Накануне Великой войны.

Бомбардировка Белграда и всеобщая мобилизация, объявленная в Австро-Венгрии, не помешали продолжению дипломатических переговоров, а это, прежде всего, доказывало, как велико было миролюбие России.

15 июля император Вильгельм прислал следующую телеграмму Государю Императору:

«С сильнейшим душевным беспокойством я осведомился о впечатлении, произведенном в Вашей Империи выступлением Австро-Венгрии противъ Сербии. Недобросовестная агитация, которая в течение нескольких лет ведется в Сербии, привела к чудовищному покушению, жертвой которого пал эрцгерцог Франц-Фердинанд. Дух, который привел сербов к убийству собственного короля и его супруги, жив в этой стране и до сих пор. Вы, без сомнения, согласитесь со мной, что наш общий интерес, Ваш и мой, так же, как и всех других монархов, лежит в том, чтобы настоять на заслуженном наказании тех, кто является морально ответственным за это ужасное преступление. С другой стороны, однако, я никоим образом не игнорирую факта, что Вам и Вашему правительству чрезвычайно трудно противостоять выражениям общественного мнения. В память сердечной дружбы, которая нас так долго соединяла, я использую все мое влияние, чтобы убедить Австро-Венгрию вступить на путь лояльного и удовлетворительного обмена мнениями с Россией. Я надеюсь на Ваше содействие, которое поможет мне устранить могущие встретиться на моем пути трудности. Ваш искреннейший и преданнейший друг и брат
      Вильгельм».

Государь Император 16 июля ответил императору Вильгельму.

«Я рад, что Вы вернулись в Германию в этот очень серьезный момент. Я настойчиво прошу Вас помочь Мне. Позорная война объявлена слабой нации, и Я вполне разделяю то негодование, которое охватило Россию. Я предвижу, что очень скоро не в силах буду противостоять тому давлению, которое уже начинается, и что буду вынужден принять меры, которые приведут к войне. В видах избежания бедствий европейской войны, Я прошу во имя нашей старой дружбы Вас сделать все, что Вы можете, чтобы удержать Вашего союзника от дальнейших непоправимых шагов.
      Николай».

В тот же день на эту телеграмму последовал следующий ответ императора Вильгельма:

«Я получил Вашу телеграмму и разделяю Ваше желание сохранить мир. Тем не менее, я не могу, как и сказал в первой телеграмме, признать выступление Австро-Венгрии «позорной войной». Австро-Венгрия знает по опыту, что абсолютно нельзя верить обещаниям Сербии, пока они существуют только на бумаге. На мой взгляд действия Австро-Венгрии должны быть рассматриваемы, как стремление получить известные гарантии в том, что сербские обещания будут полностью осуществлены. Декларация австро-венгерского правительства укрепила во мне мнение, что Австро-Венгрия не ищет каких-либо территориальных приобретений за счет Сербии. Поэтому я думаю, что для России является вполне возможным сохранить во время австро-сербской войны роль зрителя, не ввергая Европу в ужаснейшую из войн, какие когда-либо видел мир. Я верю, что непосредственный обмен мнениями между Вашим и венским правительством возможен и желателен, а тем временем мое правительство, как я уже Вам телеграфировал, употребит все усилия содействовать благополучному их исходу. Естественно, что военные мероприятия со стороны России, которые Австро-Венгрия может счесть за угрозу по своему адресу, только ускорили бы бедствие, которого мы оба стараемся избегнуть, и сделают невозможной мою миссию посредника, которую я поспешил принять на себя, вследствие Вашего призыва к моей дружбе и помощи.
      Вильгельм».

Миролюбие императора Вильгельма, о котором он так широко распространялся в телеграммах Государю Императору, совершенно не соответствовало тем мерам, которые он принимал у себя в Германии.

Объявив «Kriegsgefahrzustand», «положение, угрожаемое войною», он приступил тайком к мобилизации. Приготовления к ней начались даже ранее истечения срока австрийского ультиматума Сербии: 10 июля Германия поставила в вооруженное положение свои пограничные укрепления; 13 июля она предписала железным дорогам произвести подготовительные меры концентрации; 14 июля приступила к реквизициям и поставила на места войска прикрытия; 15 июля начался призыв запасных, и удаленные войсковые части были придвинуты к границам.

— Разве все эти мероприятия могли еще оставить у кого-нибудь сомнения насчет действительных намерений Германии? —воскликнул г. Вивиани во французской палате депутатов.

Забота о государственной безопасности вынудила и Россию принять необходимые меры, и потому 16 июля, в ответ на общую мобилизацию Австро-Венгрии, последовал Именной Высочайший указ Правительствующему Сенату о производстве частичной мобилизации четырех военных округов: киевского, одесского, московского и казанского.

Как только последовал этот указ, тотчас же к министру иностранных дел С. Д. Сазонову приехал германский посол в Петрограде, граф Пурталес, и заявил о решении Германии мобилизовать свои силы, если Россия не прекратит делаемых ею военных приготовлений.

С. Д. Сазонов заявил, что частичная мобилизация назначена вследствие состоявшейся уже всеобщей мобилизации Австрии и очевидного нежелания последней согласиться на какой бы то ни было способ мирного уложения своего спора с Сербией.

— Так как мы, —сказал г. Сазонов, —не можем исполнить желания Германии, то нам остается только ускорить наши вооружения и считаться с вероятною возможностью войны с Австрией.

Хотя граф Пурталес говорил о мобилизации Германии, как только еще о предполагаемой, —на самом деле она уже в это время заканчивалась и в этот день берлинские газеты возвестили о мобилизации, но германское правительство конфисковало газеты, заявив, что объявление о мобилизации было напечатано «по ошибке»!

В тот же день в России началась общая мобилизация армии и флота.

В день объявления мобилизации, Государь Император отправил императору Вильгельму следующую телеграмму:

«Благодарю за Вашу телеграмму (16 июля), примирительную и дружескую. Между тем официальное сообщение, переданное сегодня Вашим послом Моему министру, было совершенно в другом тоне. Прошу Вас разъяснить это разногласие. Было бы правильным передать австро-сербский вопрос на гаагскую конференцию. Рассчитываю на Вашу мудрость и дружбу.
      НИКОЛАЙ».

Император Вильгельм ответил Государю Императору следующее:

«Мой посол получил инструкцию обратить внимание Вашего правительства на опасность и тяжелые последствия мобилизации—это то, что я сказал Вам уже в последней телеграмме. Австро-Венгрия мобилизовалась только против Сербии и мобилизовала только часть своей армии. Если Россия, согласно Вашей телеграмме и сообщению Вашего правительства, считает это причиной своей мобилизации против Австро-Венгрии, то миссия посредника, которую Вы на меня дружественным образом возложили и которую я принял по Вашей настойчивой просьбе, будет компрометирована, если не сделается совершенно невозможной. Вся тяжесть решения, которое будет принято, останется на Вас, и Вы будете нести ответственность за войну, либо мир.
      Вильгельм».

Государь Император тотчас же ответил:

«Сердечно благодарю Вас за скорый ответ. Посылаю сегодня вечером Татищева с Моими инструкциями. Военные мероприятия, которые сейчас принимаются, были начаты уже несколько дней тому назад, в целях встречных приготовлений против австрийских мероприятий. От всего сердца надеюсь, что эти мероприятия не окажут влияния на Вашу роль посредника, которую Я высоко ценю. Нам нужно Ваше энергичное вмешательство, чтобы Австрия могла войти с нами в известное соглашение.
      НИКОЛАЙ».

В тот же день граф Пурталес вновь явился к С. Д. Сазонову и спросил, на каких условияхъ мы еще согласились бы пріостановить наши вооружения?

Г. Сазонов продиктовал ему для срочной передачи в Берлин следующее заявление:

«Если Австрия, признавая, что австро-сербский вопрос принял характер общеевропейского вопроса, заявит о готовности исключить из своего ультиматума пункты, которые нарушают суверенные права Сербии, Россия обязуется прекратить военные приготовления».

По предложению Англии эта формула была впоследствии несколько изменена и гласила следующее:

«Если Австрия согласится остановить движение своих войск на сербской территории и если, признавая, что австро-сербский конфликт принял характер европейского вопроса, она допустит, чтобы великие державы рассмотрели вопрос о том удовлетворении, которое Сербия могла бы дать австро-венгерскому правительству без нанесения ущерба своим правам суверенного государства и своей независимости, —Россия принимает на себя обязательство сохранять свое выжидательное положение».

После выработки этой формулы дело, как будто, снова приняло благоприятный оборот и 18 июля Государь Император послал императору Вильгельму следующую телеграмму:

«От всего сердца благодарю Вас за Ваши намерения, которые дают луч надежды, что все еще может кончиться благополучно. Технически невозможно приостановить наши военные приготовления, которые вызваны были австрийской мобилизацией. Мы далеки от желания воевать, и до тех пор, пока переговоры с Австрией относительно Сербии будут продолжаться, Мои войска не позволят себе ни одного вызывающего действия. В этом Я уверяю Вас Моим честным словом. Я питаю безусловную веру в милость Божию и верю, что Ваше выступление в Вене увенчается успехом на благо наших стран и мира Европы. Сердечно Ваш.
      НИКОЛАЙ».

В тот же день была получена следующая телеграмма от императора Вильгельма:

«В ответ на Ваш призыв к моей дружбе и на Вашу просьбу прийти Вам на помощь я предпринял посредничество между Вашим и австро-венгерским правительствами. В то время, как эти действия с моей стороны начинались, Ваши войска были мобилизованы против моего союзника Австро-Венгрии. В результате, как я уже говорил Вам, мое вмешательство сделалось почти иллюзорным. Тем не менее, я продолжаю действовать. В этот момент я получил достоверное сообщение относительно серьезных военных приготовлений также и на моей восточной границе. Так как я ответственен за безопасность моего государства, то я счел себя вынужденным принять подобные же меры защиты. Я дошел до крайних возможных пределов в моих усилиях сохранить мир. Не я буду нести ответственности за то ужасное бедствие, которое ныне угрожает всему цивилизованному миру. Даже и теперь зависит только от Вас избежать его. Никто не угрожает чести и могуществу России, которая может спокойно ожидать последствий моего вмешательства. Дружба к Вам и Вашей империи, которая была завещана мне моим дедом на смертном одре, всегда была для меня священной, и я был верен России, когда она испытывала затруднения, в частности во время Вашей последней войны. Даже и теперь мир Европы может быть сохранен Вами, если Россия решится приостановить ее военные мероприятия, которые угрожают Германии и Австрии.
Вильгельм».

На эту телеграмму Государь Император ответил:

«Я получил Вашу телеграмму. Я понимаю, что Вы вынуждены были мобилизоваться, но Я должен иметь от Вас такую же гарантию, какую Я Вам дал, а именно, что эти мероприятия еще не обозначают войны и что мы будем продолжать наши труды для избежания войны между нашими странами и для всеобщего мира, который так дорог нашим сердцам. Наша долгая и испытанная дружба должна с Божьей помощью помочь нам избегнуть этого кровопролития и Я с верою ожидаю Вашего ответа.
      НИКОЛАЙ».

Таким образом за несколько часов до германского ультиматума Государь Император телеграфировал императору Вильгельму:

«Мы будем продолжать наши труды для избежания войны и для всеобщего мира».

Это ли не доказательство миролюбия России?

Также совершенно миролюбиво были настроены и главы остальных групп «Тройственного соглашения», о чем свидетельствуют письма, которыми 18—19 июля обменялись король Англии и президент французской республики.

Из всех документов, уличающих Германию в том, что именно она зажгла мировой пожар, —эти два письма президента Пуанкаре и короля Георга, —улики особой яркости.

Письма, которыми обмениваются главы государств, —не дипломатические документы обычного типа. В них есть та интимность, которая обусловливает прямоту и правдивость заявлений и точность изложения фактов, основанную на безусловном доверии и уважении высоких адресатов. Поэтому такие письма не прикрываются дипломатическими флёрами и говорят наблюдателю о правде фактов с непреложной достоверностью.

В письме г. Пуанкаре звучит такая искренность тревоги за европейский мир, которая исключает всякую мысль о дипломатических недомолвках, прячущих тайную мысль. Становится очевидной правда слов: «Франция, которая решилась провести до конца все, что от нее зависит, чтобы сохранить мир, ограничилась до настоящего времени наиболее необходимыми предупредительными мерами». «Мы с самого начала кризиса советовали нашим союзникам быть умеренными.

Все усилия к примирению прилагаются только одной стороной».

Все эти фразы и самое обращение к английскому королю с указанием на необходимость твердого выявления Англией единства с Россией и Францией—в целях сохранения мира, устанавливают с несомненной искренностью намерения Франции и России сохранить мир в Европе.

В таком же интимно-искреннем тоне написан и ответ короля Георга... «Я намерен беспрерывно продолжать усилия, пока будет надежда на мирное разрешение конфликта».

Этого достаточно. Два исторических письма говорят о той тревоге за мир, которую вызвала австро-германская дипломатия, о тех усилиях, которые прилагало тройственное согласие к сохранению мира, о той искренности, которая царила между союзниками. И эти же письма уличают Германию, как инициатора и организатора мирового конфликта. Никакая цветная книга, —творчество германо-австрийской дипломатии—не опровергнуть этой улики.

Но все эти усилия «Тройственного соглашения» остались тщетными: Вильгельм, окончив к этому времени мобилизацию своей армии, уже не нуждался в выигрыше времени и, сбросив с себя маску «миротворца», сразу открыл карты.

В 12 часов ночи на 19 июля германский посол граф Пурталес предъявил С. Д. Сазонову дерзкий ультиматум: если через 12 часов Россия не приступит к демобилизации не только против Германии, но и против Австрии, то германское правительство вынуждено будет отдать приказ о мобилизации (которая, как сказано выше, уже закончилась в Германии).

— Равносильно ли это войне?—спросил С. Д. Сазонов.

— О, нет!—отвечал граф Пурталес, —но мы к ней чрезвычайно близки.

На другой день Вильгельм телеграфировал Государю Императору:

«Благодарю Вас за телеграмму. Я указал вчера Вашему правительству единственный способ, при котором война может быть избегнута. Хотя я спрашивал в полдень об ответе, никакой телеграммы от моего посла, содержащей в себе ответ Вашего правительства, мною не получено. Вследствие этого я вынужден был мобилизовать мою армию. Благоприятный, ясный и недвусмысленный ответ Вашего правительства—единственное средство предотвратить неизмеримое бедствие. До тех пор, пока я получу этот ответ, к моему глубокому сожалению, не представляется возможным коснуться предмета, затронутого в Вашей телеграмме. Я должен просить Вас категорически отдать приказание Вашим войскам без промедления не делать самого незначительного давления на наши границы.
      Вильгельм».

В 7 час. 10 мин. вечера 19 июля, граф Пурталес вручил С. Д. Сазонову следующую ноту:

«Императорское правительство старалось с начала кризиса привести его к мирному разрешению. Идя навстречу пожеланию, выраженному Его Величеством Императором Всероссийским, его величество император германский в согласии с Англией прилагал старания к осуществлению роли посредника между венским и петербургским кабинетами, когда Россия, не дожидаясь их результата, приступила к мобилизации всей совокупности своих сухопутных и морских сил. Вследствие этой угрожающей меры, не вызванной никакими военными приготовлениями Германии, Германская империя оказалась перед серьезной и непосредственной опасностью. Если бы императорское правительство не приняло мер к предотвращению этой опасности, оно подорвало бы безопасность и самое существование Германии. Германское правительство поэтому нашло себя вынужденным обратиться к правительству Его Величества Императора Всероссийского, настаивая на прекращении помянутых военных мер. Ввиду того, что Россия отказалась (не нашла нужным ответить на¹) удовлетворить это пожелание и выказала этим отказом (принятым положением¹), что ее выступление направлено против Германии, я имею честь, по приказанию моего правительства, сообщить вашему превосходительству нижеследующее: его величество император, мой августейший повелитель, от имени империи, принимая вызов, считает себя в состоянии войны с Россией.»

С.-Петербург, 19 июля (1 августа) 1914 года.

(Подп.) Ф. Пурталес.

Примечание: *¹ Слова, помещенные в скобках, находятся в оригинале. По-видимому, заранее было приготовлено 2 варианта и по ошибке оба включены в ноту.

По получении этой ноты русский министр иностранных дел 20 июля послал следующую телеграмму Императорским представителям за границею.

«Несомненно ясно, что уже ныне Германия стремится переложить на нас ответственность за разрыв. Наша мобилизация была вызвана громадной ответственностью, которая создалась бы для нас, если бы мы не приняли всех мер предосторожности в то время, как Австрия ограничивалась переговорами, носившими характер проволочки, бомбардировала Белград и произвела полную мобилизацию.

Государь Император Своим словом обязался перед германским императором, что не предпримет никаких вызывающих действий, пока продолжаются переговоры с Австрией. После такого ручательства и после всех доказательств миролюбия России Германия не имела права и не могла сомневаться в нашем утверждении, что примем с радостью всякий мирный выход, совместный с достоинством и независимостью Сербии. Иной исход был бы совершенно несовместим с нашим собственным достоинством и, конечно, поколебал бы равновесие Европы, утвердив гегемонию Германии. Этот европейский, мировой характер конфликта бесконечно важнее повода, его создавшего. Решив объявить нам войну в то время, когда между державами велись переговоры, Германия этим приняла на себя тяжелую ответственность».

В тот же день, в три с половиною часа дня, в церкви Зимнего дворца состоялось в присутствии Государя Императора, Царской Семьи, министров, членов Государственного Совета и Думы торжественное молебствие. По окончании его был обнародован следующий манифест о войне:

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ

Мы, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем всем верным Нашим подданным:

Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.

Презрев уступчивый и миролюбивый ответ сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.

Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.

Среди дружественных сношений союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленно их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.

Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской земли дружно и самоотверженно станут все верные Наши подданные.

В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага.

С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысл, Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение.

Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

      НИКОЛАЙ».

Затем Государь Император изволил обратиться к присутствующим со следующими словами:

«С спокойствием и достоинством встретила наша великая матушка Русь известие об объявлении нам войны.

Убежден, что с таким же чувством спокойствия мы доведем войну, какая бы она ни была, до конца.

Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли нашей. И к вам, собранным здесь представителям дорогих Мне войск гвардии и петербургского военного округа, и в вашем лице обращаюсь ко всей единородной, единодушной, крепкой, как стена гранитная, армии Моей и благословляю ее на труд ратный».

Все военные опустились на колени. Громоподобное длительное «ура» восторженно настроенных присутствовавших было ответом на многознаменательные слова Монарха. При пении гимна Их Величества и Царская Семья изволили проследовать на средний балкон, выходящий на Дворцовую площадь. Огромная толпа народа, там собравшаяся, приветствовала Царскую Семью долго не смолкавшим «ура».

На следующий день состоялось чрезвычайное заседание Правительствующего Сената. Заслушав Высочайший манифест об объявлении войны, Сенат постановил поднести Его Императорскому Величеству нижеследующий всеподданнейший адрес:

«Ваше Императорское Величество.

Как и встарь, не за мирские выгоды, велением своего Государя ополчилась ныне на врага Российская держава.

Вновь льется кровь наших единоверных братьев, и дерзкий вызов брошен всему славянству.

История скажет свое слово о неоценимых трудах Державного Родителя Вашего и Ваших, Государь, на дело мира.

Но есть предел: Россия не уклонится от священной цели, ей Божественным Промыслом постановленной.

Как в былые годы, при венценосных предках Вашего Величества, с мечом в руках, с верою в сердце, станет Святая Русь на защиту исконных своих заветов.

Вознеся к престолу Всевышнего горячие мольбы о здравии и благоденствии Вашего Императорского Величества и Августейшей Семьи Вашей и о даровании славной победы российскому воинству, Правительствующий Сенат, по заслушании в чрезвычайном заседании Высочайшего манифеста об объявлении военных действий, всеподданнейше повергает к стопам Вашим, Великий Государь и Самодержец Всероссийский, выражение безграничной любви к Священной Особе Вашей и готовности ко всемирным жертвам на благо России».

Таким образом день 20 июля 1914 года должен считаться началом «Великой Войны». Столкновение двух держав Германии и России, представительниц «Тройственного союза» и «Тройственного соглашения», естественно должно было бы вызвать немедленное присоединение к воюющим державам остальных государств, входящих в состав двух упомянутых групп, враждебно друг к другу относящихся.

На деле, однако, события развернулись совершенно иначе.

Италия отказалась идти по следам своих союзников: германский посол в Риме, фон-Флотов, явился к итальянскому министру-президенту, маркизу Сан-Джулиано, и, выяснив положение дел, спросил: каковы намерения итальянского правительства?

Маркиз Сан-Джулиано ответил, что предпринятая Австрией война, в особенности, если принять во внимание те последствия, которые, судя по словам германского посла, могут из нее возникнуть, — имеет чисто наступательный характер и не согласуется с чисто оборонительным характером Тройственного союза, а потому Италия принять участие в войне не может.

21 июля г. Рене Вивиани, французский министр иностранных дел, разослал следующую телеграмму представителям Франции за границей:

«Германский посол взял свои паспорта и уезжает сегодня вечером с персоналом посольства, германского генерального консульства и баварского посольства. В качестве предлога барон фон-Шен выставил удостоверение германскими административными и военными властями враждебных действий, будто бы учиненных на германской территории французскими военными авиаторами, обвиняемыми в полетах над имперской территорией и в метании бомб; посол добавляет, что эти авиаторы, равным образом, нарушили и нейтралитет Бельгии, пролетев над ее территорией. «При наличности этих нападений, —говорится в письме г. фон-Шена, —германская империя считает себя на положении войны с Францией, по вине этой последней».

Я формально опроверг неточные обвинения посла и с моей стороны напомнил, что еще вчера отправил ему ноту с протестом против характерных нарушений французской границы, уже в течение двух дней совершаемых отрядами германских войск.

      Рене Вивиани».

Следующей державой, принявшей участие в «Великой войне», выступила Бельгия, вовсе и не собиравшаяся воевать, как не принадлежащая ни к «Тройственному союзу», ни к «Тройственному соглашению».

18 июля английский министр иностранных дел, сэр Эдуард Грей, запросил германское и французское правительства, в предвидении могущей возникнуть войны, намерено ли каждое из них уважать нейтралитет Бельгии в том случае, если этот нейтралитет не будет нарушен никакой другой державой? В то же время Грей довел до сведения бельгийского правительства о своем убеждении, что Бельгия со своей стороны решила сохранять нейтралитет.

Франция тотчас же заявила, что, в случае международного конфликта, она сохранит полное уважение к территории Бельгии.

Что же касается Германии, то, несмотря на категорическое заявление, сделанное еще в 1913 году в комиссии германского рейхстага, что «нейтралитет Бельгии установлен договором, и Германия намерена уважать этот договор», —Англия на свой запрос никакого определенного ответа не получила: Германия заявила, что она «не может ответить на этот вопрос».

Бельгия, со своей стороны, ответила Англии, что она намерена сохранять свой нейтралитет, приняв для того все военные меры, какие, по ее мнению, подсказывались положением.

20 июля германский посланник в Брюсселе, фон-Белов-Залеске, вручил бельгийскому министру иностранных дел г. Давиньону следующую ноту:

«Императорским правительством получены достоверные сведения о намерении французских боевых сил пройти на Маас через Живе-Намюр. Сведения эти не оставляют сомнения относительно намерения Франции направиться на Германию через бельгийскую территорию.

Императорское правительство не может не опасаться, что Бельгия, при всем желании, не будет в состоянии отразить без помощи французское вторжение, имеющее столь крупные виды на успех, что в них с достаточной уверенностью можно усмотреть угрозу, направленную против Германии. Долг самосохранения повелевает Германии предупредить неприятельское нападение. Германское правительство было бы поэтому исполнено величайшего сожаления, если бы Бельгия усмотрела враждебное в отношении ее действие в том, что для защиты против мер своих противников Германия вынуждена с своей стороны вступить на территорию Бельгии.

Во избежание всякого недоразумения императорское правительство заявляет следующее:

1. Германия не имеет в виду никаких враждебных действий против Бельгии. Если Бельгия согласна занять в предстоящей войне положение дружественного Германии нейтралитета, то германское правительство обязывается при заключении мира гарантировать целость и независимость королевства в полном их объеме.

2. Германия обязывается, под вышеизложенным условием, вновь очистить территорию королевства тотчас по заключении мира.

3. В случае дружественного поведения Бельгии, Германия готова, по соглашению с королевскими бельгийскими властями, покупать все потребное для ее войск за наличный расчет и возмещать всякий убыток, какой мог бы быть причинен германскими войсками.

4. Если же Бельгия проявит враждебность к германским войскам, в особенности, если создаст затруднения их прохождению сопротивлением Маасских крепостей или разрушением железных дорог, шоссе, туннелей или других искусственных сооружений, то Германия, к своему сожалению, будет вынуждена рассматривать королевство, как неприятеля. В этом случае Германия не примет на себя никаких обязательств по отношению к королевству, а должна будет предоставить урегулирование дальнейших взаимоотношений между обоими государствами силе оружия.

Императорское правительство питает твердую надежду, что этот последний случай не будет иметь места, и что королевское бельгийское правительство сумеет принять надлежащие меры, чтобы предотвратить возможность явлений, вроде вышеупомянутых. В таком случае дружественные узы, соединяющие оба соседние государства, в дальнейшем укрепятся и упрочатся.»

Бельгия ответила Германии, что ее нота, или вернее — ультиматум, вызвала у королевского правительства глубокое и тягостное изумление.

Указав, что намерения, которые Германия приписывает Франции, совершенно противоречат заявлению последней, обязавшейся уважать бельгийский нейтралитет, Бельгия категорически заявила, что ее армия окажет всем вторгающимся на ее территорию, кто бы то ни был, энергичное сопротивление.

«Договором 1839 года, —говорится далее в ответе бельгийского правительства, — подтвержденным договором 1870 года, независимость и нейтралитет Бельгии поставлены под защиту держав и особенно правительства короля прусского.

Бельгия всегда была верна своим международным обязательствам; она выполняла свои обязательства в духе лояльного беспристрастия.

Посягательством на ее независимость, которое ей угрожает, германское правительство совершило бы жестокое нарушение международного права. Никакие стратегические интересы не оправдывают нарушения права.

Приняв сделанные ему предложения, бельгийское правительство принесло бы в жертву честь нации в тот момент, когда изменило бы своим обязательствам перед Европой.

В сознании той роли, которую уже более восьмидесяти лет играет Бельгия в мировой цивилизации, —она отказывается верить тому, что независимость Бельгии может быть сохранена только ценою нарушения ее нейтралитета.

Если бы эта надежда оказалась обманутой, бельгийское правительство твердо решило отразить всеми имеющимися в ее власти средствами всякое посягательство на ее право».

Одновременно Бельгия послала следующую циркулярную телеграмму в Петроград, Берлин, Лондон, Париж, Вену и Гаагу.

«Германия вручила вчера, в 7 часов вечера, ноту, предлагая дружественный нейтралитет, допускающий свободный проход через нашу территорию, обещая сохранение независимости королевства и его владений при заключении мира, угрожая, в случае отказа, поступать с Бельгией, как с неприятелем, назначая для ответа двенадцатичасовой срок. Мы ответили, что посягательство на наш нейтралитет было бы жестоким нарушением международного права. Принятие германского предложения принесло бы в жертву честь нации. В сознании своего долга Бельгия твердо решила отразить нападение всеми средствами».

В ответ на эту телеграмму Германия заявила Бельгии, что «она вынуждена будет осуществить, если понадобится, вооруженной силой те мероприятия, которые она сочтет необходимыми».

В то же время германский имперский канцлер Бетман-Гольвег в речи, произнесенной с трибуны рейхстага, высказал совершенно откровенно следующие соображения: «Мы находимся в состоянии необходимой обороны, необходимость не считается с законами. Вступление наших войск в Бельгию противоречит предписаниям международного права, и Франция заявила, что она решила уважать нейтралитет Бельгии. Франция может это сделать, а мы не можем».

Никаких более сомнений в том, что Бельгия подвергнется германскому нашествию, не оставалось, и английский министр иностранных дел 22 июля телеграфировал английскому послу в Брюсселе следующее:

«Известите бельгийское правительство о том, что в случае давления на него Германии с целью добиться отступления от нейтралитета, правительство его величества ожидает с его стороны самого крайнего сопротивления, в котором правительство его величества окажет ему свою помощь, и даже в этом случае готово соединиться с Россией и Францией, если нужно будет, для предложения бельгийскому правительству немедленного совместного действия в целях сопротивления выступившей против него с оружием в руках Германии и гарантии поддержания независимости и целости Бельгии в будущем».

В тот же день германские войска вступили на бельгийскую территорию: война Германии с Бельгией фактически уже началась.Вслед за Бельгией к числу воюющих держав присоединилась Англия.

В тот же день, 22 июля, Англией был отправлен Германии ультиматум с требованием сохранения нейтралитета Бельгии.

На другой день Германия отвергла требование Англии, и тогда последняя заявила ей, что состояние войны существует между Англией и Германией, начиная с 11 часов дня 23 июля.

В тот же день, в 6 часов вечера, Черногория прекратила дипломатические сношения с Австрией, мотивируя это нападением Австрии на союзницу — Сербию, чрезвычайными военными мерами австрийцев на черногорской границе и объявлением Германией, союзницей Австрии, войны России, вековой покровительницы Черногории.

Австро-венгерский посланник с личным составом миссии тотчас же покинул Цетинье.

Многих удивляло в эти дни молчание Австрии, но она сама ожидала объявления ей войны Россией: «Тройственный союз» имел характер оборонительный, а не наступательный, а потому Австрии очень хотелось, чтобы войну объявила не она, а Россия, —тогда Италия должна была бы принять участие в войне против России и не могла бы отговариваться тем, что Австрия сама напала на Россию. Не дождавшись, однако, выступления России, она сочла необходимым прервать, наконец, молчание, и 25 июля австро-венгерский посол в Петрограде, граф Сапари, явившись в 6 час. 15 мин. вечера к русскому министру иностранных дел С. Д. Сазонову, передал ему следующую ноту:

«По приказанию своего правительства нижеподписавшийся посол Австро-Венгрии имеет честь довести до сведения его превосходительства г. министра иностранных дел в России нижеследующее: принимая во внимание угрожающее положение, занятое Россией в конфликт между австро-венгерской монархией и Сербией и ввиду факта, что вследствие этого конфликта Россия, согласно сообщениям берлинского кабинета, сочла нужным открыть военные действия против Германии, и что последняя находится поэтому в состоянии войны с названной державой, Австро-Венгрия считает себя также в состоянии войны с Россией, считая с настоящего момента».

На другой же день, 26 июля, был опубликован следующий Высочайший манифест о войне с Австро-Венгрией.

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ

Мы, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем всем Нашим верным подданным:

Немного дней тому назад Манифестом Нашим оповестили Мы русский народ о войне, объявленной Нам Германией.

Ныне Австро-Венгрия, первая зачинщица мировой смуты, обнажившая посреди глубочайшего мира меч против слабейшей Сербии, сбросила с себя личину и объявила войну не раз спасавшей ее России.

Силы неприятеля умножаются: против России и всего славянства ополчились обе могущественные немецкие державы. Но с удвоенною силою растет навстречу им справедливый гнев мирных народов и с несокрушимою твердостью встает перед врагом вызванная на брань Россия, верная славным преданиям своего прошлого.

Видит Господь, что не ради воинственных замыслов или суетной мирской славы подняли Мы оружие, но, ограждая достоинство и безопасность Богом хранимой Нашей Империи, боремся за правое дело. В предстоящей войне народов Мы не одни: вместе с Нами встали доблестные союзники Наши, также вынужденные прибегнуть к силе оружия, дабы устранить, наконец, вечную угрозу германских держав общему миру и спокойствию.

Да благословит Господь Вседержитель Наше и союзное Нам оружие и да поднимется вся Россия на ратный подвиг с железом в руках, с крестом в сердце.

Дан в Санкт-Петербурге, в 26 день июля, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое.

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

      НИКОЛАЙ».

В день опубликования Высочайшего манифеста, в 10 час. утра, толпы народа усеяли площадь Зимнего дворца и набережную Невы. Экипажи, автомобили и кареты подвозили сановников, членов Думы и Совета, придворных чинов.

Около 11 часов утра депутаты и члены Совета собрались в Николаевском зале. Депутаты без разделения на фракции заняли места на левой стороне зала, имея впереди председателя Думы М. В. Родзянко.

По правой стороне поместились совет министров и члены Государственного Совета. Впереди последних И. Я. Голубев.

Ровно в 11 часов дверь распахнулась, и в Николаевский зал вошел Государь Император в предшествии первого обер-церемониймейстера д. т. с. бар. Корфа и обер-гофмаршала генерал-адъютанта гр. Бенкендорфа. За Его Величеством следовали: Великий Князь Николай Николаевич, назначенный Верховным Главнокомандующим русских армий, министр Императорского Двора гр. Фредерикс, дежурство и чины Государевой свиты.

Войдя в зал, Государь Император изволил обратиться к присутствовавшим со следующими словами:

«Приветствую вас в нынешние знаменательные и тревожные дни, переживаемые всей Россией. Германия и затем Австрия объявили войну России. Тот огромный подъем патриотических чувств, любви к родине и преданности Престолу, который, как ураган, пронесся по всей земле Нашей, служит в Моих глазах, да, думаю, и в ваших, ручательством в том, что Наша великая Матушка-Россия доведет ниспосланную ей Господом Богом войну до желанного конца. В этом же единодушном порыве любви и готовности на всякие жертвы, вплоть до жизни своей, Я черпаю возможность поддержать Свои силы и спокойно и бодро взираю на будущее.

Мы не только защищаем свою честь и достоинство в пределах земли своей, но боремся также за единокровных и единоверных братьев Наших славян. И в нынешнюю минуту Я с радостью вижу, что объединение славян происходит также крепко и неразрывно со всей Россией. Уверен, что вы все и каждый на своем месте поможете Мне перенести ниспосланное испытание, и что все мы, начиная с Меня, исполним свой долг до конца. Велик Бог земли Русской!»

Долго несмолкаемое «ура» огласило огромный зал.

На речь Государя первым ответил председатель Гос. Совета И. Я. Голубев.

— Ваше Императорское Величество, — сказал он.—Государственный Совет повергает перед Вами, Великий Государь, проникнутый безграничной любовью верноподданнические чувства и всеподданнейшее благодарение за предоставление законодательным установлениям ныне же принять участие в разработке мероприятий, вызываемых тяжким испытанием, которое вопреки миролюбивым усилиям Вашего Величества наступило вследствие объявления России войны двумя соседними монархиями.

Единение возлюбленного Государя и населения Империи Его усугубляет ее мощь. Мы готовы на все жертвы для охранения чести и достоинства единого нераздельного Государства Российского.

С усердной молитвой Царю царствующих и Господу господствующих о сохранении нашей родины под святым покровом Всевышнего мужественно и спокойно взираем на грядущее.

Доблестное русское воинство победоносным ограждением врагов да увенчает славу Державного Вождя России на благо и счастье дорогого отечества. Да здравствует Его Императорское Величество Государь Император Николай Александрович! «Ура»!

Речь И. Я. Голубева была покрыта кликами «ура».

Затем председатель Государственной Думы М. В. Родзянко произнес следующую речь:

«Ваше Императорское Величество! С глубоким чувством восторга и гордости вся Россия внимала словам русского Царя, призывающего Свой народ к полному с Ним единению в трудный час ниспосланных отечеству тяжких испытаний.

Государь! Россия знает, что воля и мысли Ваши всегда были направлены к дарованию стране условий спокойного существования и мирного труда, и что любезобильное сердце Ваше стремилось к устойчивому миру во имя охраны дорогой Вам жизни Ваших подданных.

Но пробил грозный час! От мала до велика все поняли значение и глубину развернувшихся исторических событий. Объявлена угроза благополучию и целости государства. Оскорблена народная честь, а честь народная нам дороже жизни. Пришла пора явить всему миру, как грозен своим врагам русский народ, окруживший несокрушимой стеной своего Венценосного Вождя с твердой верой в Небесный Промысл.

Государь! Настала пора упорной борьбы во имя охраны государственного достоинства, борьбы за целость и неприкосновенность Русской земли, и нет ни в ком из нас ни сомнений, ни колебаний. Призванные к государственной жизни по воле Вашего Величества народные представители ныне предстали перед Вами. Государственная Дума, отражающая в себе единодушный порыв всех областей России, сплоченная одной объединяющей всех мыслью, поручила мне сказать Вам, Государь, что народ Ваш готов к борьбе за честь и славу отечества, без различия мнений, взглядов и убеждений. Государственная Дума от лица русской земли спокойно и твердо говорит своему Царю:

Дерзайте, Государь! Русский народ с Вами и, твердо уповая на милость Божью, не остановится ни перед какими жертвами, пока враг не будет сломлен и достоинство родины не будет ограждено».

Речь председателя Государственной Думы была покрыта кликами «ура!» и общим пением народного гимна «Боже, Царя храни».

После того, как смолкли клики «ура», Государь Император обратился к присутствовавшим со следующими словами:

«Сердечно благодарю вас, господа, за проявленный вами искренний патриотический чувства, в которых Я никогда не сомневался. Но Я рад в такую минуту видеть их проявление на деле. От всей души желаю вам успеха—и с нами Бог.»

Снова долго несмолкаемые клики «ура» и пение «Спаси, Господи, люди Твоя».

В 3½ часа дня открылось заседание Государственной Думы. По его значению оно вполне заслуживает название «исторического».

В Екатерининском зале Таврического дворца преосвященным Анатолием с думским духовенством совершено в присутствии председателя совета министров и всех министров, председателя и многочисленных членов Г. Думы торжественное молебствие с коленопреклонением о ниспослании победы русскому оружию.

На председательской трибуне М. В. Родзянко и оба товарища председателя. В ложе министров, во главе с председателем совета министров, —все министры и их товарищи.

Скамьи членов Г. Думы переполнены.

Ложи чинов дипломатического корпуса и членов Г. Совета, сенаторов и административная, для публики и печати также заполнились еще задолго до начала заседания.

Председатель оглашает Высочайший указ о возобновлении занятий законодательных учреждений и, по оглашении указа, провозглашает: «Да здравствует Государь Император!».

Долго несмолкаемое «ура» покрывается слова председателя.

Товарищ председателя Варун-Секрет оглашает Высочайший манифест от 20 июля.

— Государю Императору «ура»!—провозглашает по окончании чтения манифеста Родзянко.

Клики «ура» всех членов Думы покрываются оглашением манифеста и слова председателя.

При водворившейся тишине М. В. Родзянко обращается к Государственной Думе со следующей речью:

«Гг. члены Государственной Думы! Государю Императору благоугодно было в трудный час, переживаемый отечеством, созвать Государственную Думу во имя единения Русского Царя с верным Ему народом. Государственная Дума уже ответила своему Государю на Его призыв на сегодняшнем приеме. Мы все хорошо знаем, что Россия не желала войны, что русский народ чужд завоевательных стремлений. Но самой судьбе угодно было втянуть нас в военные действия. Жребий брошен и во весь рост стал перед нами вопрос о целости и единстве государства. В этом небывалом еще в мировой истории стремительном круговороте событий отрадно видеть то величавое и преисполненное достоинства спокойствие, которое охватило всех без исключения, и которое ярко и без лишних слов подчеркивает перед всем миром величие и силу русского духа...

Бурные рукоплескания и клики «ура» на всех скамьях прерывают речь председателя.

...Спокойно и без задора мы можем сказать нападающим на нас: «руки прочь», —продолжает М. В. Родзянко. (Снова бурные рукоплескания).

— Не дерзайте касаться нашей святой Руси. Народ наш миролюбив и добр, но страшен и могуч, когда вынужден за себя постоять. Мы можем сказать: смотрите, вы думали, что нас разъединяют раздор и вражда, а между тем все народности, населяющие необъятную Русь, слились в одну братскую семью, когда общему отечеству грозит беда. Не повесит головы в унынии русский богатырь, какие бы испытания ему ни пришлось пережить. Все вынесут его могучие плечи и, отразив врага, вновь засияет миром, счастьем и довольством единая, нераздельная родина во всем блеске своего несокрушимого величия.

Господа члены Государственной Думы! В этот час наши мысли и пожелания там, на границах наших, где бестрепетно идет бой, наша доблестная армия, наш славный доблестный флот. (Шумные аплодисменты). Мы мысленно там, где наши дети и братья олицетворяют наше отечественное величие с присущей им доблестью.

Помоги им, Всевышний Господь!

Укрепи их и защити их, а наши горячие пожелания успеха и славы будут всегда с нашими героями. Мы, оставшиеся дома, приемлем долг работать не покладая рук в деле обеспечения оставшихся без своих кормильцев семей. И пусть там, в армии нашей, знают, что не на словах только, но и на деле мы не допустим их до острой нужды.

Подъем общего настроения достигает своего апогея. Все депутаты подымаются с своих мест.

Зал заседаний оглашается звуками гимна, долго несмолкаемым «ура».

Когда пение гимна смолкает, М. В. Родзянко оглашает приветственные телеграммы, полученные Государственной Думой от сербской и черногорской скупщин.

Государственная Дума отвечает овацией по адресу послов всех дружественных держав, находящихся в дипломатической ложе.

Особенно шумные аплодисменты вызывает возглас председателя: «Да здравствует мужественный бельгийский народ!».

Когда манифестация утихает, на кафедру подымается председатель совета министров И. Л. Горемыкин.

— Гг. члены Гос. Думы!—начинает он свою речь.—20 июля последовал Высочайший указ о возобновлении наших занятий, прерванных всего месяц тому назад, среди глубочайшего, казалось бы, мира. В этот месяц совершились события величайшей исторической важности.

Одно за другим, как удары грома, обрушивались они на русскую и европейскую жизнь, давно подготовляемые незримым ходом истории и все-таки внезапные. Министр иностранных дел сменит меня и представит вам отчет событий, приведших к европейской войне.

Россия не хотела войны. Правительство добросовестно искало мирного исхода из создавшихся осложнений, не оставляя даже слабой надежды отдалить надвигавшуюся кровавую бурю.

Но есть предел русскому миролюбию. Вполне сознавая лежавшую на нем тяжкую ответственность, Императорское правительство не могло, однако, позорно отступить перед брошенным ему вызовом. Это значило бы отказаться от положения России среди великих держав.

Это была бы роковая ошибка. Она нас унизила бы, но не изменила бы не нами предрешенного хода событий.

Война начата, и теперь нам остается только повторить прозвучавшие на весь мир слова: «Мы доведем эту войну, какая бы она ни была, до конца». (Шумные аплодисменты).

За всю многовековую историю России, быть может, только одна Отечественная война, только война 1812 г. равняется по своему значению с предстоящими событиями. Поверьте мне, правительство ничуть не ослеплено самонадеянностью, оно ясно отдает себе отчет в том, что эта война потребует крайнего напряжения сил, много жертв и мужественной готовности к испытующим ударам судьбы. Но правительство непоколебимо верит в конечный успех, ибо оно беспредельно верит в великое историческое призвание России. (Аплодисменты).

По объявлении нам войны правительство не могло не остановиться на вопрос о средствах для покрытия военных издержек. Война застает нас в финансовом положении, которое не внушает опасений правительству. Министр финансов сообщит вам о мероприятиях, намеченных в первую очередь. Необходимость этих мероприятий была одной из причин созыва законодательных учреждений.

Но это внешняя и не самая важная причина. Созыв Гос. Совета и Гос. Думы внушен был более глубокою мыслью, ясно раскрытою в словах Высочайшего указа: «Ввиду ниспосланных отечеству нашему тяжких испытаний, желая быть в полном единении с народом, признали Мы за благо созвать Гос. Совета и Гос. Думу». (Шумные аплодисменты).

Законодательные учреждения должны знать, что и впредь они будут досрочно созываемы, если по чрезвычайным обстоятельствам это будет признано необходимым. (Аплодисменты).

На вашу долю выпала великая и ответственная задача быть выразителями народных дум и народного чувства. Правительство исполняло и исполнит свой долг до конца. Теперь ваш черед, господа члены Гос. Думы.

В эту торжественную историческую минуту я от имени правительства призываю вас всех, без различия фракций и направлений, проникнуться заветами Царского манифеста: «Да будут забыты внутренние распри»... (Шумные аплодисменты) и сплотиться вместе с нами вокруг единого знамени, на котором начертаны величайшие для всех нас слова: «Государь и Россия».

Шумные аплодисменты, переходящие в овацию, покрывают последние слова председателя совета министров.

На трибуну входит министр иностранных дел С. Д. Сазонов.

— Гг. члены Гос. Думы, —говорит он, —в трудные минуты ответственных решений правительство почерпало силы в сознании полного единомыслия своего с народной совестью. Когда наступит время для истории произнести свой беспристрастный суд, я твердо верю, что ее решение не будет ничем иным, как то, чем мы руководились: Россия не могла уклониться от резкого вызова своих врагов. Она не могла отказаться от лучших заветов своей истории. Она не могла перестать быть великой Россией. (Возгласы справа и бурные аплодисменты).

Наши враги стремятся перенести на нас ответственность за те бедствия, которые они навлекли на Европу, но их наветы не могут ввести в заблуждение никого, кто добросовестно следит за политикой России в последние годы и последние дни.

В сознании необъятных задач, связанных с ее внутренним развитием и преуспеянием, Россия не со вчерашнего дня дала многочисленные доказательства своего искреннего миролюбия. Только благодаря этому миролюбию, в Европе был предотвращен пожар, готовый разгореться, когда в 1912—13 гг. застигла борьба на Балканах.

Не в ней, не в русской политике, заключалась угроза европейскому миру. Свое достоинство Великая Россия никогда не полагала в тщеславном бряцании оружием, в попрании чужого самолюбия, в пренебрежении к правам слабых. (Возгласы: «Браво», бурные рукоплескания).

Покойная, мирная мощь России не давала покоя ее врагам.

Нужно ли напоминать вам о всех попытках Австро-Венгрии подорвать историческое положение России на Балканах. Пришел час, когда я могу здесь не обинуясь сказать, что ее стараниями удалось посеять братоубийственную рознь между Болгарией и ее союзниками. (Продолжительное движение в зале).

Но подвергшееся тяжелым испытаниям дело единения православных народов Балканского полуострова, Бог даст, не погибнет.

Вы знаете повод войны. Раздираемая внутренними неурядицами Австро-Венгрия решила выйти из них каким-нибудь ударом, который создал бы впечатление ее силы, нанеся в то же время России унижение.

Для этой цели была выбрана Сербия, с которой связывают нас узы истории, происхождения и веры.

Вам известны обстоятельства, при которых Сербии был предъявлен ультиматум. Согласившись на него, Сербия стала бы вассалом Австрии. Было явно, что для нас не вступиться в дело—значило бы не только отказаться от вековой роли России, как защитницы балканских народов, но и признать, что воля Австрии и стоящей за ее спиной Германии для Европы есть закон. (Возгласы «браво», общие рукоплескания).

На это не могли согласиться ни мы, ни Франция, ни Англия.

Не менее нас, наши союзники прилагали свои усилия к укреплению мира в Европе. Наши враги ошиблись, приняв эти усилия за проявление слабости.

И после вызова, брошенного Австрией, Россия не отвергла попытки, которая могла бы привести к мирному разрешению конфликта.

В этом направлении были честно до конца исчерпаны все усилия наши и наших союзников. Вы убедитесь в этом из документов, которые будут обнародованы и которые излагают последовательный ход переговоров.

Мы твердо стояли на одном условии. Готовые принять всякий компромисс, способный без умаления ее достоинства быть принятым Австрией, мы исключали все, что могло задеть самостоятельность и независимость Сербии.

С самого начала мы не скрывали нашей точки зрения от Германии. Несомненно, что если бы берлинский кабинет захотел, он мог бы во время одним властным словом остановить свою союзницу так же, как он сделал это во время балканского кризиса. (Возгласы: «верно», «верно»).

Между тем, Германия, которая за самые последние дни не переставала на словах высказывать свою готовность воздействовать на Вену, отвергла одно за другим делаемые ей предложения и с своей стороны выступала с пустыми заверениями.

Время шло. Переговоры не подвигались. Австрия подвергла Белград ожесточенной бомбардировке. Это был организованный правительством погром. Естественное продолжение погрома беззащитного сербского населения Сараева после известного злодеяния 15 июля. Явная цель всего этого было выиграть переговорами время, поставить нас и Европу перед совершившимся фактом—унижения и уничтожения Сербии. При таких условиях мы не могли не принять естественных мер предосторожности, тем более что Австрия уже наполовину мобилизовала свою армию.

Когда в России была объявлена мобилизация армии и флота, Государю Императору благоугодно было Своим Царственным словом поручиться перед германским императором, что Россия не приступит к применению силы, пока есть надежда на мирный исход переговоров на тех, полных умеренности началах, о которых я упомянул. Этот голос не был услышан.

Германия объявила войну, сначала нам, потом нашей союзнице. Потеряв всякое самообладание, она стала попирать общепризнанные права государств, нейтралитет коих обеспечен торжественной подписью ее самой, наравне с другими государствами.

При упоминании С. Д. Сазоновым о героизме бельгийского народа, борющегося против огромной германской армии, все депутаты с энтузиазмом приветствуют находящегося в дипломатической ложе представителя Бельгии.

— Образ действий Германии, —продолжает С. Д. Сазонов, —не мог не вызвать глубокого негодования всего цивилизованного мира и прежде всего благородной Франции, которая вместе с нами встала на защиту попранного права и справедливости.

Взрыв рукоплесканий на всех скамьях, продолжительные бурные возгласы: «Да здравствует Франция!».

Депутаты встают с мест и, повернувшись к дипломатической ложе, устраивают продолжительную овацию французскому послу, г. Палеологу.

— Нужно ли говорить, —заявляет министр, —что те же чувства одухотворили Англию, которая, как один человек, воплотилась в общем чувстве—необходимости дать отпор Германии в ее стремлении наложить на Европу тяжелую руку своей гегемонии.

Бурные рукоплескания на всех скамьях Гос. Думы. Депутаты, стоя, аплодисментами и возгласами приветствуют английского посла сэра Бьюкенена.

Теперь тот повод, из-за которого возникла война, отсутствует перед значением, которое она приобретает для каждого из нас и для наших союзников.

Германия нам объявила войну 19 июля, а через 5 дней после нее и Австрия, мотивировавшая свое решение нашим вмешательством в спор свой с Сербией, а также тем, что мы открыли враждебные действия против Германии. Этим будто бы и вызвана война последней против нас. Неприятельские войска вступили на русскую землю. Мы боремся за нашу родину, мы боремся за свое достоинство и положение великой державы. (Возгласы: «Браво, браво»!).

Владычества Германии и ее союзницы в Европе мы допустить не можем. (Возгласы: «Браво, браво»!).

Те же побуждения руководят нашими союзниками. Мы не предавались пустому тщеславию. Мы знаем, что на нашем пути могут быть тяжелые испытания. Они уже учитываются нашими врагами. Не зная России и презрев ее историю, они рассчитывают на возможность малодушия с нашей стороны. Но Бог, не оставлявший Россию в самый тяжелый годины ее истории, не покинет и теперь нашей родины, которая вся сплотилась вокруг своего Царя в общем чувстве любви и самоотвержения. (Бурные рукоплескания на всех скамьях, возгласы: «Верно, верно»!).

Со смиренным упованием на помощь Божию, с непоколебимой верой в Россию, правительство с горячим доверием обращается к вам, народным избранникам, убежденное, что в вашем лице отражается образ нашей великой родины, «над которой да не посмеются наши враги».

Последние слова министра покрываются бурными рукоплесканиями на всех скамьях. Депутаты встают с мест и устраивают министру иностранных дел овацию, которая продолжается несколько минут.

Один за другим поднимаются на трибуну представители думских партий и фракций, правых (Марков 2-й), центра (гр. Мусин-Пушкин), октябристов (Протопопов), националистов (П. Н. Балашов), ка-де (Милюков), трудовиков (Керенский), а также представители поляков (Яронский), латышей и литовцев (Гольдман и Ичас), прибалтийских немцев (бар. Фелькерзам), немцев-колонистов (Люц), татар, чувашей и черемисов (Годцев), евреев (Фридман); все они единодушно заявляют о своей готовности жертвовать жизнью и имуществом за единство и величие России.

Затем была принята следующая формула перехода:

«Выслушав объяснения правительства и с чувством удовлетворения убедившись, что были исчерпаны все средства для сохранения мира, отвечающие достоинству России, как великой державы, Гос. Дума выражает непоколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания перед надвигающейся военной грозой, все народы России, объединенные единым чувством любви к родине, твердо веруя в правоту дела, по призыву своего Государя, готовы стать на защиту родины, ее чести и достояния.

В сознании этого, Гос. Дума черпает спокойную уверенность в несокрушимой силе и славном будущем России.

Переходя к очередным делам и выражая полную готовность содействовать делу обороны страны и обеспечения семей запасных, Гос. Дума посылает свой братский привет доблестным защитникам родины, самоотверженно приступившим к выполнению геройского своего долга».

— Государю Императору «ура», —раздался возглас председателя. Депутаты запели гимн.

В половине седьмого часа вечера историческое заседание Гос. Думы было закрыто.

4 августа Государь Император с Августейшим Семейством прибыл в Москву.

С восторгом встретила венценосного Вождя первопрестольная столица; в эти дни на ее улицах происходили ежедневно грандиозные патриотические манифестации, в которых участвовало все ее миллионное население.

5 августа состоялся Высочайший выход в Успенский собор.

В Георгиевском зале Кремлевского дворца, после приветственных речей московского предводителя дворянства А. Д. Самарина, и. д. городского головы В. Д. Брянского, председателя губернской земской Управы Ф. В. Шлиппе и старшины Купеческого общества С. А. Булочкина, Государь Император изволил произнести следующие слова: «В час военной грозы, так внезапно и вопреки Моим намерениям надвинувшейся на миролюбивый народ Мой, Я, по обычаю Державных Предков, ищу укрепления душевных сил в молитве у святынь московских, в стенах древнего московского Кремля. В лице вашем, жители дорогой Мне Первопрестольной Москвы, Я приветствую весь верный Мне русский народ, повсюду—и на местах, и в Государственной Думе, и в Государственном Совете — единодушно откликнувшийся на Мой призыв встать дружно, всей Россией, откинув распри, на защиту родной земли и славянства. В могучем всеобщем порыве слились во-едино все без различия племена и народности Великой Империи Нашей и вместе со Мной никогда не забудет этих исторических дней Россия. Такое единение Моих чувств и мыслей со всем Моим народом дает Мне глубокое утешение и спокойную уверенность в будущем. Отсюда, из сердца Русской земли, Я шлю доблестным войскам Моим и мужественным иноземным союзникам, за одно с нами поднявшимся за попранные начала мира и правды, горячий привет. С Нами Бог!» 7 августа в Большой столовой Кремлевского дворца Государю представлялись городские головы, съехавшиеся в Москву на общегородской съезд по оказанию помощи раненым и больным воинам. После речи и. д. московского городского головы В. Д. Брянского, Государю Императору благоугодно было произнести следующие слова: «Очень рад был повидать вас и прошу передать населению, вас пославшему, Мою искреннюю благодарность за выраженные чувства любви и преданности, а главное за заботы и попечение о семьях ушедших запасных, наших славных бойцов. Прошу и в будущем прилагать старания и продолжать попечение о них. С верою в Бога Я твердо надеюсь на благополучное, достойное России окончание этой славной великой борьбы». 8 августа Государь Император с Августейшей Семьей отбыл из Москвы на поклонение святыням Сергиевской лавры, а оттуда— в Царское Село.

Державный Вождь России, не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать во главе сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признал за благо Всемилостивейше повелеть Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу быть Верховным Главнокомандующим.

Его Императорское Высочество Великий Князь Николай Николаевич—сын Великого князя Николая Николаевича, фельдмаршала русской армии, так блестяще окончившего освободительную войну 1877-78 гг. с Турцией.

Великий Князь родился 6 ноября 1856 года. По окончании курса в Николаевской академии генерального штаба, он был зачислен в списки того же штаба и назначен флигель-адъютантом.

Имея всего 21 год от роду, Великий Князь уже принял участие в турецкой войне. Отличившись при переправе русских войск через Дунай, он получил награду храбрых—георгиевский крест.

Принимая дальнейшее участие в подвигах русских войск, Великий Князь был награжден за переход чрез Балканы золотой саблей с надписью «за храбрость». По окончании войны Его Высочество командовал последовательно лейб-гвардии гусарским Его Величества полком, 2-ю бригадою 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, а затем и той же дивизией. В 1894 году Великий Князь Николай Николаевич был назначен генерал-адъютантом к Его Императорскому Величеству Государю Императору, а в следующем 1895 году—генерал-инспектором всей кавалерии. 8 июня 1905 года Его Высочество был назначен председателем Совета Государственной обороны, 26 октября 1905 года—главнокомандующим войсками гвардии и петербургского военного округа, а 6 декабря 1900 года произведен в Генерал-от-кавалерии.

Тот великий подвиг, который выпал на долю Великого князя, является как бы продолжением подвигов его отца: почивший фельдмаршал Великий Князь Николай Николаевич победоносно окончил войну за освобождение балканских славян и тем способствовать их возрождению, и вот наступило время, когда его сын повел русские войска к победам в дни борьбы с злейшими врагами не только России, но и всех славян — германцами.

«Великая война» началась.

В самом начале военных действий против Германии и Австрии выступили: Россия, Франция, Англия, Сербия, Черногория, Бельгия и Япония.

Нейтральными, в начале войны, в Европе оставались: Швеция, Норвегия, Дания, Голландия, Румыния, Болгария, Турция, Греция, Италия, Швейцария, Испания и Португалия.

Если общей целью всех держав, вступивших в войну с Германией и Австрией, было желание избавить, наконец, мир от невыносимого ига тевтонов, от их «бронированного кулака», то у России, помимо освобождения от немецкого гнета, была еще и другая заветная цель, которая так долго казалась неразрешимой.

Эта цель лучше всего выражена в двух воззваниях Верховного Главнокомандующего: к полякам и народам Австро-Венгрии.

«Поляки, —говорится в первом воззвании, —пробил час, когда заветная мечта ваших отцов и дедов может осуществиться. Полтора века тому назад живое тело Польши было растерзано на куски, но не умерла душа ея. Она жила надеждой, что наступит час воскресения польского народа, братского примирения ее с великой Россией. Русские войска несут вам благую весть этого примирения. Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединитесь вы во-едино под скипетром Русского Царя. Под скипетром этим воссоединится Польша, свободная в своей вере, в языке, в самоуправлении. Одного ждет от вас Россия—такого же уважения к правам тех национальностей, с которыми связала вас история. С открытым сердцем, с братски протянутой рукой идет к вам великая Россия. Она верит, что не заржавел меч, разивший врага при Грюнвальде. От берегов Тихого океана до северных морей движутся русские рати. Заря новой жизни занимается для вас. Да воссияет в этой заре знамение креста, символа страдания и воскресения народов.

Верховный Главнокомандующий генерал-адъютант НИКОЛАЙ».

Во втором воззвании, напечатанном на десяти языках народов, населяющих двуединую империю, говорится следующее:

«Народы Австро-Венгрии!

«Венское правительство объявило России войну за то, что Россия, верная своим историческим заветам, не могла оставить без защитной Сербию и допустить ее порабощение.

Народы Австро-Венгрии!

Вступая во главе российского войска в пределы Австро-Венгрии, именем великого русского Царя объявляю вам, что Россия, не раз уже проливавшая свою кровь за освобождение народов от иноземного ига, ничего иного не ищет, кроме восстановления права и справедливости. Вам, народы Австро-Венгрии, она также несет теперь свободу и осуществление ваших народных вожделений.

Австро-Венгерское правительство веками сеяло между вами раздоры и вражду, ибо только на вашей розни зиждилась его власть над вами.

Россия, напротив, стремится только к одному, чтобы каждый из вас мог развиваться и благоденствовать, храня драгоценное достояние отцов — язык и веру, и, объединенный с родными братьями, жить в мире и согласии с соседями, уважая их самобытность.

Уверенный, что вы будете всеми силами содействовать достижению этой цели, призываю вас встречать русские войска, как верных друзей и борцов за ваши лучшие идеалы.

Верховный Главнокомандующий генерал-адъютант НИКОЛАЙ.

Россия вступила в кровавую борьбу за свободу славян, Франция — за свободу своих братьев в Эльзасе и Лотарингии, Англия—за свободу Бельгии, — вот почему «Великая война» по праву заслуживает название «освободительной».