Памяти генерала Корнилова REX LUPUS DEUS	На локте согнутом - винтовка И штык отсверкивает косо. Кресты на черной гимнастерке, В зубах зажата папироса... И смотрит с неба Бог вчерашний, Чей храм отвергли миллионы, На черно-красные фуражки, На черно-красные погоны.   Стараясь тверже ставить ногу, Не тратя выстрелов впустую, Мы за сегодняшнего Бога Идем в атаку штыковую. И смотрят молча напряженно В окопах пулеметы вражьи На черно-красные погоны, На красно-черные фуражки.   Уже посвистывают пули - Чай, без команды зачастили... Но мы давно перешагнули Черту меж смертью и Россией. С главой Адама на знаменах, Неся в сердцах Христову веру, Идут в атаку батальоны Из юнкеров и офицеров. Когда свинец поставит точку,   Исчезнут вдруг земля и небо - Всяк умирает в одиночку, Но батальон шагает мерно, Сомкнув ряды, в молчанье страшном, Как смерть, сурово-отрешенно... Лишь красно-черные фуражки, Лишь черно-красные погоны.   Темны реки забвенья воды И не слышны слова пустые Солдатам Первого похода - Последним рыцарям России... Но ветер, смертью опаленный, Пороховой доносит запах... Шеренги черных батальонов Идут в последнюю атаку! Кирилл Ривель. Корниловцам.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

Герой России Лавр Георгиевич Корнилов родился в 1870 г. в станице Каркалинской Семипалатинской области в семье простого казака Сибирского казачьего войска, дослужившегося до чина хорунжего. Мать Лавра Георгиевича была по происхождению киргиз-кайсачкой (или казашкой, говоря по-современному). Его имя и отчество сложили напоминанием о Небесном Покровителе Православного Русского Воинства – святом Великомученике и Победоносце Георгии и о лаврах, не раз венчавших Русское Оружие. Эти лавры многократно венчали и чело самого Корнилова, которому в жизни довелось стать и победоносным предводителем российских войск в борьбе с врагами внешними и внутренними, и мучеником, кровью своей засвидетельствовавшим свою верность Великой России.

Фотопортретъ Генералъ-майора Российской Императорской арміи, атамана Всевеликаго войска Донскаго, военнаго и политическаго д?ятеля, писателя и публициста, виднаго д?ятеля Б?лаго движенія, начальника 2-ой Сводной казачьей Дивизіи іюль 1915 - іюнь 1917 гг. — Петра Николаевича Краснова.

Лавр Георгиевич Корнилов окончил Омский кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище. В 1892 г. молодой офицер был направлен служить в Туркестан. Через три года он поступил в Академию Генерального штаба, закончил ее с золотой медалью и был направлен для прохождения дальнейшей службы в Польшу, а оттуда – снова в Туркестан. В Туркестане молодой Корнилов принял активное участие в разведывательных операциях, связанных с русскими военными экспедициями в Восточной Персии. Из Туркестана он вывез старинный золотой перстень, принадлежавший, якобы, султану Бабуру - потомку Тамерлана, завоевателю Индии и основателю династии Великих Моголов. С этим перстнем Корнилов не расставался до конца дней своих. В данный период своей служебной карьеры Лавр Георгиевич не менее активно занимался литературной деятельностью (что роднило его с другим казачьим сыном - Петром Николаевичем Красновым). В российских журналах регулярно печатались его многочисленные обзорные статьи о Персии и Индии. В 1901 г. Корнилов опубликовал основанную на личных впечатлениях книгу "Кашгария и Восточный Туркестан».

В начале Русско-японской войны (плодов уже близкой победы в которой Россия была лишена разожженной в тылу героически сражающихся на Дальнем Востоке войск врагами нашей Империи так называемой Первой "русской» революцией, щедро финансировавшейся "бескорыстными друзьями свободы и демократии" из-за рубежа) Л.Г. Корнилов был назначен на фронт начальником штаба стрелковой бригады. За проявленную в боях с японцами храбрость Лавр Георгиевич был награжден орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени. После окончания войны снова служил в Туркестане, а позднее – на Кавказе и в Прибалтике (Остзейском крае) - извечных "осиных гнездах» России.

В 1907 г., в чине полковника, Корнилов был назначен русским военным агентом (так тогда именовались военные атташе) в Китае.

Когда в 1914 г. началась Великая (Первая мировая) война (которую предатели-большевики, превратившие ее в гражданскую и лишившие тем самым Россию плодов уже близкой победы над австро-германо-турецко-болгарским военно-политическим блоком, на долгие десятилетия заклеймили в сознании советского населения однозначно-негативным эпитетом "империалистическая») генерал Корнилов командовал 9-й Сибирской стрелковой дивизией; вскоре он получил под командование 49-ю пехотную дивизию, а затем 48-ю дивизию, за отличавшие ее бойцов необычайные стойкость и героизм, получившую почетное наименование Стальной дивизии.

"Подполковник Ударной Корниловской пехотной дивизии, 1920 г.». А Каращук. ПРИМЕЧАНИЕ: В качестве иллюстрации мы поместили в заголовке настоящей военно-исторической миниатюры рисунок замечательного русского художника Андрея Каращука "Подполковник Ударной Корниловской пехотной дивизии, 1920 г.», впервые опубликованной во втором томе изданной в 1997 г. на английском языке, посвященной Гражданской войне 1917-1922 гг. книге серии "Men-at-Arms" издательства "Osprey" ("Lieutenant-Colonel, the General Kornilov Shock Infantry Division, 1920", Mikhail Khvostov, Andrei Karachtchouk. "The Russian Civil War (2). White Armies". Osprey Military, First published in Geat Britain in 1997 in Osprey Publishing, Elms Court, Chapel Way, Botley, Oxford OX2 9LP United Kingdom). Следует обратить внимание на нашивки за ранения над левым обшлагом гимнастерки подполковника-корниловца. Нашивки за ранения были введены в Русской Императорской Армии еще в 1916 г. и должны были соответствовать у офицеров цвету пуговиц. Две верхние (золотые) нашивки на рукаве подполковника - золотого цвета, поскольку эти ранения были получены им еще до перехода в ряды корниловцев (носивших не золотые, а серебряные пуговицы). Под корниловским нарукавным щитком - трехцветный бело-сине-красный национальный угол (шеврон) Добровольческой армии (отмененный сменившим генерала А.И. Деникина на посту ее Главнокомандующего генералом бароном Петром Николаевичем Врангелем, переименовавшим армию в Русскую). Черная гимнастерка корниловского офицера подпоясана парадным офицерским кушаком того полка Русской Императорской Гвардии, в котором он служил до перехода в ряды корниловцев ("офицерская вольность», на которую не особенно строго смотрело начальство в беспокойные революционные времена). На безымянном пальце левой руки лихого подполковника - серебряный корниловский перстень с черепом ("Адамовой головой»). К серебряной пуговице левого погона прикреплен на цепочке описанный выше корниловский полковой жетон с черепом, костями, скрещенными мечами и пылающей гренадой. Грудь боевого офицера украшают честно заслуженные им боевые награды - орден Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, орден Св. Николая Чудотворца на бело-сине-красной ленте национальных цветов (высшая боевая награда Русской Армии, приравненная генералом П.Н. Врангелем к Военному ордену Св. Победоносца и Великомученика Георгия) и Знак Первого (Кубанского) Ледяного похода на черно-оранжевой Георгиевской ленте с розеткой национальных цветов (для комбатантов). Первопоходникам-некомбатантам знак выдавался на черно-красно-черной Владимирской ленте.

Стальная дивизия генерала Корнилова отличилась особым упорством в обороне, прикрывая отход русских войск Юго-Западного фронта с Карпат. Корнилову тогда не удалось вывести сою доблестную дивизию из-под германского контрудара. Стальная дивизия попала в окружение, часть ее чинов не сумела избегнуть германского плена. Попал в плен и тяжело раненый Корнилов.

По факту разгрома Стальной дивизии было начато следствие, но дело было вскоре закрыто из-за пленения Лавра Георгиевича и из-за нежелания командных "верхов» им заниматься.

К тому времени генерал Корнилов уже дважды пытался бежать из германского плена, и оба раза – неудачно. Несмотря на грозившую ему опасность, он замыслил новый побег. Пришло известие, что в одном из лагерей военнопленных, у нескольких содержавшихся там русских офицеров имеются надежные документы, с которыми можно смело бежать. Нужно было только добиться перевода в этот лагерь, являвшийся одновременно лазаретом (госпиталем).

Корнилов перестал принимать пищу. Он худел, пил в больших количествах чрезмерно крепко заваренный чай, стремясь вызвать у себя учащенное сердцебиение. В июне 1916 г. его, наконец, перевели в лагерь-госпиталь. По прошествии некоторого времени Лавру Георгиевичу удалось бежать, переодевшись в австрийскую военную форму. Под видом военнослужащего австро-венгерской "Императорской и Королевской Армии» ему удалось добраться до Будапешта, а оттуда – до небольшого городка Карансевбеш, расположенного на территории Трансильвании (Седмиградья). Эта область, заселенная в значительной степени румынами, издавна являлась яблоком раздора между ними и венграми, что, как мы увидим далее, сыграло немаловажную роль в судьбе беглеца.

Тем временем охрана лагеря обнаружила побег Корнилова (о чем сам беглец, разумеется, не знал). Причем его побег обнаружился совершенно случайно: генерал не пришел на отпевание скончавшегося в лагере русского офицера, что вызвало обоснованные подозрения у лагерного начальства. Посланная за Корниловым охрана обнаружила его отсутствие.

В течение нескольких дней Лавр Георгиевич скрывался в лесу от погони. Случайно он наткнулся на пастуха-румына, который вывел его к Дунаю. С большим трудом Корнилов перебрался на противоположный берег, что стало для него спасением. Румыния только что вступила в Великую войну на стороне держав Антанты. Поэтому на территории Румынии уже находились офицеры Русской Императорской Армии, формировавшие команды из пленных и пойманных дезертиров. В одну из таких команд и попал генерал Корнилов.

Побег Корнилова из плена был редчайшим случаем, ибо бежавший имел генеральское звание. Генерал Корнилов был принят самим Государем Императором Николаем Александровичем в Царской Ставке в Могилеве. За проявленные выдающиеся храбрость и отвагу Царь наградил Лавра Георгиевича Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3-й степени. Сотрудники различных российских газет наперебой брали у Корнилова интервью, во всех иллюстрированных журналах печатались его портреты. Можно с полным основанием сказать, что после своего успешного побега из плена Корнилов стал подлинно национальным героем.

Ранней осенью кровавого 1916 г. Корнилов вновь отправился на фронт. Ему было поручено командовать 25-м пехотным корпусом, входившим в состав Особой армии русского Юго-Западного фронта.

2 марта 1917 г., после Февральского переворота, глава Временного комитета Государственной думы, октябрист Михаил Владимирович Родзянко, вызвал генерала Корнилова в Петроград. Однако назначил Корнилова командующим Петроградским военным округом не Родзянко, а Государь Император Николай Александрович, одновременно со своим отречением от Престола - 2 марта 1917 г.

Многие считали генерала Корнилова республиканцем по убеждениям. Во всяком случае, именно он счел возможным наградить высшим военным знаком отличия, которым в России всегда отмечались лишь подвиги на поле брани - Георгиевским крестом (да вдобавок, если верить виднейшему отечественному фалеристу Валерию Александровичу Дурову, на КРАСНОЙ ленте!) печально известного унтер-офицера Лейб-Гвардии Волынского полка Тимофея Ивановича Кирпичникова, застрелившего собственного командира и тем положившего начало бунту войск Петроградского гарнизона. Правда, с другой стороны, тот же самый Кирпичников, прибывший зимой 1918 г. на Дон, чтобы записаться в формируемую Корниловым белую Добровольческую армию, был расстрелян на месте, но сделано это было не по приказу самого Корнилова (хотя, возможно, и с его ведома), а по приказу полковника Александра Павловича Кутепова, в чьей стойкой приверженности идеям монархизма не было сомнений (являясь последним командиром Лейб-Гвардии Преображенского полка в феврале 1917 г., полковник Кутепов тщетно пытался противостоять мятежникам с оружием в руках, в чем, однако, не преуспел, ввиду господствовавших повсеместно "измены, трусости и обмана», говоря словами Царя-Мученика Николая Александровича).

Генерал Корнилов также дважды посещал Государыню Александру Федоровну в Александровском дворце (5 марта – совместно с заклятым врагом Дома Романовых, масоном-октябристом Александром Ивановичем Гучковым, и 8 марта). Об этих посещениях Царицы Корниловым сохранились весьма разноречивые сведения, однако – как бы то ни было! – именно Лавр Георгиевич, всецело обязанный своим положением и военной карьерой Государю Императору Николаю Александровичу, счел для себя возможным осуществить, по распоряжению Временного правительства, в отсутствие Государя Императора, арест Императрицы и больных корью Августейших детей, находившихся в Александровском дворце Царского Села. Не случайно впоследствии ударники-корниловцы пели в своем полковом марше "За Россию и свободу»:

Мы былого не жалеем,

Царь нам – не кумир.

Лишь одну мечту лелеем –

Дать России мир.

Что поделаешь – как говорится, из песни слова не выкинешь. Возможно эти не слишком благовидные деяния, совершенные заслуженным генералом Л.Г. Корниловым в первые дни после Февральского переворота, стали причиной его страшного конца...

Карьера Корнилова при Временном правительстве оказалась, на первых порах, еще более успешной, чем при Царе. В мае 1917 года он получил назначение командующим 8-й армией Юго-Западного фронта, 27 июня стал генералом от инфантерии (иначе говоря, генералом пехоты, то есть – полным генералом), 7 июля – Главнокомандующим войсками Юго-Западного фронта.

Став свидетелем нараставших, в результате поощряемой дорвавшимися до власти и усердно подзуживаемыми из-за рубежа "ревнителями свободы и демократии» беспрепятственной подрывной деятельности врагов России, систематически разлагавших Русскую Армию, генерал от инфантерии Корнилов изменил свое прежде терпимое отношение к "революционным свободам» и начал настойчиво предлагать Временному правительству навести порядок в стране и, прежде всего, в армии – пока не поздно. Поэтому его имя стало приобретать все большую популярность, прежде всего в офицерской среде. Как вспоминал позднее будущий Донской Атаман генерал П.Н. Краснов, "Офицеры ждали от него (Корнилова – В.А.) чуда – спасения армии, наступления, свободы, победы и мира, потому что понимали, что продолжать войну уже больше нельзя, но и мир получить без победы тоже нельзя».

В то же время, для распропагандированных левыми агитаторами солдатских масс имя Корнилова, наоборот, стало равнозначным смертной казни и другим суровым наказаниям, которые он требовал восстановить с целью придания армии необходимой боеспособности. Этой же цели служило и формирование (между прочим, с полного согласия и одобрения Верховного Главнокомандующего Генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова, перешедшего впоследствии на службу к большевикам - хотя и "с кукишем в кармане», о чем недвусмысленно свидетельствуют его воспоминания, опубликованные вдовой генерала за рубежом после смерти Брусилова) из наиболее патриотически настроенных солдат и офицеров отборных "ударных частей», "частей смерти» и "революционных батальонов», своей "монашески-кладбищенской» символикой - черные мундиры, черно-красные шевроны, эмблемы "Адамовой (мертвой) головы» (т.е. человеческого черепа с костями) на погонах, рукавах, знаменах, головных уборах и значках - наглядно демонстрировавших свою готовность к смерти "во имя спасения Родины и Свободы» (по иронии судьбы, эта однозначно РЕВОЛЮЦИОННАЯ символика была впоследствии дискредитирована большевиками - беспощадными душителями свободы, которые, тем не менее, сами упорно рядились в тогу "революционеров» и "беззаветных борцов за свободу и народное счастье», в глазах многих поколений "подсоветских» людей как якобы "глубоко реакционная символика контрреволюционеров-белогвардейцев - предшественников фашизма»; в результате этой дискредитации и по сей день среди наших соотечественников встречаются еще совершенно "непроцарапанные», принимающие корниловскую форму за "эсэсовскую»!). Одной из первых воинских частей в их ряду стал сформированный подполковником Митрофаном Осиповичем Неженцевым "Корниловский Ударный отряд». Отряд был сформирован приказом генерала от инфантерии Л.Г. Корнилова по 8-й армии 10-9 мая 1917 г. под названием "1-й Ударный отряд». 1 августа 1917 г. он был переименован в "1-й Ударный полк».

Ударники корниловцы носили на левом плече щиток бело-сине-красного русского национального флага (введенного еще Императором Петром Великим): белый череп с костями над двумя белыми скрещенными прямыми обнаженными мечами остриями вниз и красной пылающей "гренадой» (круглой ручной гранатой) на синем (голубом) поле, а на правом - упоминавшийся выше красно-черный шеврон углом вниз. Впоследствии (по одним данным - в ходе т.н. "Корниловского мятежа», о котором пойдет речь далее, а по другим - уже после начала Гражданской войны) в верхней части нарукавного щитка появилась сделанная белыми литерами надпись "КОРНИЛОВЦЫ» (корниловцы-артиллеристы носили другой, черного цвета, нарукавный щиток, с серебряной или золотой "Адамовой головой» не "ан фас», а в пол-оборота, и двумя скрещенными серебряными или золотыми пушками над красной пылающей гранатой, черные артиллерийские погоны с красным просветом и красными выпушками, а также не черно-красные "общекорниловские» фуражки, о которых подробнее будет сказано ниже, а традиционные для артиллеристов Русской Армии фуражки с темно-зеленой тульей, черным околышем и красными просветами). Серебряные пуговицы корниловцев были (как и у всех чинов Русской Армии) по-прежнему, "как при старом режиме», украшены коронованными царскими двуглавыми орлами. Парадной форме корниловцев надлежало быть черного цвета (черные шинели с серебряными пуговицами, черные кителя с белыми выпушками и серебряными пуговицами и черные брюки с белым кантом для офицерского состава; черные шинели, черные гимнастерки с белыми выпушками на воротнике, карманах и обшлагах и черные брюки - для унтер-офицерского и рядового состава; впрочем, черные шинели для корниловцев, кажется, пошиты так и не были, оставшись лишь в проекте), полевой форме - обычного для военнослужащих Русской Армии защитного цвета.

Офицерскому составу полагались серебряные галунные погоны с черно-красным просветом, унтер-офицерскому и рядовому составу (нижним чинам) - черно-красные суконные погоны с белыми выпушками (со временем многие офицеры-корниловцы также стали носить, вместо галунных серебряных, черно-красные, с белыми выпушками и просветами, суконные погоны) к парадной и защитные погоны - к полевой форме (к которой полагались также защитные погоны с черным трафаретным изображением черепа и костей). Кроме того, серебряные галунные и черно-красные погоны украшались серебряными (белыми) изображениями черепа над двумя скрещенными костями (от которых со временем, однако, отказались из-за трудности изготовления в военных условиях; в годы Гражданской войны на корниловских погонах появилась серебряная или белая литера "К»; на черных, с красными выпушками и красными просветами погонах корниловцев-артиллеристов эта литера "К» была не белого или серебряного, а желтого или золотого цвета). На шинелях корниловцы носили черно-красные, с белой выпушкой, петлицы (у офицерского состава - с одной серебряной пуговицей).

Парадные фуражки корниловцев первоначально имели черную тулью с белыми выпушками, двухцветный черно-красный околыш с белыми выпушками, а вместо традиционной овальной русской кокарды - серебряный череп над двумя скрещенными костями (впоследствии - серебряный череп в лавровом венке, наложенный на два скрещенных меча остриями вверх). Однако впоследствии, в условиях военного времени, фуражки офицеров-корниловцев получили красную тулью с белыми выпушками и черный околыш с белыми выпушками (для унтер-офицерского и рядового состава вместо фуражек были введены бескозырки аналогичной расцветки). Очень часто черную форму, первоначально задуманную как парадная, стали носить в полевых условиях (при этом офицеры-корниловцы практически отказались от кителей, перейдя на солдатские гимнастерки). "Революционная» кокарда в форме черепа с костями была со временем, когда из голов корниловцев малость выветрился "революционный дух», была негласно заменена традиционной русской "царской» овальной кокардой (несмотря на вопиющую "старорежимность» и "реакционность» последней). Повсеместным стало ношение с защитной полевой формой "цветных» черно-красных парадных бескозырок и фуражек (несмотря на то, что они, как и черно-красные погоны, служили отличной мишенью неприятельским стрелкам - корниловцы как бы бравировали своим презрением к смерти).

Появился у корниловцев и свой собственный полковой, серебряный или белого металла, жетон - миниатюрное изображение нарукавного щитка с "Адамовой головой», скрещенными мечами (но только остриями вверх) и пылающей гранатой (существовавший в нескольких, отличавшихся друг от друга в деталях, вариантах). Но это произошло уже позднее, в годы Гражданской войны.

Корниловское зная было красно-черным, с белым изображением человеческого черепа над двумя скрещенными берцовыми костями на нижней черной и надписью белыми литерами "1-Й УДАРНЫЙ ОТРЯДЪ» - на верхней красной полосе.

Еще раз повторим: все это было сделано с полного одобрения революционного генерала А.А. Брусилова и закреплено соответствующим приказом Главковерха. Заметим также, что сам Л.Г. Корнилов никогда в жизни описанную выше черную корниловскую форму не носил.

Утром 8 июля 1917 года генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов направил Верховному Главнокомандующему генералу от кавалерии Алексею Алексеевичу Брусилову, министру-председателю Временного правительства князю Георгию Евгеньевичу Львову и военному министру Александру Федоровичу Керенскому телеграмму, в которой предлагал им вновь ввести на театре военных действий отмененные после свержения Царя исключительные меры наказания, вплоть до смертной казни. Правда, в тот день князь Львов вышел в отставку, и главой Временного правительства стал Керенский. Последний, уже в своем новом качестве, ответил Корнилову: "Приказываю остановить отступление...всеми мерами». В результате, по распоряжению генерала Корнилова в армии начались расстрелы дезертиров, шкурников и паникеров. Трупы расстрелянных выставлялись на всеобщее обозрение на дорогах с соответствующими надписями. Кроме того, в целях восстановления дисциплины на фронте было запрещено проведение митингов.

Телеграмма Корнилова, адресованная Брусилову, князю Львову и Керенскому, естественно, носила строго секретный характер. Тем не менее, она была совершенно неожиданно опубликована газетой "Русское слово». Стало совершенно ясно, что Корнилов хочет навести в армии порядок, а Временное правительство не дает ему этого сделать. В глазах патриотической общественности генерал предстал спасителем Отечества. На его адрес приходило множество поздравительных посланий.

Взбеленившийся "душка» Керенский потребовал отдать под суд тех, кто предал секретный документ огласке, но было уже поздно.

Керенский собрал совещание в Могилеве. Генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов не получил от премьера приглашения на это совещание, но прислал туда очередную телеграмму. В телеграмме Корнилов подчеркивал, что "в настоящее время необходимы одновременно с мерами репрессий и самые решительные меры к оздоровлению, омоложению офицерского командного состава».

С Корниловым был солидарен и его будущий преемник на посту командующего белой Добровольческой армией генерал Антон Иванович Деникин. По мнению Деникина, Временному правительству следовало восстановить в Русской Армии дисциплину, для чего требовалось учредить военно-полевые суды и ввести смертную казнь не только на фронте, но и в тылу, упразднить солдатскую "декларацию», комиссаров и солдатские комитеты.

Все эти требования изначально и выдвигал Корнилов. Решая, кого назначить Верховным Главнокомандующим, Керенский сделал выбор в пользу Корнилова, ибо, с полным на то основанием, считал, что прежний Верховный Главнокомандующий генерал Брусилов, ориентируется на солдатские массы (носившие его, как какого-то "революционного папу» на руках в кресле, украшенном красными лентами!) больше, чем на командный состав. В ночь на 19 июля 1917 года Временное правительство назначило генерала Л.Г. Корнилова Верховным Главнокомандующим. Корнилов сразу же выдвинул условия, при которых был согласен принять новое назначение. В качестве первого обязательного условия он назвал "ответственность перед собственной совестью и всем народом». Далее шли требования, выдвигавшиеся Корниловым и раньше.

По прошествии двух дней газета "Русское слово» опубликовала на своих страницах эти требования, назвав их "Условиями генерала Корнилова». Принятие этих требований, по сути дела, превратило бы генерала в военного диктатора, столь необходимого истерзанной войной и внутренней смутой России.

Корнилов считал власть Временного правительства гибельной для России. По этому спору к них в Керенским не раз возникали жаркие споры и ссоры. Керенский упорно не желал покидать свой высокий пост, к чему призывал его Корнилов. Положение дополнительно осложнялось начавшей развиваться у главы Временного правительства манией величия. Удивительно быстро "штатский рябчик» Керенский перешел в разговоре с заслуженными боевыми генералами Русской Императорской Армии на оскорбительно-высокомерный тон. Можно себе представить, как поседевших в боях за Россию генералов бесила такая манера Керенского. Особенно обижался на премьера Л.Г. Корнилов, отличавшийся крайним самолюбием.

В первых числах августа 1917 года в левую печать просочились сведения о том, что Керенский более не считает генерала от инфантерии Корнилова соответствующим занимаемой тем высокой должности, на которую сам же его назначил, и планирует назначить на его места генерал-лейтенанта Владимира Андреевича Черемисова, "умеющего ладить с исполкомом Советов» (и перешедшего впоследствии, после Октябрьского переворота на службу к злейшим врагам Национальной России - большевикам).

В рядах сторонников Корнилова нарастало возмущение. Совет Союза казачьих войск публично заявил, что отныне подчиняется только "своему вождю – герою Л.Г. Корнилову». Конференция Союза Георгиевских кавалеров недвусмысленно предупредила, что в случае смещения генерала Корнилова Временным правительством произойдет вооруженное выступление в его защиту. Временное правительство вызвало Корнилова "на ковер» в Петроград, но генерал отказался явиться.

Встреча Корнилова с Керенским состоялась только 10 августа. Но эта встреча не только не сгладила отношений между ними, но еще больше их обострила. Не без оснований опасаясь за свою жизнь, Лавр Георгиевич прибыл в Зимний дворец в сопровождении вооруженного отряда с несколькими пулеметами. Генерал предупредил "душку»-Керенского, что, если тот попытается убрать его "без лишнего шума» (как тот впоследствии убрал генерал-лейтенанта Александра Михайловича Крымова), то в ход будет пущено оружие.

После этого конфликта Керенский счел абсолютно необходимой "чистку» военного ведомства, где заседало слишком уж много открытых противников и скрытых недоброжелателей Временного правительства. Так, от занимаемой должности был освобожден Борис Викторович Савинков, ставший при Корнилове, фактически, главой военного министерства.

Корнилов заявил решительный протест против лишения Савинкова должности. Он подчеркивал, что "уход Бориса Викторовича...ослабит "престиж правительства». Своему начальнику штаба - генерал-лейтенанту Александру Сергеевичу Лукомскому - Корнилов приказал перебросить Кавказскую туземную (Дикую) дивизию и 3-й конный корпус Юго-Западного фронта (находившийся под командованием генерал-лейтенанта А.М. Крымова) в район Новосокольники-Невель-Великие Луки, откуда они могли спокойно вести военные действия как в направлении Москвы, так и в направлении Петрограда. Подступы к Петрограду (район между Выборгом и Белоостровом) заняла 5-я Кавказская казачья дивизия.

Разумеется, передвижение столь многочисленной группы войск не осталось незамеченным и вызвало в левых кругах настоящий переполох. Поползли умело разжигаемые закулисными кукловодами слухи о готовящемся якобы Корниловым военном перевороте. В такой напряженной обстановке в Москве 12 августа 1917 г. открылось Государственное совещание. В рамках этого совещания была широко развернута агитация за Корнилова. В ответ Керенский произнес речь, в которой тщетно пытался доказать непререкаемость воли и власти Временного правительства в армии и вообще в военных делах.

13 августа генерал Корнилов лично прибыл в Москву, где патриотическая общественность устроила герою торжественную встречу. Офицеры-фронтовики носили героя на руках.

На какое-то время Керенскому удалось заручиться поддержкой Корнилова в борьбе с большевиками. Взамен Корнилов потребовал от "Главноуговаривающего» (прозвище, данное русскими патриотами Керенскому за его популистские заигрывания с "серошинельной» солдатской массой) узаконить наконец смертную казнь не только на фронте, но и в тылу (требование генерала А.И. Деникина).

24 августа Б.В. Савинков доложил А.Ф. Керенскому о телеграфном запросе Л.Г. Корнилова по поводу введения смертной казни в тылу. Бесплодные препирательства с "Главноуговаривающим» продолжались до 26 августа, после чего Савинков пояснил, что подобная нерешительность со стороны Керенского дает Корнилову повод для восстания.

Тем временем терпение Корнилова окончательно лопнуло, и он решительно заявил (через Николая Николаевича Львова), что при сложившемся положении в борьбе с большевиками не окажет Керенскому никакой помощи и гарантирует как самому премьеру, так и Савинкову, жизнь лишь в случае их добровольного прибытия в Ставку. Дальнейшее пребывание Керенского на посту было названо Корниловым недопустимым.

В ответ Керенский завопил на всю Россию, что начался "Корниловский мятеж». Он объявил Корнилова изменником и врагом революции (а Корнилов, в свою очередь, объявил изменником Керенского). Лавр Георгиевич двинул на Петроград 3-й конный корпус, который, вместе с приданной ему Кавказской Туземной (Дикой) дивизией был развернут в армию под командованием генерал-лейтенанта А.М. Крымова...Медленно ползли по ниткам железных дорог эшелоны корниловцев. Часами они простаивали на станциях, где "мятежные» войска подвергались левой пропаганде. Прибывший в Петроград генерал-лейтенант Крымов 31 августа 1917 года застрелился (или был застрелен) то ли во время, то ли после аудиенции у Керенского. И "Корниловский мятеж» закончился, не успев толком начаться.

2 сентября 1917 года генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов был смещен с должности Верховного Главнокомандующего, затем арестован и, вместе с верными ему генералами и офицерами, посажен в тюрьму города Быхова по обвинению в государственной измене.

По настоянию Союза казачьих войск Донской Атаман Генерал от кавалерии Алексей Максимович Каледин обратился к Ставке с ходатайством отпустить генерала Корнилова и других быховских узников на поруки Донскому казачьему войску. Начальник штаба Главковерха генерал-лейтенант Николай Николаевич Духонин, опасаясь последствий, долго не мог принять определенного решения. Однако 19 ноября Корнилов и остальные быховские заключенные покинули тюрьму.

Генерал Корнилов в сопровождении своего личного конвоя, состоявшего из туркмен-текинцев, отправился на Дон. По дороге ряды его конвоя непрестанно редели в стычках с красными, пока Корнилов сам не распустил конвой, предоставив своим сторонникам "самим промышлять о своей голове». Позднее некоторые текинцы присоединились к своему "уллы-бояру» на Дону. Пробравшись с массой приключений на Дон, Лавр Георгиевич, вместе с "дедушкой Русской Армии» генералом М.В. Алексеевым и Донским атаманом генералом от кавалерии А.М. Калединым, вошел в состав так называемого Триумвирата – основателей Белого Дела.

Однако в Триумвирате не обошлось дела без трений. Стремившийся – для пользы дела – к непререкаемой, единоличной власти, генерал Корнилов даже планировал для организации Белого движения перебраться в Сибирь.

В январе 1918 года разгорелись жестокие бои между красными и белыми за Ростов, столицу Донского войска Новочеркасск и Таганрог. Хотя первые бои закончились победой белых, красные, гораздо более многочисленные, обеспеченные продовольствием и боеприпасами, неуклонно перемалывали малочисленные белые казачьи и добровольческие отряды. Среди казаков участились случаи деморализации и разложения (вплоть до продажи ими своих собственных офицеров большевикам на расправу). Реально для защиты Дона у Атамана Каледина осталось менее ста пятидесяти штыков и сабель. 11 февраля на заседании Донского войскового правительства Каледин сложил с себя звание Войскового Атамана и в тот же день застрелился.

Когда в сформированной генералами Алексеевым и Корниловым Добровольческой армии осталось всего три с половиной тысячи штыков и сабель (вместо первоначальных пяти тысяч), остро встал вопрос о самом существовании Белого движения на юге России. 28 февраля 1918 г. состоялось совещание с участием генералов Л.Г. Корнилова, М.В. Алексеева, А.И. Деникина и других. Было решено силой пробиться к Екатеринодару - столице Кубанского казачьего войска (не признававшего власти большевиков) и там привести войска в порядок. Так начался 1-й Кубанский поход Добровольческой армии (вошедший в анналы Первой Гражданской войны в России также под названием "Ледяного», поскольку шинели первопоходников, которым не раз приходилось вплавь форсировать ручьи и реки, покрылись на морозе ледяной "броней»).

Но большинство кубанцев высказали не больше желания помочь Добровольческой армии, чем донцы. Первопоходники с боями прошли по Кубани двести пятьдесят верст, когда узнали о захвате красными Екатеринодара.

В конце марта к Добровольческой армии присоединился трехтысячный отряд бывшего военного летчика, Георгиевского кавалера генерал-майора Виктора Леонидовича Покровского. Но это подкрепление (в отряде Покровского было семьсот раненых) не слишком улучшило положение армии, ослабленной болезнями и непрерывными боями с многократно превосходящими ее красными ратями, сквозь которые сплоченный отряд добровольцев проходил, как раскаленная игла через масло.

Тем не менее, Корнилову удалось выработать смелый и грамотный план освобождения Екатеринодара от красных. Суть корниловского плана состояла в том, чтобы разгромить красных южнее столицы Кубани, захватить склады боеприпасов и станицу Елисаветинскую, переправиться через Кубань и атаковать красных, засевших в Екатеринодаре.

Выход Добровольческой армии к станице Елисаветинской застал красных врасплох. Главные силы Корнилова практически без потерь переправились через Кубань, и к утру 9 апреля были готовы идти на штурм столицы Кубанского казачьего войска.

Однако генерал Корнилов допустил серьезный тактический просчет, оставив бригаду "храбрейшего из храбрых» генерал-лейтенанта Сергея Леонидовича Маркова (наиболее боеспособную на тот момент часть Добровольческой армии) на левом берегу Кубани для охраны раненых, и ослабив тем самым силы, предназначенные для штурма Екатеринодара, оборонявшиеся гарнизоном, вдесятеро превосходившим штурмующих по численности, не говоря уже о многократном превосходстве красных в артиллерии и пулеметах, боеприпасах и продовольствии. С другой стороны, вряд ли можно по-человечески осуждать Корнилова за это решение – Добровольческая армия практически не имела тыла, а шедшие по ее пятам большевицкие шайки беспощадно расправлялись со всеми белыми ранеными и больными, подвергая их перед смертью самым изощренным пыткам. Именно в ответ на большевицкие зверства, а не "по природной жестокости» и уж тем более не "из классовой ненависти» к "победившему пролетариату» (нелепым образом приписываемой советскими щелкоперами сыну простого казака и казашки!) Лавр Георгиевич, в свою очередь, приказал пленных не брать, хотя ситуацию этим не исправил).

9 апреля корниловцы начали стремительное наступление на Екатеринодар. Несмотря на большие потери, им удалось выбить большевиков с подступов к Екатеринодару и к утру 11 апреля очистить от большевиков предместья кубанской столицы. Однако в течение двух следующих дней сопротивление красных неожиданно усилилось.

На 14 апреля 1918 г. Лавр Георгиевич назначил решающий штурм Екатеринодара.

Однако утром 14 апреля в хату, где находился штаб Корнилова, угодил красный снаряд… Как писал впоследствии в своих "Очерках русской смуты» верный соратник убитого генерал Деникин, "Неприятельская граната попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли»... Когда офицеры Казанович и Долинский вытащили генерала Корнилова из разрушенной прямым попаданием хаты, он еще дышал. Однако через несколько минут Лавра Георгиевича не стало...

Первоначально планировалось до вечера скрыть от армии гибель Главнокомандующего, но скорбная весть быстро распространилась среди добровольцев. Это привело к упадку боевого духа. Штурм Екатеринодара был прекращен. Началось отступление. Ночью 15 апреля тела генерала Корнилова и павшего ранее основателя Корниловского ударного отряда – полковника М.О. Неженцева – были тайно захоронены на пустыре у немецкой колонии Гначбау, в 50 верстах от Екатеринодара. На месте захоронения не было оставлено ни могильного холмика, ни креста, чтобы исключить его осквернение большевиками.

Однако наутро красные, заняв колонию Гначбау, нашли место тайного захоронения (нашелся, видно, и здесь свой Иуда, раскрывший им тайну захоронения). Тела генерала Л.Г. Корнилова и полковника М.О. Неженцева были с большой помпой отвезены в Екатеринодар, публично сожжены, а пепел развеян по ветру...

В документе Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков говорилось об этом в следующих выражениях:

"Отдельные увещания из толпы не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогли; настроение большевицкой толпы повышалось (…) С трупа (Корнилова – В.А.) была сорвана последняя рубашка, которая раздиралась на части и обрывки разбрасывались кругом. Несколько человек оказались на дереве и стали поднимать труп. Но веревка оборвалась, и тело упало на мостовую. Толпа все прибывала, волновалась и шумела. После речи с балкона стали кричать, что труп надо разорвать на клочки. Наконец отдан был приказ увезти увезти труп за город и сжечь его. Труп был уже неузнаваем: он представлял собой бесформенную массу, обезображенную ударами шашек, бросанием на землю. Тело было привезено на городские бойни, где, обложив соломой, стали жечь в присутствии высших представителей большевицкой власти, прибывших на это зрелище на автомобилях. В этот день не удалось докончить этой работы; на следующий день продолжали жечь жалкие останки; жгли и растаптывали ногами и потом опять жгли»...

В эсеровской газете "Новое дело народа» от 19 июня 1918 года были приведены еще более ужасающие подробности "красных похорон», устроенных Корнилову торжествующими большевиками:

"Торжеству большевиков не было конца, и сейчас же было решено отправить тело знаменитого "контрреволюционера» в Екатеринодар, для обозрения "революционным народом».

Действительно, 3 апреля по Красной улице двигалось шествие, своим видом отодвинувшее нашу жизнь на несколько сот лет в средние века.

Нелепым казался быстро мчавшийся электрический трамвай, среди дикой картины, которая представилась запуганному интеллигенту.

Окруженные всадниками в красных костюмах с густо вымазанными сажею лицами, с метлами в руках. Медленно двигались дроги. На них, покрытый рогожей, лежал в нижнем белье Корнилова, как громко возвещали народу прыгавшие вокруг дикари. Запряженной в дроги лошади вплетены были в гриву красные ленты, а к хвосту прикреплены генеральские эполеты.

Вокруг телеги толпа баб, разукрашенных красными лентами, с метлами, кочергами и лопатами в руках, дальше – мужчины с гармошками и балалайками в руках.

Все это пело, играло, свистело, грызло семечки и улюлюкало. Процессия медленно подвигалась по улице; желающие – а их было много в толпе, плевали и глумились над трупом, предвкушая удовольствие от картины сожжения трупа.

Наконец труп подвезли к вокзалу Черноморской ж. д.: толпа волнуется, все хотят посмотреть, как будут сжигать на костре генерала. Бабы с детьми на руках пробиваются вперед; труп снимают с повозки и кладут на штабель дров, облитых керосином...

Через несколько времени толпа начинает расходиться от удушливого дыма; более любопытные остаются у костра»...

Командующим Добровольческой армии стал ближайший сподвижник Лавра Георгиевича Корнилова - генерал Антон Иванович Деникин.

Здесь конец и Богу нашему слава!