"БОЕВЫЕ ХОЛОПЫ» ЯМАТО

Часть III

REX LUPUS DEUS

"В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки».
Из песни братьев Покрасс на слова Бориса Ласкина "Три танкиста», впервые прозвучавшей в советском кинофильме "Трактористы».

"Мы продемонстрируем вам ценность, более высокую, чем уважение к жизни. Это – не свобода и не демократия. Это – Япония, страна нашей истории и традиции, та Япония, которую мы любим».
Юкио Мисима. "Гэкибун» ("Манифест»).

"Я понял, что путь самурая есть смерть».
Дзётё Ямамото. "Путь Смерти».

О ВОСПИТАНИИ СЫНОВЕЙ ЯПОНСКИХ "БОЕВЫХ ХОЛОПОВ»

Воспитание "боевого холопа» начиналось с раннего детства. Вместо волшебных сказок родители рассказывали малышам о "войне Гэмпэй» и о других, столь многочисленных в истории Японии и самурайского сословия, драматических событиях. В этих повествованиях отважные герои-самураи всегда опережали блистательные победы над врагами, а если военное счастье изменяло им – бестрепетно и хладнокровно шли на смерть. Как правильно предполагали взрослые, подобные рассказы пробуждали в детях пылкое желание когда-нибудь стать таким же, как вызывающие его восхищение идеальные герои из родительских рассказов.

Но чтобы стать истинными "боевыми холопами», одного желания было недостаточно. Воспитание настоящего "буси» – дело многотрудное, долгое, кропотливое, требующее ежедневного напряженного труда. С нашей сегодняшней точки зрения оно (как, скажем, воспитание спартанских юношей) может показаться излишне суровым.

Прежде всего, мальчика самурайского рода учили владеть своим телом и своими чувствами. Преисполненные любви к своему сыну, родители хотели научить его без жалоб сносить боль, голод, холод, отсутствие сна и любые другие жизненные тяготы. Если мальчик, паче чаяния, оказывался не в силах сдержать слезы, мать отчаянно бранила его за это проявление недопустимой для будущего "буси» слабости.

Железная воля, сильный и цельный характер, умение подчиняться жесточайшей дисциплине воспитывались в отроке не только великими примерами, увещеваниями и наставлениями, но и всеми условиями жизни будущего самурая.

Так, мальчиков в семьях японских "боевых холопов» будили еще в предрассветные сумерки, оставляли играть в нетопленой комнате, подолгу не кормили. Еще большие испытания ожидали их, однако, впереди, когда они подрастали, и их уже можно было учить чтению и письму в соседнем храме или монастыре. Детям приходилось проделывать долгий путь туда и обратно в любую погоду, часто без верхней одежды – даже в ненастную, дождливую погоду и зимой, совсем босыми или обутыми лишь в деревянные сандалии "гэта» на босу ногу.

Впоследствии им предстояло научиться побеждать чувство страха, свойственное всякому человеку от рождения. Будущих самураев оставляли одних ночью на кладбище или возле эшафота, в компании повешенных, обезглавленных, разрубленных на куски или распятых осужденных.

"Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат...»

В то время, когда мальчики закаляли подобным образом свою волю, их учили обращению с оружием. Приобщение к этому искусству начиналось с торжественной церемонии. Будущему "боевому холопу», которому к тому времени исполнилось пять лет, вручали меч (окончательно ставший к описываемому времени главным видом оружия и символом самурайского сословия, сменив в этом качестве лук). Первыми, основными учебными предметами были плавание, верховая езда и "дзюдзюцу» (джиу-джитсу) – искусство самозащиты без оружия. После освоения учеником этих азов, переходили к обучению стрельбе из лука ("кюдо»), единоборству на копьях-"яри» и глефах-"нагинатах», а также фехтованию на мечах. Кроме того, юный "боевой холоп» должен был овладеть и другими полезными навыками – например, научиться плавать со связанными руками и ногами, в том числе в доспехах, форсировать водные преграды, используя вместо моста лианы и, не оступаясь, сражаться среди бурных потоков горных рек.

К пятнадцати годам, то есть, к моменту окончания учебы, молодой человек должен был стать таким, каким и надлежало быть истинному самураю: "спокойным, как пес; неподвижным, как гора; холодным, как туман; быстрым, как ветер, в принятии решений и яростным, как огонь, в нападении». Поневоле вспоминается известное изречение одного политического, государственного и военного деятеля первой половины ХХ века, кровавыми буквами вписавшего свое имя в историю человечества:

"Крепкой, как выделанная кожа, твердой, как крупповская сталь, и быстрой, как гончие псы, должна быть германская молодежь».

Если прошедший обучение юноша из самурайского рода соответствовал всем этим требованиям, его находили достойным быть принятым в воинское сословие.

Церемония воинской инициации, так называемая "гэмпуку», начиналась с того, что кандидат в "боевые холопы» отказывался от своего детского имени, полученного при рождении, и принимал новое имя. После этого ему выбривали лоб и всю переднюю часть головы до макушки, а волосы на затылке заплетали в косичку – "магэ» (эту косичку пропитывали помадой и загибали вперед). Затем молодому "буси» вручали знаки его нового достоинства – "дайсё», то есть пару мечей (короткий и длинный), а также будничный лакированный головной убор, напоминающий колпак ("эбоси») (Аналогичные колпаки-"эбоси» использовались самураями описывемой эпохи и в качестве подшлемников – прим. авт.) и остроконечную шапочку для ношения во время торжественных событий и церемоний ("каммури»).

Сыновья рядовых самураев получали, как правило, лишь домашнее воспитание и, в лучшем случае, могли посещать частные школы. "Сёгун» (а в определенный период истории Страны Восходящего Солнца – также и "сиккэн»), "даймё» и другие высшие представители воинского сословия отправляли своих сыновей на обучение в элитные государственные школы. Помимо различных боевых искусств, знатные юноши постигали там глубоко укоренившееся в Японии учение Кун Фуцзы, а также изучали математику, медицину и фармацевтику, поэзию, овладевали искусством каллиграфии, а иногда - и чайной церемонии, пришедшей. вместе с употреблением чая, в Японию из Китая еще в эпоху Камакурского сёгуната и заимствованной самурайским сословием, а затем и другими сословиями, у буддийских монахов (практиковавших чаепитие, прежде всего, как средство сохранить бодрость и силы для медитации). Таким образом, когда молодые "боевые холопы» из аристократических семейств покидали стены училища, они были не только отменными воинами, но и высокообразованными людьми, наделенными тонким чувством прекрасного.

ИЗ ИСТОРИИ САМУРАЙСКИХ ГЕРБОВ

Историю европейского (а в известной степени – и азиатского) Средневековья вообще, и историю европейского рыцарства (а в известной степени – и историю мусульманских рыцарей-"фарисов», в особенности в "стране Аль-Андалус», то есть в покоренной "маврами» Испании) просто невозможно представить себе без гербов.

Герб считался символом воинской доблести рыцаря и всего его рода. Обычно герб имел форму щита. На нем изображали различные фигуры: плотоядных и травоядных животных (чаще всего – львов), птиц (чаще всего – орлов), рыб, звезды, башни и т.д. Каждая гербовая (геральдическая) фигура имела свой смысл. Например, птица без клюва обозначала раненого рыцаря; монеты – полученный за пленника богатый выкуп; крест – участие в Крестовом походе; полумесяц (круасан, крескент) – победу над мусульманским рыцарем-"фарисом».

Первоначально гербы европейских рыцарей расписывали только четырьмя красками ("тинктурами») – голубой, красной, черной и зеленой, обозначавшими четыре природные стихии (элемента). Голубая краска обозначала воздух, красная – огонь, черная – землю, зеленая – воду. Впоследствии число красок, использовавшихся в геральдике, возросло, их стали называть также "финифтями» ("эмалями»). "Тинктурам» стали придавать иное значение, уже не связывая их с природными стихиями. Красный цвет стал символизировать храбрость, мужество, неустрашимость. Голубой – величие, красоту, ясность. Пурпурный – достоинство, силу, могущество (как цвет королевских и Императорских мантий). Зеленый – надежду, изобилие, свободу. Черный - скромность, образованность, нестяжание. Причем при описании ("блазонировании») герба, в котором обязательно указывались "тинктуры», входящие в герб, можно было сразу определить, к аристократии или к числу коронованных особ относится его владелец. Дело в том, что для описания цветовой гаммы гербов простых рыцарей использовались названия эмалей (червленая, лазоревая, или лазуревая, пурпурная, зеленая, черная) и металлов (золото, серебро), для гербов представителей высшей аристократии – названия драгоценных камней (рубин, сапфир, аметист, изумруд, бриллиант, топаз, жемчуг), а для гербов принцев, королей и Императоров – цвета планет (Марс, Юпитер, Меркурий, Венера, Сатурн, Солнце, Луна). Над гербовыми фигурами, украшавшими поле щита, стали изображать рыцарский шлем с развевающимися перьями (а у отпрысков княжеских и других владетельных родов - корону). Чем древнее был рыцарский род, тем больше перьев изображалось на шлеме. Со временем к изображению шлема на гербе стали добавлять изображение намета - куска материи, которым участники Крестовых походов накрывали шлем, чтобы он меньше раскалялся от лучей жаркого южного солнца. Постепенно намет, под воздействием погодных условий и вражеского оружия, приходил во все большую ветхость, превращаясь в лохмотья и свисая со шлема клочьями (что находило соответствующее отражение и на геральдических изображениях). Кроме того, по мере распространения грамотности в рыцарской среде, на ленте под гербом стали писать какое-либо короткое изречение – девиз, обозначавший смысл герба или боевой клич рыцарского рода.

Разумеется, часть сказанного выше относится и к "рыцарям державы Ямато» - "боевым холопам» средневековой Страны Восходящего Солнца. Но в то же время у самурайской (и вообще японской) геральдики имелись свои специфические особенности, значительно отличавшие ее от геральдики европейского рыцарства.

Средневековые японцы покрывали буквально все – ткани, лампы, лаковые шкатулки и сундучки, веера, вазы, монеты и т.д. – гербами в виде изображений цветов, геометрических узоров и фигур, перьев, предметов вооружения или домашней утвари, монет, иероглифических знаков и т.п., нередко заключенных в круг, кольцо, шестиугольник и т.д. От европейской геральдики вообще японскую геральдику отличали следующие восемь основных, или главных, особенностей:

1.В самурайской (и вообще средневековой японской) геральдике отсутствовало обязательное правило помещать геральдические (гербовые) фигуры непременно на поле геральдического щита той или иной установленной формы. В отличие от европейских, японские гербовые изображения иногда (но далеко не всегда) окружались круговой или двойной круговой (кольцеобразной) линией, или же одинарной (или сдвоенной) линией в форме многогранника.

2.В самурайской Японии отсутствовала корпорация герольдов (профессиональных составителей и толкователей гербов, от названия которых происходит слово "геральдика» - искусство составления и толкования гербов).

В отличие от европейской рыцарской (и не только рыцарской) геральдики, в которой огромное значение придавалось (и придается) геральдическим цветам ("металлам» ("Металлами» в европейской геральдике традиционно именуются два цвета: желтый ("золото») и белый ("серебро») - прим. авт.) и "тинктурам» ("Тинктурами» в европейской геральдике традиционно именуются все цвета, за исключением "металлов» (желтого и белого): красный (червлень); синий или голубой ("лазурь»); черный ("сабль» или, согласно терминологии современной российской геральдики - диамант); пурпур (фиолетовый); синопль (зеленый); реже (и не во всех странах) употребляются другие цвета, введенные в геральдику позднее – например, оранжевый, телесный и т.д. – прим. авт.), в японской геральдике цвет гербовых изображений особой роли исторически никогда не играл. Собладалось лишь правило помещения гербовых изображений светлых цветов или тонов на темном поле (фоне), а темных – на светлом (например, на одежде или доспехах). И лишь при помещении гербовых изображений на предметах, видных издалека – знаменах, флагах, боевых значках, корабельных парусах и т.д. – цвет гербовых изображений играл определенную роль (наиболее употребительными в подобных случаях цветами были в самурайской Японии красный, синий, фиолетовый, белый, желтый, черный, зеленый, коричневый), но при этом совершенно не собладалось важное в европейской геральдике (хотя и устоявшееся далеко не сразу и в Европе) правило, согласно которому геральдическая фигура, помещенная на гербе конкретного владельца (в Европе – не только индивидуального армигера (Термин "армигер» означает в геральдике индивидуального или коллективного владельца конкретного герба – прим. авт.), но и рода, города, государства, цеха-гильдии) и поле герба, на котором данная фигура была помещена, могли быть только строго определенного цвета, а та же самая фигура, но только другого цвета (или помещенная на гербовом поле другого цвета) могла принадлежать уже совершенно другому владельцу.

3.На японских гербах отсутствуют столь широко распространенные в гербах европейских геральдические "меха» (как горностаевый, так и беличий) (В европейской геральдике существуют два "меха» - "горностай» (с разновидностью "противогорностай») и "беличий», или "вер» (с разновидностью "противобеличий»). Иногда к геральдическим "мехам» причисляется и черный цвет на гербах (поскольку его французское название "сабль», в своем исконном значении означает "соболь», то есть "соболиный мех») - прим. авт).

4.В Японии самурай-армигер мог изменить свои имя и фамилию, а вместе с ними изменить и свой герб на совершенно иной (такое случалось достаточно часто).

5.В средневековой Японии, в сущности, существовали (и существуют) только личные и фамильные (клановые, родовые гербы), при отсутствии на всем протяжении Средневековья гербов провинциальных, муниципальных (городских), областных, цеховых, корпоративных, гербов купеческих компаний, гильдий ремесленников, духовных и военно-духовных религиозных Орденов. Даже знаменитая эмблема хризантемы ("кику-мон»), возведенная, после "революции (реставрации) Мэйдзи» в ранг государственного герба Японии (в подражание государственным гербам тогдашних западных держав, на которые ориентировался Тэнно-реформатор Муцухито-Мэйдзи в своем стремлении осовременить вверенные ему его небесными божественными предками страну и нацию), была, по сути дела, всего лишь одним из нескольких гербов японского Императорского Дома. Гербы японских монастырей (и связанных с ними средневековых военно-монашеских Орденов) были в действительности гербами тех божеств, которым эти монастыри были посвящены. Так и в настоящее время эмблемой (гербом) японской авиакомпании "Джапан Эр Лайнс» служит фамильный "мон» самурайского класна Мори – журавль с поднятыми крыльями (буквально: "журавль-круг»).

6.Японский фамильный герб ("мон» или "камон») был широко распространен в эпоху расцвета самурайского сословия как отличительный знак "воинского дома» или группы самураев, объединенной общими интересами ("бусидан»). Гербы-"камон» наносились на одежду "боевых холопов» (прежде всего – на кимоно), на их оружие, боевые доспехи, знамена и опознавательные флажки, конскую сбрую и попоны, бытовые принадлежности, например – посуду, ширмы, подставки для мечей ("катана-какэ») и т.д. Фамильный самурайский герб обычно передавался по наследству вместе с родовым именем, хотя в истории военного сословия Страны Восходящего Солнца известно немало случаев, когда "боевые холопы» меняли свои гербы, нередко вместе с фамилией.

7.На японских гербах отсутствуют изображения рыб (хотя изображения рыбы – чаще всего, карпа, как символа отваги и мужества – часто присутствовали, целиком или частично, в оформлении самурайских шлемов и доспехов, на флагах, поднимаемых на шестах над японскими домами в "праздник мальчиков» и т.д.), человеческих фигур, фигур животных (кроме бабочек) и птиц (кроме некоторых – например, воробья, журавля, дикой утки или дикого гуся).

Вообще же японские гербы отличались огромным разнообразием.

Так, например, герб самурайского клана Ии изображал колодезные трубы, герб клана Иноуэ – колесо со спицами из соколиных перьев, заключенное в круг; герб клана Минамото – двух летящих диких гусей, заключенных в кольцо; герб клана Токугава – три листка мальвы в круге; герб клана Мори – журавля; герб клана Хэндзе – девять глаз (вписанных в ромбы, образующие решетку); герб клана Коибэ – написанное иероглифическим шрифтом слово "Ко» (что означает "маленький» и в то же время образует начальный слог фамилии "Коибэ» - типичный пример так называемого "говорящего» герба); герб князя-воителя Сингэна Такэды - четыре разрубленных водяных ореха (в виде четырех маленьких ромбов, соединенных в один большой ромб), герб Хидэёси Тоётоми - японская мальва; герб Нагамасы Адзаи - три панциря черепахи, дарующей процветание; герб Масамунэ Даты - пару воробьев, порхающих в бамбуке и т.д.

Немало самурайских и вообще японских родовых гербов имеют весьма древнее происхождение. Полагают, что первые "мон» возникли в качестве принадлежности дворцовых костюмов придворной аристократии-"кугэ» в периоды Нара (710-794) и Хэйан (704-1185). Многие узоры, превратившиеся со временем в гербы - например, хризантема (служащая по сей день государственным гербом Японии), глициния, павлония ("мон» кланов Асикага и Минамото), пион, плющ, камелия, айва, узоры "семь звезд» и "девять звезд», "томоэ» ("Томоэ» - предмет в форме запятой, служивший в древности магическим амулетом-оберегом. Вероятно, форма "томоэ» имеет отношение к клыкам и зубам диких животных, из которых в древности делали ожерелья. Уже в древнейшие периоды японской истории – эпохи культур Дзёмон и Яёй – подвески ожерелий стали делать не из клыков и зубов диких зверей, а из полудрагоценных камней – яшмы (вспомним одно из трех "небесных священных сокровищ» Императорского дома - символ Луны), нефрита и т.д. В самурайской геральдике "томоэ» чаще всего встречается в виде "тройного томоэ» ("мицудомоэ»), закрученного по или против часовой стрелки (что, вопреки всяческим довольно широко распространенным легендам и домыслам "конспиролухов» не имеет существенного значения, как и "направление вращения» свастики-"мандзи»). "Томоэ» было, в частности, гербом военного предводителя самураев в годы Корейской компании Такакагэ Кобаякавы (1532-1596), сохранились его изображения в шлеме, украшенном на лбу большим серебряным "томоэ» - прим. авт.), "ханабиси» ("Ханабиси» - "цветочный ромб». Не имея отношения к конкретному цветку, "ханабиси» представляет собой популярный узор окраски тканей, начиная с эпохи (периода) Хэйан - прим. авт.), "мицудомоэ» ("Мицудомоэ» - разновидность "томоэ», "запятые» которого больше напоминают лучи "трискелиона», "трискеля» или "трифоса» ("трехлучевой» свастики с лучами в форме лезвий кос). Судя по сохранившимся иллюстрациям, именно эта разновидность "томоэ» украшала боевые доспехи отважной девушки-"буси» Годзэн ("Госпожи», или "Дамы») Томоэ, жены (а согласно другим версиям – возлюбленной или просто "боевой холопки») героя Ёсинаки Минамото, получившей свое прозвище эт этого гербового изображения – прим. авт.), и многие другие, первоначально были просто рисунками, наносившимися на ткань при окраске.

Не совсем ясно, когда именно появились "мон», однако уже в течение второй половины эпохи Хэйан определенные аристократические кланы пользовались различными, строго определенными узорами. Функционально это делало эти узоры близкими к первым семейным гербам, "камон», хотя фактически эти узоры фамильными гербами еще не являлись.

В XII веке "мон» стали использоваться самурайскими "воинскими домами». Так, в повести "Сказание о земле Муцу» ("Муцуваки»), посвященной военным кампаниям Ериёси Минамото и Ёсииэ Минамото, входе которых они подавили мятежи в провинции Муцу, сообщается, что Ёсииэ Минамото использовал на своих знаменах и полотнищах, огораживающих ставку главнокомандующего ("маку», или "дзинамаку») изображение двух голубей (стоящих друг напротив друга и глядящих друг на друга). Голуби считались священными птицами-посланцами бога войны Хатимана (знакомого нам по предыдущим страницам нашего повествования обожествленного принца – завоевателя Кореи, сына воинственной регентши Дзинго Кого), являвшегося одновременно фамильным божеством рода Минамото. Свиток XIV века "Госаннэн Кассэн Экотаба», иллюстрирующий "Вторую Трехлетнюю войну», помещает на "дзинмаку» Ёсииэ Минамото вписанные в круг стилизованные изображения двух летящих птиц – по идее, тех же самых голубей бога Хатимана, хотя на данном изображении они больше напоминают гусей (или двух диких уток). Возможно, это действительно дикие гуси. Основанием к подобному предположению служит пассаж в "Муцуваки», в котором взлетевшая стая диких гусей указала Ёсииэ на расположение неприятельского отряда. Ёсииэ же, в свою очередь, узнал об этой примере при изучении древних китайских военных трактатов.

В "Хэйкэ моногатари» (повести о войне между кланами Минамото и Тайра в 1180-1185 гг.) описываются гербы нескольких "воинских домов» - например, "мон» на веере, принадлежавшем роду Кодама. В качестве собственно гербов "мон» стали использоваться в период Камакурского сёгуната, как опознавательные знаки, позволяющие отличить своих воинов от чужих. Первоначально "мон» помещались на знаменах, затем их стали помещать также на доспехах, предметах вооружения, одежде и конском снаряжении. Судя по "Моко сюрай экотоба» (уже неоднократно упоминавшемуся нами выше "Свитку Вторжения» - иллюстрированному свитку, повествующему о попытках войск татаро-монголо-китайского каана Хубилая захватить Японию в 1274 и 1281 гг.), к моменту юаньского нашествия на Страну Восходящего Солнца "камон» стали использовать в качестве отличительного знака на поле боя. В этом свитке гербы можно увидеть на знаменах, флагах, отгораживающих ставку военачальника занавесях, конской сбруе и т.д. Знамена Тоётоми Хидэёси украшали золотые изображения тыквы. С каждой новой победой число золотых тыкв на его знамени увеличивалось, пока не достигло тысячи, в результате чего Хидэёси получил почетное (и в то же время несколько ироничное) прозвище "Тысяча Тыкв». Хотя существует легенда, согласно которой первым стал использовать "мон» на одежде "сёгун» Ёсимицу Асикага (1358-1408), но уже в эпоху Камакурского сёгуната гербы стали появляться и на одежде самураев, положив начало истории костюма "даймон» ("большие гербы»), в котором семейные гербы крупного размера располагались по всему полю одежды. К периоду правления "сёгунов» из Камакуры относятся и первые дошедшие до наших времен иллюстрации с изображениями родовых самурайских гербов. В повести XIV века "Тайхэйки» ("Сказание о Великом Мире») подробно описываются гербы самурайских родов и их использование, где только можно, начиная с индивидуальных опознавательных флажков на доспехах ("касэ-дзируси»), в том числе на боевых наплечниках ("содэ-дзируси») и кончая корабельными парусами. Существует шесть основных разновидностей "мон», являющихся стилизованными изображениями:

1)Растений (в том числе цветов, деревьев, листьев и кустов);

2)Животных, птиц и рыб;

3)Предметов вооружения и военных доспехов;

4)Религиозных символов (свастики-"мандзи», крестов (Кресты в качестве религиозных символов нашли широкое распространение в самурайской геральдике после прихода в Японию христианства, принесенного туда португальскими католическими миссионерами. Первым христианским миссионером, прибывшим в 1549 году в Японию, был иезуит Франциск Ксаверий (правда, не португалец, а баск, как и основатель Ордена иезуитов Иньиго, или Игнатий, Лойола), приведенный в восхищение японской культурой и писавший главе (генералу) своего Ордена в Рим, что "японцы – самый высокообразованный и лучший народ на Земле». Христианство приняли не только многие "даймё» (особенно Южной Японии), заинтересованные в торговле с "латинянами», связанном с ней повышении благосостояния и усилением влияния на соперников (и потому открывшие "франкам» свои порты), равно как и во всем верные своим сюзеренам "буси», но также рыбаки и крестьяне. В результате во многих княжествах острова Кюсю почти все население перешло в христианскую веру. Три обращенных в христианство "даймё» с Кюсю направили послов – юных знатных самураев – с письменной просьбой о духовной и материальной поддержке королю Португалии и римскому папе. За девять лет (1582-1591) послы-"буси» посетили Лиссабон, Мадрид, Флоренцию, Венецию, Милан и Рим, где были приняты самим папой римским. Впоследствии один из послов – "буси» Юлиан Накамура, после начала преследования христиан в Японии предпочел мученический венец отречению от Христовой веры; в период гонений на японских христиан, когда крест во всех видах находился под строжайшим запретом, исповедники Христовой веры заменили крест изображением цветка японской камелии, чей кроваво-красный цвет напоминает о крови Христа, пролитой Им во искупление грехов человеческих, и о крови мучеников - исповедников Христовой веры – прим. авт.) различной формы и т.д.);

5)Природных явлений (например, морских волн, полумесяцев, звезд, солнца, полной луны и т.д.);

6)Схематических философских знаков (в том числе иероглифических), хотя существуют и "мон» с изображениями других предметов (парусов, вееров, монет, кораблей и т.д.).

Приведем несколько примеров "мон», изображающих в стилизованном виде растения:

"Мацу-мон» (сосновые ветви, иглы, шишки) – символ мужества, долголетия (этот герб использовали преимущественно аристократы из самых древних и знатных родов):

"Татибана-мон» (листья и цветы мандарина) – символ здоровья, бессмертия, мудрости (этот герб носили члены семей семьи "хатамото» - телохранителей верховных военачальников средневековой Страны Восходящего Солнца);

"Цута-мон» (плющ) – символ верности и преданности;

"Мокко-мон» (цветок или цветы дыни) – символ выживаемости (фамильный герб клана Ода);

"Басёу-мон» (пальмовые листья) – символ победы;

"Тэйдзи-мон» (цветок гвоздики) – символ верности и постоянства;

"Хаги-мон» (магнолия) – символ благородства и настойчивости;

"Риндоу-мон» (горечавка) – символ верности (герб аристократических кланов Минамото и Мураками);

"Наси-мон» (цветы груши) – символ миролюбия (служебный герб послов);

"Сакура-мон» (цветы японской вишни-сакуры) - символ верности традициям (как уже упоминалось выше, начиненные взрывчаткой самолеты летчиков-самоубийц "камикадзе в годы Второй Мировой войны именовались "цветами вишни» - в память о строках средневекового поэта, сравнивающего скоротечность жизни самурая с эфемерным, но прекрасным, цветком сакуры);

"Аой-мон» (мальва) – символ долговечности (герб клана Токугава и их родственников);

"Аса-мон» (конопля, изображаемая часто в виде гексаграммы или пентаграммы) – символ верности;

"Ботан-мон» (пион) – символ благополучия;

"Фудан-мон» (глициния) – символ здоровья и выносливости;

"Момо-мон» (персик) – символ долголетия;

"Хиираги-мон» (виноградные листья) – символ живучести и плодородия;

"Кикё-мон» (китайский колокольчик) – символ постоянства и ответственности;

"Катабами-мон» (кислица, лесной щавель, часто неправильно именуемый у нас в просторечье "заячьей капустой») – символ чистоты и преданности;

"Касива-мон» (дубовые листья) – символ стойкости и смелости;

"Кадзи-мон» (листья тутового, или шелковичного, дерева) – символ здоровья, силы и благоразумия;

"Каэдэ-мон» (кленовые листья) – символ отваги;

"Умэ-мон» (слива) – символ мужества;

"Инэ-мон» (рис) – символ изобилия и долголетия;

"Итёу-мон» (гингко) – символ стойкости и долговечности;

"Аси-мон» (тростник) – символ богобоязненности и богомольности и т.п.

К концу периода (эпохи) Муромати (датируемого 1336-1573 гг.; в эту эпоху ставка "сёгунов» располагалась в районе города Киото, носившем названием Муромати ("Муромати» первоначально именовалась одна из улиц средневекового Киото, но впоследствии это название распространилось на весь прилегающий городской район прим. авт.)) количество "камон» выросло настолько, что возникла необходимость в их четкой классификации. Первое описание японских гербов было составлено приблизительно между 1510 и 1520 годом. К началу ХVI века уже было известно около двухсот пятидесяти "мон», сохранившихся до наших дней. Могущественные "воинские дома» самураев стали со временем иметь не по одному, а по нескольку "мон», применение которых часто строго регламентировалось. Так, самурайское семейство Санада из Синано использовало герб, изображавший шесть монет – "рокумондзэн» – в качестве военного герба. "Рокумондзэн» украшал знамена и доспехи этой представителей семьи "боевых холопов» на войне. Гербом того же самого клана Санада, использовавшимся им в мирное время, было изображение утки – "кариганэ». Отпрыски знатных фамилий "боевых холопов» нередко выбирали себе новый герб, не имевший ничего общего с гербом их предшественников. Так, "буси» Ёситацу Сайто, пасынок и наследник Досана Сайто, заменил герб последнего, изображавший волну ("нами»), на изображение павлонии ("госан кири»). Правда, в данном случае отказ от прежнего герба мог объясняться тем, что Ёситацу Сайто не был родным сыном Досана Сайто, и, кроме того, победил на поле боя (и в довершение ко всему - убил) своего отчима, так что смена "отцеубийцей» герба представляется оправданной.

Кроме того, общее увеличение численности армий в этот период и широкое использование в бою пехотинцев-"асигару», не принадлежавших к самурайскому сословию (хотя со временем они были причислены к самураям, в качестве самого низшего разряда воинской касты), привели к использованию упрощенных знаков различия, заменявший более сложные изображения гербов-"мон» на доспехах, шлемах и знаменах. В качестве примеров вытеснения гербов-"мон» более упрощенными опознавательными знаками могут служить изображения черного (или золотого) круга на доспехах "асигару» самурайского клана Курода или иероглифа "тай»("великий») на боевых знаменах "буси» Дайдодзи Масасигэ вместо более сложного изображения его родового "мон» в виде бабочки-махаона.

В эпоху (период) "сэнгоку дзидай» (приходящуюся, как мы с вами, уважаемые читатели, помним, на вторую половину XV- начало XVI века) также сложились достаточно строгие правила нанесения семейных гербов на одежду. На бытовое платье "мон» наносили в пяти местах – по обеим сторонам груди, на спине пониже ворота и сзади на оба рукава на уровне локтей. В широко известном у нас в свое время фильме Акиры Куросавы "Тень воина» ("Кагэмуся»), посвященном борьбе между самурайскими кланами Такэда и Ода, полководцы и другие самураи "даймё» Сингэна Такэды и Нобунаги Оды были одеты в церемониальные одежды-"камисимо», украшенные у каждого его собственным гербом.

В эпоху (период) правления "сёгунов» из "военного дома» Токугава (1603–1868) правящие круги сёгуната предприняли определенные шаги по фиксированию существующих на то время гербов. Властями сёгуната было принято решение о периодическом издании свода всех геральдических изображений Японии ("букан»). Мирные условия эпохи Токугава способствовали упрочению устоявшейся системы геральдики и ее упрощению, эстетизации, популяризации и развитию. Гербы все чаще наносились на гражданскую одежду, появились некоторые закономерности и стили в оформлении "мон». Большинство гербов стали симметричными и изображались в виде какого-либо орнамента.

В эту эпоху (именуемую также периодом Эдо – по названию тогдашней столицы Страны Восходящего Солнца), помимо "боевых холопов», гербы имели также куртизанки, актеры театра "Кабуки», торговцы и представители других сословий. Во многих случаях "мон» использовались как торговая марка, особенно в период укрепления торгового сословия. В эпоху Эдо черно-белые каталоги "мон» стали издаваться регулярно, являясь, по сей день, источником ценной информации о родственных связях в Японии той эпохи.

Долгая эволюция японских гербов не закончилась с завершением "самурайской эры». Многие японские семьи (как самурайского, так и не самурайского происхождения) продолжали использовать фамильные гербы в повседневной жизни. Число различных вариантов "мон» насчитывает от четырех до пяти тысяч рисунков, большинство которых являются производными от основных двухсот пятидесяти гербов эпохи Средневековья (имеющих более пяти тысяч различных комбинаций, ибо слияние самурайских фамилий порождало бесчисленное множество все новых вариаций).

О БОЕВЫХ ДОСПЕХАХ САМУРАЕВ "КЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ»

В том, насколько самурайские доспехи "классической эпохи» были самобытным творением японских мастеров-оружейников, легко убедиться, сравнив их с доспехами рыцарей средневековой Европы.

С середины XV века рыцари защищали себя уже не железными доспехами, сделанными из металлических чешуек и пластин, а цельноковаными латами. Снаряжение же японского "боевого холопа» - от нижней одежды до перчаток – состояло как минимум из двадцати трех отдельных элементов, которые не были скреплены друг с другом так жестко, как пластины европейских рыцарских доспехов. Торс самурая защищали нагрудник и наспинник из стальных пластинок, а руки и ноги – латные нарукавники и наголенники. Поверх льняной набедренной повязки японский "боевой холоп» надевал просторную юбку-штаны, в которую заправлял легкое военное кимоно ("хитатарэ»). Широкие штанины он убирал в матерчатые гетры и туго перевязывал кожаными ремешками. Для защиты голеней поверх гетр самурай надевал кожаные, покрытые металлическими чешуйками щитки, а бедра прикрывал разделенным надвое кожаным фартуком. На руки он натягивал кожаные перчатки, тыльная сторона которых была усилена металлическими пластинами – латными нарукавниками. Перчатки, а иногда – также наголенники и кожаный жилет также были защищены металлическими пластинами. Только надев все перечисленные выше предметы туалета и боевой экипировки, японский "боевой холоп» облачался в доспехи, состоявшие из нагрудника, наспинника и короткой, составленной из клиньев, юбки. Поверх доспехов самурай надевал большие трапециевидные наплечники, похожие на крылья. Широкий кожаный пояс, короткий меч-кинжал "танто», ремень для ношения оружия и длинный боевой меч-"тати» (Следует заметить, что в описываемый период существовало несколько разновидностей самурайского "длинного меча» ("тати»), а именно: "тати» обычной длины, несколько более длинный "сейро-дати» и сверхдлинный меч "но-дати» - прим. авт.) были совершенно необходимыми деталями вооружения. И, наконец, "боевой холоп» надевал подшлемник-"эбоси» из мягкой кожи, иногда - кожаную личину-маску, а в довершение ко всему – пышно украшенный шлем.

Украшения самурайского шлема, судя по дошедшим до нас рисункам, описаниям и подлинным шлемам "боевых холопов», могли быть самыми разными.

Так, один из шлемов Масакадо Тайра, первым из военачальников "боевых холопов» восставшего против Центрального Императорского правительства и дерзнувшего провозгласить себя Императором, был украшен парой рогов самца косули, а другой его шлем - парой ветвистых оленьих рогов.

Шлем Ёриёси Минамото – парой длинных бычьих рогов.

Шлем Ёсицунэ Минамото - победителя Томомори Тайра в битве при Дан-но Уру, завершившей "войну Гэмпэй» между "военными домами» Минамото и Тайра в пользу Минамото – парой декоративных плоских рогов-"кавагата» и навершием в виде головы китайской собачки "комаину».

Шлем Масасигэ Кусуноки – гербом в виде прямого, имеющего форму вогнутого с боков, сильно вытянутого книзу ромба, обоюдоострого и расширяющегося к концу (напоминая чем-то древнеримский меч-"гладиус») меча синтоистского бога Фудо, обрамленного рогами-"кавагата».

Лобовая часть шлема знаменитого предводителя "боевых холопов» времен "войны годов Онин» Кацумото Хасакавы – декоративной позолоченной розеткой с изображением цветка вишни.

Шлем Масасики Тагаси – героя войн раннего периода "сэнгоку дзидай» - служившим самурайскому "военному дому» Тагаси гербом изображение "гоэя» (священного волшебного жезла синтоистской религии).

Шлем Такахисы Симадзу – предводителя доблестного самурайского клана из области Сацума – позолоченным мечом синтоистского бога Фудо и парой позолоченных отростков-"кавагата».

Шлем великого воителя Сингэна Такэды – султаном из белых конских волос, парой золоченых бычьих рогов и позолоченной "маэдатэ» в виде ухмыляющегося лика злого духа-"они» на лобной части шлема.

Шлем Тосииэ Маэды – высоким позолоченным навершием в виде хвостового плавника... карпа (эта, в-общем-то, весьма мирная, по нашим представлениям – в отличие, например, от щуки или даже сома – пресноводная рыба издавна считается в Стране Восходящего Солнца символом отваги, мужества и стойкости) и прикрепленным к затыльной части шлема белым конским хвостом.

Шлем Тосинаги Маэды (сына Тосииэ) – еще более высоким, чем на шлеме отца (При виде шлема Тосинаги Маэды невольно создавалось впечатление, что он одержим стремлением превзойти своего отца во всем – в том числе и в размере своего нашлемного украшения... - прим. авт.), но покрытым не позолотой, а черным лаком хвостовым плавником карпа.

Шлем "кампаку» (а впоследствии – "тайко») Хидэёси Тоётоми (именуемый "шлемом солнечного света») – огромным нашлемником в форме покрытого красным лаком креста, увенчанного плюмажем в форме двадцати девяти лепестков ириса, символизирующих солнце с широко расходящимися лучами. Другой шлем Хидэёси, изготовленный из покрытого черным лаком железа, был украшен султаном из белых конских волос.

Шлем лихого одноглазого рубаки Масамунэ Датэ (на опознавательнои флажке-"сасимоно» которого, судя по дошедшим до нас рисункам, был изображен красный солнечный круг, или диск, на белом поле – прообраз современного национального, или государственного, флага Японии) – большим, сильно вытянутым в длину и закрепленным на навершии в диагональном положении полумесяцем рогами вверх.

Шлем сына сельского кузнеца, друга детских лет диктатора Хидэёси Тоётоми и героя Корейской компании "тайсё» Като Киёмасы – навершием в виде рыбьего плавника.

Шлем Хидэцугу Тоётоми (племянника и верного соратника Хидэёси Тоётоми, сопровождавшего его во всех походах и сражениях, назначенного им, вместо себя, "сёгуном», а затем – приговоренного им к "сэппуку») – "моэдатэ» в виде головы краба (или рака) и "вакидатэ» в виде стилизованных клешней этого не поддающегося ныне точной идентификации ракообразного.

Шлем Иэясу Токугавы (снабженный покрытой красным лаком личиной и обтянутый черной коровьей шкурой) – парой коровьих рогов (Когда Хидэёси Тоётоми одарил перешедшего на его сторону Иэясу Токугаву принадлежавшими до этого "военному дому» Ходзё земельные угодья (в награду за поддержку, оказанную Токугавой войскам Хидэёси при осаде крепости Одавара), то при сказал, как бы в шутку, что, приняв в дар эти сельские угодья, Иэясу теперь стал "коровой из Канто» (на тогдашней сельской равнине Канто ныне расположен многомиллионный город Токио, но это так, к слову). Эти слова всемогущего на тот момент диктатора Хидэёси Тоётоми, которые можно было бы вопринять, как скрытую издевку, мудрый и осмотрительный Иэясу Токугава предпочел обратить в шутку, приказав изготовить себе простые доспехи (типа "окегава-до») и шлем с коровьими рогами, обтянутые коровьей шкурой – прим. авт.).

Шлем Ясумасы Сакакихары – (кованый железный европейский шлем-"морион» португальского происхождения, с приклепанной к нему японскими оружейниками полумаской-"сикоро», защищающей нижнюю часть лица) – белым конским хвостом на затылочной части (Подобно многим военным предводителям "боевых холопов» времен проникновения в Страну Восходящего Солнца португальцев (например, Нобунаге Оде), Ясумаса Сакакихара охотно носил в боях и походах не только европейский шлем, но и европейские доспехи (в частности, кирасу из вороненой стали, по испанско-португальской моде), между прочим, и потому, что они лучше, чем тогдашнее японское защитное вооружение, выдерживали удары пуль, выпущенных из все шире распространявшегося в Японии огнестрельного оружия – прим. авт.).

Шлем Наотаки Ии – двумя огромными позолоченными отростками-"кувагатэ» в форме плоских рогов.

Шлем Тадамасы Хонды (выполненный в форме морской раковины) – клейнодом-"вакидатэ» в виде позолоченных волн прибоя, разбивающихся о берег, со стилизованными зелеными морскими водорослями по краям.

Шлем Ёсихиро Симадзу, предводителя сацумских "боевых холопов» – закрепленным в кольце на затылочной части белым конским хвостом.

Шлем Кагэкацу Уэсуги – огромным золотым "маэдатэ» овальной формы с изображением прямостоящей "классической» буддийской свастики (по-японски "мандзи») (Свастика (яп.: Мандзи) – древний индуистский и буддийский символ блага, счастья и благополучия, пользующийся в Стране Восходящего Солнца (как и в Индии, Китае, Непале, Сиккиме, Бутане, Корее и Индокитае) широким распространением, со времен прихода на Японские острова буддизма в лице ученика Будды Бодхидхармы-Даромы (считающегося основателем чань- или дзэн-буддизма) и других буддистских проповедников, и вошедший в фамильную и клановую геральдику многих самурайских родов (так, например, до наших дней дощел колчан для стрел "буси» XI века с изображением свастики – герба клана Хатисука; свастика нередко украшала не только шлемы, колчаны и заспинные флажки, но и боевые веера – например, веер того же Кагэкацу Уэсуги) – прим. авт.) черного цвета на навершии шлема, с небольшой позолоченной лисьей мордочкой в передней части шлема.

Шлем Нагаёси Мори – вырезанными из металла иероглифами, складывающимися в расположенный столбиком девиз "Наму Амида Буцу» - боевой клич мятежников из числа членов могущественного буддийского военно-монашеского Ордена (нередко именуемого "сектой», подобно измаилитскому военно-духовному Ордену низаритов-ассасинов) "Икко-икки», в уничтожении которых он, во главе своих "боевых холопов», принимал деятельное участие, после чего решил таким своеобразным способом увековечить память о совершенном подвиге.

Шлем Нагамасы Куроды – прикрепленной к его затылочной части и выдающейся вперед, нависая над козырьком, вогнутой металлической пластиной прямоугольной формы, символизирующей долину Ити-но тани, место знаменитой битвы, разыгравшейся в этой долине в 1184 году (о ней у нас упоминалось выше) (Шлем Нагамасы Куроды так и вошел в японскую военно-историческую традицию под названием "шлем Итти-но тани» - прим. авт.).

Шлем Масамунэ Дато, обтянутый медвежьей шкурой – двумя золотыми боевыми веерами - знаком полководческой власти, прикрепленными, соответственно, к его лобовой и затылочной части.

Шлем Мунэдзанэ Сироиси – "маэдатэ» в виде вырезанного из черного металла иероглифа "я» (соответствующего в произношении японскому глаголу "быть»).

Шлем Канэцугу Наоэ – "маэдатэ» в виде иероглифа "Ай» - первого знака идеограммы "Айдзу» (области, находившейся во владении Канэцугу).

Вес полного самурайского снаряжения описываемого периода не превышал двенадцати килограммов (для сравнения: вес защитного вооружения западноевропейского рыцаря середины XIII века составлял тридцать пять, а вес снаряжения современного пехотинца с полной выкладкой составляет около сорока килограммов).

Кроме того, самурайские доспехи не мешали движениям "боевого холопа», поскольку их отдельные детали не были жестко скреплены между собой. Преимущество такого боевого облачения было вполне очевидным: его части, заходя друг за друга, словно чешуя, закрывали одна другую. Японский "буси», облаченный в такие доспехи, был довольно надежно защищен от стрел, ударов копий и мечей, но, в то же время, мог самостоятельно передвигаться и без посторонней помощи садиться на коня и сходить с него, бегать, прыгать, взбираться вверх и даже плавать. Как уже упоминалось выше, после боя, сняв свои доспехи, "боевой холоп» мог быстро и легко упаковать их в небольшой дорожный сундучок, который было удобно переносить с места на место.

Однако доспехи не только защищали облаченного в них "боевого холопа». Их светящиеся краски, искусно изготовленные украшения и разноцветные "моны» (японский аналог родовых гербов европейских рыцарей), обычно вписанные в круг, сообщали всем и каждому о высоком ранге и знатности рода их владельца. Кроме того, они нагоняли страх на врагов самим своим видом.

Наплечники самурая, подобные крыльям, угрожающего вида шлемы с широкими полями и зловещего нашлемниками производили на неприятеля устрашающее впечатление, парализуя своим видом его волю к сопротивлению и снижая его боевой дух. Особенно жутким был эффект, производимый кожаной личиной, сквозь глазные прорези которой "боевой холоп» пронизывал врага своим пристальным, леденящим кровь, ужасающим взором.

О МЕЧАХ "БУСИ» КЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ

У японских "боевых холопов» и европейских рыцарей различались не только защитное, но и наступательное вооружение. Европейские рыцари сражались прямыми и тяжелыми обоюдоострыми мечами, а японские самураи классической эпохи – мечами слегка изогнутыми (хотя первоначально японские боевые мечи, заимствованные, вероятнее всего, через Корею из Китая, тоже были прямыми и обоюдоострыми - они-то и обозначались термином "кэн», т.е. собственно "меч») и гораздо более легкими. Японские мечи с их изящными клинками, пышно декорированными ножнами и овальной гардой ("цуба»), с рукоятью, перевитой разноцветными шелковыми тесемками, были очень красивы (не зря говорилось, что "меч – душа самурая»). Однако легендарную славу снискали себе, в первую очередь, клинки японских мечей, а не их изысканные украшения. Опытный мастер неделями кропотливо работал над каждым таким клинком. Для изготовления клинков самурайских мечей использовались различные по твердости сорта железа – в результате получалась сталь высочайшего качества. Искусно выкованный клинок не гнулся, не ломался и был острее бритвы.

О самых знаменитых самурайских мечах (как и ковавших их мастерах-оружейниках) складывались легенды, жившие веками и обраставшие на протяжении этих веков все новыми подробностями.

Так, например, о знаменитом оружейнике мастере Масамунэ рассказывали, что он начинал ковать очередной меч лишь после многодневного поста, повесив в своей кузне священный соломенный жгут для отвращения злых духов и распевая при каждом ударе молота: "Тэнка тайхэй!» ("Мир на земле!»). Поэтому мечи, выкованные благочестивым Масамунэ и обнаженные за правое дело, всегда приносили победу своим благородным владельцам.

А вот об ученика мастера Масамунэ - мрачном оружейнике Муромасе - легенды повествовали совсем другое. Когда злобный Муромаса ковал свои мечи, то, в отличие от своего учителя, призывал злых духов, распевая при каждом ударе молота: "Тэнка тайран!» ("Раздор на земле!»). И потому мечи работы Муромасы сами просились вон из ножен, стремясь как можно чаще отведать свежей человеческой крови. Было опасно владеть мечом Муромасы, ибо, не найдя соперника, этот меч обращался против своего владельца, кидавшегося на собственный меч и погибал жалкой смертью (не подготовившись надлежащим образом духовно к переходу в мир иной, что принципиально отличало подобное недостойное благородного самурая самоубийство от "сэппуку»).

Прежде чем приобрести у оружейника меч (поэтически именуемый "душой самурая»), японский "боевой холоп» удостоверялся в его главных качествах - твердости и остроте. Для этого он был по закону наделен правом "испытания меча». На груду песка клали приговоренного к смерти или тело уже казненного преступника, после чего рассекали его пополам. Если рассечь тело преступника пополам удавалось одним единственным ударом, самурай оставлял "успешно прошедший испытание» меч себе.

Известно несколько разновидностей японских мечей: одни из них "боевые холопы» носили, облачившись в доспехи; другие – облачившись в светские одежды. Мечи всегда носили попарно. Каждая пара мечей ("дайсё») состояла из длинного и короткого мечей.

Боевые мечи назывались "тати» (длинный) и "танто» (короткий).

Длинный меч-"тати» закрепляли тесемками на поясе и носили на левом боку. У "тати» была очень длинная рукоять, поэтому его можно было держать обеими руками. Короткий меч-"танто» (являвшийся, собственно говоря, скорее кинжалом или боевым ножом), длиной около тридцати сантиметров, самураи носили засунутым за пояс спереди, чтобы в любой момент иметь возможность вынуть его из ножен.

Как только "боевой холоп» снимал доспехи и надевал повседневную одежду, он менял и "военную дайсё» ("тати» и "танто») на "штатскую дайсё» ("катану» и "вакадзаси»). "Штатский» длинный меч "катана» напоминал "тати» (но не имел приспособления для ношения на боку), а "вакадзаси» представлял собой удлиненный вариант "танто».

"Дайсё» играла важнейшую роль в жизни самураев. Пара мечей удостоверяла, что ее владелец принадлежит к высшему сословию. Кроме того, самурай воспринимал "дайсё» и как символ своих не только сословных, но и личных чести и достоинства. Поэтому он снимал свой меч-"катану» лишь тогда, когда этого требовал этикет – во время аудиенций у Императора, встреч, на которых обсуждались важные вопросы, визитов или у себя дома. А с коротким мечом-"вакадзаси», даже в родных стенах, японский "боевой холоп» расставался лишь когда снимал с себя всю одежду – например, перед купанием или отходом ко сну. Однако в любом случае мечи всегда находились у "буси» под рукой: они стояли наготове перед входом в жилую комнату, рядом с письменным столиком или у изголовья "татами» (спального мата), в узорчатой деревянной стойке ("катана-какэ»).

О ПОСТИЖЕНИИ "БОЕВЫМИ ХОЛОПАМИ» ДЕРЖАВЫ ЯМАТО ВЫСОКОГО ИСКУССТВА "КЭНДЗЮЦУ»

Как известно, благородные рыцари-кавалеры всех стран и народов считали искусство боя на мечах высочайшим искусством. Успех поединка в подавляющем большинстве случаев зависел не от грубого напора, а от совершенного владения оружием, хладнокровной оценки ситуации, мгновенной реакции и абсолютной точности удара. Цель искусства владения мечом ("кэндзюцу») заключалась в достижении победы за счет молниеносной быстроты, позволяющей отбить атаку противника, нанесения скользящего удара по шее или укола в бок.

Японскому "боевому холопу» приходилось учиться "кэндзюцу» сызмальства, оттачивая свое умение фехтовальшика в изнурительных упражнениях на протяжении всей своей жизни. Чтобы достичь совершенства в высоком боевом искусстве владения мечом (точнее – мечами), те из самураев, которые могли себе это позволить, по завершении "основного курса обучения», посещали еще и какую-нибудь из многочисленных, разбросанных по всей Японии государственных или частных фехтовальных школ, где жили и преподавали лучшие в стране мастера "кэндзюцу». Обучение в этих фехтовальных школах начиналось с постижения "искусства выхватывать меч» - умения из любого положения (например, с колен) стремительно вскочить на ноги, выхватывая клинок из ножен, и мгновенно принять правильную боевую стойку.

Уже подготовленным ученикам усложняли задания, добавляя дополнительные упражнения. Освоившие их переходили к отработке все более трудных приемов. В ходе обучения оттачивались не только сноровка, быстрота реакции и точность удара, но и умение оценивать и предугадывать намерения противника. Юношей из самурайских родов довольно рано допускали к "упражнениям на человеке». При этом они поначалу сражались деревянными палками, затем – затупленными мечами, и лишь потом им разрешалось брать в руки боевое оружие. На этом этапе подготовки молодой самурай изучал первым делом шестнадцать основных ударов "кэндзюцу», наносимых вниз, вверх, наотмашь и по дуге. Лишь после того, как прилежный ученик безупречно овладевал искусством нанесения всех этих ударов, он переходил к отработке различных способов нападения и обороны, от которых на поле боя зависела жизнь всякого самурая.

Высшей ступенью постижения "кэндзюцу» было изучение техники ведения боя двумя мечами сразу, когда будущий воин демонстрировал полученные навыки в поединке не с одним, а с целой группой противников. Для этого нужно было развить в себе недюжинные акробатические способности. Многие "боевые холопы» в совершенстве владели этой сложнейшей техникой. Насколько можно было в этом преуспеть, наглядно демонстрирует пример основателя школы "кэндзюцу» - прославленного самурая-поединщика Ками-идзуми Исэ-но-ками Хидэцуны (1392-1490). Рассказывают, что этот гений фехтовального искусства мог вести бой на двух мечах одновременно с шестнадцатью (!!!) противниками, вооруженными не только мечами, но и древковым оружием (копьями и нагинатами), и всегда одерживал победы.

О ДРУГИХ ВИДАХ ОРУЖИЯ САМУРАЕВ "КЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ»

Помимо мечей (к "дайсё» порой добавлялись еще и "боевые иглы»), огромной популярностью у японских "боевых холопов» пользовался железный веер-"тэссан», применявшийся - часто в сочетании с кинжалом-"кодзукой» - для парирования ударов неприятельских мечей, для оглушения противника (в этом случае увесистый веер использовался в качестве боевой дубинки) и для отвлекающих маневров. Классическим оружием самурая считался также стилет-"дзюттэ», длиной около тридцати сантиметров, с отходящей от рукояти крючкообразной гардой. С помощью "дзюттэ» можно было, обладая известными навыками, выбить или вырвать меч из руки противника, тем самым обезоружив его. Многие "боевые холопы» средневековой Японии любили пользоваться своеобразным оружием под названием "кусари», в виде гирьки на длинной (до четырех с половиной метров) тонкой железной цепочке. В сложенном виде у "кусари» был вид безобидного комочка, но, ловко брошенная, она обезоруживала и сбивала с ног противника. Разновидностью "кусари» был кистень ("кусари-тамрики») – цепь с тяжелым металлическим шаром, закрепленная на короткой рукояти. Кроме того, каждый самурай был обучен обращению с посохом ("бо»), и "благородное искусство фехтования на посохах» приравнивалось к искусству владения копьем и глефой-"нагинатой». Однако самыми распространенными среди самураев видами оружия были лук со стрелами и копье.

Японский лук-"кю» описываемой "классической эпохи» обладал двумя особенностями. Он был очень длинным (от ста восьмидесяти до двухсот двадцати сантиметров) и асимметричным.

Точка натяжения (место, с которого слетает стрела) находилась гораздо ниже середины тетивы. Луки "боевых холопов» державы Ямато "классической эпохи» делались из бамбука. Их дальность стрельбы и пробивная сила были колоссальны. Выпущенная из такого лука стрела могла поразить цель на расстоянии более трехсот метров. В движущуюся мишень размером с собаку опытный стрелок попадал даже с дистанции сто пятьдесят метров.

Боезапас для своего лука (примерно двадцать пять оперенных стрел) самурай носил за спиной в колчане, напоминавшем ящик. Большинство стрел было снабжено острыми металлическими наконечниками. Имелись на вооружении и зажигательные ("огненные») стрелы с легковоспламеняющимися наконечниками (заимствованные из Китая). "Огненными стрелами» обстреливали деревянные палисады или крепостные сооружения, которые тут же загорались.

Третьим главным оружием "боевого холопа», наряду с луком и мечом, было копье. В качестве регулярного боевого оружия его начали регулярно применять лишь в XIV веке, когда "буси» все чаще вступали между собой не в конные, а в пешие схватки, и потому обе руки у них были свободными (при отсутствии необходимости держать левой рукой конские удила; от щитов "буси» державы Ямато уже давно отказались). Отныне копья играли важную роль во всех военных столкновениях и битвах. Знаменитые самураи, сражавшиеся на копьях, пользовались огромным уважением и непререкаемым авторитетом.

Древки японских копий изготавливались из самых высококачественных сортов древесины. Изящные стольные наконечники искусно выковались теми же мастерами-оружейниками, которые ковали и клинки самурайских мечей.

Наибольшим распространением среди древковых видов оружия в Японии описываемого исторического периода пользовалось обычное копье – "яри». Один конец древка "яри» был увенчан наконечником в форме обоюдоострого клинка, другой – коротким острым наконечником-подтоком, которым можно было втыкать древко копья в землю, выставляя его до диагонали, снизу вверх острием наконечника навстречу атакующему вражескому всаднику. В рукопашной схватке "боевой холоп» мог с помощью двуострого "яри» поражать противников по обе стороны от себя.

Существовало множество других разновидностей копья – с двумя или даже тремя остриями, с прикрепленными к древки под наконечником коваными крючьями (для стаскивания неприятельского всадника, как багром, с седла), лезвиями различной конфигурации, подобными клинку ножа или топора и т.д. Порой копья снабжались особыми иглами, оставлявшими на теле противника ужасные, рваные раны.

Парадные самурайские копья украшались длинными разноцветными перьями из хвоста петуха-феникса, специально выведенного в средневековой Японии с этой целью.

В "классическую эпоху» истории сословия японских боевых холопов копья достигли длины трех метров (превратившись, по сути дела, в пики - эти длинные копья назывались "наго-яри») и стали главным древковым оружием как конницы, так и пехоты (как уже говорилось выше, в нашем повествовании о битве при Сэкигахаре).

Похожим на "яри» видом древкового оружия была "нагината», своеобразная японская глефа, уже упоминавшаяся нами выше (аналог средневековой русской совни). Это оружие представляла собой древко с насаженным на него смертельно опасным, острым, как бритва, стальным наконечником, напоминавшим своей формой клинок меча (а не топора или секиры, в отличие от алебарды). Ловко орудуя "нагинатой», опытный "боевой холоп» мог заколоть противника, перерезать ему сухожилия ног, повергнув врага наземь, и даже отразить вражеские стрелы. Обращению с "нагинатой» обучались не только мужчины, но также девушки и женщины из самурайского сословия, вплоть до самых знатных дам.

Был, кстати, в военной истории самураев и период, когда у них состояли на вооружении и своеобразные арбалеты (самострелы) под названием "оюми». "Оюми» использовались главным образом при осаде деревянных палисадов (первых фортификационных сооружений средневековой Японии). Из "оюми» можно было выпускать в неприятеля как стрелы, так и камни.

"БУСИ» КЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ И "ОГНЕННЫЕ ТРУБКИ»

Впервые самураи "классической эпохи» познакомились с огнестрельным оружием (известным в Китае уже давно) лишь в 1543 году, когда к южному японскому острову Танэгасима причалил португальский торговый корабль (согласно другим источникам, это эпохальное для самурайского мира событие произошло еще раньше, в 1542 году, когда первые европейцы-"намбандзин», в лице команды португальского "черного корабля», прибыли на остров Кюсю). Как бы то ни было, наибольшее восхищение из всего португальского снаряжения у японцев вызвало огнестрельное оружие очередных "заморских дьяволов». И португальский капитан передал в подарок местному "даймё» несколько образцов этого нового для островитян (вероятно, давно забывших времена высадки в Японии в XIII веке монгольско-татарско-китайско-корейского экспедиционного корпуса каана Хубилая, также имевшего на вооружение огнестрельное оружие) - фитильных ружей-аркебуз. Кстати, португальцы же завезли на Японские острова траву "никоциану» (по-нашему – табак) и научили жителей Страны Восходящего Солнца искусству курения трубки. Впрочем, это так, к слову...

Аркебуза, или арекбуз (это название происходит от искаженного немецкого слова "гакенбюксэ», Hakenbuechse, то есть, "ружье с крюком») (Дело в том, что первоначально аркебузу держали двумя руками, упирали ее в крепостную стену или (когда стрельба производилась в морском бою) в борт корабля или доски палубы, или же клали на сгиб руки. Когда же со временем ствол аркебузы был удлинен, она стала тяжелее и, кроме того, увеличилась сила отдачи. Тогда к стволу был пристроен железный крюк (гак, гакен) у дульного среза, для пользования которым требовался упор. От этого крюка (гака) и произошли немецкое слово "гакенбюксэ» ("ружье с крюком»), а также древнерусское слово "гаковница». Аркебуза уступала луку и даже арбалету (самострелу), господствовавшим дотоле на полях сражений, как в меткости попадания, так и в скорострельности. Однако преимущества аркебузы заключались в независимости ее действия от физической усталости стрелка, большей дальнобойности, пробивной силе и немаловажном по тем временам звуковом эффекте, пугавшем лошадей вражеской конницы. В XVI веке испанцы усовершенствовали аркебузу, улучшив ее баллистические свойства. Эта усовершенствованная аркебуза получил название "мушкет». Новое ружье имело, по сравнению с традиционной аркебузой, больший калибр и большую дальнобойность. Стреляли из мушкета с сошки (или вилки), представлявшей собой шест с заостренным внизу концом (для упора) и развилкой вверху, в которую помещался ствол мушкета во время стрельбы. Длина сошки определялась в зависимости от роста мушкетера. Дистанция стрельбы из мушкета достигала от двухсот до трехсот метров. Скорострельность мушкета, как и аркебузы, была небольшой, к тому же во время его перезарядки мушкетер оказывался беззащитным. Зато мушкетные пули пробивали даже самые прочиные и тяжелые латы, которых японские "буси» - и, тем более, "асигару», как правило, не имели. – прим. авт.) представляла собой обычное для Европы того времени ручное огнестрельное оружие, заряжавшееся с дульной части – в него забивали заряд пороха, свинцовую пулю, пыж, после чего поджигали фитиль и производили выстрел. Причем, в отличие от более тяжелого фитильного ружья – мушкета – аркебуза была достаточно легкой для того, чтобы целиться и стрелять из нее без опорной сошки. После того, как португальские корабельщики продемонстрировали изумленным "боевым холопам» возможности этого невиданного теми дотоле оружия и объяснили им, как делается порох, местный "дайме» из рода Симадзу, пройдя месячный курс обучения стрельбе из аркебузы, приобрел у португальцев за огромную сумму две аркебузы. Предприимчивый князь повелел своим кузнецам оружейникам, скопировав оригиналы, изготовить по португальским образцам свои, японские, смертоносные "огненные трубки». Талантливые японские мастера на удивление быстро справились с поставленной перед ними задачей, вскоре наладив настоящее ружейное производство. Всего через шесть месяцев изготовленными ими аркебузами оказалось возможным вооружить уже шестьсот человек (Примерно тогда же появились в Японии и первые артиллерийские орудия. Однако пушки так и не нашли в самурайскую эпоху большого распространения (хотя и применялись – впрочем, реже в полевых сражениях, чем при осаде крепостей) – прим. авт.). Известие о новом, ни на что не похожем, оружии распространилось по всей Стране Восходящего Солнца со скоростью ветра. Технология изготовления "огненных трубок» распространилась очень быстро, и кузнецы стали отовсюду приезжать на остров Кюсю, чтобы учиться искусству изготовления нового вида оружия. Правда, "тэппо» поначалу считалось очень престижным и дорогостоящим оружием, поэтому оно далеко не сразу стало массовым.

Тем не менее, вскоре во всех крупных японских городах появились свои собственные умельцы, изготавливающие аркебузы не хуже "намбандзин». В небольшом приморском городке Сакаи, близ Осаки, было даже налажено массовое производство "огненных трубок». Пули из этих аркебуз летели на расстояние до двухсот метров. Опытный стрелок из аркебузы мог производить до пяти выстрелов в минуту.

Подобно европейской, японская аркебуза приводилась в действие тлеющим фитилем, который поджигал порох. Фитиль – пропитанный особым маслом шнур – закреплялся на S-образном рычаге. Когда стрелок нажимал на спусковой рычаг, тлеющий фитиль опускался к запальному отверстию, которое, во избежание несчастных случаев, закрывалось плотной медной крышкой. Процесс забивания пороха и пуль в ствол проходил без проблем, однако укладка более мелкого затравочного пороха на полку, скорее всего, требовала удаления фитиля на безопасное расстояние (не совсем понятно, как это делалось). Аркебузир обязательно должен был иметь при себе запасной фитиль: для того, чтобы пользоваться "тэппо» в течение дня, требовалось в среднем около двух метров фитиля. Некоторые "огненные трубки» имели в ложе отверстие, через которое пропускался "резервный» фитиль.

Японцы внесли ряд усовершенствований в аркебузы. Например, они изобрели лакированные футляры, чтобы "тэппо», когда ими не пользовались, оставались сухими. Далее, они создали водонепроницаемый щиток для запального отверстия, чтобы можно было вести стрельбу в дождь. Со временем приклад японской аркебузы настолько укоротился (а ее вес, соответственно, настолько облегчился), что "тэппо» стала напоминать длинный пистолет и стрельба из нее могла вестись и без сошки.

Разумеется, аркебуза, наряду с перечисленными выше достоинствами, имела и свои недостатки. Например, процесс ее перезарядки требовал немалого времени. К тому же она обеспечивала, особенно на первых порах, меньшую точность попадания, чем лук. Несмотря на это, еще в 1555 году наш старый знакомый - князь Сингэн Такэда, один из величайших полководцев своего времени – приобрел триста "огненных трубок», а в 1571 году приказал своим полевым командирам сокращать в войсках число копейщиков, увеличивать число аркебузиров и постоянно проводить занятие по огневой подготовке и учения для проверки меткости стрельбы. Будущее было однозначно за японскими "тэппо» - за аркебузами, чьи пули пробивали самурайские доспехи, и за пушками, чьи ядра разрушали стены самурайских замков. И "боевые холопы», невзирая на всю свою доблесть, ничего не могли противопоставить неумолимому ходу истории...

Именно своими, отечественными аркебузами, изготовленными японскими мастерами из Сакаи, вооружил свою армию грозный воитель Нобунага Ода, выступив в поход, чтобы положить конец междоусобным войнам "эпохи воюющих провинций», и воссоединить Японию. Успех этой дальновидной меры превзошел все самые смелые ожидания: как нам уже известно, в решающей битве при Нагасино (1575) три тысячи вооруженных аркебузами (или, выражаясь тогдашним русским языком, "огненным боем») стрелков Нобунаги Оды меткими залпами из-за палисадов скосили блестящую самурайскую конницу противника (эту победа замечательный японский кинорежиссер Акира Куросава запечатлел в своем замечательном, уже упоминавшимся нами выше художественном фильме "Кагэмуся», или "Тень воина»). Урок был столь впечатляющим, что и преемники Нобунаги, "объединители Империи» Хидэёси Тоётоми и Иэясу Токугава, отдали должное огнестрельному оружию. Именно "огненному бою» (в первую очередь – аркебузам, во вторую – артиллерийским орудиям, также заимствованным сынами Ямато у европейских "заморских варваров») они были, прежде всего, обязаны теми блестящими победами, которыми смогли, наконец, завершить дело Нобунаги, вернув Японии мир и единство.

Итак, огнестрельное оружие-"тэппо» сыграло в истории Страны Восходящего Солнца) решающую роль. Так, например, в эпохальной битве при Сэкигахаре, только в составе подкрепления, посланного Масамунэ Датэ на помощь своему командующему в октябре 1600 года, из общего числа в три тысячи "буси» четыреста двадцать бойцов были конными меченосцами, восемьсот пятьдесят – пешими копьеносцами, двести – лучниками, а тысяча двести (больше половины!) аркебузирами (о вооружении остальных трехсот тридцати воинов сведений не сохранилось). Другой резервный контингент, состоявший из двух тысяч "боевых холопов», включал двести семьдесят конных воинов, пятьсот пятьдесят копейщиков, двести пятьдесят стрелков из лука и семьсот аркебузиров (опять-таки больше половины личного состава) (О вооружении остальных "буси» данного контингента сведений до нас не дошло. - прим. авт.). К 1600 году основным видом вооружения японских армий стала аркебуза, вторым по значению – копье (достигавшее в описывемое время длины трех метров, превратившись, по сути дела, в пику, и ставшее главным оружием как конницы, так и пехоты), и только третьим – лук со стрелами (бывший главный вид оружия "буси» и символ принадлежности к воинскому сословию). В Японии "тэппо» квалифицировалось не по калибру (как в тогдашней Европе), а по массе пули (варьировавшейся от пятнадцати до ста десяти граммов). Пушки в те времена считались малоэффективными: они стреляли ядрами массой от одного до двух килограммов, причем имели небольшую дальность и в целом были не слишком надежны (нередко при стрельбе пороховые газы разрывали не слишком прочные пушечные стволы, убивая и калеча при этом орудийную прислугу). Однако уже после битвы при Сэкигахаре от английских и голландских торговцев были получены более качественные артиллерийские орудия, которые довольно хорошо зарекомендовали себя при осаде Осаки в 1615 году.

Аркебуза стала популярным видом оружия еще и потому, что изменился социальный состав японских армий. Если для обучения стрельбе из лука и физической подготовки требовалось подчас несколько лет, то спешно мобилизованного крестьянина-"асигару» можно было обучить стрельбе из аркебузы всего за несколько дней. Таким образом, "огненные трубки» стали идеальным оружием для мобилизованных солдат, временно бравшихся за оружие и не относившихся к самурайскому сословию.

Именно в силу вышеуказанных причин "огненная трубка» так и не прижилось в полной мере именно среди благородного самурайского сословия. Хотя с необходимостью применения "огненного боя» в новых условиях примирились, как с неизбежным злом, и даже вооружили аркебузами самураев низших рангов, знатные "буси» по-прежнему старались брать аркебузы (а впоследствии – мушкеты и пистолеты) в руки как можно реже. Причину столь отрицательного отношения истинных "буси» к "огненным трубкам» легко понять: огнестрельное оружие и тактика боя с его применением, противоречили самой сути "бусидо». Этика "пути воина» требовала сходиться с противником в смертельной схватке лицом к лицу. А огнестрельное оружие превращало сражение в кровавую бойню, в которой почти не оставалось места для личной доблести, и рыцарское искусство поединка (способность которого обеспечить победу была впервые поставлена под вопрос еще в период двух поочередных вторжений в Японию татаро-монголо-китайско-корейского экспедиционного корпуса каана Хубилая) отступало на второй план. Поэтому в Японии, после достигнутых первых успехов в деле столь многообещающих усовершенствований "тэппо», перестало ощущаться стремление к дальнейшему усовершенствованию перенятого у португальцев огнестрельного оружия, несмотря на его многократно доказанную бесспорную эффективность. На момент "революции (реставрации) Мэйдзи» 1867-1868 годов, лишившей самурайское сословие власти над Японией, японские стрелки были все еще вооружены "огненными трубками», мало чем отличавшимися от фитильных аркебуз, привезенных португальцами тремя столетиями ранее.

 

Скачать полный вариант статьи Вы можете в конце IV части, перейти ...

См также:

Часть I:

Часть II:

Часть III:

Часть IV: