По наблюдению Орлова, северная широта этого урочища оказалась 52°57. Река Нейдаль имеет вообще восточное направление и, по словам жителей, берёт начало из того же большого хребта, из которого вытекают реки Уда, Тугур, Амгунь и Бурея. Этот хребет называют Хинга, что значит каменный, сплошной (становой). На вопрос Орлова, не знают ли они, какие горы идут к западу и северу от вершины реки Уды, они отвечали ему, что с запада к верховьям этой реки подходят те же горы Хинга, из которых выходят упомянутые реки, но что они отличаются от последних только тем, что там во многих местах встречаются большие округлые вершины {Нейдальцы чертили на снегу горы, изображая их протягивающимися с запада к верховьям реки Уды, и затем поворачивали их на юг. На месте же расположенных западнее верховьев реки Уды они рисовали круги в виде яблока. Вероятно, от этого и произошло прилагательное "Яблоновый" Хинганский становой хребет, как и означалось на картах⁹².}. К северу же от верховьев реки Уды, говорили они, идут совершенно другие горы. Между реками Удой и Тугуром есть несколько урочищ, близ которых собираются живущие здесь поселяне и где сложены такие же груды камней. Подобные же груды и для той же цели, по словам их, есть и за горами Хинга к западу. На вопрос Орлова, не знают ли они в этих местах каких-либо иных каменных столбов, которые осматривают маньчжуры или китайцы, они отвечали, что никаких подобных столбов здесь нет и никогда не бывало; маньчжуров же и китайцев они никогда и не видали в этих местах и не слыхали даже, чтобы они когда-либо сюда приезжали.

Отсюда по указанию нейдальцев Орлов перевалил на небольшое (около 30 вёрст в окружности) озеро и селение Ахту, в которое с западной стороны впадает река того же имени; река эта берет свое начало из хребта Хинга. Озеро Ахту лежит на расстоянии около 50 вёрст к юго-западу от озера Нейдаль. Это пространство большей частью низменное и болотистое. Озеро посредством небольшой протоки, вытекающей из него в южном направлении, после 20 вёрст течения соединяется с рекой Амгунью. С вершины реки Ахту нейдальцы переваливают через хребет Хингг на притоки Буреи.

Из селения Ахту по указанной выше протоке, следующей по низменности, Орлов достиг реки Амгуни и, проехав вниз по ней около 30 вёрст, прибыл в нейдальское селение Керби {Теперь поселок имени Полины Осипенко. (Прим. ред.)}, к которому подходит (на расстоянии около 40 вёрст к югу) река Биджи. От селения Керби Орлов ехал рекой Биджи по холмистой поверхности и, проследовав вниз по этой реке около 25 вёрст, достиг селения Ухтре, расположенного при впадении этой реки в озеро Удыль. Общее направление пути от селения Ахту до реки Амгуни было юго-юго-восточное, по реке Амгуни восточно-северо-восточное, до реки Биджи на юг, а по этой реке до селения Ухтре на восток-северо-восток⁹³.

Жители Ахту, Керби и Ухтре относительно Хинганского хребта подтвердили те же самые сведения, какие Орлов уже получил от нейдальцев на озере Нейдаль, и, сверх того, рассказывали: 1) что с притока реки Амгуни — речки Малой Амгуни, они перевалили через Хинганский хребет на левый приток реки Буреи — речку Бурейку, выходящую из этого хребта южнее истоков речек Немилен и Кучуан и рек Тугура и Нейдаль; 2) что с вершины реки Амгуни, подходящей близко к вершине реки Горин, они переваливают через; тот же хребет прямо на реку Бурею; 3) что между реками Амгунью и Горин лежит большое озеро Самагир {Теперь озеро Эворон. (Прим. ред.).}, берега которого довольно густо населены народом, называющимся самагирами⁹⁴; 4) что многие нейдальцы перекочевали с озера Ахту и реки Биджи на реку Амур, в селение Кизи и в окрестные селения, а также в залив Нангмар; 5) что маньчжуры не ездят в этот край далее селения Ухты, лежащего на берегу Амура, при устье протоки, соединяющей с этой рекой озеро Удыль и протоку или речку Уй; 6) что с южной стороны в озеро Удыль впадает речка Пильда, которая посредством протоки имеет сообщение с Амуром и при устье которой лежит большое селение Пуль, и, наконец, 7) что селение Пуль и Ухта большие и что в них, а равно и в находящемся между ними на реке Амуре таком же селении Калью, обыкновенно останавливаются для торга маньчжуры⁹⁵.

Вследствие этого последнего сведения Орлов поехал из селения Ухтре в селения Пуль, Калью и Ухта. В этих селениях он встретил 17 человек маньчжурских купцов; из них некоторые говорили по гилякски. Маньчжуры принимали Орлова радушно и выражали готовность вступить с нами в торговые сношения, называя при этом товары, которые они желали бы от нас получить, и обещали приехать в Петровское и Николаевское. В дружеской беседе маньчжуры изъявили Орлову сожаление, что некоторые из них подстрекают гиляков делать нам зло и распускают ложные слухи, для нас злонамеренные. Русским, говорили они, следовало бы за это хорошенько наказать таких. Наконец, они объяснили, что действительно горный хребет, из которого берут начало реки Амгунь и Горин, а равно и лежащая от реки Горин к югу река Нейда, называется Хинганским (то-есть каменным, становым или сплошным) большим хребтом; что этот хребет, идя с севера и переходя через реку Амур (по-маньчжурски Мангу-Ула) и реку Сунгари (Сунгари-Ула), направляется к югу между реками Хургой и Уссури и достигает моря⁹⁶. По их словам, все народы, обитающие в стране, лежащей между этим хребтом и морем, независимы и ясака не платят, почему на всем этом пространстве не только нет никаких маньчжурских городов или селений, но даже и никакого караула. Что маньчжурское управление и китайская зависимость распространяются только на страны, лежащие к западу от этого хребта, в северной же части живет народ, называемый даурами.

В заключение Орлов сообщил: 1) что по берегам упомянутых озёр растут строевые леса из лиственницы, сосны, ели и частью кедра; что население, живущее на берегах этих озёр и впадающих в них рек, а также на Амгуни — соплеменно тунгусам и говорит на языке, весьма слабо отличающемся от тунгусского, так что он их свободно понимал; 2) что хотя они носят общее название нейдальцев, но большей частью называют себя по урочищам или озёрам, например — ахтубами, гулями и пульзами. Они вообще смирны и гораздо приветливее и ласковее гиляков, не только о хлебопашестве, но и об огородничестве и скотоводстве не имеют никакого понятия. Занятие их состоит в зверином и рыбном промыслах; зимой они ездят на собаках, а летом на лодках и коротнях, сделанных из бересты. Подобно гилякам они питаются рыбой, кореньями, ягодами и дичью, однако собак, как то делают гиляки, в пищу не употребляют. Просо, получаемое ими через гиляков от маньчжуров, и пшеничные и ржаные сухари: — от удских тунгусов и обитателей верховьев реки Буреи, составляют для них лакомство. Образ их жизни такой же, как и у гиляков. Озеро Удыль и протока Уй, по словам жителей, глубоки. Берега протоки Уй имеют около 15 вёрст длины, вообще возвышенные и ровные, и здесь, повидимому, есть много удобных мест для заселения и основания эллинга, почему как эту протоку, так и озеро Удыль, на берегах которого много строевого леса, в особенности кедра, необходимо подробно осмотреть и сделать промер по вскрытии Амура.

Из селения Ухты Орлов ехал обратно по левому берегу Амура; от этого селения до Николаевского поста около 160 вёрст.

Таковы были результаты этой рекогносцировки; они весьма важны, так как, выясняя некоторым образом пограничный и морской вопросы и тем обнаруживая ложные представления, которые существовали тогда о Приамурском крае, они указывали и на важное значение этого края для России, и на пути, которыми нам надобно следовать, чтобы окончательно разрешить эти вопросы.

1851 год закончился для нас весьма важным обстоятельством, имевшим непосредственное влияние на безопасность и направление наших исследований, а именно: 26 декабря в Петровское явились два гиляка и тунгус с жалобой на гиляков селения Войд {Теперь Войда, в 25 км выше Николаевска по течению Амура. (Прим. ред.)} (на левом берегу Амура), отличавшихся от других буйством и дерзостью, и на маньчжуров, приехавших в это селение. Они говорили, что их ограбили, прибили, подстрекали бить русских и распускали слух, что будто бы летом всех русских вырежут.

Вследствие этого я командировал в Войд Березина с пятью казаками и матросами, вооружёнными пистолетами и саблями, поручив им захватить виновных и украденные ими вещи и доставить в Петровское. Березин исполнил это поручение со свойственной ему отвагой. Гиляки и маньчжуры выдали ему виновных, но не сразу, а тогда только, когда Березин и его команда направили пистолеты и сабли на окружавшую их буйную и пьяную толпу (до 80 человек) гиляков, руководимую одним маньчжуром. Березин объявил им, что если сейчас же не будет исполнено его требование, то немедленно все они будут перебиты, а селение уничтожено. Угроза подействовала как нельзя лучше: украденные вещи были тотчас же возвращены, а виновные выданы. Березин с этими виновными и вещами в сопровождении нескольких гиляков селения Войд, отправившихся ходатайствовать за провинившихся земляков, явился ко мне, в Петровское. Я собрал по этому случаю гиляков трёх окрестных деревень и в их присутствии наказал виновных розгами, а после того оставил их на три дня таскать бревна. Это наказание подействовало на виновного маньчжура, и он признался, что распускаемые некоторыми из его товарищей злонамеренные слухи есть не что иное, как их выдумка; гиляки, видя, что мы маньчжура наказываем за худое дело точно так же, как и их, получили ещё большее к нам доверие и уважение; маньчжуры же фактически увидели нашу власть в Приамурском крае, так что после этого при всяких столкновениях с гиляками и тунгусами они обращались к нам для разбирательства.

Около описываемого времени приехали в Петровское четыре гиляка с острова Сахалина; на одном из них, Заковане, Орлов заметил пуговицу, сделанную из каменного угля. На вопрос, откуда он достал эту пуговицу, Закован и его товарищи объяснили, что они сами делают их из черного мягкого камня, которым на Сахалине, вблизи речки Дуэ и далее, сложены целые горы; при этом они рассказали, что на Сахалине жило пять русских, из которых последний недавно умер, и что эти русские прибыли на Сахалин гораздо раньше японцев.

11 ноября с первою зимней почтой, посланной из Петровского в Аян, я сообщил генерал-губернатору: а) что данные мне повеления несоответственны с обстоятельствами, встречаемыми на месте, и что поэтому я нахожусь иногда вынужденным отступать от них; б) что средства, определённые правительством на экспедицию, ничтожны и, наконец, в) что вверенные мне команды переносят большие трудности и лишения. Объяснив это, я просил его:

"1) Прислать в экспедицию ещё двух офицеров и 50 человек рядовых.

"2) Назначить и, сколь возможно поспешнее, прислать сюда по крайней мере одно мелкосидящее — до 10 футов (3 м) — мореходное суддно с паровым двигателем, паровым баркасом и надлежащими запасами.

"3) Так как служба в экспедиции в несколько раз труднее службы на Камчатке и в Охотске, то прошу, чтобы лицам, служащим в экспедиции, были дарованы следующие преимущества:

а) во всё время служения в этом крае всем командам производить морское довольствие и засчитать это время в число морских компаний;

б) службу здесь считать вдвойне, то-есть год за два, и офицерам за пятилетнюю службу определить тот же самый пенсион, какой предоставлен офицерам, прослужившим на Камчатке и в Охотске 10 лет".

В то же время в депеше {Депеша эта помечена 3 ноября 1851 года.} Главному правлению Российско-Американской компании (копию с которой я сообщил и генерал-губернатору) я представил требования на 1852 год и объяснил, что по характеру края для развития торговли с местным населением и маньчжурами в той степени, чтобы она могла возмещать расходы казны на экспедицию, а также и для распространения в крае нашего влияния необходимо, чтобы товары, особенно летом, развозились по селениям и по местам сборов населения; для этого, кроме складов товаров в Петровском и Николаевском, я предлагал устроить таковые ещё в нескольких пунктах. Вместе с тем я сообщал, что количество назначенных в 1851 году товаров и запасов оказалось до такой степени ничтожным, что если бы не случайно попавшие в экспедицию товары и запасы с барка "Шелехов", то экспедиция была бы в самом критическом положении; наконец, что необходимо познакомить гиляков с лучшими приёмами рыболовства, так как всё население берега уже занимается этим промыслом, и для нас будет выгоднее, если мы укажем им на современные приёмы.

На основании всех этих соображений я просил правление Российско-Американской компании удовлетворить требование мое о пополнении товаров и запасов и, кроме того, предписать начальнику Аянского порта и фактории Кашеварову содействовать экспедиции так, чтобы она по моему требованию была всегда обеспечена; прислать маленький восьмисильный речной пароход с надлежащими материалами, опытными кочегарами и слесарем, и пять опытных приказчиков, и двух рыболовов, с надлежащими снастями для ловли осетров и другой крупной рыбы.

Депешу эту я закончил надеждой на то, что Главное правление ввиду важной государственной цели, возложенной на вверенную мне экспедицию, примет все меры, без всяких коммерческих интересов, к обеспечению экспедиции и моих требований и даст право надеяться на скорее их исполнение.

Вот при каких обстоятельствах совершилось занятие устья реки Амура и при каких средствах началось водворение русских в Приамурском крае. Спустя два века в пустынях Приамурского бассейна россияне снова начали возносить мольбы к всевышнему творцу о ниспослании им мужества, крепости духа и силы для перенесения неимоверных трудностей, лишений и опасностей, для достижения цели, клонившейся ко благу Отечества! После двух веков начали раздаваться наши выстрелы на берегах Амура, но эти выстрелы раздавались не для пролития крови и не для порабощения и грабежей местного населения — нет, выстрелы 1850 года раздавались для приветствия русского знамени! Эти выстрелы приветствовали победу истины над вековым заблуждением! Они приветствовали в пустынях Приамурского края победу цивилизации над невежеством и зарю близкого осуществления мыслей Петра I и Екатерины II на отдалённом нашем Востоке!

Цель, которую решился преследовать я с моими сотрудниками, собравшимися к 1852 году в Петровское, состояла в том, чтобы указать правительству на важное значение для России Амурского бассейна с его прибрежьями и тем положить твердое основание к признанию навсегда за Россией этого края.

Мнение Николая I о моём поступке по занятию устья реки Амура, как о поступке благородном и патриотическом, несмотря на то, что это действие мое было несоответственно его повелению, сочувствие, оказанное этому делу наследником Александром Николаевичем {Во время составления Г. И. Невельским своих записок — император Александр II. (Прим. ред.)} и великим князем генерал-адмиралом Константином Николаевичем, патриотическая преданность и рвение к этому делу генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва и, наконец, полное наше убеждение в важном значении этого края для блага отечества — одушевляли меня и моих сотрудников. Мы все до единого, как бы одна родная семья, несмотря ни на какие опасности и ничтожество имевшихся в нашем распоряжении средств, твердо решились итти к предположенной цели и достичь её.

Такова была миссия, выпавшая на нашу долю, и мы встретили 1852 год с твердой решимостью, не отступая ни перед какими преградами, исполнить долг свой перед Отечеством!

Исследование направления Хинганского хребта от истока реки Уды. — Командировка подпоручика Орлова. — Экспедиция Бошняка на Сахалин. — Инструкция Чихачёву. — Возвращение Орлова. — Результаты его командировки. — Первая зимняя почта из Аяна. — Моё донесение генерал-губернатору от 20 февраля 1852 года. — Частное письмо к нему.

Восьмого января 1852 года в Петровское прибыли двое нейдальцев с реки Амгуни и рассказывали, что будто на одном из притоков реки Амура недалеко от устья Сунгари поселились дурные русские (лоча) и что эти люди никому ничего не платят и распускают о нас дурные слухи.

Имея в виду результат упомянутой в предыдущей главе рекогносцировки и сведения с острова Сахалина, я приступил к разрешению вышеуказанных вопросов — пограничного и морского, к обследованию острова Сахалина и, наконец, к установлению, насколько справедливы слухи о русских, о которых рассказали нейдальцы. Это последнее обстоятельство для нас было важно в том отношении, что подобное поселение беглых могло иметь весьма дурное влияние на нашу команду, набранную из охотского экипажа, который пополнялся людьми порочными и привыкшими к шатанию. Для исполнения вышесказанной цели я снарядил четыре экспедиции: одну вверил Орлову, другую Бошняку, третью Чихачёву и четвёртую приказчику Березину и топографу Попову.

10 января подпоручик Д. И. Орлов отправился в Тугурский край на собаках с тунгусом, знакомым с наречиями нейдальцев, живущих по берегам реки Буреи. Офицеру этому приказано было, следуя через селения Коль и Орель, достигнуть реки Немилена (притока реки Амгуни) и, перевалив к вершине реки Тугура, стараться доехать до истоков правых притоков, реки Уды — мест, около которых начиналась показанная на картах граница наша с Китаем, Граница эта отсюда шла на северо-восток до Охотского моря. Затеи, следуя к югу, вдоль хребта по вершинам притоков рек Тугура и Немилена, и дотигнув северного притока реки Амгуни — речки Керби, возвратиться в Петровское тем путём, который он найдет более близким и удобным. Следуя таким образом, Орлов мог обследовать направление хребта между вершинами рек Уды и Амгуни. Кроме того, он должен был: а) точно удостовериться, действительно ли это тот самый хребет, который идёт от вершины реки Уды к западу, в Забайкальскую область, и который принимается за пограничный Становой, Хинганский, или Каменный хребет; б) собрать точные сведения, нет ли в Тугурском и Удском краях, а равно и по южному склону Хинганского хребта, к западу, пограничных столбов, поставленных будто бы китайцами, как говорит о том академик Миддендорф, и, наконец, в) разведать, действительно ли существует поселение беглых русских. Если оно существует, то собрать сведения, нельзя ли доехать к нему через горы.

11 февраля отправился на остров Сахалин до селения Дуэ лейтенант Н. К. Бошняк на собаках с гиляком Позвейном, говорившим по-тунгусски и знавшим наречие жителей этой части Сахалина (айнов), а также с казаком Парфентьевым, тоже говорившим по-тунгусски. Офицеру этому приказано было: установить местоположение каменноугольных месторождений; возможно ли более или менее удобно производить погрузку судов каменным углём; собрать сведения о состоянии страны и отношениях местного населения к Китаю и Японии, о главном и наиболее населённом пункте острова, о подходящих к берегам Сахалина иностранных судах и, наконец, о том, действительно ли жили на реке Тыми русские. Если это справедливо, то осмотреть то место и самую реку Тымь. 12 февраля я отправил мичмана Н. М. Чихачёва на реку Горин и далее по этой реке и Амуру через селение Кизи в залив Нангмар. Он поехал на собаках с тунгусом Афанасием, говорившим по-русски и знакомым с наречием нейдальцев и мангун, обитавших по реке Горин и заливу Нангмар.

Чихачёву приказано было: а) поднявшись по реке Амгуни поселения Хазмоль, перевалить на реку Горин и, опустившись по ней до Амура, следовать вниз по правому берегу этой реки до селения Кизи; на этом пути собрать сведения о стране и народах, там обитающих; главное же узнать — действительно ли река Горин берет начало из того же хребта, откуда вытекают реки Уда, Тугур, Амгунь и Бурея? Если окажется, что она вытекает из того же хребта, из которого берут начало и упомянутые реки, то собрать сведения о его направлении к югу и о пути, ведущем к истокам реки Горин; потом достигнуть этого истока и определить направление хребта; б) собрать сведения о перевалах с истоков рек Амгуни и Горин на Бурею и о самагирах, обитающих между этими реками; в) узнать, где селение беглых русских и возможно ли добраться до этого селения с верховьев Амгуни или Горина; г) по прибытии в Жизи принять в свое ведение Березина с топографом Поповым, которые должны прибыть туда к тому времени. С Березиным послать ко мне донесение, а Попова ваять с собой и следовать по озеру Кизи в залив Нангмар; д) обследовать путь до этого залива, а равно и самый залив, и определить, не тот ли это самый залив, который Лаперузом назван Де-Кастри; е) оставаясь с топографом, весновать в этом заливе, наблюдать над вскрытием льда и собирать сведения от местных жителей о характере берегов южной части Татарского пролива; узнать, не имеется ли здесь закрытых бухт и путей из них на Амур; ж) разведать об иностранных судах, плавающих в Татарском заливе, и в случае встречи с ними объявлять, что всё побережье Татарского залива до корейской границы составляет русское владение; следуя в залив Нангмар, при встречах с торгующими маньчжурами, вступать с ними в дружеские сношения, стараться указывать им на опасность для России и Китая оставлять Нижнеамурский и Уссурийский края без наблюдения с моря и объяснять, что, ввиду этой-то опасности, мы и принимаем меры; з) с открытием навигации в заливе Нангмар приобрести у гиляков лодку и на ней возвратиться вдоль материкового берега через лиман в Петровское; во время этого пути сделать по возможности подробную съёмку берега Между этим заливом и лиманом. 17 февраля вслед за Чихачёвым отправился вверх по Амуру приказчик Березин с топографом Поповым и тремя казаками на двух нартах, запряжённых собаками.

Березину и Попову было приказано, следуя по правому берегу Амура, делать глазомерную съёмку, производить на этом пути расторжку с гиляками и маньчжурами и собирать от них всевозможные сведения о стране и народах, в ней обитающих, и по прибытии в селение Кизи в ожидании здесь Чихачёва собрать точные данные о характере пути из этого селения в залив Нангмар. Кроме того, им поручалось приготовить средства для безопасного следования Чихачёва. С прибытием в Кизи Чихачёва Березину и Попову приказано было поступить в его распоряжение.

После 89-дневного утомительного странствования 18 февраля 1852 года возвратился в Петровское Д. И. Орлов и сообщил, что, достигнув озера и селения Орель, он направился на запад-юго-запад по реке Негди, впадающей в это озеро с западной стороны, и, проехав по этому пути около 30 вёрст, прибыл в селение нейдальцев Негди⁹⁷. Отсюда, взяв проводником нейдальца и проехав по тому же западно-юго-западному направлению около 45 вёрст (47 км), достиг небольшого озера (около 20 вёрст в окружности) Каури⁹⁸; на этом пути он перевалил через небольшую возвышенность, идущую от севера. В селении Каури, при реке того же имени, по случаю утомления собак он остался на сутки. Из этого селения жители переезжают в Усальгинскую губу⁹⁹, расстояние до которой, по их словам, около 35 вёрст (37 км). Широта места селения Каури, по наблюдению Орлова, оказалась 53°16 северной широты и приблизительно (то-есть по соображению направления его пути) около 138°15 восточной долготы (от Петербурга). Из Каури Д. И. Орлов взял проводника и, следуя по тому же западно-юго-западному направлению, проехал ещё около 35 вёрст (37 км) до речки Самма¹⁰⁰. На этом пути он тоже переваливал через незначительную возвышенность. Из селения Самма жители ездят в Ульбанскую губу, расстояние до которой, по их словам, должно быть около 55 вёрст (58 км). Из селения или зимника Самма (две юрты) Орлов взял проводника и поехал по более западному направлению, к стойбищу Чилля, расстояние которого от Самма около 50 вёрст. Здесь местное население собирается для торга.

Это стойбище, как и все вообще стойбища здешних аборигенов, обозначалось кучей сложенных камней вроде пирамиды. Из Чилля Орлов ехал в западно-юго-западном направлении и, проехав около 60 вёрст, 18 января достиг реки и нейдальского селения Немилен¹⁰¹. Здесь Д. И. Орлов остановился на сутки для отдыха и подготовки к дальнейшему, более трудному путешествию, которое можно было совершить только верхом на оленях. Отсюда поселяне, проживающие на берегах Амгуни, и самагиры переваливают через небольшую возвышенность на Бурукан (что на реке Тугуре), до которого, по их словам, около 35 вёрст (37 км). Эти возвышенности отделяют долину Немилена от долины Тугура. Положение этого пункта оказалось 52°50 северной широты и около 130° восточной долготы¹⁰².

В селении Немилен Орлов встретил 10 тунгусов из Тугурского края с оленями; из них два взялись провожать его на своих оленях в Удокий край, к истокам Уды; поэтому он оставил здесь своих собак на попечение крещеного нейдальца Тихона, а сам 20 января отправился верхом на оленях к верховьям Тугура. Проехав на запад-северо-запад около 86 вёрст, Орлов достиг вершины Тугура и стойбища, обозначенного кучей камней. Пункт оказался расположенным под 53°11 северной широты и 134°48 восточной долготы¹⁰³. Это стойбище было у подошвы огромного каменного сплошного хребта {В дальнейшем Г. И. Невельской называет этот хребет Хинганским. На современных географических картах он известен под именем хребта Ям-алинь, или Селемджинского. Мы в дальнейшем сохраняем название автора. (Прим. ред.)}, тянувшегося к северо-северо-западу, и от него шли на восток-северо-восток небольшие возвышенности¹⁰⁴. С этого пункта Д. И. Орлов и начал свои исследования направления хребта и поехал вдоль него на северо-северо-запад. Здесь тунгусы переваливают через хребет на речку Никон — приток реки Селемджи, в свою очередь впадающей в Зею. На речке Никон находится часовня. Встреченные здесь Орловым два нейдальца, возвращавшиеся на лыжах с речки Никон, куда они ходили на звериный промысел, а равно и сопровождавшие его тунгусы, сказали ему, что каменные становые горы — тот самый хребет, из которого берут начало реки: Уда, Тугур, Амгунь, Горин, Бурея и Зея. На вопрос же его, нет ли здесь или по южному склону этого хребта к истокам реки Зеи столбов, поставленных маньчжурами или китайцами, его спутники отвечали, что они не только никогда не видели никаких столбов в этих местах, но и не слыхали, чтобы когда-либо маньчжуры или китайцы ставили такие столбы; что же касается китайцев, то они никогда и не являлись сюда.

Проехав вдоль Хинганского хребта на северо-северо-запад около 40 вёрст, он достиг возвышенностей, тянувшихся от Станового хребта к NOtO. Это был водораздел между бассейном Тугура и Уды. Проводники сказали ему, что на южном склоне этих возвышенностей в 80 верстах (85 км) от моря в истоках реки Сойкины находится куча камней, отмечающая перевал через эту возвышенность в долину притока реки Уды — речки Улую, по которой их товарищи ходят к Удекому острогу.

Отсюда Орлов у подошвы Хинганского хребта перешел возвышенности, составляющие отроги от Хингана, и вступил в бассейн Уды в истоках речки Тайфона; северная широта этого пункта оказалась 53°42, а приблизительная восточная долгота около 134°20. От этого именно пункта показывалась на картах границы наша с Китаем, по направлению упомянутого сейчас отрога от Хинганского хребта, тянувшегося к NOtO до Охотского моря. От истоков Тайфона Хинганский хребет принимает направление¹⁰⁵ WtN и WtS1/2W. Проехав отсюда на WtN около 35 вёрст (37 км), Орлов прибыл в истоки второго притока Уды — речки Галян. Положение этою пункта — 53°47 северной широты и приблизительно 133°45 восточной долготы. Проехав отсюда на WtS1/2W около 45 вёрст (47 км), Орлов достиг третьего притока Уды — речки Анана, предела его странствования в этом направлении. Северная широта этого пункта 53°43, а восточная долгота приблизительно 132°52 ¹⁰⁶.

При вершине речки Анана находится куча камней и пустая юрта; отсюда тунгусские охотники переваливают через Хинганский хребет в вершину реки Селемджи. У этой кучи камней, или стойбища, они собираются иногда для торга. Здесь Д. И. Орлов остановился на сутки, чтобы дать отдохнуть оленям, и встретился с двумя селемджинцами, пробиравшимися на лыжах в селение Немилен для торга. Как эти селемджинцы, так равно и сопровождавшие Орлова тунгусы и нейдальцы говорили ему, что от вершины речки Анана Хинганский хребет на пространстве почти 70 вёрст (74 км) тянется в том же направлении (то-есть WtS), потом круто поворачивает к северу (NtW), тянется на этом направлении 80 вёрст (85 км), а затем склоняется на запад и идёт около 100 вёрст (106 км) на NWtN, после чего достигает места, где от Хингана отделяется хребет меньших гор, идущих по берегу моря далеко на север. Этот хребет селемджинцы называли Мачихинга (что значит меньшие горы), тунгусы же и нейдальцы — Джукжура. Хинганский становой хребет, пройдя от этого пункта около 60 вёрст в северо-западном направлении, поворачивает прямо, затем несколько на юго-запад и в этом направлении тянется к даурам и реке Шилькару (то-есть в Забайкалье)¹⁰⁷. В этой части хребта они показывали в нескольких местах круглые вершины вроде яблока. Встреченные ими тунгусские охотники говорили ещё, что при повороте Хинганского хребта с NW на WtS по южную его сторону находится исток реки Зеи, который селемджинцы называли Дони, и что в истоках некоторых притоков Зеи и других речек на южном склоне этого хребта находятся также кучи камней, которыми отмечаются удобные перевалы с южной стороны хребта на северную.

На вопрос Орлова, нет ли на южной стороне этого хребта каменных или других столбов, поставленных китайцами или маньчжурами, которые они приезжают осматривать, селемджинцы отвечали то же самое, что и другие местные жители, то-есть что подобных столбов здесь нет и никогда не было и что маньчжуры и китайцы здесь никогда не бывали. На вопрос же Орлова, не слыхали ли они о селении лоча (русских) где-либо в тамошных местах и нельзя ли к ним пробраться горами, тунгусы отвечали, что они слышали, будто бы какие-то дурные лоча живут на речке, впадающей в реку Маму (Амур), что эти люди очень худые, беспрестанно ссорятся и дерутся и что они ничего и никому не платят. Живут они в таком месте, куда берегом проехать ни на оленях, ни на собаках нельзя по неимению корма, а можно только добраться до них по Амуру, на лодке. Эти лоча, по словам их, распускали дурные слухи о русских {То-есть в данном случае об экспедиции Г. И. Невельского. (Прим. ред.).}.

С вершины речки Анан 27 января 1852 года Орлов отправился обратно тем же путём вдоль Хинганского хребта. Достигнув истоков Тугура, он направился вдоль того же Хинганского хребта на StW и, проехав в этом направлении около 35 вёрст, прибыл в верховья реки Немилен. Северная широта этого пункта, по его наблюдениям, 52°42 и приблизительная восточная долгота 134°40 от С.-Петербурга. От этого пункта Хинганский хребет принимает SWtS направление. Следуя по этому румбу, через 40 вёрст (42 км), Д. И. Орлов достиг предела своих исследований, то-есть вершины речки Керби, северного притока реки Амгуни (северная широта этого пункта 52°26, восточная долгота 134°28 ¹⁰⁸). Отсюда Орлов направился в селение Немилен, откуда, взяв своих собак, возвратился тем же путём, через селение Коль в Петровское.

Таким образом, Д. И. Орлов был первым исследователем, определившим направление пограничного Хинганского хребта между южными истоками реки Уды¹⁰⁹ (северная широта 53°42 и восточная долгота приблизительно 132°52) и истоками реки Керби (северная широта 52°26 и восточная долгота 134°28). Он этим исследованием фактически доказал: 1) что Хинганский хребет, принятый по Нерчинскому трактату 1689 года, подтвержденному трактатом 1721 года, за границу между Россией и Китаем, от верховьев реки Уды направляется не к северо-востоку, как ошибочно до этого времени полагали и как изображалось на всех картах, а к юго-западу; 2) что в Тугурском и Удском краях, а равно вдоль южного склона Хинганского хребта никаких пограничных столбов или знаков, как сообщил академик Миддендорф, нет и никогда не существовало, а что кучи камней, сложенные в виде столбов местным населением для обозначения стойбищ и удобных перевалов, Миддендорф принял за пограничные знаки; и, наконец, 3) что слухи о поселении русских около южного колена реки Амура, по словам сопровождавших Д. И. Орлова проводников, справедливы.