители: из Дубровок Иван Емельянов Лунин, из Акулова Сергей Фатюшкин, по невесте из Дубровок Матвей Тимофеев Тимакин и из Акулова Михаил Макаров Лунин/ ГАРО, Фонд 627, опись 245, дело 319).

                                                                 

(Наталья Николаевна Ломтева, предположительно, дочь Николая Емельяновича Лунина из Дубровок).

У моего отца, Николая Алексеевича Лунина, был брат Петр, который погиб на войне, и сестры: Клавдия, Мария, Прасковья, Александра, Анна.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Петр Алексеевич Лунин. Ярославль. Фотография М.П. Цыпина. Улица Срубная 18.

 

Тетя Маруся  вышла замуж за местного Лунина, они уехали в Алатырь Чувашской АССР. Ее муж воевал, попал в плен, но вернулся домой живым. Анна вышла замуж за Луканина Емельяна Андреевича (1898). Мария  и тетя Анюта умерли в Алатыре. Сохранилось письмо Михаила Николаевича Лунина, моего брата, которое он написал из Владимира в 1942 году нам в Алатырь на Заводскую улицу 235, где мы жили. В письме он передает привет тете Маше и тете Анне.

Фото. Письмо Миши Лунина. 

 

 

Тетя Паня вышла замуж за Алексея Григорьевича Кучаева, они жили в селе Ижевском и там умерли.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Прасковья Алексеевна Кучаева (Лунина)    

А Клавдия вышла замуж за Лунина Петра Акимовича, который жил на Старом селе в Дубровке. Она Лунина и он Лунин. Но они не были родственниками. Однофамильцы.

А еще у бабушки Кати был сын Иван.

( 24.09.1919. Список служащих и рабочих при заготовке дров Рязанского Губисполкома по 3 участку, родившихся в 1901 году.

Ванин Егор Васильевич - возчик.

Лунин Иван Алексеевич - возчик.

Маскин Прокопий Матвеевич - возчик.

Урляпов Владимир Емельянович-возчик.

Дадонкин Владимир Никитич-пильщик/ ГАРО. Фонд 26-89-1-7).

Потом Иван где-то "большим человеком"  стал, начальником на каком-то предприятии во время войны, и его толи отравили, одним словом, он погиб. Бабушка моя получала деньги за сына Петра, за Ивана и Николая. Моя мама тоже должна была получать за своего сына Мишу. У Миши был аттестат лейтенанта, и в Алатыре мы на этот аттестат получали питание. Когда мы вернулись в Дубровку, мама эти документы отнесла в Шиловский военкомат. В 1960 году мы от одной женщины узнали, что мама должна была получать за сына 450 рублей. Моя мама с папой, Луниным Николаем Алексеевичем, еще до войны уехали в Алатырь, где папа работал бондарем. Потом моих родителей отправляли куда-то товарным поездом, а во время войны уже снова в Алатырь. Из Алатыря  папу забрали в трудовой лагерь, где условия были хуже, чем на фронте. У него была язва желудка, и он там умер. Отца сняли с поезда и положили в больницу с диагнозом " прободная язва". Ему сделали операцию, а там есть было нечего, и он умер от голода. В госпитале нам документов никаких не дали, чтобы мы не просили пенсию. Мама с нами вернулась в Дубровку в 1943 году. 

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Лунин Николай  Алексеевич с детьми (последняя фотография).     

 

      

Моя мама осталась жить со своей свекровью Екатериной Михайловной. Когда они обе остались одни, свекровь спросила мою маму: « Наташа, ты меня не бросишь?». « Нет, живите, мамаша, со мной вместе». Так моя бабушка осталась с моей мамой и не пошла жить к своей дочери Александре, которая тоже жила в Дубровке. Екатерина Михайловна была из купеческой семьи и проживала в Мелихове, пока мой дед Алексей не привез ее в Дубровку. В Мелихове ее отец имел лавку. Екатерина была грамотная, окончила 4 класса и даже помогала мне решать задачи в 6-7 классе. Позже мне бабушка рассказывала, что она со своей дочерью Александрой в доме принимала попов после службы, дружила с ними.

Дом был поделен на две части. В одной части жила наша семья, а в другой моя бабушка. Между ними была дверь, которая всегда была открыта. Помню, бабушка говорит мне: « Тома, помой полы. После того, как Александра помыла полы, они посинели ». Ох, уж намучились мы с этими деревянными полами. От воды они синели. И мы их натирали песком, чтобы они были желтыми. Перед этим заготавливали веники: в поле набирали траву, сушили ее. Когда цветы и листья облетали и оставались одни лишь жесткие прутья, мы их связывали и ими вместе с песком натирали полы.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Шилово. Дом Петра Акимовича Лунина и Клавдии Алексеевны. Слева сидит Екатерина Михайловна Лунина. Петр Акимович не воевал и был освобожден по здоровью. Бабушка Катя умерла в июле 1960 года в возрасте 86 лет.   

    

У бабушки Кати была еще дочь Александра.  Ее звали колдуньей, потому что она жила одиноко, все у нее спорилось в руках. И она иногда придурялась, что умеет гадать. Я ее иногда просила: "Тетя, погадай мне». Она хорошо разбиралась в картах. Она мне наговорит, наговорит, наговорит, а потом скажет: "Том, ну я тебе все рассказала. Ходишь ты по высокой горе, свищешь, глаза пучишь, и ни хера не получишь».  Эту присказку я до сих пор помню. Люди к ней шли с горем. Горе у каждой семьи было. Плач и рев.  Каждый день убивали, похоронки шли. А она им гадала, что, мол, жив ваш сын. Вот так.  Не все к ней ходили, только лишь совсем уже отчаявшиеся или совсем темные люди. Раньше телевизора не было. Куда ночи темные девать? Вот лампу керосиновую зажгут и в карты играют, коротали вечера. Моя крестная была просто отзывчивым человеком. А про нее в деревне говорили, что она, якобы,  могла превращаться в поросенка. Брехня все это.  Это зависть говорит. Я свидетель, и какое тут превращение было? Тетя Саня не была колдуньей. Она была светлее тех людей, которые рядом с ней жили и  звали ее колдуньей. А я тоже говорила, что те,  кто меня обидит, моя крестная придет и заколдует вас. Я пользовалась этим. И люди ее боялись. А тетя Саня была просто очень ловкая женщина, она поедет в лес, она была трудяга,  у нее в огороде все росло, в доме чистота. А другие не выращивали ничего, поэтому голодовали. Она труженица была. Она никогда не голодовала. У нее все на столе было свое, выращенное. А все говорили: « Этой Саньке черти помогают» и звали ее колдуньей. Придумывали все на нее. У страха глаза велики. Ну, убежал у кого-то ночью поросенок, но это не значит, что она превратилась в поросенка. Ей все передала баба Настя. У бабы Насти была добрая энергия. Тетя Саня была очень начитанная, хоть образование у нее было два класса. Много слишком знала, поэтому ее звали колдуньей. Я после школы заходила домой, бросала там книги и бежала к тете Сане Ваниной. Мама на ферме, а у бабушки Сани было более или менее свободное время. Она меня и накормит, мы с ней поговорим и почитаем книги, мы все делали с ней. И потом я заболела. У нас на селе был врач Вальков. У него такой баул был. И в этом бауле у него лекарства и инструменты были, и мы все говорили: « Баул, как у Валькова». Малярка приходила весной. И я болела, наверно, года два. У нас все, и Слава переболел, и Леша, по-моему, переболел, мы ее привезли откуда-то. В это время я жила у тети Сани. Я теряла сознание.  У тети в доме, в углу, стоял огромный фикус, как и у всех было раньше. В бреду мне казалось, что  в этом фикусе стояла девчонка, смеялась, выглядывала, хихикала и меня звала. Я бегала за ней. Тетя Саня прибежала к маме, хорошо помню, был май месяц. "Наташа, Томе плохо, она бредит". Мне,  действительно, было плохо, мутило сознание. И при этом я ходила в школу сдавать экзамены. Каждый год, начиная с 4 класса, мы сдавали математику, изложение и еще что-то. Один день я сдаю экзамены, второй день лежу влежку.  Я отлежалась, а  на второй день опять иду сдавать экзамены. Я еле-еле переползла в 5 класс. Зачем меня мучили? Тройки бы поставили и все. Потом мама меня от крестной забрала,  и я уже лежала в своей половинке избы, в своей половине кровати. И чем меня только не поили, и я однажды проснулась и говорю: "Мама, принеси мне капусты из погреба". Погреб у нас был соломой крыт прямо около дома. "Кислой капусты принеси". И она мне принесла квашеной капусты, желтой, с морковью.  "Мама, посыпь песочком".  И я съела чашку и говорю: "Мама, сделай еще". Она мне еще сделала. Я наелась этой капусты  и уснула. Когда я проснулась, то мне было очень хорошо. Не болит голова, ничего не болит. И я говорю: "Мама, мне так хорошо".  А мама мне говорит: "Ой, Тома, да ты же ничего не ела".  "Мама, я капусту ела". А вот крестная меня не могла вылечить. Малярку никто не мог вылечить. Это серьезно. Как нас малярка трепала. Нас трясет, нам холодно. Мы на солнышко выйдем, а мать прибежит и кричит: « Нельзя на солнышко». Ну, люди ведь умирали от малярки.

У тети Сани очень хорошая дочь была, Вера. Она меня в школе учила немецкому языку до 7 класса. Ее муж, Петр Павлович Корнешов, работал фельдшером, делал уколы. Я помню Веру Егоровну на выпускном вечере в 1950  году, а потом они уехали в Сталинград. Там он работал фельдшером при воинской части.      

 

Глава 6

Моего брата, Алексея Николаевича Лунина, призвали на фронт, где он был шофером. Всю Германию на машине проехал. А когда война закончилась, его оставили служить в армии, так как он не служил в армии перед войной.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Алексей Николаевич Лунин.        

Вернулся Алексей в Дубровку уже в 1947 году и сразу уехал работать в Москву. В Москве с 1948 года работал шофером. Когда строили Лужники, он возил на машине землю из котлована. Ему дали комнату. Сейчас там находится станция метро «Юго-Западная». Так вот он жил от этого места в 10 метрах. Потом ему дали трехкомнатную квартиру на Хорошевском шоссе.  Когда он заболел, у него отняли почку. Умер от рака легких в 2001 году в возрасте 75 лет.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Нижний ряд: Слева сидит Алексей Николаевич Лунин, на коленях у него его сын Миша. Рядом с ними Олег Данкин. Рядом с Олегом - Вячеслав Николаевич Лунин держит на коленях своего племянника Сергея. Ольга смотрит на них. Второй ряд: В центре в черном платке - Александра Павловна Данкина (Самсонова), слева от нее в черном платке - Наталья Никитична Лунина (Данькина), справа от нее в черном платке - Тамара Николаевна Лунина, улыбается Раиса Никитична Данкина. Тетя Дуся Лунина, жена Алексея Николаевича. Она из Спасского района Рязанской области. Антонина - жена Вячеслава Николаевича Лунина, в Дубровках работала учительницей. 

День похорон Данкина Алексея Никитича.  

    

После Алексея из Дубровки уехала моя старшая сестра Валя в Свердловск. Это было летом 1948 года.

Когда мне исполнилось 17 лет, я тоже уехала из Дубровки. Что было делать в деревне, радио нет, света нет, работа за палочки. 7 классов окончила в Дубровской школе, потом переехала в Шилово, где жила моя тетя по отцу – Клавдия Алексеевна.  У Клавдии было прозвище Королиха, потому что ее мужа Петра Акимовича звали Король. И все говорили про них: « Короли на Старом селе живут».  Петр Акимович про себя говорил: «Я живу, как король».  Так его и прозвали. Клавдия в Шилове работала в торговле, мясником, а ее муж – учитель физкультуры в школе. Он был проворотливый мужичек, работал, занимался фотографией, фотографировал всех. И когда я уже жила у них, я, как прицеп, за ним ходила. Он очень выпивал, был любитель выпивать. Напьется, а тут похороны. А раньше были любители фотографировать мертвецов. А я их боялась до смерти. Однажды Петр Акимович сильно напился, а тут парень застрелился, молодой, красивый. Я пошла на похороны с Петром Акимовичем и несла его  фотоаппарат и треножник. Он меня уговорил пойти с ним. Потом заставлял меня проявлять и глянец делать, на стекло лепили все. И все это мне приходилось делать. Он ложился спать, а я ему все это делала, наклеивала фотографии с этими мертвецами. После этого он мне давал рубль,  и я шла в кино, платила за сеанс 10 копеек, и так несколько раз. «Свадьбу с приданым» смотрела, наверно, раз пять.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Петр Акимович Лунин и сестра его жены, Прасковья Алексеевна Кучаева (Лунина).   

Три года я училась в Шилове и, окончив десять классов, уехала в Москву к брату. У брата я жила недолго и вскоре от него перебралась в общежитие.  В Москве  я случайно встретилась с Шурой Лукашиным, и он воскликнул: « О, землячка!». Шура стал ухаживать за мной и пригласил меня к себе в гости. В то время он снимал дом на окраине Москвы. Александр был очень красив, но в его красоте была какая-то дикость, и интуитивно я почувствовала, что он стоит на "скользкой" дороге.  Я не ответила на его ухаживания. Потом я узнала,  что он что-то натворил, попал в тюрьму,  и его там зарезали. Он мне никогда не нравился, и хоть и был красивый, но хулиган. А вот его брат Володя был еще красивее.

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н. Лунина Тамара Николаевна.        

Глава 7

В деревне за мной ухаживал Миша Парфенов. Он жил со своей матерью, Прасковьей Ивановной,  с братьями и сестрами на конце села, и их фамилия звучала то Парфенов, то Панферов.  Не знаю, как правильно. По-моему, их прозвище было "Сычи". В Дубровке говорили, что они делали кирпичи, так как пятки на ногах у них были в глубоких трещинах. Миша приходил к нам и садился на крыльцо. Сидит, сидит, мама его спрашивает: « Что сидишь? Иди за стол». Мама старалась всегда всех накормить. Миша  отвечал: «Не пойду я есть» и продолжал сидеть на крыльце. Я так думала, что у них дома стула нет,  и вот, он сидит на нашем крыльце вместо стула. Парфеновы жили очень бедно. Мне запомнился такой случай. Старший брат Миши, Иван, вернулся с войны,  женился на украинке и остался жить на Украине.  И вот, когда его мать умерла, ему дали телеграмму. Он приехал, похоронил мать, а обратно на Украину уехать не может, нет денег. И он пришел к нам и попросил моего  брата  Алексея  отправить письмо из Москвы, адресованное его жене на  Украине. В письме он писал, что у него нет денег  на дорогу,  и даже конверт он не может купить, чтобы отослать письмо из Дубровки.  Сестра Миши, Раиса, умерла в Инякине. Были у Прасковьи Ивановны и другие дети.

(Парфенов Петр Михайлович, 1917, Рязанская обл., Шиловский р-н, с. Дубровка. Пропал без вести 07.1941. Жена Парфенова Евдокия Гавриловна, Каменка./ https://pamyat-naroda.ru

Парфенов Петр Михайлович, 1917, мл. лейтенант, Рязанская обл., Шиловский р-н, с. Дубровка , Место службы: 106 сд. 

Пропал без вести 17.05.1942, Украинская ССР, Сталинская обл., Александровский р-н, с. Громовая Балка/ https://pamyat-naroda.ru

Парфенов Петр Михайлович, 1917, Рязанская обл., Шиловский р-н, с. Дубровка , Место службы: 534 сп, 156 сд. Старший сержант, старшина роты, осужден 2 марта 1943 года на 10 лет ИТЛ. Жена Парфенова Е.Г. / https://pamyat-naroda.ru)

Лукашины нам не были родственниками. Вокруг нас только вились Ульянкины, Якушевы, не знаю, кем они нам приходились. Мама говорила, что Иван Иванович Ульянкин нам приходится родственником. Он жил в кирпичном доме через дорогу четвертый дом от меня (сейчас это улица Голицына). Дядя Ваня и тетя Настя всегда помогали нам. У нас была корова, нужно было сено для нее косить, и нам стало трудно держать корову. Мама отвела ее к Ивану Ивановичу, так как он свою корову сдал на мясо. Наша корова была лучше. Дядя Ваня говорил, что у нашей Милки молоко, как сливки. Милка стояла у них во дворе, а тетя Настя доила ее. Надои молока делили поровну. С семьей Ульянкиных мы жили дружно, ни разу не поругались. И сейчас туда приезжают их внуки.

Григорий Григорьевич Ульянкин после смерти жены сделал себе гроб и уехал с ним в Касимов. Многие сельчане заранее делали себе гробы и хранили их на чердаках.

Иван Иванович Ульянкин и Григорий Григорьевич Ульянкин жили в разных домах. Иван Иванович жил на конце, где я живу, к реке, по левой стороне, третий дом от края. Сначала будет каменный дом, потом деревянный и третий дом, где Иван Иванович жил.Они всегда там жили с краю.

А Ульянкин Григорий Григорьевич жил в каменном доме, недалеко от переулка, это как к Олегу Данькину ехать. Марьина деревня.Переулок, где Олег живет, мы так и называли всегда « Марьина деревня». Как выходишь из переулка, наверно, третий дом, напротив бывшего магазина.

Я знала сына Григория Григорьевича, Гену. Мы учились вместе, и как-то дружили с их семьей. С Геной мы ходили на танцы в клуб вместе с другими мальчишками и девчонками, женихались, он вроде увлекался мной, ухаживал. Мы все были красивыми и молодыми. Но все это несерьезно было. Когда мы еще учились в 8-10 классах, мы приезжали на лето в Дубровку и общались, а потом разъехались кто куда. Как только 10 классов я окончила, я его и никого из его сестер и братьев больше не видела. После того, как Григорий Григорьевич уехал, их дом стоял пустой.

Я не знала, что мы с Геной родственники. Мама нам ничего не говорила, кто кому родственник. Мать Гены, Прасковья Емельяновна. Отец Прасковьи, Емельян Григорьевич, по-моему, служил у Голицыных. Мы с мамой ходили к тете Паране, навещали ее, так как она часто болела и умерла, по-моему, рано.

Пакалины нам тоже не были родственниками. Там своя семья. У них полсела родня. Если идти от реки к селу, то  от меня через три  дома, четвертый большой дом Покалиных, который разделен на все части, не знаю, на сколько человек. Там сейчас никто не живет, как в песне поется: « Никто не живет, только один соловей громко песни поет». Приезжает Володин сын, всех братьев и сестер Пакалиных, племянник. Он один только приезжает, а доли в этом доме имеют очень многие, и никто не уступает друг другу. Все рушится, а Дима один приезжает из Москвы. 

Рядом  со мной живет Петя Маскин, мы соседи. А отец Николай его, не знаю, какое отношение он к Маскиным имеет. А еще у нас есть Маскины, которые живут в центре села. Мама мне говорила, кто из Маскиных служил у Голицыных. Как идти на кладбище, с правой стороны от дороги на Поповке, на горе, был большой каменный дом. Вот тот, кто там жил, он служил у Голицыных. 

В старом доме на стене висели у нас фотографии. Фотография бабушки Оли с дочерью. Когда дом ломали, мы все фотографии переносили в некий закуток во дворе, а потом все там обрушилось, и мы там все так и оставили. Нет, фотография моей мамы стоит в шкафчике,  за стеклом, у меня в  доме,  в Дубровке. Я приезжаю, говорю: « Мама я приехала, здравствуй», «мама, я уезжаю, но я приеду», разговор одинокого человека,  так как будто бы она там по-прежнему живет. Она всегда говорила: « Вот, я умру, меня не будет, что будет»?

Фото из семейного альбома Т.Н. Луниной. Лунина Наталья Никитична.   

Когда мама была уже в возрасте, она летом жила в Дубровке, а на зиму я забирала ее к себе в Москву. Мама много рассказывала мне о своей прошлой жизни в Дубровке, но тогда это было неинтересно слушать, тем более спрашивать, поэтому ничего не запомнилось. Вот и сейчас я собираюсь ехать в Дубровку. В Москве я сажусь на электричку до Рязани. Потом сажусь на маршрутку до Шилова. А из Шилова нанимаю такси до Дубровки. Или сажусь на челябинский поезд в Москве и еду до Шилова часов пять.   

Фото из семейного альбома Тимакиной В.П. Дубровское кладбище.  Лунина Наталья Никитична, Тимакина Валентина Петровна, ее дочка Наталья Мишина, Тимакина Раиса Емельяновна на могиле Тимакиной Анны Дмитриевны. 1962 год.   

Фото из семейного альбома Луниной Т.Н.  Лунина Тамара Николаевна. 1972 год.