3. «Зинзирих-рига»

Во всей огромной Римской «мировой» империи долгое время не было, пожалуй, более счастливой и благополучной провинции, чем, некогда кельтская, Галлия. На протяжении четырех веков оказались забытыми кровавые сражения, данные когда-то Ариовистом и Верцингеториксом римлянам на многострадальной галльской земле. «Пакс Романа», «римский мир» под защитой Римской «мировой» державы, сделал особо плодотворными давние кельтско-римские связи. Связи между гением постепенно почти бесследно исчезнувшего из других областей материковой Европы великого кельтского народа и умелыми управленцами и цивилизаторами из «Вечного Града» на Тибре. Пребывая далеко от смут, терзавших италийскую метрополию «потомков Энея и Ромула», но, благодаря построенным ими отличным римским дорогам, не слишком далеко от ее всепроникающего влияния, Галлия находилась на перекрестье всех этих дорог, связывавших сердце империи – Италию – с Испанией и Британией, и то, что сохранилось от тех времен между Оранжем (галлоримским Араузионом) и Э (галлоримской Августой), между Везон-ля-Ромен (галлоримским Васионом) и Фрежюсом (галлоримским городом Форум Юлия), наглядно свидетельствует о не омрачаемом почти ничем, спокойном, процветании средиземноморской культурной жизни, которая не смогла сохраниться так долго ни в одной другой римской провинции.

Когда в 406-409 гг. два многочисленных германских войска, шли, в сопровождении лихой сарматской конницы (напоминавшей беспощадных всадников «Апокалипсиса»), по Галлии, не кратковременным грабительским набегом, но, распространившись широким фронтом по стране, опустошали, грабили и разоряли все на своем пути, это бедствие казалось образованным слоям населения долгое время наслаждавшихся благами «Пакс Романа», галльских областей либо преддверием недалекого уже светопреставления, либо, во всяком случае, грозным указанием на неотвратимый Страшный Суд Божий. Правда, мир, обреченный на гибель, был, в принципе, все еще языческим миром «Империум Романум», но люди, думавшие о наступающем великом переломе в судьбах Европы, были христианами, проникнутыми убеждением в том, что великие грехи этого мира заслуживают неминуемого наказания, ниспосылаемого свыше.

В октябре 409 г. германские «вооруженные мигранты» Гундериха ушли из разоренной римской Галлии в Испанию. Кровавый хаос, царивший в Римской «мировой» империи, сравнительно недавно, в 395 г., после смерти своего последнего воссоединителя августа Феодосия I Великого, окончательно разделившейся на западную (латиноязычную) и восточную, «ромейскую», или же «византийскую» (преимущественно грекоязычную), половины, им благоприятствовал.

В 410 г. от Рождества Христова тело Римской «мировой» державы раздирали царствовавшие в ней одновременно и тянувшие «одеяло на себя» не два и не три, а целых пять правителей:

1) законный император римского Запада Гонорий, сын Феодосия I Великого - в Медиолане и Равенне,

2) законный император римского Востока Феодосий II Младший (Каллиграф), считавшийся официально внуком Феодосия I Великого - во Втором. или же Новом, Риме (Константинополе, построенном на месте древнего Византия),

3) упомянутый нами выше император-узурпатор Константин III (со своим сыном-соправителем Константом II) - в Галлии и Британии,

4) император- узурпатор Максим - в Тарраконии (северной Испании),

5) император-узурпатор Аттал (ставленник вестготского царя и в то же время - восточноримского магистра милитум Алариха, враждовавшего с законным западноримским императором Гонорием) - в Ветхом Риме на Тибре.

Как римские законные императоры, так и оспаривавшие у них власть над «мировой» державой римские императоры-узурпаторы использовали варваров в борьбе за власть, уступая им за военную помощь часть римских территорий. Аналогичным образом действовали впоследствии, скажем, наши русские князья, наводившие друг на друга сначала «варваров»-печенегов, затем – «варваров»-половцев и наконец – «варваров»-татар (не зря Иван Грозный, разумеется, отнюдь не идентичный царю квадов Ваннию, называл в переписке с князем Андреем Курбским крымского хана в лучших античных традициях: «буий варвар»).

В августе 410 г., вскоре после ухода вандалов «со товарищи» из Галлии в Испанию, вестготы царя (и одновременно - восточноримского магистра милитум) Алариха, христианина-арианина из рода Балтов (соперничающего с главным, «царским» родом Амалов), вошли через открытые ими изменниками (то ли местными арианами, то ли взбунтовавшимися рабами, то ли агентами восточноримского императора, тайно направлявшего СВОЕГО ВОЕННОГО МАГИСТРА Алариха на римский Запад, чтобы руками «варваров» способствовать воссоединению двух половин Римской «мировой» державы во главе с Вторым, Новым Римом – Константинополем) ворота в Святой, Вечный Город, «Урбс Этерна» – Старейший, или Первый, Рим на Тибре. Главный город не только Римской (считавшейся со времен Константина Великого, прежде всего, Христианской) «мировой» империи, но и всех в мире христиан. Одно событие, казалось, прямо-таки предвещало другое. Падение Рима расценивалось как то великое бедствие, к которому умы всех верующих христиан были, так сказать, подготовлены вандальским нашествием.

Просвещенный галлоримлянин юрист Сульпиций Север жил себе да поживал в Аквитании, пока его супруга не отошла в мир иной после счастливого, но – увы!- короткого брака. Безутешный вдовец, приняв монашеский постриг, избрал отшельническую жизнь в одинокой келье, где и написал одну из часто ведшихся в то грозовое время хроник, сочетающих ветхозаветные мотивы с описанием событий своего времени и содержащих истолкование последних на основе первых. Сульпиций ссылался на книгу ветхозаветного пророка Даниила, говорившего в своем знаменитом толковании сна вавилонского, или халдейского, царя Навуходоносора, разорителя Святого Града Иерусалима, о смене мировых держав, олицетворяемых фигурой приснившегося царю идола, или истукана с головой из золота, грудью и руками из серебра, животом из меди и ногами частью из железа, частью же – из глины. Одна из этих четырех держав, по Даниилу, будет разделенным царством.

Сульпиций Север, всецело находившийся под впечатлением потрясшего его до глубины души германского вторжения, дал во II книге своей «Хроники» этому фрагменту следующее истолкование:

«И вот вслед за этим [такое] дал пророк (Даниил - В.А.) объяснение увиденному во сне идолу через образ мира. Золотая голова есть царство Халдейское, ибо оно, как мы знаем, было первым и могущественнейшим. Грудь и руки серебряные означают второе царство, ибо Кир (II, основатель древнеперсидской державы Ахеменидов - В.А.), победив Халдеев и Мидийцев, власть передал Персам. В животе медном возвещается третье царство и мы ясно видим, что это Александр (Великий – В.А.), свергнув власть Персов, утвердил Македонию. Железные голени есть четвертое государство, под ним понимается Рим, из всех предшествующих царств сильнейшее. НОГИ ЖЕ ЧАСТЬЮ ЖЕЛЕЗНЫЕ, ЧАСТЬЮ ГЛИНЯНЫЕ ЕСТЬ РИМСКОЕ ГОСУДАРСТВО, КОТОРОМУ ПРЕДНАЗНАЧЕНО РАЗДЕЛИТЬСЯ ТАК, ЧТОБЫ УЖЕ НИКОГДА НЕ ВОССОЕДИНИТЬСЯ ВНОВЬ, что также исполнилось, ибо не одним императором, но многими и часто с оружием в руках или противоречивыми страстями государство Римское управлялось». Далее Сульпиций продолжает жаловаться: «Наконец, сочетание глины и железа, никогда друг с другом не смешивающееся, означает грядущее смешение рода человеческого, различного между собой, ибо земля Римская, внешними племенами и восставшими занятая или отданная якобы мирно, стоит и войсками нашими, городами и провинциями перемешалась с варварскими народами, особено с иудеями...»

Примечательно, что православный христианский монах Сульпиций Север особенно выделяет в качестве инородного тела, проникшего в Римскую империю, иудеев, «которые, как мы видим, живут среди нас, но наших обычаев не принимают.» Это же неприятие варварами «наших», т.е. римских, а если быть точнее - грекоримских обычаев (т.е. грекоримской, античной культуры), галлоримский хронист ставит в вину и всем прочим варварам, что, разумеется, не вполне справедливо и далеко не полностью соответствует действительности. После данной не совсем верной констатации, жалоба, или, говоря по-римски, ламентация Сульпиция достигает апогея в не лишенном мрачного пессимизма утверждении, что это – «последнее, о чем возвестил пророк».

Впрочем, для выражения апокалиптических настроений, распространившихся в связи с нашествием германцев на римскую Галлию, потребовалось не только ловкое перо бывшего юриста, но и поистине провидческая сила стихотворца-визионера. Этой силой оказался одарен епископ одной из многочисленных в Галлии городов под названием Августа (современного французского города Ош) Ориентий, или Ориенций, написавший, по прошествии всего нескольких лет после ужасов вандальского вторжения, в главном городе своей епархии (говоря по-гречески), или, говоря по-латыни, своего диоцеза:

«Все сущее устало ждет конца одряхлевшего мира, и уже истекает время, остающееся до наступления последнего дня. Взгляни, как быстро смерть покорила весь мир и какие сильные народы мощь войны повергла наземь». Особенно сильное впечатление на живущего в центре страны, далеко от опасных побережий, прелата производила вездесущность варваров, проникавших повсюду, и отсутствие защиты от безжалостных губителей: «Ни густой лес, ни непроходимость высоких гор, ни глубокие водовороты полноводных рек, ни неприступные крепости, ни города под защитой своих стен, ни безбрежное море, ни бесплодные пустыни, ни пещеры, ни гроты в глубине сумрачных ущелий не были способны удержать варварские орды...Везде, где они побывали, наши соотечественники лежали мертвыми, как корм для собак. Иным горящие дома стали кострами, лишившими их жизни. В деревнях и усадьбах, в сельской местности, на всех дорогах, во всех градах и весях царили смерть, страданье, истребление, поражение, пожары и печаль. Одним костром задымилась вся Галлия (вариант перевода: «Вся Галлия дымилась, как один сплошной костер…»). Или, по-латыни: «Морс, долор, эксцидиум, кальдес, инцендиа, луктус / Уно фумавит Галлиа тото рого…»

В этих звучных латинских стихах Ориенций возвестил всему цивилизованному (т.е. способному читать по-латыни) обитаемому миру о зверствах, творимых вандалами и их приспешниками...

Восточноримский историк Зосим(а) писал в своей «Новой истории» (греч. «Неа историа») о событиях 406 г. следующее:

«Ранее, в шестое консульство (константинопольского императора - В.А.) Аркадия (его коллегой был Проб), вандалы в союзе со свевами и аланами перешли через Альпы и разграбили провинции по сю сторону от них. Они продвигались с таким кровопролитием и творили такие ужасы, что даже (римские - В.А.) войска в Британии, которые тоже были укомплектованы варварами (как нам уже известно, «природные» римляне описываемых нами времен в «доблестных» рядах «непобедимых» легионов служить не желали; с другой стороны, не только становившиеся все более деспотичными, но и все больше боявшиеся собственных «верноподданных» римские императоры не доверяли им носить оружие, предпочитая обходиться услугами варваров-«федератов», оплачивая эти услуги золотом, выжимаемым имперскими налоговиками из «свободных римских граждан» и, во все большей степени - римскими землями - В.А.) под угрозой нападения (свебско-вандало-аланских «вооруженных мигрантов» на римскую Британию с континента - В.А.) выбрали себе узурпаторов (императорского титула - В.А.) – Марка, Грациана, а затем - Константина (III - В.А.). В острых стычках с варварами римляне вышли победителями и убили множество врагов, но не преследовали тех, кто спасался бегством (в подобных случаях они должны были уничтожить их). Римляне позволили врагам оправиться от поражения, собрать множество сил и подготовиться к новым битвам.»

Хронист Гидатий, или же Идаций, между прочим, утверждал, что в союзе варварских племен, опустошивших Галлию, до 418 г. ведущую роль играли не вандалы, а аланы.

Готоаланский историк Иордан утверждал в «Гетике», что вандалы не стали оставаться в Галлии из страха перед готами и потому направились в еще не тронутую варварскими нашествиями Испанию.

Однако величайший из позднеантичных христианских очевидцев и истолкователей варварского нашествия жил в описываемое время не в римской Галлии, а на побережье римской Африки. Это был кафолический епископ города Иппона Регия (исторического предшественника современной алжирской Аннабы) по имени Аврелий Августин. Придя, после безумств беспутной юности и увлечения дуалистическим ученьем манихеев, в полное отчаяние, этот получивший блестящее латинское образование отпрыск пунийской, т.е. происходившей от карфагенян (потомков финикийцев, некогда переселившихся в Северную Африку с территории современного Ливана) семьи осознал и осудил свои прежние заблуждения, принял, вместе со своим сыном святое крещение по православному обряду в городе Медиолане и стал в 396 г. главным душепастырем Иппона, прославившись в этом качестве на все времена. Августин, талантливый проповедник, в главном труде своей жизни – трактате «О Граде (Царстве, Государстве) Божием» (лат. «Де Цивитате Деи») отворил, на месте обессилевшего земного Рима, новый, заоблачный, небесный Рим. Его ушей достигали, преодолев римское «наше» море, не только жалобные вопли христиан, вызванные страхом перед всеобщим Концом, ужасом перед заслуженной Карой, но и голоса недобитых язычников, утверждавших, что, если бы не христиане, Римская империя, воодушевленная древними богами и нравами предков - «мос майорум» - несомненно, нашла бы в себе силы одолеть всех и всяческих варваров.

Опровергнуть эти аргументы врагов Христа и Христианства было, с учетом обстоятельств, нелегко даже этому великому христианскому мыслителю. Но Августин подошел к вопросу дифференцированно. Проводя в своем опровержении четкое различие между варварами. Противопоставляя язычника-остгота Радагайса, уничтоженного со своей сотней тысяч нехристей-германцев, пришедших из Паннонии, магистром милитум Стилихоном в одном единственном сражении; христианину (хотя и арианину) Алариху, пусть даже овладевшему Римом на Тибре, но запретившему своим вестготам «со товарищи» грабить там церкви и убивать мирных горожан. Поскольку же Августин еще не знал, какую судьбу уготовали ему и его городу осадившие Иппон вандалы, он постарался дать (своему привычному) миру новую надежду с помощью искусного риторического приема, подчеркивая, что, хотя языческий Рим обречен на гибель, христианство все равно восторжествует. Он призывал не изумляться тому, что мир устал и состарился. Ибо мир подобен человеку, который рождается, растет и старится. Как в старости у человека умножаются недуги, так и в состарившемся мире множатся всяческие невзгоды. Разве не довольно того, что Бог послал в мир, достигший старческого возраста, Христа, дабы Он укрепил человека в пору всеобщей усталости? Августин призывал не прилепляться к дряхлому, старому, ветшающему миру, но омолодиться во Христе. Возможно Рим вовсе не обречен на гибель. Возможно, он будет лишь наказан, но не уничтожен. Если сотворит достойный плод покаяния. Блаженный Августин как бы резюмировал, или, если угодно, подытоживал все грозные события последних лет, призвав рассматривать происшедшее с высшей, метафизической точки зрения, подчеркивая несравнимость страданий века сего с будущим блаженством, уготованным всем истинно верующим. И потому призывал не мыслить плотски, на что нет времени. Ибо мир потрясен, христиане идут на смену ветхому Адаму, плоть будет угнетена. Но поскольку именно это угнетение плоти было наиболее ощутимым, весь «земной круг» (лат. Орбис террарум) средиземноморской Экумены теперь знал не только причину этого угнетения – злых, неразумных германцев, опустошивших Галлию. Но знал теперь и о существовании добрых, благоразумных германцев, пощадивших италийский Рим, хотя «Вечный Город» и пребывал в их полной власти. Аналогия с двумя евангельскими разбойниками – неразумным и благоразумным – была налицо. Добрые, благоразумные германцы ушли из Италии в южную Галлию, мирно завладев там римской Септиманией. А вот злые, неразумные германцы, даже придя в просторную Испанию, где с избытком хватило бы места всем желающим, и там все никак не могли успокоиться, неустанно поднимая меч друг на друга в борьбе за свежезавоеванные земли, вместо того, чтобы опять заняться земледелием и платить подати в имперскую казну, как подобает верноподданным «божественного» цезаря (став христианами, владыки «мировой» империи по-прежнему рассматривались как живые боги и порой, даже при жизни, изображались с нимбом вокруг головы). И, поскольку цивилизованный мир теперь знал о них достаточно, этот мир с живым и неподдельным интересом наблюдал за всем происходящим между свебами, вандалами и аланами. Бесчисленные истории и историйки об этих перипетиях давали многим позднеантичным авторам повод и пищу для размышлений, записываемых ими на пергамене или папирусе.

Справедливости ради, следует заметить, что, согласно церковному историку Исидору Гиспальскому, или Севильскому, варварам удался прорыв в Испанию только после того, как самопровозглашенный император Константин III казнил по подозрению в намерении узурпировать престол могущественных братьев Дидима и Верониана, которые, во главе римских и васконских войск защищали перевалы в Пиренеях.

Казненные узурпатором братья - злополучные римские военачальники Дидим и Верониан - пали жертвой борьбы узурпатора Константина с законным императором Запада Гонорием за власть над Испанией. Константин III одновременно сражался с варварами в Галлии и с римскими войсками, верными августу Запада Гонорию, в Испании, что не позволило ему преградить дорогу варварам на Иберийский полуостров.

Французский историк Э.Ф. Готье (1864-1940), университетский профессор в Алжире (тогдашнем заморском департаменте Франции), как-то резко высказался в своей темпераментной и до сих пор непревзойденной книге о царе вандалов и аланов Гейзерихе о современных тому «жалких хронистах», среди которых не нашлось ни одного, достойного стать, пусть даже скверным, биографом великого властителя вандалов. Но даже самых жалких тогдашних хронистов постоянно интересовал один вопрос. А кто же, собственно говоря, правит этими многочисленными народами, вторгавшимися в Римскую империю с севера, востока и юго-востока? Вследствие ярко выраженного аристократического чванства, характерного не только для хронистов-мирян, но и тогдашних историков-клириков (не в последнюю очередь вследствие происхождения многих тогдашних епископов из знатных фамилий), они явно старались выискать среди столь успешно одерживавших верх над римлянами варваров хотя бы парочку аристократов. В качестве, хоть и достаточно сомнительного, но все-таки хоть какого-то объяснения феномена неожиданной победы этих чужеземцев, о которых прежде никто из «цивилизованных» людей не слышал и не знал, над «легендарной и непобедимой» армией Римской чуть ли не тысячелетней (если верить патриотическим легендам) «мировой» империи…

Видимо, по этой-то причине нам, нынешним, с момента перехода вандалами Рена, известен без лакун весь, так сказать, родословец их царей. А вот что касается их царской генеалогии более раннего периода, то нам известны лишь отдельные, неточно переданные или же как бы выхваченные наугад из сумрака сказаний о скитаниях вандалов по Европе, имена. При этом мы не можем даже быть уверены в том, собственные ли это имена или только прозвища, как у Гензериха (т.е., буквально: «Гусака»), у гуннского царя Аттилы (буквально «Батюшки») или у вандальских соправителей Рая (буквально: «Трубы») и Рапта (буквально: «Дуги» или «Лука»), характер «двоецарствия», или, точнее, двоевластия которых также представляется нам во многом загадочным.

Как уже говорилось выше, Годигисл, правивший вандалами в период странствования вандальского народа по Германии, согласно совпадающим между собой сообщениям различных хронистов и историков, пал в ожесточенной и кровавой битве с франками при попытке форсировать Рен. В тот момент, как минимум, два его сына должны были быть живы и сражаться с ним плечом к плечу. А именно – его старший и рожденный в законном браке сын Гундерих и младший, бойкий не по годам отпрыск от рабыни или, скорее всего, младшей жены, наложницы – Гейзерих-Гензерих-Гейзарих-Гизирих, «Зинзирих-рига» переписки нашего царя Ивана Грозного с князем Андреем Курбским. Ибо мать воспитывала Гейзериха и, следовательно, принадлежала к царскому «двору», если можно говорить о «странствующем дворе». Происхождение от такой «жены левой руки» не считалось позорным, в этом плане германцы были вполне здоровыми прагматиками-реалистами. Возможно, они знали из опыта, которым обладают все селекционеры, что подобные метисы, плоды скрещивания, часто значительно превосходят «чистопородное» потомство как в физическом, так и в умственном отношении. В конце концов, виднейшие деятели эпохи Великого Переселения народов тоже были, так сказать, бастардами, причем метисами. В том числе Флавий Стилихон и победоносный царь остготов Теодорих (Феодорих), чья мать Эливира (Эрилева, Эриулева) была пригожей полонянкой, и, вне всякого сомнения не законной супругой; Аттила, чей отец Мундзух кочевал по бескрайним степям «Скифии» с целым гаремом на колесах, и чьи наиболее одаренные сыновья могли быть зачаты с иранками или гречанками; просветитель готов епископ-арианин Вульфила-Ульфила-Ульфилас был готом по отцу, но сыном пленницы-гречанки или эллинизированной каппадокийки из Малой Азии; правитель «западноримской» Италии до Теодориха Остготского – Одоакр – был гунном по отцу, зачавшим его с матерью, происходившей из германского племени скиров; восточноримский полководец Флавий Велизарий - гроза персов и германцев, «могильщик» царства выродившихся потомков «Зинзириха-риги» в Африке, был тоже смешанного происхождения, о котором спорят до сих пор (хотя Прокопий Кесарийский прямо указывает на его германские корни). Продолжать этот перечень можно было бы до бесконечности…

Пользовавшийся в свое время огромной популярностью Феликс Дан предполагал, что после гибели Годигисла в бою с франками Гейзерих должен был занять место павшего отца, поскольку был старшим из сыновей погибшего владыки, но был обойден в наследовании из-за своего незаконного происхождения, из-за чего власть над вандалами унаследовал его младший брат Гундерих. Но Дан тем самым проецировал (возможно, неосознанно) на то далекое время предрассудки своей собственной эпохи - периода германского «Второго рейха» под скипетром прусских королей из дома Гогенцоллернов (1871-1918). У только что разбитых франками на Рене вандалов были все основания к тому, чтобы в сложившейся кризисной для них ситуации избрать себе, так сказать, оптимального, лучшего во всех отношениях нового царя.

Для этого в распоряжении вандалов всегда был весь царский род, все совершеннолетние Астинги. Аналогичным образом, и гунны избирали себе наиболее подходящего царя из числе всех представителей правящего, княжеского рода, без какого-то автоматического замещения освободившейся должности самым старшим из соискателей в порядке возрастной очередности. Всякому ясно, что меньше всего вандалы перед форсированием Рейна нуждались в царе детского возраста. Но, если царевич Гундерих в 406 г. был совершеннолетним, он был старшим из сыновей павшего Годигисла. Ибо, будь Гейзерих в 406 г. уже совершеннолетним, ему бы в 477 г., в год его смерти (нам точно известный), должно было быть около ста лет от роду, что противоречило бы крепости тела, бодрости духа и остроте ума, свойственных царю вандалов и аланов до последнего мгновения его земной жизни (в отличие, скажем, от готского царя Германариха, который тоже якобы дожил до сто- или даже стодесятилетнего возраста, но при этом настолько одряхлел и стал настолько боязливым, что покончил с собой от страха перед напавшими на его державу гуннами царя Баламбера, поступив в разрез с воинской этикой всякого свободного германца).

Следовательно, Гундерих, скорее всего, появился на свет между 380 и 385 г., Гейзерих же осчастливил мир своим рождением в 389 (по мнению профессора Адольфа Липпольда) или, видимо, в 390 г. (как полагал Готье). Во всяком случае, Гензерих, достигший совершеннолетия, при переправе через Рен бился с франками в рядах вандальских ратоборцев и был свидетелем гибели своего отца Годигисла. Не подлежит сомнению и то, что Гизерих, царский сын (хоть и побочный), обладая определенными властными полномочиями, активно участвовал в грабительском рейде вандалов, аланов и свебов по Галлии. Именно тогда, в бою или при столкновении его разъезда с неприятельским, сын Годигисла был сбит или упал с коня (удержаться на котором без стремян было совсем непросто), повредив себе при этом ногу, отчего хромал потом всю жизнь (как впоследствии другой грозный завоеватель – Тамерлан-Тимур). В отличие от многих своих предшественников из рода Астрингов, Гейзарих не рос спокойно где-нибудь в Силезии, Дакии или Паннонии, предаваясь военным играм и охотничьим забавам. Еще мальчиком ему пришлось покинуть берега великого паннонского озера, сегодняшнего Балатона, чтобы в последующие годы возрастать, мужать среди суровых воинов-мигрантов, быть свидетелем, а со временем – и участником событий, справедливо причисляемых как современниками, так и любознательным потомством к числу самых кровавых в истории Великого Переселения народов. Молодой царевич прошел суровейшую школу выживания, совершив вместе с вандальским народом великий поход из Паннонии в Испанию. Возможно, именно поэтому именно Гейзариху сумел создать и сохранить единственное независимое германское царство эпохи Великого Переселения народов.

Итак, «альфа-самец» Гундерих стал вандальским царем, но его мудрый единокровный брат Гейзерих также пользовался у всего «народа-войска» признанием, как «бета-самец», второй по важности и влиянию человек среди вандалов. Навряд ли его мать была германкой. Прокопий Кесарийский и Аполлинарий Сидоний подчеркивают низкое происхождение родительницы колченогого вандала, именуя ее рабыней, служанкой. Поэтому она навряд ли происходила из союзного вандалам и, в общем, хранившего им верность народа аланов (исключения вроде Гоара «со товарищи» только подтверждали правило - «в семье не без урода»). Ведь вандалы умыкали себе женщин, разумеется, не у союзников, а у врагов. Например, в ходе набега на восточноримскую Мёзию или одной из многочисленных стычек с враждебными сарматами (ведь, кроме союзных вандалам аланов, на просторах «Скифии» кочевали и другие сарматские племена). С таким же успехом мать Гейзериха могла быть и провинциальной римлянкой с берегов Сава, далматинкой или красоткой-евразийкой. Или все-таки аланкой. Темна вода во облацех...Как бы то ни было, «младшая жена» или же, говоря по-римски, «конкубина» (а по-нашему – наложница) царя вандалов Годигисла подарила своему мужу и господину высоко одаренного сынка, наделенного отменным здоровьем. Без особого труда он, младший, сводный брат, рожденный вне брака, утвердил и сохранил свое положение при царе Гундерихе (причем отнюдь не «в тени» последнего). Вскоре ему была поручена задача, за которую хромоногий царевич взялся с огромной охотой. По слову старшего брата Гундериха: «Флоту вандальскому быть!», младший брат Гизерих создал вандалам этот флот.

Правда, прежде чем «Зинзирих» сумел его создать, должно было пройти несколько лет и произойти несколько важных событий. В 409 г. вандалы в сопровождении свебов и аланов явились в Испанию. В 410 г. Аларих Вестготский вызвал в Риме и вокруг Рима столько беспокойства, что императорской власти стало не до спасения римских владений на Иберийском полуострове. В 411 г. с пришельцами были заключены «феды» - договоры, вполне соответствовавшие сложившейся к тому времени практике привлечения иноземных племен к охране римских пограничных областей в качестве вспомогательных войск - уже упоминавшихся нами выше «федератов» - в обмен на землю и довольствие. Римляне дозволили вторгнувшимся в римские владения вандалам, свебам и аланам, выгнать которых у римлян не было сил, поселиться на римских землях в указанных им римлянами местах. Несколько необычной была лишь процедура отведения вандалам, свебам и аланам этих мест для поселения в Испании. Ибо римляне использовали метод жеребьевки, чтобы пришельцы не сцепились сразу же в борьбе за лучшие земли. Вандалы, вероятнее всего, надеялись, что получат больше земли, если их племена примут участие в дележке по отдельности. Поэтому в день жеребьевки немногочисленные к тому времени силинги опять выступили в качестве отдельного племени и вытянули лучший жребий, получив для поселения (фактически же – во владение) – римско-испанскую область Бетику, прозванную затем, в честь получивших ее вандалов - «Вандалицией», позже – Вандалусией, переименованную впоследствии новыми завоевателями – маврами (арабами-мусульманами) «Аль Андалус» - сегодняшнюю Андалусию. Астингам и свебам выпал жребий поселиться бок-о-бок в дождливой северо-западной части римской Испании - Гал(л)иции или Гал(л)леции, сегодняшней Галисии. Можно было догадаться, что долго им там вместе не ужиться. Пришедшим же на Пиренейский полуостров, вместе с вандалами и свебами, аланам пришлось разделиться, поскольку ни одна из имевшихся в распоряжении у римлян областей Испании не была достаточно велика для того, чтобы вместить весь аланский народ. Особенно с учетом того, что аланам – народу наездников и коневодов – требовалась большая территория. Аланам выпал жребий осесть частью на землях современной Португалии (именовавшейся в то время Лузитанией), частью на равнинах севернее Нового Карфагена (современной Картахены) - древнего портового города, основанного на иберийском побережье пунами из старого, североафриканского Карфагена, предками блаженного Августина. Из данного обстоятельства Готье делал вывод об особой многочисленности пришедших в римскую Испанию аланов. Что подтверждается и тем обстоятельством, что при форсировании разноплеменным войском Годигисла Рена у аланов, хотя и ослабленные уходом части своих соплеменников во главе с князем Гоаром к римлянам, хватило сил нанести поражение франкам.

Несмотря на принятое римлянами «соломоново» решение, проведенные вандалами «со товарищи» в Испании два десятилетия оказались переполненными всякого рода трениями и войнами, хотя в описываемое время, очевидно, во всей охваченной смутой Европе только Иберийский полуостров мог обещать более-менее мирную жизнь и необходимое для нее жизненное пространство. Иными словами, хотя римляне поступили по-своему мудро, распределив между пришельцами, которым даровали статус римских «федератов», путем жеребьевки имевшиеся в наличии, малонаселенные области, им бы следовало этим ограничиться. Римляне же этого не сделали, пригласив в Испанию еще и вестготов (против которых император не мог предпринять вообще ничего, если не желал их возвращения в ограбленный ими незадолго перед тем «Старейший» Рим на Тибре), только что прибывших в Южную Галлию, как бы указав готам путь на Иберийский полуостров со словами: «Туда, правда, имели наглость явиться еще до вас какие-то жалкие варвары, но вам нетрудно будет истребить их и забрать себе захваченные ими земли!»

Возможно, дело действительно дошло бы до смертельной борьбы всех еще уцелевших германцев друг с другом, до из самоуничтожения, к вящей радости Равенны и Константинополя… если бы только самым умным и наименее драчливым германцам не стало ясно, что они слишком облегчили бы этим жизнь своим римским и греческим противникам. князь свебов Гермерих, царь вестготов Валлия и Гейзерих, ставший царем вандалов, сообразили, что им полезней будет действовать с меньшим расходом сил и средств.

Григорий Турский, большой охотник до исторических анекдотов, так писал во второй книге своей десятитомной «Истории франков» о новом, более расчетливом и экономном, способе разрешения территориальных конфликтов между германцами (применявшемся, между прочим, если верить Титу Ливию и другим римским историкам, в свое время и древними римлянами - достаточно вспомнить хотя бы схватку Горациев с Куриациями с последующим убийством Камиллы собственным братом-победителем):

«...вандалы, снявшись со своего места, с королем (царем - В.А.) Гундерихом устремились в Галлию; подвергнув ее сильному опустошению, они напали на Испанию. За вандалами последовали свевы (свебы - В.А.), то есть алеманны, захватившие Галисию (тогдашнюю североиспанскую Галицию - В.А.). Спустя немного времени между вандалами и свевами, которые жили по соседству друг с другом, возник раздор. И когда они, вооружившись, пошли на битву и уже готовы были к сражению, король (царь - В.А.) алеманнов сказал: «До каких же пор война будет обрушиваться на весь народ? Чтобы не гибли люди того и другого войска, я прошу, чтобы двое – один от нас, другой от вас – вышли с оружием на поле боя и сразились между собой. Тогда тот народ, чей воин будет победителем, и займет без спора страну». Все согласились, что не следует многим кидаться на острие меча. В это время скончался король (царь - В.А.) Гундерих, и после него королевскую (царскую - В.А.) власть получил Тразамунд (здесь епископ Григорий ошибся, ибо новым царем вандалов стал Гейзерих - В.А.). Когда произошел поединок между воинами, на долю вандалов выпало поражение. Воин Тразамунда (понимай: Гейзериха - В.А.) был убит, и тот обещал уйти из Испании и удалиться от ее границ...»

Высокообразованный и любознательный Григорий Турский, разумеется, много чего слышал и усердно заносил в свой труд все услышанное, но именно по этому его труд не свободен от ошибок. Поэтому позднейшие историки не слишком верили в подлинность приведенного выше исторического анекдота. Да и в самом деле, трудно поверить, что такой трезвый, хладнокровный и расчетливый в своих решениях и действиях прагматик, как Гейзерих, мог, для принятия серьезнейшего решения – пытаться устоять и утвердиться со своим «народом-войском» на зыбкой испанской почве или же, воспользовавшись последней возможностью, вести его за море, в римскую Африку, положиться на «суд Божий» - победу или поражение своего «поединщика». В то же время не подлежит никакому сомнению, что именно вандалы, с момента своего ухода из Дакии и Паннонии, уже не раз несли весьма болезненные и тяжелые потери, грозившие их выживанию как народа. И потому вполне могли быть склонными к тому, чтобы разрешать мелкие, ограниченные по своим масштабам конфликты с соседями – например, споры за владение какой-нибудь определенной долиной, ограниченными силами, избегая их перерастания в полномасштабную войну между двумя народами, грозящую им, и без того ослабленным и обескровленным, окончательным физическим истреблением. Одной из подобных форм ограниченного вооруженного конфликта вполне мог быть поединок, вроде описанного Григорием Турским. Многочисленные факты подобных «судебных поединков», или «ордалий», исход которых напрямую связывался с выражением Божьей воли, весьма характерны для периода перехода от античного общества к обществу средневековому. Ибо, по убеждению германцев, уже ставших христианами (хотя и арианского толка), победу в поединке мог одержать лишь тот из поединщиков, кто получил на это силу свыше. Даже если исход описанного Григорием Турским поединка и не стал в действительности непосредственной причиной ухода вандалов из Испании, он вполне мог состояться в действительности и, возможно, предотвратил гораздо большее кровопролитие.

Вторым «варварским» царем, сошедшим, с учетом тяжелого положения, в котором оказались германские народы, с пути, предначертанного ему Римом и Константинополем, был князь (скорее всего – узурпатор) вестготов Валья (Валия, Валлия). Этот не знавший колебаний, мужественный, энергичный удачливый воитель вышел на историческую арену после короткой, но ожесточенной борьбы за вестготское «престолонаследие» (а если быть точнее, то преемство власти). Поначалу Валья попытался повторить попытку Алариха переправиться в Африку, богатую зерном, пробился, во главе не слишком многочисленного, но отборного войска, через область вандалов-силингов, и направил из Тарифы (расположенной близ нынешнего Гибралтара) передовой отряд на захваченных кораблях «прощупать» побережье римской Африки – житницы западной части «мировой» империи (житницей ее восточной части был римский Египет). Однако корабли вестготов стали жертвой разыгравшегося шторма.